Текст книги "Слово о полку Игореве"

Автор книги: Александр Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 60 страниц)

Однако в целом Тихонравовский № 337 (и сходный с ним список ЦГАДА, ф. 181, № 71)[На это обратил внимание Л. А. Дмитриев (см.: Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 408).] представляет другую редакцию Сказания (Распространенную), чем та, которая помещена в сборниках с Ипатьевской летописью (Основная). Последняя близка к особой разновидности Основной группы («О») Основной редакции, представленной списком ГИМ, собр. Уварова, № 802. И именно в этой разновидности есть два отрывка, обнаруживающие сходство со Словом о полку Игореве и Тихонравова, № 337.[ «Лисицы брешут, глядячи на злаченыя доспехи» (ГИМ, собр. Уварова, № 802, л. 194 об.); «Ужо бо восияет хула на хвалу. Уже бо вержется диво на землю» (Там же, л. 205). Ср. в Ермолаевском: «лисицы брешут, глядячи на златыя доспехи» (ГПБ, F.IV, № 231, л. 303) и «уже восияху на хвалу же, уже везется дивно на землю» (л. 314). В Архивском: «Уже возсия хула на хвалу и вержеся диво на землю» (ЦГАДА, ф. 181, № 71, л. 66). Н. С. Демкова установила, что аналогичная фраза есть в списке ГПБ, Эрмитажное собр., № 526: «вознесеся слава русская на поганых, уже бо ввержен скипетр на землю» (л. 36 об., ср.: ГБЛ, собр. Тихонравова, № 238, л. 86). {См.: Демкова. Заимствования из «Задонщины». С. 466.}]

Н. С. Демкова подметила, что после фразы о диве в Тихонравовском списке № 337 идет текст «уже от многих сот и под кони сотрошася».[Шамбинаго. Повести. Тексты. С. 116.] Но в Слове о полку Игореве перед аналогичным текстом о диве читаем «прострошася половци, аки пардуже гнѣздо». Н. С. Демкова в Сказании видит «звуковое уподобление» Слову.[В статье Н. С. Демковой не удалось обнаружить ни указанного наблюдения, ни сопоставления с приведенным чтением «Слова».] На наш взгляд, можно говорить об обратном. При этом в Ермолаевском списке текст еще более близкий: «мнози же сынове рустии сотрошася».[ГПБ, F.IV, № 231, л. 308.] В Ермолаевском списке есть и другие сходные со Словом тексты («уже нощи глубоце и заря изгасе», «древа вся прекланяются и трава вся силная постилается»),[ГПБ, F.IV, № 231, л. 303, 304 об.] отдельные выражения («буевы сынове», «обогатеем руским златом»).[ГПБ, F.IV, № 231, л. 309, 293 об. Отмеченную еще Р. О. Якобсоном близость выражений «буавии сынове» и «златоверхий терем» Сказания со Словом Л. А. Дмитриев считает возможным объяснить и «случайным совпадением» {Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 435).] Н. С. Демкова удачно сопоставила обращение Ярославны к солнцу и ветру с молитвой жены Дмитрия Донского Евдокии, опасавшейся, что солнце и ветер поразят ее детей: «егда поразить их ясное солнце с юга или ветер повеет противу запада, обоего не могуть еще тръпети».[Повести. С. 55. {См.: Демкова. Заимствования из «Задонщины». С. 451}] Сходный текст есть в списках Сказания Ермолаевском и Яроцкого.[ «А егда поразит их солнце со юга (и ветры повеют противу запада), обоего не могу терпети» (ГПБ, F.IV, № 231, л. 299 об.). Текст в скобках восстановлен по ГИМ, собр. Уварова, № 802, л. 180 об.]

В Сказании (как и в Задонщине) в момент отправления в поход Дмитрия Ивановича «солнце ему ясно на востоце сияет, пут ему поведает». С собою князь взял «десеть мужей сурожан, видения ради: аще что случится, имут тыи поведати в далнех землях».[ГПБ, F.IV, № 231, л. 299–299 об.; Повести. С. 55.] В сходных же выражениях говорится о выезде князя Игоря, которому «солнце… путь заступаше». При этом «Дивъ кличетъ… велить послушати земли незнаемѣ… Сурожу». Выше мы обращали внимание на странность появления Сурожа как «незнаемой земли», да еще в числе тех, которых предупреждает див. Не исключено, что этот фрагмент (судя по его контексту, смыслу и лексике)[Он непосредственно помещен перед фрагментом о лисицах, брешущих на щиты, восходящим к Сказанию] навеян Сказанием о Мамаевом побоище.

Наконец, последнее. В начале Слова лебедь «пѣсь пояше старому Ярославу».

В Сказании после того, как стало известно о спасении Дмитрия, «воеводы говорят: „Радуйся, наш древный Ярославе“».[ГПБ, F.IV, № 231, л. 310; Повести. С. 73.] Возможно, что обращение автора Слова к «давнему» («старому») Ярославу также имеет литературный источник.

Н. С. Демкова задала две загадки исследователям, на которые в настоящее время ни защитники древности Слова, ни сторонники позднего происхождения памятника не могут предложить сколько-нибудь удовлетворительного ответа. Причина этого состоит в неизученности взаимоотношения рукописей Распространенной редакции Сказания.

Первую загадку составляет чтение «телеги яки трубы гласят» (ГБЛ, ф. 29, № 1516, л. 365)[ «Глас скрипания телег» есть под 1240 г. в Ипатьевской летописи. {Пример из Сказания приведен Демковой на с. 453.}] или «яко град и телези ревуще» (ГПБ, Q.IV, № 354). Тут дело не просто в перекличке со Словом («Крычатъ тѣлѣгы полунощы»), а в том, что в обоих случаях упоминание о телегах находится в сходном контексте. В Повести перед ним говорится о глубокой ночи («нощи глубоце…»), а позднее о грозе («грозу подают»).[Шамбинаго. Повести. Тексты. С. 109–110.] В Слове лаконично: «Нощь стонущи ему грозою». После крика телег в Слове: «влъцы грозу въсрожатъ по яругамъ. Орли клектомъ…», в Повести: «волцы воюще грозно велми, по правой стране орлове кричаще… грозу подают»[Шамбинаго. Повести. Тексты. С. 110.]. Весь этот фрагмент сказания есть в Ермолаевском списке, но без упоминания телег.

Вторая загадка Н. С. Демковой – это выражение «Доне течеши сквозь Половецкую землю» Сказания Распространенной редакции по списку Тихонравова, № 238. В плаче Ярославны «Днепре… сквозѣ землю Половецкую». Предлог «сквозе» есть только в списках Сказания ГБЛ, Музейное собр., № 3123, ГИМ, собр. Уварова, № 492, ГПБ, собр. Погодина, № 1555, но дальше от Слова (протекла «сквозе каменныя горы, а течеши в землю Половецскую»).

Это чтение находим как раз в том месте Сказания, которое испытало вторичное влияние «Задонщины.[Кстати сказать, нет и в сохранившихся списках Задонщины глагола «треснули» (копья харалужные), который находим в Печатной группе Сказания и Псковской летописи (о ней см. в следующей главе). Этот глагол, как и предлог «сквозе», возможно, читался в Сказании или в Задонщине, которыми пользовался автор Слова.] Неясно, имелось ли оно в источнике данной версии Сказания (Задонщине) или появилось под пером компилятора. Если стоять на точке зрения первичности Слова о полку Игореве, то придется доказывать, что обнаруженные Н. С. Демковой совпадения с поздними списками Распространенной редакции Сказания читались в архетипе этого памятника (или Задонщины), или обосновать возможность вторичного влияния Слова еще на две версии Сказания.

Сама Н. С. Демкова в предлоге «сквозе» видит следы протографа Задонщины.[Демкова. Заимствования из «Задонщины». С. 470.] Но почему этого слова нет во всех сохранившихся списках памятника, остается неясным.

Характер текстологической близости Слова к Сказанию типа F.IV, № 231 исключает возможность влияния Игоревой песни на этот вариант Сказания.[Н. С. Демкова считает, что Слово влияло на Сказание и через Задонщину (в более первоначальном варианте, чем по спискам, в которых она сохранилась), и непосредственно «в виде цитат», как, например, в случае с «хулой и хвалой» (Демкова. Заимствования из «Задонщины». С. 476). О влиянии Слова на позднейшие варианты Сказания пишет и Л. А. Дмитриев (Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 434–438).] Ведь речь идет о мельчайших текстологических нюансах («вержется» Сказания и «връжеса» Слова, в отличие от «връжено» Задонщины; «хула» и «хвала», в отличие от «славы» и «хулы» Задонщины; то же и в случаях, когда нет черт близости Сказания и к Задонщине). Они не могли быть внесены под воздействием мотивов Слова о полку Игореве без следов какой-либо более значительной общности.

Л. А. Дмитриев, обратив внимание на то, что в списке Уварова, № 802 два места, близких к Слову (о хуле и хвале и о брешущих лисицах), находятся в песенно-эпических вставках, говорит «о непосредственной связи этих мест со Словом о полку Игореве».[Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 435–438.] С этим согласиться нельзя. Ведь фраза о «хуле» и «хвале» встречается не только в списках Сказания Основной редакции (Уварова, № 802, F.IV, № 231), но и Распространенной (Тихонравова, № 230 и 237, Оболенского, № 71), причем вне эпического контекста. Поэтому она не могла попасть в Сказание вместе с эпической традицией.

Н. С. Демкова полагает, что фрагмент с хулой был «использован в „Сказании“ на раннем этапе жизни текста, когда Основная и Распространенная редакции еще не разошлись».[Демкова. Заимствования из «Задонщины». С. 476.] Это – чистая декларация, не подкрепленная текстологическим анализом соотношения между обеими редакциями Сказания. Но так как в интересующем нас месте речь идет даже не о взаимосвязи редакций в целом, а их отдельных изводах, то гораздо правдоподобнее будет считать, что один из поздних изводов Основной редакции повлиял на один из изводов Распространенной. Обработку же фраз о хуле и лисице, следовательно, вполне можно отнести за счет самого составителя эпических мест архетипа списков Уварова, № 802 и сходных, а не возводить непосредственно к Слову о полку Игореве.

Еще более проблематично объяснение Л. А. Дмитриевым других черт близости Слова и отдельных списков Сказания. По его мнению, некоторые переписчики Сказания, сталкиваясь с заимствованиями из Задонщины, «вспоминали соответствующие места из „Слова“ и на основе этих припоминаний, не обращаясь к письменному тексту, вносили изменения в переписываемый текст, которые приближали отдельные чтения к „Слову о полку Игореве“».[Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 434.] Каким же уровнем ассоциативного мышления нужно было обладать в XVI–XVII вв., чтобы выискивать в Сказании фрагменты Задонщины, да еще близкие к Слову, и править их по памяти, зная, очевидно, Слово, как «Отче наш»! Никаких доказательств существования подобных приемов работы переписчиков Сказания Л. А. Дмитриев, разумеется, привести не мог.

Но допустим, что Слово влияло на позднейшую версию Сказания. Тогда сразу же придется предположить, что Игорева песнь была наряду с этим и источником архетипа Сказания, ибо сходство со Словом есть уже и в Основной редакции памятника. Далее, отмеченная выше манера использования источников не свойственна автору Сказания по списку Уварова, № 802 и сходным. Придется также допустить бытование Слова о полку Игореве в XVI–XVII вв., а следов этого у нас нет. Наконец, тот факт, что в Слове есть несомненные черты близости к Ипатьевской летописи, а именно в поздних списках ее и находится версия Сказания по списку Уварова, № 802, их придется объявить случайным совпадением. Не слишком ли много натяжек нужно сделать, чтобы сохранить гипотезу о древнем происхождении Слова о полку Игореве? Зато использование трех-четырех отрывков из Сказания одной из поздних версий (сохранившейся в сборнике с Ипатьевской летописью, близкой к Сказанию) в Слове о полку Игореве не может показаться неожиданным – такова же манера работы автора Игоревой песни и с другими источниками.

Извод Ипатьевской летописи со Сказанием о Мамаевом побоище, возникший не позже середины XVII в. (дата списка Яроцкого), основан на варианте, представленном Хлебниковским списком. Следовательно, Слово, если признать обоснованным предположение о знакомстве его автора с этим изводом летописи, не могло возникнуть ранее XVI–XVII вв.

Исторические сведения Слова о полку Игореве кроме Ипатьевской летописи имеют еще один источник – Кенигсбергскую летопись (издана в 1767 г.).[Точнее, речь идет о тексте, общем для Лаврентьевской и Кенигсбергской летописей. Текстологические данные не дают оснований для предпочтения какого-либо его списка. О причинах, почему мы считаем более вероятным использование автором Слова издания 1767 г., будет сказано в главе VI.] К ней восходят несколько текстов Слова. Во-первых, упоминание о походе князя Всеволода и Глебовичей на Волгу в 1184 г.[ «Иде князь Всеволод на болгары… со Глебовичи Рязанскими» («Библиотека…». С. 272).] Об участии в походе Всеволода «Глебовичей» Ипатьевская летопись не знает. Во-вторых, воспоминания Ярославны о «безводной жажде»[ «Изнемогли бо бяху безводьем» («Библиотека…». С. 277); ср. «тугою имъ тули затче» (Слово) с «сами во зной и в тузе» (летопись).] воинов Игоря, навеянное «безводьем», которым, по словам летописи, «изнемогли» участники похода. Возможно, и фраза «древо не бологомъ листвие срони» Слова[Речь, конечно, идет не о том, что автор Слова знал «о сроках листопада 1185 года» (Рыбаков, Кузьмина, Филин. Старые мысли. С. 156), а о том, что всякий наблюдательный человек может засуху связать с листопадом.] также навеяна сообщением Кенигсбергской летописи о засухе. Рассказ о листопаде является в Слове как бы присказкой к тому, что половцы «по Рсии, по Сули гради подѣлиша». Однако о захвате половцами городов по Суле говорится только в Кенигсбергской летописи, т. е. там же, где есть сведения о «жаре». Это также говорит в пользу того предположения, что Кенигсбергская летопись была источником Слова.

По Кенигсбергской летописи, битва продолжалась 3 дня («бишася 3 дни стрелци», «по 3 дни бо не пустили бяху их к воде»). Это перекликается со Словом («третьяго дни къ полуднию падоша стязи Игоревы»). По Ипатьевской летописи, трагическое сражение продолжалось всего два дня. Это, очевидно, и верно. Кенигсбергская (Лаврентьевская) версия ошибочна.[Рыбаков. «Слово» и современники. С. 252.] Ее появление Б. А. Рыбаков склонен объяснять тем, что составитель этой версии знал Слово о полку Игореве и неверно понял замечание о трех днях, в котором слито два сражения. Но никаких данных об использовании в Кенигсбергской летописи Игоревой песни у нас нет. Поэтому или в данном случае перед нами след воздействия летописи на Слово, или автор Слова синтезировал Ипатьевскую версию о двух сражениях.

Два текста: «по Рсии, по Сули гради подѣлиша» и «Уже бо Сула не течеть сребреными струями къ граду Переяславлю» тесно связаны между собою. Если брать конкретно – географически, то в последнем случае допущена ошибка: Сула никогда не текла к Переяславлю. Но дело, конечно, не в этом. В Кенигсбергской летописи рассказывается, что после разгрома Игоря половцы «гнаша отай к Переяславлю и взяша все городы по Суле» (третий мотив).[ «Библиотека…». С. 278.]

В-четвертых, рассказ о «Ярославлих» (принимаю конъектуру Д. С. Лихачева)[Лихачев. Исторический и политический кругозор. С. 15–16; Рыбаков. «Слово» и современники. С. 86–87. {См. также: Творогов О. В. «Ярославли внуки»//Энциклопедия. Т. 5. С. 293–295.}] и «Всеславлих» внуках, соответствующий летописному преданию (записанному под 1128 г.) о взятии меча «Рогволожими внуками противу Ярославлим внуком».[ «Оттоле мечь возимают Рогволожи внуцы противу Ярославлим внуком» («Библиотека…». С. 186).] «Рогволодовы» внуки в Слове превращаются во внуков эпического князя Всеслава, а «Ярославли» внуки остаются. Тема о мечах трижды варьируется в данном контексте Слова в связи с полоцкими князьями, причем в сходных выражениях («Приими мечь сей, понзи… поверг мечь свой», ср. в Слове: «уже понизить стязи свои, вонзить свои мечи вережени»). В Слове даже появился некий князь Изяслав Василькович, которого не знают источники,[Речь должна идти о Всеславе Васильковиче: см. под 1180 г. в Ипатьевской летописи, где упоминаются «Василковича Брячьслав из Витебьска, брат его Всеслав с полочаны» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 620). {См. также: Творогов О. В. Изяслав Василькович//Энциклопедия. Т. 2. С. 275–277.}] возможно, в результате ошибочного перенесения полоцкого князя Изяслава из рассказа 1128 г.

А. В. Соловьев полагает, что в Слове идет речь не о «Ярославлих внуках», а о Ярославе Глебовиче.[Soloviev A. V. Encore deux glosses sur Le Dit d’Igor//For Roman Jakobson. The Hague, 1956. P. 482–484.] Он ссылается на то, что под 1160 г. в Ипатьевской летописи говорится о походе Рогволода на некоего «Рославнаго» Глебовича (так И; в X и П «Ярославнаго»; в Ерм. «Ярослава»).[ПСРЛ. T. 2. Стб. 505. Ср.: под 1161 г. «на Ростиславнаго», X, П, «на Ростиславна» (Там же. Стб. 512). Ссылка А. В. Соловьева на сообщение Татищева 1160 г. (Татищев. История Российская. Т. 3. С. 72) ничего не прибавляет, ибо Татищев в данном случае использовал Ипатьевскую летопись, по списку, близкому к Ермолаевскому (Сазонова Л. И. Летописный рассказ о походе Игоря Святославича на половцев в 1185 г. в обработке В. Н. Татищева //ТОДРЛ. М.; Л., 1970. Т. 25. С. 32).] Но Ярослава Глебовича в источниках мы не встречаем. И если в данном случае считать, что речь идет именно о нем, то придется признать, что автор Слова о полку Игореве пользовался дефектным чтением Ипатьевской летописи по списку, близкому к Ермолаевскому, или рассказом В. Н. Татищева.[Б. А. Рыбаков не понимает, зачем нужно было привлекать в данном случае Кенигсбергскую летопись, когда любой современник мог знать, что у Ярослава были внуки (Рыбаков, Кузьмина, Филин. Старые мысли. С. 157). Но рассказ Слова о «Ярославлих и Всеславлих внуках» не просто упоминает о наследниках Ярослава, а текстологически совпадает со сведениями Кенигсбергской летописи о «Ярославлих и Рогволожих внуках».]

С Кенигсбергской летописью может быть сопоставлен рассказ о Мстиславе «иже зарѣза Редедю» (пятый общий мотив).[ «Мстислав… вынзе нож и зарѣза Редедю» («Библиотека…». С. 101–102). «Храброму» Мстиславу соответствует «храбор на рати» (Там же. С. 104), даже «предь плъкы Касожскыми» навеяно летописными выражениями «князь Касожский» и «ставшима обема полкома противу собе» (Там же. С. 101).] В Ипатьевской летописи рассказ содержит более отдаленное чтение («Бысть зарѣзан Редедя»).[Когда Б. Рыбаков пытается спорить с этим фактом на том основании, что «событие 1023 года имеется во всех спискахПовести временных лет» (Рыбаков, Кузьмина, Филин. Старые мысли. С. 156), то он не обращает внимания на то, что в Ипатьевской и сходных летописях форма этого сведения иная. Речь идет о текстологической близости памятников.] Эпизод с Редедей показывает, что автор Слова пользовался Повестью временных лет по Кенигсбергской летописи. В некоторых же случаях трудно определить, из какой именно летописи (Кенигсбергской или Ипатьевской) взял автор Слова фактический материал по истории Руси X–XI вв.

Шестой сходный мотив – это упоминание о походе князя Романа на половцев (1202, 1205 гг.).[О походах Романа на половцев рассказывает Кенигсбергская (Радзивиловская) летопись под 1202 и 1204 гг. Но упоминаются они в общей форме и в Ипатьевской под 1251 г. («Романа, иже бѣ изострился на поганыя, яко левъ, им же половци дѣти страшаху». ПСРЛ. Т. 2. Стб. 813). Поэтому шестой мотив может восходить и к Ипатьевской летописи.] В Слове читаем: «А ты, буй Романе и Мстиславе… тѣми тресну земля… и половци сулици своя повръгоша». По этому поводу Б. А. Рыбаков говорил: «Разве можно доказать, что за 34 года, предшествующих княжению, Роман Мстиславич ни разу не встречался с половцами».[Обсуждение одной концепции. С. 129; Рыбаков, Кузьмина, Филин. Старые мысли. С. 159–160; Кузьмин. Ипатьевская летопись. С. 82.] Оказывается, можно. Походы князя Романа Мстиславича на половцев недавно специально изучались Н. Ф. Котляром. Автор обратил внимание на то, что Ипатьевская летопись сообщает даже о незначительных стычках русских князей с половцами в XI в. Однако она ничего не говорит о каких-либо успешных походах князя Романа в Половецкую степь до самого начала XIII в. Княжение Романа на Волыни начинается с 1170 г. Вплоть до 1187 г. шла непрерывная война русских князей с половцами. Ипатьевская летопись подробно говорит о походах 1170, 1171, 1176, 1177, 1181–1182, 1184, 1185 и 1187 гг. Среди их участников имя князя Романа ни разу не названо. С другой стороны, половцы нападают на Киевскую, Переяславскую, Черниговскую земли, но Волынская земля была тогда для них практически недостижима, и у «Романа Мстиславича не было нужды бороться с ними». Не обладая сколько-нибудь значительной военной силой, «он не мог организовать самостоятельных походов или же принимать участие в совместных с другими князьями выступлениях против половцев».[Котляр М. Ф. Чи мiг Роман Мстиславич ходити на половцiв ранiше 1198 р.//Укр. iсторич. журнал. 1965. № 1. С. 117–120. Ср.: Pritsak О. The Igor’ Tale as a Historical Document. P. 45–50.] После смерти Ярослава Роман начинает борьбу за Галич и лишь к 1199 г. объединяет под своею рукою Галицкое и Волынское княжества. Вскоре после того, как в 1194 г. Рюрик занял Киев, он передал Роману 5 городов в Киевской земле. Только со времени получения Романом волостей в Киевщине возникла реальная возможность для столкновения его с половцами. На основании сочинения византийского хрониста Никиты Хониата и исследования Н. Г. Бережкова Н. Ф. Котляр уточняет даты походов Романа на половцев: 1197–1198, 1202 и, наконец, 1204 гг. Именно эти походы принесли князю славу победителя половцев, что дало возможность летописцу сказать после смерти Романа (1205 г.), что он «устремил бо ся бяше на поганыя, яко и лев».[ПСРЛ. T. 2. Стб. 716.] В Слове говорится, что половцы «по Рсии, по Сули гради подѣлиша». В Кенигсбергской летописи под 1185 г. есть аналогичный текст: «половцы… взяша все городы по Суле».[ «Библиотека…». C. 278.] В дополнение к этому в Ипатьевской летописи под 1187 г. читаем, что «половци по семь же почаша часто воевати по Реи (X, П Ршии, Е Русии)».[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 653.] Объединив данные обеих летописей, автор Слова создал поэтические образы Роси и Сулы – рек, после половецких набегов временно потерянных Переяславлем, т. е. Русью (седьмой мотив).

О восьмом мотиве можно только догадываться. В летописи говорится о том, что в поход Игорь отправился «со двумя сыновьями».[ «Библиотека…». С. 276.] В Слове же говорится, что вместе с солнцами (князьями) погасли «молодая месяца, Олегъ и Святъславъ». Речь идет о сыновьях Игоря. Их имена взяты из Ипатьевской летописи (под 1175 и 1177 гг.), но то, что Игорь в походе был с двумя сыновьями, автору Слова стало известно из Кенигсбергской летописи.

Девятый фрагмент относится к затмению. В Слове о затмении сообщается дважды: перед рассказом о выходе Игоря в поход и, по Ипатьевской летописи, когда русские войска стояли на берегу Донца.[Л. Мюллер считает, что во втором случае автор Игоревой песни говорит не о солнечном затмении, а вообще о заходе солнца (Müller L. Einige Bemerkungen zum Igorlied // Die Welt der Slaven. 1965. Jhrg. 10, H 3–4. S. 251–254). Но именно в первом случае автор Песни допустил ошибку (следуя Радзивиловской летописи), считая, что затмение было перед походом Игоря, а во втором он верно указал на время затмения. Рассказы о затмениях в Игоревой песни даны словами Ипатьевской летописи (первый случай) и Задонщины (второй случай). Об этом см.: Fennell. Р. 136–137.] Затмение случилось 1 мая, а поход начался 23 или 13 (по спискам X, П) апреля. Значит, в Слове допущена неточность. Ее причины разгадать нетрудно: в Кенигсбергской летописи запись о затмении помещена до рассказа о походе на половцев. Неверно истолковав данные Кенигсбергской летописи, автор сообщил, что затмение произошло перед выступлением князя Игоря на половцев, хотя летописец даты начала похода не давал.[Д. С. Лихачев не находит в Слове «неточностей, связанных… с описанием затмения» (Обсуждение одной концепции. С. 128). Однако крупнейший знаток древнерусской астрономии Д. О. Свят-ский писал: «по „Слову“ выходит, что затмение солнца было как бы поводом объявить поход на половцев. Но эта поэтическая вольность автора „Слова“ расходится с действительностью» (Святский Д. О. Очерки истории астрономии в Древней Руси. Ч. 2//Историко-астрономические исследования. М., 1962. Вып. 8. С. 30). {Ср. также: Творогов О. В. Астрономические явления в «Слове»//Энциклопедия. Т. 1. С. 73–76.}] Такая последовательность событий делала поэтическое повествование Слова более напряженным и, казалось бы, обоснованным.

По Ипатьевской летописи, затмение было частичное («солнце стояще яко месяц»), что соответствует положению вещей в Курской области.[Святский Д. О. Астрономические явления в русских летописях с научно-критической точки зрения//ИОРЯС. 1915. Т. 20, кн. 1. С. 111–112.] В Кенигсбергской сказано: «мрачно бысть вельми, яко и звезды видети человеком».[ «Библиотека…». С. 276.] Отсюда можно было сделать вывод о том, что затмение было полное.[Аналогично сведение Новгородской 1 летописи («маа в 1 день… солнце померче, яко на час и боле, и звезды быша». НПЛ. С. 228). «Что затмение было полным в Новгороде, – писал Д. О. Святский, – это следует из указания на видимость на небе звезд» (Святский Д. О. Очерки… С. 31). У Татищева сведения о полном (северное) и частичном (южное) затмении слиты воедино.] В Слове оно и изображено как полное («Тьмою вся своя воя прикрыты… тьмою путь заступаше»). И в данном случае мы встречаемся с поэтическим осмыслением летописного известия.[По Б. Рыбакову, два затмения получились из-за перебитых листов в Слове (Рыбаков, Кузьмина, Филин. Старые мысли. С. 156). Выше мы показали, что сходство структуры рассказа Игоревой песни с Ипатьевской летописью и Задонщиной не дает оснований говорить о наличии перебитых листов в Слове. Автор Слова не должен был знать, сколь часто происходят затмения.] В рассказе Кенигсбергской летописи о походе 1185 г. князь Игорь, обращаясь к воинам, говорит: «пойдем по них за Дон, возмем до конца свою славу и честь». Здесь же князья именуются «Ольговы внуцы».[ «Библиотека…». С. 276–277. В Кенигсбергской летописи 6694 г. дан по ультрамартовскому стилю, поэтому его надо переводить как 1185 г. (Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. С. 83).] В начале же Слова находим выражение «того (Олга) внуку». Мотив Дона взят в Слове в основном из Задонщины, но мог здесь известную роль сыграть и рассказ Кенигсбергской летописи. В Слове есть также выражение «ищучи себе чти, а князю славы». Так как оно употребляется в связи с началом похода, то оно может восходить и к летописному тексту.

Составитель летописной записи обвиняет «Ольговых внуков» в том, что они начали поход без участия других князей, стремясь добыть себе «хвалы»: «Ольговы внуцы… сами поидоша особе, рекше: Ци есьмо не князи же? Пойдем, також собе хвалы добудем».[ «Библиотека…». С. 276.] Аналогичный упрек автор Слова вкладывает в уста Святослава: «О моя сыновчя, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвѣлити, а себѣ славы искати» (десятый мотив). Эти горькие упреки, обращенные к Игорю, нарушают общий тон Песни, восхваляющей его ратный подвиг. И в этом можно увидеть дисгармонию, порожденную влиянием рассказа Кенигсбергской летописи.[Впрочем, элемент осуждения Игоря есть и в Ипатьевской летописи. Здесь также Святослав говорит, что Игорь и другие князья «не воздержавше уности, отвориша ворота на Русьскую землю» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 645).] Особенно, пожалуй, показателен одиннадцатый мотив. В Слове четыре раза находим формулу «Игорь князь», причем в одном случае «Игорь князь поскочи» (с. 40). В Ипатьевской летописи этой формулы нет вовсе, но она есть в Кенигсбергской в сходном контексте: «ускочи Игорь князь».[ «Библиотека…». С. 278. Б. А. Рыбаков удивляется: «Зачем же ради одного слова понадобилось привлекать еще одну летопись? Да и слово-то вполне обычное» (Рыбаков, Кузьмина, Филин. Старые мысли. С. 157). Речь идет не об одном слове, а о совпадении формулы «Игорь князь» (а не «князь Игорь») в конкретном случае при сходстве глагола. И Кенигсбергскую летопись автор Слова привлек не только в этом одном случае, а не менее двенадцати раз.]

Наконец (двенадцатый мотив), описывая словами Задонщины гибель Бориса Вячеславича в битве 1078 г. у г. Чернигова, автор заменил «ковылу» Задонщины созвучным названием Канин («Канину зелену»). Канин упоминался в рассказе Кенигсбергской летописи под 1152 г.[ «Библиотека…». С. 223. Подробнее см. главу II.]

Таковы основные мотивы Кенигсбергской летописи, созвучные Слову о полку Игореве. Черты текстологической близости некоторых из них к Игоревой песни видны из следующей таблицы:

2-й фрагмент. Кенигсбергская летопись:Изнемогли бо бяху безводьем… сами во знои и в тузе… Слово:Въ полѣ безводнѣ… тугою имъ тули затче

4-й фрагмент. Кенигсбергская летопись:противу Ярославлим внуком… приими мечьсей, понзи… поверг меч свой… Слово:Ярославли (в изд.: Ярославе) и вси внуцеВсеславли уже понизятьстязи свои, вонзять свои мечи вережени…

5-й фрагмент. Кенигсбергская летопись:  Мстислав зарѣза Редедю. Слово: Мстиславу, иже зарѣза Редедю…

7-й фрагмент. Кенигсбергская летопись: взяша все городы по Суле… Слово:по Сули грады подѣлиша…

11-й фрагмент. Кенигсбергская летопись:ускочи Игорь князь… Слово: Игорь князь поскочи

Все это не оставляет никаких сомнений в том, что Кенигсбергская летопись влияла на Слово. Следы этого влияния резко отличаются от того, что мы могли наблюдать, сравнивая Слово с Ипатьевской летописью. Мотивы Кенигсбергской летописи использованы как дополнительные, не нарушающие общей конструкции рассказа Слова. Шесть общих сюжетов к походу Игоря вовсе не относятся. Из шести непосредственно связанных с ним второй помещен в плач Ярославны, третий – в общей характеристике половецких побегов после похода Игоря, одиннадцатый– в рассказ о бегстве князя. Один (девятый) привлечен скорее для литературной обработки текста. Только восьмой и девятый как бы прибавляют новые данные в самое повествование о походе. Но именно здесь и получается неувязка с материалами его другого летописного источника. В восьмом пропущен княжич Владимир, а картина затмения, взятая из Кенигсбергской летописи, оказалась в вопиющем противоречии со сведениями, почерпнутыми из Ипатьевской. Двумя разными летописными источниками Слова и объясняется двукратное упоминание в нем о затмении (до и во время похода), доставившее столько хлопот исследователям.[Н. К. Гудзий прав, говоря, что в настоящем виде в Слове «явная астрономическая несообразность, состоящая в том, что либо затмение продолжалось непрерывно несколько дней подряд, либо на протяжении нескольких дней оно повторялось дважды» (Гудзий Н. К. Еще раз о перестановке в начале текста «Слова о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л., 1956. Т. 12. С. 37).] Это повторение явилось одним из аргументов в пользу необходимости сделать перестановку в тексте Слова, сблизив оба затмения. Но во втором случае, по Слову, оно случилось уже после того, как Игорь «поѣха по чистому полю». В первом же еще до выезда дружины («всядемъ, братие, на свои бръзыя комони»). Таким образом, уже по составу сведений, совпадающих с Кенигсбергской летописью, Слово не могло возникнуть ранее начала XIII в., ибо они входили в свод 1212 г.