Текст книги "Слово о полку Игореве"

Автор книги: Александр Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 60 страниц)

Нам земля подобна есть Руская милому младенцу, умрети (у матери У.—А. 3.), его же мати тешить, а рать лозою казнит, а добрая дела милують его. И потешить Господь Бог человеколюбец князи рускыя, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Владимера Ондреевича (И1) {л. 222 об. – 223 об.}.

Источники:

Побеже поганыйМамай» в Лукоморие, скрегча зубы своими(ГБЛ, собр. Ундольского, № 578: в поле иеуготованными дорогами, скречюще зубы своими, деруще лица своя), плачущи гръко, глаголя: « Уже нам, братие, в земли своей не бывати, а катун своих не трепати, а детей своих не видати, трепати нам сыраа земля, целовати нам зеленаа мурова» (Повести. С. 71, 197).

… побежим неготовыми дорогами… (ПСРЛ. Т. И. С. 64).

…Руская земля… тугоюи печалию покрышася… (Задонщина, фрагмент № 1).

…пригнахом с собою многиа стада: кони, верблюды, волы… и оружие их и доспехы, и порты их… (ПСРЛ. Т. 11. С. 67).

Уже веселье поничев славне гради… (Задонщина, фрагмент № 20).

…обогатеем русскым златом(Повести. С. 44).

Кликнуло дивов Русской земли, велит послушати грознымземлям. Шибла славак Железным вратом… (Задонщина, фрагмент № 16).

…А уже дивокличет под саблями татарскыми(Задонщина, фрагмент № 20).

… веръжем печаль… (Задонщина, фрагмент № 1).

… грозуподающе… (Повести. С. 145, 66)…не и мать, где главу подклонити (Л к. 9: 54).

…ни трубы не трубят… (Задонщина, по К-Б, фрагмент № 18).

…Мамай… прибеже к граду Кафе… (Повести. С. 75, 107, 153).

… на траву ковыль… (Задонщина, фрагмент № 17).

Начало разбираемого фрагмента Д. Н. Альшиц использует для датировки всей Задонщины. Он полагает, что памятник написан до похода Тохтамыша 1382 г. Ведь после этого Русь снова была обложена данью, и Софоний «не стал бы рисковать убедительностью своего труда и писать, что бегущие с Куликовского поля татары горюют о том, что им не удастся больше ходить на Русь и брать с нее дань».[Альшиц Д. Н. Роль Куликовской битвы в определении национального сознания русского народа//Учен. зап. ЛГУ. № 36. Серия ист. наук. Вып. 3. Л., 1939. С. 121. К 1380 или 1381 г. относил составление Задонщины и В. Ф. Ржига, основываясь на эмоциональном характере произведения, который, по его мнению, говорит о составлении памятника современником событий (Повести. С. 397).] Но в 1381–1382 гг. еще явно преждевременно было говорить о том, что татарским ханам «уныша хотение и похвала на Рускую землю ходити», а «выхода» у русских князей «не прашивати». Все это как нельзя лучше характеризует более позднюю обстановку, сложившуюся после стояния на Угре в 1480 г., когда действительно «Татарская земля» покрылась «бедами и тугою», а ее ханы уже больше не получали дани с Русского государства. Фрагмент № 26 – одно из самых надежных свидетельств датировки Пространной Задонщины временем не ранее 1480 г.

Мотив поверженного («верженного») дива создан на основе призыва «веръжем печаль на въсточную страну» из фрагмента № 1. Русь победила, а ее врагов объяла печаль, а еще недавно «диво» кликало под саблями татарскими, неся с собою смерть русским воинам (см. фрагмент № 20).

По Сказанию о Мамаевом побоище и Летописной повести, Мамай был убит жителями Кафы.[Повести. С. 107; ПСРЛ. Т. 11. С. 69.] По версии, помещенной в Задонщине, кафинцы просто изгоняют Мамая. Мотив о «похвале» татар и «узорочьих» в Задонщине представляет собою как бы ответ на рассказ Сказания о том, что перед походом на Русь Мамай похвалялся: «обогатеем рускым златом», а литовские паны предлагали передать ему «злато и сребро и все узорочие Московские земли».[Повести. С. 112, 113.]

Весь эпизод с бегством Мамая в Кафу после Куликовской битвы и его гибелью там далек от точного изложения фактов. Как известно, русские войска преследовали Мамая только до реки Мечи.[Повести. С. 36–37.] Мамай в Кафе погиб значительно позже Куликовской битвы, уже после того, как потерпел новое поражение, на этот раз при Калке от Тохтамыша (незадолго до выступления последнего в поход против Москвы в 1382 г.).[См. об этом у А. Вайяна (La Zadonśćina. P. XVI).]

В. П. Адрианова-Перетц считала, что в основе рассказа Задонщины о побеге Мамая лежат народные предания.[Адрианова-Перетц В. П. Историческая литература XI – начала XV в. и народная поэзия // ТОДРЛ. М.; Л., 1951. Т. 8. С. 132.] Однако, по мнению Б. Н. Путилова, его «трудно представить как народное предание». Это «просто одна из многочисленных версий о судьбе татарского царя, разбитого на Куликовом поле».[Путилов Б. Н. Куликовская битва в фольклоре//ТОДРЛ. М.; Л., 1961. Т. 17. С. 126.] Фрагмент о бегстве Мамая основан в Пространной редакции на Сказании, но имеет и дополнения, восходящие, очевидно, к преданию об обстоятельствах его гибели.

Отрывок о бегстве Мамая в Лукоморье в Сказании помещен в совершенно естественном контексте: в нем говорится о бегстве Мамая с несколькими «мужами» и делается логичное заключение «а с дружиною уже нам не видится».[Возможно, 400 000 воев Батыя навеяны летописным сведением о русских воинах: «было всех вяще четырехсот тысящ» (ПСРЛ. Т. И. С. 65).] Этой смысловой нагрузки нет в Задонщине, поэтому следует признать первичность текста Сказания.[Л. А. Дмитриев в данном случае считает Задонщину источником Сказания (Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 422–423, ср.: Демкова. Заимствования из «Задонщины». С. 464). Критикуя эту точку зрения, О. Кралик первичным считает вариант Задонщины У (Królik. S. 49–51).] Изменение, возможно, произошло под влиянием Никоновской летописи («Мамаа оставиша отнюд в мале дружине»).[ПСРЛ. Т. 11. С. 69.]

Татарская Орда в Пространной редакции называется «Залесской» («то ти была орда Залеская», «Побежи» от нас по «Задлешью»). Это наименование не историческое, а эпическое, вероятнее всего, севернорусского происхождения. Во введении к Задонщине Пространной редакции «Залесской землей», как и в Сказании, называется Северо-Восточная Русь («Мамай пришел на Рускую землю, а идет к нам в Залескую землю»). «Залешанами» называли себя также жители «Залесья» или «Залесской волости» Костромского уезда (в актах конца XV – нач. XVI в.).[АСЭИ. Т. 1. № 584–594; Шумаков С. А. Обзор грамот Коллегии экономии. М., 1917. Вып. 4. С. 132, 185, ср. также: ДДГ. С. 76, 79.] Дворянин «Залешанин» – герой Сказания о киевских богатырях. Русский посол к Менгли-Гирею 1578 г. Федор Волохов носил прозвище «Залешанин». В былинах «мужики-залешане» входят в «заставу великую». Таким образом «Залесье» в последних случаях связано с диким «полем».[Зимин А. А. Отголоски событий XVI в. в фольклоре//Исследования по отечественному источниковедению. М.; Л., 1964. С. 404–414.] Считая выражение «земля Русскыя» К-Б вторичным, а «земля Залесская» первичным, Р. П. Дмитриева аргументирует это тем, что «едва ли стали бы в конце XV – начале XVI в. менять название „Русская земля“… на название „Залесская“».[Дмитриева. Взаимоотношение списков. С. 259.] Но эта замена легко могла произойти под влиянием Сказания.[См. также: Królik. S. 47–48]

А. Вайян тонко подметил, что подчеркивание симпатий Кафы и Руси «удивительно, если не думать о времени, когда крымский хан Менгли-Гирей был верным союзником Москвы и участвовал вместе с Иваном III в разрушении Золотой Орды».[La Zadonśćina. P. XIV.]

Фрагмент№ 27. Перечень погибших воинов.

Пространная редакция:

Меж Доном и Непром на поле Куликове, на речки Направде стал князь великый с своим братом князем Владимером Ондре-евичем и с своими воеводами на костех. Грозно бо, брате, в то время посмотрети: лежать трупы христианьскиа акы сенныи стоги, а Дон река три дни кровью текла.[У далее – «И рече князь великий Дмитрей Ивановичь».]

«Считайтеся, братие, колких воевод нет, колько молодых людей нет». И говорит Михайло Ондреевичь, московъскый боярин, князю Дмитрию Ивановичю: «Господине князь великый Дмитрий Ивановичь, нету туто у нас сорока боярин больших мосъковъских, да 12 князей белозерскых, да 30 бояринов посадников новгородцких, да 20 бояринов коломеньскых, да 40[У далее – «бояр серпуховских, да 30 панов литовских, 20».] бояринов переяславъских, да полу 30 бояринов костромскых, да пол 40 бояринов володимеръских, до 50 бояринов суздальских, да 70 бояринов резаньских, да 40 бояринов муромских, да 30 бояринов ростовъскых, да трех да 20 бояринов дмитровских, да 60[У далее – «бояр можайских 30».] бояринов звенигородцких, да 15 бояринов углецъких. А изгибло нас всей дружины пол 300 000.[У далее – «и три тысечи».] И помилова Бог Рускую землю, а татар пало безчислено многое множество».[У вместо этой фразы – «Слава тебе, Господи Боже нашь, помилуй нас».]

И князь великый Дмитрий Ивановичь говорит: «Братья и бояре, князи молодые, вам, братье, сужено место межь Доном и Непра, на поле Куликове, на речьки Направде. Положили есте головы за Рускую землю и за веру хрестьяньскую. Простите мя, братия, и благословите в сем веци и в будущем»[В У далее вторая часть фрагмента, пропущенная в И1: «И пойдем, брате князь Владимер Андреевич, во свою Залескую землю к славному граду Москве, и сядем, брате, на своем княжение. А чести есми, брате, добыли и славного имени. Богу нашему слава». Ср. в Сказании: «Поедем, братье, в свою землю Залесскую, к славному граду Москве и сядем на своих вътчинах и дединах. Чести есмя себе доступили и славнаго имяни» (Повести. С. 75, 154).] (И1) {л. 223 об. – 224 об.}.

Источники:

От слов «стоял князь великий за Доном» и до слов «и в будущем» (Повести. С. 75, 105, 106, 153–154).

Последний фрагмент Пространной редакции Задонщины буквально восходит к Сказанию.[См. также: Krälik. S. 54–55. Между его двумя частями в Сказании помещен текст: «И про-слезися на длъг час и рече князем и въеводам своим» (Повести. С. 75). Отрывок: «Грозно, братие, зрети… кровию течаху» в изданном списке Основной редакции помещен ранее (Повести. С. 72). В Летописной редакции его вовсе нет, в Распространенной редакции и группе Ундольской Основной редакции он читается там же, где и в Задонщине.] Поэтому В. П. Адрианова-Перетц даже не включает его в свою реконструкцию первоначального текста Задонщины. Кстати, она исключает из реконструкции также текст из псалмов (см. фрагмент № 24) и фразу о борзом коне (фрагмент № 23).[Адрианова-Перетц. Задонщина. (Опыт реконструкции). С. 231–232.] Но это излишне для протографа Пространной редакции, где есть и другие книжные соответствия, и явно недостаточно для первоначального протографа Задонщины (Краткой редакции), где таких совпадений нет.

Все цифры убитых, конечно, носят чисто эпический характер, что подтверждается и упоминанием об убитых рязанских боярах, которые в Куликовской битве не участвовали.[La Zadonśćina. P. XV.]

Как мы могли убедиться, вся вторая часть Задонщины Пространной редакции позднейшего, книжного происхождения. Она восходит к первой части памятника, Сказанию о Мамаевом побоище, Никоновской летописи и Псалтыри. В этом отношении весьма показательны текстологические совпадения между первой и второй частями Пространной редакции. Они обнаруживаются в местах, которые уже в первой части показывают вторичное происхождение этой редакции по сравнению с Краткой. Но раз так, то и сходные с ними тексты второй части Пространной редакции также могут рассматриваться как позднейшие.

Еще А. А. Шахматов писал, что С. К. Шамбинаго не доказал зависимости Задонщины от Летописной повести, не удалось этого сделать и М. А. Салминой.[Салмина М. А. «Летописная повесть». С. 376–383. Исходя из композиции концовки, О. Кралик говорит о близости к Летописной повести списка С (Krälik. S. 15–16). Но и эта структура ближе к Никоновской летописи (подсчет трофеев ранее возвращения в Москву).] Приведенные ею общие места между обоими памятниками могут быть без особого труда объяснены тем, что источниками Пространной Задонщины были Никоновская летопись (отрывок о конях, верблюдах и другие, а также наименование князей Андрея и Дмитрия Полоцким и Брянским) и Сказание о Мамаевом побоище (фрагмент «став на костях» и введение к Задонщине).

Можно еще обратить внимание на следующее обстоятельство: мрачный колорит, присутствующий в обеих редакциях Задонщины, естествен в Краткой редакции, возникшей еще в обстановке татарских набегов на Москву (сожжение Москвы Тохтамышем в 1382 г.), и непонятен в Пространной, содержащей как бы апофеоз победам русского оружия.

И. И. Срезневский выдвинул гипотезу, что Слово Софония «писано не с готового извода, а по памяти… в Задонщине мы имеем образец особого рода народных поэм литературного содержания».[ «Задонщина» великого князя господина Дмитрия Ивановича и брата его Володимира Ондре-евича. СПб., 1858. С. 6–7.] В. Ф. Ржига подчеркивал «преобладающий песенный характер» Задонщины. Он считал, что «одним из этапов, предшествовавших появлению текста в рукописи Исторического музея, № 2060, была запись его с голоса и по памяти».[Ржига В. Ф. Слово Софония Рязанца о Куликовской битве (Задонщина) как литературный памятник 80-х годов XIV в. // Повести. С. 398–400] Горячим сторонником устного происхождения и бытования Задонщины был А. И. Никифоров.[Никифоров. Слово. С. 81, 210–211.] Ссылаясь на В. Ф. Ржигу, М. Н. Тихомиров также пишет, что Задонщину «пели и записывали с голоса».[Тихомиров М. Н. Русская культура. С. 69.]

Выводы В. Ф. Ржиги об устном (песенном) происхождении и бытовании Задонщины поддержала В. П. Адрианова-Перетц в рецензии на академическое издание повестей о Куликовской битве. Она писала, что «чрезвычайно плодотворным для восстановления текста „Задонщины“ является утверждение В. Ф. Ржиги „о значительной роли песенного начала“ (с. 398) в самом жанре произведения».[Адрианова-Перетц В. П. Рец. на кн. «Повести о Куликовской битве»//ИОЛЯ. 1960. Т. 19, вып. 2. С. 158.]

B. П. Адрианова-Перетц считает, что «есть эпизоды в Задонщине, наводящие на предположение, что в основе их лежат народные предания или песни».[Адрианова-Перетц В. П. Историческая литература XI – начала XV в… С. 132.] Список К-Б для нее – «запись, сделанная по памяти».[Адрианова-Перетц. Задонщина. (Опыт реконструкции). С. 221.]

Для А. В. Соловьева Задонщина – «поэтический ритмический эпос, похвальная песня героям». «Наличие вариантов „Задонщины“, – по его мнению, – объясняется тем, что некоторые из них были записаны с голоса». Это, в частности, он относит к тексту К-Б.[Соловьев А. В. Автор «Задонщины» и его политические идеи//ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. C. 188–189. В последнее время сторонником того, что Задонщина пелась, выступил А. В. Позднеев. В Задонщине А. В. Позднеев обнаружил «попытки упорядочения кондакарного стиха». Примеры он приводил из Краткой редакции (Позднеев А. В. Стихосложение древней русской поэзии // Scando-Slavica. 1965. T. 11. S. 19).]

С другой стороны, Б. Н. Путилов утверждает, что «связи „Задонщины“ с фольклором ограничиваются преимущественно стилистикой и, по-видимому, совсем не касаются сюжетной и композиционной сторон».[Путилов Б. Н. Куликовская битва в фольклоре. С. 125. Вывод Б. Н. Путилова повторил недавно Д. С. Лихачев, для которого «ясно одно: при наличии отдельных фольклорных стилистических оборотов „Задонщина“ отнюдь не фольклорное произведение» (Лихачев. Черты подражательности «Задонщины». С. 90). И в то же время для Д. С. Лихачева список К-Б «представляет собою запись по памяти, сделанную Ефросином, любителем народных произведений» (Лихачев Д. С. О названии «Задонщина» // Исследования по отечественному источниковедению. М.; Л., 1964. С. 475).] Впрочем, этот вывод надо принимать с осторожностью, ибо он основан на тезисе о происхождении поэтических мест Задонщины из Слова и на представлении о первоначальном тексте Задонщины в рамках реконструкции В. П. Адриановой-Перетц, т. е. в основном по Пространной редакции, где книжный элемент резко усилен.

Признание устного происхождения Задонщины[В последнее время об этом писал С. Н. Азбелев (Азбелев С. Н. Литература периода национально-освободительной борьбы и становления единого Русского государства // Русская литература и фольклор (XI–XVIII вв.). Л., 1970. С. 65).] неизбежно влечет за собой вывод первичности Краткой Задонщины, ибо Пространная редакция по своему содержанию чисто книжного происхождения и содержит главным образом элементы фольклора в тех местах, которые восходят к Краткой редакции.

Б. Н. Путилов обратил наше внимание на то, что в К-Б по сравнению с Пространной редакцией Задонщины формула отрицательного параллелизма выдерживается более последовательно (ср. фрагменты № 8, 14) и чаще выступает в его трехчленной форме.[В. Ф. Ржига насчитал в Краткой редакции шесть случаев применения формулы отрицательного параллелизма, относя ее к особенностям творчества самого Софония (Ржига В. Ф. Слово Со-фония-рязанца… 1947. С. 34).] Да и вообще фольклорные формулы в К-Б употребляются гораздо более строго и систематично, чем в каком-либо отдельно взятом списке Пространной редакции.[Пользуясь случаем, благодарю Б. Н. Путилова за его интересные наблюдения о стилистике списков Задонщины.] Это, несомненно, говорит в пользу близости к фольклорным истокам стилистических особенностей Краткой Задонщины.

Считая первичную Задонщину произведением устного творчества, трудно объяснить ее текстуальную связь со Словом о полку Игореве, если отстаивать тезис о первичности Слова. Представить себе, что Задонщина несколькими поколениями исполнялась в течение почти 100 лет (с конца XIV до конца XV в.) и сохранила нюансы текстологической зависимости от своего первоисточника, практически невозможно.

Интересными соображениями, делающими невозможность признания Слова источником устной Задонщины, поделился с нами С. Н. Азбелев. Случаи влияния памятников письменной литературы на устно-поэтические тексты известны истории русского фольклора. Однако они почти всегда сводятся к сохранению содержания литературного оригинала. «Фольклоризируются» в первую очередь изобразительные средства. В Задонщине же обратная картина: содержание по сравнению со Словом о полку Игореве иное, а изобразительные средства сходны с ним. Но такое использование литературного произведения в фольклоре совершенно невозможно. Если же считать и само Слово фактом устной поэзии, то пришлось бы допустить, что в Задонщине (т. е. через два столетия устного бытования Слова) текст Слова с поразительной точностью совпадал бы с другим его вариантом двухсотлетней давности, позднее изданным А. И. Мусиным-Пуш-киным. Это означало бы, что устный текст Слова в течение 200 лет практически не претерпел никаких изменений. Наконец, совсем невероятно, как считает

С. Н. Азбелев, и предположение о записи устного Слова одновременно с появлением Задонщины. В этом случае странно было бы, почему традиция, породившая Слово в XII в., не дала нам других («промежуточных») текстов. Необъяснимы были бы и причины записи Слова в обстановке XIV или XV в. Наконец, устный текст XIV–XV вв. не мог сохранить такого обилия верных исторических деталей, точной передачи имен исторических деятелей, которые находятся в Слове о полку Игореве.

Трудно, справедливо полагает С. Н. Азбелев, допустить и то, что соответствия со Словом внесены были не в устную Задонщину, а при ее литературной обработке. Ведь все соответствия Слову настолько органичны в Задонщине, что при изъятии их памятник полностью рассыпается. И этого мало. Устно-поэтическая стихия Задонщины проявляется особенно ярко там, где Задонщина близка к Слову. Поэтому прав С. Н. Азбелев, считающий невозможным, чтобы лицо, записывавшее и литературно обрабатывавшее Задонщину, стремилось фольклоризовать устный оригинал по литературному памятнику.

Итак, сравнение Краткой и Пространной Задонщины привело нас к выводу, что Задонщина Краткой редакции является памятником первоначальным, а ее Пространная редакция – вторичным, появившимся на ее основе. Все отличия этого последнего памятника от первого объясняются или влиянием Сказания о Мамаевом побоище, или текстом Никоновской летописи, или преданием о бегстве Мамая в Крым, или чисто стилистической правкой.

Д. С. Лихачев как-то писал: «Первоначальные редакции произведений, как правило, менее литературны, менее „книжны“, чем последующие. История текста отдельных произведений показывает, что произведение в движении текста усиливает свою литературность».[Лихачев. Поэтика. С. 74.] История создания Пространной редакции Задонщины на основе Краткой тому яркий пример.

Выяснение первичности Краткой редакции Задонщины по сравнению с Пространной дает новые подтверждения гипотезы о том, что Сказание основано на Краткой Задонщине и в свою очередь послужило источником Пространной: чисто логически рассуждая, близость Задонщины к двум редакциям Сказания можно было бы объяснить еще двумя путями. Во-первых, Сказание было источником первоначального текста Задонщины – и только. Но это невозможно, ибо архетип Задонщины (Краткая редакция) еще не имел всех черт Сказания. Надо допустить тогда влияние разных эпизодов Сказания на две редакции Задонщины. Все построение невозможно уже потому, что общие места Сказания и Задонщины по своему характеру в Сказании вторичного происхождения. Во-вторых, Задонщина являлась источником Сказания. Этому допущению также противоречит отражение в Сказании двух редакций Задонщины. Придется полагать, что автор Сказания имел в своем распоряжении две Задонщины, в их числе Пространную, возникшую (об этом см. ниже) только в 20-х и 30-х гг. XVI в., тогда как к концу XV – началу XVI в. Сказание уже существовало. Вывод о первичности Краткой Задонщины, следовательно, исключает все варианты взаимоотношения Сказания и Задонщины, кроме того, что Краткая была его источником, а Пространная использовала его текст.

Итак, в конце XIV в. возникает устная Задонщина. Ее автором был, очевидно, Софоний Рязанец, боярин князя Олега.[Гипотезу о возможности отождествления Софония Рязанца с боярином рязанского князя Олега Софонием Алтыкулачевичем (Жалованная данная и тарханная грамота Олега Ивановича 1321 г. //АСЭИ. М., 1964. Т. 3. № 322. С. 350) высказали А. Д. Седельников (Седельников. Где была написана «Задонщина»? С. 535) и В. Ф. Ржига (Ржига В. Ф. О Софонии Рязанце. С. 401–405).]

Задумываясь над общим мрачным колоритом Краткой редакции Задонщины, нужно иметь в виду не только церковное происхождение Ефросина, обработавшего ее устную версию, но прежде всего рязанское боярство самого автора – Софония. Мы можем настороженно подходить к публицистической оценке Олега Рязанского московскими летописцами как предателя общерусского дела во время Куликовской битвы. Вместе с тем фактом остается, что Рязанская земля уже во время Тохтамышева нашествия 1382 г. на Русь пережила страшный погром, который произвел огромное впечатление на современников.[Тохтамыш «повоева и взя землю Рязаньскую и огнем пожже, а люди посече, а инии разбе-гошася, а иныых в полон поведоша в Орду многое множество рязанцев» (ПСРЛ. Т. 11. С. 80).] Сквозь эти-то трагические события, очевидно, и воспринимал Софоний Куликовскую битву 1380 г.

Следовательно, у нас нет никаких данных считать, что обе Задонщины восходят к какому-то особому архетипу, содержавшему черты обеих редакций. В тех нескольких случаях, когда Пространная Задонщина лучше передает первоначальный текст Краткой, дело объясняется лишь дефектностью списка К-Б: наличием в нем описок (типа «Ивана Дмитриевича» вместо «Дмитрия Ивановича»), механического пропуска (начало речи Дмитрия Ольгердовича), пояснительной вставки составителя списка (дата Куликовской битвы).

Трагедийный конец столкновения героев с татарами не был индивидуальной особенностью творчества автора Краткой Задонщины. Он бытовал и в фольклоре. Уже в XV в. в летописании появляется запись о гибели богатырей во время Калк-ской битвы. Сходные мотивы находим и в былине о Камском (т. е. Калкском) побоище. Об участии в битве на Липице 6725 г. богатырей Добрыни и Александра Поповича сообщает впервые свод 70-х гг. XV в., составленный, по наблюдениям Я. С. Лурье, в Кирилло-Белозерском монастыре. В том же своде находилось и известие о гибели богатырей в битве «на Калках», появившееся еще в летописном своде 1448 г.[Лурье Я. С. Источник «Сокращенных летописных сводов конца XV в.» и Устюжского летописца//АЕ за 1971 г. М., 1972. С. 122, 128, 129.]

Характер первоначальной Задонщины Софония представить себе трудно. Ближе всего она была к песням-плачам, хорошо известным фольклору.[В последнее время тезис об устном происхождении Задонщины развивается С. Н. Азбелевым. См.: Азбелев C. H. 1) Устные героические сказания о Куликовской битве//Современные проблемы фольклора. Вологда, 1971. С. 43; 2) Текстологические приемы. С. 63—190.] Автор ее – рязанец, а близость памятника к рязанской литературе («Повесть о разорении Рязани Батыем») более чем вероятна.[Мне представляется сомнительной догадка О. Сулейменова о том, что прозвище Софония «Рязанец» следует сопоставлять с «резанцами», т. е. скопцами или христианами, подвергшимися насильственной мусульманизации, т. е. обрезанию (Сулейменов О. Аз и я. С. 13). Автор исходит только из бытующего в настоящее время прозвища «резанцы», употребляющегося на Волге «по сю пору» для мусульман]

Д. С. Лихачев идет дальше этого вывода и находит в Задонщине следы прямого влияния Повести о разорении Рязани. А так как эти следы отсутствуют в Слове, то отсюда вытекает вывод о первичности Игоревой песни по сравнению с Задонщиной.[Лихачев Д. С. «Задонщина» и «Повесть о разорении Рязани Батыем» // Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 366–370.] Правда, он считает каждый из приводимых им примеров «ничтожным», но их совокупность (примеров всего 11) делает его вывод о знакомстве автора Задонщины с Повестью «бесспорным». При этом влияние Повести «сказывается во всех списках Задонщины», т. е. присутствовало в архетипе памятника.[Лихачев Д. С. «Задонщина» и «Повесть о разорении Рязани Батыем» // Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 369.] Сразу же замечу, что Д. С. Лихачев верен своей методике: он не допускает возможности других объяснений указанных им соответствий. Да и сами соответствия встречаются далеко не во всех списках Задонщины. Так, «похвала» есть только в списках Пространной Задонщины и отсутствует в К-Б. А так как на Пространную Задонщину, по нашему мнению, влияло Сказание о Мамаевом побоище, то появление этого слова может быть объяснено влиянием заголовка Сказания, где оно встречается. «Внуки» и «внучата» и исчисление предков от Владимира есть тоже только в Пространной Задонщине. Моделью же текста, как отметил О. Кралик, является разговор братьев Ольгердовичей и (добавим) упоминание царя Владимира в К-Б. Выражение «стоят татарове…» на речкы на Мечи» (И1 и сходные) напоминает Д. С. Лихачеву выражение «Батый… ста на реце на Воронеже» из Повести. Но сходства фразеологического здесь фактически нет. Выражение «испити медвяна чара» (У) имеет более близкое соответствие, чем в Повести («изопью чашу смертную»), в Сказании, а восходит оно к евангельскому образу чаши-судьбы. Д. С. Лихачев дважды приводит к словам Повести «начаша сечи без милости» текст из У «нача… сечи горазно без милости». Но в других списках слов «без милости» нет. В списке С и Повести встречается слово «удальцы». Евпатий «сильные полкы татарьскыа проеждяя». Дмитрий Донской говорит князю Владимиру по списку У «наеждяем (в других списках этого слова нет.—А. 3.), брате, своими полки силными на рать татар поганых». Князь Ингварь говорит «со слезами», и Дмитрий «утер слезы». Оба князя сходно молятся: «Господи Боже мой, на тя уповах» (Повесть), «Господи Боже мой, на тя уповах» (И 1), ср.: «Ни да посмеють ми ся врази твои мне» (И2) и «не посмеють ми ся врази твои мне» (Повесть).[В Повести цитата не обнаружена. – Ред.] Наконец, выражение «сяде на столе отца своего» (Повесть) напоминает Д. С. Лихачеву «сядем, брате, на своем княжение» (У). Вот и все. Несколько трафаретных церковно-воинских штампов – и только. Отсутствие их в Слове ничего не доказывает, ибо они могли быть особенностью отдельных списков, и в тексте, которым располагал автор Игоревой песни, их просто могло не быть. К тому же в Повести (и Задонщине) есть ряд образов, которые встречаются в Слове. Например, «честь и славу… приимаста» (ТОДРЛ. Т. 7. С. 301), «многи туги и скорби» (с. 298), «братия моя милая», «милая моя братия и дружина ласкова» (с. 298), «лежаша… на траве ковыле» (с. 297). Так что суждение Д. С. Лихачева о том, что Повесть была использована автором Задонщины наряду со Словом (так как якобы в трех памятниках нет общих мест), просто не соответствует фактам.

Около 70-х гг. XV в. в Кирилло-Белозерском монастыре большой знаток и любитель светской литературы и фольклора старец Ефросин записывает и обрабатывает Задонщину Софония. Большой разрыв во времени от создания устной Задонщины Софонием до записи ее Ефросином и активное вмешательство последнего в его текст объясняют отдельные дисгармоничные места в списке К-Б. Участие Ефросина в записи этого памятника подтверждается целым рядом доказательств. Руку Ефросина выдают и само заглавие памятника («Задонщина»), и формулировка даты побоища, и «белозерские ястребы», и целый ряд церковновоинских оборотов в памятнике. Этого кирилловского старца весьма волновала не только Задонщина, но и другие эпизоды борьбы с татарами, в том числе «Тактамышевщина» и «За Доном Моматяковщина».[Лурье Я. С. Литературная и культурно-просветительная деятельность Ефросина в конце XV в.//ТОДРЛ. М.; Л., 1961. Т. 17. С. 138; Лихачев Д. С. О названии «Задонщина». С. 474–475. Воздерживается от окончательных суждений о характере редакторской деятельности Ефросина О. Коалик (Królik. S. 69–71, 170).]

Как установил Я. С. Лурье, Ефросин чрезвычайно интересовался устным творчеством, легендами о Соломоне, воинскими повестями, природными явлениями («егда гром гремит») и «чудесными» предсказаниями. «Интерес к описанию природы и животного мира, – пишет Я. С. Лурье, – вот та характерная для всех ефросиновских сборников черта».[Лурье Я.С. Литературная и культурно-просветительная деятельность… С. 147.] Все эти мотивы так или иначе находят отражение в Задонщине.[В «Пчеле» (по списку ГИМ, Синод, собр., № 579, XV в.) приводится изречение Соломона: «иже он утверждает лжою, то пасет ветры и птицы крылатые». Этот мотив весьма близок к Краткой Задонщине.]

Краткая редакция Задонщины – небольшое по объему произведение – сохранила следы разнообразных литературных влияний. В ней слышатся отзвуки библейских образов легенд Соломонова цикла, Слова о погибели Русской земли (сохранился псковский список XV в.), «Истории Иудейской войны»,[В Кирилло-Белозерском монастыре хранилось три списка XV – нач. XVII вв. этого произведения (Мещерский Н. А. История Иудейской войны… С. 18, 20). Список 1462 г. (К-Б, № 53.1130) содержит V и VI главы «Истории», как и другой список конца XV в. вологодско-пермского епископа Филомел (ГБЛ, Музейное собр., № 3271).] а также, возможно, Слова Адама во аде к Лазарю.