Текст книги "Слово о полку Игореве"

Автор книги: Александр Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 60 страниц)

Отстаивая достоверность характеристики Святослава по Слову, А. Г. Кузьмин стремится «опорочить» летописную оценку. Он ссылается на наблюдение А. А. Шахматова, установившего, что большая часть известий Ипатьевской летописи была «пристрастной к Рюрику».[Шахматов А. А. Обозрение… С. 71.] Отсюда А. Г. Кузьмин делает заключение, что «не летопись, а „Слово“ в данном случае ближе к действительности».[Кузьмин А. Г. 1) Ипатьевская летопись. С. 65; 2) Мнимая загадка Святослава Всеволодовича// РЛ. 1969. № з. с. 104–110.] Ни из наблюдений А. А. Шахматова, ни из глухой ссылки А. Г. Кузьмина на летописные тексты последней четверти XII в. это заключение не следует. Летопись могла излагать деятельность Рюрика в излишне розовых оттенках, но факт принадлежности ему всей Киевщины, хотя и без Киева, остается бесспорным. В другой статье А. Г. Кузьмин предлагает иное объяснение. Автор Слова, по его мнению, «мог воспользоваться только таким летописным текстом, который еще не знал редакции близкого Рюрику Ростиславичу летописца». Этим памятником якобы был восстановленный Б. А. Рыбаковым «Святославов летописец».[Кузьмин А. Г. Мнимая загадка… С. 108.] Но никаких доказательств этому он не привел.

Д. С. Лихачев когда-то писал, что «все характеристики русских князей в обращении к ним исторически точны».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 151.] Теперь он уже этого, очевидно, не считает. Во всяком случае он говорит о «некоторой идеализации» Святослава, объясняя ее особенностями художественной трактовки образа.[Лихачев Д. С. К статье А. Г. Кузьмина «Мнимая загадка Святослава Всеволодовича»//РЛ. 1969. № 3. С. 110. {Обзор различных точек зрения на Святослава Всеволодовича см.: Яценко Б. И. Святослав Всеволодович // Энциклопедия. Т. 4. С. 273–276; Соколова Л. В. Святослав Всеволодович Киевский и его «злато слово» в «Слове о полку Игореве»//ТОДРЛ. СПб., 2001. Т. 52. С. 7—46.}]

Не все ясно и с рассказом о походе 1183 г. на половцев киевского князя. Святослав якобы «поганаго Кобяка изъ Лукуморя отъ желѣзныхъ великихъ плъковъ половецкихъ, яко вихръ, выторже». А. С. Орлов считает это выражение «гиперболичным».[Орлов. Слово. С. 115. {См. также: Бобров А. Г. Лука моря//Энциклопедия. Т. 3. С. 183–185.}] Действительно, о Лукоморье (изгиб Азовского моря) не могло быть речи: Кобяк разгромлен был при слиянии Днепра с рекою Орель. Весь разбираемый текст составлен из литературных реминисценций. О самом походе Святослава и пленении Кобяка подробно рассказывает Ипатьевская летопись. Всего этого было вполне достаточно, чтобы создать образ киевского князя, изгнавшего Кобяка из Лукоморья. Составитель Слова также знал, что половцы жили у Лукоморья (см. Ипатьевскую летопись под 1193 г. «снимался с половци с Лукоморьскими»). К тому же в «Лукоморье» бежал Мамай, по Задонщине.

По Слову, узнав о пленении в 1183 г. хана Кобяка, «ту нѣмци и венедици, ту греци и морава поютъ славу Святьславлю, кають князя Игоря» (текст навеян Задонщиной). Если «ту» Слова переводить как «тогда», то становится неясным, как могли немцы и венецианцы жалеть Игоря «тогда же», когда они восхваляли победу Святослава: ведь битва на Каяле произошла спустя два года после похода киевского князя на половцев. Если «ту» читать как «здесь», то появление немцев и венецианцев в Киеве в 1183 г. более чем странно.[Д. С. Лихачев и А. Г. Кузьмин склонны «ту» толковать как «в это время», «тогда», «по этому случаю» (Обсуждение одной концепции. С. 128; Кузьмин. Ипатьевская летопись. С. 67). Эти толкования возможны (см.: Срезневский. Материалы. Т. 3. Стб. 1030–1031). Но суть дела от этого не меняется.] Уже С. П. Румянцев обратил внимание на «новое название народа венедици».[Полевой. Любопытные замечания. С. 20.] И действительно, их появление более чем странно. После разгрома венецианских торговых факторий в Византии в 1171 г. только в 1183 г. возобновляются торговые отношения между Венецией и Византией.[Соколов И. П. К вопросу о взаимоотношениях Византии и Венеции в последние годы правления Комнинов (1171–1185)//ВВ. 1952. Т. 5. С. 139–151.] Н. П. Соколов установил, что «до начала XIII в. у Венеции здесь (на Черном море. – А. 3.) не было сколько-нибудь значительных интересов».[Соколов И. П. Образование Венецианской колониальной империи. Саратов, 1963. С. 396.] Он считает, что не исключена возможность посещения черноморских берегов венецианскими мореплавателями, хотя для такого допущения в нашем распоряжении не имеется бесспорных доказательств, мы тем не менее относим возникновение серьезных торговых интересов Венеции на Черном море к первой половине XIII в. Единственный источник, который мог бы противоречить этому выводу, все тот же – Слово о полку Игореве. Но это противоречие снимается, если считать его позднейшим. Во всяком случае в конце XII в. никакой «славы» венедицы в Киеве петь Святославу не могли.

Соседствующую с «венедицами» «мораву» встречаем вместе с ними же во введении к Повести временных лет. М. И. Успенский считал появление ее в Слове неоправданным, ибо Велико-Моравская держава уже с начала X в. не существовала.[ИРЛИ, ф. Успенского, д. 38.] Однако «морава» упоминается в летописях под 1143 и 1219 гг. и, конечно, в XII в. была известна.[НПЛ. С. 213, 261; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 502.] Не менее странно, что славу начинают петь сначала немцы и венецианцы, а уж затем греки и моравы. Для жителя юга Руси XII в., конечно, логичнее начать было с греков, а не с немцев.

Итак, остается признать фразу о «славе» чисто поэтическим образом, который мог быть создан и в XII в., и много столетий спустя.

Стремясь отстоять традиционную дату Слова, Д. С. Лихачев отыскивает в этом памятнике и другие «реалии», которые очень легко могут быть объяснены поэтической фантазией автора Игоревой песни. Он пишет, в частности, что «даже такая деталь, как упоминание в „Слове“ красных (т. е. красивых) девушек половецких, находит себе подтверждение у Низами в его поэме „Искандер-Намэ“, где восхваляется красота половчанок».[Лихачев. Изучение «Слова о полку Игореве». С. 38.] Назвать половчанок красавицами мог, конечно, писатель любого времени, а не обязательно современник похода Игоря 1185 г.

Обращаясь к Ярославу Владимировичу Галицкому, автор Слова говорит: «стрѣляеши съ отня злата стола салтани за землями». Получается, что галицкий князь успешно воюет с султаном, который хотя и находится «за землями», но все-таки в пределах его досягаемости. Но продвижение турок в Европу относится только к середине XIV в.[Всемирная история. М., 1957. Т. 3. С. 734.] Кстати, и сам термин «салтан» для обозначения индийского правителя впервые появляется на Руси только у Афанасия Никитина (60—70-е гг. XV в.), который сам побывал на Востоке.[Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466–1472 гг. М.; Л., 1958. С. 17. Споря со «скептиками», К. Рабек-Шмидт пишет, что «Хожение» открыто было только Карамзиным, который привел в шестом томе своей «Истории» (1816 г.) из него отрывки, где упоминается даже не «салтан», а «султан». Следовательно, «Хожение» не могло дать материал для автора Слова, изданного уже в 1800 г. (Rahbek-Schmidt К. Soziale Terminologie in russischen Texten des frühen Mittelalters. Kopenhagen, 1964. S. 463). Но к «Хожению» составителю Слова обращаться не было надобности. «Султан» известен был уже В. Н. Татищеву, а в форме «салтан» он встречается в фольклоре (Илья Муромец / Подгот. текстов, статья и коммент. А. М. Астаховой. М.; Л., 1958. С. 286). Вспомним, кстати, и царя Салтана у А. С. Пушкина.] Конечно, султаны в Малой Азии правили еще в XII в.[Список Моления Даниила Заточника ГБЛ, собр. Ундольского, № 195 (XVI в.) упоминает «поганых салтанов» (Слово Даниила Заточника. Л., 1932. С. 70; ср.: Воронин H. Н. Даниил Заточник// Древнерусская литература и ее связи с новым временем. М., 1967. С. 100–101; Адрианова-Перетц. «Слово» и памятники. С. 149). Но возводить этот текст к XII–XIII вв. достаточных оснований нет.] Если взять одно только упоминание о «салтане» в Слове о полку Игореве, то можно допустить, что до русского певца, жившего в конце XII в.,[Существуют различные гипотезы о «салтанах» XII в. Так, Н. Я. Аристов писал: «Салтанами назывались ханы половецкие, которые и дали свое имя Салтовскому городищу на Дону» (Аристов Н. Я. О земле Половецкой // Известия Историко-филологического ин-та князя Безбородко в Нежине за 1877 г. Киев, 1877. С. 219). «Soltan» в значении «rex», «princeps» знает Codex Cumanicus (Codex Cumanicus. Budapest, 1880. P. 104. Ср.: Дашкевич H. Новости иностранной литературы по русской истории//Университетские известия. Киев. 1882. № 4. С. 150).] долетела молва, скажем, о подвигах султана Саладина, и он представил князя Ярослава Осмомысла стреляющим со своего «злата стола» этого или какого-либо другого «салтана».[Д. С. Лихачев допускает даже, что, по представлению автора Слова о полку Игореве, Ярослав посылает свои войска в помощь крестоносцам против султана Саладина. Он считает, что «стрелять» можно было, только посылая войско (Лихачев. Слово-1955. С. 78). Ни о какой посылке русских войск в Палестину сведений не сохранилось. К тому же Второй крестовый поход (1147–1149 гг.) происходил до вступления Ярослава на княжеский престол, а Третий (1189–1192 гг.) начался уже после его смерти. Вряд ли можно за художественным образом «стреляющего в салтана» князя видеть какое-либо конкретное содержание. Трактовка Д. С. Лихачева кажется «не слишком убедительной» и специалистам по истории крестовых походов (см.: Заборов М. А. Известия русских современников о крестовых походах//ВВ. М., 1971. Т. 31. С. 85).] Но если мы будем считать наш тезис о более позднем происхождении Слова сравнительно с Задонщиной доказанным и если мы вспомним позднее появление в русских источниках «салтана» XV в., то тогда у нас будет достаточно оснований для того, чтобы счесть «салтана», упоминаемого в Слове, анахронизмом.[Реплика о «салтане» могла быть вызвана рассказом В. Н. Татищева. Сообщая о деятельности Ярослава Галицкого под 1188 г., В. Н. Татищев прибавляет, что в это время «Иерусалим град взят бысть… Того же дня, сказуют, и в Галиче тьма была». В примечании он писал, что Иерусалим «взят Саладином султаном египетским» (Татищев. История Российская. Кн. 3. С. 279, 499; ср.: Т. 3. С. 143, 253). Вообще рассказ Татищева о Ярославе имеет ряд сходных мотивов со Словом. Так, историк пишет, что князь «по Дунаю грады укрепил». Он вкладывает в уста князя благочестивое рассуждение о том, что Ярослав «многие пороки… имел» (Там же. Кн. 3. С. 280, 281; ср.: Т. 3. С. 143, ср. также: Рыбаков. Русские летописцы. С. 510), что вполне соответствует прозвищу «Осмомысл» – «Грешник». Недавно Р. О. Якобсон вслед за Ф. Покровским сравнил восемь забот князя Ярослава по Слову с восьмью совершенно иными грехами князя по В. Н. Татищеву. Отсюда он сделал вывод, что у Татищева была какая-то редакция Ипатьевской летописи, близкая к той летописи, которая нашла отражение в Слове. Эту редакцию он видит в упомянутом Татищевым «Раскольничьем летописце» (Jakobson R. Retrospect // Jakobson. Selected Writings. P. 671). По О. Сулейменову, «Осмомысл» («восьмигранный») – калька с тюркского «Серпз кырлы», сделанная переписчиком Слова (Сулейменов О. Аз и я. С. 57). См. также: Словарь-справочник. Л., 1973. Вып. 4. С. 38–39.]

Неверно представляет себе автор Слова и территорию, на которую распространялась власть галицкого князя Ярослава Осмомысла. Он якобы «затворивъ Дунаю ворота (в Задонщине: «замкни Оки реки ворота». – А. 5.)… суды рядя до Дуная». Но в середине XII – начале XIII в. пределы Галицкой земли достигали только притока Днестра р. Ушицы, т. е. были очень далеки от Дуная.[Насонов. «Русская земля». С. 137–138. Из факта избиения «галичских рыболовов» Иваном Берладником под 1159 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 497) нельзя сделать вывод о том, что «на Берладь смотрели как на зависимую волость, расположенную только за пределами „Русской земли“» (Насонов. «Русская земля». С. 142).] «Ворота» Задонщины, впрочем, могли автором Слова ассоциироваться с летописными «воротами» в Галицкой земле, упоминавшимися под 1268 г.[ «Се же бѣашеть мѣсто твердо… нарѣчахуться Ворота» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 866).] Однако эти Ворота никакого отношения к Дунаю не имели и находились на границе с Польшей между Тернавой и Белзем.[Насонов. «Русская земля». С. 132.]

Среди русских князей автор Слова называет еще Романа и Мстислава («А ты, буй Романе и Мстиславе»). Первый из них не вызывает никаких споров – это Роман Мстиславич Волынский, крупная политическая фигура конца XII – начала XIII в. Мстиславом, скорее всего, мог быть Мстислав Ярославич Немой (Пересопницкий) или Мстислав Владимирович Городенский.[А. В. Соловьев ошибочно называет участником похода 1184 (1183) г. Мстислава Всеволодовича: этот князь, известный по летописям в 1169–1170 гг., в дальнейшем исчезает со страниц источников (Соловьев. Политический кругозор. С. 80–81). По мнению О. Прицака, в Слове речь идет о Мстиславе Владимировиче (Прицак О. Деремела-бродники // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. 1965. Vol. 9. P. 87). См. также: Котляр М. Ф. Хто був Мстислав из «Слова о полку Iropeвiм» // Среднi вiкы на Украïнi. Киïв, 1973. Вып. 2. С. 122–126. {По его мнению, Мстислав «Слова» – Мстислав Мстиславич Удатный. Однако этот вывод у автора недостаточно аргументирован. См. также статью М. Ф. Котляра об этом князе: Энциклопедия. Т. 3. С. 279–280.}] Оба они участвовали в походе 1183 г. на половцев. В пользу Мстислава Немого говорит то, что он был родичем Роману, а его владения располагались неподалеку от Волыни. К тому же летописец особенно подчеркивал «велику любовь» Мстислава Немого к Роману.[ПРСЛ. Т. 2. Стб. 744.] Все это могло дать основание автору Слова соединить этих князей воедино в своем обращении к ним.

В Слове о полку Игореве объединены в одном обращении князья Рюрик и Давид Ростиславич («ты, буй Рюриче и Давыде»). Оба князя участвовали в совместном походе на половцев в 1177 г., окончившемся поражением русских войск.[ПРСЛ. Т. 2. Стб. Стб. 603–604.] Б. А. Рыбаков предполагает (и, на наш взгляд, с достаточным основанием), что именно этот поход вспоминает автор Слова, говоря, что дружинники Рюрика и Давида «рыкаютъ акы тури, ранены саблями калеными».[Рыбаков Б. А. Отрицательный герой «Слова о полку Игореве»//Культура Древней Руси. М., 1966. С. 238–242.]

Туманна фраза «Олговичи храбрый князи доспѣли на брань. Инъгварь и Всеволодъ и вси три Мстиславичи, не худа гнѣзда шестокрилци». Первые двое – Волынские князья, сыновья Ярослава Изяславича, участники похода 1183 г. Третьим А. В. Соловьев считает их брата Мстислава Немого (тоже упоминается под 1183 г.).[Соловьев. Политический кругозор. С. 81.] Фраза об Ольговичах – непонятна: Ольговичей нельзя было считать Мстиславичами. М. Шефтель предлагает еще один вариант расшифровки Мстиславичей: дети Мстислава Ростиславича – Мстислав, Давид, Владимир.[La Geste. P. 132. То же см.: Рыбаков. Русские летописцы. С. 481–489 (ранее Б. А. Рыбаков принимал гипотезу Д. С. Лихачева. См.: Рыбаков. «Слово» и современники. С. 96–98).] Но все трое выступают на исторической арене только лет через 25–30 после описываемых событий. Д. С. Лихачев вслед за Ив. М. Кудрявцевым считает, что речь идет о Романе, Святославе и Всеволоде, детях Мстислава Изяславича.[Лихачев. Исторический и политический кругозор. С. 48.] Фразу об Ольговичах он относит к походу 1185 г. князя Игоря и других Ольговичей. Трудность этого объяснения состоит в том, что в Слове уже есть обращение к Роману Мстиславичу, и совершенно непонятно, почему этот князь фигурирует еще раз в составе трех Мстиславичей. Да и Святослав Мстиславич последний раз в летописи упоминается под 1173 г. Это практически означает, что он уже в 70-х гг. XII в. умер. Мы предпочитаем объяснение А. В. Соловьева с поправкой: третий (пропущенный в тексте) «Мстиславич» был Изяслав, а не Мстислав: последний упоминается выше вместе с Романом Волынским.[Впрочем, эта поправка не обязательна: выражение «и вси три Мстиславичи» могло относиться к Ингварю, Всеволоду и упоминавшемуся выше с Романом Мстиславу Ярославичу.] «Мстиславичами» князья названы условно, как и «внуки Всеслава» оказывались часто его правнуками. В целом же автор Слова обращается к князьям, одержавшим победу над половцами в 1184 г., как к той силе, которая была способна отомстить поганым за поражение 1185 г.[См. также: Творогов О. В. Мстиславичи//Энциклопедия. Т. 3. С. 281–283.]

Из Ипатьевской летописи автор почерпнул в основном все свои сведения по истории Древней Руси. Здесь он прочитал и о «старом» Владимире (Святославиче),[Таково мнение А. В. Соловьева и Д. С. Лихачева. Б. А. Рыбаков считает, что речь идет о Владимире Мономахе (Рыбаков. Русские летописцы. С. 471–484). {См. также: Творогов О. В. Владимир Святославич//Энциклопедия. Т. 1. С. 208–210.}] о «старом» Ярославе, т. е. о Ярославе Мудром, о «красном» Романе Святославиче (1079 г.),[ «Красным» летописец называет под 1078 г. брата Романа – Глеба («бѣ же Глебъ… взоромъ красенъ». ПСРЛ. Т. 2. Стб. 190–191).] об Олеге Святославиче, о гибели Бориса Вячеславича (1078 г.), о Всеволоде Ярославиче и о княжении его сына Владимира в Чернигове (1078 г.), о великом князе владимирском Всеволоде и о том, что его отец владел «золотым столом», т. е. Киевом (умер в 1158 г.). Под 1068 г. в Ипатьевской летописи рассказывалось о битве «на Немизѣ».

В Слове есть поэтический образ готских дев, которые после победы половцев на Каяле «звоня рускымъ златомъ… лелѣютъ месть Шароканю». Речь, конечно, идет о тех поражениях, которые потерпели Боняк и Шарукань в начале XII в. Так, еще в 1106 г., когда «прииде Боняк и Шарукань Старый», половцы «побегоша» от войск коалиции русских князей во главе со Святополком и Владимиром Мономахом.[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 258.] В летописном рассказе о походе 1185 г. Кончак советует: «поидемъ на киевськую сторону, гдѣ суть избита братья наша и великый князь нашь Бонякъ».[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 258. Ср. «Шарукан едва угече» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 282).] Эта летописная запись, упоминающая и Боняка, явилась отправным пунктом для упоминания о готских девах, «лелеющих месть» за его сподвижника Шароканя.

Автор Слова отлично знал летописную запись 1201 г., откуда он черпал ряд образов для своей Песни («пилъ золотом шоломомъ Донъ», «храборъ бо бѣ яко и туръ» и др.). Здесь содержалось сведение о том, что победитель Игоря Кончак был сыном хана Отрока, которого изгнал «во Обезы» Мономах («от него родившюся Кончаку, иже снесе Сулу»[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 716.]). Автор Слова пишет, что «падеся Кобякъ въ градѣ Киевѣ, въ гридницѣ Святославли». О том, что своих политических противников князья препровождали «въ гридьницю», он мог прочесть в летописи под 1097 г. (туда был введен Василько перед ослеплением).[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 716. Ср. «введоша его в гридницю окована» (ПСРЛ. Л., 1925. Т. 5, вып. 1. С. 153).]

Поэтическое воображение автора Слова привлекла трагическая гибель юного князя Ростислава в 1093 г. в реке Стугне («бѣ бо тогда наводнилася велми»), когда «плакася по нѣмъ мати его… повелику уности его ради».[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 210, 212.] Смерть князя «описана в точном соответствии с летописным текстом».[Рыбаков. Русские летописцы. С. 480, 483.] Автор Слова, возможно, знает летописную запись о пожаре Городенска в 1183 г. («Трубы трубятъ городеньскии») и уж наверняка – о походе в том же году Святослава Киевского по Днепру, в результате чего был пленен Кобяк («поиде… по Днепру…. яша Кобяка»).[ПСРЛ. т. 2. Стб. 631, 632.] Он негодует вместе с летописцем на княжеские усобицы и, в частности, на свары между Рюриком и Давидом («бывши распре межи братьею», 1177 г.).[ПСРЛ. т. 2. Стб. 603.]

Наиболее обобщенно в Слове дан образ полоцкого князя Всеслава, но эта обобщенность сочетается с неточностью изложения ряда сведений о его подвигах.[[О Всеславе Брячиславиче в «Слове» см.: Творогов О. В. Всеслав Брячиславович//Энциклопедия. Т. 1. С. 256–261; Соколова Л. В. Образ Всеслава Полоцкого в «Слове о полку Игореве»// ТОДРЛ. СПб., 2002. Т. 53. С. 23–58.]] По Слову, Всеслав «скочи къ граду Кыеву и дотчеся стружиемъ злата стола Киевскаго». В данном случае автор использует летописный образ – «взять (добыть) город копьем» (см. под 1097, 1237, 1287 гг.). Однако Всеслав Киева не брал, а занял княжеский стол в результате народного восстания. Он не «скочи къ граду Кыеву», а был извлечен горожанами из «поруба». Чтобы несколько приспособить идеализированный образ Всеслава к событиям 1068 г., автор Слова употребляет глагол «доткнуться», т. е. коснуться.[Даль. Толковый словарь. Т. 1. С. 484.] Получалось, следовательно, что князь только прикоснулся к киевскому столу, пробыв на нем семь месяцев.[Слово-1950. С. 456 (соображение Д. С. Лихачева); Ангелов Б. С. Бележки върху «Слово о полку Игореве»//Известия на Института за българска литература. София, 1957. Кн. 5. С. 456–459.]

С полоцкими событиями не все ладно в Слове. Всеслав, например, в соответствии с былиной о Волхе Всеславиче, превращается в энергичную политическую фигуру. По летописям, Всеслав во время восстания 1068 г. отнюдь не активное лицо: его «вырубили» из «поруба» (освободили) кияне. О деятельности Всеслава в Киеве за семь месяцев киевского правления вовсе ничего не известно.[Алексеев Л. В. Полоцкая земля. М., 1966. С. 247.] Главные действующие лица событий – широкие массы горожан. Широковещательное заявление автора Слова, что «Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше», не находит подкрепления в других источниках.[М. Н. Тихомиров полагает, что нововведение Всеслава, «возможно, состояло в том, что киевский князь обещал непосредственно руководить судопроизводством, а не передавать его своим тиунам». Он ссылается при этом на требование восставших киевлян в 1146 г. (Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 100). Никакими конкретными данными эту гипотезу подтвердить не удается. {См.: Кучкин В. А. «Слово о полку Игореве» и междукняжеские отношения 60-х годов XI века//ВИ. 1985. № 11. С. 19–35.}] По летописи, в 1069 г. Всеслав, когда против него выступил Изяслав, поддержанный Болеславом, первоначально «поиде противу и приде к Бѣлугороду», а затем «нощи, утаися кыан, бежа из Бѣлагорода». По Слову, Всеслав из Киева бежал в Белгород, а оттуда в Новгород («скочи отъ нихъ… въ плъночи изъ Бѣлаграда, обѣсися синѣ мьглѣ… оттвори врата Новуграду»).[Прав Д. С. Лихачев, сопоставляющий «отъ нихъ» Слова с «кыян» летописи, «синѣ мьглѣ» с летописным «бывши нощи» (Лихачев. Исторический и политический кругозор. С. 19).] Однако в Новгороде Всеслав был в 1067 г., а из Белгорода он бежал в Полоцк («бѣжа из Бѣлагорода кь Полотьску»[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 162. Б. Н. Флоря в беседе со мной высказал предположение, что в Слове речь идет о захвате Всеславом Новгорода в 1067 г., ибо далее рассказывается о битве на Немиге того же года (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 155–156). Но в тексте захват Новгорода «утрѣ» вытекает непосредственно из бегства «въ плъночи» князя из Белгорода.]). Д. С. Лихачев пишет со ссылкой на Софийскую 1 летопись о пребывании Всеслава в Новгороде «как раз в 1069 г. после бегства его из Киева». Поскольку «Софийский временник», по предположению Д. С. Лихачева, составлен был при новгородском князе Святославе Ольговиче, то мог стать известным автору Слова, ибо сыном Святослава был герой его повести Игорь.[Слово-1950. С. 457–458.] Принять это предположение мешает уже то обстоятельство, что в Софийской 1 летописи нет ни слова о пребывании Всеслава в самом Новгороде в 1069 г. Там только говорится о разгроме на р. Гзени (под Новгородом) Всеслава новгородцами и князем Глебом.[ПСРЛ. т. 5, вып. 1. С. 137.] По контексту рассказа видно, что в Новгород полоцкий князь так и не попал. Автор Слова мог попросту держать перед собою «Историю Российскую» B. Н. Татищева, где сказано, что после того, как Всеслав вернулся в Полоцк, он стремился захватить Новгород: «Всеслав же ушед из Полоцка, хотя обладать Новград, но Глеб… победил Всеслава на реке Визене октября 23-го».[Татищев. История Российская. Т. 2. С. 86.]

В Слове неясно и выражение «отъ нихъ». О. Сулейменов справедливо замечает: «Не от коней же бежал Всеслав тайно в полночь».[Сулейменов О. «Синяя мгла» и «синии молнии»//Простор. 1968. № 9. С. 91.] По Слову совершенно непонятно, от кого же бежал Всеслав. Неясность произошла от того, что автор Игоревой песни, взяв свой мотив из летописи («утаивъся кыан, бѣжа из Бѣлагорода»), недостаточно согласовал его с текстом всего произведения.[Сходную мысль высказал Б. А. Рыбаков (Рыбаков. Русские летописцы. С. 483).]

Наконец, не может быть подкреплено источниками сведение Слова о полку Игореве и о том, что Всеслав некоторое время находился в Тмутаракани. Для того чтобы согласовать это с летописными источниками, исследователям приходится «отправлять» Всеслава в Тмутаракань после поражения под Новгородом (23 октября 1069 г.).[Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 248.] Но летописи не знают тьмутараканского княжения Всеслава. Под 1070 г. они лаконично сообщают о рождении у Всеслава сына Ростислава, а под 1071 г. – о новом захвате им Полоцка.

Своеобразно понимает текст «изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя» Б. А. Рыбаков. Он считает, что Всеслав совершил «молниеносный поход» на Тмутаракань во время своего киевского княжения (сентябрь 1068—апрель 1069 г.) «и после 1 ноября 1068 г., когда отец Глеба Святослав разбил 12 000 половцев». Этот поход мог (по мнению Б. А. Рыбакова) быть вызван опасением «усиления Святослава Черниговского и его сына Глеба Тмутараканского»[Рыбаков Б. А. 1) Русские датированные надписи XI–XIV веков. М., 1964. С. 17–18; 2) Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. М., 1963. С. 95; 3) Русские летописцы. С. 454–455. Критические замечания по поводу построений Б. А. Рыбакова см.: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. C. 245–246.] (позднее он датировал поездку сентябрем – октябрем 1068 г.). Но киевский престол Всеслав занял в результате народного восстания. Ему предстояла борьба с коалицией князей, и совершать «молниеносный поход» в далекую Тмутаракань в таких условиях было просто бессмысленно.[См., однако: Кучкин В. А. «Слово о полку Игореве» и междукняжеские отношения… С. 34–35.]

По Слову о полку Игореве, Всеславу «въ Полотскѣ позвониша заутреннюю рано у святыя Софеи въ колоколы». В Полоцке действительно был храм св. Софии. Первые сведения о нем сохранились в предании о постройке его князем Борисом около 1220 г. («вчинил церковь камянную Святые Софии») и в «списке городов» (конец XIV–XV в.).[ «Святаа Софиа каменна о седми версех» (НПЛ. С. 476; ПСРЛ. Т. 7. С. 240); ПСРЛ. Т. 17. Западнорусские летописи. СПб., 1907. С. 232, 245, 300, 362, 427, 479); Stryjkowski М. Kronika Polscka. Warszawa, 1846. T. 1. S. 241.] Есть еще глухое упоминание о нем в позднем житии Ефросинии Полоцкой.[Памятники старинной русской литературы. СПб., 1862. Вып. 4. С. 174.] Археологи и искусствоведы находят в сохранившемся соборе следы древней кладки.[Павлинов А. М. Древние храмы Витебска и Полоцка // Труды IX Археологического съезда. М., 1895. Т. 1; Сапунов А. Н. Полоцкий Софийский собор. Витебск, 1888; Шероцкий К. Софийский собор в Полоцке//Дмитрию Власьевичу Айналову. М., 1915. С. 77–90; Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 193 и след.] И вместе с тем хорошо известно, что храм был построен заново в 1750 г. Так или иначе, но знакомство автора Слова с Полоцком отрицать трудно.[См. также: Рождественская Т. В. София Полоцкая//Энциклопедия. Т. 5. С. 41–42.]

В Ипатьевской летописи автор Слова мог найти многие географические наименования («в Киеве на горах», 1198 г.; «горы рекше Угорьскыя», введение к летописи, 1226 г.; «увоз Боричев»; «святая Богородица, рекомая Пирогоща», 1132 г.; «Посулье», 1126 г.).[ «Поморие», возможно, навеяно примечанием к событиям 1193 г. В. Н. Татищева: «Лукоморие бо и Поморие едино есть, как другое Лукоморие на севере именует» (Татищев. История Российская. Кн. 3. С. 502. Т. 3. С. 254). В Слове о полку Игореве речь идет о южном Поморье, но такой термин для юга Руси есть только у В. Н. Татищева, а не в летописях.] В. П. Адрианова-Перетц установила, что выражения «земля половецкая» и «поле половецкое» впервые в летописях упоминаются лишь в 1224, 1228 и 1238 гг. в связи с набегами орд татаро-монголов.[Адрианова-Перетц. Фразеология и лексика. С. 32.] Корсунь и Сурож Слова также известны Ипатьевской летописи. Но если первый встречается еще под 989 г., то Сурожа до конца XIII в. русские источники не знают.[Под 1289 г. «нѣмци, и сурожьцѣ, и новгородци, и жидове плакуся» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 920). Судьба Сурожа в конце XII в. не вполне ясна. Ибн-ал-Атир сообщает о нем в связи с нашествием татар 1223 г., что «этот город кипчаков» (Васильевский В. Г. Труды. Пг., 1915. Т. 3. C. XLXVIII. Ср.: Якобсон A. Л. Средневековый Крым: Очерки истории и истории материальной культуры. М.; Л., 1964. С. 78). Когда и в какой форме установилась власть половцев в Суроже, нам неизвестно. Истолковывать «незнаемая» (Тмутаракань) как «утраченная» (см. А. Л. Якобсон) нам кажется весьма искусственно] Только под 1289 г. читаем: «плакавшеся над ним… немци и сурожьце».[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 920.] Удалой «сурожанин» – один из героев русских былин позднейшего времени, когда гости-сурожане (XIV–XV вв.) вели обширную торговлю с Крымом. Все эти сведения тщательно отобраны автором и освещены с хорошей пристрастностью настоящего художника.

Крайне редкий титул «каган» упоминается в Ипатьевской летописи только один раз – в рассказе о походе князя Святослава Игоревича на хазар в 968 г. Если считать летопись источником Слова, то будет понятно, почему и в этом памятнике тот же титул встречается в неясном пассаже о князе Святославе.[ «Иде Святославъ на козары. Слышавше же козаре, изыдоша противу съ княземъ своим ка-ганомъ» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 53). А. Г. Кузьмин обращает внимание на то, что сохранилась печать князя Михаила (Олега) с термином «каган». Поэтому он считает, что автор Слова знал действительное положение вещей (т. е. был современником), когда назвал Олега «каганом». Но, во-первых, в Слове «каган» может относиться не к Олегу, а к Святославу. Во-вторых, не доказана принадлежность печати Олегу. А. П. Каждан и другие исследователи считают, что архонт Хазарии Михаил был простым наместником Византии на Боспоре и ничего общего с князем Олегом не имел (Каждан А. П. Византийский сборщик на берегах Киммерийского Боспора в конце XII в. // Проблемы общественной и политической истории России. М., 1963. С. 95). В-третьих, неизвестно, кого еще из князей после Владимира именовали «каганом». Так, сохранилось еще граффито XI в. с надписью «спаси, Господи, кагана нашего». С. А. Высоцкий склоняется к тому, что речь идет в данном случае о Святославе Ярославиче, княжившем в Киеве с 1073 по 1076 г. (Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI–XIV вв. Киев, 1966. Вып. 1. С. 49–52). Так или иначе, но сказать, что из русских князей XI–XII вв. только один Олег носил титул «кагана» и поэтому {мнение, что} сведение Слова обнаруживает свидетельство современника, будет совершенно неверным. {См. также: Новосельцев А. П. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя//История СССР. 1982. № 4. С. 150–159.}] Трудно сказать, об одном и том же Святославе идет речь в двух этих произведениях или Игорева песнь говорит о другом одноименном князе. Но совпадение в титуле весьма примечательно.