Текст книги "Слово о полку Игореве"
Автор книги: Александр Зимин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 60 страниц)
«Не рожью посеяна была пашенка,
Казачьими буйными головами:…
И пал Соловей как овсяный сноп» (Никифоров. Слово. С. 1017).]
формула «снопы стелють головами» – народная, близкая к украинской, перекликается и с апокалипсисом.[Потебня. Слово. С. 125; Перетц. Слово. С. 295–296.] Фрагмент № 8 состоит из церковной фразеологии.[Перетц. Слово. С. 310.]
Итак, если мы можем допустить влияние Иосифа Флавия на Задонщину и Ипатьевскую летопись, то нет никаких реальных следов того, чтобы этим произведением воспользовался автор Слова о полку Игореве.
В ранних изданиях своего курса «Истории древнерусской литературы» Н. К. Гудзий сопоставлял Слово о полку Игореве с Словом о воскрешении Лазаря, находя в них параллельные тексты.[Гудзий И. К. История древнерусской литературы. 3-е изд. М., 1945. С. 167. Позднее эту параллель он снял (То же. 5-е изд. М., 1953. С. 131).] Однако это соответствие имеется только в начале Слова о полку Игореве, восходящем к Задонщине. Возможно, что Словом о воскрешении Лазаря пользовался еще автор Краткой Задонщины.[См. об этом главу I.]
Теперь обратим внимание на следующее обстоятельство. Если не учитывать библейские реминисценции и спорные отзвуки поэм Гомера, то наряду с Задонщиной и летописями (Ипатьевской и Радзивиловской) в Слове можно обнаружить следы Девгениева деяния, Повести об Акире (позднего извода) и «Снов Шахаиши». Первые два произведения находились в сборнике со Словом о полку Игореве, а второе и третье к тому же – в сборнике Ундольского, содержащем Задонщину. И больше ничего из памятников древнерусской литературы! Совпадение более чем странное. А еще более странно, что в Задонщине (если считать ее производной от Слова) и следов этих реминисценций нет. Такое «изъятие» нельзя объяснить намеренностью, а придется считать случайным совпадением. Если же полагать, что Слово вторично по сравнению с Задонщиной, то заимствование его автором материалов, содержавшихся в сборнике с этой повестью о Куликовской битве, будет весьма естественным.
Одним из аргументов в пользу позднего происхождения Слова о полку Игореве уже давно являлось полное отсутствие его реминисценций в древнерусской письменности XII–XVII вв. Все попытки найти следы влияния этого памятника на другие литературные произведения не могут быть признаны убедительными.
К наиболее ранним созвучиям Слова и других древнерусских источников относят рассказы о сне князя Святослава и князя Мала из Переяславского летописца.[Кирпичников А. И. К литературной истории русских летописных сказаний//ИОРЯС. 1897. Т. 2, кн. 1. С. 61; Айналов Д. В. Сон Святослава в Слове о полку Игореве//ИпоРЯС. 1928. Т. 1, кн. 2. С. 477–482.]
Летописец:Сон часто зряше Мал князь: се бо пришед Олга дааше ему пръты многоценьны червены, вси жемчюгом иссаждены и одеяла чръны с зелеными узоры и лодьи, в них же несеным быти, смолны.[Летописец Переяславля Суздальского, составленный в начале XIII века (между 1214 и 1219 гг.)/ Издан М. Оболенским. М., 1851. С. 11.]
Слово:Святъславь мутенъ сонъ видѣ… одѣвахъте мя, рече, – чръною паполомою… сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ великый женчюгь на лоно… бѣшa дебрьски сани (в изд.:дебрь Кисаню) и несошася (в изд.:не сошлю) къ синему морю.
Как видно из сопоставления, в деталях ничего общего между рассказами, кроме слова «жемчюг» и черного покрывала как предвестника несчастья, нет. Содержание же сна следует отнести за счет обычных дурных примет в сновидениях. Но такое совпадение еще не дает основания говорить о взаимосвязи памятников. Мотив вещего сна слишком хорошо известен и церковной литературе, и фольклору, и памятникам художественной исторической прозы. Жемчуг же в обоих памятниках упомянут в совершенно различных контекстах. Поэтому когда Д. С. Лихачев говорит, что речь идет не о влиянии одного памятника на другой, а об «общности верований и представлений», то он недалек от истины.[Лихачев Д. С. Сон князя Святослава в «Слове» // Лихачев. «Слово» и культура. С. 231. Ссылаясь на Д. С. Лихачева, Б. А. Рыбаков считает, что сон князя Мала был «отголоском» Слова (Рыбаков. «Слово» и современники. С. 23). У Д. С. Лихачева, как мы видим, мысль иная.]
Б. А. Рыбаков выдвинул смелое предположение, согласно которому некоторые сюжеты миниатюр Радзивиловской летописи навеяны Словом о полку Игореве. Воздействию этого памятника мог подвергаться иллюстратор киевской летописи конца XII в., владимирский художник из окружения Всеволода или его ученого сына Константина в 1200–1212 гг. «Теоретически» допускает Б. А. Рыбаков влияние Слова и на самих творцов Радзивиловского списка (XV в.), но считает это допущение маловероятным.[Рыбаков. «Слово» и современники. С. 20.] Итак, какой же материал миниатюр, по мнению Б. А. Рыбакова, мог быть извлечен из Слова, а не из текста летописи? Первая миниатюра изображает в полном соответствии с текстом летописи захват полоцких веж (л. 232 об.). На миниатюре видны два князя: Игорь и Всеволод, которых упоминает летописец. На второй изображено начало боя. Там мы видим князя и воина, стреляющих из лука. И этот мотив взят из летописи («и сняшася с ними стрелци»). На третьей видно, как половцы одолевают русских воинов, лошади и люди повержены («друзи с коней сседоша, кони бо бяху под ними изнемогли и побежени быша»). Еще один русский воин отстреливается из самострела. В четвертой Б. А. Рыбаков усматривает рассказ о том, как Игоря в левую руку ударяет половчанин, а затем князь пленен половцами. Человек же в княжеской шапке продолжает отстреливаться из лука. Это уже нечто необычайное, ибо «ни один из мастеров Радзивиловской летописи не дерзал изобразить князя с луком». Изображение навеяно Словом, где о Всеволоде сказано «прыще-ши на вой стрелами». Конечно, Всеволод не был простым лучником, он лишь отдавал приказания лучникам. Миниатюрист просто неверно понял текст Игоревой песни.[Рыбаков. «Слово» и современники. С. 18, 19.] Все это в лучшем случае чистая догадка. Лук в руках князя необычен, но он является естественным следствием летописного текста и второй миниатюры. Отождествление князя с луком с Всеволодом – простое допущение Б. А. Рыбакова (хотя оно и не исключено). Возможно, перед нами три эпизода рассказа о пленении Игоря (сначала он бьется из лука, затем в его щит попадает копье половца, затем его пленяют). Впрочем, воин со щитом без шапки, и его можно не отождествлять с Игорем, тем более что в летописи говорится, что княжеская дружина была «язвена» (изранена). «Лишней» же эту миниатюру (в противовес Б. А. Рыбакову) назвать нельзя, ибо она посвящена особому эпизоду – пленению князя, который есть в летописи.
Далее Б. А. Рыбаков переходит к следующей (пятой) миниатюре (л. 234 вверху) и видит в ней иллюстрацию к «Злату слову» Святослава, приветствие киевским князем одного из прибывших к нему князей. На миниатюре тщательно вырисована посадка на коней, изображены два князя в соответствии с двойственным числом Слова («вступита, господина, в злата стремень»). Здесь все запутано, хотя миниатюра предельно ясна. В ней говорится, как князь Владимир Глебович «выехал из города» (по летописи). В левой части миниатюры он садится на коня, в правой – выезжает. И только. Все остальное «от лукавого».[Заметим путаницу у Б. А. Рыбакова. То у него Святослав приглашает какого-то князя, то автор Слова от имени Святослава обращается к двум князьям (Там же. С. 20–21). Надо было бы выбрать что-либо одно.]Никакого Святослава.
Наконец, Б. А. Рыбаков обращает внимание на миниатюру, посвященную побегу Игоря (л. 234 об. низ). Слева князь изображен с одним воином (трубящим в рог), а справа – князь с воином и с конем, с которого упал еще один человек. Б. А. Рыбаков почему-то первого воина отождествляет с Овлуром (которого не знает Радзивиловская летопись), а во втором видит половецкого сторожа со связанными руками, которого беглецы сбросили с коня. Почему-то он привлекает «на помощь» Татищева, который пишет, что Игорь бежал «сам пят». Никакого «сам пята» на миниатюре не изображено (если только не считать, что Татищев видел миниатюру и в ней не разобрался). Весь сюжет миниатюры представляет собою художественное воплощение летописного текста. Князь бежит на Русь. По дороге один из бежавших с ним воинов гибнет,[Впрочем, может быть, это иллюстрирует летописное размышление о том, что полоняники подвергались «многими железы и казньми».] а с другим Игорь достигает родной земли (князя же должен кто-то сопровождать).
Но всего этого мало. В миниатюре на л. 235 Б. А. Рыбаков усматривает некое совмещение изображений: слева якобы речь идет о встрече князей Игоря и Святослава или Ярослава Черниговского, справа изображен поход на болгар. Но для этого построения достаточных оснований нет. Опять-таки перед нами два эпизода одного события: слева – посылка князем распоряжения о выходе в поход, справа – осада какого-то болгарского города. Да, летописец не говорит о посылке Всеволодом князя, но иллюстратор в данном случае мог руководствоваться штампом.
Словом, никаких убедительных данных в пользу предположения о влиянии Слова на миниатюры Радзивиловской летописи Б. А. Рыбаков не привел.
В последнее время с легкой руки М. С. Грушевского много говорят о близости к Слову о полку Игореве памятника XIII в. – Слова о погибели Русской земли.[Грушевський М. С. Iсторiя украïнськоi лiтератури. Т. 2. С. 166–226; Соловьев. 1) Политический кругозор. С. 93–99; 2) Заметки к «Слову о погибели Рускыя земли»//ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 15. С. 109–113; Solovjev А. 1) New Traces of the Igor Tale in Old Russian Literature//Harvard Slavic Studies. Cambridge Mass. New York, 1953. Vol. 1. P. 73–81; 2) Die Dichtung von Untergang Russlands// Die Welt der Slaven. 1964. Jg. 9, H. 3. S. 234–237; Рыбаков. «Слово» и современники. C. 79–85.] При этом А. В. Соловьев считает, что «„Слово о погибели“ является… самым сильным доказательством подлинности „Слова о полку Игореве“».[Соловьев. Политический кругозор. С. 97.] А. В. Соловьев перечислил 27 пунктов, которые должны, по его мнению, свидетельствовать о близости Слова о полку Игореве к Слову о погибели.[Сравнение фрагментов «подперъ горы Угорскыи железными плъкы» (Слово о полку Игореве) и «угры твердяху каменыи городы железными вороты» (Слово о погибели) не имеет достаточных оснований: во втором случае говорится о железных воротах (они есть и в Задонщине) в каменных городах, а в первом дается поэтический образ на другую тему. Происхождение образов «железные плъки» и «горы Угорскыи» в Слове о полку Игореве объяснено в главах II и III.] Среди них, например, сходство заголовков. Но «Словом» называли самые разнообразные произведения на протяжении многих веков истории русской литературы (в частности, памятники церковного красноречия[Кстати, список У Задонщины озаглавлен «Слово о великом князе Дмитрее Ивановиче». Это заглавие могло дать основание для заголовка Слова о полку Игореве.]). А. В. Соловьев обращает внимание на противопоставление «христиан» «поганым», имеющееся в обоих памятниках. Но и это не составляет их специфической черты. Выражения «от великаго Ярослава… до нынешняго Ярослава» (Слово о погибели) и «от стараго Владимера и до нынѣшняго Игоря» (Слово о полку Игореве) имеют лишь видимость сходства: в первом случае князья сопоставляются (оба Ярослава), во втором – противопоставляются («старый» «нынешнему»).[Эта формула встречается, например, в Троицкой летописи под 1392 г. «прочти от великаго Ярослава и до его князя нынешняго» (Приселков М. Д. Троицкая летопись. М.; Л., 1950. С. 439).] Обращения «о, светло-светлая земле Русская» (Слово о погибели) и «свѣть светлый… Игорю» действительно имеют черты близости, но сходны они и с Девгениевым деянием. Не является особенностью обоих памятников и само обращение к Русской земле (аналогично обращение в Задонщине «Русская земля, то ти еси как за Соломоном»). Все же остальное (героический лиризм, свободный ритм, страсть к легендарным образам, к гиперболическому возвеличиванию Русской земли, лирическое чувство красот природы, широкий политический, исторический и географический кругозор) не доказывает непосредственного влияния Слова о полку Игореве на произведение ХIII в. Таким образом, можно согласиться с Н. К. Гудзием, писавшим, что «все эти параллели из обоих памятников… настолько общего характера, что едва ли могут свидетельствовать о литературной связи „Слова о погибели“ со „Словом о полку Игореве“».[Гудзий Н. К. О «Слове о погибели Рускыя земли»//ТОДРЛ. М.; Л., 1956. Т. 12. С. 544.] Автор монографического исследования Слова о погибели Ю. К. Бегунов, говоря о близости этого памятника к Игоревой песни, ничего не мог сказать об их текстологической связи.
При всем этом элементы жанровой близости между памятниками отрицать трудно. Но объясняются они тем, что Задонщина (т. е. источник Слова о полку Игореве) входит в круг тех же литературных явлений, как Слово о погибели Русской земли, Повесть о падении Рязани и др. Это подробно выяснено еще Я. Фрчеком.
Б. А. Рыбаков на основе упоминания пословицы о «горазде» считает, что автор «Моления» Даниила Заточника в 1220-х гг., очевидно, слышал чтение Слова о полку Игореве.[Рыбаков. Русские летописцы. С. 459.] Но пословица вполне могла звучать и вне какого-либо литературного контекста. Она прямо не связана с сюжетом Слова.
Давно уже проводилась параллель к Слову о полку Игореве, содержащаяся в Псковской 1 летописи[ПЛ. Вып. 1. С. 98; Перетц. Слово. С. 38–39.] (под 1514 г.). Однако А. И. Смирнов и А. Д. Седельников обратили внимание на ее близость к Задонщине.[Смирнов. О Слове. С. 182–183; Седельников. Где была написана «Задонщина»? С. 526; Лихачев. Текстология. С. 261.]
ПЛ:Возкличаиш и возопиша женыорешанки на трубымосковскиа, и слыша– ше быти стуку и грому великому… И вдариша…руския князи и бояре з дивными удальцы, рускими сыновами, на сильную ратьлитовскую, и треснули копьямосковская, и гремят мечи булатные о шеломылитовскиа на полиОршиском…
Краткая редакция Задонщины по (К-Б):Тогда же восплакашасягорко женыболярыни… трубытрубят в Серпухове… Быти стуку и грому велику… з дивными удалци,с мужескыми сыны. Грянуша копияхаралужныя, мечи булатныя…
Пространная редакция Задонщины (И1):Вьсплакалися к ней болярыни избьенных, воеводины жены… трубытрубят на Коломне… быти стуку велику…выседоша удалцыз боръзых коней… рустии сынове… на сильную ратьтатарьскою, ударишасякопи хараужничьными о доспехи татарскыа, възгремели мечи булатныя о шеломыхиновския на полеКуликове…
Слово:Ярославна рано плачеть… трубытрубять въ Новѣградѣ… Быти грому великому… гремлеши о шеломы мечихаралужными… гримлютъсабли о шеломы, трещать копиахаралужныя…
Рассказ псковского летописного свода 1547 г., составленного, очевидно, в Елеазаровском монастыре, конечно, восходит к Задонщине (тут плачут «жены», есть «дивные удальцы», мечи «булатные», «стуку и грому»). Промосковский летописец использует произведение о Куликовской битве, прославляющее победы русского оружия.
В середине XVI в. во Пскове бытовала Задонщина Пространной редакции (ср. «гремят мечи булатныя о шеломы», «на поли», «на сильную рать» и др.). Однако в ней, возможно, еще были элементы Краткой («стуку и грому» и «з дивными удальцы»). О том, что это так, можно судить по выражению «треснули копья», связывающему запись 1514 г. только с Печатной группой Сказания, где находим также следы Пространной Задонщины с элементами Краткой.[К сходному выводу пришла М. А. Салмина, считающая, что «рассказ Псковской летописи восходит к пространному тексту „Задонщины“, которому, по-видимому, были присущи отдельные черты, сохранившиеся в списке К-Б» (Салмина М. А. Рассказ о битве под Оршей Псковской летописи и «Задонщина» // «Слово» и памятники. С. 525).]
Позднее игумен Корнилий в 1567 г. выпустил все эти отрывки из своего антимосковского свода.[ПЛ. Вып. 2. С. 226. О своде Корнилия см.: Масленникова H. Н. Присоединение Пскова к Русскому централизованному государству. Л., 1955. С. 167–177.]
О бытовании Задонщины во Пскове говорит и то обстоятельство, что заголовок этого памятника, написанный почерком XV в., находится в сборнике с псковскими языковыми чертами.[Седельников. Где была написана «Задонщина»? С. 576.]
Еще одну реминисценцию Слова В. Н. Перетц находил в Житии Александра Невского псковского агиографа Василия-Варлаама:
Житие Александра:…Мужие святаго князя Александра исполнишася духом ратным, бяху же сердца их яко сердца львом…Ныне приспе время нам положите главы своя за тя.[Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. М., 1915. Тексты. С. 130; Перетц. Слово. С. 39.]
Слово:Наплънився ратнаго духа…..хощу главу свою приложити.
Но выражение «наполънися ратного духа» есть и в Задонщине Пространной редакции, а «положити глава своя за тя» – обычный штамп в летописях и воинских повестях.[Ср.: «Днес готови есмя умрети с тобою и главы своя положыти за святую веру христианскую и за твою великую обиду» (Повести. С. 50), «можем главы своя сложити за тя» (Повесть временных лет под 1015 г. и др.), «Исполнишася духа ратна» см. под 1242 г. в Новгородской 1 летописи (НПЛ. С. 296).]
А. В. Соловьев стремится также найти следы Слова в Житии князя Ярослава Всеволодовича, помещенном в Степенной книге (через Житие этого князя XIII в.).[Soloviev A. V. New Traces of the Igor Tale in Old Russian Literature. P. 73–81.] Но его ссылки на сходные выражения «славная река Днепр» и «славные куряне», как показал Н. К. Гудзий, явно недостаточны: в первом случае у обоих памятников общий (фольклорный) источник («Днепр Словутич»), а во втором сходство ограничивается названием жителей Курска «курянами».[Гудзий H. К. О «Слове о погибели Рускыя земли». С. 544.]
Д. Н. Альшиц идет дальше А. В. Соловьева. Он считает Житие Всеволода из Степенной книги полемическим откликом на Слово.[Альшиц Д. Н. Легенда о Всеволоде – полемический отклик XVI в. на «Слово о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 64–70.] В Житии помещен рассказ о вымышленном походе князя Всеволода на половцев 1184–1185 гг. Он легко объясним из общей тенденции Степенной книги возвеличивать владимиро-суздальских предков московских самодержавцев и, в частности, показать их ратные подвиги в борьбе с «погаными». Основу легенды составил летописный рассказ о победе над половцами за год до битвы при Каяле. И действительно, если снять упоминание об участии в походе Всеволода, перед нами «довольно точный пересказ летописного описания похода».[Альшиц Д. Н. Легенда о Всеволоде – полемический отклик XVI в. на «Слово о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 68.] Стремясь к показу деятельности русских князей крупным планом, составитель Жития объединил в данном случае известия о ряде походов русских князей (в том числе рассказ Лаврентьевской летописи под 1199 г.). Никаких текстологических данных в пользу того, чтобы считать это Житие откликом на Слово, Д. Н. Альшиц не привел.
Не соглашаясь с построением Д. Н. Альшица, Б. А. Рыбаков считает, что авторы Степенной книги «возражали не столько концепции „Слова о полку Игореве“, сколько концепции киевского летописного свода конца XII в.».[Рыбаков. «Слово» и современники. С. 30–31.] Сам же Рыбаков склонен усматривать отзвук Слова в упоминаниях Танаиса (Дона) и Куалы (Медведицы) Курбским, поскольку тот получал книги от печерских старцев, среди которых могла находиться Игорева песнь (Б. А. Рыбаков присоединяется к тем исследователям, которые в Мусин-Пушкинском сборнике видят псковский список XV–XVI вв. Слова).[Рыбаков. «Слово» и современники. С. 30.] Чистое вероятие, не подкрепленное никакими текстологическими соображениями, вряд ли может быть чем иным опровергнуто, как уже самим фактом отсутствия у автора каких-либо аргументов в его пользу.
Н. К. Гудзий и Р. О. Якобсон поставили вопрос о возможности влияния Слова на летописную повесть о Куликовской битве.[Гудзий. По поводу ревизии. С. 93; Jakobson. 1) Sofonija’s Tale. P. 26; 2) Selected Writings. P. 558–560.]
В подкрепление своей гипотезы Р. О. Якобсон привел несколько случаев, говорящих якобы о близости Слова о полку Игореве с Летописной повестью о Мамаевом побоище. Вот они:
Летописная повесть:1…идеть на тебе Ягайло с всею силою своею. Дмитрий же князь се слыша не веселую ту годину… (Повести. С. 30). Слово:Уже бо, братие, невеселая година въстала, уже пустыня силу прикрыла…
Летописная повесть:2. И повеле мосты мостити на Дону… Заутра в суботу… (С. 34). Слово:Съ зарания въ пяткъ… начашя мосты мостити по болотомъ…
Летописная повесть:3….и велия силы узревше поидоша, и земля тутняше… (С. 35). Слово:Земля тутнетъ. Рѣкы мутно текуть… половци идуть отъ Дона, и отъ моря…
Летописная повесть:4….изрядив полки, поиде противу поганых половець… (С. 35). Слово:Потопташа поганыя плъкы половецкыя…
Летописная повесть:5….побежите неготовыми дорогами. А сам, вдав плещи свои и побеже… (С. 36). Слово:А половци неготовами дорогами побѣгоша…
Из этих пяти отрывков Летописной повести сразу же отбрасываем два: четвертый (в нем нет ничего общего со Словом, кроме «половцев») и пятый («неготовые дороги» есть в Никоновской летописи, а «неуготованные» – в Задонщине). Во втором отрывке Повесть связывает со Словом только общераспространенная формула «мосты мостити».[См. в Ипатьевской летописи под 1014 г. (ПСРЛ. СПб., 1908. Т. 2. Стб. 115).] Текст «заутра же пятъку наставшу» есть в Ипатьевской летописи (он гораздо ближе к Слову, чем Летописная повесть). Остаются выражения «невеселая година» (отрывок первый) и «земля тутнет» (отрывок третий). Но первое – общераспространенно, а сходный контекст со Словом во втором случае встречается в Сказании о Мамаевом побоище («земля стонеть вельми… рекы же выступаху из мест своих»).[Повести. С. 66.] Существительное «тутен» есть в Ипатьевской летописи. Да и в списке Сказания, которым пользовался автор Слова, могло стоять «тутнет» (в Ермолаевском списке «земля танет»[ГПБ, F.IV, № 231, л. 305 об.]). С другой стороны, выражение «земля тутнаше» есть в Октоихе XIII в., т. е. оно могло быть хорошо известно писателю XIV–XV вв.[Срезневский. Материалы. Т. 3. Стб. 1040.]
Итак, никаких надежных свидетельств близости Слова о полку Игореве и Летописной повести о Мамаевом побоище у нас нет.[М. А. Салмина осторожно пишет, что «нельзя отрицать возможность влияния „Слова о полку Игореве“ на „Летописную повесть“, но параллельные чтения обоих памятников пока еще недостаточны, чтобы утверждать существование такого влияния с полной уверенностью» (Салмина М. А. «Летописная повесть» о Куликовской битве и «Задонщина» // «Слово» и памятники. С. 384).]
Д. С. Лихачев пишет: «Есть основание думать, что „Слово“ было знакомо автору Поэтической повести об осадном сидении казаков в Азове, составленной в середине XVII в.».[Лихачев. Слово-1955. С. 146.] Но еще А. И. Смирнов высказал предположение, что в распоряжении автора Поэтической повести находилось не Слово о полку Игореве, а Сказание о Мамаевом побоище и Задонщина.[Смирнов. О Слове. С. 138 и след.] Вывод о влиянии Сказания на Повесть разделяет и А. Н. Робинсон.[Робинсон А. Н. Повести об Азовском взятии и осадном сидении//Воинские повести. С. 219–220.] Вот общие фрагменты Повести и Задонщины.
Поэтическая повесть: [Воинские повести. С. 61–62, 67, 72, 76.]1. Крымской царь наступил на нас со всеми великими турецкими силами. Все наши поля чистые орды нагайскими изнасеяны… От силы их многия и от уристанья их конского земля у нас под Азовым потреслася и погнулася, и из реки у нас из Дону вода на береги выступила от таких великих тягостей, и из мест своих вода на луги пошла.
И почали у них в полкех их быти трубли великия в трубы болшие…..как есть стала гроза великая над нами страшная, бутто гром велик и молния страшная ото облака бывает с небеси… Набаты у них гремят многие и трубы трубят, и в барабаны бьют в велики и несказанны. Ужасно слышати сердцу всякому их бусурманская трубля… Задонщина (по списку У):…поганые поля руские наступают… Черна земля под копыты, а костми татарскими поля насеяша…..протопташа холми и луги. И возмутишася реки и потоки…..в трубы трубят на Коломне, в бубны бьют в Серпугове… Силныи тучи ступишася, а из них часто сияли молыньи и загремели громы велицыи… Грозно и жалостно в то время бяше тогды слышати…
Поэтическая повесть:2. И давно у нас в полях наших летаючи, хлехчют орлы сизыя и грают вороны черныя подле Дону тихова, всегда воют звери дивии, волцы серыя, по горам у нас брешут лисицы бурыя, а все то скликаючи, вашего бусурмайского трупа ожидаю-чи. Задонщина (по списку У):Птицы крылати под облак летят, вороны часто грают, а галицы своею речью говорят, орли хлекчют, а волцы грозно воют, а лисицы на костех бряшут… вороны грают, трупи ради человеческия…
Поэтическая повесть:3. Не дорого нам ваше сребро и злато, дорога нам слава вечная!., иным нам вас потчивать нечем – дело осадное! Задонщина (по списку У):Жены руские восплескаша татарским златом… нешто тобя князи руские горазно подчивали…
Поэтическая повесть:4….Не бывать уж нам на святой Руси! Смерть наша грешничья… за веру християньскую, за имя царьское… Задонщина (по списку У):Уже нам, брате, в земли своей не бывать… за веру крестьянскую и за обиду великаго князя Дмитрея Ивановича…
Итак, зависимость Поэтической повести об Азове от Задонщины несомненна. Выражение «клехчют орлы» в Повести близко именно к списку У Задонщины (И1 «въсплещуть», С «кличут»). Менее выражена взаимосвязь ее со Сказанием о Мамаевом побоище. Здесь, собственно говоря, совпадает лишь один образ «реки выступаху из мест своих». Его общий характер не позволяет считать связь этих двух памятников доказанной. К тому же текст «от таких великих тягостей и из мест своих вода на луги пошла» является индивидуальной особенностью списка Ундольского Повести и, возможно, в ее протограф не входил.[Сутт Н. И. Повести об Азове (40-е годы XVII в.)//Учен. зап. МГПИ. Кафедра русской литературы. М., 1939. Вып. 2. С. 7.]
Заметим, что в сборнике Унд. № 632, содержавшем Задонщину, находились так называемая Историческая повесть об Азове и Повесть о двух посольствах, которая, как доказали А. Н. Робинсон и М. Д. Каган, имеет соприкосновение с Поэтической повестью об Азове,[Робинсон А. Н. Жанр поэтической повести об Азове//ТОДРЛ. М.; Л., 1949. Т. 7. С. 100–109; Каган М. Д. «Повесть о двух посольствах» – легендарно-политическое произведение начала XVII века // ТОДРЛ. М.; Л., 1955. Т. 11. С. 23Ф—237.] а возможно, и являлась ее источником.
Итак, никаких отголосков Слова о полку Игореве в древнерусской литературе обнаружить не удается.[О взаимоотношении Слова о полку Игореве с припиской к псковскому Апостолу 1307 г. см. в главе VII.] Само по себе это обстоятельство решающего значения для вопроса о времени возникновения Слова не имеет: ведь известны случаи, когда памятник сохранился всего в одном списке (например, Поучение Владимира Мономаха) и оставался безвестным до его обнаружения в XVIII или XIX в. Бесспорно другое. В древнерусской литературной традиции нет следов влияния Слова о полку Игореве, в то время как в этом памятнике находятся явные отголоски русских и переводных произведений Древней Руси XII–XVII вв.
Если фактическое содержание Слова о полку Игореве основывалось на летописных сведениях, а литературным образцом для его автора была Задонщина, то средства художественного изображения (эпитеты, образы, ритмика), как правило, в нем глубоко народны и уходят корнями в сокровищницу русского, украинского и белорусского фольклора. Все без исключения бессмертные места этого памятника – народны и не восходят непосредственно к какому-либо письменному источнику. Народные истоки Слова проявились и в идейном содержании памятника, героем которого является Русская земля, и в изобразительных средствах, и в ритмическом складе произведения. Особенностью Слова является тот своеобразный синтез традиций русской письменности с наследием русского, украинского и белорусского фольклора, который составляет основу этой, если так можно выразиться, книжной былины.
Специфика Слова наглядно проявилась уже в его изобразительных средствах.[Большой конкретный материал по этому вопросу собран в работах: Перетц В. Я. 1) К изучению «Слова о полку Игореве». С. 88—149; 2) Адшуканьнi i нагляданьнi беларускай народнай творчасьцi// Iнстытут беларускай культуры. 3aniскi аддзелу гуманiтарных навук, кн. 2. Працы клясы фiлелегii. Т. 1. Менск, 1928. С. 247–253; Никифоров. Слово; Мочульский В. Ф. «Слово о полку Игореве» и белорусское устно-поэтическое творчество//Вестник МГУ. Филология, журналистика. 1962. № 2. С. 17–33; 1965. Серия 7. № I. С. 74–84; 1967. Серия 10. Филология. № 6. С. 67–78; 1969. Серия 10. Филология. № 4. С. 69–75; Смолко H. С. 1) Эпитеты в «Слове о полку Игореве»//Труды Пржевальского гос. пед. ин-та. Пржевальск, 1962. Вып. 9. С. 3—21; 2) Метафоры в «Слове о полку Игореве»//Труды Пржевальского гос. пед. ин-та. Серия обществ, и филол. наук. Пржевальск, 1963. Вып. 2. С. 157–196; Пшчук С. П. «Слово о полку Iropeвiм» i усна народна поезiя//Народна творчiсть та етнографiя. 1963. Кн. 4. С. 27–37; Гордииський С. Слово о полку Iгopeвi i украïнська народна поезiя. Biннiпeг, 1963; Дмитриев Я. А. «Слово о полку Игореве»//Русская литература и фольклор (XI–XVIII вв.). Л., 1970. С. 36–54.] Как установил А. И. Никифоров, из 56 эпитетов Слова 13 имеют чисто фольклорный характер.[Бусый (волк), быстрая (река), бесовы (дети), каленые (сгрелы), шизый (орел), грозный (князь), тисова (кровать), лебединые (крылы), серый (волк), широкие (поля), зеленая (трава), злаченый, злато (шелом, стрелы), студеная (роса).] К этому можно добавить столько же эпитетов преимущественно фольклорных.[Темный (берег), синяя (мгла, море), яр (тур), милые (лады), каменные (горы), красные (девки), черный, черна (ворон, туча), чистое (поле), златоверхий (терем), вещие (персты), горазд, лютый (зверь), незнаемая (земля). А. И. Никифоров к этим эпитетам причисляет еще «жемчужная» (душа), «буй» (тур) и «харалужные» (мечи). Но первые два эпитета в их конкретных сочетаниях чужды фольк-лору. Термин «харалужный» встречается только в Задонщине и в Сказании о Мамаевом побоище Печатной группы.] Остальные он считает свойственными как устной, так и письменной литературе.[Багряный, бебряный, борзый, белый, великий, драгый, железный, живой, зверин, злат, кровавый, лютый, млад, острый, отень, поганый, светлый, сильный, черленый, жестокий, горячий, мутен, веселый. К этому надо добавить отсутствующие в фольклоре: пламян, златокованный, тресветлый, ратный, трудный, смысленый. Впрочем, В. А. Аносов в неизданном сочинении «Церковнославянские элементы в языке великорусских былин» говорил, что «златокованный» встречается в былинах (Отчет о состоянии и деятельности С.-Петербургского университета за 1912 год. СПб., 1913. С. 213).] Изобразительный материал по преимуществу фольклорен. Но вот многие сочетания Слова не находят подтверждения ни в устной, ни в письменной литературе, показывая тем самым неповторимое своеобразие творческого почерка автора. В их числе следующие: «бебрянъ рукавъ», «буй туръ», «бусовы врани», «босый волкъ», «бѣлый гоголь» («белыя лебедь» есть у Кирши Данилова), «бѣлая хоругвь». Выражению «дети бесовы» отдаленно соответствует «бiсoв» в украинском языке. Неизвестны в других памятниках сочетания «великий жемчюг», «великое поле», «грому великому». То же можно сказать и о «вещих перстах», «вещей душе», «железных путинах», «железных папорзях». Нет ни в письменной литературе, ни в фольклоре «жемчюжной души», «жестокого тела», «жестокого харалуга», «живых шерешир». Отсутствуют «свист зверинъ» (у Кирши есть «крик зверин») и «острые стрелы». Крайне редки сочетания «лебединые крылы» (особенно – «перо») и «студеная роса» (чаще – «холодная роса»).[Ср.: «Сцюдзеная раса пала, Пусти мяне дамоу, пане» (Белорусские песни, собранные П. В. Шейном//Записки РГО по Отделению этнографии. СПб., 1873. Т. 5. С. 469).] Нет в фольклоре «отня стола», хотя это сочетание встречается в летописи. «Светлое солнце» есть в Девгениевом деянии, но отсутствует в произведениях устной словесности, «сильные полки» также чужды фольклору.[Есть в Повести о разорении Рязани: Воинские повести. С. 13.] Сочетания «серебряные» стружие, седина, струи, брези не встречаются ни в фольклоре, ни в письменности.
