Текст книги "Люфтваффельники"

Автор книги: Алекс Сидоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 73 страниц)

87. Постой паровоз, не стучите колеса…

– Сержант Гнедовский!

– Я!

– Курсант Копыто!

– Я!

– Курсант Пономарев!

– Я!

– Курсант Симонов!

– Я!

– Выйти из строя на десять шагов! Училище, СМИРНО! За смекалку, находчивость и мужество, проявленные при тушении пожара и спасение железнодорожного состава с важным грузом, данные курсанты награждаются ценными подарками от Министерства путей сообщения СССР – наручными часами «Победа»!

Генерал-майор – начальник училища солидно спустился с трибуны, облицованной мраморными плитами, подошел к нам и с подчеркнутой важностью происходящего, вручил каждому по маленькой пластиковой коробочке с наручными часами. При этом лицо сурового генерала откровенно светилось искренней отеческой теплотой, многочисленные морщинки на коже пожилого человека разгладились, а в глазах периодически проскакивали озорные искорки молодецкого куража – «чертики бегали», и доброй зависти, наверное.

Да-да, скорее всего именно доброй зависти. Было явно заметно, что нашего генерала прямо распирает от нескрываемой гордости, что его воспитанники наконец-то отличились в лучшую сторону (не «Агдам» стырили, а действительно что-то приличное сотворили), и по-доброму завидует нам – четверым курсантам, благоговейно замершим на училищном плацу по стойке «смирно».

В этот торжественный момент, по крайней мере, нам четверым (вру, пятерым – включая генерала) было отчетливо и предельно понятно, что начальник училища с превеликим бы удовольствием и абсолютно не задумываясь, немедленно променял бы свой помпезный генеральский китель с красивыми погонами, расшитыми золотой нитью, на многократно застиранную, затертую и заношенную «в хлам» курсантскую ХБшку, лишь бы вернуться в бессовестно-беззаботную молодость.

И сбросив с себя всю показную напыщенность и важность – неизменные атрибуты высокой должности и наплевав на обрыдло-занудную кабинетную рутину, с молодецкой удалью и разухабистым юношеским азартом, поучаствовать в каких-нибудь головокружительных приключениях – в тушении пожара, например (про расхищение цистерны «Агдама» опять же скромно промолчу).

Крепко пожимая нам руки, начальник училища приветливо улыбался и тихо говорил.

– Спасибо, ребята! Порадовали старика, так держать! Молодцы парни! Молодцы! Спасибо, орлы!

Затем, степенно поднявшись на трибуну, генерал вновь принял «уставное» суровое выражение лица и с металлом в голосе громыхнул над притихшим плацем.

– А сейчас мой заместитель по политической части полковник Боргударов зачитает официальное письмо, присланное в адрес командования училища из Министерства путей сообщения СССР. Слушайте внимательно и гордитесь, что вместе с вами учатся эти славные и ответственные парни! Берите с них повсеместный пример и старайтесь хоть чуть-чуть походить на них! И тогда я могу с чистой совестью спокойно уходить на заслуженный пенсион, ибо лично меня переполняет чувство полного удовлетворения за проделанную работу и отеческая гордость, что эти курсанты – воспитанники именно нашего училища ВВС. Итак! Слово предоставляется полковнику Боргударову.

«Политический» полковник подошел к стойке с микрофонами и, медленно развернув противно шуршащий листок бумаги, с чувством, с толком и профессионально играя интонацией, завел долгоиграющую агитационо-помпезную песню.

– В благодарственном письме от руководства МПС СССР, за подписью ЛИЧНО САМОГО заместителя министра на имя командования нашего училища ВВС, выражается искренняя и горячая благодарность за воспитание достойной смены, которая в скором времени вольется в стройные и монолитные ряды офицеров доблестной Советской армии. Руководство МПС СССР абсолютно уверено, что курсанты нашего краснознаменного и орденоносного училища в трудную минуту для окружающих их людей, для своей страны, для своей Родины – Союза Советских Социалистических Республик, сразу и все как один, решительно встанут плечом к плечу, мужественно преодолевая любое проявление постыдного страха и презрев личные интересы, будут надежной опорой… и т. д. и т. п. … еще на добрые полчаса.

Весь личный состав училища обреченно замер в монолитном строю на огромном плацу, благоговейно внимая каждому слову зажигательной речи, а за нашими спинами, взгромоздившись на отделанную белым мрамором трибуну, заливался соловьем партийный рабочий – замполит училища полковник Боргударов.

Хорошо поставленным голосом, с правильной литературной дикцией достойной диктора центрального телевидения, он мощно вливал в благодарные уши курсантов, бесконечный словопоток, щедро насыщенный возвышенной патетикой пропагандисткой направленности. В коротких паузах, необходимых для физиологической вентиляции натруженных легких, работающих в авральном режиме, полковник периодически эмоционально потрясал в воздухе «гербованной» бумагой из незабвенного МПС СССР, призывая в авторитетные свидетели искренней правоты своей эпохальной речи, не иначе как все МПС СССР в целом.

Блин, вот умеет же привирать красиво, фиг докопаешься! Могу поспорить, что в том письме не было и половины того, что наплел наш краснобай-сказочник зам. генерала по политической части – Ганс Христиан Андерсен доморощенный. А куда деваться, работа такая! Профи… не зря свой «хлеб с маслом» кушает и «какавой» запивает! Эх, учиться у таких надо, если хочешь быструю и непыльную карьеру в уютных штабах делать – подальше от «любимого» личного состава и боевой техники! Блин, ну заткнулся бы что ли?! Неуютно как-то на плацу торчать! Отпустите за ради Бога в родную роту, дайте в строю среди ребят затеряться… неудобно как-то все это…

Но мы продолжали стоять перед всем личным составом училища, 4-мя неподвижными столбами, глупо улыбались и рассеянно вертели в руках маленькие пластиковые коробочки с часами «Победа». Честно сказать – совсем неловко стоять перед почти 3-х тысячным строем себеподобных, врожденная скромность там и все такое… Тем более, каждый на тебя пялится как на «чудо-юдо» какое-то.

Герои, ратиборы, огнеборцы, куда деваться?! Надо же, как вдохновенно замполит вворачивает красивые и непонятные слова. Мде, в красноречии полковнику Боргударову не откажешь, язык то «без костей», не иначе.

Пока над плацем носилось эхо восторженно-громогласных речей, в моей памяти, словно цветные картинки из детского калейдоскопа, всплывали все наиболее яркие обстоятельства и хронологические подробности свершения нашего «эпохального» подвига…

– Санька, Леля, собирайтесь! Сейчас шустренько двигаем в баню, а потом в чепок (буфет) заскочим, надо съестным максимально затариться, в караул сопровождения завтра едем (караул сопровождения – группа вооруженных военнослужащих, сопровождающих груз военного назначения, который перемещается по стране на достаточно длинные расстояния).

Мы с Леликом многозначительно переглянулись и вопросительно посмотрели на сержанта Валеру Гнедовского, который принес эту достаточно приятную новость – прокатиться по стране и отвлечься на некоторое время от монотонности училищной жизни, а почему бы и нет?!

Валера, снимая пилотку и подтыкая ее за поясной ремень, озадаченно прищурил глаза и продолжил.

– Приказом по училищу от нашей роты, кроме нас с вами, еще курсант Петровский отдан, но он, как вы знаете, на прошлой неделе в госпиталь с двухсторонним гайморитом загремел – фиговый расклад, однако. Наверное, подмену из 5-й роты назначат.

Сержант Гнедовский опять недовольно поморщился.

– Жаль, конечно, лучше бы с нашим философствующим «Люфтваффельником» поехать, парень проверенный, да и веселее, а так с чужим … как-то не очень… попадется мудак какой-нибудь, замотаемся его перевоспитывать всю дорогу.

– А куда едем и насколько?!

– Из Свердловска тащат какое-то немыслимое артиллерийское орудие калибром в 152-мм образца времен Ивана Грозного…

– Охренеть?! А мы то причем?! С какого перепугу ВВС и сраная пушка, да пусть хоть внебрачная дочь шрапнельной пищали и Царь-пушки?! Орудие пусть другие волокут – стратеги например! У них же в петличках две пушки сношаются, перекрещиваются так сказать в порыве страстного экстаза… А нам подавай авиабомбы, реактивный движок или чего-то в том же духе похожее…

– Да какая в принципе разница?! Все, какое-никакое разнообразие! Покатаемся по бескрайним просторам Родины, пока пацанам тут будут мозги знатно сушить. Потом на сессии поноем жалобно: «Мол, пропустили все Ваши гениальные лекции, товарищ великий преподаватель, но не по своей воле и не корысти ради, а токмо из-за треклятого выездного караула». Глядишь, и накинут пару баллов?! А эту младшую дочку царь-пушки еще недавно сопровождали солдаты со «сверчком» (военнослужащий сверхсрочник) – стадо идиотов, иначе не скажешь. Не успели отъехать от Свердловска, как их караул поголовно нажрался в сопли и на первой же остановке, бдительный комендант застукал голубчиков. Прямо «тепленьких» за ноги из теплушки вытаскивали. У нас же комендант – всем комендантам комендант, хрен проскочишь! Сейчас эти «алконафты» на гарнизонной гауптвахте вытрезвляются! Пока платформа попутную оказию ждет, в наше училище из гарнизонной комендатуры заявку на 4-х «конвойных» скинули. А пушку волокут в Измаил – солнечная Молдавия вроде как, если не ошибаюсь?! Не судите строго, в школе географию принципиально прогуливал. И если Измаил на самом деле в Молдавии или на Украине, кто его знает, мне все едино, то там все равно теплее, чем сейчас здесь – на суровом Урале-батюшке. Весна называется, что ни год, то – 10 в апреле и снега по колено, охренеть!

Услышав про «солнечную Молдавию», Витя Копыто, присутствующий в спальном помещении казармы, оттопырив уши, всячески проявляя максимальный интерес к нашему незатейливому разговору, неожиданно встрепенулся и, придя в «крайнюю» степень возбуждения, заорал дурным голосом.

– Парни возьмите меня с собой! У меня тетка единокровная в Измаиле имеется, молдаванка, пля буду – родная сестра матушки, сто лет не виделись…

– Витя, приказ по училищу, тебя там нет…списки утверждены…

– Давайте попросим Нахрена. Я уговорю! Я смогу! Я попробую… Я вам обязательно пригожусь, не пожалеете! Ну, возьмиииитеееее меее…няяяяяяяя….

Как мы не отнекивались от такого незапланированного счастья, как наш незабвенный Витенька, но спорить с ним было абсолютно бесперспективно.

Откровенно надеясь, что у курсанта Копыто ничего не выйдет, мы поставили категоричное условие, что договариваться с командиром роты – капитаном Хорошевским о включении в состав выездного караула, Витя будет сам лично (один, без ансамбля), без нашего активного участия. Получится – значит, получится! Нет?! Извиняй Витенька, мы сделали всё, что смогли! Искренне расстроены, украдкой утираем слезы! Любим, целуем, пиши письма…

Однако мы недооценили дипломатические способности нашего дорогого Витеньки! Энтузиазм крайне заинтересованного индивидуума способен чудеса творить! Уболтал, уговорил, убедил, нашел нужные и проникновенные слова для вечно раздраженного Володи Нахрена.

При проведении данной процедуры, легендарные уши Виктора уморительно шевелились, а живописное лицо выражало такую степень отчаяния, что капитан Нахрен бессовестно ржал взахлеб до полного изнеможения и обильно-истеричных слез в три ручья (у курсанта Копыто шевелились ушные раковины при разговоре, см. «Пластическая хирургия»). В результате, ротный офицер на удивление достаточно быстро сдался и Витя Копыто был незамедлительно включен в состав выездного караула.

Не иначе, Володя Нахрен с тайным восторгом воспринял данную идею – на законных основаниях отдохнуть от такого чуда «генной инженерии» и явной ошибки природы, как Витя Копыто, хотя бы в течение короткого времени, заслав его хоть в выездной караул в Молдавию, хоть в экспедицию на Северный полюс, хоть в полет на Луну, хоть к черту на кулички.

Готовились к неожиданной командировке в аврально-истеричном режиме. Времени на раскачку не было по-определению.

Используя всю без остатка накопленную и заныканную для романтических увольнений в город в приятном женском обществе, денежную наличность, накупили еды – печенья, пряников, конфет. Получили на училищном прод. складе тушенку, рыбные консервы «братская могила» – бычки в томате, различные крупы, сухофрукты, хлеб, сухари «термоядерные» (хрен раскусишь), сахар, чай, соль. Собрали вещмешки, взяли ложки, посуду, бачки, полотенца, зубные щетки, бритвы и прочее. Получили оружие, патроны, командировочное предписание на выполнение задание. Все шустренько и бегом.

Лихорадочно носясь по училищу, мы ловили на себе откровенно завистливые взгляды остающихся в училище ребят. Еще бы, сорваться в командировку на пару недель – это почти что «внеплановый» отпуск.

На училищном ГАЗ-66 «Шишига» приехали на ж.д. станцию, скоропостижно и без проволочек приняли маленькую теплушку (такие в кино о войне часто фигурируют) с прокопченной буржуйкой и деревянными нарами вместо кроватей (из постельных принадлежностей одни матрасы и свалявшиеся старые подушки без наволочек). Одеяла были в таком состоянии, что складывалось устойчивое впечатление, что на них выросло не одно поколение моли. Фиг с ним, не страшно, вместо одеял используем свои шинели.

Мде…, знали бы такое положение дел с постельным бельем, из училища прихватили бы свое. Ну, да ладно, это не самое страшное, не смертельно, стандартные тяготы и лишения и все такое… не в первый раз и самое досадное – не в последний.

Объект охраны впечатлил своими размерами и солидностью. Огромная пушка занимала всю грузовую платформу от края до края и завораживала своей исполинской мощью. Ее гармоничная конструкция источала скрытую угрозу и вызывала трепетное уважение. Раззявя рты в благоговейном восторге, мы только и смогли издать нечленораздельное.

– Вот это «даааааа….»!

Платформа с длинноствольным орудием была предпоследней в длиннющем составе грузовых вагонов, а наша теплушка – самой последней. Так было удобней с точки зрения перецеплять наш груз от поезда к поезду, выбирая попутную оказию, да и нам – сподручней охранять военное имущество, просматривая сразу обширный сектор подступа к объекту на целые 270 градусов.

Но у этого «удобства» была и «обратная сторона медали» – т. к. теплушка была достаточно маленькой, двухосной и относительно легкой, то при движении ж.д. состава с более-менее приличной скоростью, нас болтало весьма нещадно. Создавалось устойчивое впечатление, что мы попали на маленький кораблик, который волокут на буксире в бушующем море.

Т.к. туалет в теплушке отсутствовал по определению – мятое ведро с днищем в виде прогнившего сита, а остановки грузового состава были крайне редкими, то справлять естественные надобности приходилось урывками, где как – в чистом поле, на перегонах, в отстойниках и во время работы маневровых паровозиков, перестыковывающих два наших вагона от одного локомотива к другому и т. д.

Особенно неудобно и достаточно рискованно было «облегчаться» на «полном ходу» поезда. Пописать было достаточно легко, элементарно открыв сдвижную дверь. Самое главное – удержать руками свое мужское достоинство и шаткое равновесие персональной тушки на краю мельтешащей «бездны», когда пол маленького вагончика так и норовит выпрыгнуть из-под твоих ног.

После того, как Витя Копыто, не справившись с силой гравитации и, не учтя общеизвестных законов гидродинамики из курса физики за 7-й класс средней школы, пару раз обильно обрызгал стены и пол теплушки (только потолок, почему-то остался сухим, непонятно) и, получив последнее «китайское» предупреждение в виде дружеского пинка по костлявой заднице, он тоже научился вполне прилично попадать личной струей в открытый проем огромной сдвижной двери, почти с первого раза. Снайпер!

А вот сходить «по большому» – это вообще «песня», заслуживающая отдельного краткого пояснения! Итак, прошу прощения за подробности, но жизнь есть жизнь, куда деваться?! Немного пофантазируйте и представьте следующее действо.

А лучше, попробуйте на досуге удержаться на постоянно вибрирующем и хаотично дергающемся краю пропасти открытого проема вагонной двери, да еще со спущенными ниже колен штанами, на приличной скорости поезда и под задорный свист встречного ветра?! Это что-то! Впечатлений «выше крыши»! Главное – чтобы в этот ответственный момент, навстречу не попался другой поезд!

Во-первых – перепугаешься до полусмерти, а во-вторых – образовавшимся завихрением воздушного потока между двумя поездами, несущимися навстречу рядом друг с другом, в открытую дверь теплушки обязательно задует продукты жизнедеятельности твоего организма, с которыми только что стремился безуспешно расстаться. А это уже «не есть хорошо», поверьте на слово.

Вечно чадящую древнюю печку-буржуйку топили углем, который во время редких остановок шустро грузили из угольных развалов или добывали, входя в образ «жалобного попрошайки», у проводников пассажирских вагонов поездов, стоящих на параллельных путях. Приготовить на «буржуйке» горячую пищу было совсем не просто, ибо печка катастрофически быстро остывала но, тем не менее, мы старались питаться более-менее регулярно.

Во время остановок грузового состава, независимо от времени суток и погодных условий, выставлялся обязательный пост – курсант-часовой с автоматом.

Пушка – огромная длинноствольная «дура», зачехленная выцветшим брезентом, внушала уважение всем своим фундаментальным видом не только нам. На всех ж.д. станциях, поголовно все и каждый из местных жителей старался рассмотреть это чудо поближе, а ребятня норовила незаметно пробраться на платформу и заглянуть под брезент. Приходилось постоянно гонять «гражданское население», куда деваться?!

Откровенно говоря, такое внимание местных жителей, поднимало наш статус в наших же собственных глазах до заоблачных высот. Важно поглядывая на орудие, нас распирало от гордости и осознания всей важности выполняемой миссии. Мощная штукенция, ничего не скажешь, не смотря, что устаревшая. Не иначе, радикально усилятся западные рубежи нашей родины после получения такой грандиозной хренотени. Враги трепещите! Везем! Тащим!

До конечного пункта назначения ехали утомительно долго, наши вагоны то прицепляли, то отцепляли, то загоняли в отстойники и тупики. Мы уже почти три недели не мылись, форма ХБ, некогда цвета хаки, стала равномерно землистого оттенка, угольная пыль въелась в ткань очень основательно. Подшива (сменный белый воротничок) была безнадежно черная, наши физиономии тоже были матово-черные от мелкой как мука угольной пыли и безнадежно чадящей печки. Складывалось устойчивое впечатление, что у нас четверых один общий папа, причем – негр!

Единственное, что радовало – погода. Чем дальше отъезжали от Урала, тем мягче становился климат. Ласковое солнышко посещало нас все чаще и чаще, шоколадный загар не заставил себя ждать, будет потом чем покрасоваться перед уральскими девчонками. Хотя, кого я обманываю?! Размечтался?! Это была банальная всепроникающая угольная пыль, не более того.

На редких остановках, чаще всего – ночных, вдоль нашего состава обязательно ходила пара станционных рабочих в исключительно грязной и промасленной буквально насквозь (до кожаного блеска) робе. Один монотонно постукивал молотком на длинной ручке по ступицам колесной пары, а второй, в зависимости от звонкости «эха», открывал створку колесной буксы и заливал в нее машинное масло из чайника.

Сначала, наш часовой попытался не подпустить чумазых работяг к платформе с пушкой и, передернув затвор АК-74, озвучил угрозу применения оружия – военная тайна и так далее, понимать надо! Но бригада в черных робах объяснила свой «повышенный» интерес к вагонам достаточно спокойно, прозаично и убедительно.

Оказывается, в конструкции колесных пар любого вагона применяется допотопный подшипник времен царя Гороха, который с поразительным и завидным аппетитом пожирает машинное масло в неимоверных количествах – прямопропорционально пробегу самого вагона и маслице надо периодически добавлять по мере выработки, чтобы не было перегрева всей колесной ступицы. Во как?! А кто-то сказал, что мы уже в космос летаем, а сраный подшипник для вагона изобрести не можем?! Мде, архаизм!

По мере незапланированной затяжки срока нашей командировки, начались неизбежные проблемы с продуктами питания. Хлеб и тушенка закончились неожиданно быстро, осталась одна крупа и сухари – мечта стоматолога …и вот вроде бы и все…

Так как с продуктами питания наступил фатальный дефицит, местами переходящий в полный пипец, у личного состава караула остро встал вопрос о добыче хлеба насущного, дабы не протянуть ноги и не опуститься до фактов откровенного каннибализма. Из всех нас, Витя Копыто был откровенно в выигрышном положении. Из-за своей телесной тщедушности, он напоминал банальный суповой набор, состоящий из одних мослов и голых костей, и не представлял особого кулинарного интереса. Хотя, в качестве навара для первого блюда, почему бы и нет?!

На ближайшей станции единогласным решением всего состава караула, Витя Копыто как наиболее вызывающий жалость и сострадание у гражданского населения, был отправлен на «разведку».

Внешний вид нашего разведчика был впечатляющим – с беспросветно чумазым лицом, покрытым толстым слоем угольной и дорожной пыли, подшивой подворотничка цвета грязной земли, бесформенными сапогами неопределенной расцветки, окислившейся бляхой поясного ремня равномерно зеленого цвета, а также, некогда желтыми волосами, которые давно свалялись в грязные сосульки и торчали из под пилотки модными сейчас «дредами», выпирающими костями и громыхающий мослами – короче, полная жуть, а не воин или именно то, что надо!

На маленькой и ухоженно-симпатичной глубоко провинциальной станции, Витя с горящими от голода глазами приблизился к бабулькам, сидящим рядком вдоль перрона и торгующих жареными курочками, огурчиками, творогом, сметанкой, семечками и в процессе выяснения приемлемой цены на продуктовое изобилие, пробил поголовно всех старушек на элементарную жалость и острый приступ сострадания. Типа – едем на Запад, гаубицу секретную везем на границу. Обстановка в мире неспокойная! Но не волнуйтесь бабоньки, не посрамим, отстоим, все как один и все такое…

В результате, курсант Копыто вернулся к вагону в окружении многочисленной группы старушек, которые помогали ему нести кучу всего съедобного исключительной вкусности и, причем абсолютно бесплатно.

Когда наш состав тронулся в путь, сердобольные старушки продолжали насильно впихивать нам в руки незатейливую снедь домашнего приготовления – пирожки с различной начинкой, творог, вареную картошечку, посыпанную мелконарезанным укропчиком, а затем, не сговариваясь, выстроились на ж.д. платформе в идеальную шеренгу и еще долго махали нам вслед своими платочками, вытирая обильные слезы, периодически причитая.

– Эх, лишь бы не было войны! Берегите себя, ребята… совсем еще дети…

Очевидно, эти бабушки вспомнили, как когда-то очень давно провожали своих «соколиков» на жестокую войну.

У всех ребят от такой трогательной картины тоже защемило где-то глубоко в груди и предательски защипало в глазах. Что ни говори, а поколение, которое пережило кровавую войну, питает к «человеку с ружьем» какую-то особую нежность!

Курсант Копыто опасно висел в проеме распахнутой настежь двери, вглядываясь в добрые лица старушек, остающихся на убегающей «вдаль» станции и отчаянно долго махал пилоткой, зажатой в грязной кулаке.

Уже давно осталась позади гостеприимная уютная станция с добрыми бабульками, и скрылись за изогнувшимся дугой горизонтом сама платформа с маленькими фигурками наших благодетельниц, а Витя все висел и висел на поручнях вагона, старательно вглядываясь в неумолимо удаляющийся вид провинциального городишка (даже названия не помню, а жаль).

Когда он, наконец, вернулся в вагон, мы заметили, что по Витькиным прокопченным щекам пробежали две крупные слезинки, оставляя после себя следы в виде относительно чистых дорожек.

Все ребята дружно сделали вид, что не заметили этого, т. к. у каждого из нас к горлу подкатил необъяснимый комок, говорить ничего не хотелось. Одно было предельно понятно – эти старушки видели настоящую войну, пережили пронзительный момент расставания «навсегда», познали горечь утраты близких и любимых, и наше неожиданное появление однозначно всколыхнуло их добрые сердца, захлестнуло волной щемящих воспоминаний и наполнило трепетными переживаниями.

– Эх, лишь бы не было войны…

Еще долго данная фраза отдавалась стуком вагонных колес в наших ушах. Спасибо Вам, бабушки!

Пару дней мы питались относительно сытно, но любые запасы, даже самые обильные и вкусные, имеют нехорошее качество – заканчиваться.

Очередная узловая станция, безликая и неприметная – одна из череды многих. Стоим ночью, зябко, сыро, промозгло, в воздухе висит ощущение скорого дождя. Часовой Лелик Пономарев кутается в шинель и постоянно дышит на застывшие руки, пытаясь хоть как-то согреться, но все равно парня откровенно знобит. Подходит «древний» старлей – комендант ж.д. станции, посмотрел на нас, на орудие, на теплушку, проверил предписание и документы на груз, спросил о запасах продуктов. Услышав откровенный неутешительный ответ, грустно вздохнул, тихо выматерился и привел меня и Витю Копыто в станционный буфет.

В буфете, полная и розовощекая мадам за прилавком, налила старлею стаканчик водочки «во здравие», а нам отпустила ящик «Буратино», 4 буханки хлеба, добрый кусок сыра, батон колбасы, целлофановый пакет с гречневой крупой и дохлую курицу (сплошные кости, толстенная кожа в огромных пупырышках, не иначе как умерла своей смертью в глубокой старости или от хронического истощения, на «дареному коню в зубы не смотря», берем что дают). Также буфетчица насыпала в 2-литровую банку вкуснейший винегрет и выставила на прилавок 4-ре бутылки кефира, причем денег взять категорически отказалась. Спасибо Вам, добрые люди!

Едем дальше. Солнечный день, двери теплушки открыты нараспашку, варим гречневую кашу с расчлененной и мелкопорубленной курицей. В воздухе отчетливо попахивает горелым. Не хотелось бы испоганить дефицитный харч, поэтому стараемся разобраться в источнике и причинах возникновения характерного запаха.

Старательно и качественно обнюхали весь вагон, не у нас горит. Точно! Но горит ведь! И где?!

И вдруг Лелик, ухватившись одной рукой за металлическую скобу, высунулся из вагона и, вглядываясь по ходу движения поезда, прокричал.

– Парни, вагон впереди дымится!

Мы дружно повисли в проеме теплушки. Да, точно, буквально через один вагон впереди нашей платформы с пушкой, из-под днища вагона шел приличный черный дым, который уверенно набирал объем и плотность.

Сержант Гнедовский задумчиво заузил глаза и сплюнул в проем открытой двери.

– Букса, похоже, горит!

Действительно, складывалось впечатление, что подшипник в ступице колесной пары разрушился или его банально заклинило, а масло в буксе от повышенной температуры начало активно разлагаться или гореть. У локомотива «дури» – мощности выше крыши и он знай себе тащит состав длиной почти с километр, не меньше, особо не напрягаясь и не замечая такой мелочи, как дымящийся вагончик.

– Что будем делать?!

– Машинист увидит, остановится и потушит, а мы поможем!

– Что-то он не очень то и видит! И останавливаться тоже совсем не собирается?! И тушить, как бы тоже не сильно торопится, не находите, парни?! А сейчас все как разгорится, а до паровоза гораздо дальше, чем до нас… Факт!

– Надо подать сигнал…

– Надо…

– Давайте полотенцами махать!

– Давайте!

Схватив армейские вафельные полотенца далеко не первой свежести, и совсем уже далеко не белые, как в начале нашего затянувшего путешествия, мы, открыв обе двери теплушки, опасно высунулись из вагона по разные стороны и, рискуя вывалится на полном ходу, начали активно махать, свистеть и громко орать. Бесполезно! Локомотивная бригада нас не слышала! Совсем! Абсолютно не слышала! Оно и понятно, состав был очень длинный.

Замучавшись висеть на сквозняке и наглотавшись до «першения» в горле, набирающего силу дыма, мы увидели слабые огоньки пламени в районе колесной буксы. Вообще складывалось впечатление, что она уже успела раскалиться до красна.

Валера Гнедовский, задумчиво побегав по замкнутому пространству теплушки от стенки к стенке, решительно сказал.

– Выбора нет, будем стрелять!

Витя Копыто изумленно выпучил глаза и, оглядевшись по сторонам, спросил.

– Я готов! В кого?!

– Надо бы в тебя, конечно! Случай – самый походящий от такого дурака избавится, но пока – в воздух, к сожалению!

Валера был неисправим. Даже в такой нервозной обстановке, он умудрялся шутить. Копыто обиженно надул губы, а Гнедовский продолжил.

– Опять же, надо стрелять так, чтобы гильзы не просрать, а то потом отписываться замудохаемся. Куда дели?! Где патроны?! Почему стреляли?! Что, не было другого выхода?! Бюрократия сраная, куда деваться?! Расход боеприпасов – это строгий учет, так ведь?!

Валера взял свой автомат из пирамиды с оружием и отошел вглубь вагона. Теплушку прилично пошатывало.

– Так парни! Я стреляю, вы ловите гильзы! А Саня смотрит на реакцию машиниста и машет ему полотенцем. Приготовились!

Я привязал полотенце на ствол своего автомата и максимально высунулся «на улицу».

Гнедовский тем временем подоткнул магазин с патронами, поставил автомат АК-74 на «одиночный огонь», передернул затвор. Плотно прижав приклад к плечу, сержант произвел одиночный выстрел. Эхо выстрела в замкнутом пространстве теплушки больно ударило по ушам и оглушило всех нас (меня даже в меньшей степени – болтался на сквозняке за пределами вагона).

Лелик и Витя на перегонки – «рэксом», бросились на карачки и подхватили упавшую на пол гильзу, которая, задорно позвякивая, уверенно покатилась к «выходу» из теплушки.

– Ну, как Сань?!

– Хреново! В ушах звенит!

– Не, я о машинисте?! Высунулся?!

– Аналогично хреново! Нет, не высунулся. Вся сила звука в стенах теплушки потерялась! Одного выстрела мало!

– Понял! Всем приготовиться! Внимание! Стреляю!

Та-дадададах! Валера врубил весьма приличную очередь, гильзы весело позванивая и задорно подпрыгивая, хаотично раскатились по вибрирующему полу теплушки. Я опять повис «за бортом» вагона, отчаянно размахивая автоматом, на стволе которого болталось вафельное полотенце – черный флаг на манер пиратского «Веселого Роджера».

А по грязному полу вагончика опять ползали оглушенные выстрелами ребята, лихорадочно собирая стреляные гильзы, пока те не покинули пределы небольшой теплушки.

– Ну?!

– Ничего! Никакой реакции!

– Мде… ладно! То есть, хреново конечно! Сейчас бабки с гильзами подобьем – посчитаем, и надо будет что-то более радикальное придумывать!