Текст книги "Люфтваффельники"

Автор книги: Алекс Сидоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 73 страниц)

Когда ржавые трубы, наконец, развели по своим стоякам, «дизель» самопроизвольно сошел на «нет» и быстро закончился. Обсерватория постепенно опустела и жизнь в училище вернулась в свое привычное русло.

Не вернулся лишь Володя Нахрен. Его гепатит – то ли «А», то ли «Б», только набирал обороты.

60. Армейская элита

В нашем училище ВВС, как впрочем, в любой среднестатистической воинской части была своя «элита» и среди представителей срочной службы (солдат и курсантов) – безмерно уважаемые люди, к которым даже офицеры и прапорщики обращались исключительно на Вы и считали на честь пожать им руку (хорошо еще не припасть губами). К таким ярким представителям высшего армейского сословия без малейшего преувеличения и натяжки можно отнести – хлебореза, маслореза, водителя генеральской машины, личного писаря, любимого художника, свинаря (смотрителя училищного свинарника) и т. д. и т. п. с небольшой вариацией в зависимости от каждой конкретной воинской части.

Именно в нашем легендарном училище была еще одна должность, которая котировалась значительно выше, чем все вышеперечисленные – начальник водокачки. Как уже ранее отмечалось (см. «Дизель и дискотека», «Война за водные ресурсы» и прочее), училище ВВС располагалось на окраине уральского города в районе, находящемся на возвышенности. Поэтому, городской водопровод, основанный еще в Петровские времена известным и уважаемым на Урале кланом Демидовых, мягко говоря, не справлялся с более-менее сносным обеспечением водой 3000 курсантов.

Как тонко и грамотно было подмечено в довоенном шедевре советской кинематографии «Волга-Волга»: «Удивительный вопрос – почему я водовоз? А потому что без воды – и ни туды и ни сюды!»

Действительно, 3000 бойцов надо накормить! А для этого следует три раза в день приготовить пищу! Курсантов надо помыть – даешь воду в баню! Кстати, надо еще помыть полы в аудиториях, в казармах, котлы в столовой и машины в автопарке! Воду необходимо подать в умывальники, чтобы ребятки смогли умыться утром и почистить зубки, а так же помыть уставшие и запревшие ножки вечером. Необходимо подать воду в прачечную, чтобы постирать портянки и постельные принадлежности на всю ораву. Вода нужна для… Короче, куда не посмотри, везде нужна вода! И надо ее очень много! А городской водопровод не справлялся. Ну, никак не покрывал нашу ежедневную потребность в чистой холодной воде! Про горячую, вообще и не мечтали!

После того, как училище посетил ужасный и безжалостный «дизель» (дизентерия) и начальник медслужбы потерял свое тихое и спокойное место, а генерал отделался неполным служебным соответствием, вопрос по бесперебойному обеспечению водой встал не просто ребром, а фактически – острым колом в заднице. Причем, в первую очередь в персональной заднице у того же начальника училища.

Когда в очередной раз суровый генерал, предварительно разложив в удобной позе на персональном столе, безжалостно драл своего зам. по тыла полковника Волченко за сорванный завтрак в курсантской столовой (в виду полного отсутствия воды в периметре училища), рыдающий полковник клятвенно пообещал что-нибудь придумать или «пустить себе пулю в лоб» – уволиться из армии. Кстати, уволиться с такого хлебного места как зам. по тылу – в принципе, равносильно самоубийству. С таких должностей обычно или сажают или снимают под угрозой посадить или выносят ногами вперед и никак иначе. Поймите правильно, дураков нет, чтобы оторваться от сытной кормушки.

Уставший от процедуры жестокого порева, генерал взял хрустальный графин и хотел плеснуть немного водички себе в стакан – восстановить водно-солевой балланс, вспотел от усердия, поймите правильно. Но увидев, что стакан пуст, начальник училища многообещающе скрипнул зубами и дал зам. по тылу ровно сутки на размышление. Иначе рапорт на стол или… «пулю в висок».

Откровенно удрученный полковник Волченко задумчиво шел по коридору штаба, пока на него не налетел курсант 45-го классного отделения Серега Филин. В руках у Сергея было два ведра с «дефицитной водой» и он бежал к «черному» выходу из штаба с кощунственной целью вылить на землю это невиданное богатство. Два ведра воды, полнехоньких «с горкой»!

Полковник Волченко заорал во все свое полковничье горло.

– Стой! Куда, твою …дивизию!

Серега Филин, воспитанный на постоянном оре и хамстве со стороны ротных офицеров с философским спокойствием замер в той позе, в которой его застигла душераздирающая команда великого военноначальника (зам. по тыла для среднестатистического курсанта – нечто приравненное к небожителям и никак не меньше). Полковник приблизился к недвижимой статуе в исполнении курсанта Филина (из детской игры «Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три – фигура с ведром мгновенно замри») и заглянул в ведра. Там плескалась исключительно свежая и чистейшая вода. У полковника от волнения пересохло в горле.

– Откуда вода, сынок?

Курсант Филин, будучи дневальным по штабу, по неожиданно ласковому голосу всегда сурового офицера внезапно понял, что сейчас сама судьба благосклонно дает ему реальный шанс головокружительно возвыситься и радикально изменить свою ныне текущую и всю дальнейшую жизнь.

– Из подвала, товарищ полковник! Там этой воды сколько угодно! По колено, а местами – по яйца! Вот черпаю ведрами и на улицу таскаю, уже руки до пола отвисли!

– А скажи мне, друг сердечный, откуда в подвале водичка? Ведь даже если трубы прорвало, воды в них быть не может… город воды не дает.

– Товарищ полковник вода просто ледяная, у меня аж руки от холода сводит. И чистейшая с голубым отливом, посмотрите сами. Я так думаю, родник под штабом бьет. Раньше он куда-то в землю уходил, а теперь фундамент штаба подмыл и в подвал прорвался. Пипец штабу, размоет здание…

Красномордый полковник просиял как лампочка Ильича! Вот она – спасительная случайность!

– Слышь, сынок, а ты смог бы проект водокачки смастерить с какой-нибудь автоматикой не особо сложной и не слишком заумной, чтобы резервуар не переливался?…мммм… на вроде бачка для унитаза, только огромного!

Курсант Филин тоже просиял. Вот оно – перспективное распределение на выбор по выпуску из училища и «авторитетная крыша» в лице самого свирепого и всемогущего полковника в училище ВВС на весь период обучения.

– Помозговать надо, товарищ полковник! Но, ничего невозможного нет! Только, я так думаю, надо скважину бурить и насосы ставить и бочку от вагона, чтобы воды побольше…

Серега не успел закончить мысль, как полковник Волченко со слезами сердечной благодарности и нескрываемой радости на лице крепко пьющего человека бросился обнимать своего спасителя. Еще бы?! Карьера военного и сытое будущее были благополучно спасены.

Вскоре работа по созданию водокачки непосредственно за штабом училища закипела. Стоит особо отметить, что все было сделано «своими руками» и «за счет внутренних резервов». Кстати, в армии почти все делается своими руками и за счет внутренних резервов – и пробурена скважина до водоносной жилы и установлены трубы, «погружной» насос и огромный резервуар. Схему «автоматического управления» спаял Серега Филин фактически на своей коленке из старых запчастей, найденных на аэродромной свалке.

Единственное, что сделала внешняя организация – приехали лаборанты из санэпидемстанции взять пробу воды для анализа на пригодность к использованию в пищу. Всё!

И всем стало хорошо! В училище появилась вода! Курсантскую столовую больше не лихорадило – завтраки, обеды и ужины четко по графику и распорядку дня! Баня в полном объеме и т. д. и т. п. Все довольны и счастливы. А курсант Филин мановением волшебной палочки взлетел в наивысшие эшелоны училищной власти и входил в кабинет свирепого зам. по тылу, открывая дверь ногой и не вынимая рук из карманов. В училище ВВС наступили умиротворение и всеобщая гармония!

Но однажды… впрочем, судите сами.

Стандартная картина возле штаба училища: Зам. по тылу слегка пьяный и вечно раздраженный полковник Волченко не стесняясь в выражениях, регулирует капитана Хорошевского – командира нашей 4-й роты (недавно вышедшего с продолжительного больничного после перенесенной «желтухи» – гепатита). Мимо равнодушно дефилирует курсант Филин. Причем, проплывает по траверсе в полной прострации – на офицеров ноль внимания, фунт презрения.

Командир роты, дабы слегка передохнуть от продолжительной процедуры пассивного секса в самой извращенной форме, делает замечание курсанту Филину "за не отдание воинской чести", лелея смутную надежду переключить внимание бесноватого полковника на нерадивого курсанта.

Серега Филин, не испытывая даже намека на благоговейное почтение и попытку перейти на строевой шаг, подходит к зам. по тылу, протягивает ему ручку и глаголет.

– Здравствуйте, товарищ полковник!

Услышав в ответ ласковое: «Здравствуй, Сережа!» из уст грозного зам. по тыла, курсант Филин абсолютно спокойно продолжил путь по своим делам.

Чуть позже в казарме, экстренно построив 4-ю роту, не в меру раздраженный капитан Хорошевский орет на курсанта Филина дурным голосом.

– Что за ёпт? Я – командир роты, стою перед полковником в позе "бегущего египтянина" – на низком старте, раком, с задранным халатом и с оголенными гениталиями! А какой-то курсантишка, шлындает мимо, не вынимая рук из карманов… Что за блядство, етить твою…

Невозмутимый по жизни Серега Филин, прекрасно осознавая, что командир роты находясь на больничном многое пропустил из последних событий и слегка не в курсе новой иерархии в стенах училища, абсолютно спокойно выдает на потеху себе и всей курсантской братии.

– Должность у Вас такая, товарищ капитан – раком стоять! Вы – командир роты, а я – начальник водокачки!

Капитан Хорошевский смутно осознавая, что тут «что-то не так» но, не желая сдавать свои позиции и остатки авторитета, тупо закусил удила и, заглушая обидные смехуечички из монолитного строя курсантов гневно кричит.

– Сгною в нарядах, сучонок! Старшина, поставил Филина в сегодняшний караул на пост № 1 – на знамя! Вот так! Ну что скажешь, умник?

– А может не надо, товарищ капитан?

– Ага, испугался?! То-то! Старшина, А когда сменится, еще пять раз на тумбочку! И так будет с каждым, кто…

– Смотрите сами, товарищ капитан, Вам же хуже будет!

Тихо буркнул Серега Филин, сохраняя олимпийское спокойствие.

p. s. Курсант Филин простоял на посту ровно 5 минут, пока выходящий из своего кабинета в штабе училища ВВС зам. по тылу не увидел "свою надежду» и фундамент "относительно благополучного существования" с оружием в руках, подпирающего пост № 1.

Как только полковник Волченко добрался до первого телефона, спокойная жизнь и чувство удовлетворенности от сладкой мести для командира 4-й роты кануло в небытие.

Ибо, капитан Хорошевский за время, украденное из его бестолковой жизни коварной «желтухой» и проведенное под капельницей на койке в окружном госпитале, забыл чуть ли не главное золотое правило любого лизоблюда и чинодрала: «Держи нос по ветру …или штаны приспущенными!»

p. p.s. В результате, еще не успела раскаленная от смачного мата телефонная трубка выпасть из рук зам. по тыла и мирно упокоиться на рычагах аппарата, как в караул на пост № 1 заступил чуть ли ни сам командир 4-й роты капитан Хорошевский, подменяя САМОГО ВАЖНОГО ЧЕЛОВЕКА в училище ВВС – начальника водокачки!»

А почему!

Да потому, что без воды и ни туды и ни сюды!

– это, во-первых!

Если хочешь быть

На хорошем счету

И к начальству близко

Держи задницу высоко!

А голову – низко!

– это, во-вторых!

61. Агдам

Витя Копыто ворвался в роту как реактивный истребитель, как метеор, обгоняя грохот своих собственных тяжеленных армейских сапог, замечу, что – легендарных сапог – по 6-ть металлических подковок на каждом. Он оставил за собой широко распахнутую входную дверь и снесенную напрочь тумбочку дневального, причем, снесенную вместе с дежурным по роте, который беспомощно барахтался на полу, придавленный этой громоздкой тумбочкой.

Шум был такой, будто обвалился потолок во всей казарме, и не иначе как вместе с межэтажными перекрытиями. Все курсанты хаотично побросали насущные воскресные дела и, поддавшись общей панике, бросились в центральный коридор, чтобы срочно покинуть разрушающееся здание, но натолкнулись на взъерошенного и крайне возбужденного курсанта Копыто. Витя остановился на «взлетке» – центральный коридор, и заорал дурным голосом.

– Мужики! Агдам! АГ-ДАМ! АГ-дам! Аг-ДАМ! АГДАМ! АГДАМ!

Он прыгал на месте, топал ногами, закатывал глаза, рвал на себе гимнастерку, заламывал руки, слюна летела в разные стороны. Ребята обступили орущего благим матом Витьку и загалдели, пытаясь перекричать Копыто, друг друга и самих себя.

– Какой Адам?

– Кому как дам? За что?

– Дам! Что?

– Давай!

– АКа? Чей АКа?

– Дамы?! Какие? Где дамы?

Шум стоял невообразимый. Витя Копыто видя и осознавая, что его не понимают и наша общая реакция на его судьбоносное и эпохальное известие абсолютно неправильная, тоесть – не совсем такая, какая должна была бы быть, тогда он взял себя в руки и перестал судорожно биться в истерике, вдохнул воздуха поглубже и заорал, что было дури.

– Молчать!

Услышав знакомую до боли команду, все курсанты сразу притихли и уставились на взлохмаченного и взъерошенного Виктора. А тот, дождавшись относительной тишины, торжественно и важно продолжил.

– Молчать! Всем слушать меня! Дети мои! Я принес важную весть! Даже не так – архиважную! Не побоюсь этого слова – эпохальную, дерзновенно фантастическую и долгожданно желанную!

Витя сделал многозначительную паузу, оглядел недоуменно затихших ребят и, чеканя каждое слово, вкрадчиво продолжил.

– Дети мои, боевые соратники! Прямо за забором училища, на железнодорожной сортировочной станции, где сейчас 22-е классное отделение разгружает вагон со стиральным порошком «Сумгаит», на запасном пути стоит цистерна с «Агдамом». Стоит одна-одинешенька, никому ненужная, заброшенная и всеми забытая, но абсолютно полная портвейна «Агдам»! Все понятно?! Агдам! Да-да, Агдам! Это Агдам! И 22-е отделение, между прочем, его уже вовсю дегустирует. Качество?! Во!!!!

Виктор вскинул вверх обе руки со сжатыми кулаками и оттопыренными большими пальцами.

Вопль дикого восторга и яростного негодования дружно вырвался из наших глоток. Восторга – потому что вино, а негодование – потому что оно было во рту не у нас, а у ребят из 22-го отделения 2-й роты. В расположении нашей роты начался невообразимый шум, гвалт и вселенский хаос. Все курсанты пришли в неописуемое возбуждение. Еще бы, на дворе перестройка и сухой закон, очереди за водкой длиннее, чем в мавзолей Ленина. А тут такое сокровище! И без присмотра. Фактически ничье, значит общее – НАШЕ! И его уже пробуют. Но, не мы! Аааааа!

Агдам – душистый портвейн, мечта утомленного путника! Целая железнодорожная цистерна! И все это великолепие на расстоянии вытянутой руки, всего-то пару километров от забора училища. А забор, преградой для нас, никогда не являлся. Тьфу!

– Витя! А цистерна большая? Нам хватит?

– А хрен его знает! Тонн 20–30 не меньше, но 22-е прислало гонцов во 2-ю роту, и все живые, уже побежали на станцию с фляжками. Даже наряд ломанулся. В казарме только один боец на тумбочке остался и тот на грани истерики. Надо спешить, а то всем не хватит. «Двойка» все выжрет!

В роте началась форменная паника, почти 144 курсанта суетливо метались по огромному помещению, разыскивая свои личные 850 граммовые фляжки, заброшенные в тумбочки и чемоданы, и кто его знает еще куда. Кто-то тащил ведра из туалетов, в коридорах активно потрошили пожарные огнетушители ОУ-10. Все банки, склянки, бутылки, канистры опустошались и быстро ополаскивались в умывальнике. Серебряная пудра была безжалостно высыпана в кулек из газеты «Красная звезда», освободившаяся 3-х литровая банка заняла место под мышкой у сержанта Валеры Гнедовского. Дефицитный клей ПВА, который доставался всеми правдами и неправдами, просто тупо слили в туалете в ближайшее очко, но зато освободили 40-ка литровую флягу.

В казарме царствовала суета и истеричная нервозность. Из каптерки извлекли древние 20-ти литровые армейские термосы, заросшие со временем зеленой лохматой плесенью – а-ля-пенициллин, и наждачной бумагой быстро оттерли пораженную грибком алюминиевую поверхность до первозданного матового блеска.

Курсанты, все как один, озаботились поиском тары, пригодной для переноски жидкостей. Из канцелярии Володи Нахрена украли стеклянный графин и офицерскую походную 1-но литровую фляжку с котелком. Вскрыли кабинет командиров взводов и позаимствовали канистру с дистиллированной водой, которую лейтенант Зайчик заботливо приготовил для радиатора своего ненаглядного «Москвича». Воду слили опять же в очко. Прости, Зайчик!

Особо нетерпеливые ребята и потенциальные алкоголики побежали на станцию с пустыми руками и открытым ртом, кое-кто – только с эмалированной кружкой на перевес. Жажда, однако!

По факту готовности тары и прочей посуды, ребята исчезали из роты группами и по одному. Основная масса парней, солидно затарившись пустыми емкостями, дружно ломанулась на сортировочную станцию. По дороге, нам попались курсанты из других рот нашего учебного батальона, которые волокли с собой пустые банки, фляги, армейские термосы, пластиковые пакеты.

Курсантская почта сработала на 100 % оперативно и эффективно. Почти все ребята училища, как хорошо организованная цепочка муравьев, продвигались к заветной цистерне. Бежали в ногу, как учили – левой, правой, левой, правой, левой, правой! А в голове стучало: «аг, дам, аг, дам, аг, дам», левой, правой. Аг – левой! Дам – правой! Аг – левой! Дам – правой! Ак-дам, ак-дам, левой, правой, левой, правой!

На грузовой станции, на запасных путях, в тупике, у незаметной цистерны, на которой не было вообще никакой надписи, в полной тишине колыхалось живое море цвета хаки. Ни криков, ни давки, ни скандалов. Все было продуманно и четко организовано. Армия! Порядок! Дисциплина! Полнейшая скрытность и тишина! Тссс! Зачем привлекать внимание охраны?! Пусть отдохнут, им еще надо охранять народное добро, оберегать его от, всяких там несознательных расхитителей социалистической собственности.

Группа добровольных виночерпиев стояла у вентиля цистерны. Впередистоящие в живой очереди курсанты принимали у ребят сзади пустые емкости и наполняли их душистым напитком. Заполненные емкости сразу же передавали по цепочке назад и дальше. Конвейер работал четко и слаженно, без задержек и сбоев. Все ребята понимали друг друга по взглядам, по жестам, по мимике. Никаких разборок и попыток спорить или скандалить, все курсанты работали в едином порыве, независимо от курса обучения и принадлежности к разным номерам рот и батальонов. В этот момент каждый из нас был частью единого гармонично функционирующего организма. Быстрый взгляд, отточенное движение, открыл-закрыл, передал дальше, эвакуация, ничего лишнего, ничего личного. Одним словом, телепатия! Ни одной капли драгоценного золотистого напитка не упало на землю! Ювелирная работа! Организация!

Из ведер вино здесь же переливалось во фляжки, огнетушители, виниловые пакеты и термосы, а пустые ведра возвращались опять к вентилю цистерны. Огнетушители, термосы и пластиковые пакеты, наполненные портвейном, мгновенно эвакуировались со станции в пределы училища, для последующей консервации и захоронения в тайниках. Пластиковые пакеты с портвейном уже в казарме, прокладывались с двух сторон бумагой и аккуратно запаивались горячим утюгом. Наряд по роте вскрывал полы и закладывал между лагами межэтажных перекрытий все это богатство для последующего длительного хранения. Затем доски возвращались на свои законные места и щели густо промазывались половой мастикой. Все трудились как проклятые, без перекуров и отдыха, четко, слаженно и быстро. Словно трудяги-муравьи, цепочка курсантов носилась бегом от железнодорожной станции до училища и обратно.

Где были служащие и охрана станции, неизвестно, но мы бегали почти до самого вечера и цистерну опустошили очень основательно. Лишь только построение на вечернюю поверку остановило все расширяющийся и углубляющийся процесс организованной экспроприации божественного напитка.

На фоне активной борьбы с пьянством и алкоголизмом развернутой повсеместно во всей стране, согласно последним мудрым и своевременным постановлениям партии и правительства, все курсанты в училище ВВС, за исключением первого курса и отцов-командиров, были весьма в приподнятом настроении. Жизнь казалась прекрасной, ибо внутри каждого из нас (кроме, как уже отмечено ранее, курсантов первого курса, им еще рано, офицеры – не счет, та еще пьянь), плескался волшебный напиток под названием «Агдам».

Никто из офицеров нас не поймал, более того, даже не заподозрил. Сержанты не отставали от личного состава и приняли самое активное участие в процессе перекачки «Агдама» из цистерны в более мелкие, но многочисленные емкости. Комсомольские вожди и сексоты молчали в тряпочку. Сдать народ в особый отдел или командованию училища, никто из этой «благородной» братии не рискнул. Ибо, случилось бы страшное. Заполучить единовременно в районе 2000 персональных врагов – это не шутка. Здоровье, а так же целостность и наличие зубов, дороже распределения и дальнейшей карьеры.

Народ в казармах особенно не наглел, но и не терял времени даром. Время от времени, ребята снимали свои тяжелые фляги с пояса и делали из них пару добрых глотков. Гармония и эйфория поселились в казармах, в учебных классах и в спальных помещениях. А запах?! Эдем! Ароматный рай! Нирвана!

Но, на утро следующего дня наступило похмелье. Не в смысле головной боли и тошноты. Нет, гораздо хуже. В училище приехал начальник железнодорожной сортировочной станции. Вернее, не приехал, а пришел ножками. Пришел по тропе, утрамбованной до прочности асфальта, сапогами не одной сотни курсантов, которые сделали далеко не по одному плодотворному рейсу.

Очевидно, в понедельник утром, на станции все же обнаружили почти опустошенную цистерну, следы от которой привели непосредственно к забору училища ВВС.

Весь личный состав училища экстренным порядком построили на плацу. На трибуну, облицованную красивым белым мрамором, взгромоздился наш генерал в красивом мундире с золотыми погонами и начальник ж.д. станции в пиджаке и галстуке. Честно сказать, гражданский чиновник как-то слабенько смотрелся на фоне грозного генерала, как-то терялся. Не та стать, осанка, взгляд, формат и прочая харизма. «Пижмак жамжевый» одним словом. Но угроза нашему благополучию исходила именно от него.

Подключили микрофоны, подали электропитание на усилители и динамики. Мгновение, пауза, глубокий вдох и … началось порево!!! Не просто порево, а образцово-показательное массовое изнасилование в самой дикой извращенной форме с элементами циничного садизма. Таких слов от нашего старика, мы не слышали очень давненько. Его мощный и низкий от природы голос, усиленный хорошей стереосистемой, напоминал непрерывные раскаты грома. Генерал выражался так смачно, что хоть святых выноси!

У курсантов первого курса сразу подкосились колени и были отмечены случаи массового недержания мочевого пузыря и даже – обмороков. Начальник ж.д. станции густо покраснел и напоминал вареного рака. Было заметно, что таких слов в его лексиконе до сегодняшнего дня еще не было. Неуч! Бестолочь! Посредственность! Ну что же, учиться никогда не поздно. Запоминай, а лучше записывай. Заведи конспектик и учи на досуге. Такое, редко где услышишь.

Генерал ненадолго прервался и жестом подозвал к себе комбата первокурсников. Пока полковник трусцой бежал от строя к трибуне, генерал взял паузу, чтобы отдышаться, но над плацем училища продолжало носиться эхо отборных проклятий. Аккустическая система была очень хорошей, дорогой и мощной.

Начальник училища прикрыл рукой микрофоны и что-то коротко приказал подбежавшему полковнику. Тот вскинул руку, проорал: «Есть!» и так же трусцой побежал обратно.

Первый курс, сразу же, отвели на занятия, по причине их однозначной невиновности, основанной на поголовном искреннем удивлении и паническом испуге, переходящим в ужас и потерю контроля над организмом и рассудком. Потерявших сознание курсачей-«минусов» оттащили волоком в медсанчасть, обмочившихся – отправили по казармам, переодеваться. Пощадили так сказать их еще неокрепшую детскую психику от тяжелых и необратимых последствий.

На плацу остались невозмутимые и опытные рецидивисты – курсанты старших курсов. В результате селекции и последующего искусственного отбора, круг подозреваемых существенно сузился почти на 1000 человек. Но в целом, ситуацию это не меняло. На нас, слова начальника училища уже не действовали. Иммунитет, знаете ли. Пой птичка, пой, только не очень громко, а то головка немного бо-бо.

Последующая полуторачасовая горячая и эмоциональная речь начальника училища, временами переходящая в визгливый и нечленораздельный словопоток, больно била по ушам и долбила мозг.

Наш старик призывал к добровольной сдаче незаконных запасов какого-то разворованного «Агдама», о котором никто из нас не имел ни малейшего понятия. Мы невинно закатывали глазки и удивленно пожимали плечами.

Первое предложение об амнистии результатов не принесло. Поехали дальше. Нас запугивали и уговаривали. Потом опять запугивали, давили на совесть, жалость и еще на какие-то совсем незнакомые или мало знакомые нам чувства. Смутные воспоминания что-то навеивали, но не более того.

Нет, а чего он хотел?! За годы, проведенные в училище, из нас вытравили много чего человеческого, создавая идеальную военную машину, не обремененную сентиментальностью, страхом и прочими бесполезными, на взгляд отцов-командиров, качествами. Что хотели, то и получите, господа офицеры! Пугайте лучше ежиков в лесу, своей голой розовой, а может, волосатой (у кого как) попой (мягкий вариант)! А нас, ничем, не проймешь.

Агдам?! Какой Адам? У нас в роте, Адамов нет! И Адамовых тоже нет! Не знаю, не видел, не участвовал. В первый раз слышу. Агдам? Ни разу не пробовал. Вино?! Да вы что?! Надо же?! Не знал, не знал, надо будет запомнить. Никак нет. Как Вы могли подумать?! В стране борьба с пьянством и алкоголизмом. Перестройка. Ускорение. Горбачев. Вот.

Учебные занятия отменили окончательно. Прошел еще час. На плацу, в гробовой тишине, стоял монолитный строй, без малейшего поползновения откликнуться на вторую амнистию, объявленную генералом, в случае искреннего чистосердечного признания и раскаяния. После еще двух часового ожидания и 183-го «последнего предупреждения», генерал выдохся окончательно. Начальник потерял последнюю надежду достучаться до иллюзорных остатков нашей совести и в училище начались массовые повальные обыски.

Обыску подвергались все и всё. Первое что бросилось офицерам в глаза – это наличие у каждого курсанта личных фляжек, чего никогда не получалось добиться даже во времена сурового и безжалостного «дизеля». Осмотр личных фляжек, висящих у каждого бойца на ремне, сразу же дал положительный результат. Поступила команда: «Сдать фляжки!». Кое-кто из ребят, прямо на плацу, еще успел пару раз незаметно глотнуть напоследок, но процесс реквизиции начался.

На вопрос: «Откуда во фляжках вино?», все делали изумленные глаза и тупо бубнили про то, что это, наверное, элементарное и общеизвестное чудо, описанное в курсе истории религий, так как утром все как один – поголовно набрали воду из крана в умывальнике.

Допрос с пристрастием тоже результатов не давал. Курсанты отвечали все как один, по шаблону. «Нет! Попробовать не успел! Точно! Дыхнуть? Да легко! Хыыы! Запах?! Зубная паста такая. Возможно, туалетная вода так пахнет, раньше, не замечал. Акдам? Не видел, не пробовал, от водки не отличу. Можете проверить. Несите водку и как его там – ваш Акдам. Буду пробовать при всех, для чистоты результатов эксперимента. Почему дурак? Сами предлагали, я ни при чем». И такого типа беседы проходили в каждом подразделении курсантов, стоящих идеально ровным строем на плацу.

На территорию училища въехали грузовики – прибыли со станции, привезли 200-т литровые бочки, в которые сливался весь найденный портвейн. В процессе реквизиции «Агдама» наметилась положительная динамика.

Около 2000 фляжек по 850 грамм – 1,7 тонны! Неплохое начало. Из речей начальника училища, мы поняли, что из чуть более 20-ти тонн напитка, в цистерне осталось только немногим более 9-ти. Итак, 1,7 плюс 9 с копейками, равняется почти 11 тонн. Недостача – еще более 9 тонн, обыски продолжились. Из огнетушителей, термосов, запаянных утюгами пластиковых пакетов, найденных в коридорах, каптерках, сушилках, туалетах и под матрасами кроватей, извлекли еще около 3-х тонн. Вскрыли полы в казармах, обыскали столовую и свинарник, чердаки и подвалы всех зданий училища, включая учебные корпуса, клуб, библиотеку, теплицы, гауптвахту и штаб + 2,5 тонны.

Итого: 16,5 тонн «Агдама» было в наличии. Начальник сортировочной станции был в шоке. Он, изумленный масштабами хищения и объемом недостачи, вопрошал нашего генерала.

– Оставшиеся 3500 литров разделить на… Ну, хрен с ними, пусть на 2000 ваших законченных алкоголиков. Представим генерал, что в вашем училище каждый курсант – это потенциальный или активно практикующий алконавт. Что получается?! По 1,75 литров на рыло?! Никогда не поверю, что выжрали! Не может советский курсант за ночь выпить почти 2 литра портвейна. Он же не хронь какая?! Это же будущие офицеры, цвет и гордость Красной армии. Как они к самолету подходить то будут? На карачках?!

Наш генерал снисходительно посматривал на гражданского чиновника, близко незнакомого с армейской публикой.

– Может, может! Эти орлы еще и не то могут! Для них, вообще, ничего святого не существует. Вынесли 11 тонн, а твоя охрана даже не пикнула. Если бы сегодня не спохватились, к обеду в цистерне «Агдамом» бы и не пахло. Вообще! Тоесть, абсолютно! Изнутри стенки бы вылизали! Точно говорю. А потом, могли еще и водой залить. Тогда бы ты точно бы не спохватился. Мои парни сообразительные, интеллект и смекалка присутствуют, будь уверен.

– Да Вы что? Ужас какой! Хотите сказать, что мне еще повезло?!

– В принципе, да! Посмотри, после такой грандиозной пьянки, все в строю, никто не шатается, румянец на щеках, глаза горят! Да их сейчас на любой марш-бросок, да с полной выкладкой, олимпийский рекорд будет! Точно говорю! Орлы! Моя школа! Слушай, Петрович! Что с недостачей делать то будем? Может, на усушку, утряску или испарение списать каким-нибудь образом? А?! Землетрясение там, какое незапланированное, цистерна вдруг треснула, опрокинулась нечаянно или просто банальный недолив?! Ну?! Пошли ко мне, дорогой ты мой человечище в кабинет, коньячку пропустим, помозгуем.