Текст книги "Люфтваффельники"

Автор книги: Алекс Сидоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 73 страниц)

49. Кавказская пленница

Культурная жизнь в военном училище не блистала насыщенностью и разнообразием. Главным и единственным официально разрешенным развлечением был просмотр информационных телевизионных передач, но в строгом соответствии с планом воспитательной работы.

Как уже ранее отмечалось, телевизионные программы в военном училище просматриваются исключительно в определенное распорядком дня время и обязательно, полным составом роты. Отсутствие курсанта на процедуре просмотра программы «Время» приравнивалось к самовольной отлучке. Уважительных причин для увиливания от данного увлекательного процесса культурного роста не существовало. К этому виду развлечения отношение было очень серьезное. Проводилось оно организованно, строго по определенному сценарию, по заранее разработанной системе и многократно отработанному на практике алгоритму. В основе практикуемой системы лежала теория, основанная на принципах справедливости, равенства и братства.

Ровно в 21.00. личный состав подразделения – все 144 человека, размещался перед телевизором, причем исключительно строем. Не удивляйтесь, именно строем. Не верите?! Попробую объяснить.

В 20.55. вечера, дежурным ответственным офицером или старшиной роты, подается команда.

– Рота! Для просмотра информационной программы «Время», приготовиться!

Все курсанты организованно бегут в спальное помещение и, захватив свою персональную табуретку с порядковым номером на сиденье, который поразительным образом совпадает с номером на кровати и номером прикроватной тумбочки, а так же – с номером на личных тапочках, выходят в центральный коридор казармы. Для примера, мой официально любимый номер был – 138.

Один из концов бесконечного центрального коридора, именуемого «взлеткой», упирался в тумбочку дневального и в перпендикулярный мини-коридорчик, ведущий к выходу из казармы, а вторым концом – в дверь, за которой расположен туалет.

Второй конец «взлетки» упирался в аналогичный перпендикулярный коридор, ведущий во второй туалет (тот, который был в бесконечном процессе перманентного ремонта, после экспериментов Нахрена со взрывчатыми веществами – отдельная история), и к запасному выходу, который обычно закрыт на замок. Если посмотреть сверху, то система коридоров роты, в проекции, образует растянутую по середине, букву «Н». Так вот, во втором коридорчике, кроме туалета, еще находилась канцелярия командира роты – Володи Нахрена и кабинет командиров взводов – лейтенанта Зайчика и еще двух моральных недоразумений с лейтенантскими погонами, но о них позже.

Попробуйте представить следующее. На границе сочленения главного коридора со вторым мини-коридорчиком, висит телевизор, именно висит. Но это был не суперплоский плазменный телевизор, модно висящий на стене (их тогда, вообще, и в проекте не было), а достойный благоговейного почтения ламповый ящик, с диагональю 61 см, который после включения в сеть, полчаса медленно разогревался, перед тем как выдать на экран какое-либо жалкое подобие изображения.

Своим весом и габаритами данное произведение инженерно-технического прогресса могло поспорить с параметрами небольшого упитанного бегемота. Тем не менее, телевизор был цветным, что уже радовало. В качестве пульта дистанционного управления использовался черенок от лопаты, один конец которого был аккуратно заточен до толщины среднестатистического указательного пальца. И напоминал кий для бильярда. Эта рационализаторская доработка использовалась для удобства управления кнопками и всевозможными регуляторами, задранного под потолок, телевизора.

Дабы, это замечательное великолепие висело и не падало на головы вечно шныряющих в туалет и обратно жителей казармы, была сварена металлическая платформа, которая на внушительных цепях через огромные крючья, крепилась к потолочной арке. Прямо как «гроб хрустальный» из стихотворения Пушкина о вечно непроспавшейся царевне и ее семи вооруженных воздыхателях крепкого телосложения.

Цепи, державшие платформу гроба, тесть, прошу прощения – телевизора, были привезены из речного порта, где вероятно, служили в качестве привязи для какого-нибудь, не очень большого, корабля. Группа курсантов, временно переданная в речной порт для оказания посильной физической помощи грузчикам речного пароходства, посчитала возможным, в качестве оплаты за непосильный труд, прихватить в училище «абсолютно никому не нужную» цепочку, которая мгновенно разошлась по братским соседним подразделениям.

Соединившись воедино, платформа и цепи, смотрелись очень гармонично, солидно и даже – грандиозно. Точно такими же платформами для телевизионных приемников обзавелись все казармы в училище. Потому как, главное требование воинских Уставов – даже в безобразии должно быть единообразие! Все и у всех в армии должно быть строго одинаково. На том армия стоит, и стоять будет. Унификация!

Осмелюсь напомнить, что казарму построили плененные под Сталинградом немцы, которые отбывали трудовую повинность на Урале, компенсируя своим ударным трудом, малую толику, произведенных в СССР разрушений. В ностальгической тоске по далекой родине, фашистская немчура создала архитектурный шедевр в виде нашей казармы, с колоннами и арками в стиле тевтонских замков. Монументальная красота вызывала благоговейный восторг, хоть экскурсии проводи или снимай кино о зверствах средневековой инквизиции. Подходящий антураж и для первого и для второго.

Так вот, получив команду: «Рассаживаться». Не «Присаживаться», а исключительно – «Рассаживаться», наша рота, в соответствии с утвержденным порядком, начинала рассаживаться в колонны. Число колон строго соответствовало количеству учебных отделений в роте. Объясню, на примере. У нас в роте было 5-ть классных отделений – значит, и колон в сидячем строю было тоже 5-ть. У каждого военнослужащего было строго определенное место, закрепленное только за ним, любезным. Меняться местами – запрещено! Порядок и дисциплина, однако!

Первыми у телевизора садились сержанты – заместители командиров взводов. За ними присаживались сержанты помладше – командиры отделений, а следом, уже прочая курсантская шелупонь, но в порядке прямо противоположном своему росту. Тоесть, ближними, к телевизору оказывались низкорослые курсанты, за ними сидели ребята среднего роста, а великаны и крепыши – на галерке. Острота зрения зрителей при этом, отчего-то не учитывалась. Наверное, предполагалось, что у будущих офицеров Красной армии зрение должно быть строго «единица» – 100 % и в процессе обучения, его параметры остаются неизменными.

Учитывая, что после обязательной медкомиссии на вступительных экзаменах в училище, медики сразу забыли о нашем существовании, то о неизменности состояния здоровья курсантов можно бы поспорить, но это уже лирика. При разработке системы культурного воспитания подрастающих офицеров, за систему отсчета бралось условие, что все курсанты имеют исключительно орлиную зоркость.

Такое гениальное распределение курсантов по иерархии и ранжиру – по росту, весу и по жиру, по мнению командования, давало возможность сержантам всегда занимать привилегированное положение – непосредственно у телеэкрана и гарантированно любоваться цветным изображением сомнительного качества.

Для рядового курсантского состава, тоже соблюдался принцип справедливости. Высокие ребята сидели позади коротышек и не загораживали голубой экран своими мощными спинами менее рослым товарищам. Идиллия и гармония, справедливость и равенство. Генеральный секретарь ООН может спать спокойно. Права человека на свободный доступ к информации соблюдены и повсеместно реализованы.

Так как, я был высоким курсантом, то обычно сидел почти в километровой удаленности от источника культуры. Мне определенно не везло, я никогда ничего не видел и не слышал и объективно оставался за пределами политической жизни страны. Используя свою полную политическую неграмотность, необразованность и культурную убогость я, упираясь носом в широкую спину Лелика, благополучно подремывал лишние 30–45 минут в день. И на том спасибо.

Программа «Время» в свою очередь, культурой и разнообразием информации тоже не блистала. То очередной съезд, то внеочередной пленум, то всеобщее ускорение, то перестройка, то награждение очередной медалькой очередного борца за мир во всем мире и т. д. и т. п., но ее обязательный просмотр был санкционирован начальником училища и строго закреплен в распорядке дня.

Замполит училища, тонко улавливающий все незначительные изменения и глобальные шараханья в извилистом курсе партии, беспокоясь об уровне нашей грамотности и политкорректности, а так же – целостности своей персональной задницы, мгновенно среагировал на «горбачевскую» перестройку и настоял на координальном увеличении объема просматриваемых телепередач. Это, аж на целых 15 минут. В Распорядке дня, незамедлительно появилась запись о продлении срока пребывания телевизора в активном состоянии – появилась долгожданная архиважная и архинужная программа «Прожектор перестройки».

В принципе – те же яйца что программа «Время», только вид сбоку, такая же мутотень, только еще более тоскливая и безысходная. В результате, суммарное время, моего незапланированного и преступного с точки зрения Общевоинских Уставов, сна увеличилось в среднем до 45–50 минут в день. Вот оно счастье! Спасибо генеральному секретарю Горбачеву за перестройку. Ее позитивные плоды я ощутил непосредственно на себе.

Вот, собственно, и все! Наверное, ограничивая время просмотра телеприемника, руководство училища искренне беспокоилось о сохранении нашего здоровья. Говорят, что при длительном просмотре телепрограмм, ухудшается зрение и в организме накапливается радиация, излучаемая некачественным кинескопом допотопного телевизора отечественного производства. Ну что же, мы – ребята наивные, все поняли как надо, на веру. Нас вообще легко обмануть и соблазнить, особенно – соблазнить. А вообще, что ни говори, а культурная жизнь курсанта, обилием событий и разнообразием не блещет. Это точно. Факт.

Но нас, пока, все устраивало. В училище жизнь идет по принципу – лишь бы, не стало хуже. Позиция отцов-командиров по данному вопросу была прямолинейна и откровенна. «Вас сюда учиться набрали, а не «тИлИвизЕр» смотреть. Учиться науке побеждать, а не по театрам и музеям толкаться, книжки всякие читать, «билиби… либитристику», тьфу, язык поломаешь, и ногами в мазурках и вальсах всяких дрыгать. Устав, плац и матчасть – вот курсантская стезя, а культурку в увольнении в город почерпнуть можно или потом, когда уже офицерами послужите в гарнизонах типа – Оловянное болото, Комариное стойбище или Червонодышло. Вот там, в музеи и походите, в свободное от службы время. Естественно! Ишь, распустились! Может, вас еще в театр отвести?! Кто сказал – не помешает?! Шаг вперед! Ага, мундеркинд недоношенный, возмутитель спокойствия и злостный нарушитель воинской дисциплины! Рота, смирно! Слушай состав суточного наряда…!!!»

Информационный голод обычно длился по полгода, от отпуска до отпуска. Иногда, в увольнении, заглядывали в кинотеатр, тайно читали книги – ночью в наряде на тумбочке дневального. Короче, просвещались, как могли. Но иногда случались и неплановые приятные сюрпризы.

Однажды в пятницу, ротный папа – Володя Нахрен, отпросившись у Пиночета, слинял со службы пораньше (дела семейные – святое), оставив за себя лейтенанта Зайчика. Тот, не мудрствуя лукаво, рассадил роту на очередной супер важный просмотр новейшего выпуска программы «Время» и супер-пупер-мега-гипер-архиважного выпуска «Прожектора перестройки», а сам удалился в канцелярию, помурлыкать по телефону со своей молоденькой женой. Тоже дело нужное, все понимаем и местами даже завидуем, вопросов нет. Но, занявшись сексом по телефону, лейтенант Зайчик пропустил момент окончания программы «Прожектор перестройки». Заболтался и забыл.

Личный состав роты, привыкший все делать строго по команде, не дождавшись от любимого командира распоряжения: «Выключить телевизор и приготовиться к вечерней поверке», продолжал тупо сидеть у экрана.

А, в ту пятницу, после тоскливой и отвратной до рвоты передачи, про какую-то тлеющую лучину для какой-то очередной перестройки, к всеобщему восторгу курсантов, стали показывать кинокомедию «Кавказская пленница» величайшего мастера Леонида Гайдая. Обалдевшая от такого неожиданного счастья, рота благоразумно осталась у телеэкрана, наслаждаясь веселыми приключениями любимых героев.

Зайчик в это время, наверное, в 297 раз целовал в ушко свою горячо любимую мадаму, по телефону естественно. Его крольчиха, на том конце провода таяла от нежности и вожделения. Сеанс секса на расстоянии был в полном разгаре, Зайчик в порыве страсти забыл обо всем, включая про толпу курсантов численность в 144-ре бойца. Когда дневальный по роте осторожно заглянул в приоткрытую дверь канцелярии, то увидел, как увлеченный и взъерошенный лейтенант одной рукой вдавливал в свое вспотевшее ухо покрасневшую от стыда и жарких слов трубку телефона, а второй рукой что-то азартно теребил в кармане галифе. Дневальный благоразумно не стал тревожить дежурного офицера и на цыпочках вернулся к тусклому экрану телевизора. Мы, чай тоже не звери, все понимаем.

В принципе, происходящее в канцелярии нас полностью устраивало. Всем было глубоко наплевать и на Зайчика и на его любовные переживания. Стараясь не сорвать эротический настрой нашего надзирателя, ребята смеялись в полголоса, почти шепотом, по партизански, в особо смешных моментах кинофильма затыкая подручными средствами, от полотенца до пилотки, рот себе и своему товарищу.

В одном из эпизодов фильма, где красавица Нина выставляет за дверь испачканного сластолюбца товарища Саахова с гвоздиками на ушах, толпа не смогла совладать со своими эмоциями и дружно заржала. Лейтенант Зайчик, услышав дружный гогот, оторвался от телефона, взглянул на часы и ужаснулся. Время вечерней поверки давно прошло, а личный состав роты должен был досматривать третью серию снов.

Выскочив из канцелярии, Зайчик обнаружил весь личный состав роты, дружно сидящим перед телевизором. Лейтенант сделал грозный вид и вытащил руку из кармана галифе. Затем пультом ДУ – дистанционного управления, переоборудованным из черенка лопаты, выключил телевизор и произнес следующее.

– Вечерней поверки не будет, всем умываться и спать. Я сейчас быстренько завершу очень важный служебный телефонный разговор и проверю. Через 5-ть минут выхожу из канцелярии и удивляюсь, потому что все лежат в своих кроватях и сладко спят. Все, время пошло. Иначе, будем играть в три скрипа!

«Три скрипа» – стандартная тупая игра дежурного офицера. Это, когда после команды: «Отбой», рота падает в свои койки и замирает, а дежурный обалдуй с офицерскими погонами вальяжно ходит по спальному помещению и считает скрипы кроватных пружин курсантов.

Для того чтобы сменить не очень удобную позу в, провисших от времени почти до самого пола, кроватях, ребята пытаются аккуратно лечь на бок, на спину или еще как кому нужно. Все зависит от степени износа пружинной сетки на кровати. В результате чего в ночной тишине раздается скрип изношенных пружин. Эти самые скрипы и считает изнывающий от безделья офицерик. Три «скрипа» и он подает команду: «Подъем» Рота мгновенно вскакивает и сломя голову бежит строиться в центральном коридоре – на «взлетке». Далее следует весьма продолжительная лекция о роли воинской дисциплине в системе вооруженных сил Варшавского договора в целом, по длительности и содержанию зависящая от личной убогости и персонального словарного запаса дежурного офицера.

Команда: «Отбой», все курсанты бегут в спальное помещение и прыгают в свои койки и замирают. И так можно играть всю ночь. Ибо скрипящие пружины – такая же постоянная составляющая казарменной жизни, как масса электрона или свет солнца. Обычно данная игра длится достаточно долго. Пока не надоест дежурному офицеру, этакому казарменному хамло-затейнику, комментирующему наши хаотичные полеты туда и обратно, и оправдывающему свои ублюдочно-унизительные действия исключительно заботой о нас же – с целью воспитания у курсантов пунктуальности, исполнительности и ответственности. И ни как иначе.

Итак, Зайчик побежал в канцелярию, домурлыкивать по телефону страстные обещания скоро прилететь на крыльях любви, а мы, нехотя стали отрывать свои тушки от табуреток, выполняя распоряжение лейтенанта.

Все приуныли, очень хотелось досмотреть веселый фильм. Расходиться никто не хотел, курсантские руки отчаянно тянулись к пульту дистанционного управления, чтобы продолжить несанкционированный просмотр любимой кинокомедии.

План действий созрел неожиданно, самопроизвольно и спонтанно. Двое ребят, один из которых был сержант, взяли в спортивном уголке гриф от штанги и, уперев его в противоположную стену узкого коридора, подклинили металлическую дверь канцелярии. Зайчик оказался в ловушке.

Одновременно с этим, телевизор был включен, а освещение в казарме выключено. Наряд по роте оставил только дежурное освещение. С улицы, расположение 4-й роты выглядело, как и все соседние – благочестиво и умиротворенно. Курсанты быстренько расселись прямо на полу, заворожено уставившись в экран телевизора.

Тем временем, Зайчик, осознав, что он в западне, принялся ломиться в закрытую дверь. Дверь в канцелярии Нахрена была добротная и массивная, поэтому, у лейтенанта Зайчика не было никаких шансов на освобождение. Но, как известно, надежда умирает последней. И к тому же, у Зайчика был стимул – дома его ждала изнывающая от вожделения и нетерпения молодая красавица-жена. Грохот в коридорчике стоял неописуемый, хоть уши затыкай.

Личный состав роты – все 144 человека старательно делали вид, что не слышат чудовищного грохота, эхом повторяющегося в закоулках фундаментальной казармы образца 1943 года, с ее грандиозными 5-ти метровыми потолками.

Зайчик стучал в дверь кулаками, бил в нее стулом, бросался на нее всем своим офицерским телом, но напрасно. Дверь действительно была хороша. Когда шум и ругательства, доносящиеся из-за двери импровизированной тюрьмы, стали навязчиво мешать просмотру кинофильма, пришлось радикально увеличить громкость телевизора.

Лейтенант Зайчик принялся названивать дежурному по роте на тумбочку дневального, но тот, услышав голос разъяренного офицера, благоразумно оборвал провод телефона, обеспечив себе пусть слабое, но все же алиби.

Плененный Зайчик отчаянно погремел в металлическую дверь еще некоторое время и затих. Звонить и жаловаться Пиночету или дежурному офицеру по училищу он благоразумно не стал, дабы, не подрывать свой офицерский авторитет, сознавшись в беспомощном положении, а так же из опасения стать посмешищем среди коллег-сослуживцев. К тому же, ему пришлось бы объяснять причину, приведшую к этому заточению. Секс по телефону, даже со своей законной женой, во времена построения развитого социализма не приветствовался и считался позорным проявлением западного образа жизни. Подобные вопросы личной семейной жизни неоднократно публично рассматривались вплоть до партийных собраний, на которых парт-полит-рабочие гневно клеймили распутников и извращенцев, которые удовлетворяли свои постыдные похотливые потребности способами, не предусмотренными в «Памятке активного строителя коммунизма». Ведь по всем официальным постановлениям партии и правительства, в стране победившего социализма «Секса не было!» Вообще, как такового, не было и все!

После окончания фильма, личный состав роты мгновенно занял горизонтальное положение в своих кроватках, гриф от штанги был моментально убран и лейтенант Зайчик получил долгожданную свободу. Он с видом мрачнее тучи вышел в коридор и увидел умиротворенную картину сладко спящей роты. Будить личный состав и экстренно строить его в коридоре, лейтенант почему-то не решился. Он еще долго стоял возле тумбочки дневального, с раздражением и обидой в голосе выговаривая дежурному по роте свои обоснованные претензии.

Дежурный сержант в ответ нес несуразную чушь и полную околесицу, держа в руке оборванный провод телефона. Парень тупо включил «дурака» и ушел в глубокую защиту. Его детский лепет мог довести до сумасшествия любого признанного эксперта в области психологии и психиатрии.

Зайчик по своему базовому образованию был военным, а не психическим нервным патологом, поэтому, опасаясь за остатки своего пошатнувшегося рассудка, он своим волевым решением прекратил дальнейшие выяснения обстоятельств позорного заточения. Он грамотно рассудил, что это абсолютно бесперспективное занятие, ничего кроме очередной нервотрепки ни к чему хорошему не приведет.

Наверное, где-то глубоко в душе, Зайчик очень хорошо понимал нас и возможно, даже оправдывал все наши действия, ибо еще совсем недавно сам носил погоны курсанта. Наш непроизвольный спонтанный протест был ему хорошо понятен. Более того, возможно он вызвал у лейтенанта чувство зависти, и даже уважения, так как в свою бытность курсантом, их рота не была такой дружной и не могла реализовать подобную дерзкую операцию. Но обида, что жертвой военного мятежа стал именно он, не давала Зайчику покоя.

Лейтенант с тоской и презрительной жалостью посмотрел на пускающего слюну здоровенного сержанта по прозвищу Винчестер (настоящая фамилия – Гвинтовка), бестолково размахивающего оборванными телефонными проводами, и устало махнул рукой.

В результате, весь состав наряда получил внеочередную возможность поторчать на тумбочке еще пять раз, причем, вне очереди. Наряд бодро ответил: «Есть!» Ребята были согласны на все, ибо «Кавказская пленница» того стоила.

Выпустив пар, лейтенант Зайчик побежал к своей «крольчихе», его реактивный полет на крыльях любви, явно затягивался. Зайчик очень спешил, наверное, пришлось включать форсаж! Любовь! Как мы его понимаем!

Данное ночное происшествие осталось без глобальных последствий, лейтенант повел благоразумно и проявил себя неболтливым и немстительным офицером. Все посвященные в обстоятельства – 144 курсанта + 1 офицер, старательно делали вид, что ничего не произошло. Тем не менее, лейтенанта Зайчика около года, за глаза, называли – «кавказская пленница».