Текст книги "Кривой дом (сборник)"
Автор книги: Агата Кристи
Соавторы: Эрл Стенли Гарднер,Раймонд Чэндлер
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)
Глава 26
Тоберман-стрит оказалась широкой грязной улицей. Квартиру 1354 Б я нашел в бело-желтом доме на первом этаже. Я долго нажимал на кнопку звонка, зная, что мне никто не откроет. Соседи в таких домах всегда проявляют любопытство. И действительно, дверь квартиры 1354 А распахнулась; и на меня уставилась невысокая женщина с яркими глазами. Было видно, что она только что вымыла голову.
– Вам нужна миссис Тигер? – пронзительным голосом спросила она.
– Мистер или миссис.
– Вчера вечером они уехали в отпуск. Собрались довольно неожиданно. Они просили меня передать, чтобы, им не приносили молоко и газеты.
– Спасибо. Вы не знаете, в какой машине они уехали?
Из-за спины женщины до меня донесся любовный диалог из какой-то телевизионной передачи.
– Вы их друг? – полюбопытствовала женщина.
– Никогда им не был,– грубо ответил я.– Мне нужно получить с них деньги. Придется искать машину, на которой они уехали.
Женщина наклонила голову и прислушалась.
– Это Бэла Мэй,– проговорила она с печальной улыбкой.– Она не хочет танцевать с доктором Майерсом.
– Ну их к черту! – Я вернулся к машине и направился в свою контору.
Она была пуста. Я отпер дверь кабинета, открыл окна и сел. Еще один день подходит к концу, затихает движение, а Марлоу только-только появился на своем рабочем месте, пьет и просматривает почту. Пришло четыре объявления, два счета, красивая открытка из отеля, где я провел четыре дня в прошлом году. Еще длинное, плохо отпечатанное письмо от некоего Пибоди из Саусалито, в котором нудно и неясно рассказывалось о почерках людей, чьи эмоциональные характеристики подходят под классификацию Фрейда и Юнга.
К письму был приложен конверт с адресом и маркой. Я разорвал его и тотчас вспомнил старого петуха с длинными волосами, в шляпе, с черным галстуком. От него вечно пахло ветчиной и капустой. Я вздохнул, поднял разорванный конверт, взял другой и надписал адрес. Вложив туда долларовую бумажку, приписал на листке: «Это в последний раз». Потом Подписался, заклеил конверт и налил себе выпить.
Я набил трубку и, сидя за столом, стал курить. Никто не приходил, никто не звонил, ничего не случилось, никого не интересовало, жив– я или нет.
Мало-помалу движение на улице затихло. Небо потеряло свой дневной блеск, а на западе стало багровым. На улицах зажглись неоновые огни.
Наконец зазвонил телефон. Я ответил.
– Мистер Марлоу? – спросил мужчина.– Это мистер Шоу из «Бристоля».
– Да, мистер Шоу. Здравствуйте, как вы поживаете?
– Спасибо, отлично, мистер Марлоу. Надеюсь, что и вы тоже. Здесь пришла молодая леди и просит разрешить пройти в вашу квартиру. Зачем – не знаю.
– Я тоже не знаю, мистер Шоу. Не люблю подобных вещей. Она назвала свое имя?
– О да. Ее фамилия Дэвис. Мисс Мерль Дэвис. Она это... как бы сказать... близка к истерике.
– Пусть войдет,– торопливо проговорил я.– Я буду минут через пятнадцать; Она секретарша моего клиента. Это вполне деловая встреча.
– О, хорошо. Мне... э... остаться с ней?
– Как хотите.– Я положил трубку.
Проходя через открытую дверь мимо умывальника, я, увидел в зеркале свое возбужденное лицо.
Глава 27
Когда я открыл дверь своей квартиры, Шоу уже встал с тахты. Это был крупный мужчина в очках, с высокими залысинами, из-за чего казалось, что его уши стоят торчком. На лице Шоу застыла вежливая идиотская улыбка.
В кресле за шахматным столико сидела .девушка. Она ничем не была занята – просто сидела.
– А вот и вы, мистер Марлоу,– весело защебетал Шоу.– У меня с мисс Дэвис был такой маленький интересный разговор. Она сказала мне, что я родом из Англии, но не сказала, откуда она сама.
С этими словами он направился к двери.
– Вы очень добры, мистер Шоу,– сказал ялюбезно..
– Вовсе нет,– прощебетал он.– Вовсе нет. Сейчас я ухожу. Мой обед, наверное...
– Вы очень добры,– повторил я. —Я ценю это.
Он кивнул и ушел. Казалось, его неестественная улыбка оставалась в комнате и после его ухода.
– Здравствуйте,– кивнул Мерль.
– Здравствуйте.
Ее голос звучал холодно и серьезно,. На ней был коричневый полосатый костюм, низкая шляпка с коричневой бархатной лентой под цвет туфель и такая же сумка. Очков на сей раз не было.
Глаза ее казались безумными. Они беспрестанно перебегали с одного предмета на другой. Губы сжались в ниточку, а лицо периодически подергивалось. В довершение всего что-то произошло с ее шеей, так как головой она двигала медленно и поворачивала ее не больше, чем на сорок пять градусов. Тело при этом оставалось неподвижным.
На столе рядом с девушкой лежали две коробки: одна с табаком, а чуть дальше другая, с шахматными фигурами. Я достал трубку и направился к коробке, чтобы набить ее. Для этого мне пришлось обойти стол и пройти мимо девушки. На краю стола лежала ее сумочка. Девушка вскочила, но тут же села и с трудом выдавила улыбку.
Я набил трубку, чиркнул спичкой и стал ее раскуривать.
– Почему вы не в очках?
Она ответила спокойно:
– О, я пользуюсь ими только в помещении и при чтении. Они в моей сумке.
– Сейчас вы в помещении,– заметил я..– Вам надо надеть их.
Я протянул руду к сумке. Девушка не двигалась и не смотрела на мои руки – ее глаза были прикованы к моему лицу. Я подвинул к себе сумку и открыл ее, потом достал очешник и подвинул к ней.
– Наденьте их.
– О да, я надену. Но мне придется снять шляпу.
– Да, снимите шляпу...
Она сняла шляпу и положила ее на колени. Потом вспомнила про очки, но забыла про шляпу. Пока она тянулась за очками, шляпа упала на пол. Наконец она надела очки. Думаю, это ей помогло.
Тем временем я достал из ее сумочки пистолет и сунул его в карман. Думаю, она не заметила этого. Похоже, это был все тот же «кольт» двадцать пятого калибра, который я видел в ящике ее письменного стола.
Я сел на тахту.
– Чем займемся теперь? Вы не голодны?
– Я была дома у мистера Ванньяра,– вдруг объявила. она.
– О!
– Он живет на Шерман-Оукс. В конце Эскамильо-драйв, в тупике.
– Вполне возможно.– Я пытался выпустить кольцо дыма. Нерв на моей щеке был напряжен, как провод, и это мне не понравилось.
– Да,– спокойно повторила девушка.– Там очень тихо. Мистер Ванньяр прожил там уже три года. До этого он жил в Голливуде на Даймонд-стрит. Вместе с одним мужчиной, но они не сошлись характерами, как говорил мистер Ванньяр.
– Это можно понять. Вы давно знакомы с мистером Ванньяром?
– Я знакома с ним уже восемь лет, но не очень хорошо знаю его. Иногда относила ему пакеты. Он бывал рад, когда я приходила.
Я снова попытался выпустить кольцо дыма, и снова мне это не удалось.
– Конечно,– продолжала. Мерль,– он не очень нравился мне. Боюсь, что он будет... я боялась, что он будет...
– Но не был,– вставил я.
На лице ее впервые появилось простое человеческое чувство – удивление.
– Нет, не был. Действительно не был. Но на нем была пижама.
– Успокойтесь. Пижаму можно носить и днем. Везет некоторым, правда?
– Вы что-то знаете,– серьезно сказала она.– Кое-что знаете о людях, которые платят вам за работу. Миссис Мардок удивительна, не правда ли?
– Конечно. Сколько вы отнесли ему сегодня?
– Всего пятьсот долларов. Миссис Мардок просила передать ему: это все, что она может ему выделить, и это действительно так. Она сказала, что прекратит платить. Больше этого не будет. Мистер Ванньяр всегда обещает остановиться, но не выполняет своего обещания. И это продолжается восемь лет.
– Они всегда как поступают,– заметил я.
– Поэтому есть только один путь. Я уверена в этом. Это моя вина, а миссис Мардок так удивительно хорошо относится ко мне... Ведь от этого я не делаюсь хуже, правда?
Я погладил нерв на щеке. Она не обратила внимания на мое молчание и продолжала:
– Поэтому я и сделала это. Он был в пижаме и усмехался, рядом с ним стоял бокал. Он даже не встал, когда я вошла. Но в двери торчал ключ; кто-то оставил его там. Это было... было...
Голос ее замер.
– В двери торчал ключ,– напомнил я.– Поэтому вы смогли войти.
– Да,– кивнула девушка и попыталась улыбнуться.– Больше ничего там в самом деле не было. Я даже не помню, слышала ли я шум. Но шум, конечно, должен был быть. Громкий шум.
– Я тоже так думаю,– согласился я.
– Я подошла к нему совсем близко,чтобы не промахнуться.
– А что делал при этом мистер Ванньяр?
– Он вообще ничего не делал – только усмехался, и больше ничего. Я не хотела возвращаться к миссис Мардок и доставлять ей неприятности. И Лесли тоже.
Голос Мерль дрогнул, когда она произносила его имя.
– Поэтому я и пришла сюда. А когда вы не отозвались на звонок, я попросила управляющего впустить меня сюда, чтобы подождать вас здесь. Я знала, что вы сможете что-нибудь придумать.
– А до чего вы дотрагивались, когда были в его доме? Вы можете это вспомнить? Кроме ручки двери. Вы вошли в дом и вышли из него, но к чему-то ведь вы прикасались?
Она задумалась.
– О, я вспомнила одну вещь. Я выключила свет перед уходом. Там горела одна лампа, и я ее выключила.
Я кивнул и улыбнулся одной из веселых улыбок Марлоу.
– В какое время это случилось? Давно?
Перед самым приходом сюда. Я приехала в машине миссис Мардок, о которой вы спрашивали вчера. Я забыла вам сказать, что она ею не пользуется. Или говорила? Нет, не. помню.
– Давайте подумаем. Сюда полчаса езды. Здесь вы около часа. Значит, вы вышли из дома Ванньяра в половине шестого. И выключили свет.
– Да,—кивнула она.– Я выключила свет.
– Хотите выпить?
– О нет! – Она решительно покачала головой,– Я вообще никогда не пью.
– Вы не против, если я выпью?
– Конечно нет. Почему я должна возражать?
Я встал и испытующе посмотрел на нее. Губы ее дрожали, голова склонилась набок. Трудно было сказать, насколько далеко у нее зашло. Возможно, чем больше она будет говорить, тем лучше. Как знать, сколько времени продлится это шоковое состояние.
– Где ваш дом?
– Зачем... я живу у миссис Мардок... В Пасадене.
– Я имею в виду ваш родной дом. Где живут ваши родственники?
– Мои родители живут в Уичите. Но я туда не... Я редко писала им и несколько лет их не видела.
– Что делает ваш отец?
– У него лечебница для кошек и собак. Он ветеринар. Я надеюсь, что они не узнают. Им это не нужно знать. Миссис Мардок всех сторонится.
Обойдя девушку, я .прошел в кухню и налил себе виски. Потом достал пистолет и подошел к свету. Он был на предохранителе. Я понюхал ствол, проверил обойму. Один патрон в патроннике был, но этот пистолет из тех, что не стреляют, если обойма вынута. Я осмотрел патрон в патроннике. Он был втиснут с силой и явно другого калибра. Скорее всего, тридцать второго, а патроны в обойме – двадцать пятого. Я сунул пистолет в карман, и вернулся в гостиную.
Пока я возился с пистолетом в кухне, из гостиной не слышно было ни звука. Девушка лежала бесформенной грудой возле кресла и была холодна, как макрель.
Я поправил ей голову, чтобы не запал язык, подошел к телефону и позвонил Карлу Моссу.
– Это Фил Марлоу, док. У вас много пациентов или вы свободны?
– Свободен, уезжаю. У вас неприятность?
– Я у себя дома. Бристоль-апартаментс, 408, если вы не помните. У меня тут девушка упала в обморок.. Обморока я не боюсь – меня пугает, что она может рехнуться, когда очнется.
– Не давайте ей пить, я сейчас приеду.
Я положил трубку, опустился возле Мерль на колени и стал массировать ей виски. Она открыла глаза, пошевелила губами, потом посмотрела на меня.
– Я была в доме мистера Ванньяра. Он живет на Шерман-Оукс. Я...
– Не будете возражать, если я на руках перенесу вас на тахту? Вы же знаете меня, того самого Марлоу, который задает неприятные вопросы.
– Хэлло,– ответила девушка.
Я поднял ее. Она испугалась, но промолчала. Положив Мерль на тахту, я подложил ей под голову подушку, одернул юбку. Девушка была плоская, как камбала. Потом вернулся к столу.
– Вы позвонили в полицию? – мягко спросила, она, глядя на меня.
– Нет еще. Мне сейчас некогда.
Она удивилась и, как мне показалось, немного встревожилась.
Повернувшись к ней спиной, я открыл ее сумочку и вернул пистолет на место. Заодно просмотрел, что еще в ней было. Там лежали обычные женские мелочи: пара платков, губная помада, серебряная с эмалью пудреница и кошелек с несколькими бумажками. Ни сигарет, ни спичек, ни билетов в театр.
Я открыл молнию на внутреннем кармане сумки. Здесь лежали ее водительские права и пачка из десяти полусотенных банкнот. Я вытащил их. Ни единой новой купюры. Перетянуты резинкой вместе с листком бумаги, которая оказалась распиской. На ней значилось: «Получено по счету 500».
Подписи не было. Я взял деньги и убрал в карман, потом закрыл сумку и посмотрел на тахту. Девушка уставилась в потолок, лицо ее подергивалось. Я принес из спальни одеяло и набросил на нее.
Потом пошел в кухню и снова выпил.
Глава 28
Доктор Карл Мосс, здоровенный еврей с усиками а ля Гитлер и холодными как лед глазами, положил в кресло шляпу и саквояж и подошел к девушке.
– Я доктор Мосс,– представился он.– Здравствуйте.
– Вы из полиции? – спросила Мерль.
Не отвечая, он взял ее руку, чтобы проверить пульс.
– Что у вас повреждено, мисс...
– Дэвис. Мисс Мерль Дэви с. Ничего у меня не повреждено. Я– я не знаю, почему я валяюсь здесь. Я думала, вы из полиции.
Видите ли, я убила человека.
– Ну, это нормальный человеческий поступок,– заявил Мосс,– Я убиваю людей десятками.– Он не улыбался.
Она сжала губы и чуть повернула голову.
– К тому же вы этого не делали,– мягко продолжал доктор.– У вас напряжены нервы, и вы излишне драматизируете ситуацию. Но если вы захотите, то сможете контролировать свой поведение.
– Смогу? – прошептала девушка.
– Если захотите,– подчеркнул он.– Но вы не хотите. Меня это не касается. У вас ничего не болит?
– Нет,– покачала она головой.
Он потрепал ее по плечу и вышел в кухню. Я последовал. за ним. Мосс холодно посмотрел на меня.
– В чем дело? – спросил он.
– Она секретарь моей клиентки, миссис Мардок из Пасадены. Клиентка довольно жестокая. Лёт восемь назад к девушке пристал мужчина. Насколько грубо он это сделал, не знаю. Потом – не знаю, сразу после этого или нет,– он упал или выбросился из окна. С тех пор ома не выносит мужских прикосновений. Даже самых обычных.
– Гм...
Врач не сводил с меня глаз.
– Она думает, что он выбросился из окна?
– Точно не знаю. Миссис Мардок – вдова этого человека. Она вышла замуж второй раз, и второй ее муж тоже умер. Мерль осталась жить у нее. Старуха очень жестока с ней, как грубые родители с надоевшим ребенком.
– Понимаю. Это регресс.
– Что-что?
– Эмоциональный шок и попытка вернуться в детство. Если миссис Мардок будет мягче с ней обращаться, эта тенденция уменьшится. Бегство в детство – защитная реакция организма.
– Что же делать?
Врач холодно усмехнулся.
– Послушай, приятель, девушка – явная невротичка.. Частично умышленно, частично не преднамеренно. Я хочу сказать, она временами пользуется этим. И может это делать даже неосознанно. Однако сейчас это не столь важно. А что насчет убийства?
– Убит некий Ванньяр, который проживал в Шерман-Оукс. Кажется, был шантажистом. Девушка время от времени, носила ему деньги. Она боялась его. Я видел этого парня – отвратительный тип. Сегодня вечером она была у него и, по ее словам, убила его.
– Почему?
– Она говорила, что ей не понравилось, как он усмехается.
– Как она его убила?
– У нее в сумке лежит пистолет. Не спрашивайте меня, зачем она его взяла,– я не знаю. Но если бы она убила его, то пистолета в сумке не было бы. В патроннике торчит патрон другого калибра. Пистолет не мог выстрелить. К тому же не похоже, чтобы из него вообще стреляли.
– Для меня это слишком мудрено,– сказал Мосс.– Так что вы хотите?
– Кроме того,– продолжал я, игнорируя его вопрос,– она говорила, что выключила там лампу около половины шестого. И это в летний день! Парень был в пижаме, а в двери торчал ключ. И он не встал, когда она вошла в комнату. Он просто сидел и усмехался. Похоже на бред, вы не находите?
Врач кивнул.
– Так.
Он зажал в толстых губах сигарету и закурил.
– Я не могу вам сказать, действительно ли она думает, что убила его, не ждите от меня решения этого во-, проса. Судя по– вашему описанию, этот парень уже был мертв. Так?
– Братец мой, да я не знаю. Я там не был. Но очень похоже, что так и есть.
– Если она думает, что убила его,– хотя этого не было – значит, такая мысль пришла, ей в голову, не впервые, Вы говорите, она носит пистолет? Возможно,
она им не пользовалась, но у нее комплекс вины. Хочет быть наказанной, хочет искупить вину за воображаемое преступление. Я еще раз спрашиваю, чего вы хотите от меня. Она не больная и не беспомощная.
– Она не хочет возвращаться в Пасадену.
– Вот как?
Он с любопытством посмотрел на меня.
– А семья ее где?
– В Уичите. Отец – ветеринар. Я позвоню ему, но ей придется остаться тут на ночь.
– В этом вопросе я вам не советчик. Она настолько доверяет вам, что согласится провести ночь у вас в квартире?
– Она пришла сюда сама, и не в гости. Поэтому я думаю, она останется.
Мосс пожал плечами и провел пальцем по усам.
.– Я дам ей нембутал, и мы уложим ее в постель. Вам придется бороться со своей совестью.
– Мне надо уйти. Я хочу узнать, что произошло в действительности. А ее нельзя оставлять одну. Нужна сиделка. А посплю я где-нибудь в другом месте.
– Хорошо, Фил Марлоу,– согласился врач.– О’кей. Я посижу здесь до прихода сиделки.
Он вернулся в гостиную и позвонил в бюро медицинской помощи, затем – жене. Пока он звонил, Мерль села на тахте, упершись руками в бедра.
– Не понимаю, почему там горела лампа,– сказала, она.– В доме же не было темно.
– Как зовут вашего отца?—спросил я.
– Доктор Уилбур Дэвис. А что?
– Хотите поесть?
– Для этого будет завтра,– возразил врач.
Он кончил говорить по телефону, достал из саквояжа пачку снотворного и протянул девушке две желтые таблетки и стакан воды.
– Выпейте.
– А меня не будет тошнить? – Она недоверчиво смотрела на него.
– Пейте, дитя мое, пейте.
Мерль положила в рот таблетки и запила их водой.
Я надел шляпу и вышел.
По дороге к лифту вспомнил, что в ее сумке не было никаких ключей, и пошел искать ее машину. Найти ее было нетрудно: она стояла в полуметре от тротуара. Это был серый «Меркурий» с откидным верхом и номером 2Х 1111. Я вспомнил, что это номер машины Линды Мардок.
В замке торчал кожаный чехол с ключами. Я сел в машину, включил зажигание, увидел, что бензина много, и поехал. Это была прекрасная, легкая машина. По Качуэнга-Пасс я пролетел как птица.
Глава 29
Эскамильо-драйв оказалась извилистой улицей, состоящей всего из пяти узких длинных домов. Нужный мне был пятым – последним. Он действительно стоял в тупике. Узкое английское бунгало с высокой крышей и некрасивыми окнами. Рядом с домом гараж, перед ним стоял прицеп. Молодой месяц освещал лужайку. Перед входом рос большой дуб. Света в доме не было.
Судя по расположению окон, свет в гостиной в дневное время мог оказаться нелишним. Возможно, комната хорошо освещалась только по утрам. Как любовное гнездышко дом имел свои достоинства, но как резиденция шантажиста не стоил ничего. Неожиданная смерть может застать человека всюду, но Ванньяр умер слишком легко.
В конце тупика я развернулся и остановил машину. Тротуаров здесь не было, и я пошел прямо по проезжей части. Дверь была обита дубовыми планками, вместо ручки – большая щеколда. В замке торчал ключ. Я нажал кнопку звонка и услышал протяжный звон. Затем обошел вокруг дуба, посвечивая под ноги карманным фонариком. Потом осмотрел дом, маленький пустой двор, и остановился у низкой кирпичной ограды, возле которой росли три дуба. Под ними стоял стол и два металлических стула. В углу – мусоросжигатель. Возвращаясь обратно, я осмотрел прицеп. В нем ничего не оказалось..
Я отпер входную дверь, оставив ключ в замке. Я не собирался производить обыск – мне просто нужно было узнать, что здесь произошло. Войдя, нашел на стене выключатель и щелкнул им. Бледный свет двух настенных ламп осветил холл.
Передо мной была дверь в заднюю часть дома, небольшой коридор и еще одна дверь направо. Она вела в маленькую столовую. Тяжелые портьеры прикрывали вход в гостиную. У левой стены – камин, напротив него – книжные полки. В углу две тахты, рядом три кресла: золотое, розовое и коричневое – и коричневое кресло-качалка с подставкой для ног.
На подставке я увидел ноги в зеленых домашних туфлях и пижамных штанах, задранных до лодыжек, Я медленно поднял глаза и увидел темно-зеленый шелковый халат, перевязанный поясом, выше – карман с монограммой. Еще выше – желтая шея, лицо повернуто в сторону зеркала на стене. Я подошел и посмотрел в зеркало. Лицо действительно усмехалось.
Левая рука лежала между колен, правая свешивалась через ручку качалки, кончики пальцев касались ковра. Рядом с пальцами на– ковре маленький пистолет примерно тридцать второго калибра с очень коротким стволом. Правая сторона лица была прижата к спинке кресла-качалки, правое плечо окровавлено. Кровь на рукаве и кресле, очень много крови в кресле. Голова в каком-то неестественном положении – чьей-то чувствительной душе не понравился вид ее правой стороны.
Я осторожно ногой передвинул кресло на несколько дюймов. Труп уже задеревенел. Я прикоснулся к его лодыжке – даже лед не бывает таким холодным.
На столе, справа от локтя, недопитая бутылка и пепельница, полная окурков и пепла. Три окурка испачканы губной помадой, ярко-красной, какой обычно пользуются блондинки.
Рядом с другим креслом еще одна пепельница. В ней много пепла и обгорелых спичек, но ни одного окурка. Воздух в комнате тяжелый: пахло духами и смертью.
Подсвечивая фонариком, я прошелся по дому. Две спальни, обставленные легкой кленовой мебелью, довольно светлые. Прекрасная ванная в темно-красных тонах, отдельная душевая кабина. Кухня маленькая, в раковине груда бутылок. Множество бутылок и бокалов, множество отпечатков пальцев, множество улик... Во всяком случае, для следствия это может пригодиться.
Я вернулся в гостиную и задумался. Итак, я нашел убитого Филлипса, обнаружил труп Морнингстера – и убежал. Теперь еще одно убийство. Все складывается как нельзя хуже. Марлоу – и три убийства. Марлоу ходит по трупам. Никакая логика здесь не поможет. Хуже всего то, что я, так или иначе, замешан во всем этом. Ну да Карл Мосс как эскулап позаботится о Мерль.
Сжав губы, я вернулся к трупу и, взяв его за волосы, повернул голову. Пуля попала в правый висок. Это могло быть и самоубийство, но люди такого типа не кончают жизнь самоубийством. Шантажист, даже испуганный шантажист, испытывает чувство власти, и это дает ему удовлетворение. Я вернул голову трупа в прежнее положение. Наклонившись, заметил под столом уголок рамки от картины. Я подошел поближе, обернул ладонь платком и поднял ее.
Стекло в рамке треснуло наискось. Она упала со стены– я сумел разглядеть маленький гвоздь. Кто-то стоял справа от Ванньяра, наклонился над ним, неожиданно выхватил пистолет и выстрелил ему в правый висок. Этот человек был ему знаком, и Ванньяр не боялся. А потом убийца, ошеломленный видом крови или грохотом выстрела, отскочил назад и спиной сшиб со стены картину. Она упала, ударилась углом об пол и отлетела под стол. Убийца либо был слишком напуган, либо из осторожности не поднял ее.
Я посмотрел на картину – небольшая и совершенно не интересная. На ней был изображен парень в бриджах и камзоле, рукава которого были стянуты шнурками. Он стоял перед высоко расположенным окном и махал шляпой с пером кому-то, стоящему внизу. Человека которому он махал, не было видно. Это была цветная репродукция какой-то картины.
Затем я осмотрел комнату. Здесь были и другие картины: пара прекрасных акварелей, несколько гравюр. Может быть, этот Ванньяр был любителем картин? Человек выглядывал из окна много лет назад...
Мелькнувшая мысль была настолько проста, что сначала я почти не обратил на нее внимания. Это было словно легкое касание. Касание снежных хлопьев. Высокое окно, мужчина, много лет назад выглядывавший из него...
Я вздрогнул, меня бросило в жар. Много лет назад – восемь лет – .мужчина слишком далеко высунулся из окна – он упал и умер. Этим мужчиной был Гораций Брайт.
– Мистер Ванньяр, вы играли очень искусно,– с восхищением проговорил я.
Я повернул картину. На обратной стороне, на картоне, были написаны даты и проставлены суммы денег. Даты всех прошедших восьми лет, суммы – в основном по пятьсот долларов, несколько – по семьсот пятьдесят, две – по тысяче. Внизу проведена черта и подведен итог: одиннадцать тысяч сто долларов. Последнего взноса мистер Ванньяр не получил, Ой был мертв, когда принесли последний взнос. Для восьми дет шантажа сумма была невелика. Мистер Ванньяр не слишком давил на своих клиентов.
Картонка была прибита к рамке патефонными иголками, две из них выпали. Я оторвал картонку и обнаружил между картонкой и картиной конверт. Конверт был заклеен; я вскрыл его. В нем бежали две фотографии и негатив. Фотоотпечатки с этого негатива: мужчина, падающий из окна, с открытым ртом, искаженным в крике. Он цеплялся руками за нижние края рамы, а над его плечами – женская голова.
Мужчина был худ и темноволос. Лицо получилось не очень четко, так же как и лицо женщины. Он падал из окна и кричал или звал на помощь.
Я рассмотрел фотографии. На первый взгляд, они не представляли никакой ценности. Но я продолжал– рассматривать их, так как чувствовал в них какую-то фальшь. Какая-то небольшая деталь создавала впечатление диссонанса. Потом мне стало ясно,в чем дело: положение его рук. Он не перегибался, выглядывая из окна,– он просто падал.
Я сложил фото и негатив в конверт и вместе с картонкой сунул его себе в карман. Рамку со стеклом и картину убрал в шкаф для белья.
На все это ушло много времени. Возле дома остановилась машина, послышались шаги.
Я нырнул за портьеру в коридоре.