Текст книги "Кривой дом (сборник)"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Эрл Стенли Гарднер,Раймонд Чэндлер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

 Глава 15

В своей конторе Мейсон застал сержанта Голкомба.

– У меня есть ордер,– мрач+ю объявил тот.

– Не думаю, что ваши услуги понадобятся окружному прокурору,– сказал Мейсон.

– Подумайте о чем-нибудь другом.

– Это было интересное дело, сержант. Два или три изумительных факта, но теперь все ясно. В «Кларионе» точно описано. Вам будет интересно прочесть.

– Чушь,– бросил Голкомб.

– Фрил дал показания «Кларнону»,– сказал адвокат.– Делла Стрит присутствовала при этом.

– Что это значит?

– Все кончено, сержант. Лучше следите за своим поведением, иначе вам плохо придется.

– У меня есть ордер.

– Он и останется у вас.

– Надевайте шляпу.

Мейсон развернул газету и прочел:

«В этом деле „Кларион“ разобрался быстрее, чем полиция. Для чрезвычайного выпуска нашей газеты мы послали репортера, с тем чтобы он присутствовал при аресте, который собирается произвести сержант Голкомб. Ему поручено арестовать хорошо известного адвоката. Однако мы надеемся, что сержант не станет производить арест, поскольку нам известно имя убийцы».

Мейсон бросил газету на смол.

– Вы не должны препятствовать мне,– запротестовал Голкомб.

– Я и не препятствую, сержант. Я пытаюсь дать вам возможность выкрутиться.

– Вы всегда подстраиваете мне каверзы.

– Ну что вы, сержант... Всем известна ваша честность и порядочность. Почему бы вам не довести дело.

– Что вы имеете в виду?

– Например, губную помаду. Это интересный факт, сержант. В делезамешано несколько женщин, нотолько одна из них спокойно могла поцеловать Тидингса, только одна спокойно могла приблизиться к нему на уединенной дороге.

– Что вы называете уединенной дорогой?

– Я знаю, что имею в виду. Тидингс хотел получить доказательства, узнать кое-что о своей жене. Он ждал ее около дома. Подъехала машина. Тидингс знал людей, прибывших в этой машине. Они остановились и вышли. Тидингс поцеловал женщину.

– Кто она? – быстро спросил Голкомб.

– Бирл Гейлорд,– ответил Мейсон.

– Откуда вы знаете?

– Бирл Гейлорд хотела получить деньги. Миссис Тамп – тоже. Тидингс любил Бирл Гейлорд и ненавидел миссис Тамп. Он не виделся с Бирл, пока с ней была миссис Тамп. Миссис Тамп следила за ним и ждала, когда он выйдет из своей конторы. Они последовали за ним до апартаментов Адели Гастингс, но у них не было удобного случая поговорить с ним. Тогда они поехали за ним дальше, туда, где он ждал жену. И это предоставило им удобный случай.

Бирл поцеловала его, а миссис Тамп подошла ближе и стала угрожать ему судом. Тпдингс засмеялся. Он сказал, что если она будет надоедать ему, то он объявит, что Бирл – незаконнорожденная дочь дочери миссис Тамп и что дело о ее русском происхождении не стоит выеденного яйца. И тогда миссис Тамп застрелила его.

– Прекрасная сказка для детей,– сказал Голкомб.

– Нет, это логично,– возразил Мейсон.– Я нашел пачку денег в матраце Фрила. Фрил не скрывал, что получил их от миссис Тамп. Она слишком хитра, чтобы платить авансом. Единственным человеком, который мог изобразить Санта-Клауса, был Тидингс. Я потряс Фрила и узнал, что Тидингс ничего не покупает, если не собирается это использовать.

Я знал, что миссис Тамп никогда не наняла бы юриста, если бы была хоть малейшая возможность избежать этого. Она наняла меня не для дела, а для того, чтоб)! подтвердить свое алиби. Никто бы не поверил, что можно нанимать юриста для переговоров с мертвым. Это было умно, но я-то знал, что она никогда не заплатит мне гонорара, пока можно обойтись без него.

Вы, полиция, проглядели одно. Ваша лаборатория должна была проанализировать губную помаду всех причастных к делу Тидингса женщин.

– Мы могли это сделать,–сказал сержант,– мы еще успеем это сделать, но этот разговор не помешает мне использовать ордер.

Мейсон встал.

– Валяйте, мне наплевать на вас. Если вы отважитесь вести меня на глазах репортеров «Кларион», я вам не завидую. Над вами же будут смеяться. Вы станете посмешищем, сержант. Я пытаюсь дать вам возможность с честью выйти из этого положения. Выйдите к ним и расскажите обо всем. Сошлитесь на Фрила как на главного свидетеля, и ваш портрет будет в газете.

– Я использую этот ордер.

– Давайте. В этом случае ваш портрет тоже появится в газете. Какая подпись вам больше нравится: «Сержант Голкомб, Который Раскрыл Тайну Убийства в Редакции „Кларион“» или «Сержант Голкомб, Арестовывающий Видного Юриста, пока Репортеры „Клариона“ Распутывают Тайну?»

– Откуда я знаю, что вы не обманываете меня? – заколебался Голкомб.

Мейсон посмотрел на него и засмеялся.

– Я-то выкручусь в любом случае, сержант. Практика в уголовных делах много дала мне. Подумайте сами. Кто-то поцеловал его. Потом приехали миссис Тидингс и Пелтхем. Они нашли его умирающим, привели в дом миссис Тидингс и начали звонить врачу. Пока они пытались дозвониться, Тидингс умер. Это единственная теория, которая...

Открылась дверь, и торопливо вошла Делла Стрит.

– О’кей? – спросил Мейсон.

– О’кей, – ответила она.– Все точно так, как вы и предполагали. Миссис Тамп дала ему взятку, чтобы свалить вину на Пелтхема. Фрил продал информацию о Бирл Тидингсу.

– Он может доказать, что миссис Тамп совершила преступление?

– Нет. Только то, что миссис Тамп дала ему взятку, чтобы свалить вину на Пелтхема.

Мейсон усмехнулся.

– Это даже лучше, чем я думал, сержант. «Кларион» не осмелится обвинить миссис Тамп в убийстве. Они смогут только опубликовать признание Фрила и обвинить ее как взяткодателя. Знаете, сержант, если бы я был на вашем месте, я бы поработал с Бирл Гейлорд. Она наверняка не знала, что миссис Тамп собиралась застрелить Тидингса, но после преступления согласилась остаться с бабушкой. Думаю, что быстрый и толковый сотрудник полиции успеет получить показания до выхода «Клариона».

Сержант Голкомб встал и быстро шагнул к двери. Потом повернулся к Мейсону и протянул ему руку.

– Хорошо, Мейсон. Мне не нравятся ваши методы. Когда-нибудь я все же подловлю вас, но я одобряю хорошую работу и достаточно опытный коп, чтобы понять вашу правоту.

Удивленный, Мейсон пожал ему руку.

– Не думайте, что в следующий раз я вас пожалею,– добавил Голкомб.

– Постараюсь,– улыбнулся Мейсон.

– Любой коп должен ценить возможность поимки преступника – и я сделаю все, что от меня зависит.

– Теперь вы заговорили как мужчина, сержант.– Мейсон похлопал его по спине.– Действуйте!

Сержант вышел, но тут же вернулся – просунул голову в дверь.

– Все равно мне не нравятся ваши методы.

– Я понимаю,– миролюбиво сказал Мейсон.

– И я не думаю, что вы мне нравитесь.

Дверь захлопнулась.

– Вот и все,– повернулся Мейсон к Делле.

– Почему вы отдали это дело Голкомбу?

– Я думаю, он сумеет подействовать на Бирл Гейлорд и заставит ее сказать правду.

– Й еще потому, что вы хотели помочь ему выкрутиться,– добавила Делла.– А он ненавидит вас.

– Я знаю, но он боец, а я люблю бойцов. Как дела с «Кларион»?

– Все в порядке. Фрила сержант не увидит. Они его спрятали.

– Он сделает главное, а потом они дадут экстренный выпуск.

Зазвонил телефон. Делла взяла трубку, выслушала и повернулась к Мейсону.

– Адель Гастингс спрашивает, не может ли она чем-нибудь помочь вам.

– Скажите ей, пусть через пятнадцать минут ждет нас в баре на Хейстен. Я хочу увидеть ее лицо, когда она будет читать газету.

– Если мы будем там через пятнадцать минут, то, вы думаете, мы дождемся «Клариона»?

– Мы можем подождать там до полудня,– ответил Мейсон.

– Хэлло, мисс Гастингс...– И Делла стала договариваться о встрече.

 Агата Кристи
Kpuвой дом

 Глава 1

С Софьей Леонидас я познакомился в Египте в конце войны. Она занимала довольно ответственный ноет в департаменте иностранных дел. Я столкнулся с ней по службе и вскоре оценил ее деловые качества, которые дали ей возможность занять такое высокое положение. В то время ей было всего двадцать два года.

Она была очень привлекательна. Кроме того, природа наградила ее ясным умом и чувством юмора, которое казалось мне восхитительным. Мы подружились. С ней было очень легко, и мы отлично проводили время.

Все это я очень ценил. Но только получив приказ отправиться на восток,– в самом конце войны – я понял еще кое-что: я понял, что люблю Софью и хочу жениться на ней.

Мы обедали у Шепарда, когда я сделал это открытие. Оно не удивило меня: это было просто признание давно известного мне факта. Я взглянул на нее другими глазами, но увидел то, что уже знал. /Мне нравилось все, что я видел: темные кудрявые волосы, живые голубые глаза, маленький квадратный подбородок и прямой нос. Мне нравился се изящный серый костюм и сверкающая белизной блузка. Она выглядела типичной англичанкой – и это мне особенно нравилось. Три года я не был дома я очень соскучился по всему английскому.

Никто, подумал я, не мог бы выглядеть столь типично, и тут же задал себе вопрос: кто она по национальности?

Мы говорили обо всем: о наших вкусах, о будущем, о наших друзьях и знакомых, однако Софья никогда даже не упоминала о своем доме и семье. Обо мне она знала все (она умела прекрасно слушать), я же ничего о ней не знал. Я предполагал, что у нее самая обычная семья, но она ничего мне об этом не рассказывала. И до этого вечера я просто не задумывался над этим.

Софья спросила, о чем я думаю.

Я ответил просто:

– О вас.

– Понимаю,– сказала она.

– Может быть, мы расстанемся на несколько лег. Я не знаю, когда вернусь в Англию, но первое, что я сделаю, возвратившись,– это приду к вам и попрошу вас стать моей женой.

Она и глазом не моргнула – курила и смотрела в сторону.

Я испугался, что она неправильно истолковала мои слова.

– Послушайте, я твердо решил не делать вам предложения сейчас. Во-первых, вы можете мне отказать, и тогда я с горя женюсь на какой-нибудь ужасной женщине. А даже если вы мне не откажете, как нам быть? Пожениться и тут же расстаться? Обручиться и ждать неопределенное время? Этого я не могу себе позволить. Вдруг вы встретите кого-нибудь и захотите связать с ним свою жизнь?

Все это время мы жили в какой-то лихорадке. Люди женятся, заводят романы, тут же расходятся. Я бы хотел, чтобы вы уехали домой свободной и независимой. Там вы познаете новую, послевоенную жизнь и решите, что вы от нее ждете. То, что возникло между нами, должно сохраниться навсегда. Другой вид брака мне не подходит.

– Мне тоже.

– С другой стороны, я чувствую себя вправе сказать вам, как... что я испытываю к вам.

– Но без лирических объяснений?

– Дорогая, разве вы не понимаете? Я пытался не сказать вам: «Я люблю вас...»

Она остановила меня.

– Я все понимаю, Чарльз. И мне нравится ваша смешная манера действовать так прямолинейно. Вы можете навестить меня, когда вернетесь, если к тому времени не передумаете..,

Наступила моя очередь перебить ее.

– У меня нет сомнений на этот счет.

– Но может случиться что-нибудь непредвиденное, Чарльз. Например, вы не так уж много знаете обо мне.

– Я даже не знаю, где вы живете в Англии?

– Я живу в Свикли Дин.

Я знал, что это где-то в окрестностях Лондона.

Она задумчиво добавила;

– В маленьком кривом домике...

У меня, наверное, был испуганный вид, и это забавляло ее. Она прочла строчки известного детского стишка: «Все они, включая мышку, в том кривом живут домишке».

– Это про нас. Правда, дом не такой уж маленький, но определенно кривой, полудеревянный, с остроконечной крышей.

– У вас большая семья?

– Брат, сестра, мама, папа, дядя, его жена, дедушка, сестра жены дедушки, жена дедушки.

– Бог ты мой!

Она рассмеялась.

– Конечно, мы не всегда живем вместе – война вынудила нас собраться. Но, думаю, духовно мы всегда жили все вместе, под защитой и присмотром моего дедушки. Он незаурядная личность, мой дедушка. Ему уже за восемьдесят, и он маленького роста, но рядом с ним все остальные кажутся незаметными.

– Это интересно!

– Да. Он грек из Смирны, Аристид Леонидас. И невероятно богат,—добавила она лукаво.

– Будет ли кто-нибудь снова богат после всего этого?

– Мой дедушка будет,– сказала Софья убежденно.– Он проведет любого. Интересно, понравится ли он вам?

– А вам?

– Я люблю его больше всех на свете.

 Глава 2

Прошло более двух лет, прежде чем я вернулся в Англию. Это были нелегкие годы. Я писал Софье и довольно часто получал от нее письма. Так же как мои, они не были любовными. Скорее, это были письма близких друзей, но я знал, что наше чувство выросло и окрепло,

Я приехал в Англию в серый сентябрьский день. Из аэропорта послал Софье телеграмму:

«Только что приехал. Пообедайте со мной у Марло в 9 вечера.  Чарльз».

Через несколько часов, уютно устроившись в кресле, я читал «Таймс».

Просматривая колонку рождений и смерти, я наткнулся на фамилию Леонидас:

«19 сентября в Свикли Дин Аристид Леонидас, возлюбленный супруг Бренды Леонидас, на 88 году жизни». Сразу под этим сообщением было еще одно: «Леонидас. Скоропостижно, в своей резиденции, в Свикли Дин, Аристид Леонидас. Дети и внуки оплакивают его. Цветы посылать в церковь Святого Эпьдреда. Свикли Дин».

Оба извещения заинтересовали меня. Они как-то странно повторяли друг друга. Но моей главной заботой была Софья. Я тут же послал ей вторую телеграмму: «Только что увидел в газете извещение о смерти вашего дедушки. Очень огорчен. Сообщите, когда я смогу вас повидать.  Чарльз».

Телеграма Софьи пришла в 6 часов:

«Буду у Марло в 9 часов.Софья».

Время двигалось ужасно медленно. Я пришел за двадцать минут до назначенного часа, Софья опоздала на пять минут. Когда долго не видишь человека, но постоянно о нем думаешь, в первые минуты встречи всегда чувствуется какая-то натянутость. Когда Софья, наконец, пришла, наше свидание казалось мне нереальным.

Она была в черном, и это почему-то испугало меня. Многие женщины в ресторане были в черном, но я вбил себе в голову, что она в траурном платье, и меня удивило, что Софья из тех, кто носит траур.

Мы выпили по коктейлю, потом разыскали наш столик. Поговорили о старых друзьях со времен Каира. Это был беспорядочный и какой-то искусственный разговор, но первая неловкость от встречи прошла. Я выразил ей свое соболезнование по поводу смерти деда. Софья спокойно сказала, что это произошло очень неожиданно. Однако ее спокойствие показалось мне нарочитым.

Потом мы опять вспоминали. Я с беспокойством заметил – что-то произошло, что-то было не так с самой Софьей. Может быть, она сейчас скажет мне, что встретила другого и полюбила, а чувство ко мне было ошибкой?

Нет, не в этом дело, но что-то мешает нам.

Тем временем мы продолжали наш искусственный разговор. И вдруг, когда официант уже подал кофе и отошел, все встало на свои места.

За маленьким столиком в ресторане, как это часто бывало раньше, сидели Софья и я, как будто и не было долгих лет разлуки.

– Софья! – сказал я.

Она отозвалась сразу:

– Чарльз!

Я облегченно вздохнул.

– Слава Богу, что все позади. Что с вами происходит?

– Наверное, я виновата,– я глупо себя вела.

– А теперь все в порядке?

– Да, все в порядке.

Мы улыбнулись друг другу.

– Любимая! Как скоро вы станете моей женой?

Она перестала улыбаться. Что-то опять встало между нами.

– Не знаю. Я не думаю, Чарльз, что смогу выйти за вас.

– Но, Софья, почему? Может быть, вы отвыкли от меня? Вам надо какое-то время, чтобы почувствовать нашу близость? У вас кто-то есть? Нет... я дурак. Все не то...

– Да, все не то.

Она покачала головой. Я ждал. Она тихо сказала:

– Это смерть дедушки.

– Смерть дедушки? Но почему? Что она меняет? Вы не думаете... нет, вы не можете так думать – я говорю о деньгах. Он ничего не оставил? Но, дорогая моя...

– Нет, дело не в деньгах. Вы, наверное, готовы взять меня в жены и без них. Но дедушка никогда в жизни не терял деньги.

– Так что же это?

– Сама его смерть. Понимаете, Чарльз, мне кажется, что его убили...

– Какая дикая мысль! Но что навело вас на эту мысль?

– Доктор вел себя как-то странно. Он не подписал свидетельство о смерти. Предстоит вскрытие. Совершенно очевидно —они что-то подозревают.

Я не стал с ней спорить. Софья очень умна и зря ничего не говорит.

– Но их подозрения могут и не подтвердиться. А даже если и подтвердятся, то каким образом это может повлиять на наши отношения?

– При известных обстоятельствах может: ведь вы на дипломатической службе, а там насчет жен очень строго. Нет-нет, пожалуйста, не говорите всего того, что вы приготовились сказать. Вы считаете своим долгом переубедить меня, и я верю в вашу искренность, теоретически даже согласна с вами. Но я гордая, дьявольски гордая, и хочу, чтобы наш брак был полноценным,– мне не нужны жертвы. И кроме того, я уже сказала, что все, может, обойдется...

– Вы имеете в виду доктора, что он ошибся?

– Даже если он не ошибся, это не имеет значения, если его убил человек, который не может испортить репутацию нашей семьи.

– Что вы хотите этим сказать, Софья?

– Я сказала ужасную вещь, но может же человек высказаться откровенно?

И она продолжала:

– Нет, Чарльз, больше я ничего не скажу. Я и так сказала вам слишком много. Но мне надо было повидаться с вами, чтобы все объяснить. Мы ничего не можем решить, пока все не выяснится.

– Ну, по крайней мере, хоть объясните мне, в чем дело?

Она покачала головой.

– Я не хочу.

– Но, Софья...

– Нет, Чарльз. Я не хочу, чтобы вы увидели нашу семью моими глазами. Вы сами должны во всем убедиться и сделать выводы.

– Но как это сделать?

– Через вашего отца.

Я рассказывал ей в Каире, что мой отец служит в Скотланд-Ярде. И теперь ее слова ужаснули меня.

– Неужели все так плохо?

– Думаю, что да. Видите, за столиком у двери сидит довольно приятный господин с военной выправкой?

– Да.

– Он был и на платформе в Свикли Дин, когда я садилась в поезд.

– Вы думаете, он следит за вамп?.

– Да. Видимо, все мы – как это говорится – под наблюдением. Нам дали понять, что не следует выходить из дома, но я должна была повидать вас. Я выбралась из окна ванной и спустилась по водосточной трубе.

– Любимая...

– Но полиция не дремлет. Кроме того, я ведь послала вам телеграмму. Ну, это неважно. Главное, что мы здесь, вместе... Но теперь каждый из нас должен действовать в одиночку. К сожалению, нет никаких сомнений в том, что мы любим друг друга.

– Никаких сомнений! И не говорите «к сожалению». Мы пережили мировую войну, чудом остались живы, и я не вижу, почему внезапная смерть старика... сколько ему было?

– Восемьдесят семь лет.

– Да, это было в «Таймсе». Если бы вы спросили меня, я сказал бы, что он просто умер от старости.

– Если бы вы знали моего дедушку, то удивились бы, что он вообще от чего-то мог умереть.

 Глава 3

Я всегда интересовался работой моего отца, но никогда не думал, что наступит момент, когда у меня появится личная заинтересованность в полицейских делах.

Я еще не видел Старика. Его не было дома, когда я приехал. Приняв ванну, побрившись и приведя себя в порядок, я сразу отправился на свиданье с Софьей.

Когда я вернулся домой, Гловер сказал мне, что отец в кабинете.

Он сидел за письменным столом, заполненным бумагами, когда я вошел. Отец вскочил.

– Чарльз! Как долго ты не был дома!

Наша встреча после пяти лет разлуки разочаровала бы чувствительного француза. Но мы очень любили друг друга. И были счастливы, что опять вместе.

– Вот виски. Скажешь, когда тебе налить. Жаль, что меня не было дома, когда ты приехал. У меня чертовски много работы. Как раз сейчас я занимаюсь одним дьявольски трудным делом.

Я откинулся в кресле и закурил сигарету.

– Аристида Леонидаса?

Он удивленно приподнял брови и бросил на меня быстрый взгляд. Потом холодно спросил:

– Почему ты так думаешь?

– Значит, я угадал?

– Как ты узнал об этом?

– Получил кое-какие сведения.

Старик ждал.

– Получил информацию из его дома,–пояснил я.

– Выкладывай, Чарльз.

– Тебе это не понравится. Я встретил Софью Леонидас в Каире, Полюбил ее и собираюсь на ней жениться. Сегодня вечером она обедала со мной,

– Обедала с тобой? В Лондоне? Интересно, как ей это удалось? Их всех вежливо попросили не выходить из дома.

– Я знаю, но она спустилась по водосточной трубе.

Старик улыбнулся.

– Твоя девушка, видимо, весьма находчива.

– Полицейские тоже не зевают. Какой-то симпатичный парень с военной выправкой выследил ее. Я буду фигурировать в рапорте, который ты получишь. Высокого роста, каштановые волосы, карие глаза, темно-синий костюм и так далее...

Старик пристально смотрел на меня.

– Это... серьезно?

– Да, это серьезно, папа.

Последовала пауза.

– У тебя есть возражения? – прервал я молчание.

– Я бы не возражал... неделю тому назад. Богатая семья, девушка получит большое приданое, и, я знаю тебя, ты не часто теряешь голову. Но сейчас...

– Да, папа?

– Все может обойтись, если...

– Если что?

– Если это сделал определенный человек.

Второй раз за этот вечер я услышал это суждение.

– А кто этот «определенный» человек?

– А что ты знаешь об этом деле?

– Ничего.

– Ничего? – Он удивился.– Разве девушка ничего не рассказала тебе?

– Нет. Она сказала, что будет лучше, если я все увижу своими глазами.

– Интересно, почему она так считает?

– А разве это не очевидно?

– Нет, Чарльз.

Он заходил по комнате. Закурил сигару, но она погасла. Значит, он был расстроен.

– Что ты знаешь об этой семье?

– Черт возьми! Я знаю, что был старик и куча сыновей, внуков и невесток. Подробности я еще не уяснил. Будет лучше, папа, если ты сам мне все расскажешь.

– Да.– Он сел.—Хорошо, я начну с самого начала, с Аристида Леонидаса. Он приехал в Англию двадцатичетырехлетним./

– Грек из Смирны.

– Это ты знаешь?

– Да, но это все, что я знаю.

Гловер вошел доложить, что приехал главный инспектор Тавернер.

– Он ведет это дело,– сказал мне отец.– Пусть войдет. Он проверял всех членов семьи и знает о них больше, чем я.

Я спросил, обращалась ли местная полиция в Скотланд-Ярд.

– Свикли Дин – наша юрисдикция. Он входит в Большой Лондон.

Я поздоровался с Тавернером, который вошел в этот момент. Я знал его уже много лет. Он тепло приветствовал меня и поздравил с благополучным возвращением.

– Я как раз просвещаю Чарльза насчет известного вам дела,– сказал Старик.– Исправьте меня, если я ошибусь. Леонидас приехал в Лондон в 1884 году. Он открыл маленький ресторан в Сохо. Дело оказалось прибыльным. Тогда он открыл еще один.

Вскоре. он стал владельцем уже семи или восьми ресторанов, и все они давали большую прибыль.

– И никогда не делал ошибок, что бы ни предпринимал,– вставил Тавернер.

– У него врожденное чутье. Наконец он стал владельцем самых знаменитых ресторанов в Лондоне. Потом он занялся снабжением.

– Он стоял за множеством разных предприятий: торговля подержанной одеждой, лавки с дешевыми ювелирными изделиями и т. п.,– пояснил Тавернер.– Конечно, он всегда был обманщиком.

– Вы хотите сказать «мошенником»? – спросил я.

Тавернер покачал головой.

– Нет, он не был мошенником – просто шел не совсем прямыми путями, при этом никогда не нарушая закона. Но он был из тех, кто умеет его обходить. Заработал даже на этой войне, несмотря на свой преклонный возраст. Он не делал ничего незаконного, но, как только становилось горячо, начинал заниматься чем-нибудь другим. Поймать его было невозможно.

– Не очень-то положительный персонаж,– сказал я,– и малопривлекательный.

– Как ни странно, он как раз был привлекателен. Очень яркая личность – и все это чувствовали. А внешне– гном, некрасивый, маленький, но обладал огромной притягательной силой. Женщины безумно баловали его.

– Его женитьба всех удивила,– добавил отец.– Он женился на дочери помещика.

– Деньги? – поинтересовался я.

– Нет, это был брак по любви. Она встретилась с ним по какому-то делу и увлеклась им. Ее родители возмутились, но она твердо стояла на своем. Говорю вам, этот человек обладал каким-то непонятным очарованием. Он был экстравагантен и очень умей. А ей надоело ее прежнее окружение.

– Они были счастливы?

– Как ни странно, очень. Конечно, их друзья не встречались (в те дни деньги еще не разрушили классовых различий), но это их не беспокоило. Они обходились и без друзей. Он построил довольно нелепый дом в Свикли Дин, они жили там и имели восьмерых детей.

– Прямо семейная хроника.

– Старый Леонидас очень удачно выбрал Свнкли Дин. Этот район тогда только входил в моду. Старожилы обожали свои сады и хорошо относились к миссис Леонидас. Богатые бизнесмены были заинтересованы в самом Леонидасе. И так у них составился большой круг знакомых. Они были очень счастливы, я думаю, но она умерла от воспаления легких в 1905 году.

– Оставив его с восьмерыми детьми?

– Один ребенок умер в младенчестве. Два сына были убиты на войне. Одна из дочерей вышла замуж, уехала в Австралию и умерла там. Незамужняя дочь погибла в автомобильной катастрофе. Еще одна умерла год назад. Осталось двое: старший сын Роджер, женатый, детей нет, и Филипп, который женился на известной актрисе. У них трое детей: твоя Софья, Юстас и Жозефина.

– И они все живут вместе?

– Да. Дом Роджера разбомбили в самом начале войны. Филипп с семьей живет там с 1937 года. Есть еще пожилая тетка, мисс де Хэвиленд, сестра покойной миссис Леонидас. Она всегда ненавидела своего зятя, но после смерти сестры считала своим долгом принять приглашение Аристида жить с ними и воспитывать детей. Дети выросли, но она осталась в Свикли Дин.

– И хорошо справлялась со своими обязанностями,–добавил инспектор Тавернер,– но она не из тех, кто меняет свое мнение. Она некогда не одобряла Леонидаса и его методы...

– Да, семейство огромное. И кто же, по-вашему, его убил? – спросил я.

Тавернер покачал головой.

– Об этом рано говорить.

– Ну говорите же, Тавернер. Готов спорить, у вас есть уже свое мнение на этот счет. Мы же не в суде.

– Нет,– ответил Тавернер угрюмо,– и, может быть, суда как такового не будет.

– Вы хотите, сказать, что его не убивали?

– Он был убит, это точно. Отравлен. Но вы же знаете, как трудно получить доказательства отравления. Все улики показывают одно...

– Я именно этого и добиваюсь от вас. Скажите же все-таки мне, до чего вы додумались?

– Слишком очевидное дело. В этом-то и вся загвоздка.

Я умоляюще взглянул на Старика.

Он медленно продолжал:

– Как ты знаешь, Чарльз, когда расследуется убийство, именно очевидные факты приводят к правильным выводам. Старик Леонидас женился снова десять лет тому назад.

– В семьдесят семь лет?!

– Да. И женился на женщине двадцати четырех лет.

Я присвистнул.

– И что за женщина?

– Официантка из чайной. Вполне уважаемая молодая женщина, хорошенькая, но немного апатичная, очень тихая.

– Она и есть «очевидный факт»?

– Решайте сами,– сказал Тавернер.– Ей сейчас всего тридцать четыре года, а это опасный возраст. В доме живет молодой человек – учитель внуков. Он не был на войне —вроде у него больное сердце. Они дружат.

Старый и давно знакомый шаблон. Отец подчеркнул, что миссис Леонидас была весьма респектабельной. Много убийств совершается во имя респектабельности,

– Мышьяк?

– Нет. У нас еще нет сведений из лаборатории, но доктор думает, что это эзерин.

– Это необычно. Видимо, легко узнать, где он куплен.

– Его не покупали. Это лекарство Леонидаса. Глазные капли.

– Леонидас был болен диабетом,– пояснил отец.– Ему делали инъекции инсулина. Инсулин продается в маленьких бутылочках с резиновыми колпачками, шприц прокалывает колпачок и всасывает лекарство.

Дальше я догадался сам.

– И в бутылочке оказался не инсулин, а эзерин?

– Да.

– А кто делал ему уколы?

– Его жена.

Теперь я понял, что имела в виду Софья, а потом отец, когда говорили об «определенном» человеке!

– А семья ладит с нынешней миссис Леонидас?

– Нет, насколько я понял – они едва разговаривают.

Все казалось предельно ясным. Тем не менее инспектор Тавернер был явно недоволен.

– А что вам не нравится? – спросил я.

– Если это сделала она, мистер Чарльз, ей было очень легко заменить бутылочку другой. В самом деле, если она виновна, не могу представить себе, почему она не сделала этого.

– Вроде должна бы. А были еще бутылочки с инсулином?

– О да, и совершенно пустые. А если бы она вместо пузырька, в котором был эзерин, поставила бутылочку из-под инсулина, доктор ничего бы не узнал. Очень мало данных о том, как распознавать эзерин в случае отравления. А так он взял пробу на инсулин (хотел проверить, не ввели ли слишком большую дозу), а это оказался вовсе не инсулин.

– Итак, эта миссис Леонидас или очень глупа, или, возможно, наоборот, очень умна.

– В каком смысле?

– Может быть, она и рассчитывала на то, что вы придете именно к такому выводу: никто бы не поступил так глупо. А есть еще кто-нибудь, кого вы подозреваете? Например, кто-то из членов семьи?

– Практически любой из семьи мог сделать это,– сказал отец.– В доме всегда был большой запас инсулина, по крайней мере на две недели. В одну из бутылочек могли налить эзерин и поставить ее на место, зная, что придет время – и бутылочку используют.

– И все имели доступ к лекарствам?

– Они не запирались: стояли на специальной полочке в аптечке, в ванной комнате.

– А повод для убийства?

Отец вздохнул.

– Дорогой Чарльз, Аристид Леонидас был безмерно богат. Он передал большую часть наследства семье, но, может быть, кому-то из них показалось мало.

– Больше всех деньги нужны его жене. У этого молодого человека есть деньги?

– Нет, он беден как церковная мышь.

«Мышь!» – я вспомнил Софью и детские стишки, которые она цитировала:

 
«По дороге по кривой
Человек хромал домой.
Человек хромой был с детства,
Дом кривой – его наследство,
 
 
По другой кривой дорожке
Шла домой кривая кошка.
Глаз кривой глядит вокруг,
Мышь кривую видит вдруг.
 
 
Вкривь метнулась быстро кошка —
Мышь лишь пискнула немножко.
Все они, включая мышку,
В том кривом живут домишке».
 

Я обратился к Тавернеру:

– Что вы думаете о миссис Леонидас?

– Трудно сказать, Она не так-то проста. Очень спокойная, говорит мало, о чем думает – неизвестно. Она напоминает мне кошку. Я совсем не против кошек, как раз с кошками все в порядке...– Он вздохнул.– Нам нужны улики...

Да, подумал я, всем нужны улики, доказывающие что миссис Леонидас отравила мужа. И мне, и Софье, и инспектору Тавернеру. Тогда все будет хорошо!

Но ни я, ни Софья, ни инспектор не были уверены...