Текст книги "Кривой дом (сборник)"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Эрл Стенли Гарднер,Раймонд Чэндлер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

 Глава 4

На следующий день мы с инспектором отправились в Свпклн Дин.

У меня было довольно странное положение. Правда, в самом начале войны я был связан со спецотделом Скотланд-Ярда, и это давало мне официальное право на участие в расследовании.

Отец сказал:

– Для того чтобы раскрыть это преступление, нам необходима информация изнутри. Мы должны узнать все об обитателях этого дома. И именно ты можешь Нам помочь.

Мне это не понравилось.

– Я должен стать полицейским шпионом? Я должен получать информацию от Софьи, которую люблю и которая, как я надеюсь, любит меня и доверяет мне?

Старик очень рассердился.

– Ради Бога, оставь эту банальную точку зрения. Надеюсь, ты не думаешь, что твоя приятельница убила своего дедушку?

– Конечно нет!

Очень хорошо. Мы тоже не думаем этого. Она долго отсутствовала и всегда была с ним в самых лучших .отношениях. У нее солидный годовой доход, и, я думаю, дед был бы счастлив узнать, что она .выходит за тебя замуж. .Он бы, наверное, сделал ей царский подарок. Ее мы не подозреваем. Но ты должен учесть одно. Если не выяснить все до конца,  эта девушка не выйдет за тебя;.ты и сам это знаешь. И еще одно. Преступления такого рода зачастую остаются нераскрытыми. Мы можем подозревать/что жена Леонидаса и ее Поклонник были соучастниками убийства, но это надо доказать. И если у нас не будет достаточных улик против нее, опасное сомнение останется навсегда. Ты понимаешь?

Да, я понимал.

– Почему бы прямо не сказать ей об этом?

– Ты имеешь в виду Софью?..

– Да, да! Я не прошу, чтобы ты тайком втерся к ней в доверие. Нет. Узнай только, что она думает по этому поводу.

И вот на следующий день мы поехали в Свикли Дин.

Дом был очень странной архитектуры. Коттедж, то есть обычный сельский дом, разросшийся, однако, свыше всякой меры. Ресторатору из Греции он, должно быть, казался английским, но на самом деле был просто уродлив.

Из дома вышла Софья. Увидев меня, она застыла на, месте.

– Вы?!

– Софья, мне надо поговорить с вами. Где бы мы могли уединиться?

Она провела меня в сад, и мы уселись на скамью.

– Ну? – спросила Софья не очень дружелюбно.

Я рассказал ей все.

Она внимательно слушала и, когда я кончил говорить, ‘тяжело вздохнула..

– Ваш отец – очень умный человек.

– Мне самому эта его идея показалась дикой...

– Нет, идея хорошая. Это единственное, что может помочь. Ваш отец, Чарльз, понимает, что я, чувствую и думаю, лучше вас. Мне необходимо узнать правду, необходимо,– сказала она страстно.

– Ради нас? Но, дорогая...

– Не только ради нас, Чарльз, но и ради собственного спокойствия. Понимаете, Чарльз, я не сказала вам вчера, но... я боюсь.

– Боитесь?!

– Да, боюсь-боюсь-боюсь! Полиция, ваш отец, вы сами – все думают, что это сделала Бренда.

– Вероятность...

– О да, это вполне вероятно, но я не думаю, что это она. Как я и хотела, вы узнали об этом деле со стороны, а теперь я расскажу вам об этом «изнутри». Бренда не из тех, кто ставит себя под удар,—она слишком любит себя.

–  А как насчет молодого человека? Лоуренса Брауна?

– Лоуренс – трус и слабый человек. У него для этого кишка тонка.

– Странно.

– Мы ничего не знаем. Я хочу сказать, люди иногда ведут себя неожиданно. Мы составляем о них какое-то мнение, .и зачастую оно оказывается совершенно неверным. И все равно, Бренда...– Она покачала головой.– Она всегда вела себя очень последовательно. Я называю таких, как она, женщина из гарема. Она любит сладости, красивые платья, драгоценности, дешевенькие романы и кино. И, как ни странно, несмотря на дедушкин возраст, она восхищалась им. Дедушка был великолепен. Он умел сделать так, чтобы женщина чувствовала себя королевой, любящей султана.. Я думаю, он сумел внушить и Бренде, что считает ее очень романтичной и интересной. Всю свою жизнь он был обходителен с женщинами.

– Почему вы сказали, что боитесь?

– Потому что это так. Очень важно, чтобы вы поняли меня. Знаете, у нас очень странная семья... В нас всех определенно есть жестокость, и это меня тревожит.

– Я не понял.

– Постараюсь объяснить. Например, дедушка однажды, рассказывая нам о своей юности в Смирне, упомянул, что убил двух человек. Там была какая-то ссора, какое-то ужасное оскорбление, но тем не менее он наводил это вполне естественным. Но слушать об этом в Англии – невероятно!

Я кивнул.

– Это один вид жестокости. Потом бабушка – я едва помню ее, но много слышала о ней. Она была жестока, потому что начисто была лишена воображения. А моя мама? Она актриса и прелесть, но у нее совершенно нет чувства меры. Она из тех эгоисток, которые воспринимают жизнь только под одним углом зрения: как это отразится на них. Это тоже очень странно.

Есть еще Климентина – жена дяди Роджера. Она научный работник, но тоже жестока. Дядя Роджер – полная противоположность ей: он самый добрый и очаровательный человек на свете, но у него совершенно невыносимый характер. Он постоянно раздражается и в такие минуты не сознает, что делает. Мой папа...– Она сделала долгую паузу.– Папа,– продолжала она медленно,– слишком сдержан. Никогда не знаешь, о чем он думает. Вероятно, это инстинктивная– защита от излишней эмоциональности мамы, но иногда он меня очень беспокоит.

– Дорогая моя, вы преувеличиваете. По-вашему, каждый способен на убийство,

– Да, даже я!

– Не может быть!

– О да, Чарльз, я – не исключение. Я допускаю мысль, что могла бы убить... Но.если бы убила, то только за что-нибудь очень значительное...

Я рассмеялся. Софья тоже улыбнулась.

– Может быть, я дура, но вам необходимо узнать правду о смерти дедушки. Ах, если бы это была Бренда...

Мне вдруг сдало очень жаль Бренду Леонидас.

 Глава 5

К нам приближалась высокая женщина, небрежно одетая.

– Тетя Эдит,– предупредила Софья.

Я встал.

– Это Чарльз Хейворд, тетя Эдит. Моя тетя, мисс де Хэвиленд.

Эдит де Хэвиленд было около семидесяти. Загорелое лицо, небрежно заколотые седые волосы и проницательный взгляд.

– Здравствуйте,– обратилась она ко мне.– Я слышала о вас. Как поживает ваш отец?

Удивленный, я ответил, что хорошо.

– Я знала его еще мальчиком. Очень хорошо знала его мать. Вы похожи на нее. Вы приехали помочь нам или наоборот?

– Надеюсь, помочь,– ответил я, чувствуя себя чрезвычайно неловко.

Она кивнула.

– Ваша помощь нам пригодится. Дом так и кишит полицейскими. Некоторые мнe особенно противны. Мальчик, который посещал приличную школу, не должен идти в полицейские. Вчера у Мраморной Арки видела сына Майры Койнель. Он регулировал уличное движение! Прямо не знаешь, на каком ты свете.

Потом обратилась к Софье.

– Тебя искала Нэнни. Что-то насчет рыбы.

– Черт возьми! Придется позвонить по телефону.

Она быстро направилась к дому. Мисс де Хэвиленд и я последовали за ней.

– Не знаю, что бы мы делали без таких вот Нэнни. Почти у всех своя старая «Нэнни». Они стирают, гладят, готовят, очень преданны. Эту я выбрала сама много, лет назад.

Она вдруг нагнулась и злобно дернула какую-то травку.

– Какая гадость этот вьюнок! Давит, запутывает, и вы даже вырвать его не можете – он уходит под землю.

И она принялась изо всех сил каблуком втаптывать травку в землю.

– Плохо дело, Чарльз Хейворд,– сказала она, глядя на дом.– Что думает об этом полиция? Хотя я, наверное, не должна задавать таких вопросов. Странно как-то, что Аристида могли отравить, и странно думать о нем как о покойнике. Я никогда не любила его, но не могу привыкнуть к мысли, что он умер... Дом. кажется, таким... пустым.

Я молчал. Несмотря на несвязные фразы, мисс де Хэвиленд была настроена на воспоминания.

– Думала сегодня утром – я диву здесь уже очень давно. Больше сорока лет. Приехала, когда умерла моя сестра. Он пригласил .меня... Семеро детей... а младшему всего годик. Я не могла позволить, чтобы их воспитывал какой-нибудь итальянец. Конечно, это был невозможный брак. Я всегда чувствовала, что Марсию околдовали. Уродливый, вульгарный, маленький иностранец! Он дал мне полную свободу, должна признаться. Няни, гувернантки, лучшие школы.... И хорошую, полезную пищу,а не ту гадость, которую ел сам.

– И вы так и живете здесь?

– Да, немного странно... Я ведь, могла уехать; когда дети выросли и обзавелись своими семьями,... Думаю, я слишком увлеклась садом. А потом еще Филипп.. Если мужчина женится на актрисе, он не может  надеяться на семейный уют. Не понимаю, зачем актрисы имеют детей. Как только ребенок рождается, они уезжают, и играют свои роли в Эдинбурге или где-нибудь еще, но обязательно очень далеко от дома. Филипп очень разумно поступил, переехав сюда со своими книгами.

– Чем занимается Филипп Леонидас?

– Пишет книги. Сама не знаю зачем. Никто не хочет их читать. Все о каких-то неясных моментах в истории. Вы даже не слышали о его книгах?

Я вынужден был признаться, что не слышал.

– Слишком много денег, вот что. Большинство людей не могут позволить себе. подобные причуды —они должны зарабатывать на жизнь.

– А разве его книги не окупаются?

– Конечно нет. Его считают большим авторитетом в истории, а деньги ему не нужны. Аристид положил на его имя какую-то фантастическую сумму; что-то около ста тысяч фунтов. Аристид всех обеспечил.

– Так что после его смерти никто особенно не выигрывал?

Она бросила на меня быстрый взгляд.

– Все выигрывали. Они все получат деньги, но они И так могли их получить, если бы попросили.

– Так вы думаете, кто отравил его?

– Понятия не имею. И это меня расстраивает. Не очень-то приятно думать, что кто-то типа Борджиа расхаживает по дому. Полиция, наверное, свалит все на бедняжку Бренду.

– Вы думаете, это несправедливо?

– Не знаю. Мне она всегда казалась на редкость глупой и банальной особой. Я себе не так представляю отравительницу. Но если молодая женщина двадцати четырех лет выходит за восьмидесятилетнего, естественно, она это делает ради денег. Она могла предвидеть, что очень скоро станет богатой вдовой. Но Аристид был чрезвычайно крепким стариком. Он вполне мог дожить и до ста лет. Думаю, ей надоело ждать.

– И в этом случае?..

– И в этом случае репутация семьи не пострадает. Конечно, противно; что это станет достоянием публики. Но, в конце концов, она ведь не член, семь и.

– А больше вы никого не подозреваете?

– А кого еще я могу подозревать?

Конечно, она знала гораздо больше...

Мне пришла в голову мысль: а вдруг это она, мисс де Хэвиленд, сама отравила Аристида Леонидаса? Я вспомнил, с какой злостью она втаптывала в землю вьюнок. Вспомнил слова Софьи – безжалостна...

Имея достаточные основания... Но что именно .может. быть для Эдит де Хэвиленд достаточным основанием?

 Глава 6

Дверь в дом была открыта, и мы вошли в очень просторный холл.

 – Видимо, вы хотите повидать Филиппа.

Хочу ли я видеть Филиппа, я и сам не знал. Все, что я хотел,– это видеть Софью. И это мне удалось. Но она одобрила план Старика и исчезла, не оставив указаний, как действовать дальше. Должен ли я предстать перед Филиппом как жених его дочери или как случайный знакомый, который нашел «подходящее» время нанести визит? А может, сказать ему, что я связан с полицией?

– Пойдемте в библиотеку,– сказала мисс де Хэвиленд.

Это была большая комната с множеством книг. Книги всюду: в шкафах, на столах, стульях и даже на полу. Филипп-Леонидас, высокий, лет пятидесяти, показался мне необыкновенным красавцем.. Все так подчеркивали, уродство. Аристида, что я невольно ожидал, что сын его тоже некрасив. Поэтому меня так поразили, эти безупречные черты лица.

–  Это Чарльз Хейворд, Филипп.

– Здравствуйте.

Я так и не понял, слышал ли он обо мне раньше. Рука, которую он протянул, была холодной, лицо —непроницаемым. Я немного нервничал. Он стоял передо, мной терпеливо, не проявляя никакого интереса.

– Где эти ужасные полицейские? – спросила мисс Эдит.– .Они уже были здесь?

–  Мне кажется, главный инспектор... (он взглянул на карточку на письменном столе) э-э... Тавернер скоро зайдет сюда поговорить со мной.

– А где он сейчас?

– Понятия не имею, тетя Эдит, Наверное, наверху,

– У Бренды?

– Право, не знаю.

Глядя на Филиппа, трудно было представить себе, что где-то поблизости от него могло совершиться убийство.

– Магда встала?

– Не знаю. Она обычно не встает до одиннадцати часов.

– Да, на нее это похоже. Но, кажется, она идет сюда.

Я услышал громкий голос – женщина что-то быстро говорила – и поспешные шаги.

Дверь отворилась, и в комнату вошла женщина. У меня было впечатление, что вошли трое. Она курила сигарету в длинном мундштуке. Розовый шелковый пеньюар, золотистые волосы, распущенные по плечам, огромные голубые глаза и низкий приятный голос.

– Дорогой мой, я больше не могу. Подумать только, ведь все появится в газетах! Я еще не решила, что надеть на следствие. Очень-очень скромное, но не черное? Может быть, темно-красное? А у меня не осталось ни одного купона – я потеряла адрес этого ужасного человека, который мне их присылает, а– если я поеду его разыскивать, полиция будет следить за мной и задавать мне вопросы. Как ты спокоен, Филипп! Как ты можешь быть таким спокойным?! Разве ты не понимаешь, что мы не можем уехать из этого ужасного дома? Свобода, свобода! Это нехорошо с моей стороны... Бедный старый дедушка! Конечно, мы бы никогда не покинули его. Он очень заботился о нас, несмотря на все старания этой женщины встать между нами. Что, если бы мы уехали раньше, он лишил бы нас наследства? Знаешь, Филипп, это прекрасная возможность – поставить пьесу об Эдит Томпсон. Это убийство сделает нас знаменитыми. Я даже знаю, как я буду играть банальную, глупую женщину: все будут верить до последней минуты, а потом...

Она вытянула руку, сигарета выпала из мундштука на стол Филиппа. Он бесстрастно поднял ее и положил в корзинку для мусора.

– А потом...– прошептала Магда, ее глаза вдруг широко открылись, лицо напряглось.– Просто ужас...

Вдруг выражение страха сошло с ее лица, и, обратившись ко мне, она спросила ледяным, деловым тоном:

– Вы не находите, что именно так надо играть Эдит Томпсон?

– Я сказал, что тоже считаю: именно так и надо играть Эдит Томпсон.

Я, правда, смутно понял, кто такая Эдит Томпсон, но хотел понравиться матери Софьи.

– Она похожа на Бренду,– сказала Магда.– Знаете, мне это раньше не приходило в голову. Сказать об этом инспектору?

Филипп слегка нахмурился.

– Тебе совсем ни к чему встречаться с ним, Магда. Я сам могу ему рассказать все, что его интересует.

– Не встречаться с ним?! – Она почти кричала.– Но, конечно, я должна ненавидеть его! Дорогой мой, у тебя совсем нет воображения. Ты не понимаешь, насколько важны детали.

– Мама,– сказала Софья, входя в комнату,– ты не должна врать инспектору,

– Софья, дорогая...

– Я знаю, что ты уже все прорепетировала и готова дать прекрасное представление. Но ты же все напутала.

– Чепуха. Ты не знаешь...

– Знаю, тебе нужно сыграть эту сцену иначе, дорогая. Очень сдержанно, говорить мало, быть настороже, защищать семью.

– Милая, ты действительно думаешь.

– Ну конечно. Я приготовила тебе шоколад,

– О, как хорошо. Я умираю с голоду.

На пороге она обернулась.

– Вы не представляете себе, как чудесно иметь дочь.– С этими словами она удалилась.

– Один Бог знает, что она скажет полиции,– подвела итог этой сцене мисс де Хэвиленд.

– Все будет в порядке,– возразила Софья.

– Она может сказать что угодно.

– Не беспокойся. Она сыграет эту сцену так, как ей подскажет режиссер. А режиссер – я.

Она тоже вышла, но тотчас вернулась.

– К тебе главный Инспектор Тавернер, папа. Ты не возражаешь, если Чарльз останется?

Мне показалось, что лицо Филиппа выразило удивление, но только на мгновение. Он пробормотал:

– О, конечно, конечно.

Вошел Тавернер: Он взял стул и сел к письменному столу.

– Да, главный инспектор? – обратился к нему Филипп.

– Я не нужна вам, инспектор? – осведомилась мисс де Хэвиленд.

– Сейчас – нет. Позже, если позволите.

– Конечно, я буду наверху.

Она вышла из комнаты.

– Итак, инспектор? – повторил Филипп.

– Я знаю, что вы очень занятой человек, и не отниму у вас много времени. Должен сказать вам, что наши подозрения подтвердились. Вашего отца отравили. Смерть наступила в результате слишком большой дозы физостигмина, более известного под названием ..«эзерин».

Фклипп опустил голову. Он не проявил особых эмоций.

– Может быть, это вам что-нибудь говорит? – продолжал Тавернер.

– Решительно ничего. По моему мнению, отец принял яд случайно.

– Вы в самом деле так думаете?

– Да, это вполне вероятно. Учтите, что ему было около девяноста лет и у него было очень плохое зрение.

– Поэтому он перелил глазные капли в бутылочку из-под инсулина? Неужели вы верите этому, мистер Леонидас?

Филипп не ответил. Его лицо стало еще более непроницаемым.

– Мы нашли бутылочку от глазных капель в мусорном ящике. На ней не было отпечатков пальцев. Это само по себе очень любопытно. В обычных условиях они бы обязательно были: вашего отца, может быть, его жены или камердинера.

Филипп поднял голову.

– А как насчет камердинера?

– То есть предположить, что убийца – он? Конечно, у него для этого были все возможности. Но когда мы пытаемся найти мотив, его попросту нет. Каждый год ваш отец выплачивал ему премию. С каждым годом она увеличивалась. Ваш отец ясно дал ему понять, что премия выплачивается вместо суммы,которую он мог бы получить по завещанию. Эта премия после семи лет службы составляла значительную цифру и продолжала повышаться. Очевидно, что в интересах камердинера было, чтобы ваш отец жил как можно дольше. Больше того, они были в прекрасных отношениях. Нет, мы не подозреваем Джонсона..

– Понимаю,– почти беззвучно сказал Филипп.

– А теперь, мистер Леонидас, может быть, вы расскажете мне, что делали в день смерти вашего отца?

– Весь день я провел в этой комнате. Выходил только в столовую.

– Вы видели отца в тот день?

– После завтрака я зашел к нему поздороваться,.как обычно.

– Вы были одни?

– Моя э-э... мачеха была в комнате.

– Он был такой, как всегда?

– По его лицу не было заметно, будто он заранее знает, что его убьют в тот день,– с иронией ответил Филипп.

– Часть дома, где жил ваш отец, полностью отделена от вашей половины?

– Да, туда можно попасть только из холла. Дверь там.

– Эта дверь запиралась?

– Нет.

– Никогда?

– Никогда.

– Любой человек мог пройти от вас к нему?

– .Конечно.

– Как вы узнали о смерти вашего отца?

– Мой брат Роджер, который занимает западное крыло верхнего этажа, вбежал ко мне и сказал, что у отца припадок. Он тяжело дышит, и ему очень плохо.

– Что вы сделали?

– Позвонил доктору. Об этом почему-то никто не подумал. Доктора не было,.но я попросил передать ему, чтобы он приехал как можно скорее, и затем поднялся к отцу.

– А дальше?

– Отец был очень плох. Он умер до приезда доктора.

– Где были в это время остальные, члены вашей семьи?

– Жена —в Лондоне;. Она приехала вскоре после смерти отца. Софьи тоже не было. Младшие дети Юстас и Жозефина были дома.

– Поймите меня правильно, мистер Леонидас, но я хотел бы знать, как смерть отца отразилась на вашем финансовом положении?

– Я вполне вас понимаю. Мой отец обеспечил нас много лет тому назад. Моего брата он назначил председателем и главным держателем акций самой большой своей компании. Мне он передал соответствующую сумму—150 тысяч фунтов в облигациях и ценных бумагах.

Значительные суммы он выделил сестрам, которые умерли.

– И при этом оставался по-прежнему очень состоятельным?

– Нет, в то время он оставил себе сравнительно небольшой капитал. Он сказал, что эти деньги Дадут ему интерес к жизни.– Филипп впервые улыбнулся.– Благодаря различным удачным операциям он разбогател. И в последние годы обладал значительным состоянием.

– Вы и ваш брат обосновались здесь, в этом доме. Это не было связано с финансовыми затруднениями?

– Конечно нет.. Так было удобнее. Отец Всегда говорил, что будет рад, если мы .будем жить с ним. Я очень любил своего отца. Мы переехали сюда еще в 1937-м году.

– А ваш брат?

– Он приехал в 1943-м, после того как в Лондоне в его дом попала бомба.

– А теперь, мистер Леонидас, ответьте мне на такой вопрос. Вы знали содержание завещания вашего -отца?

– Конечно, он составил новое завещание в 1946-м году. Мой отец, человек не скрытный/ был очень привязан к семье. Он собрал нас всех, и его поверенный по его просьбе, огласил завещание. Я думаю, .мистер Гейтсхилл познакомил вас с его условиями. Примерно 100 тысяч фунтов завещалось моей мачехе, в дополнение к сумме, которую она .получила, став его женой. Все остальное было, поделено на три части: одна – мне, вторая – брату, третья трем внукам.

– Какие-нибудь подарки слугам?

– Никому ничего. Если слуги оставались у него, их жалованье повышалось с каждым годом.

– Извините за вопрос, мистер Леонидас, а в настоящий момент вы не испытываете особой нужды в деньгах?

– Подоходный налог, как вы знаете, довольно велик, но нам хватает. Более того, отец часто делал нам ценные подарки, и, если бы что-нибудь случилось, он. немедленно пришел бы на помощь. Уверяю вас, инспектор, у меня не было финансовых причин желать смерти отца.

– Очень сожалею, мистер Леонидас, если вы меня так поняли. Однако мне, придется задать вам еще несколько вопросов. Каковы были отношения между отцом и его женой?.

Насколько я знаю, они были счастливы.

– Никаких ссор?

– Я не слышал о ссорах.,

– У них была большая разница в возрасте?

– Да.

– Простите, а вы одобряли второй брак вашего отца?

– Меня об этом, не спрашивали.

– Это не ответ, мистер Леонидас.

– Раз вы настаиваете, могу сказать, что считаю этот брак неразумным.

  – Вы говорили об этом вашему отцу?

– Когда я услышал о браке, это был уже свершившийся факт.

– И для вас это оказалось ударом, да?

Филипп не ответил.

– Вы рассердились?

– Мой отец вправе был поступать, как считал нужным.

– Какие у вас отношения с миссис Леонидас?

– Самые дружелюбные.

– Вы, дружите с ней?

–  Мы встречаемся очень редко.

– Расскажите мне о мистере Брауне.

– Боюсь,– что я ничего не знаю о нем. Его нанял отец.

– Но он учит ваших детей, мистер Леонидас.

– Да. ‘Мой сын страдает детским параличом, к счастью, в легкой форме, и мы решили не отдавать его в школу. Отец предложил нанять учителя для него– и моей младшей дочери Жозефины. В то время выбор был очень ограничен, так-как учитель должен был иметь освобождение от военной службы. Рекомендации мистера Брауна были вполне удовлетворительными, и я согласился. Могу добавить, что он оказался хорошим учителем и добросовестно относился к своим обязанностям.

– Он жил на половине отца?

– Да, там больше места.

– Вы когда-нибудь замечали некую близость между Лоуренсом Брауном и вашей мачехой?

– У меня не было возможности это заметить.

– Может быть, вы слышали какие-нибудь сплетни?

– Я не слушаю сплетен, инспектор?

– Очень похвально. Итак, вы не видели ничего плохого, не слышали ничего плохого и не говорили ничего плохого.

– Если вам угодно выразить это таким образом, инспектор.

Инспектор Тавернер встал.

– Ну что ж, благодарю вас, мистер Леонидас.

Я вышел вслед за ним.

– Вот это хладнокровие! – восхитился Тавернер.