Текст книги "Кривой дом (сборник)"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Эрл Стенли Гарднер,Раймонд Чэндлер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

 Глава 7

– А теперь мы пройдем к миссис Филипп Леонидас. Ее сценическое имя – Магда Вест.

– Она хорошая актриса? Я слышал это имя и, кажется, видел ее в нескольких спектаклях, но не помню где и когда.

– Несколько раз она выступала в Вест-Энде, много играет в маленьких театрах и воскресных клубах. По правде говоря, ей очень -мешает избыток средств. Она может выбирать свои роли, а иногда даже финансировать постановку, в которой ей нравится какая-нибудь роль, как правило, совсем не подходящая для нее. В результате теперь она скорее любительница, чем профессиональная актриса, Магда. Особенно хороша в комедии, но в театрах ее не любят: слишком независима, и у нее скандальный характер.

Из гостиной вышла Софья.

– Мама здесь, инспектор,– обернувшись, сказала она.

Мы вошли в большую гостиную. Я едва узнал женщину, сидящую на парчовой кушетке. Безупречный туалет, красиво уложенные, волосы – трудно было поверить, что совсем недавно я видел ее в пеньюаре.

– Инспектор Тавернер, входите и садитесь. Может быть, хотите курить? Это ужасно. Я просто не понимаю, что происходит.– Она говорила тихим, ровным голосом– чувствовалось, что она решила держать себя в руках.– Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?

– Благодарю вас, миссис Леонидас. Где вы были в момент убийства?

– Думаю, я ехала домой из Лондона. В тот день я завтракала с подругой в Айви. Потом мы пошли на распродажу одежды. В Беркли встретились с друзьями, выпили, и я поехала домой. Здесь застала страшную суматоху. Оказалось, что у моего свекра удар. Он.., умер,– Ее голос чуточку задрожал.

– Вы любили его?

– Я была преданна...– Она повысила голос. Софья слегка поправила картину Дега. И голос Магды снова стал тихим и ровным.

– Я очень любила его. Мы все любили его. Он был очень добр к нам.

– Вы ладили с миссис Леонидас?

– Мы редко виделись с Брендой.

– Почему же?

У нас мало общего. Бедняжка Бренда, ей доставалось!

Софья опять прикоснулась к картине.

– А именно?

– О, я знаю.– Магда печально улыбнулась и покачала головой.

– Миссис Леонидас была счастлива в браке?

– Думаю, да.

– Они не ссорились?

Снова улыбка.

– Я не знаю, инспектор. Они ведь жили отдельно.

– Она дружила с мистером Брауном?

Магда с упреком взглянула на Тавернера.

–  Я не думаю,– сказала она с достоинством,– что вы вправе задавать мне подобные вопросы. Бренда дружила со всеми. Она очень милый человек.

– Вам нравится мистер Браун?

– Он очень тихий. Довольно мил, но всегда держится так, что его трудно заметить. И вообще я его мало видела.

А как преподаватель он хорош?

Наверное, да. Я не знаю. Филипп им доволен.

– Извините, мне мой вопрос; как вы думаете, были ли любовные отношения между мистером Брауном и миссис Леонидас?

Магда встала. Теперь это была великосветская дама.

– У меня нет никаких сведений на этот счет, и я не думаю; инспектор, что вы имеете право задавать мне такие вопросы. Она была женой моего свекра!

Я с трудом удержался от аплодисментов.

Инспектор тоже встал.

– Вы считаете, этот вопрос лучше задать слугам? – спросил он.

Магда не ответила.

–  Благодарю вас, миссис Леонидас.– Инспектор вышел.

– Ты замечательно отвечала, дорогая,– сказала Софья.

Магда задумчиво поправила локон и посмотрела в зеркало.

– Да,– сказала она. – я думаю, только так и надо было сыграть.

– А вам не следует идти с инспектором,– обратилась ко мне Софья.

– Послушайте, Софья, что я должен...

Я замолчал, потому что не мог в присутствии матери Софьи спрашивать, что я должен делать. Магда не проявляла ко мне ни малейшего интереса. Я мог, быть репортером, женихом ее дочери, полицейским и .даже гробовщиком: для Магды все они – только публика.

Взглянув на свои ноги, миссис Леонидас сказала неодобрительно:

– Эти туфли не подходят.

Софья взглядом дала мне понять, что я могу уйти,

И я присоединился к Тавернеру.

– Собираюсь повидаться со старшим братом,– сказал он.

– Послушайте, Тавернер, если кто-нибудь спросит меня, что я делаю в этом доме, как я должен ответить?

– А вас кто-нибудь спрашивал?

– Нет.

– Ну так оставим пока все как есть. Никогда ничего не объясняйте, особенно в таких обстоятельствах. Все настолько заняты своими заботами и страхами, что им не до вопросов. Если вы будете держать себя уверенно, никто и не. усомнится в вашем праве находиться здесь. .. Так, теперь мы пройдем в эту дверь и поднимемся по лестнице. Нигде ничего не запирается, Конечно, вы понимаете, что вопросы, которые я им задаю, меня совершенно не интересуют. Абсолютно неважно, кто был дома в тот день, а кто не был, и вообще где они были...

– Тогда зачем же...

– Это дает мне возможность изучать их и послушать, что они могут сказать. Кроме того, всегда есть шанс, что кто-то скажет что-нибудь нужное мне/ Я уверен, что миссис Магда Леонидас могла бы нас просветить, если бы захотела.

А можно ли ей доверять?

– О нет! Конечно нет! Но мы могли бы все проверить. В этом проклятом доме каждый имел возможность совершить убийство. Но мне необходимо найти повод.

На верхней площадке дверь справа оказалась запертой. Инспектор постучал.

Дверь мгновенно открылась, как будто человек только и ждал стука. Это был неуклюжий великан, с мощными плечами, темными взлохмаченными волосами и чрезвычайно уродливым лицом...

– О, входите, пожалуйста! Я собирался... но теперь это неважно. Проходите в гостиную. Я позову Клеменс... ах, ты уже здесь, дорогая? Это инспектор Тавернер. Он... а где сигареты? Подождите минутку. Если вам не трудно.– Он наткнулся на электрический камин, извинился перед ним и вышел из комнаты.

Миссис Роджер Леонидас стояла у окна. Меня сразу заинтересовала и она, и атмосфера комнаты. Было очевидно, что это ее комната. Стены выкрашены белой краской. Никаких картин – только над камином геометрическая фантазия из треугольников. Мебели мало; несколько стульев, полированный стол, маленький книжный шкаф. Никаких украшений. Много света и воздуха. Комната отличалась от гостиной Магды, как мел от сыра, и миссис Роджер Леонидас настолько отличалась от миссис Филипп Леонидас, насколько одна женщина может отличаться от другой. Магда играла роли, Клеменс,  я был уверен, всегда оставалась самой собой. Эта женщина  была очень яркой индивидуальностью. Около пятидесяти, коротко подстриженные седые волосы; умное тонкое лицо, светло-серые внимательные глаза. На ней было простое темно-красное – платье, которое очень гармонировало с ее стройной фигурой.

– Садитесь, инспектор. Что-нибудь прояснилось?

– Смерть, наступила от эзерина.

– Значит, это убийство? Будьте помягче с моим мужем, пожалуйста. Он потрясен. Обожал отца и очень тяжело переживает его смерть. .,

– Вы были в хороших отношениях с покойным?.

– Да.– И спокойно добавила: – Я не очень любила его.

– Почему же?

 – Мне не нравились ни его цели, ни средства их достижения.

– А миссис Бренда Леонидас?

– Бренда? Я очень редко с ней виделась.

– А как по-вашему, между нею и мистером Брауном что-нибудь было?

– Вы имеете в виду любовные отношения? Не думаю.

В комнату быстро вошел Роджер Леонидас.

– Меня задержали,– сообщил он. – Телефон. Итак, инспектор, у вас есть новости? Чем вызвана смерть отца?

– Его отравили эзерином.

– Боже мой! Отравили! Ах, эта женщина! Она не могла ждать! Он ее подобрал в канаве – и вот награда. Она хладнокровно убила его! Я не. могу слышать об этом!

– У вас есть какие-то доказательства?

– Доказательства? Но кто же еще мог это сделать? Я всегда не доверял ей, всегда не любил ее! Мы все не любили ее! А как мы испугались с Филиппом, когда однажды папа пришел домой и рассказал нам, что он вступил с ней в брак. В его-то возрасте! Это бездушно! Отец был удивительным человеком, инспектор! Ум сорокалетнего! Всем. абсолютно я обязан, ему. Он столько делал ради меня! И никогда не обманывал мои ожидания. Это я подвел его... когда я думаю об этом...

Он тяжело опустился на стул. Клеменс спокойно подошла к нему.

– Довольно, Роджер, успокойся!

– Я знаю, дорогая, я знаю.– Он взял ее руку. —Но как я могу быть спокойным, как я могу не переживать...

– Но мы все должны быть спокойными, Роджер. Инспектору Тавернеру нужна наша помощь.

– Это верно, миссис Леонидас..

Роджер вдруг закричал:

– Знаете, что я больше всего хочу сделать? Задушить эту женщину своими руками. Если бы она была здесь...– Он вскочил. Он весь трясся от ярости.– Да, я свернул бы ей шею, свернул ей шею!

– Роджер! – повысила голос Клеменс.

Он смущенно взглянул на нее,

– Извини, дорогая,

Потом обратился к нам:

– Прошу прощения, Я потерял контроль над собой. Я... простите....

Он снова вышел из комнаты. Клеменс слегка улыбнулась.

– На самом деле он и мухи не обидит.

Тавернер, начал задавать вопросы. Она отвечала кратко и точно.

– В тот день Роджер был в Лондоне: Вернулся рано и, как обычно, некоторое время провел с отцом. Я была на работе в институте Ламберта. Вернулась около шести часов.

– Вы видели своего свекра?

– Нет. В последний раз я видела  его накануне – мы пили кофе после обеда.

– А в день смерти не видели его?

– Нет. Я «пошл а на его половину, потому что Роджер решил, что он оставил там свою трубку, очень ценную, но я обнаружила ее на столе в холле и решила не беспокоить старика. Он часто спал в это время.

– Когда вы услышали о том, что ему плохо?

– Прибежала Бренда. Это было в половине седьмого.

Тавернер спросил Клеменс о ее работе. Она ответила, что  занимается вопросами радиации при расщеплений атома.

– Вы работаете над. атомной бомбой?

– Наша работа не связана с уничтожением. Мы проводим опыты по лучевой терапии. .

 Тавернер встал и попросил разрешения осмотреть их часть дома. Она слегка удивилась, но разрешила.

Спальня напомнила мне больницу. Ванная оказалась очень скромной, кухня – безупречно чистой и полупустой.

Затем мы подошли к двери, которую Клеменс открыла со словами:

– Это комната моего мужа.

– Входите,– пригласил Роджер,– входите.

Я с облегчением вздохнул, потому что безупречный аскетизм квартиры начал действовать мне на нервы. Наконец-то я увидел комнату, отражавшую личность ее хозяина. Большой секретер, заваленный бумагами, старыми трубками и всякой всячиной, потертые кресла. На полу персидский ковер. Стены увешаны фотографиями, акварелями. Приятная комната милого, дружелюбного человека.

Роджер неловко разлил вино по бокалам, освободил стул, бросив книги прямо на пол.

– У меня не убрано. Я как раз разбирал старые бумаги.

Инспектор от вина отказался.

.– Вы должны извинить меня,– продолжал Роджер. Он подал мне бокал.– Я не мог справиться с собой.

Он виновато огляделся, но Клеменс в комнате не оказалось.

– Она удивительная. Я говорю о своей жене. Все это время она была великолепна. Не могу вам передать, как я восхищаюсь этой женщиной. А ведь у нее была тяжелая жизнь, ужасная жизнь. Я бы хотел вам рассказать. Ее первый муж был хороший -парень, я хочу сказать, у него была прекрасная голова, но очень болезненный – у него был туберкулез. Он занимался кристаллографией и вел очень важную научную работу, за которую ему очень мало платили. Клеменс содержала его, ухаживала за ним, зная, что он умирает. И никогда ни одной жалобы, ни слова недовольства. Она всегда говорила, что счастлива. А потом он умер, и она осталась одна. Наконец она согласилась выйти за меня замуж. Я был счастлив, что сумею дать ей отдых, старался сделать ее счастливой. Я хотел, чтобы она бросила работу, но она считала своим долгом работать во время войны и сейчас не Хочет об этом слышать. Клеменс – чудесная жена. Мне очень повезло. Я для нее готов на все.

Тавернер сказал что-то приличествующее данной, ситуации, а затем стал задавать вопросы.

– Бренда прибежала за мной. Отцу стало плохо. Она сказала, что у него какой-то приступ. За полчаса до этого я был у моего дорогого отца. Я бросился к нему. Он задыхался, лицо было синюшным. Я кинулся к Филиппу. Он позвонил доктору. Я.. Мы ничего не могли сделать. Конечно, я не думал, что кто-то виновен в его смерти.

С трудом мы вырвались из атмосферы этой приятной комнаты и расстались с чувствительным Роджером.

– Фьюить,– свистнул Тавернер.– Как он не похож на своего брата. Странное дело с этими комнатами: они так много говорят о людях, живущих в них.

– Я согласился с ним.

– Странная штука брак, правда? – заметил инспектор.

Я не совсем понял, относится ли это замечание к Клеменс и Роджеру или к Магде с Филиппом. И все же. мне казалось, что. эти две супружеских пары счастливы; по крайней мере, насчет Роджера и Клеменс у меня не было сомнений.

– Я бы не. сказал, что Роджер похож на отравителя,– сказал Тавернер.– Конечно, ничего нельзя утверждать. А вот она как раз подходит. Безжалостная женщина. Может быть, даже помешанная.

Я снова с ним согласился.

– Но не думаю,– размышлял вслух я,– что она способна убить -кого-то только потому, что не одобряет его цели и способы их достижения. Возможно, она действительно ненавидела старика... но разве убийства совершаются из одной только ненависти?

– Очень редко,– ответил Тавернер.– Я, во всяком случае, ни разу не сталкивался с. таким убийством. Нет, я думаю, нам лучше придерживаться версии о миссис. Бренде. Но. один Бог знает, получим ли мы какие-нибудь доказательства.

 Глава 8

Дверь нам открыла горничная. Увидев Тавернера, она испугалась, тем не менее смотрела на него с некоторым презрением.

– Вы хотите видеть госпожу?

– Да, пожалуйста.

Она проводила нас в большую гостиную и вышла.-

Комната была обита светлым кретоном, окна задрапированы полосатыми шелковыми портьерами. Над камином я увидел портрет, от которого невозможно было оторваться. Не только потому, что это был великолепный портрет и сразу можно было определить, что писал, его мастер,– лицо приковывало внимание. Это был портрет старика с Темными, проницательными глазами. Голова уходила в плечи, но, несмотря на маленький рост, человек излучал силу и удивительную энергию.

– Это он,– сказал Тавернер,—Портрет работы Августа Джона. Чувствуется индивидуальность, не правда ли?

– Да.– Я почувствовал, что это слово не передает моего впечатления. Теперь я знал, что  подразумевала Эдит де Хэвиленд, говоря, что без него дом опустел.

– А это портрет его первой жены. Типично английское лицо.– красивое, но безжизненное. Совершенно неподходящая, пара.

В комнату вошел сержант Дамб.

– Я сделал все, что мог, сэр, но ничего не, добился. Слуги говорят, они ничего, не знают.

Тавернер вздохнул.

 Сержант вынул записную книжку и направился, в дальний угол комнаты. Дверь снова, отворилась, в в комнату вошла вторая жена Аристида Леонидаса.

Она. была в черном, и это ей шло. Довольно миловидное лицо, красивые каштановые волосы, уложенные в слишком вычурную прическу, напудренная, накрашенная. Однако было заметно, что она недавно плакала. На шее ожерелье из очень крупных жемчужин, на одной руке большое кольцо с изумрудами, на другой – с громадным рубином. И еще я заметил, что она выглядела испуганной.

– Доброе утро, миссис Леонидас,– сказал Тавернер непринужденно.– Прошу прощения, но мне пришлось еще раз побеспокоить вас.

– Видимо, так нужно,– вяло ответила она.

  – Вы понимаете, конечно, миссис Леонидас, что ваше желание пригласить адвоката вполне законно?

Очевидно, она не поняла значения этих слов, и сердито ответила:

 – Я не люблю мистера Гейтсхилла; Он мне не нужен.

– Вы можете пригласить другого адвоката, миссис Леонидас.

– А я должна? Я вообще не люблю адвокатов: Они смущают меня.

– Только вы сами можете решить этот вопрос. Продолжим наш разговор?

Сержант Дамб помусолил кончик карандаша. Бренда села на диван.

– Вы что-нибудь выяснили? – спросила она.

Я заметил, что пальцы её судорожно вцепились в платье.

– Теперь мы можем определенно сказать, что ваш муж умер от отравления эзерином.

 – Вы хотите сказать, что эти глазные капли убили его?

– Мы выяснили, что, когда вы делали мистеру Леонидасу последний укол, вы впрыснули ему эзерина не инсулин.

  – Но я не знала, я тут ни при чем. Правда, инспектор, я тут ни при чем.

– Значит, кто-то умышленно заменил инсулин глазными каплями.

– Нехорошо так делать!

– Да, миссис Леонидас!

– Вы думаете, кто-то сделал это с целью? Или случайно? Это же могла быть шутка!

– Мы не думаем, что это могла, быть шутка, миссис Леонидас.

– Может быть, кто-нибудь из слуг?

Тавернер не ответил.

– Наверное, слуга. Я не вижу, кто еще мог это сделатъ.

– Вы уверены? Подумайте, миссис Леонидас. Может быть, в семье была ссора или кто-то был им недоволен?

– Я ничего не знаю.

– Вы сказали, что были в кино в тот день?

– Да... Я пришла в половине седьмого. Это было время укола... я сделала ему укол, как всегда, но вдруг он стал каким-то странным. Я ужасно, перепугалась, побежала к Роджеру... Я говорила, вам об этом раньше. Неужели я должна без конца повторять это? – Ее голос истерически задрожал.

– Простите меня, миссис Леонидас. Могу -я поговорить с мистером Брауном?.

– С Лоуренсом? Но зачем? Он ничего не знает.

– И все-таки я хотел бы с ним поговорить.

Она подозрительно уставилась на него.

– Он занимается с Юстасом латынью в классной. Вы хотите, чтобы он пришел сюда?

– Нет, мы сами пойдем к нему.

Тавернер быстро вышел из комнаты. Мы с сержантом последовали за ним.

– Вы здорово напугали ее, сэр,– заметил сержант.

Тавернер привел нас в большую комнату с окнами, выходящими в сад. За столом сидели светловолосый молодой человек лет тридцати и красивый шестнадцатилетний мальчик.

Брат Софьи Юстас уставился на меня.. Лоуренс Браун смотрел измученными глазами только на инспектора. Я никогда не видел, чтобы человек был настолько парализован страхом. Он встал,-снова сел. Потом сказал:

– О, э-э... доброе утро, инспектор.– Голос был писклявым.

– Доброе утро. Могу я поговорить с. вами?

– Да, конечно, я буду только рад. По крайней мере...

Юстас встал.

– Вы хотите, чтобы я ушел, инспектор?

У него был очень приятный голос, в котором сейчас звучали вызывающие нотки.

– Мы... мы продолжим занятия после,– сказал ему учитель.

Юстас небрежно направился к двери.

– Итак, мистер Браун,– начал Тавернер,– мы полумили точные данные. Смерть мистера Леонидаса вызывал эзерин.

– Я... вы предполагаете... мистера Леонидаса отравили? Я надеялся...

– Его отравили,– сказал инспектор резко.– Кто-то заменил инсулин глазными каплями.

– Я не могу поверить в это... Это невероятно...

– Вопрос в том, кому это было нужно?

– Никому. Решительно никому!

– Может быть, вы хотите пригласить адвоката? – осведомился Тавернер.

– У меня нет адвоката. И мне он не нужен. Мне нечего сказать, нечего...

– И вы понимаете, что все сказанное вами будет, письменно зафиксировано?

– Я не виновен, уверяю вас. Я невиновен.

– А я вас ни в чем и не обвиняю. Миссис Леонидас была намного моложе своего мужа, не правда ли?

– Я... я думаю, что да, я хочу сказать —да.

– Она, наверное, иногда чувствовала себя одинокой?

Браун не ответил.  Он облизнул сухие губы.

– Она, должно быть, была рада, что в доме живет человек ее возраста?

– Я... нет:..я не знаю.

– Я считаю естественным, что между вами возникла дружба.

Молодой человек горячо запротестовал:

– Ее не было! Ничего подобного! Я знаю, о чем вы думаете, но это не так! Миссис Леонидас всегда была очень добра ко, мне, и я, питаю к ней глубочайшее уважение, но ничего больше, уверяю вас – ничего больше! Чудовищно предполагать такие вещи! Чудовищно!

Я бы не мог убить кого-нибудь, просто не мог! Я очень чувствительный и нервный! Сама идея убийства кажется мне кошмарной. На призывном пункте это хорошо поняли. Я не могу убивать, из религиозных убеждений.

Я работал в госпитале на очень тяжелой работе, я больше не мог, и мне позволили заняться преподаванием.

Я очень старался, занимаясь с Юстасом и Жозефиной, умной девочкой, но чрезвычайно трудной. И все были добры ко мне: мистер Леонидас, миссис Леонидас и мисс де Хэвиленд, а теперь случилась эта ужасная вещь...

И вы подозреваете меня... меня в убийстве!

Инспектор Тавернер смотрел на него с интересом,

– Я этого не говорил, – заметил он.

– Но вы это думаете! Я знаю, что вы так думаете!

И все так думают! Они смотрят на меня. Я... я не могу продолжать наш разговор. Мне нехорошо.

Он выбежал из комнаты.

– Ну, и что вы думаете о нем? – спросил Тавернер.

– Он до смерти напуган.

– Да, я знаю, но ответьте мне, убийца он или нет?

– Если вы спросите меня,– сказал сержант,– я отвечу, что ему духу бы не хватило.

– Я согласен, что размозжить голову или выстрелить он бы не смог,– возразил инспектор,– но в данном случае надо было просто подменить пузырек... Просто помочь очень старому человеку переселиться в лучший мир, и сравнительно безболезненно.

–  Практически легкая смерть,– согласился сержант.

– А потом, выждав положенное время, жениться на женщине, получившей большое, наследство. Ах, все это теории и догадки,—вздохнул Тавернер.– Я напугал его, но это еще ничего не доказывает. Он мог бы испугаться, даже если бы не был виновен. Кроме того, я очень сомневаюсь, что это сделал он. Скорее, это сделала женщина, но почему же она не выбросила пузырек из-под инсулина или хотя бы не сполоснула его? – Он повернулся к сержанту.

– Слуги ничего не рассказывали об их отношениях?

– Горничная сказала, что они влюблены друг в друга.

– На каком основании?

– Он как-то особенно смотрел на нее, когда она наливала ему кофе.

– Прекрасная улика для суда! А более определенного они ничего не знают?

– Не замечали,

– Я думаю, слуги бы заметили, если бы было что заметить. Знаете, я начинаю верить, что между ними действительно ничего не было. Пойдите,– попросил он меня,—и поговорите с ней. Я хотел бы узнать ваше мнение о Бренде.

Я неохотно пошел, однако в то же время мне было интересно.