Текст книги "Невыносимые противоречия (СИ)"

Автор книги: А. Stochastic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц)

Гелиос перевозил оружие. Как она могла связаться с террористом? Взрывчатка на стадионе. Что-то похожее Луиза видела в новостях несколько месяцев назад. От взрыва погибли мирные жители. Кажется, дети?

Нет, Гелиос не похож на убийцу. Убийцы так не смотрят, не двигаются, не целуются. Она прижалась щекой к стене. У нее не осталось слез, чтобы оплакивать его и себя.

Убийца не Гелиос, а полицейские. Они убили женщин. Но одна была наркоманкой, вторая сумасшедшая, а третья... Луиза задержала дыхание.

Ее отец большая шишка, сказал Гелиос. Луиза зарыдала без слез. Пожалуйста, пусть отец спасёт её.

Она заснула, потеряла сознание, провалилась в белый колодец со светящимися стенами и увидела виллу, отца, теннисный корт и Гелиоса, набивающего ракеткой мяч. Умеет ли он играть в теннис?

Похоже, свет и боль свели Луизу с ума, она не сразу поняла, что кто-то схватил ее за руку. Её снова лапали и куда-то волокли.

Вместо коротышки теперь её конвоировал высокий полицейский. Настолько высокий, что Луиза не могла заглянуть ему в лицо. В кабинете полковника высокий усадил Луизу на стул, сжал плечи, будто она была способна сопротивляться.

Луиза посмотрела в окно. Темнота рассеялась, обнажив серые каменные стены и двор.

– Почему ты соврала, что не знаешь Диего?

– Я его не знаю.

– Гел сказал, что показал тебе благотворительный бой.

У полковника покраснели и опухли глаза. Залысины блестели от пота. В комнате душно? Почему Луизе тогда так холодно?

– А еще Гел сказал, что ты должна была пронести на стадион взрывчатку.

– Неправда.

– Ты иностранка. Твой отец большая шишка. У тебя будут билеты в вип-ложу. Охрана не станет тебя проверять

– Неправда.

– Что неправда? Что твой отец большая шишка?

– Он инженер.

– Он занимается общественной деятельностью? Благотворительностью? Делал пожертвование в красный крест? Протестовал против войны в Ираке? Пожертвования для бездомных? В вашей семье принято на рождество передавать вещи в десткие дома? Или бездомным?

Что за чушь? У Луизы зашевелились волосы на затылке.

– Ты участвовала в студенческом движении?

– Да.

– Что это было? Подписывала петиции зеленых против загрязнения атмосферы? Мирового океана? Защита животных?

– Нет.

– А что? Против чего протестовала в колледже ты? У вас ведь принято постоянно против чего-то протестовать.

Луиза заплакала от жалости к себе, унижения и страха. Она сидела на стуле почти нагая, с изрезанной грудью и не могла вспомнить против чего протестовала в колледже.

Полковник встал из-за стола.

– Если не расскажешь про взрывчатку, я отрежу тебе ухо, – полковник навис над Луизой.

Она хотела кричать, но не смогла произнести ни слова.

Полковник достал нож и выдвинул лезвие. Под ногтями у полковника была грязь. Не грязь, кровь, поняла Луиза.

– Где взрывчатка? – спросил он.

Луиза смотрела на лезвие и мотала головой, все быстрее по мере его приближения. Стоявший за спиной полицейский схватил Луизу за волосы. Она закричала раньше, чем лезвие коснулось ее уха.

Она не почувствовала, как ее отпустили. Предоставленная самой себе, скатилась со стула и упала на четвереньки. Поползла к двери. Полковник засмеялся, закурил, толкнул Луизу ногой.

– Подними ее, – приказал он высокому.

Она пыталась забиться в угол.

– Тише-тише, – сказал полковник. – Все закончилось, все позади, теперь все будет хорошо. Ты же хочешь вернуться домой?

Луиза заплакала. Ее вытащили в коридор. Некрашенные кирпичные стены, далекий лязг, голоса, гул, шум. Во дворе Луиза едва не упала.

Приближались сумерки. Двор накрыла тень трехэтажки без окон. У стен стояли люди. Увидев чужую порванную одежду и кровь, Луиза вспомнила о своей разорванной майке, почувствовала как кровь жжет шею и подбородок, стягивает живот.

Люди стояли у стен, махали лопатами. Увидев мертвецов около ям, Луиза попятилась.

– Все хорошо, – полковник сжал её плечо. – Если ты невиновна, тебе нечего бояться. Правда всегда выходит наружу. Если ты невиновна, все образуется, – приговаривал он, подталкивая Луизу к мужчинам у стены. – Если ты невиновна, вернешься домой, – сказал он и вложил в ее руки пистолет. – Если ты невиновна, тебе здесь не место. Если ты не одна из террористов, твой арест ошибка.

У двух мужчин руки были скованны впереди, у двух – сзади. Один пошатывался и смотрел в небо. У другого были отрезаны пальцы. У третьего штанина пропиталась кровью. Гелиос прижимался к стене лбом и плечом, хватался за камни связанными руками.

– Ты должна быть сильной, если хочешь вернуться домой.

Луиза подняла пистолет. Она не позволит больше мучить ни себя, ни его. Не позволит его избивать. Не позволит покалечить. Руки дрожали. Пистолет коснулся распущенных волос Гелиоса, Луиза спустила курок. Она поднесла пистолет к своему виску, полковник ударил её. По руке, по лицу, по кровоточащему уху. Убегая от боли и страха, она выстрелила в затылок мужчины без пальцев. Не понимая что делает, кто она и где, она нажимала на спусковой крючок снова и снова.

У нее забрали пистолет, но выстрелы гремели слева, справа, внутри. Луиза ждала, что одна из пуль вопьётся в спину. В коридоре ожидание смерти усилилось.

Высокий полицейский втолкнул Луизу в камеру так плотно забитую людьми, что не было видно стен. Мальчишка в разбитых очках рядом пошевелился, и Луиза запаниковала. Налетела плечом на решетку и отпрыгнула как обожженная. Нельзя подходить к решетке, Луиза дернула сломанными пальцами, вспомнила как подрагивали руки человека, которого она убила.

Нужно добраться до стены, подумала Луиза, но не сдвинулась с места. Ее лихорадило, голова кружилась. Все силы уходили на то, чтобы не упасть.

Она не знала сколько времени так простояла, переступая с ноги на ногу, борясь за равновесие, боясь соприкоснуться с решеткой или людьми в камере. Боясь их взглядов, движений и голосов.

Потом пол вздрогнул, громыхнул взрыв, камеру заполнил дым. Больше дыма Луизу напугали крики. Кто-то ударил Луизу локтем в живот. Кто-то наступил ей на ногу. Люди метались, сталкивались друг с другом, кашляли. Крупная женщина налетела на Луизу и прижала ее к решетке. Она начала терять сознание, когда кто-то схватил ее за руку и хлопнул по щеке. Луиза решила, что снова пришел высокий полицейский. Но вместо того, чтобы вытащить её в коридор, её поволокли в дым, через дыру в стене во двор. Впереди маячили спины в грязных майках. На улице арестованные кашляли и падали на колени. Их похлопывали по плечам люди с автоматами, – не в полицейской форме -помогали подняться, направляли к грузовику.

Снова громыхнуло. Луиза растянулась на земле. Мелкие камни забились в рот и раны. От выстрелов и криков заложило уши. В двух шагах на землю упал коротышка-полицейский. Рауль? На спину раненного полицейского прыгнули заключенные. Один махал кулаками, другой скалился и краснел, будто поднимал тяжесть.

Кто-то вздернул Луизу на ноги. Схвативший её человек носил синие джинсы и кеды. Женщина в футболке хаки протянула Луизе руки из грузовика и помогла забраться внутрь.

В кузове заключенные забились в углы. Луизу зажало между девкой с сорванными болтами на джинсах и мальчишкой очкариком. Втянув голову в плечи, она прикрыла руками грудь.

Машина тронулась, на ходу в грузовик запрыгивали люди с автоматами. Молодой мужчина в футболке Найк с лозунгом «беги как в аду» стрелял из кузова по невидимым мишеням. Пули прошили брезент над головой Луизы. Вместе с другими заключенными она опустила голову между колен. Совсем как в падающем самолете. Машина вильнула, очкарик рядом врезался головой в изувеченное ухо Луизы. По шее и подбородку снова потекла кровь.

– Дерьмо, – «Беги как в аду» осел на дно грузовика, зажимая плечо. Между пальцев сочилась кровь.

Еще два выстрела, и все стихло. Ветер хлопал навесом грузовика, завывал мотор. Люди с автоматами говорили так быстро, что Луиза не разбирала слов. Через дыры в брезенте мелькали дома, фонари и машины.

– Блядь, – один из автоматчиков врезался головой в железную перегородку.

– Все целы? – крикнул с пола «Беги как в аду»

– Я в порядке.

– Тоже.

– Кровь?

– Не моя.

– Не думал, что твоя самоделка так рванет, – «Беги как в аду» похлопал по колену мужчину в шортах. Шорты из плащевки походили на длинные плавки. – Думал, камень, максимум два, из стены вырвет, – смеялся «Беги как в аду».

– Иди в жопу, Сесар, – отмахнулся «Плавки».

Рядом заржал парень в полосатой футболке. Такие носили теннисисты на кортах. Тенниска.

За бортом поплыли двухэтажные дома, кованные ограды, тротуары и пальмы. На лобовое стекло упали огни светофора. Водитель не остановился на красный свет. Студент в разбитых очках рядом с Луизой хрюкнул, когда машина подпрыгнула на яме. Напротив поморщился мужчина с перебитым носом, и вскрикнула женщина, разводы туши на её лице напоминали маскировку пехотинца из кинобоевика.

Еще один поворот, и завизжали тормоза. Девчонка без болтов на джинсах вжалась в Луизу.

– Пошли, бегом!

«Беги как в аду», Сесар, и Тенниска выпрыгнули из кузова. Плавки вывалился за ними.

– Сдохни крыса! – заорал он и бросил гранату в белый забор.

Взрыв раскидал в камни, землю и ветки. По траве в саду запрыгали языки пламени.

– Гори в аду, шлюха! – Сесар махнул здоровой рукой. Граната перелетела сад и упала на веранду дома. Взрыв сожрал качели и шезлонги, выбил стекла в окнах. В соседних дворах залаяли собаки. Вдали завыла сирена.

Люди в кузове привстали, увлекая Луизу за собой.

«Плавки» и Сесар топтали зеленую лужайку. Луиза не видела, кто из них кинул гранату, которая обрушила крышу дома, видела как Тенниска стреляет из автомата по выбегающим из дома людям. Мужчина в пижаме получил пулю между лопаток и накрыл собой ребенка. Женщину автоматная очередь пригвоздила к стене.

Сесар испустил что-то похожее на боевой клич. Тенниска несколько раз подпрыгнул. Плавки завертелся волчком.

– Все! Назад, придурки! Поехали, – водитель грузовика застучал по крыше кабины, как в колокол бил.

Перед тем как залезть в кузов Плавки выпустил очередь по дому на другой стороне улицы. С пальмы на тротуаре полетели огромные листья. Они напоминали воздушных змеев, что запускали дети в парке напротив тату-салона матери Луизы.

Мотор заурчал. Машина дернулась и поехала. Тенниска толкнул кулаком кулак Сесара. Тот хлопнул по плечу Плавки. Плавки вернул дружеский жест так, что Сесар охнул.

– Какого ты стрелял по воробьям, Фло? – зазвенел Сесар. Голос взвинченный и высокий.

Фло засмеялся, изо рта полетели капли слюны.

– Верблюд хренов, – Сесар обменялся ударами кулаков с автоматчиком напротив и потрепал по голове заключенного.

Город вместе с фонарными столбами остался позади. Фары редких встречных машин вырезали из темноты кусты вдоль дороги. Автоматчики пустили по кругу бутылку кукурузной водки. Сделав глоток, Луиза не почувствовала вкуса. Студент рядом залил водкой свои колени.

– Макака безрукая, – фыркнул Сесар.

Машина сбавила ход и остановилась.

Фло и Тенниска открыли кузов и велели всем выходить.

-Конечная остановка, детки, – заорал кучерявый мальчишка рядом с водителем. Дважды хлопнули двери кабины.

Люди один за другим спрыгивали в траву. Дороги здесь не было, только колеи от колёс. Женщина с автоматом помогла Луизе спуститься на землю.

Когда глаза привыкли к темноте, Луиза увидела высокую траву и лес в двадцати шагах. Водитель обнял Сесара, вернулся в кабину и включил мотор. Фыркнув выхлопным газом, грузовик вернулся на дорогу.

– Двигаем, живо! – крикнул Сесар. На улице его голос звучал глуше, чем в кузове.

Фло включил фонарь и пошел к лесу, высоко поднимая ноги. Автоматчики растянулись вокруг бывших заключенных как конвой. Когда Луиза споткнулась, ее подхватил Тенниска.

– Вот же срань сраная, – пробормотал он.

Луиза не знала говорит он о ее ранах или о чем-то своем. Тенниска дотащил ее до леса и усадил на поваленное дерево.

– Как ты, милая? – он порылся в кармане джинсов и достал пакет с белым порошком. Высыпал немного на ладонь и поднес к лицу Луизы. – Втяни носом, не сможешь, лизни, тебе станет легче. Нужно еще немного потерпеть. Сесар! Тащи аптечку.

Луиза вжалась лицом в его ладонь.

– Вот умница.

Фло вынырнул из кустов, посветил фонарем Луизе в лицо и пустил луч прыгать по лицам и синякам бывших заключённых.

– Покажи, – Фло потянул вверх футболку мужчины с разбитым носом.

Его живот и грудь выглядели так, будто кто-то рисовал по ним ножом. Порез под пупком до сих пор кровоточил.

Фло осмотрел руки женщины в джинсах без болтов. Ее пальцы были выгнуты в разные стороны.

– У нас трое раненных, – Фло обернулся к Сесару, – четверо.

– Трое. Мне нужно пулю вынимать. Потерплю до лагеря, – помотал головой Сесар.

Двое автоматчиков вытащили из кустом мешки. Вместе с резиновыми сапогами и тряпками на землю высыпались пять дорожных аптечек.

У одного из автоматчиков зазвонил мобильный.

– Да, нет, нет, – забубнил он.

– Все будет хорошо, – Тенниска с аптечкой опустился перед Луизой на колени. – Худшее позади. Нужно почистить и перевязать раны. Это обезболивающее. Боишься уколов? Вот молодец. Смелая девочка. Сильная, терпеливая. Сейчас будет печь. Умничка, моя хорошая.

От боли у Луизы поплыло перед глазами и она упала назад.

– Держу, – женщина с автоматом та, что помогла ей выбраться из грузовика, обняла Луизу за плечи. Тенниска болтал, не затыкаясь, перебирал и придумывал ласковые прозвища. Действовал умело и быстро. Наложив повязку на грудь, повернул голову Луизы, срезал волосы вокруг поврежденного уха, приклеил пластырь.

Из леса появились люди. Видимо, их ждали. Возможно, именно с ними автоматчик переговаривался по телефону. Высокий мужчина подлетел к Сесару.

– Много заключеных погибло от взрыва? Ты осмотрел тела?

– Двое, Ленни среди них не было. Во дворе и в коридоре его тоже не было.

Высокий отмахнулся от Сесара, прошелся между бывшими заключенными и вцепился в студента.

– Петр?

– Н-н-нет, я Павел, – промямлил студент.

– Да, точно. Ты ведь учишься в Национальном Университете. Знаешь Ленни Годовски?

– Д-д-да... господин Годовски... Ленни много рассказывал о вас...

– Тебя забрали из университета? Ленни был с тобой?

– Д-д-да. М-мы протестовали против увольнения профессора К-К-к...

Сесар, Фло и еще двое автоматчиков подошли ближе. Даже Тенниска отвлекся от Луизы и повернул лицо к студенту и Годовски.

– Не важно, – Годовски сжал запястье студента. – Ты видел что случилось с Ленни? Его взяли вместе с тобой?

– Д-д-да. Нас везли в одной машине.

– Вас заперли отдельно? Посадили в одну камеру?

– В-в-всех в одну, сэр.

Фло вздохнул и запустил пятерню в волосы.

– Где был Ленни в момент взрыва?!

– К-к-когда взорвали стену?

– Да! – от нетерпения Годовски притопнул ногой.

– Ег-г-го увели на допрос, сэр.

– Дерьмо, – сплюнул Сесар.

– Годо, – Фло сжал плечо Годовски. – Послушай, Годо...

Годо посмотрел на него так, что Фло отшатнулся. Он пожевал губами, будто хотел что-то сказать. Сесар сжал и разжал кулаки. Тенниска рядом с Луизой открыл и закрыл рот.

Годо отвернулся и пошел прочь.

За деревьями плясали фонари. Там была еще одна группа заключенных и освободителей. Похоже операцию по освобождению провели на двух или трех машинах.

– Вот, – Тенниска снова тыкал в лицо Луизы свою ладонь. Кокаин собрался в линии жизни. – Иначе у тебя не хватит сил на переход. А нам надо идти. Нельзя сидеть на месте. Умница. Давай, теперь я сниму твои кроссовки. Вот так. Резиновые сапоги пригодятся тебе теперь больше. Хорошо. Молодец, – он срезал с плеч Луизы остатки майки и закутал ее в армейскую куртку. – Теперь не замерзнешь, не промочишь ноги.

Тенниска помог ей встать и подтолкнул вперед. Сесар несколько раз хлопнул в ладоши.

Фло пробормотал что-то про Ленни.

Кокаин придал Луизе силы. Но не убрал головокружение и сердцебиение. Лучи фонарей пульсировали перед глазами. То расширялись, то сужались. То висли над травой, то врезались в ствол или землю. Это зрелище гипнотизировало. Луиза чувствовала отупение и пустоту внутри. Но она могла идти. Слышала голоса рядом. Слышала, как грязь хлюпает под ногами. Вздрагивала от криков птиц и треска веток. Если поскальзывалась, рядом кто-то подставлял плечо.

Она не поняла, когда пришли на место, запаниковала, когда кто-то обнял ее за плечи и уложил на твердый матрас. Луч фонаря больше не указывал путь, снова прыгал по футболкам и лицам. От его мельтешения Луизу затошнило, и она закрыла глаза. По векам поплыли красные круги. Тело пульсировало. Думая, что не сможет заснуть, Луиза провалилась в сон.

Во сне она стояла перед витриной магазина. Торговая улица в двух кварталах от салона мамы. Кажется, Луиза собиралась пообедать с Амалией. Но застыла перед стеклом и смотрела на ярко желтые резиновые сапоги. Тени прохожих скользили по витрине, но Луиза видела только ярко-желтые сапоги. Марк Джакобс. Двести долларов. Луиза спрятала руку в карман и сжала кулак на удачу. Пусть ей повезет, и в магазине будет ее размер. Удача улыбнулась ей. Луиза не могла припомнить, когда была так счастлива. Она собиралась примерить сапоги, и только тогда заметила, что у нее нет ног.

Она проснулась, хватая ртом воздух. Зеленые листья залепили светлое небо. Деревья тянули к облакам ветки и упирались стволами в землю. Луиза села и осмотрелась. Матрас оказался мешком для строительного мусора набитым листьями. Вокруг костров в центре поляны ходили люди, приседали, разговаривали, улыбались, чистили оружие, разделывали птиц и жевали. Луиза попыталась, но не смогла сосчитать людей. Не могла понять, о чем они говорят. И не смела подать голос. Сначала страх сжал горло, потом парализовал все тело. Солнце выбралось из леса и зарылось в ветки снова, а Луиза скрючившись сидела без движений на своем матрасе. Девушка в футболке хаки с пятнами пота под мышками предложила Луизе рис с бобами.

– Меня зовут, Конни, – девушка улыбнулась. У нее была желтая кожа и острые маленькие зубы. – Попробуй, – она протянула Луизе пиалу. – Как по мне, маловато корицы и слишком много шалфея, – Луиза не понимала, о чем она говорит. Почему смотрит в пиалу, кивает, улыбается. Зачем она вообще здесь?

Луиза хотела, чтобы ее оставили в покое.

– Если захочешь в туалет, отойди за палатки – Конни махнула рукой на брезентовый навес, под ним укрывались ящики и два мешки. Деревянные мостки обрзовывали что-то вроде четырехугольника на поляне. На них валялись матрасы и спальные мешки. Четыре гамака крепились к деревьям железными карабинами и канатами. Посреди лагеря вырыли две ямы. Похоже, в них что-то хранили. Продукты или оружие? – Не отходи от лагеря дальше, чем на десять шагов, можешь нарваться на противопехотную мину, – Конни поправила волосы.

Оставив Луизу, Конни отправилась на другой конец лагеря, присела около другой девчонки, снова поправила волосы и бесполезно улыбнулась. Позже Луиза увидела Сесара. Он постоянно курил: разговаривая, переодеваясь, попивая кофе, играя в шахматы. При каждой затяжке его щеки западали, а удлиненное лицо вытягивалось еще сильней. Луиза видела Фло и студента. Тенниска расстался с тенниской и облачился в черную футболку, подчеркивающую широкие плечи и спину.

Через целую вечность Луиза отважилась сходить в туалет. За границей лагеря, в глубине леса, пряталась вонявшая сыростью и плесенью темнота.

Вечером под навесом болтались две лампы. В одном из ящиков оказался генератор. Годо сидел на другом ящике. Вокруг собрались люди. У Фло на коленях стоял ноутбук. Сесар крутил тумблер радио.

Во сне Луиза слышала пение Шеннон. Во сне Луиза стояла в церкви, на потолке которой расцвел цветок. Красные узкие листья, дрожащие тычинки.

– Знаешь, что за корнями орхидей ухаживают муравьи? – Гелиос улыбнулся и обнял Луизу.

На улице, за стенами церкви, послышались крики. Купол вместе с цветком взорвался. Каменная плита накрыла Луизу: ударила по голове и плечам, поставила на колени и прижала к полу. От дыма Луиза ничего не видела и не могла вздохнуть.

Она проснулась в поту до рассвета. Кто-то громко зевнул, кто-то высморкался. Луиза обхватила колени руками, чтобы унять дрожь.

– Как у тебя дела? – Тенниска в черной майке присел около Луизы после завтрака. – Меня зовут Альба. Нужно поменять твои повязки.

Пока он смотрел на ее искалеченную грудь, Луиза вспоминала, как он кидал гранаты в дом за белым забором и стрелял по выбежавшей семье.

После груди он занялся ухом Луизы, потом заметил как она поджимает пальцы на левой руке.

– Почему не сказала сразу? Или хотя бы вчера? – Альба покачал головой. Смастерил из палок шины, связал вместе сломанные пальцы Луизы.

Альба принес таблетки– три капсулы в сине-белой оболочке – и заставил Луизу запить их пахнущей плесенью водой.

Закончив с Луизой, Альба позвал Сесара охотиться на тапира. Рука болит, отмахнулся тот, затягиваясь неизменной сигаретой.

Альба вернулся, когда солнце сидело на плоских, как зонты, кронах деревьев, двое парней тащили за ним тушу тапира.

– Не меньше пятидесяти килограмм, – сказал один.

– Старая самка, – добавил другой.

Они разделывали мясо в шесть рук, тремя ножами. Альба срезал соски тапира и кинул их к ногам Луизы.

– Сраная замена. Но хоть что-то. Может подойдет.

Он улыбнулся. Остальные рассмеялись. Луиза прижала колени к груди так тесно, что испытала боль.

Вечером люди опять собрались под навесом. Теперь Луиза заметила, что бывшие заключенные держатся на три шага за спинами остальных. Девчонка в джинсах без болтов пялилась на широкую спину Альбы, студент смотрел Годо в рот. Облизывал губы, переступал с ноги на ногу. Будто хотел что-то сказать или сделать. Сесар раскурил косяк марихуаны, запустил по кругу, забил новый. Студент выпросил затяжку, над ним посмеялись.

Этой ночью Луизе снилось, что она дома. Не на вилле в Лумбии. Не в своей комнате в университетском кампусе. В двухэтажном доме в пригороде Нью-Йорка, где она жила с родителями до их развода. Все втроем они сидели за столом и ели. Амалия приготовила любимую лазанью Луизы. Генрих включил телевизор. А потом дом вздрогнул как при землетресении, с потолка посыпалась штукатурка, стекла разлетелись. Осколок отрезал Луизе левое ухо. Она пыталась бежать, но автоматная очередь толкнула ее на стену. Мир вокруг стал белым, будто в лицо Луизе светил прожектор.

Просыпаясь, Луиза скатила с матраса. Перед ее лицом ползла цепочка муравьев. Луиза раздавила пальцем двоих. Остальные продолжали двигаться тем же путем, переползая через трупики.

После завтрака Годо объявил о переходе. Лагерь свернули за час. Консервы, ящики с генератором и аптечками закопали в землю. Кто-то играл на губной гормошке. Конни пялилась, как Альба скручивает брезентовый навес. Студент путался у всех под ногами.

По пути Сесар и Фло играли в слова. Перебрали названия женских половых органов. Нашли сходство между женщнами и обезьянами. Конни и другие девушки перешептывались и пересмеивались. Студент краснел и расчесывал укусы.

В новом лагере были люди. Отряд из двадцати или тридцати человек. Все молодые как Сесар, Фло и Альба. При встрече Альба пальнул в небо. С верхушек деревьев сорвались сотни птиц и закрыли солнце, ненадолго на землю упала темнота.

В центре лагеря четыре навеса. Вокруг треугольники палаток. Мятая плащевка провисла. Во впадинах собралась вода. То ли роса, то ли дождевая. На деревьях покачивались гамаки. Одни напоминали плащпалатки из фильмов про вторую мировую, другие сияли яркими красками туристических магазинов. Между палатками и навесами тянулись веревки. На одних сушилась одежда, на других раскачивались кастрюли и кружки. Среди жестянок затесалось пару керамических чашек с надписями «Я люблю тебя», «Счастливого рождества» «Лучший папа в мире», «Всегда сохраняй спокойствие». Такие кружки хорошо раскупались в сувенирных киосках.

Конни выторговала у девчонок из нового лагеря тюбик губной помады.

Оглядевшись, Луиза заметила троих людей с цепью на ногах. Они ютились под низким пологим навесом. Сидели спина к спине, брезент дрожал на ветру и хлопал их по макушкам. Вечером под навесами зажгли лампы. Местный командир часто смеялся и приглаживал рукой бороду. Луиза впервые увидела, как улыбается Годо. Уголки губ вверх, глаза в пол. Ленни был его сыном, поняла вдруг Луиза, он привел своих людей в тюрьму, чтобы освободить сына.

Ночью Луиза снова оказалась в тюрьме. Только пытали ее не полковник и полицейские, а Годо, Сесар, Фло и Альба. Они называли ее предательницей и убийцей. Во сне Альба не перевязал её раны, а вскрыл ей живот и намотал кишки на руку.

Луиза проснулась с криком. Пятеро парней из чужого лагеря неподалеку чистили автоматы, поглядывали на Луизу и перешептывались. Ей показалось или они сказали «ухо»? Луиза прижала ладонь к повязке. Сердце стучало как бешенное. Луизе никак не удавалось прогнать ночной страх. Она провела с партизанами уже пять дней. Все время держалась в стороне. Ни с кем не заговаривала первая. Никто не спросил её, кто она и откуда. Им было плевать, они уводили Луизу все глубже в лес. С каждым новым переходом она удалялась от дома. От родителей.

Луиза задержала дыхание. Хотела ли она вернуться? Могла ли она вернуться? Позволят ли ей вернуться? Может, она такая же заложница, как трое на цепи? Луиза повернулась и увидела, что заложников осталось только двое. Один чесал голову, второй дремал. Луиза встала и обошла вокруг их навеса. Куда делся третий? Что с ним случилось? Его исчезновение казалось Луизе дурным знаком, плохим предзнаменованием, первым признаком приближающейся катастрофы.

Еще хуже было то, что она не могла вспомнить как выглядел пропавший заложник.

На завтрак Луиза получила консерву с бобами. Она сидела одна, низко склонив голову. Не могла себя заставить есть, боялась встретиться с кем-то взглядом, боялась, что увидив ее полную жестянку, люди догадаются, что она убийца и предательница. Чтобы никто не узнал её тайну, она высыпала кукурузу под ноги и замела ладонью под доски. Никто ничего не видел, но Луиза не могла перестать дрожать. Её озноб только усилился, когда Альба предложил бывшим заключенным пострелять. Когда он выдал Луизе автомат, она представила, что стреляет в небо. Ведь так сделал Альба, когда они пришли в лагерь. Он улыбался после стрельбы, должно быть, это было приятно. Но сейчас он не стрелял, а вел их к реке. Перед тем как покинуть лагерь Альба снова позвал с собой Сесара. «Не хочу», – прикуривая сигарету от сигареты, ответил тот. По пути Альба шутил, ломал ветки и бросал их под ноги – то себе, то идущим сзади. Оказывается, Альба вырос на побережье.

– Не далеко от нашей деревни раз в год вылазили на берег гигантские кожистые черепахи. Ночью они откладывали яйца и уплывали. До рассвета стервятники сжирали все яйца.

Конни пожирала Сесара глазами как стервятник.

-С семи лет до двенадцати я каждый год ходил ночью на пляж, чтобы отогнать стервятников и спасти как можно больше яиц. Иногда со мной ходили соседские мальчишки. Но я никогда никому не рассказывал, что я всегда забирал несколько яиц с собой. Я мечтал о своей гигантской черепахе.

Они вышли к реке. Шириной и цветом она походила на шоссе в четыре полосы. У берегов из воды торчали коряги. Вокруг них ныряли выдры. На противоположной стороне реки раскачивались на лианах обезьяны. Деревья кренились к воде. Песчаный пляж покрывали следы птиц, зверей, людей и похожие на следы велосипедных колес следы змей.

– Короче, все черепашьи яйца, которые я принёс домой за семь лет, были без желтка. Ни одна кожистая черепаха у меня не вылупилась, – Альба поднял автомат и посмотрел через прицел. – Видите обезьян? Легли на живот, упор на локти. Обезьяны ваша цель.

Студент упал рядом с Луизой, перед выстрелом она слышала, как у него бурчало в животе. Обезьяны смотались после первой очереди. Вместе со всеми Луиза палила по веткам. По плоским похожим на зонты кронам деревьев, по широким листьям. По петлям лиан. Альба придумывал цели и ржал.

У Луизы заложило уши и разболелось плечо от отдачи. Руки ныли и горели от вибрации. В носу щекотало. Солнце давило на веки, вытесняя посторонние мысли. Луиза кричала вместе со всеми: когда попадала, когда промахивалась. Когда пули уходили как камни под воду, когда из стволов вылетали щепки, когда падали ветки.

Воздух нагрелся, у Луизы вспыхнули щеки. Совсем как в грузовике, когда освободители и заключенные передавали по кругу бутылку кукурузной водки. Распитая одна на всех бутылка водки соединила их, и каждый почувствовал себя сильнее. Сейчас Луиза смотрел на улыбки, капли пота на лицах, листья на плечах, грязь на резиновых сапогах и чувствовала себя в безопасности.

Но стоило им вернуться в лагерь, разойтись, чувство безопасности истончилось. Когда Альба начал показывать как разбирать и чистить автомат, Луиза двигалась скованно и медленно. С отчаянием и беспокойством она заметила, что многие бывшие заключенные уже умели обращаться с оружием. Даже шлюха в джинсах без болтов ловко сняла затвор. Только Луиза и студент возились, уронили магазин. Конни посмеивалась над студентом. Если бы не он, посмешищем могла стать Луиза. Но вместо симпатии и благодарности она испытывала к студенту ненависть и отвращение. Как будто его неуклюжесть была заразной болезнью.

Вечером в лагере слушали радио. Сначала новостную скороговорку. Потом музыкальный канал. Между первой и второй песнью по кругу пустили косяки с марихуаной, между второй и третьей Сесар свалился с табуретки. Он так и остался лежать на спине, закинув ногу на ногу, посылал дым к звездам. После рекламной паузы из радио выплеснулся голос Шеннон. В лесу он казался еще более чистым, звонким и сильным, чем в помещении. Необычным. Неудержимым. Он словно звал за собой. Обещал невозможное.

Луиза сидела в стороне от света ламп и дыма марихуаны и давила муравьев. Они были до дрожи предсказуемы и глупы. Живые всегда ползли по трупам товарищей и никогда не искали обходной путь.

– Говорят, её похитил, – сказала Конни. – Певицу.

– Я видел видео с ней, снятое в плену, – командир местных партизан пригладил бороду. – Она держалась хорошо, смотрела прямо в камеру. Зачитала список политических заключенных, которых президент должен отпустить в обмен на её свободу.

– Кто был в списке? – Годо ковырял палкой землю.

– Пятеро солдат Освободительной армии, что устроили месяц назад диверсии на железной дороге. Человек двадцать из профсоюза горников, арестованных за подготовку забастовки. Священник из Паломо, его взяли за то, что критиковал местную полицию. Университетский профессор.

– И как идут переговоры? – Годо сломал палку.

Командир с бородой махнул рукой.

– Как обычно, топчутся на месте. Я был в главном штабе неделю назад, но уверен, что с того времени мало что изменилось.