Текст книги "Невыносимые противоречия (СИ)"

Автор книги: А. Stochastic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

– Все будет хорошо, Генри, – он опустился рядом и погладил его по голове. Волосы были жесткими от пыли. – Теперь все позади. Ты ни в чем не виноват.

– Луиза злится на меня, за то что я ушел, за то что разочаровал и предал ее.

– Ты никого не предавал. Луиза любит тебя.

– Я убил Шеннон. Я...

– Ты никого не убивал.

– Было очень темно. Мы спешили. Я утопил ее.

– Ты ни в чем не виноват.

– Ты не понимаешь, мы постоянно ругались. Ругались будто ненавидели друг друга.

– Твоя мать любила тебя, Генри, а ты любил ее, – Альбер легко надавил ему на затылок. Генри вжался лицом в его футболку и заплакал.

Альбер молча гладил его по спине и волосам, пока Генри не заснул. Его кулаки разжались, но он все еще вжимался лбом в солнечное сплетение Альбера и рвано выдыхал влажное тепло ему в грудь. Альбер вспомнил, что однажды точно так же прижимал к себе умирающего. Он погладил руку Генри, локоть больше не кровоточил. Альбер прислонился затылком к дереву и прикрыл глаза.

Он проснулся задолго до рассвета, волосы Генри щекотали подбородок. Альбер заглянул ему в лицо. Светящаяся бледная кожа. Мечущиеся под веками зрачки. Приоткрытый рот. Альбер улыбнулся. Правда ли то, что сказала Луиза? Она видела, как Генри целовался с Францем Варгасом.

Альбер наклонился и коснулся губами губ Генри. Почувствовал его теплое дыхание, а потом Генри забился у него в руках как раненный.

– Прости, – прошептал Альбер.

– Ты...– Генри беспомощно огляделся.

– Я не хотел тебя напугать.

– Все в порядке, – Генри отстранился и сел рядом.

Альбер убрал лист с его джинсов и опустил руку ему на колено.

– Я помню, как увидел тебя первый раз. На приеме во дворце президента, – Альбер заглянул Генри в глаза и увидел там страх. Чтобы успокоить его, он погладил колено Генри. – Ты был в узкой черной рубашке и в брюках со стрелками. Единственный во всем зале в кедах.

Генри неуверенно улыбнулся.

– Единственный с розовыми волосами, – Альбер переместил руку выше, с колена на бедро Генри.

– Помнишь, нас представили? Я посоветовал тебе попробовать банановый ром.

– Да.

В предрассветных сумерках глаза Генри были огромными и черными.

– Ром был хорош, верно?

Генри кивнул и сглотнул. Наверное, он хотел пить. Покидая лагерь, Альберу стоило взять с собой бутылку воды.

Как это происходит в мультфильмах? Спящая красавица полюбит того, кто разбудит её поцелуем? Или первого, кого увидит после пробуждения? Или того, кто даст ей глоток воды, когда её замучает жажда?

– Тебе неприятны мои прикосновения? – Альбер погладил бедро Генри.

– Я...

– Просто скажи, если тебе не нравятся мужчины, – Альбер улыбнулся.

Он играл нечестно: нарочно сбивал Генри с толку и задавал вопросы, на которые он не мог ответить однозначно. Запутавшийся Генри выглядел очаровательно растерянным. Альбер подался вперед и снова поцеловал его. Генри не отвечал, но и не сопротивлялся. Альбер подвинул руку выше, коснулся его паха. Ему показалось или Генри начал возбуждаться?

– Тебе нравится?

– Лонарди...

Не позволяя ему возразить, Альбер снова поцеловал его. Не давил, не лез в рот языком. Его возбуждало теплое дыхание Генри, то как он задержал выдох и втянул живот, когда Альбер полез ему в штаны. Генри не мог сказать нет, и Альбер наслаждался своей властью – дрочил ему и наблюдал, как он краснеет, сжимает и разжимает кулаки, довёл до разрядки.

– Что я должен сделать? – спросил Генри, когда Альбер его отпустил.

Он выглядел напуганным, будто ему не доставили удовольствие, а обещали расстрелять.

– Ничего, Генри, – Альбер великодушно улыбнулся и погладил его по щеке. – Ты ничего не должен делать.

Он встал, отошел на несколько шагов и повернулся к Генри спиной, предоставляя ему возможность любоваться своей задницей и путаться в догадках.

Когда он повернулся, Генри сидел под деревом в той же позе, в которой Альбер его оставил. Смущенный и сомневающийся.

– Мне нужно возвращаться к Луизе и остальным, – сказал Альбер. – Армейская база в той стороне. Думаю, отсюда до неё не больше трёх километров.

Альбер смотрел на Генри сверху вниз и улыбался. Когда Генри заговорил, он сказал именно то, что Альбер от него ожидал:

– Могу я вернуться с тобой?

– Ты можешь делать все, что хочешь. Хочешь иди на базу. Захочешь, мы довезем тебя до столицы, высадим, где скажешь, и навсегда распрощаемся. Вы с матерью снимали номер в «Четырех сезонах» или в «Холидей Инн»? Если захочешь, мы отвезем тебя к гостинице. Или к полицейскому участку или к американскому посольству. Как тебе такой план?

Он снова забалтывал Генри, задавал много вопросов, не позволяя сосредоточиться ни на одном.

– Я не знаю, – Генри провел рукой по волосам.

– Я хочу пить. А ты?

– Да, я тоже.

– Тогда поспешим, пока не умерли от жажды, – Альбер пошел вперед, зная, что Генри пойдёт за ним.

Генри

За двадцать километров до столицы Луиза взяла Генри за руку. Справа тянулось поле выгоревшей травы, слева на горизонте маячила укрытая дымкой свалка. Спереди Лонарди тихо переговаривался с водителем, Сесар дремал, Альба ковырял пистолет, Фло пялился на дорогу.

– Ты приедешь навестить меня? – спросила Луиза.

– Конечно, – Генри сглотнул.

Она впервые его о чем-то просила. Он впервые видел, что она боится. Парализована от страха – немигающим взглядом Луиза смотрела на приближающиеся живые изгороди вилл. За одной из них её ждала встреча с родителями.

– Остановись, – Лонарди нашел нужную виллу без подсказки.

Машина замерла у обочины, тень от забора разрезала салон пополам – накрыла Генри, оставила на солнце Луизу. Она вздрогнула, будто очнулась от сна, порылась в карманах, вытащила пакетик кокаина. Подзарядилась сама и поделилась с Генри.

– Страшно? – ухмыльнулся Альба.

Фло копнул его по ноге.

Лонарди скользнул взглядом по Генри и посмортел на Луизу. Генри удивился тому, как меняются его черты лица, когда он улыбается. Жесткие морщины у губ складывались в улыбку и лицо оживало. Со стороны улыбка как улыбка, но сегодня утром Лонарди улыбнулся Генри, и на долгую минуту Генри потонул в внимание и тепле.

Теперь настала очередь Луизы позаряжаться от внимания Лонарди. Когда она улыбнулась ему в ответ, её бледные щеки порозовели.

– Увидимся завтра, – Альба хлопнул Луизу по колену.

– Пригласи нас на чай и попроси прислугу испечь вишневый пирог, – добавил Фло.

– Лучше абрикосовый, – протянул Сесар, закуривая.

– Заткнитесь, – Луиза посмотрела не Генри и поправила шапочку.

Только теперь он заметил, как она криво сидит, и насколько непропорциональной выглядит голова Луизы из-за отсутсвия одного уха. Внезапно Луиза прижала Генри к себе.

– Все будет хорошо, – сказала она ему и себе. – Не забывай меня.

Охваченный волнением Генри сумел лишь покачать головой. Луиза толкнула дверь и спрыгнула на асфальт. Лонарди единственный вышел ее проводить. Вместо обьятий и поцелуев, он что-то сказал, и Луиза засмеялась.

Глядя как она стоит у калитки, Генри ощутил смесь сожаления и паники из-за того, что не может пойти с ней.

– Поехали, – сказал Лонарди. Теперь он искал взгляд Генри. Перехватив его, одобряюще улыбнулся.

– Что думаешь – подкинуть тебя к отелю или к американскому посольству?

Перед дорожной развилкой фургон замер у светофора. Легковышка впереди мигнула красными огнями и сорвалась с места, а Генри все не находил ответа. У него рябило в глазах от проезжающих мимо машин, домов и витрин. Тошнило на поворотах и около светофоров.

– К отелю, пожалуйста, – наконец выдавил он из себя.

Лонарди продолжал его рассматривать, и с каждой минутой Генри чувствовал себя все неуютнее. Вспомнилось утро, поцелуй Лонарди, его пальцы, забирающиеся под пояс штанов. «Что я должен сделать?», – спросил тогда Генри. И сейчас под взглядом Лонарди он чувствовал нечто похожее: Лонарди сделал ему подарок, одолжил деньги, но рано или поздно услугу придется вернуть.

В центре поток машин уплотнился. Со своего места Генри видел пятна ржавчины на крыше катившей мимо легковушки. Машины еле ползли, а люди на тротуарах обгоняли друг друга. Виляли, обходили по дуге. Их манёвры завораживали, как падающие фишки домино.

– Ты выглядишь уставшим, Генри, – Лонарди говорил медленно, успокаивающе. – Хорошо бы, ты смог выспаться перед тем, как тебя захотят допросить.

Генри кивнул. «Рано или поздно полиция или полковник Касто захотят тебя допросить, – сказал Лонарди утром. – Не ври им, Генри, расскажи про плен всё, что вспомнишь. Но будь осторожен и внимателен. Упомянешь меня, дашь им лишний повод для подозрений».

Машина остановилась перед главным входом отеля. Над стеклянной аркой развивались флаги. Белый феникс Лумбии на красном фоне в компании звезд и полос.

– Будь осторожен, Генри, – сказал Лонарди на прощанье.

Генри лишь кивнул. Войдя в прохладный холл отеля, ощутил смятение. Должен ли он был пожелать им удачи? Посмотреть в глаза Альбе, Фло и Сесару? Дыхание сбилось, будто он бежал от преследователей.

Генри подошел к стойке и положил ладони на мраморную поверхность. И тут же сжал кулаки, пораженный тем, как уродливо выглядят его поцарапанные пальцы на фоне прожилок в камне.

Портье разговаривал с женщиной в соломенной шляпе. Когда женщина кивала, поля шляпы трепетали, как крылья бабочки. Несмотря на то, что Генри наблюдал за ними, он все равно растерялся, когда женщина ушла, а портье поздаровался с ним. После неудобной дурацкой паузы он назвал свое имя и промямлил, что снимает номер с матерью и хотел бы получить ключи. Как можно скорей, сейчас, немедленно.

Человек за стойкой рецепции улыбнулся и уставился в компьютер. Пальцы с длинными лунками ногтей забегали по клавиатуре.

– К сожалению, срок вашей брони закончился. Вы оплатили номер до десятого. – Когда мужчина за стойкой говорил, его челюсти двигались, будто он жевал.

– До десятого? – Генри понятия не имел какое сегодня число, какой месяц и день недели.

– Сегодня двадцать шестое. Вы выехали шестнадцать дней назад, – улыбка мужчины стала искусственной, натянутой, вот-вот испарится.

– Мы никуда не выезжали.

– Вы освободили номер десятого числа.

Генри покачал головой. Он хотел уйти, но не знал куда. Снова последовала пауза, глупая, неудобная. Пока Генри пытался продумать дальнейший план действий, к стойке подошел мужчина. Блестящие волосы, спортивный костюм. Непринужденно положив на стойку локоть, он широко улыбнулся портье, забрал глянцевую брошюру и свалил.

Набрав в грудь побольше воздуха, Генри спросил:

– Наши вещи. Где сейчас наши вещи?

Мужчина за стойкой раздраженно улыбнулся и снова уставился в компьютер.

– Так как вы не освободили номер к назначенному сроку, сотрудники нашего отеля вынужденны были поместить ваши вещи на склад. Конечно, вы можете забрать их в любую минуту.

– Хорошо, – Генри вздохнул. За спиной раздался детский смех. – Я хотел бы забрать вещи сейчас.

– Паспорт, пожалуйста, – мужчина за стойкой сиял пустой улыбкой.

– Он был в номере. Паспорт, кредитные карточки. Как только получу свои вещи, покажу паспорт и снова сниму номер.

– Прошу прощения. Я не могу вернуть вам вещи без паспорта. К сожалению, таковы правила.

– Ладно, – Генри вздохнул поглубже. – Не могли бы вы пойти на склад, и найти мой паспорт среди моих вещей.

– Это запрещено. Служащие не имеют права рыться в личных вещах постояльцев. Даже если вещи были утеряны или забыты. Боюсь, я ничего не могу для вас сделать, пока вы не предъявите удостоверения личности.

– Но мой паспорт на вашем складе. У меня нет денег. Я иностранец. Меня похитили.

– В таком случае советую вам обратиться в ваше посольство за новым паспортом. Я очень сожалею, сэр.

– Где находится американское посольство?

– Это недалеко, сэр. Всего лишь в трех кварталах отсюда, – портье выдал Генри белоснежную визитку. – Рад, что смог помочь, хорошего дня, сэр.

Генри вышел на улицу. Солнце висело над крышей отеля и отражалось в десятках окон напротив, в дисках и зеркалах проезжающих мимо машин и автобусов. Ослепленный Генри ненадолго прикрыл глаза. Воздух в городе по сравнению с воздухом в лесу был тяжелым и горячим, от него першило горло и чесалась кожа. Открыв глаза, Генри огляделся. Нужно было спросить направление. Остановить прохожего, показать ему визитку, спросить. Люди в солнечных очках скользили мимо, разговаривали по мобильным телефонам, ели мороженное, пожимали друг другу руки. Вместо того, чтобы заговорить с кем-то, Генри протискивался через толпу, стараясь никого не задеть. Резиновые сапоги натирали пальцы и пятки – вчера, после купания с Луизой, он напялил их на голую ногу. Широкие джинсы при каждом шаге ползли вниз. Улица и пахла иначе чем лес. Через пятьдесят шагов у Генри закружилась голова от смеси запахов жвачек, духов и выхлопных газов.

Он остановился на перекрестке. Слева банк и почта, справа – дорога в четыре полосы. На углу мужчина в выцветшей футболке продавал газеты. Глядя на растянутый ворот его футболки и грязную шею, Генри наконец-то спросил дорогу.

Когда он вышел к посольству ноги гудели, горло сводило спазмами от жажды. Посольство окружала двухметровая стена. Над стальными воротами висел американский флаг. На проходной сидел мужчина лет тридцати. Его форменную военную рубашку покрывали пятна пота, как полоски зебру. У него были какие-то проблемы с носом, из-за чего он дышал ртом. И пока он разговаривал, Генри наблюдал, как он перекатывает во рту жвачку, слева направо и наоборот. Разговор вышел изматывающим: внутрь Генри пустили после того, как он три раза пересказал свою истори. В маленьком холле посольства гудел кондиционер, по углам стояли горшки с цветами, около ряда железных откидных кресел – кулер с водой. Наполняя первый бумажный стакан, Генри слишком сильно сжал его и расплескал воду. Второй стакан не утолил жажду, но вызвал бурчание в животе. Генри был уверен, что консул, бесцветная женщина сорока лет, больше слушает бормотание его внутренностей, чем то, что он говорит. Иначе зачем она заставила его по кругу пересказывать его историю. Генри впервые так много говорил за последний месяц.

– Значит, Шеннон погибла, когда вы пытались бежать? Это случилось в лагере повстанцев, которые называют себя Освободительной Армией? – она шевелила губами. На дереве за окном не дрогнул ни один лист. Из прически консула не выбился ни один волос. – Конечно, я выдам вам временный паспорт. Но по порядку сначала вы должны предоставить справку от местной полиции о утере старого.

Охранник, что дышал носом, провел Генри к воротам. Солнце ушло за высотку. На её стенах висели мойщики окон. На небе проступили синяки заката. В предверии вечера за витринами магазинов толпились люди, из машин неслась веселая музыка, с тротуаров исчезала спешка, прохожие двигались медленей и чаще сбивались в группы. К окнам автобусов прилипли дети. Блестящие глаза, всклоченные волосы.

Полицейский участок располагался в двух кварталах от посольства в серой трехъэтажке. В душном узком холле лопасти вентиляторов взбивали застоявшийся воздух. Вокруг мусорного ведра валялись салфетки с жирными пятнами. В глубине здания звенел телефон и щелкали факсы.

Переговорив с полицейским в растегнутой на груди рубашке, Генри оказался в комнате с фанерной дверью и такими же хлипкими шкафами.

– Я детектив Рамирес, это детектив Гомес, – мужчина лет сорока в криво повязанном галстуке пожал Генри руку.

– Мы знаем, кто вы. Ролик с вашей матерью показывали по всем каналам. Такая яркая личность. Такая печальная история. Освободительная Армия взяла на себя ответственность за похищение, и выставила президенту счет, – слишком громко для маленького помещения затораторил Гомес. На первый взгляд он был немногим старше Генри, но уже успел обзавестись шрамами на щеке и подбородке. – Шеннон отлично держалась на записи.

Генри пошатнулся. Рамирес предложил ему сесть, плеснул в грязный стакан воды из-под крана. Проржавевшая мойка пряталась в углу комнаты.

– Для американского посольства мне нужно свидетельство о смерти матери и справка о утере паспорта для себя.

– Сочувствую вашей утрате, – Гомес присел напротив Генри.

За его спиной Рамирес запустил компьютер и попытался собрать в стопку бумаги на столе. Несколько листов спланировали на покрытый потрескавшимся линолеумом пол. Одной рукой набирая на клавиатуре, второй Рамирес достал мобильный телефон.

Генри не слышал, с кем и о чем он говорит, потому что Гомес сыпал дурацкими бессмысленными вопросами.

Значит вас похитили, когда вы возвращались с приема? По пути в отель? Между четырьмя и пятью утра, верно? Похитители сразу увезли вас в джунгли или держали где-то в городе? Что вы запомнили? Как долго вас везли?

Машины за окнами участка включили ближний свет.

– Принтер не работает, – тяжело навалившись на стол, Рамирес поднялся на ноги. – Сейчас вернусь.

Он вышел и оставил дверь приоткрытой.

– Вы знаете, где снимали видео, на котором ваша мать зачитывает требования к президенту? – Гомес подался вперед и постарался перехватить взгляд Генри. – Это было еще в столице или нет? Где вас держали? Можете описать дом? Или комнату? Сколько часов прошло после похищения до записи видео?

Глаза у Гомеса были мутные, черные зрачки плавали в желтых белках, как гусеницы в банке со спиртом. Гомес не моргал, или Генри так только казалось? Он потер виски, голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Генри не помнил, когда ел последний раз. Действие кокаина, которым его угостила несколько часов назад Луиза, закончилось.

Из коридора донеслись голоса. Генри узнал голос Рамиреса, а потом на пороге появился Франц Варгас. Он шагнул в комнату, пожал руку Гомесу, и повернулся к Генри.

Непонятно почему Генри вскочил на ноги. Франц не просто пожал его пальцы, но и вцепился в локоть второй рукой. Сжал бицепс, плечо. Он как будто ощупывал его. Руками, а еще больше взглядом. Встревоженным и обеспокоенным, несмотря на улыбку и ровный голос.

– Генри, я рад, что ты жив. Рад, что ты на свободе.

Интересно, своего отца на приеме он поздравлял таким же спокойным голосом?

– Рамирес мне позвонил. Сказал, у тебя проблемы с документами и посольством.

Генри покосился на обмахивающегося распечатками Рамиреса. Это справка о смерти Шеннон?

Словно прочитав его мысли, Франц обернулся к Рамиресу, забрал бумаги и передал их Генри.

– Я отвезу тебя в посольство, потом в гостиницу.

– Почему? – спросил Генри. Ощущения были такими, будто карусель крутилась слишком быстро, и он просил ее остановить.

– Потому что у тебя нет в городе друзей и знакомых, к которым ты мог бы обратиться за помощью.

– Я хотел бы задать еще несколько вопросов, – Гомес вскочил на ноги.

– Не сейчас, – оборвал его Франц. – Пришлите вопросник завтра в отель.

Так просто? Генри посмотрел на кивающего болванкой Гомеса. Он бы так же кивал, если бы Франц приказал ему отправить Генри в тюрьму? Луиза сказала, полицейские забрали её с улицы, оглушили, закинули в фургон, заперли в камере. А когда она назвала свое имя, спросила, за что ее задержали, они сломали ей пальцы.

Франц пожал руку Рамиресу и остановился около дверей.

– Генри, – позвал он.

Наверное, он привык, чтобы его слушались. Генри взглянул на справки о смерти матери и утере паспорта и вышел в коридор, не прощаясь с полицейскими.

– Посольство закроется через сорок минут, – Франц посмотрел на часы.

Большими шагами он пересек коридор и холл, придержал для Генри дверь на выходе. Снова ощупал взглядом с головы до ног. И улыбнулся довольный результатом.

– Почему Рамирес позвонил тебе? – спросил Генри, когда Франц открыл перед ним дверь новенького «фольксвагена».

– Потому что я просил полицию связаться со мной, если появятся новости о тебе и Шеннон, – Франц смотрел на дорогу.

Аккуратно отчалил от обочины и влился в поток машин. В свете уличных огней белая футболка Франца как будто светилась. Он весь светился. Чистая одежда, аккуратно подстриженные вьющиеся волосы, идеально ровный загар, идеально выбритые щеки.

Генри чувствовал что упускает что-то важное, но никак не мог собраться с мыслями.

Они оставили машину в десяти шагах от посольства. Франц вел переговоры, Генри оставалось лишь кивать и вовремя протягивать консулу документы.

Она поджала губы, выразила соболезнования. Временный паспорт мало чем отличался от полицейской справки. Франц улыбался и всем тряс руки.

– Ты знал, что Освободительная Армия предложила твоему отцу выкупить мою мать? – спросил Генри, когда они отъехали от посольства.

– Конечно. Об этом знали все. Они выгрузили видео с требованиями на ютуб, – Франц посмотрел на Генри и не заметил светофор. Вместо того, чтобы остановиться на красный, вкатился на перекресток и резко ударил по тормозам в шаге от синего «Вольво».

Генри уперся руками в приборную панель и глубоко вздохнул, стараясь успокоить бешенно колотящееся сердце. Он что теперь на любое резкое движение будет реагировать прединфартктным состоянием?

– Прости. Я осел, – Франц больше не отвлекался от дороги. – Я с самого начала следил за ходом переговоров и присутсвовал при подготовке обмена.

– Почему обмен не состоялся?

– Они просили освободить сотню политзаключённых, раскиданных по разным тюрьмам. Некоторых уже не было в живых, – глядя на дорогу, Франц крепче стиснул руль. Навстречу, сигналя, пронесся кабриолет.

Не было в живых, повторил про себя Генри. Луиза говорила, что просидела несколько часов в одной камере с мертвой девочкой. У нее была кровь на губах. Она умерла, потому что ее избили, бросили в камеру и забыли о ней. А еще Луиза видела, как заключённых убивли выстрелом в затылок.

– Когда мы собрали всех заключённых и приготовили списки погибших, мы связались с террористами. Мой отец хотел поговорить с Шеннон. Он согласился на обмен, но хотел убедиться, что она жива. После появления видео прошла неделя, террористы стали юлить и тянуть время. Через несколько дней выслушивания их отговорок мы поняли, что Шеннон мертва. Я спрашивал о тебе, пытался договориться об обмене, но тот, кто выходил на связь, не мог ответить ничего определенного, он был всего лишь пешкой. Он ничего не знал. После смерти Шеннон они просто морочили нам голову.

На стоянке отеля между машинами лавировала пьяная парочка. Он в смокинге, она в блестящем коротком платье. Оба одинаково визгливо смеялись.

– Мне очень жаль, Генри, – выбравшись из машины, Франц не сводил с него взгляда.

Чего он хочет? Чего ждет? Может, расчитывает, что Генри скажет: все в порядке, не парься, я все понимаю. Или решил, что Генри при нем начнет оплакивать мать? Или может, Франц хочет послушать, каково это сидеть на привязи под деревом как обезьяна, которой нельзя даже слово произнести без разрешения?

Генри устал и тратил все силы, чтобы удержать равновесие. Когда он вошел в холл, он подумал, что в списке тех, кого просила освободить Освободительная Армия вполне могло стоять имя Луизы. Она сказала, что её арестовали во время акции протеста. Так ведь люди становятся политическими заключёнными?

За стойкой рецепции их ждала большеглазая девушка с шелковой косынкой вокруг тонкой шеи. Голос ее был таким же нежным, как шелк косынки. Улыбаясь то Францу, то Генри, она позвонила по телефону и явился сутулый прыщавый парень. По застеленному ковром коридору он провел их к лифту. Кабина с обитыми зеркалами стенами спустилась в подвал. Внизу пахло хлоркой. За одной из железных дверей в картонных коробках хранили оставленные постояльцами вещи.

– Я помогу, – Франц взял коробку побольше и первый вернулся к лифту.

В холле, усевшись в мягкие кресла, они перевели дух. Генри открыл коробку, среди маминых косметичек нашел паспорта и портмоне с кредитками.

Постукивая одной из карточек по стойке рецепции, он попросил номер. Девчонка предложила трехкомнатный люкс или одноместный номер с видом на площадь Боливара. Генри выбрал одноместный и отдал кредитку в руки с голубыми ногтями.

– Просите, – сказала через секунду девушка. – Оплата не проходит.

Видимо, Франц, хоть и сидел около коробок, внимательно следил за происходящим, он тут же оказался рядом с Генри и протянул ему портмоне. Они попробовали другие карточки, но ответ был все тот же.

– Карта заблокирована, обратитесь в местное отделение вашего банка.

– Кажется, я догадываюсь в чем дело, – сказал Франц. – Банки могут принять решение заблокировать карточку иностранца, если он официально считается похищенным.

– Возможно, дело в этом, – девушка сложила руки на стойке – правая накрыла левую. – Мне очень жаль.

За её спиной раскинулся город. Над головой лампы впились в подвесной потолок.

– Переночуешь в моем номере, завтра утром съездим в банк и все уладим, – решил Франц.

– Я не хочу ночевать в твоем номере, – сказал Генри раньше, чем успел подумать. За окном повисла темнота, время от времени ее разрезали всполохи фар.

– Генри, в моем номере две отдельные комнаты. Сейчас ночь. У тебя нет денег. Нет знакомых в городе. На улице оставаться опасно, – Франц говорил спокойно и медленно, будто уговаривал ребенка.

Генри возненавидел его за это. Возненавидел кредитки и паспорт, который все еще мял в руках. Возненавидел картонные коробки в холле гостинцы. Почему он чувствовал себя униженным из-за того, что кто-то сложил его вещи в картонную коробку? Потому что это сделали без его согласия и против его воли. Последнее время всё, что случалось с Генри, происходило без его согласия и против воли. Генри охватила ярость – способность злиться на похитителей ему давно отбили, и он злился на проклятые коробки. Словно проверяя границы своей свободы, он подошел к коробкам и копнул ближайшую ногой.

– Господин Варгас вам оставили пакет, – пропела девушка за его спиной. – Принесли три часа назад.

– Спасибо.

Франц оказался рядом с Генри.

– Я возьму, – не заглядывая в конверт, он бросил его поверх коробки, подхватил её и шагнул к лифту.

У Генри снова колотилось сердце. Он снова чувствовал себя беспомощным, будто его пристегнули цепью к дереву. Подняв вторую коробку, он вошел в лифт за Францем. Из динамика под потолком лилась приглушенная классическая музыка. В зеркальных стенах отражались картонные коробки.

– Почему ты живешь в гостинице? – спросил Генри.

– Мне нужно было чуть больше свободы, – Франц пожал плечами, коробка в его руках дернулась, конверт на ней съехал вправо.

После всплеска злости на Генри накатила аппатия. Он снова чувствовал головокружение и тошноту. Чтобы отогнать их, смотрел на мигающие цифры. Они проехали семь этажей в молчании. Дверь открылась в застеленный палацем коридор со свисающими со стен лилиями-светильников.

– Генри, – Франц не торопился. Замер посреди коридора, подбирая слова. Впервые после встречи в полицейском участке, он тормозил и мялся. – Почему ты не хотел ночевать в моем номере?

Какого хера он спрашивает? Какого хера смотрит в сторону, будто ему неудобно?

– Я хотел остаться один! – выкрикнул Генри. Он не помнил, когда последний раз его оставляли одного.

Франц кивнул, но не сдвинулся с места. Позолоченные цифры пялились на них с дверей номеров.

– Я все понимаю, Генри, – тихо произнес Франц. – В номере две комнаты, обе запираются на ключ. Я не буду тебе мешать. Мы не увидимся до утра. Если ты подумал, что из-за того, что между нами было...

Теперь Франц смотрел ему в лицо, избегая встречаться взглядом, разглядывал его пожелтевшие синяки. Генри инстинктивно втянул живот, вспоминая прикосновения Лонарди.

– Между нами ничего не было, – выдавил он из себя.

Франц снова кивнул и открыл дверь в номер. Он стоял на пороге, давая время Генри пройти через узкий коридор в гостинную и осмотреться. Закрыл дверь, лишь когда Генри повернулся к нему. Франц держал дистанцию, понял Генри. И тут же сердце снова заколотилось в груди. Так громко, что его вполне можно было услышать в тишине комнаты. Слышал ли его Франц? Сейчас? Ранее в машине?

Впервые Генри задумался о том, как выглядит со стороны. Конечно, Франц прав, он выглядит растерянным и испуганным. Чтобы сбиться с этих мыслей, Генри присел на диван и стянул сапоги. Теперь Франц пялился на его окровавленные ноги: он слишком долго ходил в резиновых сапогах на босу ногу сегодня.

Молча Франц открыл дверь в спальню и ванную, положил перед Генри на стол ключи – от комнат, от номера.

– Пойду добуду нам еды, – теперь Франц звучал так же уверенно как в участке. – Чего бы ты хотел?

Генри удивленно моргнул.

– Здесь есть ресторан наверху, готовят блюда местной, американской и европейской кухни.

– Мне все равно.

– У них есть пицца, шницель, немецкое пиво, устрицы, – Франц нес чушь и пятился к двери – Ты больше любишь острые или сладкие соусы? Ешь рыбу? Потому что, как по мне, рыба здесь лучше всего. Холодная, запеченная, копченная. Ты пробовал местную копенную рыбу?

– Я пробовал только местный ром, – сказал Генри. – Но пусть будет рыба.

Франц улыбнулся и посмотрел на часы.

-Вернусь через полчаса, нормально?

Генри кивнул. И только когда Франц вышел за дверь, он понял, что еду можно было заказать из номера. Франц специально дает ему время, полчаса в одиночестве, принять душ, разобрать вещи. Генри посмотрел на ключи от комнат, полчаса, чтобы решить, хочет он вместе с Францем поужинать или нет.

Смыв с себя грязь и втиснувшись в чистую, но пропахшую складом одежду, Генри понял, что единственное, чего он сейчас хочет – это лечь и закрыть глаза.

В спальне стены покрывали шелковые карамельные обои, карамельный пушистый ковер застилал пол, карамельное покрывало – широкую кровать. Генри закрыл дверь на ключ и упал на подушки. Внутри все дрожало, перед глазами мелькали городские здания.

Он заснул мгновенно, как сознание потерял, ночью несколько раз просыпался от страха. Ощупав мягкие подушки, снова проваливался в сон. Перед рассветом ему приснилось, что он стоит на поляне. Слева и справа такие же заложники, как он. Боевики Освободительной Армии сталкивали их головами, гадая скольких получится уложить одной пулей. Когда Анхель приставил пистолет к виску Генри, он проснулся и сел на кровати.

Окно закрывали тяжелые шторы. Лезвие света прорезало между ними тонкую щель. Белый шрам упал на кровать, задевая ноги Генри.

За стеной громыхнуло, и Генри задержал дыхание. Полковник Касто и его тайная полиция, они могут забрать тебя с улицу, могут прийти в твой дом и вытащить тебя из кровати, вспомнил Генри слова Луизы. Рано или поздно они захотят тебя допросить, сказал Лонарди.

Встав с кровати, Генри открыл дверь.

– Прости, что разбудил, – Франц пытался поднять с пола настольную лампу. Он сидел на диване с ноутбуком. Похоже, зацепил лампу локтем.

– Ничего, – Генри направился в ванную, чувствуя, что Франц следит за каждым его движением.

Франц заметит мятую футболку и джинсы Генри, поймет, что он спал одетым.