Текст книги "Невыносимые противоречия (СИ)"

Автор книги: А. Stochastic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

– Но среди подделок есть один единственный подлинник, – сказал Эдуардо.

– Что ты слышал о тайных тюрьмах Касто? – Франц смотрел на отца. Глубокие морщины, покрасневшие глаза. Франц догадывался, каким будет ответ, потому избегал этого вопроса.

Эдуардо вздохнул, потер левой рукой припухшие костяшки правой.

– Помнишь, два года назад мы гостили у лорда Нормана, Франц? Старику было семьдесят, но он до сих пор играл в поло, ездил верхом и приглашал нас на лыжный курорт?

За спиной Эдуардо висела картина, разломленный гранат с ярко бордовой сердцевиной. Вместо зерен наружу лезли человеческие руки, ноги и головы.

– Мне пятьдесят пять, Франц, а я чувствую себя стариком, – сказал Эдуардо. – Знаешь, у индейцев существовала поговорка, чем больше тебя ненавидят, тем быстрее ты теряешь силы? Сколько я себя помню, я всегда двигался против течения, Франц. Мои родители были неграмотными крестьянами. Они не хотели, чтобы я уезжал в столицу. Не хотели, чтобы я учился. Мне не легко было попасть в университет. Мне никто никогда не помогал. Чтобы чего-то добиться, мне всегда приходилось работать в два раза больше, чем другим. Я рассказывал тебе, за что меня выгнали из университета?

Франц слышал эту историю несколько раз, но перебивать не стал.

– Меня арестовали за участие в демонстрации. Две недели продержали в сырой камере на воде и хлебе. Каждый день избивали. После этого я полгода мочился кровью. Я рассказывал тебе, что вместе со мной взяли еще одного студента? Нет? Мы дружили, он тоже был из бедной семьи. В тюрьме ему доставалось как и мне. Когда нас отпустили, я остался в городе, спал на улице, чтобы прокормиться, разносил газеты. Он ушел в джунгли к партизанам. А через четыре года, газета, в которую мне удалось устроиться, напечатала материал о взрыве в банке. Мой университетский приятель был одним из террористов. Он принес взрывчатку и оставил ее в главном зале. В обеденное время, когда в банке было больше всего людей. При взрыве погибло двадцать человек.

В окно галереи ударилась летучая мышь. Раскрыла пасть и улетела.

– Гражданская война началась задолго до твоего рождения, до того, как я пришел к власти. Сначала левые взрывали дороги, которые строили иностранцы, нападали на иностранные компании и банки. В твоем возрасте я верил, что, если мы избавимся от экономического рабства, все изменится. Теперь они взрывают дороги, которые построил я. Устраивают диверсии на наших заводах и фабриках. Каждый день они разрушают инфраструктуру: дороги, транспорт, торговые центры, школы, больницы.

Пол в картинной галерее застелили широкими досками, как палубу старого коробля. Когда в такую палубу попадало пушечное ядро, крупные щепки разлетались как шрапнель. Курить в галерее не разрешалось. Дым мог навредить картинам. Рядом на веранде стояло несколько мягких кресел с высокими спинками. Эдуардо сел в одно и закурил.

– В твоем возрасте я считал, что главное зло – иностранцы. Мои родители не умели читать и писать. Всю жизнь работали на кофейной плантации и никогда не покидали родную деревню, боясь, что не смогут найти другую работу. Понимаешь? Спрос на кофе был так велик, что остальные товары производились в минимальных количествах, едва ли не для личного пользования. Американцы покупали у нас кофе, накидывали пятьдесят центов и продавали в Европу, затем снова возвращались за новой партией. Неисчерпаемый спрос на кофе и фрукты подчинил внутренние рынки внешним. Одновременно международные рынки диктовали жесткую конкуренцию. Выживал тот, кто постоянно увеличивал количество товаров и редко поднимал цены. В поисках дешевых ресурсов и дешёвой рабочей силы, транснациональные компании открывали у нас свои филиалы и платили местным рабочим в два раза меньше, чем в стране, где компания была основана.

В глубине сада залаяли собаки. Красивые доги, Франц видел, как их кормили большими кусками мяса. Собачий корм в Лумбии был дефицитом. Местные производители игнорировали этот бизнес. Консервы и пакеты иностранного производства можно было заказать через интернет, заплатив взвинченную пошлинами цену.

– У меня был четкий план. Ограничить иностранные инвестиции, увеличить пошлины на иностранные товары, национализировать добычу полезных ископаемых, транспорт, энергетический комплекс и часть прибыльного сельскохозяйственного сектора. Я выгнал иностранных инвесторов, перераспределил бюджет, превратил государство в главного инвестора в стране. Взяв под контроль местные рынки, я создал выгодные условия для развития местной промышленности. За последние десять лет в Лумбии появилось двести крупных компаний, во главе их промышленники, состояние которых больше миллиона долларов, ВВП вырос на двадцать процентов. Это большой шаг вперед. Но одним из главных принципов работы этого плана было то, что условия труда не должны были меняться. Стране по-прежнему нужна была дешёвая рабочая сила. Нам по-прежнему нужен был экспорт, как единственный способ выручить деньги для покупки современного оборудования для наших предприятий. Мы едва сводили концы с концами, каждый год государство балансировало на грани банкротства. При любых колебаниях цен, остановках производства, задержках экспорта, импорта, государству грозило банкротство. Но профсоюзы требовали поднять заработную платы и бастовали, крестьяне требовали уменьшить экспорт и оставлять больше продуктов на внутренних рынках.

Мигая красным над дворцом пролетел самолет.

– Касто необходим мне для того, чтобы остановить хаос. Предотвратить теракты и забастовки. Убрать одного болтливого лидера, и тем самым спасти государство от банкротства, а тысячи рабочих от превращения в агрессивную толпу, готовую топтать своих и нападать на полицию.

Франц мог бы добавить к этому то, что узнал от Рамиреса. Не напрямую, отвечать на вопросы Рамирес не любил или не умел. Узнал, наблюдая за работой полиции. Борьба с преступностью на самом деле сводилась к войне за контроль. Самые жестокие и бессмысленные преступления совершали те, кому нечего терять. С теми, кому было что терять, торговались и договаривались. Сделки сулили обоюдную выгоду.

– Какая из картин подлинник? – спросил Франц.

– Одна из двух, что купила твоя мать за несколько дней до смерти, – Эдуардо встал с кресла и вернулся в галерею. – Я не стал выяснять какая.

На одной картине люди поднимались по трапу в раскрытый рот гигантской человеческой головы, подвешенной в пустоте. На другой – люди толпились на крыше высотки. Она же была жерлом гигантской мясорубки. Из окон здания сочился фарш. Первая американский пин-ап, вторая японские мотивы.

Франц улыбнулся. Разговоры о матери. Еще в интернате он заметил, что каждый раз говоря о ней, отец словно жмет на невидимый рычаг. Другие родители, пересказывая семейные истории, впадали в многословность и сентиментальность, увлекались подробностями. Эдуардо же наносил точечный удар, чтобы напомнить сыну о его месте, вразумить, заткнуть, если он слишком много просил, спорил, спрашивал или хотел.

Франц вернулся в свою комнату к одиннадцати. К полуночи обнаружил, что не может заснуть без Генри. Стоило закрыть глаза, он видел мертвую девочку. Посиневшее тело, непропорциональное, кукольно-маленькое. Необычное в своих размерах и формах. Франц не помнил, когда последний раз общался с ребенком, обычно он не обращал на детей внимания. У мертвой девочки были приоткрыты губы, черная щель змеилась между ними. Ногти тоже были темными. Гораздо темнее, чем синяки на шее. Какого цвета у нее были глаза? Почему это волнует Франца?

Он попробовал думать о чем-то другом, в памяти всплыли снимки с места катастрофы, в которой погибла Мария Себаса. Что могло разрезать человеческое тело пополам? В отчетах сказано, что это была часть машины? Какой силы должен быть удар? Какая скорость? Эти данные тоже были в полицейских отчетах с места аварии. Но Францу казалось, чего-то не хватает. Не складывается. Картинка не полная, пока он что-то не поймет. Но что он должен понять? Он вспомнил детство, дом, в котором жил с родителями. Большой сад, двери, полы и мебель из красного дерева, развевающиеся над открытыми окнами занавески. Мария Себаса стреляла в Франца из водянного пистолета и смеялась. У нее были черные глаза, но черты её лица Франц не запомнил. А Диас Касто? Почему Франца не позвали на его похороны? Почему отец ему даже ничего не сказал? Мария и Диас погибли в январе четыре года назад, кажется, в тот январь Франц катался с друзьями на лыжах в Альпах. Он попытался вспомнить лицо сына Касто, но увидел одуловатое и плоское лицо его отца. Это расстраивало и тревожило. От мыслей о Касто память метнулась к фотографиям разгромленного партизанского лагеря. Земля на них выглядела такой рыхлой, что казалось, вот-вот поглотит мертвецов. Уже поглотила: впитала кровь, присыпала оторванные конечности. Миа Фергюс оторвало ноги. Должен ли Франц сообщить о ее смерти Сабрине Мартинес? Он вспомнил, как Сабрина уронила сигарету. Вспомнил разговоры Генри о тюрьмах Касто, понял, что не заснет, и включил ноутбук. Было три часа ночи. От слабого свечения экрана резало глаза. Франц скользил по строчкам и страницам, но усталость мешала понять написанное.

С Генри он сумел заснуть даже после перестрелки на вилле Санчес. И никакие мертвые девочки его не мучили. Почему он так быстро привязался к Генри? Он ни к кому раньше не привязывался. Или привязывался? Кажется, на выпускном в интернате он мечтал, чтобы Пауло, мальчик из Италии, снова поцеловал его. Мечтал, но не отважился подойти к нему сам. В интернате Франц чувствовал себя одиноким. Может, и сейчас дело вовсе не в Генри, а в одиночестве Франца? Он вспомнил, как рассказал Генри о своем отце. Когда я был маленьким, я думал он вроде короля Артура, борется за справедливость в далекой стране. Франц думал так в десять и в одиннадцать. А в двенадцать мечтал стать достойным отца, нужным ему, полезным. Ждал, что в очередной свой приезд отец заметит, как сын повзрослел, поумнел и ... что? Сейчас это казалось смешным. Но до четырнадцать лет он ждал, что отец поделится с ним своими заботами и ответственностью. Ждал приказа или просьбы о помощи.

Неужели Франц вцепился в фонд, чтобы доказать отцу, что поумнел, повзрослел, может стать полезным и нужным? Нет, эти глупости Франц давно перерос. В университете у него появились свои друзья, свои интересы, конфликты, свой выбор и вызов. Появилось то, чем он гордился, чего стыдился. Он больше не чувствовал себя одиноким как в детстве и не зацикливался на отце.

Франц потер глаза. Под веками зарождалась тупая боль. Нет, его детское желание служить отцу сейчас ни при чем. Иначе он бы острее и болезненней реагировал на закрытые от него счета фонда и слежку.

«Давай уедем вместе?», – сказал Генри. А Франц удивился – у него не возникало даже мысли об отъезде. Её что-то блокировало. Что-то иррациональное. Размышляя о фонде и об агентстве, он всегда рассуждал логически и рассматривал все варианты. Кроме одного – уехать и оставить все позади.

Почему он забыл, что у него есть своя жизнь? Своя жизнь, свои выборы и вызовы. Размеренное течение и логику которых, раз за разом нарушали приезды отца. Калейдоскоп ярких событий, встречи с новыми людьми, разговоры о политике и глобальном. Отец редко приезжал в Англию. Но после его визитов Франц несколько дней чувствовал себя выбитым из колеи. После этих визитов ему казалось, что существует две реальности. Реальность, в которой живет он, и реальность, в которой обитает его отец. Таинственная и непонятная, но чрезвычайно важная. Мир непохожий на мир Франца. И если та иная реальность полностью подчинила себе отца, отобрала жену и заставила отказаться от сына, что если та реальность настоящая?

Нет, до такого Франц никогда не додумывался. Такое могла нашептать только бессонница.

Франц лежал и смотрел в потолок. Живот под ноутбуком вспотел. Если не смотреть на экран, буквы на нем сливались в цепи.

Он вдруг ясно представил, что рядом на кровати лежит задушенная девочка. Серая кожа в темноте, посиневшие губы и шея.

На небе проступили первые прожилки рассвета. Окна заблестели, поймав лучи ещё невидимого света. Тьма в комнате стала водянистой и прозрачной. Часы показывали пять. Франц потер виски и отправился в ванную за таблетками от головной боли. Возвращаясь в комнату, испытал дежавю. Скомканные одеяла на кровати напомнили о Генри. Франц и сам не заметил, когда комната во дворце стала ассоциироваться у него с Генри. Наверное, это объяснялось тем, что дворец был новым, и Фрац гостил в нем всего три раза, каждый раз не дольше недели, а последнюю неделю он жил здесь с Генри. Последняя неделя затмила остальные.

На девяносто процентов Франц был уверен, что Генри сейчас у Луизы. Больше ему некуда пойти. После плена Генри выглядел дезориентированным и растерянным. Что если его растерянность была притворством? Нет, что-то случилось накануне. Взрывы и пожар у соседей Луизы. Может, Францу стоило расспросить Генри об этом? Но вернувшись от Луизы, Генри выглядел таким несчастным – тронь, и он развалится на части.

Может, Францу не стоило пускать его одного к Луизе? Что Франц о ней знает? Генри сказал, Луиза вытащила его из плена. Сказал, что ее арестовали за участие в демонстрации, Касто допрашивал её и отрезал ей ухо. Почему Генри поехал к Луизе именно сейчас? Черт, Касто, он приходил в вечер перед тем, как Генри рванул к Луизе и приносил фотографии разгромленного партизанского лагеря. На одной из них Франц увидел мертвую Миа Фергюс. Что если Генри узнал еще кого-то? Кого-то из знакомых Луизы и захотел ей об этом рассказать? Касто, кстати, никогда раньше не говорил о повстанцах при Франце. А тут разложил перед ним и Генри больше пятидесяти снимков. Как будто специально. Надеялся, что Генри кого-то узнает? Франц потер виски, рассматривая светлеющее небо. Просмотрев фотографии, Генри вышел на балкон. Касто пошел за ним. Их не было в комнате около десяти минут. Пока отец расспрашивал Франца, удалось ли установить личность мертвой девочки, а Франц злился из-за того, что не удалось. О чем в это время говорили Генри и Касто? Генри выглядел расстроенным, когда Франц вышел к нему. Или Францу только так казалось, потому что он сам был расстроен? Как найти девочку, которую никто не искал?

Сегодня Франц поедет к Луизе и поговорит с Генри. И плевать, что Генри обманул его и сбежал. Чтобы ни было причиной его срыва, разобраться с этим легче, чем выяснить имя замученного ребенка. Франц ничего не предпринял вчера только потому, что до последнего ждал, что Генри вернется. Решено, он выпьет кофе и съездит к Луизе. На приеме он плохо ее рассмотрел, помнил лишь: она бомбардировала его вопросами о фонде, а он хотел поскорей от нее избавиться. От нее и от разряженных гостей. Её появление на веранде, когда они целовались с Генри, и вовсе прошло для Франца как во сне. Кажется, Луиза была чем-то недовольна.

Он попытался представить её рядом с Генри. Может, Генри нравятся не только мужчины, но и женщины? Может, в джунглях он успел сблизиться с Луизой? Нет смысла гадать, сегодня Франц все выяснит.

Одеваясь, он наткнулся на сумку Генри. Генри должен был очень сильно испугаться, если забыл забрать ее. Франц знал, что внутри. Из двух коробок шматья в отеле Генри забрал с собой только пару футболок, джинсы и косметичку матери. Франц потерял мать давно и плохо представлял, что чувствует Генри. Зато знал, что в скорби Генри перебирает ее лекартства. Иначе бы из его джинсов вчера не выпал пузырек антидепрессантов.

Тишину нарушил грохот. Наверху уронили поднос, на лестнице разадался топот.

– Фердинандо! – истошно закричала женщина.

Теперь затопали и забубнили в холле.

Франц вышел из комнаты и увидел столпившихся перед главным входом людей. Горничная придерживала голову хлопнувшейся в обморок кухарки. Один охранник в костюме говорил по телефону, двое взлетели по лестнице на второй этаж. Франц сорвался за ними. Перепрыгивая через ступени, смотрел в обтянутые черным спины. В коридоре ускорился вместе с ними, а у дверей спальни отца замер и перестал их замечать. Краем глаза он видел, как один охранник присел около его отца и проверил пульс, второй заглянул в ванную и метнулся к окну. Все внимание Франца сосредоточилось на лежавшем на полу старике. Посиневшие приоткрытые губы, гримаса боли на лице, скрюченные пальцы. Франц опустился на колени около отца. Он был в трусах и в майке, как будто только встал с кровати.

– Да, – сказал в телефон охранник у окна. – Алехандра принесла утренний кофе и нашла президента. Да, в комнате чисто. Понял. Жду.

Утренний кофе? Франц обернулся и увидел поднос, вокруг рассыпались чашки, тарелка и варенное мясо. Судя по серому небу за окном, еще не было и семи часов. Франц не знал, что его отец вставал так рано.

У мертвеца были глаза на выкате. Расширенные зрачки и лопнувшие сосуды погребли под собой белок. Франц не сразу смог прикоснуться к векам, а когда прикоснулся, не смог опустить их до конца. Они остались открытыми, а несколько ресниц прилипли к ладони Франца. Жесткие настолько, что между пальцев они перекатывались как иголки.

Франц не знал, сколько просидел без движений. Комната наполнилась людьми, а дом – звуками. Только на этом контрасте до Франца дошло, как же тихо здесь обычно было. До чего же одинок был его отец. Любил ли он окружавшее его одиночество и тишину или ненавидел их?

– Франц, – Касто коснулся его плеча. Вокруг суетились люди. Осматривали кровать и под ней, что-то искали в ванной. – Мы должны забрать тело и провести вскрытие.

Касто был в форме. От него пахло ядовитой смесью пота и дешевого одеколона. Щеки лоснились от пота. Двое у дверей с каменными рожами тоже носили форму. Смотрели в потолок и не двигались. Люди же в черных костюмах напялили маски на лицо и оросили каким-то раствором пол.

Задребезжали, раскладываясь, носилки. Франц отстранился и позволил медикам перекатить на них тело отца. Они переговаривались, но Франц не слышал или не понимал их бормотания. Когда отца увезли, Франц встал.

– Ничего не трогайте, – мужчина в костюме протянул к нему руку в перчатке.

Все в комнате носили перчатки. В ванной скрипнул скотч. На ковер направили синие лампой. Франц бездумно следил за движениями вокруг. Отвлек его шум во дворе и лай собак.

Выйдя в коридор, он обнаружил, что двери во все комнаты на втором этаж распахнуты. Картинная галерея просматривалась насквозь. На ее веранде ходил солдат с автоматом за плечом. По лестнице протянули провода. Франц не понял для чего.

Как лунатик он вернулся в свою комнату. За настеж распахнутой дверью трое в черных костюмх и белых перчатках переварачивали его вещи и сумку Генри. Они даже под матрасс и кровать заглянули. Тот, что был ниже всех ростом подхватил ноутбук Франца и промчался мимо него в коридор.

– Телефон, – произнес Касто в ухо Францу.

Он подошел так неожиданно и близко, что у Франца волосы на предплечьях встали дыбом.

– Что? – переспросил он.

Маленькие глазки Касто, упакованные в припухшие веки, впились в лицо Франца.

– Отдай мне свой телефон, – приказал Касто.

Как во сне Франц достал телефон и вложил его в раскрытую ладонь Касто.

– С этого момента на неопределенный срок ты находишься под домашним арестом. Никаких выходов за территорию дворца, никаких телефонов и интернета.

Франц сжал кулаки, но промолчал. Слишком уверенно говорил Касто. Слишком организовано действовали его люди. Франц повернулся к Касто спиной, не удостоив взглядом шестерок роющихся в письменном столе, подошел к окну. Сад вокруг дворца прочесывала армия солдат с собаками и металлоискателями. В небе над территорией наматывали круги два вертолета. От главного входа семенили кухарки и горничные. Хромая женщина споткнулась и упала на землю. Девушка-горничная метнулась ей помочь, но получила прикладом автомата по спине и растянулась рядом. Один солдат наподдал девушке сапогом, второй вздернул на ноги хромую и потащил ее к фургону. Женщин запихнули в кузов и закрыли дверь.

Солнце поднялось над забором дворца и ослепило Франца. Он не отворачивался от окна, пока обыск за спиной не прекратился. Ищейки Касто свалили, не закрыв за собой дверь. Освободили комнату, но не коридор. Об этом сообщил маячивший за дверью локоть в камуфляже. Касто поставил вооруженную охрану около комнаты Франца? Он подошел к двери и захлопнул её. Только оставшись один, заметил, как болят от напряжения шея и плечи.

Оглядывая бардак в комнате, Франц вспомнил, как Касто забрал у него телефон. Злость нахлынула и тут же испарилась. Правильно ли действует Касто? Несмотря на то, что ран на теле не было, существует вероятность, что президента убили. А значит, Касто поступает правильно и логично. Франц и сам действовал бы так же. Подключил криминалистов, отправил тело на вскрытие и задержал всех, кто был во дворце. На месте преступления.

Каким станет следующий шаг Касто зависит от результатов вскрытия. Если причина смерти была естественной, Касто освободит Франца и прислугу. Если произошло убийство, расследование продолжится. Как велика вероятность, что Франц окажется под подозрением? Он подумал о чрезвычайных полномочиях, которыми недавно наделил его отец. Теперь они рассыпались прах.

Расследуя дела агентства и фонда, Франц редко пересекался с Касто. Касто спас его из особняка Санчес и привез во дворец президента. Касто выполнил прямой приказ президента и устранился. В следующий раз он появился, чтобы показать фотографии разгромленного лагеря повстанцев. Франц почти уверен, что демонстрация была затеяна для Генри. В чем Касто подозревал Генри? В том, что он попал под влияние повстанцев в плену? И почему Франц не прояснил этот момент в тот же вечер? Или на следующий день, когда Генри вдруг отправился навестить Луизу? Теперь собственная невнимательность казалась Францу ошибкой. Как бы там ни было, если президента убили, Генри окажется вне подозрения, потому что его не было во дворце.

Время тянулось мучительно медленно. Солнце перевалило зенит, солдаты в саду напялили солнечные очки. В зеркальных стеклах отражались металлоискатели. Францу ничего не оставалось, как наблюдать за их маневрами. С одной из клуб сняли дерн. Кое-где вскопали землю. Франц смахнул невидимый пот со лба, подражая движениям солдат.

Иногда за дверью в коридоре раздавались шаги. Точнее, шарканье подошв. Иногда Франц улавливал запах табака. Пока отец был жив, в коридорах никто не курил. Трижды наверху включали пылесос или другой жужжащий прибор. Где-то звонили телефоны.

Мысли об отце вызывали у Франца смятение. Он хотел, но не мог избежать их полностью. В сознании то и дело всплывали непрошенные воспоминания. Бессмысленные. Детские походы на карусели. Приезды отца в Лондон и совместные официальные выходы. В Лондоне, здесь. Прием по случаю годовщины правления. Эти воспоминания изнуряли не меньше, чем видения мертвой девочки ночью. Не меньше, чем бессонница. Чтобы навести порядок в мыслях, Франц думал о расследовании Касто и о будущем.

Как бы Франц не хотел быть в курсе расследования, ему оставалось только ждать и гадать – нашли ли они что-то наверху? Нашли ли что-то в саду? Когда будут результаты вскрытия? Скорей всего, до появления результатов вскрытия Касто не станет объявлять о смерти президента. Там за стеной, в городе, пока никто не знает о смерти президента. Что произойдет после официального объявления о смерти президента? В участке Рамиреса Франц достаточно узнал о жизни Гото, чтобы предположить, в городе начнутся беспорядки. Возможно, Касто придется ввести комендантский час. Выгнать на улицы отряды военных на помощь полиции. Как уполномоченный по чрезвычайным делам Касто возглавит временное правительство. Согласно конституции выборы следующего президента должны состояться через тридцать дней после смерти предыдущего. Если не произойдет никаких потрясений и катастроф. Франц понял, что мало знает о повстанцах. Насколько они сильны? Достаточно ли организованы, чтобы попытаться захватить контроль над ситуацией в переходный период? Франц сожалел, что не интересовался повстанцами раньше, сожалел, что не прояснил вопрос с Генри. Сколько еще промахов он допустил?

Мины в саду искали до вечера. Когда наступила темнота, висевшие над дворцом вертолеты включили прожекторы. Лучи света шарили по кустам и стенам. Иногда в них попадали неподвижные фигуры охранников. Франц насчитал двадцать человек в той части сада, которая была видна из его окна.

Никто не принес Францу ни обеда, ни ужина. Стоял за этим приказ Касто или небрежность? Франц склонялся к тому, что в армии таких небрежностей не бывает. Больше сотни солдат сегодня работали в саду и в доме, оставить их без еды и питья было равнозначно срыву операции.

Франц подошел к двери и открыл её. Мальчишка с автоматом на плече щелкнул каблуками.

– Простите, сэр, вам запрещено покидать комнату, – отчеканил он.

– Позвони Касто и скажи, что я хочу поговорить с ним.

– Хорошо, сэр. Закройте пожалуйста дверь, сэр. Подождите внутри, сэр, – протороторил мальчишка. Судя по тому как бойко из него вылетали слова, речь была подготовлена заранее.

Его проинструктировали по поводу того, как общаться с Францем, реагировать на его просьбы и вопросы. Интересно, что он сказал бы, если бы Франц попросил еду или выпивку? Это не важно, Франц не искал конфликта, он хотел узнать результаты вскрытия и ставил на то, что они уже известны.

Ждать ему пришлось полчаса. Он смотрел на ползающие по саду лучи прожектора и боролся с тупой болью в висках и животе.

– Господин Варгас, – дверь распахнулась. Рядом с молодым солдатом стояли еще двое. Шире в плечах и приземестее. У всех троих одинаковый взгляд мимо, поверх головы Франца. Как у натасканных обученных собак, привыкших ориентироваться на нюх. – Полковник Касто примет вас в библиотеке.

Франц не удивился, когда двое солдат последовали за ним. Один на два шага впереди, другой на два – позади. У обоих поскрипывали сапоги.

Зачем нужен этот конвой? Вряд ли Касто считает, что Франц попытается бежать. Ворота закрыты, территорию дворца патрулируют больше сотни солдат. Нет, конвой здесь, чтобы унизить Франца. Конвой это средство давления. Как и отсутсвие еды целый день.

Касто сидел в том же кресле, что в вечер когда принес фотографии разрушенного лагеря повстанцев. От этого совпадения Франца охватила острое сожаление. Позавчера напротив Касто сидел отец. Закинув ногу на ногу, покачивал начищенным до блеска ботинком, стряхивал невидимую пыль с брюк и потягивал виски. Никогда больше Франц не выпьет вместе с отцом и не поговорит с ним.

– Присаживайся, Франц, – приглашение Касто прозвучало как приказ.

– Что показало вскрытие? – Франц остался стоять.

– Твоего отца убили, – немедленно ответил Касто. – Отравили, – он поставил на стол пузырек с таблетками. Такой же, как вчера выпал из кармана Генри. Франц сглотнул. Почему такой же? Тот же. – Убийцы знали, какие лекартсва принимает твой отец, и подменили его антидепресанты. В капсулах батрахотоксин. Это яд. Попадая в кровь он вызывает аритмию и приводит к остановке сердца.

Франц пошатнулся, перед глазами потемнело от недосыпания и усталости.

– Я советовал ему отослать тебя в Англию. Когда ты начал лезть в дела фонда, когда влип в перестрелку в доме Санчес. Когда привел во дворец ублюдочного сына певички.

Касто ненадолго закрыл глаза, а потом посмотрел на Франца с ненавистью.

– Генри здесь ни при чем, – сказал Франц. Из духа противоречия? Потому что хотел бросить вызов? Или потому что начинал ненавидеть Касто?

– Я проверял и отбирал прислугу. Каждого, кто работал во дворце последние пять лет. Проверял их родственников, близких и дальних. Он сказал, не трогать тебя и Генри. Даже несмотря на то, что у меня были свидетели, которые видели Генри с Лонарди.

Он? Касто как будто было тяжело говорить об отце Франца.

– Он запретил мне его трогать, даже когда они взорвали виллу соседей Гудисон. Теперь мои люди, которых я приставил следить за домом Гудисон, мертвы, а они на свободе.

Слишком путано, слишком много «он» и «они», похоже, Касто как и Франц страдал от голода, нервного истощения и скорби. Похоже, смерть президента его действительно подкосила.

– Её родителей сейчас допрашивают, но не думаю, что они что-то знают.

Франц понял, что речь идёт о родителях Луизы, и его бросило в пот. Он мог бы сейчас спросить Касто о его методах допроса, но он уже верил, что худшие из рассказов Генри были правдой. Он мог бы спросить, что будет дальше? Что будет со мной? Но после разговора о допросе это прозвучало бы жалко. Будто он испугался.

– Ты уже объявил официально о смерти президента?

– Да. Похороны состоятся через пять дней. До тех пор останешься в своей комнате. Позже я решу, что с тобой делать, – Касто махнул рукой.

Один из солдат подошел к Францу. Зачем? Чтобы увести, если он будет настаивать на продолжении разговора? Франц не собирался позволять им унижать себя. Развернулся и вышел из комнаты. Оказалось от библиотеки до его комнаты всего тридцать шагов. Он никогда раньше не считал. А посчитав, не смог понять, много это или мало.

Когда он переступил порог своей комнаты, в доме вдруг погас свет. Тут же к Францу метнулся один из солдат, прижал его грудью к стене, заломил правую руку и приставил пистолет к боку. Послышался топот наверху и внизу.

– Генератор! – рявкнул кто-то.

Через минуту свет включился. Во дворце имелся запасной генератор на случай аварии в городской сети. Франц дернул плечом, стряхивая с себя солдата. Тот отступил, шаркнул каблуками и убрал пистолет в кобуру. Франц зашел в комнату и закрыл за собой дверь.

Если во дворце пропало электричество, что происходит в городе? Он долго всматривался в темноту на горизонте. Казалось, Франц видел всполохи и оранжевое зарево. Взрывы? Пожары? Вполне возможно, в столице начались беспорядки. Франц пожалел, что не может посмотреть или прочитать новости.

Он лег на кровать. Не выключая свет, предчувствуя приближение кошмаров. Они прятались рядом и дергали беспокойством. Франц прислушивался к звукам в доме до двенадцати. Ему чудился запах спирта и формалина, будто вскрытие проводили дома. Даже не закрывая глаза, он видел мертвого отца, мертвую девочку. У обоих синие губы. На обоих ни капли крови. Кровь появлялась, когда Франц закрывал глаза. После двух ночи он стал проваливаться в дремоту. В коротких сновидениях он видел разрезанную пополам Марию Себаса. Фотографии мертвых партизан. Каждое пробуждение было резче и болезнее предыдущего. Бездумно разглядывая лампы, Франц засыпал снова и проваливался в кровавые видения.