Текст книги "Невыносимые противоречия (СИ)"

Автор книги: А. Stochastic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 35 страниц)

– Не спится? – его поза напоминала знак вопроса. Он не осмелился присесть рядом с Луизой без приглашения.

– Альбер сказал, когда вернется?

– Нет, – Хорхе переступил с ноги на ногу. Резинка шлепанец цеплялась за большой палец с посиневшим от удара ногтем.

Альбер не говорил с Луизой о своих планах, но всегда отвечал на прямые вопросы. Задавай она их чаще, знала бы больше.

Только теперь она заметила, что Хорхе пялится на её нос. Как только она коснулась перебитой переносицы рукой, он отвел взгляд. Луиза усмехнулась.

– Будешь? – предложила ему сигарету.

С благодарностью кивнув, он пристроился на ступеньках в двух шагах от неё. Он заговорил, но до Луизы доходили лишь обрывки.

– Мать... отец... пропал девять лет назад... вокруг все считали, что он её бросил, но она верила, что он попал в тюрьму... После амнистии всё пыталась его найти. Среди выживших, среди мертвых...

А где сейчас тело её матери и отца? В общей могиле под слоем бетона? Почему это кажется неправдой? Ненастоящим? Невозможным? Пробирки с кожей Амалии были настоящими. Пробирки, которые Луиза носила на поясе еще неделю назад. Это было настоящая память, доказательство. Пробирки, которые принес Франц. Жаль, что она их лишилась. Жаль, что когда обнаружила их пропажу не выбила из горничных Корраля правду. Может, ей стоило мстить не Касто, а тому, кто украл пробирки, последнее, что осталось у Луизы от родителей?

– Слышишь? – Луиза напряглась.

– Что? – глаза Хорхе округлились.

– Выстрелы.

Он вслушивался, приоткрыв рот, и энергично качал головой. Он ничего не слышал, но Луизе казалось, что вдалеке не только стреляют, но и воют пожарные сирены.

Общество Хорхе раздражало больше, чем одиночество, неопределенность и бездействие. Вытерев руки о штаны, Луиза вернулась в дом. Поймала себя на том, что бесцельно ходит по гостиной кругами. Включила телевизор. На экране появился Кава в пестром галстуке и рубашке с короткими рукавами. Прямой эфир коммунистов посреди ночи? Нет, Луиза заметила значок в нижнем правом углу, это запись.

– Сам по себе экономический план Варгаса был не плох, – Кава подался вперед, будто собирался схватить камеру. – Варгас отказался следовать неолиберальной доктрине, которая внушает людям, что получение прибыли это сущность демократии. Неолибиралы полагают, что вопросы распределения ресурсов, социальные и вопросы производсва должны решать рынки. А государство пусть ограничится защитой частной собственности и мелких договоров.

Кому интересен этот бред? Луиза достала из бара бутылку текилы и свинтила крышку. Она подавилась первым глотком, закашлялась, несколько капель упали на футболку.

– Варгас проводил индустриальную политику и уделял в ней главную роль государству. Самый успешный пример такого развития Япония, где государство вводило рыночные механизмы постепенно, по мере роста производства. Сдерживало и ограничивало рыночные механизмы.

Луиза переключила на новости. Фотографии убитых и раненых. У толстяка разворочен затылок, женщина закрывает лицо руками, между пальцами бежит кровь. В клубах дыма шатаются посеревшие размазанные призрачные фигуры людей. Отстреленные пальцы на асфальте.

– Вчера... произошла перестрелка между людьми Рохаса и Хименос. Погибли десять человек... были вооружены автоматами...

Луиза услышала шорох и обернулась – никого. На экране заполыхал пожар. Репортер в шортах и джинсовой безрукавке рассказал о взрыве магазина в провинции.

Во сне Луиза грызлась с Францем. У их спора не было начала и конца. Не было логики. Не было смысла.

– Я убью тебя! – кричала Луиза.

– Я спас тебе жизнь!

– Ты такой же преступник как твой отец и Касто!

– Ты расстреливала заключенных!

– У меня не было выбора!

– Почему ты бросила своих родителей? Свою мать? Они погибли из-за тебя!

– Ты трус!

– Ты убийца и шлюха!

– Ты прячешься за спинами военных. Без военных ты никто!

– А ты никто без Лонарди.

Она проснулась с головной болью. За окнами резвился день. Телевизор погас. Дверь в патио стояла распахнутой. На макушке Луизы пошевелились волосы. От сквозняка? Тогда почему сердце колотится? Почему она вспотела? Луиза потянулась к бутылке, чтобы заглушить звеневшие в голове обвинения Франца.

Она не убивала родителей. Не до конца понимая, что делает, Луиза начала обыскивать дом. Один за другим открывала ящики шкафов и комодов. Она искала пробирки с частицами кожи матери. Они не могли исчезнуть. Зачем кому-то их красть? Это её вина. Всегда её вина. Она действовала все поспешней, хаотичней. На втором этаже сломала ноготь в ванной. Врезалась коленом в косяк двери так сильно, что на глаза навернулись слезы. Почему она не может найти проклятые пробирки? Когда она видела их в последний раз? Луиза вспомнила утро перед митингом, сборы, дырку на носке Сесара.

Больше всего на свете она хотела вернуться в то утро и найти пробирки. Или лучше в предыдущий день. Когда она переступила порог этого дома, когда пробирки с частицами кожи матери были ещё при ней. У Луизы перехватило горло. Какая же она идиотка. Если думать о возвращении, плевать на пробирки. Возвращаться стоило в день, когда она последний раз видела родителей. Она так спешила, что даже не запомнила поцеловала ли их, обняла ли их на прощанье. Помнила лишь, как прятал глаза Генри. Как нетерпеливо расхаживали по саду Альба и Сесар. Что она сказала матери? Они хотели ей помочь, увезти её. Она накричала на них? Она должна была увезти их с собой, просить, умолять, встать на колени, забрать их с собой силой. У неё бы получилось. С ней ведь были Альба, Фло и Сесар. Вместе они бы пригрозили им оружием, увезли в трущобы, и тогда они бы были сейчас живы. Почему Луиза просмотрела такой простой выход? Или тогда этот вариант ей вовсе не казался хорошим и приемлемым? Она чувствовала, что в трущобах, рядом с Сесаром, Альбой её мать и отец будут в большей опасности, чем на вилле? Ведь Альба изнасиловал Генри. Сесар убил женщину, поливавшую цветы. А она, Луиза всхлипнула, застрелила безоружную девчонку. Нет, в тот момент Луиза не хотела возвращаться. В тот момент она верила, что её мать и отец буду в большей безопасности без неё, чем с ней.

Выпивка закончилась, и Луиза опустила голову на колени. Она плохо помнила, как опять оказалась в их с Альбером спальне, на полу, перед дверью ведущей в гнилой сад.

Если возвращаться, продолжила Луиза бессмысленные рассуждения, нужно вернуться в самое начало. До приезда в Лумбию. Отговорить отца принять предложение президента Варгаса. Плевать на деньги. Миллионный контракт. Она представила, как бьется в истерике: кричит, плачет, носится по комнате их дома в Нью-Йорке. Отец смотрел бы на неё с непониманием, раздражением и осуждением. Но она бы не сдалась, и рано или поздно он бы все понял. А если бы не понял, она бы подстроила несчастный случай, соврала, что у нее рак, что беременна – что угодно, лишь бы удержать их от поездки. Беременна? Мысли метнулись к Гелиосу, к пляжу. Гел закрыл от Луизы солнце. Кажется, потом, в тот день, глядя как он возится в волнах прибоя, она подумала, если у неё когда-нибудь будут дети, пусть у них будет такая же красивая смуглая кожа как у него, такие же черные и блестящие глаза и волосы.

Проклятье. Она сходит с ума. Луизе больше не хотелось ни вернуться в прошлое, ни что-то исправить. В окно билась муха. Луиза смотрела на неё и мечтала только об одном – не зажмуриться от яркого солнечного света.

Её разбудил выстрел. Инстинктивно Луиза прикрыла голову руками. Несколько рванных вдохов, тишина, и она отважилась оглядеться. Она прижималась плечом к балконной двери, за стеклом клубилась темнота. Облака черноты парили в комнате. Оперевшись на белевшую рядом кровать, Луиза поднялась на ноги.

Если она действительно слышала выстрел, почему сейчас так тихо? В коридоре горел светильник – плафон-цветок пустил корни в стену. В гостиной на диване развалился Ливи, потирая больное колено. На столе валялись карты. Города? Провинций? Луиза не разобрала, приметила лишь красные круги на них.

Луиза спустилась в холл, когда Альбер спрятал телефон и открыл дверь. Поднимавшийся с дивана Ливи заметил Луизу и приоткрыл рот. Удивлен? Забыл, что она здесь тоже живет?

– Что происходит? – кажется, Луиза слишком долго просидела в одиночестве, от этого её голос звучал неуверенно и слабо. – Ты уходишь?

– Да, – Альбер обернулся. – Хочу поговорить с Диего.

– Он в городе?

– Да.

Уставший взгляд, пересохшие губы. Когда Луиза увидела Альбера первый раз, его седые волосы были коротко острижены. Сейчас они отросли так, будто Альбер не стригся с тех пор как вернулся из джунглей в столицу. С тех пор как начался переворот. Не было времени?

Настенные часы в гостиной показывали час ночи.

– Я хочу поехать с тобой, – Луиза перепрыгнула последние ступени и остановилась в двух шагах от Альбера. Чуть ближе, и разница в росте станет ощутимо давящий. О каком давлении речь? Ведь раньше Луизе нравилось стоять в его тени.

– Хорошо, – согласился он.

Луизе показалось, или он на миг задержался с ответом, будто что-то обдумывал? Сомневался? Взвешивал? А может, она просто сходит с ума? Никогда раньше она с ним не спорила, ни на чем не настаивала. Соглашалась со всем, что он говорил. А теперь решила проверить границы их доверия? И все потому что он не разделил её чувство вины? Луиза опустила взгляд.

Ливи пропустил её вперед. В саду она рассматривала широкую спину Альбера, обтянутую белой футболкой. Кадеты на базе ВВС носили такие же.

На краю садовой дорожки стояли три чашки. На дне застыла кофейная жижа. Охранники заправились кофе перед ночным дежурством? Оба вскочили при появлении Альбера, увидев, что он садится в машину, без слов метнулись к воротам.

Цикады подражали гулу самолетов. Пристраиваясь на переднем сиденье, Ливи сопел и кряхтел.

Улицы пустовали. Свет фонарей отражался в уцелевших окнах домов. Крыши растворялись в темном небе. Приоткрытые двери подъездов. Перевернутые урны. Солдаты на блокпостах отличались от дневной смены ловкостью и подвижность. На широким проспектах в помощь фонарям военные водрузили прожекторы. В их свете листья деревьев у дороги и трава на клубах побелели. Вдали вывала пожарная сирена.

Ливи поднес к уху телефон. Ничего не говорил, только слушал.

– Он в притоне на Чироко, – объявил Ливи, отключив телефон.

– Кого ты к нему приставил? – Альбер повернул руль. Колесо заскочило на тротуар.

Прибавил скорость и тут же сбросил около очередного поста. Пришлось выходить из машины, поднимать руки. На поясе обыскивающего Луизу солдата трещала рация.

– Счастливого пути, господин Лонарди, – прозвучало глупо.

– Я думала в городе комендантский час и ночью выходить на улицу запрещено, – Луиза подвинулась вперёд и вцепилась в подлокотники передних сидений.

Теперь она не только лучше видела пустую дорогу впереди, но и закручивающиеся в кольца, отросшие седые пряди на затылке Альбера. Надо же, у него вились волосы. В детстве у него, должно быть, были черные кудри. Почему Луиза не попросила его до сих пор показать его детские фотографии? Не было никаких кудрей, никаких фотографий. Альбера вырастил человек, который на день рождения устраивал сыну расстрел. В шутку.

– Франц выписал мне пропуск, – ответил Альбер.

– Как давно?

До того, как ты сдал ему Генри или после?

– После взрыва в туннеле около Национального Банка.

После взрыва, который устроил Диего. После смерти Нандо, которую устроил Диего. Устроил по приказу Альбера. Что они замышляют сейчас?

Альбер остановил машину в переулке. Передний бампер прижался к мусорному контейнеру, похожему на гроб. В переулке пахло протухшим мясом и мочой. Справа и слева нависали сложенные из кирпича стены без окон. Не поморщившись от брезгливости, Альбер опустился на колени и нашарил под мусорником пистолет. Кто оставил здесь оружие? Протиснувшись мимо мосора, они повернули за угол. Темнота вокруг не позволяла рассмотреть, почему разбитый асфальт был скользким, как покрытые водорослями прибрежные камни. Луиза вспоминала свое бесконечное путешествие между грузовыми контейнерами.

Альбер постучал в проржавевшую дверь. Из полумрака за ней выглянул мужик в домашнем халате. У него заплетались ноги и язык. Следуя за Альбером, Луиза вошла в длинный коридор. Привыкшим к темноте на улице глазам хватило полосок света из под дверей, чтобы разглядеть обшарпанные стены, груды тряпья и тело на полу. Приблизившись, Луиза поняла, что полуголый мужик спит. Стараясь не отставать от Альбера, она переступила через спящего. За одной из приоткрытых дверей курили кальян, за другой танцевали под медленную музыку.

Диего расположился в комнате напротив автомата с газировкой. Банки колы подмигивали красным, щель для монет была заклеена жвачкой.

– Какая неожиданность, – Диего барахтался в водяном кресле. Крупное тело увязло в бесформенном мешке. Из складок появился пистолет. – Не понимаешь слова «нет», Лонарди?

Альбер поднял руки, сделал два шага вперед и остановился в центре комнаты. Беззащитная поза, невыгодная позиция. Луиза вжалась в стену и затаила дыхание. Ливи сопел рядом.

Выпутавшись из кресла-мешка, Диего подступил к Альберу. Тот был выше на голову, но очевидно проигрывал в весе. Он позволил Диего обыскать себя, отобрать пистолет.

– Вот какого хера? Зачем это всё? – Диего засунул пистолет Альбера в задний карман джинсов. – Я убрал для тебя Нандо, ты подогнал мне вертолёты и гранаты. Мы квиты. Пора каждому двигать своей дорогой! Нахрена ты приперся? И ещё шлюху свою притащил?

Пистолет Диего вильнул в сторону Луизы, Альбер мгновенно ударил Диего в кадык. Грохнул выстрел. Пуля прошила потолок, в глаза Луизе посыпалась штукатурка.

Прежде чем Диего осел на пол, Альбер разбил ему нос, а потом наподдал лежачему по пузу. Лишь после этого выбил из его руки пистолет и толкнул его к Ливи и Луизе. Поднимая оружие, Луиза думала о том, что шальная пуля чудом не попала в неё или Ливи.

Почему Альбер сначала не отобрал у Диего пистолет?

– Квиты? – Альбер продолжал избивать Диего. – Мы здесь что в карты играем? Или, может, я похож на бизнесмена, с которым можно разорвать контракт? Или, может, ты наемник, которому я регулярно проплачиваю отпуска и праздники? Каждый своей дорогой, говоришь? Где здесь ты видишь разные дороги? Решил подмазать Хименос и вместе с ними нажиться на недвижимости?

– Пошел на хрен, Лонарди, – засмеялся разбитыми губами Диего. – Воспитывай свою шлюху... Вижу ты ей нос разбил...

Альбер врезал ему ногой в висок. Диего плевал кровью, сучил ногами и щурил единственный не заплывший глаз на свет, стараясь уследить за расхаживающим вокруг него Альбером.

– А почему бы тебе не нажиться? Каждая крыса из трущоб знает: нужно красть, пока есть возможность. А тебе как раз подвернулась такая возможность, верно, Диего? А Хименос и вовсе выиграли Джек-пот! Раньше они отстреливали яйца новобранцам на блокпостах в провинциях и грабили магазины, а теперь они лидеры партии демократов. И у них отсасывают владельцы недвижимости. Серьезно, все верно, все правильно, логично, лучше лизать жопу убийцам и ворам, чем остаться без башки и денег.

– Чтоб ты сдох, Лонарди, – прошипел Диего.

– Возомнил себя везунчиком? Думаешь, тебе улыбнулась удача? А может, решил, что заслужил её? – Альбер ударил Диего по почкам. – Раньше ты доил трущобы, теперь будешь доить город? Это называется сыграть по-крупному? Поднялся? Перешел в высшую лигу? Раньше тебе отсегивали долю сутенеры, шлюхи, воры и наркоторговцы, а теперь хочешь заграбастать долю от сделок по недвижимости? Ты ведь теперь в демократической партии воров, трусов и убийц, которые мечтают разбогатеть, верно? – Альбер присел, вцепился Диего в волосы и оттянул назад его голову. – Говорят, Хименос старший обещал сделать тебя своей правой рукой? Уже делите город на части? Не выйдет, Диего! Ты дерьмо, вырос в дерьме, жил в дерьме и всегда будешь дерьмом!

Альбер приложил его лицом о пол. Диего взвыл.

– Дерьмо, и сдохнешь в дерьме. Хименос приняли тебя с распростертыми объятиями, когда узнали, что ты прикончил Нандо? Что они с тобой сделают, когда узнают, как ты выбрался из тюрьмы Касто? Узнают, что ты расстреливал своих людей, чтобы тебя отпустили? Чтобы сохранить свою гребаную никчемную жизнь? Ты заслуживаешь смерти, Диего! Заслуживаешь, чтобы тебя закопали живьем. Заслуживаешь, чтобы тебя утопили в дерьме. Ты не заслуживаешь права жить.

– Откуда ты ...

– Я все знаю. У меня были люди среди солдат Касто, есть люди среди шестерок Хименос. Рохаса. Карлоса. Среди торговцев недвижимостью. Я вижу насквозь всю вашу партийную политическую возню. Потому, если ты хочешь жить, не хочешь, чтобы Хименос отрезали тебе яйца, будешь делать то, что я говорю. Седьмой и восьмой избирательные участки. Мне плевать, где ты возьмешь помощников и что им пообещаешь. Главное – люди войдут внутрь, заполнят свои бюллетени и взлетят на воздух. Ты меня понял? Не слышу?

– Да-да, – заскулил Диего

Приложив его последний раз мордой о пол, Альбер поднялся. Каблуком левой ноги он вступил в лужу крови около головы Диего. Оставив в комнате три следа, вышел в коридор. Луиза поплелась за ним. Несмотря на полумрак вокруг, ей казалось, что она видит перед собой на полу кровавые отпечатки подошв. И потому она крепче стискивала рукоятку пистолета. Стискивала рукоятку пистолета так крепко, что у нее вспотели руки.

На улице поднялся ветер.

Около машины Альбер неожиданно обернулся и подступил к Луизе. Оказался совсем рядом, посмотрел в глаза, сжал плечо.

– Избавься от пистолета.

Из-за шума крови в ушах она не сразу поняла, о чем он.

– Д-д-да, – прошептала она, обретя снова способность дышать.

– Засунь под контейнер, наш человек потом подберет, – приказал Альбер.

Луиза рухнула на колени, дрожащими руками толкнула пистолет в темноту.

– Лу, – позвал Альбер от машины.

Нетерпеливо? Она что слишком долго возилась? Какого черта она трясётся от страха? Она видела и слышала вещи и похуже. Она знала, что Альбер может быть жесток. Она и сама была жестока. Она ненавидел Диего. Она убила безоружную девчонку. Может, дело в том, что Альбер сказал Диего? Ты расстреливал своих в тюрьме, чтобы сохранить свою гребаную никчемную жизнь? Жизнь Луизы тоже была никчемной.

Машина проскочила перекресток и встала у очередного блокпоста. Позволяя себя обыскивать, Луиза обливалась потом будто в нее целились десятки автоматов. Точно так же в перекрестье прицела она жила после смерти Годо.

Когда они отъехали от блокпоста, Луиза не почувствовала себя лучше.

Альбер высадил Ливи около трехэтажки опутанной строительными лесами. Что внутри? Там живут люди? Или припрятано оружие? Автоматы? Взрывчатка?

Она не решилась спросить. Как после прошлого визита Диего не была уверенна какой именно стоит задать. В конце концов, насрать ей на трехэтажку, насрать куда убрался Ливи, её волнует другое.

Заметив, что она за ним наблюдает, Альбер одарил Луизу нечитаемым взглядом. «Ты убил своих, чтобы сохранить свою гребаную жалкую жизнь», – прозвенел у неё в голове голос Альбера, и Луиза вжала голову в плечи.

На улице перед домом Альбера разбили фонари. Ворота открывались слишком медленно. Дежуривший во дворе мальчишка проводил Луизу долгим и липким взглядом.

Липкой оказалась и входная ручка. Или у Луизы просто вспотели ладони? Она вошла в гостиную за Альбером и замерла в двух шагах от двери. Электрический свет подчеркнул пятна пота на белой футболке Альбера. На груди, спине, под мышками. Вплелся в его белые волосы желтоватыми оттенками. Звонок мобильного застал Луизу врасплох и заставил шарахнуться к стене. В поисках укрытия?

– Да, – разговаривая, Альбер повернулся к Луизе спиной и поднял лицо к потолку. – Пока не нужно, Ливи.

Закончив, он покрутил телефон в руке, посмотрел на свои ботинки и вздохнул.

– Лу, мне нужна твоя помощь, – повернулся он.

– Или что? Припомнишь мне, что меня заставил сделать Касто? Как Диего?

Неужели это то, что заботило её на самом деле?

Альбер прикрыл глаза и почесал щеку.

– Ты ведь знаешь? У тебя были свои люди в тайной полиции Касто. Ты навел справки о Диего. И выяснил все обо мне? – у Луизы задрожал подбородок.

– Да.

– Что именно ты знаешь? Скажи это! Я хочу услышать! – Луиза оглохла от собственного крика.

– Касто заставил тебя стрелять заключённым в затылок. Ты убила пятерых.

Луиза пыталась вздохнуть, но у неё не получалось. Альбер всегда был нежен с ней. Она была ему благодарна за эту нежность. Она не хотела, чтобы он узнал. Боялась, что он возненавидит ее? Станет презирать. Но он знал. Почему это ощущалось как обман? Потому что он знал, или потому что молчал о том, что знает? В этом молчаливом знании не было прощения. Как можно получить прощения без покаяния? Он не мог её простить, потому что она не каялась. А значит вся его нежность – ложь. Ложь их связь, взаимопонимание и утешение, что он ей дарил. Правда лишь то, что он говорил сегодня Диего.

– Почему ты молчал? Ждал подходящего момента, чтобы использовать эту информацию против меня, как сегодня использовал против Диего? – Луиза больше не кричала.

– Прекрати, Лу. Между тобой и Диего нет ничего общего.

Ничего общего, эхом пронеслось в голове Луизы, его сотрудничества ты добиваешься угрозами, моего – нежностью. Откуда эта горечь? Все что она делала вдруг показалось Луизе бессмысленным. Захват АЭС, смерть родителей, использование Генри, убийство президента. Смерть Сесара. Зачем все это? Она снова и снова спасала свою жалкую никчемную жизнь.

– Завязывай упиваться своим чувством вины, Лу. После визита в тюрьму и встречи с Генри, ты только этим и занимаешься. Это тупик, дорога в никуда. Не уподобляйся Францу, не обманывай себя, как он. Не выдумывай будто кто-то или что-то исправит то, что ты сделала. Суд, закон, принципы. Он возвел их в Абсолют и не желает замечать, что происходит у него под носом. Не желает принимать решения. На деле его мечты о суде ни что иное как очердная сделка с совестью. Его попытки найти компромисс с Хименос, Рохасом, Карлосом, это попытка заключить сделку с убийцами, ворами, предателями и своей совестью. Смирись, что сделано, то сделано, в жизни полно вещей, которые нельзя изменить. Мы все предатели. Жить значит постоянно, раз за разом, совершать предательство.

Телефон Альбера снова ожил. Луиза не слышала, о чем он говорил. Он снова оставил её одну. Снова не понимал.

– Почему ты не участвуешь в выборах? – спросила она, когда Альбер спрятал телефон и налил себе выпить.

– Потому что эти выборы фарс.

– Ты сказал, что Рохас, Хименос, Карлос убийцы и воры...

– Так и есть.

– Если ты войдешь в правительство, ты сможешь...

– Что? Контролировать их? – Альбер звякнул стаканами. – Я ничем не лучше их.

– Но зачем взрывать избирательные участки?

Он посмотрел на Луизу тяжелым взглядом.

– Чтобы избежать ложных компромиссов, – он сел на диван и протянул Луизе бокал с ромом. – Представь себе эти выборы. Представь эти бюллетени. За кого голосовать? Демократическая партия Хименос, партия воров и убийц, социалистическая партия Рохаса, бывшие торговцы оружием. Коммунисты во главе с Кавой – наркоманы-интеллигенты, при Касто стучавшие друг на друга. Правозащитники, за которыми стоят транснациональные компании, мечтающие подчинить себе наш внутренний рынок, прикрываясь защитой прав человека. Кто еще? Карлос с его националистами? Финансирование этой партии держится на торговле наркотиками. Их цель переписать законодательство под нужны наркоторговцев. Нет тут никакого выбора. И конечно, все эти партии постараются купить себе как можно больше голосов. Они уже вовсю приплачивают избирателям. Одним приплачивают, других кормят обещаниями. В столице, в провинциях. На выборах, где выбора нет, голосовать могут либо продажные шлюхи, либо тупоголовые бараны, либо трусы, как Франц, которые хотят свалить ответственность за свои действия на кого-то другого.

– Ты послал Сесара стрелять в Рохаса? – Луиза опустилась на диван напротив.

Дрожь не позволила ей прикоснуться к выпивке. Чтобы не стучать зубами от озноба, Луиза засунула руки под диванную подушку.

– Сейчас не время проводить выборы.

– Миа Фергюс, журналистка, с которой ты приехал в джунгли, – Луиза сглотнула и почувствовала тошноту, – ты приказал Нандо задержать её в джунглях?

Под подушкой Луиза нащупала что-то твердое.

– Нельзя допустить, чтобы Рохас, Хименос и прочая шваль вошли в конгресс, заключали сделки и создавали коалиции.

– Ты послал Сесара убить Рохаса?

Пистолет.

– Какой смысл в смерти Варгаса, если система не изменится?

– Альбер, я не понимаю...

– Война должна продолжаться, пока структура общества и его полюса не обновятся. Верхушка этого общества, с его лидерами, капиталами, надеждами, грехами должна быть полностью уничтожена. Речь идет не об очередном перераспределении богатств, типа того, что провернул Варгас: недвижимость, транспорт и банки принадлежали одним, теперь другим. Речь о перестройке системы.

Когда не понимаешь того, кого любишь, стучало в висках Луизы, не понимаешь себя.

Альбер встал, чтобы снова наполнить свой бокал. Когда он повернулся к Луизе спиной, она выстрелила. Как от одного выстрела может быть столько дыма? Глаза наполнились слезами, горло запершило до рвотных позывов. Падая, Альбер уронил на пол бутылку. От шума Луиза скатилась с дивана и зажмурилась. Не обращая внимание на лужи и стекла на полу, она подползла к Альберу. Он оказался слишком тяжелым. Переворачивая его на спину, Луиза разревелась от беспомощности.

– Прости-прости, – шептала она, укладывая голову Альбера себе на колени.

– Не самый плохой финал,– усмехнулся он и подавился кашлем.

Правый глаз Альбера налился кровью. Зрачки постепенно уменьшились и превратились в точки. Луиза не могла оторвать от них взгляда.

В саду раздался шум. Привлеченные выстрелом охранники задергали дверную ручку. Шмыгая носом и натыкаясь на осколки на полу, Луиза нашла пистолет. Не спуская взгляда с дрожащей двери – они выбьют её в любую минуту. Или нет? Наверняка, у них есть инструкция как вести себя в случае нападения с улицы, но вряд, ли они готовы к стрельбе в доме – проверила обойму. Четырнадцать пуль. Дверь распахнулась, и Луиза нажала на спусковой крючок. Получив пулю в грудь, первый охранник пошатнулся и повалился на второго. Луиза вышла из укрытия и расстреляла всю обойму.

Они упали на веранду. Один на другого. Раскрытые рты, выпученные глаза. Они даже не достали оружие.

Луиза попятилась, села на диван. Посмотрела на мертвого Альбера и засунула пистолет в рот.

Не самый плохой финал. Для Альбера. Для неё. Для Генри? Перед глазами поплыло от слёз, зубы застучали о ствол пистолета. Когда из уголка рта потекла слюна, Луиза убрала пистолет от лица. Несколько глубоких вдохов, и она позвонила Францу.

– Я убила Альбера, – к горлу подступили рыдания, – арестуй меня и устрой свой показательный суд.

– Где ты? Ты одна? Тебе угрожает опасность?

– В его доме.

Луиза отключила телефон. Как она не пыталась зажать рот рукой, закинуть голову назад, зажмуриться, сморгнуть, ей никак не удавалось остановить слезы и всхлипы.

Через три минуты ворота протаранил армейский джип. Видимо, Франц решил, что Луизе грозит опасность, и прислал солдат с ближайшего поста. Они рассыпались по саду, осмотрели дом. Каски, бронежилеты. Луизе хотелось спрятаться, забиться в угол.

Франц примчался минут через двадцать. Одетый в такую же белую футболку, как мертвый Альбер, Луиза зажала рот рукой. Видя, что она дрожит, Франц сел рядом и обнял её за плечи. Луиза плакала, вжимаясь лицом в его футболку и цепляясь за неё пальцами. Франц не спрашивал, что случилось и не шевелился, пока слезы Луизы не высохли.

– Я любила его, – бормотала Луиза, – я верила в него.

Какая-то часть её сознания понимала, как жалко и глупо это звучит. Она убила Альбера, потому что он не сумел её спасти. Оказывается, она была так отчаянно глупа и наивна, что верила, что Альбер всё исправит. Он, его действия, его цель – придадут смысл всем действиям Луизы. Всему, что она наворотила, спасая свою никчёмную жизнь. Он, его действия и цели должны были оправдать смерть её родителей, смерть Сесара, Гелиоса, студента, женщин на соседней вилле... Как она могла быть такой идиоткой?

– Он сказал, что ты трус.

Франц не ответил.

Все еще цепляясь за его футболку, Луиза отстранилась и заглянула Францу в глаза.

– Он сказал, что вся эта идея с судом трусость, продиктованная чувством вины.

– И все равно ты позвонила мне, – Франц обвел взглядом комнату.

Да, она убила Лонарди, расправилась с охранниками и могла попытаться бежать. Возможно, у неё были шансы отсидеться в каком-то подъезде до утра, пока не закончится комендантский час. Возможно, ей удалось бы выбраться из города. Спрятаться. Как прятался Касто на складе у моря.

– Все будет хорошо, Луиза, – заверил её Франц. – Я не позволю казнить тебя или запереть тюрьме. Я добьюсь для тебя домашнего ареста. Никто не причинит тебе боль.

Луиза покачала головой, судебный фарс сам по себе причинит ей боль и превратится в кошмар. Наверное. Сейчас чувства и эмоции Луизы так притупились, что она не в силах была бояться.

-Он хотел взорвать избирательные участки.

Франц сжал её руку.

– Франц, ты должен отпустить Генри.

– Я не могу.

– Я расскажу о том, что ты с ним сделал на суде.

– Его нет в тюрьме. Один из охранников увел его ночью.

– Какая же ты тварь, Франц, – она хотела выцарапать ему глаза, но лишь оцарапала лоб.

Луиза залилась слезами. Все напрасно. Франц обманул её, перехитрил. Он убил Генри, или спрятал там, где его никто не найдет. Чтобы ни рассказала Луиза на суде, Генри это не поможет. Генри она не спасет, как Альбер не смог спасти её.

***

Суд длился два месяца. Кошмарных два месяца Луиза разваливалась на части. Она скучала по Альберу. Нуждалась в его утешении. Мечтала услышать его голос, проснуться рядом с ним в одной кровати. Хотела, чтобы он прикоснулся к её искалеченному уху.

Почему она его убила? Почему он позволил убить себя?

Луиза хотела умереть, но её приговорили к тридцати пяти годам домашнего ареста.

Дом Лонарди обнесли каменной стеной с единственной узкой калиткой. Мертвый сад в сердце дома и заросли кокона снаружи остались нетронутыми.

Единственное человеческое общение, что у неё осталось – Хорхе, кучерявый мальчишка, неизвестно какими правдами и неправдами устроившийся охранять виллу.

Генри

Тюрьма закрыла небо и пошатнулась. Генри смотрел на неё, пока надавившая на макушку рука не заставила его сесть в машину. Он больше не был скован, но все равно прижимал запястья друг к другу. Мотор заработал, ночная улица двинулась мимо окна – бесконечный тоннель с подсветкой фонарей. Человек за рулем закурил, не открывая окно. У него были короткие пальцы с обкусанными ногтями, широкая шея, проплешина на затылке. Когда он пришел в камеру, Генри ждал худшего, когда охранник вывел его на улицу – удивился. Он до сих пор не знал, что сказать. Что сказать, о чем просить. Что чувствовать. Он смотрел на проплывающие мимо светофоры и дома, прижимал локти к бокам и опускал голову, стремясь стать незаметным, когда машина тормозила около полицейских постов.