Текст книги "Считая шаги (СИ)"
Автор книги: Voloma
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)
Ллойд позже позвонил Хьюго и договорился о приватном разговоре, в ответ на что был приглашен на следующее утро, в аккурат к завтраку.
Лопаясь от любопытства, Селестино пережил ночь только благодаря тому, что Эмма составила ему компанию, после ужина с Гринбергами.
Изысканная трапеза, тем не менее стала поперек горла, но небольшая встряска для самолюбия Эммы, пошла ей только на пользу. Придирчивые, взыскательные и самолюбивые супруги не выбирали слов, когда распрашивали о ее образовании, подначивая к демонстрации грязного белья, так что с аппетитом была съедена только закуска из морского ежа.
– Мисс Кейтенберг, Вы ведь сирота не так ли? – Альберта Гринберг задала вопрос скучающим тоном, отвратительно манерно перебирая вилкой желтоватую икру.
Ничуть не смутившись, Эмма испытывала на прочность далеко не свою гордость а способность сдержать аппетит и не смести еду за считанные секунды – порция была по-французски маленькой.
– Да, это так, миссис Гринберг.
– Всегда было интересно, бьют ли детей в приютах! Я финансирую многие фонды поддержки малоимущих и приторные истории ухода за отказниками, меня частенько настораживают.
– Бьют, но не сильно, – прямой вопрос, показывающий, что снобизм пребывает не с последней стадии у Гринбергов, наткнулся на столь же прямой ответ.
– А Вас били?
Интерес у миссис Гринберг был явно не здоровый и Эмма хотела бы глянуть на Хьюго, но сдержалась. Мистер Гринберг также проявлял любопытство и пристально смотрел на девушку, практически не моргая. Парочка была противной до невозможности, как две жирные лягушки.
– Я была тихоней, а потому меня били в основном дети, кто по-сильней, да по-выше.
– Вы голодали?
– Вовсе нет. Еда была не вкусной, но ее всегда хватало. Голодать я начала, когда покинула приют, – Эмма с аппетитом доела закуску, чувствуя на себе изучающие взгляды двух пар водянистых глаз. Им не хватало в жизни трагедии, нужды, которые были лучшим подспорьем для желаний. Денег у Гринбергов хватило бы на несколько жизней вперед, но они выглядели несчастными и скучающими, с извращенным воображением, но даже оно уже не могло подсказать ничего удивительного и желанного.
– И как же судьба свела Вас с Хьюго? Для тебя, это верно была огромная удача, – смех Лукаса Гринберга, был еще хуже, чем вопросы его жены.
Но Селестино давно принял правила тошнотворной игры и его гордость послушно виляла хвостом, а сидящие напротив люди были не жабами, а бездонными колодцами, до верху набитыми деньгами. Он понимал, что от него ждут не красивую историю, это был своеобразный процесс укрощения строптивого характера Кейто, за которой гонялись, которую хотели, но не могли получить, а значит девчонка была своенравной и могла наступить на больную мозоль сильных мира сего – начать перечить.
– Мисс Кейтенберг, приехала ко мне в Барселону, на последний деньги, купив билет на самолет. Никаких уговоров не было, я задал ей вопрос: «Зачем ты приехала?», – Хьюго сделал глоток виски и отставив стакан, провел по нему пальцем, собирая крохотные капли воды, на запотевшем от льда стекле. Он нутром чувствовал, как напряглась Эмма, маленькая месть, за незаслуженное хамство, пойдет ей на пользу, в конце концов, он рассказывает правду.
Нож и вилка Альберты Гринберг, замерли в воздухе.
– А она ответила мне: «Чтобы продать себя…».
Вздернув брови Лукас Гринберг, довольно кивнул. Девица была и правда хороша, а ее талант интриговал, так же как если бы проститутка с пленительной внешностью, имела бы научную степень по астрофизике.
Эмма понимала, что в этот момент ее продавали, как вещь и лелеяла надежды, что гнусное и отвратительное чувство, которое вызывало в ней только тошноту, пройдет быстро, а Хьюго всего лишь вернул ее с небес на землю. Ту самую землю, где наравне с его эгоизмом и самолюбием, она чувствовала от этого мужчины заботу и понимание.
Ночью ни Эмма, ни Хьюго не сомкнули глаз, забываясь в объятиях друг друга, в очередной раз прощая никому не нужные взаимные обиды.
Помятый, сонный, но довольный вид Селестино не оставлял сомнений, что ночь была бурной и Ллойд не мог не удивиться в очередной раз, с какой жадностью жил Хьюго. Плотские утехи ему не приедались, аппетит был зверским, как способность пить с молодыми на равных.
Завтрак был сервирован словно, это была последняя трапеза для приговоренного к сметной казни. Хьюго встретил своего гостя, допивая вторую кружку кофе и он, кажется, на этом не собирался останавливаться.
– Присоединишься?
– Нет, спасибо, – нетерпение Ллойда, распалило в Хьюго любопытство и горка блинчиков с карамелью, на мгновение лишилась заслуженного внимания.
– Слушаю тебя, друг мой!
– Хьюго, я не буду ходить вокруг да около… Мне нужно знать, что случилось с Эммой два года назад.
Задав вопрос, Ллойд внимательно следил за реакцией итальянца и она его не разочаровала. Глаза Селестино на мгновение яростно вспыхнули, но тут же появилась хитрая улыбка.
– Откуда такой интерес? До сих пор чувства остались к девочке? Я думал у тебя все серьезно с…как там ее? Эрин!
– Давай не будем сейчас менять тему разговора и оставим Эрин в покое. Мне не безразлично, что происходит с Эммой и как это может отразиться на моей семье?
– И где связь? Где логика? – Хьюго вернул к блинчикам, а в его голове уже крутились колесики в разделе цен.
– Два года назад, Эмма Кейтенберг была абсолютно здоровым человеком, физически здоровым… А сейчас принимает препараты, которые назначают после черепно-мозговых травм и старается скрыть это, что еще можно понять… Ее прошлое, не так уж поверхностно связано с моим братом, а внезапная опала, которой он повергается с твоей стороны, косвенным образом отсылает к ней и вашим с Эммой отношениям.
– Да, какие отношения?! – махнул рукой Хьюго, – Просто секс! Я тебя умоляю! У меня и вдруг отношения!
– Не увиливай! – Ллойд терял терпение и последняя фраза только ускорила этот процесс.
– Я до сих пор не улавливаю никакой связи. Твои выводы притянуты за уши. Ближе к делу, друг мой!
– Чтобы увязать это, мне нужно дело… Дело по факту ограбления Эммы два года назад. Меня убеждают, что там ничего серьезного, но тем не менее его в архиве полицейского участка, в котором проходило расследование – не оказалось.
– И при чем здесь я? – Хьюго наигранно устало вздохнул, прожевывая еду.
– Ты как никто другой умеешь добывать нужную тебе информацию, – Ллойд выдвинул стул и присел рядом, медленно проведя рукой по волосам и с силой потерев лицо.
Повисло молчание, Селестино обернулся и посмотрел за свое плечо, будто хотел убедиться, что их никто не подслушивает, потом странно взглянул на Ллойда и его ухоженные усы разъехались в недоброй улыбке.
– Постараюсь тебе помочь, дело остается за малым.
Ллойд ждал, какую цену назначит Хьюго и по его лицу понял, что она будет не маленькой.
– А, что ты мне отдашь взамен, Русалочка?
27 глава
Неназойливая музыка, мягкий желтоватый свет и прекрасный ужин были слишком ярким контрастом настроению двух молодых людей, которых одолевали какие угодно чувства, только не романтика и умиротворение.
Сочная оленина на одной тарелке подвергалась жутким и напрасным истязаниям, потому что ни один кусок так и не отправился в рот Эрин. Затеянный ею разговор должен был мало мальски снять копившееся две недели раздражение и ревность. Девушка не повышала голоса, не опускалась до оскорблений, но даже ее волосы потускнели и складки отчаяния ореолом уныния облепили точены губы.
– Я даже не подозревала какое отвращение вызывает у прессы наша пара! Этот снимок должен был промелькнуть в третьесортной газетенке, которую покупают располневшие старые девы и стереться из памяти на следующий же день, но…. Как же я ненавижу Селестино! Он купил всех! – нож продолжал методично разрезать искромсанное мясо, на микроскопические кусочки, а Ллойд не испытывая ни малейшего желания даже попробовать блюдо, нахмурившись сидел напротив и понимал, что заслужил не только упреки, но и хороший скандал, поражаясь выдержки Эрин.
– Ты придаешь столько значения простой и даже невинной фотографии, – он попытался остановить словесный поток, который ни к чему хорошему не приведет, но вдруг, нож выпал из руки Эрин и громко ударился о край тарелки.
– Невинной?! Да мне плевать если бы ты пялился на ее грудь или задницу! – терпимость девушки таяла на глазах. – Но, когда все смотрели на Хьюго и аплодировали его речи, ты смотрел на нее…
– Это случайный кадр, Эрин, – Ллойд понимал, что его голосу не хватает убедительности, так же ясно, как и то, что Эрин Линч достойна того, чтобы ее любили по-настоящему, чтобы она не унижалась выясняя отношения, которые поддерживаются только благодаря ей одной и что злополучная фотография говорила о нем больше правды, чем он сам.
Шумиха вокруг строительства высотки Селестино поднялась не шуточная. На очередной пресс-конференции, которая состоялась в зале Гроув Холл на Тайм-сквер, Хьюго прибыл лично и его выступление шло в аккурат после длительного перекрестного опроса Эммы и Ллойда. Разумеется не обошлось без вопросов о личной жизни и намеков на то, что их связывает не только сотрудничество в крупном проекте. Чтобы опровергнуть малейшие слухи, Ллойд заявился на мероприятие со своей девушкой и все шло просто замечательно вплоть до того момента, когда речь Хьюго подошла к концу, а участники стояли развернувшись лицом к репортерам и все смотрели на выступающего, повернув головы влево.
Именно в этот момент Ллойд, поддавшись порыву бросил мимолетный взгляд на Эмму, которая стоила справа от него, практически, вплотную. Она выглядела уставшей, но ослепительно красивой, с вымученной улыбкой на губах, словно безмолвно разделяя его желание, выключить в этом безумном мире хотя бы звук.
Темно-зеленое, почти черное обегающее платье, чуть ниже колена и неизменно роскошные туфли, придавали ей женственности и мужчины в присутствии мисс Кейтенберг начинали буквально пускать слюни, как двухмесячные щенки ротвейлера. Не в пример Эмме, Эрин облачилась в белоснежный брючный костюм и газетчики не преминули пнуть всех троих, выдав убийственный вердикт в одной из статей: «Ангелы и демоны Ллойда Грэнсона. Счет 0:1».
На следующий же день снимок облетел большинство печатных изданий, а желтая пресса устроила соревнования, кто придумает более безумный заголовок. Но газеты и журналы – это было еще пол беды… Вездесущий Фэйсбук и обожаемый Эрин – Инстаграмм в коем-то веке вызывали у нее приступы тошноты, а телефон не замолкал по сей день от прозорливых подруг, которые торопились дать ценный совет или приободрить.
Напряженный график, сотни вопросов изо дня в день, придирки, недомолвки и нервозность липли, как голодные пчелы на сахарную подкормку, но даже уединение и тишина больше не приносили Ллойду долгожданного отдыха. К тому же. за тайну, которую так рьяно хранила Эмма, Хьюго назначил непомерную цену и дал Ллойду на обдумывание предложения месяц.
Рот Эрин кривился, отрывался, закрывался, иногда на губах вспыхивала презрительная усмешка, но смысл слов уже до Ллойда не долетал. Словно во сне, он поднялся из-за стола, даже не обратив внимания, что девушка выпучив глаза, на мгновение смолкла и в ее глазах промелькнул запоздалый страх, из-за того, что она перегнула с нотациями.
Уже в дверях, она осторожно дернула Ллойда за рукав куртки, он обернулся и снова увидел рот, который наверняка выдавал, примирительные слова, но они уже не могли найти отклика в его сердце, а потому дверь захлопнулась перед лицом девушки, которая будет права, если назовет Ллойда мерзавцем.
Быстро промелькнули фойе, лифт, ни к чему не обязывающие пожелания «хорошего вечера» от Себастьяна, гараж и дорога завилась под колесами машины, а город утешительно обнял.
–
– Это не стена славы, а полное нарушение художественной задумки! – Эмма с критично смотрела на газетные вырезки, где она была одна или с Ллойдом.
Ларсон фанатично выбирал «лучшие» и вырезал их, чтобы вставить в рамку и повесить на стену в своей комнате.
– Ты сама говорила, что это моя территория и здесь могу делать все что пожелаю! – огрызнулся старик и отошел на пару шагов назад, чтобы полюбоваться на дело своих рук. – Зря ты шипишь! Вы с ним дивно смотритесь!
На этих словах Эмма по привычке подкатила глаза.
– Неужели у тебя нет ни одной фотографии с родственниками? Ладно я… Может сестра, мать, жена? – Эмма без задней мысли задала вопрос. – Чай будем пить?
Ответ, обычно, следовал незамедлительно, но из комнаты старика не донеслось ни звука. Чертыхнувшись про себя, Эмма поняла, что задела больную тему и с виноватым видом вернулась за Ларсоном, который понурив голову стоял и чему-то печально улыбался.
– Покойники у меня все…Жена и дочка, – он помолчал и добавил, – да, пожалуй, надо тебе рассказать, а то вдруг помру, а ты…
– Можно без «помру»? – тихо спросила Эмма. – Тебе тогда может быть кофейку?
– Нет, нет… Давай наш успокоительный.
Тонкий травяной аромат, заполнил кухню в нужной пропорции, пока девушка и старик, ждали, когда температура заваренного чая понизится и можно будет сделать первый глоток не рискуя обжечь язык. Они по обыкновению сидели напротив окна, поставив чашки на подоконник.
– Я работал крановшиком, много пил, чтобы не замечать, как убого мы живем и не смотреть в глаза жене. Я любил их с дочкой больше всего на свете и не мог простить себе, что их единственная опора и надежда на лучшую жизнь, каждый день испытывает жуткий страх… Работников завода тогда увольняли пачками, сокращали без выходного пособия и я понимал, что долго не продержусь. Напивался в стельку, приходил домой и сразу заваливался на диван в гостиной, чтобы провалиться в сон. Я боялся вопросов жены и ничтожных просьб дочери, вроде похода на карусели или покупку сладкой ваты. И как я мог говорить о какой-то там любви не имея возможности купить самые дешевые сладости своему ребенку? Супруга поддерживала меня, но со временем ее слова звучали для меня с точностью до наоборот, я понимал, что достоин насмешек и презрения, а не…не того, чтобы меня понимали. Начались скандалы. И в очередной раз, когда я разозлился от пустяка, которого сейчас даже не вспомню, я запер жену и дочь в спальне наверху. Было уже поздно, а сам лег внизу на диване, закурил и вскоре уснул. Как потом установили – пожар случился из-за этой самой сигареты. Дым всегда поднимается на верх. Мои девочки просто задохнулись, они не могли выйти из-за запертой двери, а я не мог их услышать, потому что был мертвецки пьян, на окнах стояли решетки, район, в котором мы жили был неблагополучным, их так и нашли на полу, обнявшимися и обгоревшими, а меня без сознания успели вытащить соседи.
Старик приложил ладонь к чашке и удостоверился, что чай остыл, громко отпив, он шмыгнул носом и покосился на Эмму, которая судорожно сглотнула ком, подступивший к горлу и не моргала.
– Меня осудили за непредумышленное убийство, но сначала долго таскали по психиатрам, потому что я молчал, даже на судебном разбирательстве не произнес ни слова. Я несколько раз пытался свести счеты с жизнью и меня накачивали антидепрессантами и еще какой-то дрянью, чтобы правосудие свершилось надо мной и была надежда на то, что я вернусь в общество, – Ларсон горько усмехнулся расхожей формулировке.
– Прости, но это так… судя по всему, – Эмма залпом выпила сразу пол кружки, потому что сердце зашлось от рассказа, невольно напоминая ее собственную историю. – Ты больше никогда не пытался….?
– Говори, как есть… Я давно уже перебрал для себя самые жестокие слова. По много раз! Покончить с собой я больше не пытался. И да! Я прокручиваю те события в своей голове каждый день, на старческое слабоумия полагаться уже поздно.
– Но как ты с этим живешь? – Эмма не могла поверить, что подобная чудовищная смерть любимых людей может со временем превратить в нечто удобоваримое.
– В самой растиражированной на планете книге написано, что нам все дается по вере. Вот и я верю, что снова увижу своих девочек, попрошу у них прощения и кто знает…что там будет дальше. И в той же книге написано, что шансов нет только у самоубийц, обреченных на вечные муки. Вот и обрек я себя на жизнь, приняв ее за чистилище и не сопротивлялся невзгодам, болезням, голоду и прочим ее прелестям, в надежде, что долго не протяну, а невыносимая боль, с которой с жил, выскребет из меня, хоть каплю вины.
– Глядя на этот мир ты веришь, что Бог есть?
– Тут ведь, какие шансы? Пятьдесят на пятьдесят! – со светлой тоской хохотнул старик, чтобы отвлечь Эмму от своих дрожащих рук. – По-моему неплохо! Да?
Эмма вымученно улыбнулась.
– Все мы живем с болью, просто у кого-то хватает сил, донести это бремя до конца, а кто-то сдается. Я свою боль принял за искупление и покорно ждал смерти…но вместо нее пришла ты.
Черный юмор не изменял старику и он здорово разрядил обстановку, за одной вкладывая в сказанное глубокий смысл.
– Ну, спасибо! – Эмма улыбнулась чуть веселее.
– Да ты не так поняла! Когда мне выпала возможность помочь тебе, я…. Ой, вот, говорю, а мне противно за самого себя! Я со скрежетом отдавал тебе последний пятнадцать долларов, которые наверняка, бы спустил на выпивку и долго еще потом мучился угрызениями совести, когда ты стала приносить мне еду.
– Неужели? – тепло взглянув на старика, Эмма допила чай и наклонилась, чтобы опереться головой об оконный косяк.
– А чего ты думала, я бурчу на тебя? Вот святая простота, конечно же не по злобности душевной, а чтобы ты не тратила на меня свое время и деньги… Но потом воспринял это, как знак свыше, что меня может быть когда-нибудь простят. За какие заслуги, мне небо тебя послало?
Старик забегал глазами и замолчал.
– Знаю я эту тишину. Говори уже! – вздохнула девушка.
– Может и тебе стоить, если не простить, то хотя бы попытаться забыть?
Эмма резко выпрямилась на стуле и мотнула головой.
– Как же тут забудешь?! Ларсон? – она развернула левую ладонь и с сожалением на нее посмотрела. – Ты все видел собственными глазами, я и рада бы избавиться от этого кошмара, но…
Она закусила губу и поморщилась. Забрав пустые кружки, Эмма отнесла их в раковину. Послышался шум воды, льющейся из крана и старик оперся руками на подоконник и уставившись на улицу, тяжело вздохнув. Его внимание приковала большая черная машина.
– Эмма! Иди глянь-ка, это машина Ллойда внизу?
– Кажется, да.
– Может что-то случилось?
– А телефон для чего?
Громкая, противная мелодия разнеслась по квартире и Ларсон пошел в свою комнату, чтобы ответить на звонок.
– Привет! Чего это ты у нас под окнами дежуришь?
Завороженно глядя в окно, Эмма невольно вспомнила свои самые счастливые дни, когда нетерпеливо ждала встречи с Ллойдом Грэнсоном, жизнь была куда проще, а по телу разливалась истома стоило только о нем подумать. Положа руку на сердце, она признавала, что сладкое ощущение никуда не делась, вот только это упоение разбавляло нечто мерзкое, скользкое и отвратительное, что постоянно копошилось в душе, отравляя каждый день.
– Я, конечно, скажу ей, но ты сам знаешь…Хорошо, хорошо!
Ларсон отложил телефон, подбоченился, принял самый невозмутимый вид и заявил:
– Хочет, чтобы ты спустилась. Цитирую: «Переговорить надо!», – выразительно выпучив глаза, старик вздернул брови и вздохнул.
– Поговорить?
– Ага.
Не сказав больше ни слова, Эмма пошла к двери, натянула угги и схватила длинное меховое пальто, висевшее в шкафу для верхней одежды.
– Что, прям в пижаме и понесешься? – не сдержав усмешки, Ларсон почесал затылок и мечтательно покачал головой.
– А чего мне наряжаться?! Сейчас спущусь, отфутболю и назад!
Дверь громко хлопнула и даже не смотря на некоторые проблемы со слухом, до старика донесся топот ног, который по-детски радостно разносился в пустом коридоре.
Подсознательно или нет, Ллойд долго кружил по городу, ведь теперь только в своей машине он мог побыть в одиночестве и тишине, чтобы обдумать терзавшие его мысли. На Фултон-стрит дорога была заучена настолько, что он даже не удивился, когда замелькал до боли знакомый пейзаж из невысоких кирпичных домой с черными пожарными лестницами на фронтонах.
Он знал, куда смотреть и кого искать, в окнах на четвертом этаже горел свет и виднелись два силуэта.
Дверца распахнулась и Эмма немного запыхавшись, старалась запахнуть разъезжающие полы длинного пальто.
– Что такое? Случилось что-то? – она была встревожена, но Ллойд покачал головой.
Он редко впадал в ступор, но в этот момент все слова стали поперек горла и мозг не мог выдать самую простую формулировку.
Эмма выпрямилась и замялась, держась за холодную дверцу, понимая, что этот мужчина приехал к ней, чтобы просто побыть рядом, а потому смотрел на нее немного виновато и грустно, как вдруг, на его красивом лице внезапно пробежала усмешка.
– Ты в пижаме?
– Что-то не нравится?
– Залезай уже, замерзнешь ведь!
Ноги надо было уносить уже после этой фразы, но Эмма всегда полагалась на чутье, а оно не просто тянуло воспользоваться чудесным предложением, да и ноги в тонких штанах уже начинали колоть иголочками от холода.
Ларсон наблюдал в окно, как недолгие переговоры около машины, закончились полной капитуляцией и через несколько минут черный джип выехал с парковки и скрылся в неизвестном направлении.
– Тоже мне, футболистка! – не скрывая радости сам себе пропел под нос старик и пошел пить снотворное.
– Ларсон говорит, что ты на травяном чае помешалась, – Ллойд подъехал к Старбакс, чтобы взять кофе.
– Сплошная утечка информации, – Эмма хмыкнула, – да, но если честно…
Она металась между желанием соврать, оставив без лечения мелкие душевные царапины, которые появлялись каждый день и требовали тщательной полировки, и перестать притворяться хотя бы на один день. Судя по лицу Ллойда, ему требовалось то же самое.
– Что?
Вот он повернул голову и с любопытством всматривался, жадно улавливая растерянность, которая ему когда-то так нравилась. Эмма зажмурила один глаз и поджала губы, не особо переживая за то, насколько смешно выглядит.
– Я бы от бокальчика вина не отказалась.
К ее огромному удивлению, Ллойд тут же закинул руку за сиденье и пошарил в кармане чехла. Печка была включена на полную мощность и дубленка уже не согревала, а прожигала тело, воспользовавшись моментом, Эмма стянула ее с себя и положила на колени, покосившись на расстегнутые верхние пуговицы, пижамной рубашки. Обзор открывался в рамках приличий.
– Как знал! Как знал, – с этими словами Ллойд вытащил бутылку вина, штопор и пластиковый стаканчик.
– Да ладно! Это, что за набор начинающего соблазнителя? – хмыкнула Эмма, вызвав недовольную мину у Ллойда.
Он молча и методично вогнал штопор в пробку с приглушенным хлопком она выпрыгнула из бутылки, Ллойд сунул ее в зубы и с уморительным видом наполнил стаканчик наполовину. Так же не произнося ни слова, он вышел из машины и поежившись от холода, будучи в одном тонком свитере и футболке, забежал в кофейню.
А Эмма сидела неподвижно и словно яркие бусины нанизанные на нитку, перебирала свои противоречивые желания, тут же вернулись давно позабытые ощущения беззаботности и куража. Сделав глоток вина, она медленно перекатила его несколько раз во рту, ощущая терпкий аромат, а нос защипало с непривычки – вынужденный сухой закон творил свое черное дело и организм давно утратил способность воспринимать алкоголь не морщась. Через несколько минут Ллойд вышел из кафе, неся в руках два картонных стакана с крышками, от которых шел пар. Он устроился на сиденье, подмигнул Эмме, которая уже почти допила вино и подлил ей еще немного, после чего отсалютовал стаканом с кофе.
– Что ж! Этот день мог быть и хуже, но благодаря тому, что кто-то перестала задавать ненужные вопросы, он стал более чем терпимым.
– Господи, Грэнсон! Кто тебя тостам учил?
– Завидуй молча! – Ллойд усмехнулся, Эмма сидела скрестив ноги и завороженно всматривалась в толпу снующих по тротуарам людей.
Бутылку, она смогла втиснуть в подстаканник, который согнулся в три погибели, но вес держал. Подбоченившись и притихнув Ллойд и Эмма сидели в тишине с такими лицами, что дай им волю, они бы разрыдались в унисон.
– Рассказывай, – слово еле слышно слетело с губ девушки и она сделала еще один глоток, чувствуя, как напряжение спадает, а тело расслабляется. – Счастливые люди по ночам не шарятся с бутылкой вина на перевес…
– Спорить не буду, – аромат кофе отвоевывал у вина позиции. – Ирония в том, что счастье это довольно незаметная штука и в основном скрывается в мелочах. Я всегда любил возвращаться домой, зная, что попаду в тишину, съем вкусный ужин, до тошноты насмотрюсь на город, пейзаж из окон у меня просто роскошный и его можно рассматривать часами, у меня потому и телевизора нет…
– Здорово, – задумчиво протянула Эмма. – Что-то поменялось?
– Все поменялось, – Ллойд откинул голову на спинку и глубоко вздохнул, его низкий бархатистый голос ласкал слух. – С недавних пор я просто не узнаю свою жизнь. Странный результат компромисса с собственной совестью и тем, что принято считать нормальным. Забавно, что близкие мне люди принимают эту норму и возводят ее в степень моего личного счастья, я вижу, как им спокойно и радостно, что немаловажно, в то время как сам сбегаю из того места, в которое несся без оглядки даже в самые трудные дни.
– Паршиво, – подытожила Эмма. – Слушай, а как ты думаешь? Мы заслужили право немного отдохнуть.
– По моему, более чем!
– Есть идеи?
– Нужны острые ощущения?
– Нет, после острого у меня изжога, но от интересного не откажусь!
Ллойд собирался уже допить кофе, как в голову пришла гениальная мысль. Идеальное место для того, чтобы душевно и с интересом отдохнуть, находилось буквально под боком.
По вечерам Николай Хотько забивался в свою мастерскую, пока ненаглядная супруга одновременно разговаривала с подругой по телефону и смотрела любимый сериал – «Анатомия страсти». Ее громкий голос, обычно, разносился по всему дому, долетая до подвала, где Николай с упоением и в относительной тишине предавался творчеству.
Тонкая кисть мягко скользила по крупной белоснежной пиале, покорно оставляя узор, задуманный человеком. Шероховатая поверхность очередного гончарного чуда, постепенно напитывалась душой своего творца. Небольшой магазинчик на Черч-стрит приносил немалую прибыль семейству Хотько, а одна из стен мастерской была сплошь увешана всевозможными грамотами и наградами с выставок.
Но внезапно, Николай нахмурился. Голос жены смолк раньше обычного, хотя сериал должен был закончиться только через двадцать минут. От того, как внезапно распахнулась дверь он вздрогнул, увидев, что его супруга прижимает к груди телефон, а на лице витало радостно-испуганное выражение, которое он видел всего один раз, когда они выиграли в лотерею три тысячи долларов, а Роза прикидывала как-бы не платить обязательный налог.
– Коля, бросай свои черепки, мой руки и иди жарить картошку!
– С чего вдруг?! – почти возмутился глава семейства.
– С того, что шеф в гости едет!
Он с тоской взглянул на пиалу и мысленно попрощался со спокойным вечером.
– Несет же нелегкая, – пробурчал Николай, бережно отложил работу, промыл кисть и высушил ее тряпицей.
– Помолчи! Сколько я его упрашивала, в гости зазывала, лет пять не меньше, а тут вдруг сам напросился.
Николай тяжело вздохнул и пошел переодевать рабочую одежду, зная, что комментарии только усугубят процесс.
– Как пить дать, довели мальчика! Ну, что ты копаешься? – Роза встрепенулась и понеслась наверх, чтобы надеть новенький домашний костюм, который так дивно ей шел. – Да, кстати, сало захвати…
– Какое сало? – недовольно насторожился Николай, чувствуя, что заветный кусок, с трепетом скрываемый от не прошенных гостей, всколыхнул жадность.
– То самое, которое ты будто от себя отрываешь? – Роза даже не поленилась спуститься снова и буквально прошипела слова.
Милый домик, располагался в окружении высоких сосен в частном секторе, окна были занавешаны, но Эмма различала, звуки указывающие на нешуточную суету царящую внутри.
Ллойд постучал в дверь и возня тут же стихла, а дверь через секунду распахнулась и светившееся улыбкой лицо Розы Альбертовны, сникло, когда та увидела кого ее ненаглядный босс притащил с собой.
– Мистер Грэнсон, проходите, как я рада Вас видеть, что же Вы так легко одеты? Такой холод на дворе! Коля камин разжег, идите погрейтесь.
Оттягивая момент, когда нужно будет уделить внимание и гостье, Роза пнула мужа в бок, кивнув на девушку.
– Коля прими верхнюю одежду и давай, не теряйся, займи гостью.
– Чем?
– Мисс Кейтенберг, неожиданно– то как! Ой, да вы проходите, располагайтесь…
– Роза Альбертовна, мы буквально на несколько минут, я рассказывал Эмме о том, какой талантливый мастер мистер Хотько и собственно, мы хотели бы взглянуть на его работы.
– Конечно, конечно, Коля, проводи гостей! – Роза заломила руки. – Но мистер Грэнсон не откажите мне в удовольствии угостить Вас ужином, традиционная русская кухня, никаких изысков. Такое больше нигде не попробуете, мы тут чуток подсуетились, так сказать, чем Бог послал.
Путь в подвал проходил, как раз через кухню, Роза увлекла ненаглядного босса за локоть, оставив девушку на попечение супруга, который только тяжело вздохнул и помог гостье снять пальто. Ллойд с ужасом покосился на стол, сплошь уставленный едой, количеством которой можно было накормить десятерых.
– Не стоило, Роза Альбертовна, но я с удовольствием принимаю Ваше любезное приглашение.
Роза читала на красивом лице обожаемого мистера Грэнсона плохо скрываемое чувство, которое бывает только у безнадежно влюбленных и тот факт, что он заявился в столь неожиданной компании, подсказывало, что отношения с мисс Линч в скором времени накроются медным тазом.
Николай вздернул брови, когда увидел, что девушка одета в самую натуральную пижаму и воздержался от вопросов, но тот факт, что она ко всему прочему, оказалась еще и босиком, не лез ни в какие ворота, а потому Эмме были предложены любимые тапочки миссис Хотько.
– Не желаете выпить чего-нибудь, моя жена после пары рюмочек чего-угодно, только лишь бы по крепче, становится милейшим человеком, – Николай подмигнул, вызвав у Эммы улыбку.
– Вино красное найдется? – гостья кивнула.
– Домашнее, нам его из Калифорнии племянница Розы привозит. Дивный напиток! Идемте, совместим приятное с полезным, а Вы чем занимаетесь?
– Дизайном интерьера, – Эмма благодарно пожала руку мужчине, который мгновенно вызвал к себе симпатию, бесхитростный и интеллигентный, что было большой редкостью среди творческих людей.
Жареная картошка улетала на глазах, Ллойд уничтожил все квашенные огурцы, а Эмма уписывала сало, нарезанное полупрозрачными ломтиками. И хотя, работа Николая была принята более чем восторженно, его эйфория уменьшалась прямо пропорционально с куском потрясающего сала с мясными прожилками и чесноком. Роза рассказывала уморительные истории из своей молодости и они на пару с мужем крохотными рюмочками пили водку.
