Текст книги "Считая шаги (СИ)"
Автор книги: Voloma
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)
Дело сдвинулось с мертвой точки.
Выяснилось, что пациентку зовут Эмма Кейтенберг, у нее была скромная медицинская страховка. Сирота. Старик был для нее чужим, если выражаться официальным языком чиновников, но с того момента, как он нашел ее, дни напролет проводил в палате Эммы.
Шон проникся уважением к Ларсону и быстро с ним подружился. Почти месяц провести стоя или сидя на жестком стуле с перерывом на некрепкий сон, это было вполне достаточным, чтобы половина персонала на третьем этаже, познакомилась с мужчиной, которого звали Ларсон.
Добрый, молчаливый дедушка был полностью лишен наглости. Медсестры стали подмечать, что он явно стеснен в средствах. Изможденный вид старика и нетвердая походка, помимо возраста указывали на то, что этот человек нуждается в нормальной еде и изо дня в день он приходил в одной и той же одежде, будто она была единственно приличной.
И если Эмму кормили через трубку, которая была интубированая через носоглотку, то ее бессменному посетителю приносили еду из столовой и следили, чтобы все было съедено. Хотя обычно, Ларсон не оставлял ни крошки и отдавал пустую посуду с извиняющимся видом.
Шон надеялся, что старик разговорит свою подопечную, но ему удалось только расшевелить ее. Эмма упорно молчала, даже когда с ней обращался Ларсон.
По мере того, как переломы срастались, Эмму передали в руки физиотерапевтов и к большому удивлению Шона, это был частный специалист из дорогой частной клиники. Обычная страховка явно не включала подобный уровень ухода. Кто-то оплатил недешевые процедуры, но вопросы задавать было бесполезно. Рослый немногословный дядька обладал завидной невозмутимостью, он умело разрабатывал почти атрофированные конечности девушки, лишь один раз упомянув врачебную этику и пункты договора о неразглашении информации.
Прогресс был очевиден Эмма сцепив с силой челюсти, выполняла упражнения хоть и без особого энтузиазма, ее глаза по прежнему оставались мертвыми и неподвижными, она, словно не замечала окружающих и больше не плакала с того момента, когда ее начал навещать Ларсон.
Старик вносил свою посильную лепту. Когда он приходил рано утром, то осторожно обнимал Эмму в качестве приветствия. Еще одно объятие было перед его уходом. Эмма без посторонней помощи уже могла сесть на кровати. Шон не раз становился свидетелем этого трогательного ритуала, удивленно отмечая, как девушка трепетно обнимала мужчину, делая глубокий вдох, она закрывала глаза, словно испытывала облегчение.
Заговорила Эмма только, когда в палате появился инспектор из полицейского управления с тем же скучающим видом, с которым он приходил в первый раз. Он получил от лечащего врача пострадавшей разрешение на то, чтобы задать несколько вопросов и поинтересовавшись у Ларсона, кем он приходится девушке, попросил его покинуть палату. Дважды повторять не пришлось. Копов бездомный старик ненавидел сильнее вшей и блох, которые его до недавнего времени донимали нещадно.
После пятнадцати минут наедине, в дверях показалась довольная физиономия мужчины.
Она ответила на ваши вопросы? – спросил Ларсон.
Да и весьма подробно, – кивнул инспектор с недоверием поглядывая на поношенную одежду старика.
Она видела, кто на нее напал. Хоть что-то помнит.
Судя по тому, что я услышал, эта девочка помнит все. Удивительно!
Ларсон и Шон переглянулись. Инспектор поспешил откланяться, а они вернулись в палату, где снова встретили неподвижный взгляд и сомкнутые челюсти.
Эмма? – позвал Ларсон, вглядываясь в лицо, чтобы найти хоть какой-то отклик.
Она даже не моргнула, продолжая безучастно смотреть на пустую стену.
Оставьте, – Шон покачал головой. – Ей, нужно отдохнуть. Скоро и так все выясниться.
Медбрат отобрал пластиковым шприцем из пузырька лекарство и ввел его в катетер, прикрепленный на правой руке Эммы, через несколько минут, ее глаза сомкнулись.
Эмма не плакала и не кричала, когда физиотерапевт настоятельно пробовал поставить ее на ноги. Слабые конечности были не главной причиной того, что девушка отказывалась вставать на ноги. У нее уже вполне бы хватило сил.
Она просто не хотела.
Апатия и безразличие ко всему тянули худое тело обратно на кровать, куда она обессиленно укладывалась, не смотря на уговоры, страшные прогнозы и тихие умоляющие слова, которые вбивали ей в голову доктора и шептал старик.
Деточка, моя… Врачи, как лучше хотят. Шажочек один, всего один… Ты же можешь, – Ларсон повторял эти слова сотни раз каждый день, словно буравя затуманенное сознание Эммы.
Когда в очередной раз он увидел, что она вот-вот рухнет в руках физиотерапевта, Ларсон не сдержал слез. Они текли по морщинистому лицу и старик. отвернувшись едва успевал смахивать их салфеткой. Молча, чтобы никто не заметил. Через эту соленую жидкость тело избавлялось от отчаяния, которое уже грозило передозировкой. Тогда Эмма повернула голову, встретившись взглядом с Ларсоном и ее лицо исказилось от боли. Ее рот невольно приоткрылся, будто она хотела что-то сказать, но вырвался лишь сиплый хрип.
Старик торопливо подошел к ней и подхватил под здоровую руку, в то время как врач поддерживал тело девушки со спины, обхватив руками.
Эмма виновато посмотрела на присутствующих мужчин и устало кивнула.
Давай! Один шаг, – обрадовался тогда Ларсон. – Одиииин…
Будто малое дитя, которое только училось ходить Эмма слушала робкое подбадривание Ларсона, она видела радость на лице Шона, ее любимого медбрата и сосредоточенное и глухое к проявлению чувств лицо доктора. Чужие люди радовалась тому, что она просто стоит и пытается сделать едва ли не самый трудный шаг в своей жизни.
В физическом плане, это действительно было трудно. Голова кружилась страшно, больничный запах дезинфекции и перемолотой в питательную кашу безвкусной еды, вытравляли и без того притупленные чувства.
И зачем тогда она открыла глаз?
Можно было просто дальше лежать в блаженной тьме, в которую не лезли ненужные вопросы, а за ними обидные ответы, не терзало бессилие.
Ну, постарайся, милая…. Я держу, и доктор держит, – Ларсон продолжал уговаривать и счастливо улыбнулся, когда Эмма судорожно вцепилась в его костлявую жилистую руку и вперив взгляд в пол, она протянула левую ногу вперед, после чего перенесла вес на нее и почувствовала, как взрывается фейерверк боли, начиная от бока и заканчиваясь в колене.
Мужчины дружно, едва ли не в один голос протяжно выдали «молодец», а Эмма не подала виду, что чуть не задохнулась от рвущейся из груди агонии. Хорошо, что боль в ноге отвлекала от того, ада, который кипел в ее душе.
Выбежав из пустой палаты, Данри бросился к администратору.
Мэг, доктор Милфорд уже пришел?
Да, а что случилось?
Эмму перевели? Ведь никаких распоряжений вчера не поступало.
Да. Ее направили в Лангон.
Но как? Ее страховка едва вытянула наши услуги.
Без понятия, – женщина пожала плечами и ответила на звонок.
Эмма безучастно смотрела в окно новой палаты, в которой помимо более удобной больничной кровати, была небольшая импровизированный кухонька, раскладное мягкое кресло на случай, если из посетителей решит остаться на ночь, телевизор и несколько тренажеров, для разработки конечностей после переломов.
Ларсон выглядел растерянным и молчал, стараясь не попадаться на глаза чересчур ухоженных и на вид, крайне уважаемых врачей. Хотя у старика даже не поинтересовались кем он приходится для пациентки.
Это была элитная клиника и явно очень дорогая, судя по обходительному и внимательному обхождению. На обед принесли не серое месиво, как в той больнице, где Эмма овощем пролежала два месяца. Это было ароматное пюре, с мясным соусом, которые таял во рту. По своему обыкновению, Эмма не обратила на еду никакого внимания, тогда как Ларсон чуть ли тарелку не вылизал.
Теперь мыться придется каждый день, иначе меня сюда больше не пустят, – пробурчал старик, оглядывая идеальную чистоту.
Ванные процедуры, которые Ларсон считал блажью, теперь сделались обязательными, а костюм, который был единственно приличным в приюте и использовался только в крайних случаях, Ларсон хранил пуще собственной шкуры.
Свободный, как минимум на размер, застиранный пиджак висел на плечах старика, придавая ему еще более жалкий вид. Благо одежда была чистой и наглаженной, а от кожи едва пахло жасминовым мылом, которое заменяло и одеколон. Размер ботинок регулировался клочками газет, которые Ларсон подложил, чтобы ноги не выскакивали из обуви. Хуже всего выглядела куртка, но ее он снимал еще перед входом в здание и аккуратно носил в руках.
Частная клиника ему совершенно не понравилась, но для Эммы она была намного лучше. Персонал здесь был не так отзывчив, но Ларсон не услышал слова поперек, хотя косых взглядов к нему цеплялось куда больше, чем на Кони-Айленд.
От Эммы не укрылись титанические усилия, которые прикладывал ее подопечный, чтобы его не гнали взашей из мед учреждений. Помимо воли, ее скованное сознание выцепило потрясающее достижение, когда Ларсон впервые ее обнял. Привычного запаха мочи и немытого тела не бросилось в ноздри и глубокий вдох, который каждый раз она делала, прежде чем выпустить их своих объятий старика, был лучшей похвалой для него.
Улучшения, которые прогрессировали изо дня в день ничуть не изменили выражения лица девушки. Ларсон воодушевленно нес чепуху, про скудные события в ночлежке, сдабривая хорошей порцией смешных историй, от которых Эмма обычно катилась со смеху, но теперь, ее губы ни разу не дрогнули в улыбке. Ни малейшего проблеска в глазах. Тряпичная кукла, которая послушно выполняла все, что ей говорят.
В очередной раз оставшись наедине. Ларсон развернул газету, которые так любил читать и принялся вслух декламировать самые интересные статьи. Просто, чтобы избавить стерильную палату от гнетущей тишины, чтобы не чувствовать, как его охватывает отчаяние, глядя на неподвижный взор глаз Эммы. Она лежала на кровати неподвижно, до тех пор пока не появлялся врач или медсестра. Утренние процедуры и последующие за ними занятия подошли к концу, впереди маячил долгое ожидание обеда, до которого Эмма и Ларсон были предоставлены сами себе.
Ничего путного не напишут. Одни налоговые махинации и убийства. Что за люди? – Ларсон сокрушенно покачал головой, медленно перебирая в руках газетные страницы.
Ларсон, – звук чуть слышнее шороха прозвучал для старика громогласно. Он затаил дыхание и посмотрел на Эмму поверх очков.
Она все так же смотрела в одну точку, но ее губы дрожали.
Послышались шаркающие шаги и старик подошел к кровати.
Что? Эмма, милая моя девочка? Что-то болит?
Работа… Что там…? Надо им позвонить.
Не поверив своим ушам, Ларсон впал в ступор.
Да. Я…я сообщу, что ты в больнице.
Арти и Фло…. Нет. Им пока нет. Не хочу. Им не надо. Линда Хамид. Ей надо позвонить.
Значит, не все было потеряно. Тот день был еще одним шагом, который Эмма сделала в сторону от своей смерти или безумия, одно из двух ей грозило наверняка.
Ларсон помнил тот день, когда он долго просидел в приемной Линды Хамид и в итоге так и не дождался аудиенции. Ухоженные девушки, морщили нос и с опаской косились на потрепанного старика, который совершенно не вписывался в утонченный интерьер модного дизайнерского агентства.
Привыкший к подобному пренебрежению, Ларсон по своему обыкновению молча сидел и ждал, опустив глаза в пол. Он хотел есть, но подвести Эмму с ее первой просьбой, которая вырвала ее из нездоровой тишины и забытия, старик не мог. В итоге к нему подсела женщина неопределенного возраста, ухоженная и не симпатичная. Она представилась Мартой и коротко извинилась, что мисс Хамид принять его не сможет.
Выслушав разрозненный рассказ посетителя, Марта не подала и виду, что шокирована или удивлена, только краска с лица схлынула, придав коже неестественную бледность. Она все время расправляла невидимые складки на юбке и отводила взгляд. Беседа явно ее тяготила. Ларсон прекрасно знал, что это недобрые признаки дурных вестей и они не заставили себя ждать.
Мисс Кэтчер сообщила, что Эмма уволена в связи с тем, что не справлялась со своими должностными обязанностями и что она едва не сорвала крупный проект. Тот факт, что она попала в больницу, ни чуть не смутил женщину. Марта и бровью не повела, холодно подчеркнув, что на этот случай имеются юридически прописанные договоренности, о которых Эмма была осведомлена. Ларсон не стеснялся и унижался как мог, только чтобы ему не пришлось сообщать эту новость Эмме в той вылизанной дорогой палате. Наедине… И снова наблюдать, как зародившиеся признаки жизни в красивых глазах, отзывчивой и доброй девочки опять потухли.
Но Марта наотрез отказалась от посещений, уверив, что письмо соответствующего содержания уже давно отправили по месту жительства бывшей работницы.
Забыв о терзавшем голоде, не обращая внимания на разболевшуюся ногу, Ларсон долго бродил по улицам, будучи не в силах вернуться в клинику. Он взвесил все доводы и пришел к выводу, что Эмме лучше знать правду. Если ей взбредет в голову выкинуть какую-нибудь глупость, врачи по крайне мере, помогут ей и окажут необходимую помощь. Это был вопрос времени…
Единственную вольность, которую позволил себе Ларсон, было то, что он разыскал по телефонному справочнику Флору.
Ее помощь и участие придавали старику силы, хотя он понимал, насколько малахольным был его поступок…попытка облегчить непосильную для него ношу. Фло не причитала, не плакала, она знала, что такое отчаяние и сама стояла на размытой границе между жизнью и смертью, когда Эмма упорно вытягивала ее из наркозависимости.
Выслушав неутешительные вести от Ларсона, Эмма не произнесла ни слова, даже когда к ней заявились Фло и Арти, которые едва сдерживали эмоции.
За две последующие недели Эмма пыталась свести счеты с жизнью четыре раза, пока ее не привязали за руки и за ноги к койке. Есть она отказалась совсем и состояние ухудшилось, пока Ларсон демонстративно не объявил голодовку, до тех пор пока его подопечная не начнет самостоятельно есть. Радикальные меры, возымели действие только, когда старик повалился в обморок. В тот день накормили всех, а Эмма умиротворенно уснула без снотворного.
Затем было посещение инспектора, который уведомил пострадавшую, о невозможности установление виновного лица, так как человек, на которого она указала, обладал железным алиби. Ее слова списали на последствия шока и расследование зашло в тупик.
Конечно окрепли, психическое состояние стабилизировалось.
После четырех месяцев нежеланной борьбы за жизнь Эмма вернулась в свою квартирку, молчаливая, уставшая и пустая.
Ларсон не осмелился оставлять ее одну и заявил, что будет ночевать в гостиной на диване, не услышав возражений, он не сомкнул ночью глаза, то и дело тихонько наведываясь в спальню к Эмме, чтобы убедиться, что она крепко спит. Не подозревая, что все важные решения, которые изменят навсегда его образ жизни, Эмма приняла еще в больнице.
Утром Ларсон стал свидетелем немой сцены сбора вещей и короткий инструкций, которые ему надлежало выполнить. Эмма показала тайник с деньгами, поговорила с Дебби и заявила, что уезжает на неопределенное время, а Ларсон будет жить в ее квартире, с арендной платой вопрос был быстро решен, когда девушка оплатила вперед за пол года. Вытянутое лицо Дебби и растерянная физиономия Ларсона были последним, что запомнила Эмма, когда обняла по очереди обоих и ушла ни разу не обернувшись.
Через несколько дней Ларсон познакомился с Ллойдом. Он врал, что Флора помогает ему с уборкой, а Арти приносит еду. Они, конечно, предложили свою помощь и Ларсон утвердительно кивнул, пообещав, что непременно воспользуется ею. Старик варился в позабытом и непривычном для него быту, благодаря небеса, что взгляд Эммы не был безразличным и пустым, когда она в последний раз его обняла. Ее зеленые глаза едва не горели от подавляемой, тлеющей внутри злости.
Ларсон видел подобное много раз у тех, кто совсем недавно попадал на улицу и не делал мириться с унижениями и ярлыком бездомного. А еще Ларсон точно знал, что Эмма рано или поздно вернется, чтобы отомстить…
14 глава
Нет, она не сломалась…Засорилась, а значит, надо запустить программу очистки. Так! Где инструкция? Хоть не выкинул?
Не выкинул…
Ага… Зачем на семнадцати языках эту ересь писать? Пока доберешься до английского состаришься! Вот, кажется, нашла!
Дебби Сандерс с видом заботливой мамаши давала Ларсону мастер класс по работе с кофемашиной, которая, с недавнего времени, была любимым предметом бытовой техники и ее возможная поломка приводила старика в ужас. С подобными штуковинами он был не в ладу и старался не притрагиваться лишний раз ко всему, что снабжено более чем тремя кнопками.
Но это чудо стало уже предметом первой необходимости, каждое воскресенские, когда к Ларсону в гости приходил Ллойд. Они часами просиживали за очередной партией в шахматы, в то время, как на на носу был ноябрь, а с ремонтом отопительных батарей мисс Сандерс не торопилась. Носы довольно быстро замерзали.
Неподвижный, интеллектуальный труд быстро приводил к легкому обморожению конечностей, а пить чай не было уже никаких сил. Ларсон всячески отбивался от настойчивых предложений Ллойда приобрести кофемашину приводя весомые доводы о давлении и ценах на натуральный кофе, пока Дебби Сандерс не выболтала о его дне рождения. И никто бы не узнал об этой дате, которая самому Ларсону была глубоко безразлична, но неожиданный визит Дага с бутылкой дешевого виски, перемотанной ленточкой, сорвало покровы тайны.
До Ллойда информация дошла с опозданием в несколько дней и в очередной раз, когда он навестил уже своего хорошего друга – немногословного и умного старика по имени или по фамилии Ларсон, мисс Сандерс перехватила своего нового «любимчика» на лестничной площадке и зацокала языком:
С пустыми руками. Впрочем, ничего удивительного! Сама чудом узнала, что у нашего Ларсона был день Рождения в среду.
Новенькая кофемашина была водружена в качестве презента в тот же день на замусоленную столешницу в крохотной кухоньке. Ее стильный, современный дизайн совершенно не вписывался в потертый интерьер, но за пару месяцев эксплуатации на приборе не появилось не то чтобы ни единой царапины, даже ни единого пятнышка. Аппарат натирался и полировался пуще выходных ботинок, которые Ларсон берег свято и трепетно.
Строгий запрет кардиолога относительно кофеина Ларсон старался игнорировать, но все же без фанатизма, однако, Ллойд и тут быстро нашел решение. Он, к большой радости старика, презентовал увесистую упаковку кофейных зерен без кофеина. Ларсон тогда невольно почувствовал смущение, потому что, как и раньше, не считал свою персону достойной стольких хлопот, но отказаться от своей слабости к кофе не мог.
И вот, впервые с момента появления нового предмета бытового обожания, на аппарате предательски замигала красная лампочка, которая вырвала весь душевный покой старика всего за какой-то час. Раздел очистки он нашел без труда в толстой книжке-инструкции, но аппарат уперто выдавал очередную порцию кофе, когда старик попытался нажать необходимую комбинацию кнопок. Черный ароматный напиток бережно сливался в огромную чашку и когда она наполнилась до краев Ларсон сдался и пошел с повинной к всезнающей соседке.
Эти две кнопки надо удерживать не меньше пяти секунд и…, – аппарат вздрогнул и загудел, – вот! Все само сейчас и почистится, только вот сюда надо залить жидкость для очистки, а когда она закончится, налить чистой воды и вернуть контейнер обратно…. В общем, давай дальше сам!
Дебби с торжествующим видом сунула инструкцию в руки Ларсону и замерла в ожидании хвалебных слов в свой адрес.
Жизнь Ларсона вошла в странный, монотонный ритм и он был благодарен за возможность уединиться, чтобы предаться излюбленному занятию – чтению. Телевизор старик недолюбливал, предпочитая ему газеты и книги, которые потихоньку скупал на блошиных рынках за бесценок. Многочисленные талмуды Эммы по дизайну и истории искусств потеснились на полках, чтобы личная коллекция Ларсона не ютилась по углам, множа бардак в квартире.
Так же как и трепетное отношение к деньгам, которые Эмма наказала Ларсону строго на строго тратить, изменилось за семь месяцев, с того момента, как он перебрался в приличное жилье.
Не было ни единой весточки с того момента, как Эмма вышла за порог этой квартиры. Ларсон первое время жил весьма условно. Он разговаривал сам с собой, успокаивал себя и твердил, что Эмма жива и не натворит глупостей. Неуверенный ход мыслей сбивался и на смену одинокой бравады всегда приходило безмолвное отчаяние.
В такие дни давление скакало и старик просиживал часами в кресле около окна, погруженный в любимые произведения Артура Конан Дойля. Чтение всегда действовало на него благотворно и стройный ряд гениальных умозаключений невероятного персонажа по имени Шерлок Холмс вырывал из унылой рутины, в которую Ларсон не стремился вернуться.
Жизнь на улице носила куда более стихийный характер, ежедневно напоминая, насколько она ценна и дорога. За относительный комфорт, если таковой вообще доступен бездомным, приходилось бороться: еда, одежда, ночлег… Еще один день, это хорошо. Эта битва отвлекала от тяжелых мыслей, от ноющих коленей и сбитого ритма сердца.
Теперь старик остался наедине со своими демонами, которые беспощадно подсовывали воспоминания, они же неизбежно тянули тупую боль в груди. Она нарастала, лепилась комком под горлом, но все же заставляла чувствовать себя живым человеком.
Таская из заветной заначки деньги, Ларсон взвалил на себя былую ношу Эммы и теперь, его, приход в ночлежку вызывал радушные улыбки товарищей по несчастью и протяжные гулкие вои голодных животов. Ларсона поддразнивали и называли аристократом, он молча улыбался и безропотно сносил сдерживаемую горечь бравады людей, которым едва ли повезет так же как и ему.
Стук в дверь раздался едва старик открыл рот, чтобы поблагодарить Дебби. Он нахмурился и нехотя прошаркал, чтобы открыть.
На пороге стоял жутко худой тип в дорогом пальто, с кожаный кейсом в левой руке и потрясающе размытой физиономией.
Добрый день! Мое имя Диоген Аклеус. Я ищу мистера Ларсона.
На копа он не был похож, на работника пенсионного фонда еще меньше, полицейские так не одеваются, даже детективы. Ларсон нахмурился еще сильней.
Это я.
Аклеус замялся на пороге и Ларсон догадался, что это невербальный намек на приглашение пройти внутрь.
Прошу проходите.
Мистер Аклеус не изменился в лице и сделав буквально пару шагов замер в прихожей, вызвав у Ларсона раздражение.
«Придется каждый шаг диктовать, как роботу!»
Присаживайтесь! – брякнул старик и кинул взгляд на разгоревшееся от любопытства лицо Дебби Сандерс.
Кофемашина протяжно выла, усердно прочищая себя, но тип ничуть не смутился и непробиваемая невозмутимость стала настораживать еще больше.
Простите, мистер Ларсон, но наш разговор должен состояться тет-а-тет, – ни один мускул на бесцветном лице не дрогнул, в то время как рыбьи глаза недоверчиво впились в Дебби.
Челюсть Ларсона упрямо выпятилась вперед и он замялся.
Дебби, ты не будешь возражать, если я… если мы попьем кофе чуть позже?
Лицо мисс Сандерс приобрело легкий малиновый оттенок и она с видом оскорбленной невинности молча вышла в дверь, хлопнув ею с такой силой, что одна из батарей отопления завыла в унисон кофемашине.
Благодарю, – тип тут же аккуратно опустился в кресло и выложив свой кейс на журнальный столик уверенно нажал на две защелки, от чего они тут же бодро звякнули. – Я поверенный мисс Эммы Лин Кейтенберг с недавнего времени и у меня от нее имеется несколько поручений. Прошу, ознакомьтесь с данными бумагами и поставьте подписи, там где отмечено галочками. Прошу.
Аклеус протянул растерянному старику листов двадцать мелкого текста, недоумевая от чего тот застыл словно статуя.
Немая сцена затянулась и поверенный стал немного нервничать, когда Ларсона заметно побледнело.
Мистер Ларсон….
Можно просто Ларсон.
Ох, разумеется. Просто мисс Кейтенберг дала четкие указания не упоминать Вашей фамилии, но я не хотел проявить неуважение.
Откуда???!!!! – Ларсон почувствовал, как в груди все сдавило и он пошатнулся.
Боже! Вам плохо?
Чертово давление. Сейчас пройдет, – Ларсон нервно отмахнулся и впился в лицо Аклеуса. – Еще раз! Вы, чей поверенный?
Мисс Эммы Лин Кейтенберг, – медленно, словно ребенку невозмутимо повторил Аклеус.
А я могу поинтересоваться, почему она наняла какого-то поверенного, чтобы я что-то еще там подписывал? И что это за бумажки? Вы мошенник какой-то?
Неожиданный поворот разговора немного выбил напыщенного типа из колеи и он приоткрыл от удивления рот.
Что Вы! Прошу, вот, мои документы и удостоверение, – Аклеус спокойно протянул документы и Ларсон нацепил очки, чтобы прочитать и сверить фотографию с физиономией в живую.
Убедили. Хорошо! Где сейчас Эмма, она в порядке?
Мисс Кейтенберг довольно четко дала понять, чтобы я не распространялся о ее настоящем местопребывании, но просила уверить, что она в полном порядке и она передала Вам личное письмо.
Аклеус снова нырнул в кейс и протянул Ларсону конверт, с которого аккуратно были содраны многочисленные марки.
Ларсон едва ли не забывал дышать и принял письмо, как святыню. Его лицо мгновенно заволокла такая тоска, что даже Аклеус не посмел проронить и слова, ожидая пока старик придет в себя.
С сердца упал тяжелый камень и Ларсон испытал огромное облегчение узнав, что все его кошмары и страхи за эти долгие месяцы оказались напрасными. Он благоговейно держал конверт в руках, решив прочитать письмо после ухода этого противного адвокатишки или как он там себя называл.
Что я должен подписать?
Аклеус оживился и затараторил.
Это документы на согласие о проведении обследования в Пресвитерианском госпитале, мисс Кейтенберг упоминала, что у Вас слабое здоровье… Стандартные формы для каждого кто решит пройти обследование и если будет назначено лечение… Согласие на обработку личных данных и еще договор на открытие счета в банке…
Ларсон уже было открыл рот чтобы решительно возразить и тыкнуть этого хмыря в стройную очередь из пузырьков с лекарствами, которые стояли на комоде около входной двери, но тот поднял руку и сдержанно покачал головой.
Боюсь, мисс Кейтенберг настаивает.
Как это было на нее похоже! Ларсон едва сдержал улыбку и кашлянул в кулак, чтобы скрыть полное отсутствие злости, хотя раздражение почти незаметно болталось за кулисами характера. Диктаторские таланты Эмма проявляла ненавязчиво, но регулярно, когда жила здесь и навещала Ларсона в ночлежке. Она никогда не прибегала к уговорам, угрозам… Бубнила себе под нос о последствиях, не настаивая на своей правоте, перемешивая нормальную человеческую речь с нецензурным лексиконам, который до простого мужика старой закалки доходил быстрее.
Постойте, какой счет?
Аклеус невозмутимо перебирал бумажки и вылепив несколько листов, протянул их Ларсону.
В ''ARP Bank''. Каждую неделю Вам на счет будут перечислять деньги. Необходимо только определиться каким способом Вы будете ими распоряжаться. Карта или наличные?
Нет, нет… Вы не поняли! – Ларсон ухмыльнулся и потер переносицу пальцами. Кофемашина продолжала монотонно гудеть, сливаясь в странную какофонию с тихим голосом адвоката. Он явно нес какую-то околесицу.
Какие деньги? Я получаю пенсию и обычно получаю уведомления, если мне положены дополнительные льготы, что было всего один раз и давно. Так вот, в последнее время никаких уведомлений я не получал…
Это не пенсия. Мисс Кейтенберг будет перечислять Вам на счет две тысячи долларов, каждую неделю.
Сколько?!
Две тысячи долларов, – невозмутимо повторил Аклеус.
Откуда?
Как я говорил ранее мне запрещено распространяться….
Да помню я! – Ларсон раздраженно махнул рукой, чувствуя, что уже мало что понимает. – Это розыгрыш?
В этот момент наконец-то Аклеус замер не в силах подыскать нужные слова на столь неожиданное заявление. Его глаза часто заморгали и рот то открывался, то закрывался.
Простите, мистер Ларсон, но это не розыгрыш. Если Вы дадите себе труд прочитать данные бумаги, то…
К черту бумаги! Вы мошенник! Сейчас я тут подпишу двадцать страниц мелкого текста, а потом меня упекут за решетку за какие-нибудь махинации, которых я не совершал!
Челюсть Диогена Аклеуса медленно поползла вниз. Он оторопел и на невозмутимом лбу проступил пот.
Мистер Ларсон, я уважаемый человек. Я настаиваю на том, чтобы Вы как следует изучили данные соглашения и если это необходимо проконсультируйтесь со сторонними специалистами. Я понимаю, что Вы слегка шокированы, но это не дает Вам право называть меня мошенником, не разобравшись как следует во всех обстоятельствах. Пожалуй мне стоит откланяться. Я оставлю это здесь и заеду завтра в два пополудни, чтобы мы еще раз могли, я надеюсь, более конструктивно обсудить детали. И прочтите письмо, там наверняка, есть то, что убедит Вас.
Ларсон смутился и почувствовал, как все тело сковывает оторопь и вязкая слабость, которая была давним признаком грядущего приступа аритмии. Кофемашина наконец заткнулась и натужно моргала красной лампочкой, призывая снова лезть в инструкцию. Тяжело поднявшись с дивана, Ларсон проводил адвоката, который напоследок протянул руку, молча пожал пятерню старика и кивнув, вышел вон.
Дверь со скрипом закрылась, демонстративно громко щелкнул замок и старик остался стоять, как вкопанный на одном месте, впившись взглядом в конверт, лежащий на столике.
И вроде бы в пору радоваться, что хоть какие-то вести появились от Эммы, что она по крайней мере жива… Но ее жизнь явно приняла куда более изощренный поворот, если теперь за нее приходит расфуфыренный адвокат, который сулит золотые горы просто так, лучшее лечение и все только в превосходной степени. А кто спросил Ларсона, что ему действительно нужно? Письмо это хорошо, но куда больше радости было от простого телефонного звонка.
Ах, да….!
Телефона же не было.
Отдышавшись, старик достал из комода листок с назначением врача, одел очки, которые неугодным медальоном, словно приложением к старости свисали на длинной цепочке с шеи и найдя нужные симптомы, прочитал название лекарства. Две таблетки отправились в рот и Ларсон скривился от горечи. Он дошел до раковины и набрав пол кружки воды из под крана сделал большой глоток, постоял немного, покосился на красную мигающую лампочку и допил медленно всю воду, почувствовав, как нервная дрожь отступает.
Без спасительного гула кофемашины в квартире воцарилась гробовая тишина. Будто оттягивая момент, когда письмо попадет к нему в руки, Ларсон, медленно достал поддон с водой из притихшего аппарата, слил в раковину и вернул на место, потом добавил воды ровно столько значилось в инструкции и с облегчением вздохнул, когда машина крякнула и снова зашубуршала.
