Текст книги "Считая шаги (СИ)"
Автор книги: Voloma
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)
Ларсон подошел к столику и взял письмо дрожащими руками, после чего подошел к окну и удобно устроился в своем любимом кресле, в котором обычно читал.
Большой лист добротной писчей бумаги был исписан с обеих сторон. Ларсон глубоко вздохнул и его глаза впились в неровный почерк
«Дорогой, Ларсон… Я написала только эти два слова и сидела над ними с пол часа, не зная, что писать дальше, понимая насколько трудно тебе пришлось. Это невообразимый эгоизм с моей стороны, так малахольно вести себя. Ты не заслужил подобного и… Я бы на твоем месте сошла с ума, осле того как представил, если бы подобный фортель выкинул ты. Прости за то, что тебе пришлось много раз переживать мою мнимую кончину или очередной переплет, который вполне мне светил, учитывая насколько я удачлива.
Я в порядке, насколько это возможно, после случившегося. Продолжаю курс физиотерапии У меня хороший врач. Да, я могу себе это позволить. Я нашла очень хорошую работу. Как все интересно получилось…
Сейчас я полностью поглощена делом и это чистое спасение для меня. Не успеваю тратить то, что зарабатываю, хотя мне сейчас не так много и хочется.
Я далеко. Очень далеко… Впервые летала на самолете. Жуть непереносимая! Думала, меня уже не просто напугать, но турбулентность это нечто!
Я скучаю. Мне трудно все это писать, раньше ведь не приходилось. Мы с тобой, практически без слов друг друга понимали. Ты посмотришь на меня, я на тебя и на лицах было написано куда более понятное и разборчиво, чем я вот здесь что-то хочу достать изнутри своего сознания. Потому долго и откладывала это письмо.
Я ничего не забыла, но обманывать себя так просто и так удобно. Я могла бы сделать вид, что в моей жизни никогда не было ни Арти, ни Фло, они ведь тоже могут обойтись без меня, а я без них. Это, если уж совсем на чистоту. У каждого из них своя жизнь и интересы, хотя мы были близкими друзьями и я их любила настолько, насколько могла. Но ты…
У меня не совсем хорошо с головой. Во всех смыслах! Постоянно какие-то навязчивые идеи, нужно что-то делать, заполнять растущую внутри пустоту, но сколько бы с не работала, как бы не насыщала свои дни, мне не избавиться от этой тоски. Я тоскую за тобой и не надо думать, что я отношусь к тебе, с неким снисхождением и своди мое отношение к тебе к своего рода благотворительности. Ты моя семья. Отец, или дедушка… Сравнивать не с чем, но мне так думается, что это схоже. Я люблю тебя. Очень, очень сильно и я жалею, что не сказала это тебе лично. Но обязательно вернусь. Не так скоро, но вернусь! Придушу своих демонов, потом они опять оживут и мне придется научиться ладить с ними. Я учусь жить заново и я меняюсь, но обещаю, что ты этого не заметишь. Потому что только ты знал меня настоящую и никогда не пытался переделывать, только поддерживал и крепко привязал к этой жизни. Хотя насколько она отвратительна, настолько она бывает и прекрасно.
Там, где я сейчас живу просто потрясающе готовят. Я набрала уже шесть килограмм и это не предел.
Мистер Аклеус будет выдавать тебе деньги или снабдит тебя карточкой, если пожелаешь. Будь добр, тратить их, а не собирать…
И врач обязателен! Клиника самая лучшая в городе.
Прости, но ты должен дожить до того момента, когда я вернусь и мы заживем беззаботно и мирно, как семья. Это мое самое огромное желание. Не грызи себя переживаниями и сомнениями. Наслаждайся уединением, своими любимыми шахматами и книгами, хоть каждый день покупай себе новые.
Хотя, соседство с Дебби Сандерс ставит уединение под большой вопрос, но все же…
В этом мире, пропитанном ложными идеалами, главную роль всегда играли деньги. Те у кого они есть обретают настоящую свободу, которая, в основном, имеет достаточно уродливую форму.
Теперь и мы с тобой вполне свободны, хотя не испорчена настолько, чтобы вкусить ее в полной мере. Ох, уж эта мораль, как трудно от нее избавиться!
Пожалуйста, о письме никому не говори. Оно только для тебя, если мне нужно будет, я сама свяжусь и с Фло, и с Акри.
А кроме них меня больше совесть ни о ком не мучает.
Позволь себе все то, что хотел. Во все тяжкие мы с тобой не кинемся, но, если честно, от омаров у меня уже пошла сыпь. Ем их каждый день! Может, скоро надоест?
Постараюсь писать тебе чаще. Прости меня еще раз.»
С любовью Эмма.
''P.S. Ну и фамилия у тебя!''
Ларсон во всю шмыгал носом и вытирал катившиеся слезы краем рубашки. Он еще пару раз перечитал письмо, после чего долго сидел неподвижно. Слезы высохли на морщинистом лице, а сердце стало биться спокойнее и ровнее.
Старик аккуратно сложил письмо и засунул его обратно в конверт, после чего подошел к полкам с книгами и достав самую крайнюю книжку, вложил его между страниц. Невероятное облегчение накрыло его с ног до головы и Ларсон покосился на оставленные Аклеусом бумаги.
С широкой улыбкой на лице, он подошел к притихшей кофемашине, на которой уже горела зеленая лампочка и сделал себе большую кружку кофе. Прекрасный аромат освежил запахи витавшие в гостиной.
Ларсон присел на диван, с удовольствием отхлебнул горячий, горьковатый напиток и вернув очки на нос стал читать мелкий шрифт.
Помереть спокойно не дадут…. Мотайся тут теперь по врачам. Жди, когда приедет…
Слышалось тихое довольное бурчание, в тот момент, когда старик ставил размашистые подписи испытывая радость, на которую была так скупа его жизнь.
15 глава
Люди неспешно прогуливались по аллеям Центрального парка наслаждаясь не по сезону теплыми деньками.
Отсиживаться в квартире, какой бы уютной она не была, Ларсон больше не мог. Пристрастие к свежему воздуху на время угасло, его вытеснили четыре стены, тишина и книги. Жадно поглощая эти нехитрые удовольствия, Ларсон окончательно обрел душевное равновесие, после письма Эммы и отдал себя в руки врачей, которые таскали его в зубах целых две недели.
Но и тут не обошлось без любопытного носа. Вездесущая Дебби Сандерс только и занималась тем, что караулила жильцов дома, выведывая добровольно или не очень их секреты, привычки, наблюдала за распорядком дня и словно, добротный индикатор, эта женщина реагировала на малейшие перемены в жизни десятка человек, которые по сути были ей чужими.
Она заметила, что Ларсон стал на долго отлучаться, его цвет лица приобрел более здоровый оттенок, одышка не терзала старика после подъема по лестнице, но он по прежнему игнорировал любые ее вопросы, строя из себя глухого, чем окончательно нанес оскорбление лучшим чувствам мисс Сандерс.
Деньги, о которых теперь не нужно было беспокоиться, озадачили Ларсона не на шутку. Мнительность не позволяла сорить ими, чтобы ни у кого не возникло желания выяснять откуда у бывшего бездомного есть средства на съемную квартиру и возможность приобретать излишества.
Ларсон баловал себя редко и фантазии хватало только на гастрономию. Поначалу в супермаркете его пробирал ступор. Он мог по пятнадцать минут стоять напротив прилавка с колбасой, читая ценники и прекрасно понимая, что может позволить себе все что, здесь представлено, но ловил себя на противной мысли, что к хорошему быстро привыкают.
Дорогая колбаса быстро перекочевывала обратно на прилавок, чтобы через пару минут, снова оказаться в тележке. Больше не нужно было покупать дрянь, в состав которой входили перемолотые в муку копыта, кишки и бумага. Натуральные мясные сосиски по восемнадцать долларов за фунт Ларсон полюбил с первого кусочка и молоко можно было выбирать теперь не то, что шло вдвое дешевле, потому что завтра истекал его срок годности, а желтоватое, жирное, фермерское, разлитое по стеклянным бутылкам с красивыми ярлычками.
В магазинчик на Гейтс-авеню старик приходил, чтобы насладиться ароматом свежемолотого кофе и на месте выпивал чашечку, вприкуску с горьким шоколадом, который посоветовал для сердца врач.
После, он покупал небольшой пакет зерен, которого хватало ровно на три дня, чтобы снова прийти сюда, поддаваясь давней страсти человека к ритуалам и успокаивающему действию традиций.
Ларсон гулял много. Он не позволил себе ни одной новой вещи и донашивал то, что дарила Эмма. Внешний вид заботил его, как и раньше меньше всего. В то время как гигиена вышла на первый план и душ Ларсон принимал дважды в день, не жалея воды.
Запах немытых тел из ночлежки преследовал его. Память упорно не стирала воспоминания о том, где он жил год назад. Проваленный матрасы, шуршание лапок упитанных тараканов и крыс… Эти звуки преследовали порой во сне, будто вшитые в мозг.
Все труднее было возвращаться к старым друзьям, у которых недоумение по поводу визитов бывшего друга по несчастью переросло в негодование продиктованное последними остатками гордости. И к Ларсону теперь приросло новое прозвище – Благодетель. Это слово все чаще и чаще выплевывалось с презрительными усмешками.
Теперь Ларсон полубил гулять в Центральном парке. А ведь, раньше, он считал это место слишком приличным для себя.
Стаи жирных голубей вяло перелетали меняя место дислокации в зависимости от наличия съестного у прохожих, которые подкидывали «бедным» пташкам куски хлеба. Голые стволы деревьев пропускали лучи солнца, которые едва грели, газоны по прежнему зеленели и неспешная жизнь огромного парка устало ждала зимы.
Старику нравилось сидеть на лавочке в Ист-Мидоу, наслаждаясь тем, что ему не надо было никуда спешить, его не охватывали заботы, как множество людей, которые здесь прогуливались с озадаченными лицами. Ему нравилось наблюдать за разнообразием прохожих, слушать вой сирен, множество гудков автомобилей, которые выли в пробках. Задрав голову вверх, старик скользил взглядом по стремившимся ввысь стенам небоскребов, которые в ясную погоду хвастались своими размерами.
Так он посидит еще немного и чутье подскажет, что пора…
Часы Ларсон не носил, не любил привязывать себя к этим двум стрелкам, которые подгоняли вперед и без того суетливое человечество. Он поднимался с лавочки, забирал красивый пакет, в котором лежал кофе и шел на автобус, ходивший по четырнадцатому маршруту. Его конечная остановка находилась неподалеку от кладбища Эвергринс, которое Ларсон посещал каждую неделю, если только не болел, вот уже девятнадцать лет.
Он не отрываясь смотрел в окно разглядывая знакомые улицы, которые прекрасно изучил путешествуя так почти год. Даже водителям он примелькался и те едва заметно улыбались, когда добродушный старик им кивал в знак приветствия, оплачивая проезд через специальный автомат.
Просторное место, отведенное под кладбище, лишенное помпезных могильных плит со скульптурами, было открытым и щедро освещалось солнцем. Стройные ряды могильных памятников, были разделены пешими дорожками, которые ответвлялись от основного прохода.
Ларсон за многие годы давно отбился от болезненных вопросов, которые рвали его душу и тыкали в необратимость. Теперь он ходил сюда со светлой грустью, которая стояла насмерть за своего хозяина и закрывала, до сих пор, копошившуюся вину.
Именно из-за него здесь появилось надгробие с двумя именами. Такая же, как и все остальные, она не выделялась ничем, но Ларсон нашел бы ее с закрытыми глазами.
В одной могиле были похоронены женщина и ее дитя. Это была девочка. Совсем младенец, на тот момент, когда случилась страшная трагедия.
Ларсон всегда покупал в цветочном магазине две розы, самые красивые и неизменно не жалел денег на эту скупую дань его роковому легкомыслию.
Розы подрагивали в морщинистых руках старика и он долго стоял над могилкой. Без слез, безмолвно рассказывая, о том, как скучает, как ему тяжело в мире без самых дорогих ему людей и что он надеется на их прощение, когда они встретятся. Он повторял эти слова каждый раз, будто молитву.
Розы укладывались на зеленый газон, после чего Ларсон протирал платком холодную мраморную плиту, вычищая пыль, набившуюся в бороздки букв.
«Аманда Г. Стефани Г. Любимые жена и дочь»
Погода упорно не сдавалась и совершенно не собиралась портиться. Ларсон задержался дольше. Перебирая в памяти размытые годами лица любимых людей. Он вдоволь вынес горя, отчаяния, унижений, которые неизменно тянули за собой злобу, пустоту и безразличие.
Старик знал, что его искупление за страшную трагедию, вина за которую лежала полностью на нем, подошло к концу в тот момент, когда он встретил невинное создание. Молодая девчушка, которой неведомы были ни любовь, ни забота, спокойно сносила, сыпавшиеся на нее удары от неугомонной жизни. Ей то, за что?
Приняв эту встречу за знак, Ларсон неустанно благодарил небеса за столь щедрый подарок. Ему вернули частицу семьи и одарили крышей над головой. Он даже почувствовал себя снова человеком, а не куском мяса, которому суждено было смиренно ждать кончины, подгоняя костлявую, которая, казалось бы наслаждалась театром человеческих страданий и специально дарила лишнее время…
Именно лишнее. Для бездомных, никчемных, никому не нужных людей…
В какой-то момент Ларсон вздохнул, горько улыбнулся и тихо попрощавшись пошел прочь от этого тихого места.
После, Ларсон навестил своего приятеля Дага в ночлежке, ловя на себе косые недовольные взгляды уже бывших друзей. Их лица ничуть не смягчались, даже когда он приносил еду и Даг посоветовал ему не стараться в дальнейшем поддерживать связь с этим местом.
Ларсон молча кивал и в который раз удивлялся твердости характера Эммы, которая спокойно выносила жуткий аммиачный запах экскрементов, мокрый кашель чуть ли не каждого второго обитателя этого убогого места, а самое главное, она напрочь была лишена страха, который внушали пустые глаза обиженных жизнью людей, которым по большей части нечего было терять.
Сегодня воскресение.
Будет продолжение затянувшейся на две недели шахматной партии, много бутербродов, кофе без кофеина и ненавязчивая беседа.
Ллойд с недавнего времени больше не спрашивал за Эмму и все меньше смотрел Ларсону в глаза. Нетрудно было догадаться, что у него появилась девушка.
Ларсон не задавал вопросов и Ллойд молчал. Это была странная дружба, но довольно искренняя. Старик понимал, что Ллойд приходил к нему за тишиной, словно прячась от назойливого мира, который был явно ему в тягость. Они оба сходились в своей хвори, только по разным причинам…
Автобус пришел четко по расписанию и путь до дома занял четверть часа. Ларсон сошел на одну остановку раньше, чтобы пройтись немного и зайти в овощную лавку, которую содержал говорливый индус Суман.
Ларсон стал его постоянным покупателем, когда врачи рекомендовали добавить больше фруктов и овощей в рацион. Согласно кивая головой, старик клятвенно обещал так и поступить, но в мыслях давно послал дорогостоящих обормотов куда подальше. Хватит с него и бульона, который он поглощал в качестве профилактики приступов гастрита, которые порой изрядно донимали старика.
Но у Сумана были совершенно бесподобные яблоки, ароматные и сочные, одно удовольствие было вонзаться в них зубами, которые почти в полном составе сопровождали Ларсона в его преклонные годы.
Колокольчик на двери тихо звякнул и индиец тут же вынырнул из подсобки, чтобы сложить руки в намасте и завихляться, как это делают добродушные псы.
Лярсон, добрий день добрий день, – мягкий акцент забавно коверкал слова, вызывая улыбку.
Два ряда белоснежных зубов засияли на фоне темной кожи мужчины.
Здравствуй!
Позвольте я вам помогу, – индиец театральным жестом выдернул фасовочный пакет и резко встряхнул им в воздухе. – Яблоки, как обычно?
Да, только чуток больше.
Ларсон вознамерился угостить Дебби Сандерс, которая на него в последнее время зверем смотрела. Дебби выплевывала приветствие, когда Ларсон, чувствуя за собой вину особо приветливо здоровался с рыжей соседкой. Порой она еще недовольно фыркала и отворачивалась демонстрируя надменный взгляд, который должен был задеть за живое самого непробиваемого циника.
Ларсон пропускал все мимо ушей, зная, что время залижет эти мелкие царапины на впечатлительной натуре мисс Сандерс.
Очень хорошо, – глаза Сумана загорелись. – Как ваше здоровье, Лярсон?
Не жалуюсь…, – с неохотой ответил старик, догадываясь, что тема для разговора выбрана бездонная.
Выглядите отлично!
В огромному облегчению дверь снова звякнула и в магазин зашла полноватая женщина.
Добрий день! Рад вас видеть, – тут же затараторил индиец, впиваясь взглядом в прилавки, к которым подошла покупательница. Он то знал, что люди к нему заходят честные, но все равно, как хорошему хозяину за всеми нужен был глаз, да глаз.
С вас восемнадцать девяносто шесть.
Ларсон сунул руку в карман и достал двадцатку. Он никогда не брал с собой много денег. Набор его желаний был скудным, но их воплощение делало его счастливым.
Суман протянул сдачу и пакет с яблоками.
Хорошего дня, Лярсон!
Ага…и тебе, – не глядя на говорливого хозяина магазина Ларсон кивнул и поспешил к двери, радуясь, что «легко» отделался.
Следующим и завершающим этапом было посещение газетного киоска на противоположной стороне улицы, куда Ларсон ходил неизменно весь год, каждый божий день. Его пристрастие к кроссвордам и бульварной прессе стало уже легендой. Здесь диалог проходил куда более приветливо и шаря глазами по пестрящим заголовкам, Ларсон одновременно выуживал из-за пазухи очки, напяливал из на нос и скрупулезно сверял то, что он уже покупал со свежими поступлениями.
Продавец никогда не торопил старика, зная постоянных клиентов в лицо.
Выбрав два журнала, Ларсона почувствовал, что настроение подтянулось к планке отличного и нажелав всех благ, торопливо пошел домой… Скрипучая дверь в подъезд хвасталась дивным узором потрескавшейся краски, которым, все будут любоваться до тех пор, пока вся конструкция не рухнет с петель от ветхости. Внутри было тепло и на своем стуле неизменно сидел Дрю Гилмер. Увидев Ларсона, Дрю скупо улыбнулся и демонстративно закашлялся.
Чего такой довольный? Опять газетный киоск выгреб?
Ларсон частенько баловал это брюзгу мелкими презентами и между мужчинами установились странные полуприятельские отношения. Слезящиеся глаза Дрю насмешливо засветились.
Что есть, то есть…
Ларсон сунул в руки своему почти ровеснику один из журналов и выудил из пакета пару яблок.
Угощение было принято молча, но Ларсон и не ждал явной благодарности. Ведь было и без слов видна легкая растерянность и кустистые стариковские брови Гилмера едва дрогнули, прикрывая нехитрые мысли о подачке. Однако, Ларсон имел потрясающий талант всучивать подарки без гадкого налета благотворительности, а именно, легко и по-дружески.
Благодарю, благодарю, – довольно закряхтел Дрю и полез в карман за очками.
Одетый в выбитый молью свитер, перештопанный столько раз, что можно было уже давно связать и новый, Гилмер повязывал не менее потрепанный шарф и напяливал смешную вязанную шапку, когда спускался вниз для традиционных посиделок. Его не пугали сквозняки и этот образчик старой закалки был своего рода Цербером, правда беззубым и безобидным. Но три символические головы: наблюдательность, любопытство и недоверчивость служили сомнительному порядку всего дома. Жильцы относились к Гилмеру, словно к талисману и уже никто не мог представить себе возвращение домой, без лицезрения недовольного лица старика, который жить не мог без всех этих чужих, но знакомых лиц.
Лучше прибереги это для рыжей оторвы. Надутая еще с утра, скоро лопнет от молчания. Значит дело не в квартирантах, на них обычно же орет…
Ручка есть? Или карандаш, – Ларсон нахмурился и посмотрел на верх лестницы.
Дрю захлопал себя по бокам выудив огрызок карандаша он протянул его и с удовольствием открыв журнал прищурился и погрузился в чтение.
Ларсон оторвал кусок обложки от своего чтива и нацарапав пару слов, сунул огрызок обратно Дрю, а обрывок бумаги в пакет яблоками.
Этого дракона яблоками не усмиришь.
Попробую, – Ларсон усмехнулся и поплелся по лестнице, переводя дыхание через каждые десять ступенек.
Он подошел к двери квартиры Дебби и замер на секунду, прислушиваясь к доносящимся изнутри звукам. Там, как обычно, гундявил телевизор и доносился запах жаренного масла. Старик было уже занес кулак, чтобы постучаться. Звонок давно был в нерабочем состоянии, если судить по выдраным с корнем проводам. Но тут он передумал, запустил руку в пакет, выудил одно яблоко и повесив пакет на дверную ручку, бодро зашагал к себе.
Ларсон демонстративно громко хлопнул дверью и припал к глазку. Не прошло и нескольких секунд, как дверь Дебби приоткрылась и показалась копна рыжих волос. Она вышла, постояла немного, уперев руки в упитанные бока и заметив пакет, сняла его с ручки. Женщина улыбнулась, заглянув внутрь, прочитала записку и с довольным видом скрылась со сцены, вместе с пакетом.
Ларсон поздравил себя с маленькой победой и почувствовал, как обида, которую он невольно нанес этой шумной, но хорошей женщине, отступила с обещанием, в скором времени, раствориться окончательно.
На часах было три часа дня. Солнце заливало крохотную гостиную и Ларсон сообразил себе пару бутербродов, почувствовав, что голоден. Ллойд обычно приходил часов в шесть. Что ж, было немного времени на уборку и отдых.
Затянувшаяся прогулка, как бы упоительна она не была, выбила из старика почти все силы. Ларсон достал пакет и собрал мусор по гостиной, концентрация которого была особо высока в районе его любимого кресла. Пустые пачки из под печения и оберточная бумага от хот-догов составляла львиную долю того, что отправилось в мусорный бак. Открыв не без труда окно, Ларсон проветрил комнату и сложил ровной стопкой, накопившиеся за неделю газеты, после чего в нерешительности замер и смело, сгреб половину в охапку, чтобы тоже отправить в мусорное ведро.
Весьма довольный, проделанной работой, Ларсон подошел к комоду и нацепив очки, чтобы не перепутать названия, достал несколько таблеток из разных пузырьков, после чего не без труда проглотил их, запив водой. Бутерброды на обед, чашка молока и яблоко составили скудную трапезу, которая своей простотой доставила старику удовольствие. Незаметно для себя Ларсон задремал в кресле, в котором удобно устроившись перечитывал любимую книге, пригревшись в лучах зимнего солнца. Сэр Конан Дойль был бессилен против законов жанра, которые диктовала старость.
–
Тебе обязательно нужной уходить? – в нежном, мягком голосе едва сквозили обида и разочарование.
Очаровательного вида девушка не позволила себе надуть губы, что обычно ей шло, по ее личному убеждению. Но здесь был совершенно не тот случай. Хрупкая связь, длившаяся от силы месяц, могла оборваться от самого легкого напора.
Эрин грациозно отбросила прядь белокурых волос и робко улыбнулась не сводя глаз с красивого лица мужчины, от которого окончательно потеряла голову. Он был не похож ни на одного ухажера, которые, обычно, первыми сдавались Эрин и бегали словно собачонки. Все как один, шли на множество ухищрений и проявляли смекалку, чтобы заинтересовать чересчур разборчивую барышню из крайне консервативной и богатой семьи.
Учитывая то, что Эрин познакомилась с сумасшедше популярным и не менее сумасшедше красивым архитектором на светском приеме в Сити холле, по случаю вручения ежегодной премии от мэра города, она считала это судьбоносным знаком, ведь Бен Грэнсон слыл домоседом и затворником.
Скучающий и едва ли не хмурый вид этого красавца не могли исправить ни внимание со стороны женщин, ни искрометные шутки, ни дорогие напитки, в то время, как его лучший друг и компаньон Томас Флэтчер не терял времени и очаровывал всех подряд, проявляя потрясающее чувство юмора.
Тем не менее, Эрин удалось «случайно» подстроить знакомство, когда она нарочно врезалась в мистера Грэнсона и почти бы рухнула на пол, если бы он не подхватил ее.
В тот момент она отбросила все свои уловки и рассмеялась своей неуклюжести, сыпя извинениями. Ллойд едва заметно улыбнулся и что-то мимолетное промелькнуло в его глазах, какая-то странная затравленность, будто от долгого ожидания.
В тот вечер они разговорились и Эрин поняла, что этому мужчине противны малейшие намеки на фальш и внешняя привлекательность играла последнюю роль в желании продлить знакомство. Это стало ясно, когда Эрин по привычке упомянула о высоком положении ее семьи, лучезарно улыбаясь и кокетливо играя с прядью своих роскошных волос.
Этот мужчина не любил, когда его называли Бенджамином, коротко поправив свою новую знакомую, что его больше устраивает его второе имя.
И кажется, мистер Грэнсон уже собирался покинуть прием, когда Эрин призналась, что устала от блестящей мишуры и предложила поужинать в уединенном месте. Тогла Ллойд слегка нахмурился, будто в нем происходила некая внутренняя борьба, а Эрин затаив дыхание следила за мятущимся взором и любовалась полтрясающей фигурой, облаченной в смокинг. Голубые глаза, полные непонятной тоски в тот момент отчаянно блеснули и впервые за весь вечер мистер Грэнсон улыбнулся.
После той улыбки, сердце Эрин ни единого дня не билось ровно. Ее инициатива было оправдана, положив начало хрупкому знакомству. Никогда прежде в жизни Эрин столько не думала над словами, которые слетали с ее губ. Модельная внешность вполне расслабляла и мозг, ведь мужчины без особых усилий сами падали к стройным ногам мисс Линч. Но образование, на котором так настаивал ее отец, в коем то веке сыграло на руку организатору модных показов. И Эрин впервые за многие годы мысленно поблагодарила ненаглядного папочку за его настойчивость. Она могла поддержать разговор на многие темы и умела вплетала малоизвестные цитаты великих мира сего, чем несомненно заинтересовала Ллойда.
За этим ужином последовали самые тяжкие два дня.
Два дня ожидания, терзаний и любовной агонии. Дорогой особняк семейства Линч в Верхнем Ист-Сайде наполнился скверным оттенком неудовлетворенности. Эрин довела прислугу до истерики своими капризами, мать привыкла к переменчивому поведению дочери и просто не обращала внимания. Единственному ребенку в семье прощалось и не такое…
А потом были слезы облегчения и расцеловывание все тех же горничных, которые раньше получили незаслуженный разгон и орошую порцию хамства. И все после одного звонка от Ллойда Грэнсона, который пригласил Эрин на свидание. Именно этим словом он назвал грядущую встречу, погнав воображение блестящей барышни невероятным галопом. Но в то время, как красотка Эрин гибла от счастья в своих фантазиях, Ллойд видел в ней только прекрасную возможность выгнать из своей головы преследующий его образ другой женщины, которая была куда менее изысканной, никого не цитировала и мечтала о фрезерном станке.
Мисс Линч была настоящим спасением, неназойлива и чем-то напоминая ребенка. Ей была присуща легкая манера в общении, какое никакое чувство юмора. Она вселяла Ллойду надежду, что когда-нибудь он перестанет воскрешать в памяти черты лица Эммы, которая с каждым днем все больше превращаясь в видение.
Не отдавая себе отчета Ллойд никак не мог позволить себе думать об Эмме плохо. Были слабые попытки придать внезапной пропаже этой женщины лицемерный оттенок холодного расчета или легкомысленности, от чего становилась совсем противно на душе.
Ллойд легонько прикоснулся к губам Эрин и нежно щелкнул по ее точеному носу.
Мне нужно встретиться с братом. Что-то совсем худо семейному бизнесу. Боюсь это затянется, потом еще надо проведать… буквально старого друга.
Эрин заполняла ноющую пустоту, которая в последнее время стала тяготить Ллойда. Он прекрасно осознавал насколько его отношение к этой женщине недостойнои даже лицемерно. Не чувствуя взаимности по отношению к этой девушке, Ллойд старался заглушить угрызения совести тем, что осаждал свои привычки и практически закрывал глаза на тот факт, что вещи Эрин постепенно отвоевывали место в его гардеробе.
Не было секретом, что мисс Линч являлась довольно избалованной, то тот факт, что она могла приготовить самостоятельно ужин, стоически потребляя за раз такое количество калорий, от которого ее родная матушка пришла бы в ужас – указывали на равнозначные усилия и с ее стороны. Эрин не вертела носом, была готова к трудностям и буквально заглядывала в рот, предугадывая желания Ллойда. Обнадеживать ее он не торопился, но и отталкивать не собирался, наслаждаясь осознанием того, что в его квартире есть еще один человек, присутствие которого не обременяет шумом и не отвлекает от работы, но приносит уют и спокойствие.
Подбросить тебя до родителей или останешься у меня?
Ллойд сделал долгожданный шаг в сторону к Эрин и она замерла, слушая, как громко застучало ее сердце.
Ты не будешь против? – ее искренняя растерянность убеждала, что чувства не поддельны, но это не всколыхнуло в душе Ллойда ни капли сожаления.
Он молча протянул ей дубликат ключей от своей квартиры. Тонкая, изящная рука Эрин Линч сомкнулась, с неистовой силой зажимая негласное приглашение в личную жизнь.
Ты будешь голоден? – она не стала прыгать от радости и демонстрировать восторг, а лишь слегка улыбнулась.
Полагаю, что да, – Ллойд легонько прикоснулся к ее губам и тут же почувствовал, как ее руки сомкнулись за его шеей и она не дала ему отстраниться, стройное тело трепетно прижалось дразня и соблазняя, но лишь на мгновение, как будто обещала, но оставляла место предвкушению.
Тогда я буду ждать тебя, – ее горячее дыхание скользнуло по его коже, чтобы тут же раствориться.
Едва Ллойд вошел в лифт, Эрин уже щебетала о случившемся со своей матерью, с уверенностью в голосе заявляя, что один их самых известных холостяков Нью-Йорка уже практически у нее на поводке.
О правильности принятого решения Ллойд размышлял слишком долго. Он прирос к одиночеству и этот образ жизни настолько его затягивал, что грозил лишь усугубить его придушенную социофобию.
К тому же на следующей неделе было ровно год с того момента, как исчезла Эмма. Воспоминания немного притупились, но Ллойд знал, что они будут воскресать в памяти снова и снова изнуряя и изматывая его. Эрин отвлекала, разбивая тишину в квартире, привнося новые краски в монотонную жизнь, от которой Ллойд, почему то перестал получать удовольствие.
Перемены в его жизни были скорее приятными, что нельзя было сказать о жизни матери. Дела в «Грэнсон-корп» шли из рук вон плохо. Слова матери, которые она произнесла сквозь слезы сегодня по телефону, выбили из головы Ллойда мысли об Эрин.
«Из-за Стивена мы пойдем ко дну, а он будет и дальше винить кого угодно, только не себя!»
Непоследовательные действия и раздутые амбиции брата дорого обходились «Грэнсон корп». Компания проиграла тендер, потому что Стивен не удосужился опуститься до традиционной взятки заместителю председателя градостроительного комитета. Впрочем, для данной нехитрой манипуляции использовалось более удобоваримое понятие, как «личная гарантия».
