Текст книги "Моя ненавистная любовь (СИ)"

Автор книги: Venvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)

И второе было сильнее.

– Вы его точно не брали? Не перепрятывали? – в голосе Зерефа появились нотки волнения, так же быстро передавшиеся Драгнилу, когда он сам обрыл всю полку.

Одного браслета будет недостаточно. Прежде Нацу с радостью бы от них избавился, сделал бы это с ликованием в глазах, поэтому его не интересовала судьба двух побрякушек, стоило перестать их носить. Теперь Нацу жалел об этом. А что если у дяди и был только один? Что если Нацу оставил второй, там где бросил его, после снятия. Но за восемнадцать лет в его памяти из тех моментов остался лишь чувство взрыва груди, огонь охвативший комнату и собственные слезы. Но где он снимал тогда браслет? И ведь даже если вспомнит, не факт, что слуги не могли его найти и где-нибудь положить. Было слишком много догадок и вопросов, опять. У Нацу от этого и не уходящей тревоги скоро голова расколется на части.

– О, а я знаю где он! – торжественно улыбнулся Хэппи, вертя в руке браслет, который не причинял ему никого вреда в отличии от демонов. – Он у меня в комнате!

– Ты, ты… Ты его украл?! – пока этериасы пытались осознать смысл сказанного – не мыслимо, чтобы слуга присваивал себе подобный раритет! – Шарли скалила зубы и покрылась красными пятнами.

– Нет! Я не воришка! – возмущенный котик резко замахал хвостом. – Мне его дала Люси. Сказала, что его подарил хозяин Игнил, и попросила спрятать, потому что хозяин Нацу будет зол. Я и храню его у себя.

– Как же она была права! – воскликнул Драгнил, все еще хмурясь. – Почему ты мне ничего не сказал?

– Хозяин Игнил приказал молчать, и отдать Люси, если она вернется за барьер. А то, что вы ищете этот самый браслет я не знал. Мне никто не говорил, чем он так особен! – в завершении Хэппи вздернул носик.

Драгнил сжал губы в тонкую полоску. Еще одна новая ошибка того времени остро уколола.

Говорил ли что-то Игнил про состояние Люси? В то время Нацу был сильно занят работой, часто пропускал сказанное мимо ушей, чтобы не отвлекаться и побыстрее закончить. Хотя, хорошо подумав, он припоминал сообщения от слуг, что дядя засиживался в архивах. Все-таки Хартфилия была не первой исповедницей-этери. Навряд ли Игнил нашел что-то, потому что тогда он заставил бы племянника внимательно слушать.

В который раз Нацу повторил про себя урок, который никак не мог усвоить: ничего уже не исправишь.

***

Все слуги ушли, а дверь заперли на замок. Кровать была закрыта шторами балдахина. Он был словно огромным кубом, стоящим посерди комнаты и скрывающим в себе нечто неизвестное, от того и казался более пугающим – если они откроют его, то будут жалеть об этом до конца жизни. Доносящееся от туда тяжелое дыхание, что должно было радовать Драгнила – Люси еще не вытошнила все свои органы, она жива! – нагнетало сильнее.

Узы связи натянулись между ним и Люси. Она опять это делала.

Заметив Сприггана, Хартфилия должна была как обычно насторожиться и строить из себя такую же сильную и независимую, а затем следить за каждым шагом и прислушиваться к собственным ощущениям – Мавис раскрыла ей тайну, что в первую встречу этериас использовал нехитрый прием, чтобы надавить и заставить разболтать свои секреты.

Ничего уже не было как прежде. Люси равнодушно обвела фигуру Сприггана глазами, один из которых теперь вне зависимости от чего либо сиял золотом, будто в нем собрались мириады ничтожных звезд, и прикрыла их. Все, на что она была способна – сжимать руку Нацу в своей и не проваливаться в бессознательность. Синие ниточки все больше оплетали тело исповедницы: заплелись в неясный узор веток до плеча, расходясь паутиной на шее, талии и лице. Правая часть ее тела больше не была человеческой, и с каждым днем процесс ускорялся. Что случиться раньше: Люси умрет или каждая ее клеточка покроется синими путами?

– Ты превращаешься в этериаса, – резко, холодно и без подготовки объявил Спригган, что даже Нацу вздрогнул.

Это не удивило этери. Она проморгалась, посмотрела на Драгнила и дождалась подтверждающего кивка. В этом не было ничего удивительного. Она не понимала как, но уже в первый день «болезни» все знала. Эти силы – влияние, голоса и зов – были сверхъестественными для человека и даже исповедницы, это было проклятьем, а ее тело преобразовывалось, приобретая истинную, этериаскую форму.

– Дело в том, что у тебя как у исповедницы есть этериский ген, увеличивавший вашу силу, скорость и реакцию, и из-за него же вам причиняет боль окрайд. По сути, он просто укреплял ваше тело, на этом ограничивалось его воздействие. Из-за беременности этот ген, скажем так, «раскрылся». Он распространяется, твои человеческие клетки «заражаются», и твоя сущность меняется.

Нацу приподнял Хартфилию, усаживая, но больше прижимая к себя, делая это крепче, чем надо бы. Худшее еще ждало ее впереди, хоть этого нельзя было сказать по непроницаемому выражению лица и беспристрастному тону. Зереф был просто посланцем, сообщающим новость и не имеющим никаких чувств к недо-исповеднице-недо-этериаске, будто она была совершенно чужим человеком, таким же неважным насекомым, как и остальные.

– Я обратился в военные архивы Министерства, и нашел записи лекаря, вводящего в тело человеческих девочек кровь этериасов. У всех сначала были симптомы превозмогания: высокая температура, кровь отовсюду, иногда небольшие изменения в теле. Обычно у детей этериасов, бадгоров – известных тебе как исповедники, – и некоторых девочек это проходило через неделю, но у большинства, тех кто так и не стали полноценными исповедницами, отторжение продолжалось до тех пор, пока организм не истощался, тем самым убив самого себя, – этериас подошел к тумбе и осушил стакан воды. Во взгляде направленному на названного брата читалось безграничное сострадание – первая его искренняя эмоция, которую Люси видела от него. А еще она слышала страх и облегчение Сприггана, что такого никогда не случится с Мавис. – К сожалению, в отличии от Ненси Драгнил, прожившей еще ни один десяток лет, ты попала в большинство.

Наверно, Люси стоило впасть в истерику или побледнеть от страха и осознания как близко дышит ей в затылок смерть, как с каждым днем сильнее сжимаются ее руки на шее. Как ее душа покрывается корочкой инея, чтобы в итоге полностью заледенеть, вытеснить оттуда блеск жизни. Так бы сделал любой нормальный человек. Как жаль, что она перестала им быть.

Ее мысли были о совершенно другом. Хартфилию волновало, как Нацу сильнее прижал к себе и его поцелуй, оставленный на макушке в утешение, которое ей было не нужно. Она оказывалась на грани, она уже считала себя мертвой, Люси не пугала смерть.

– Но мы можем найти выход, – нетерпеливо дополнил Драгнил. В его голосе была фальшивая радость, которую он так хотел вселить в этери, чтобы она не сидела с пустым взглядом, будто ей все равно. Люси сделала ему больно, очень больно, но он хотел, чтобы она жила. Ему было страшно. – Помнишь, Игнил рассказывал, что после смерти отца для меня пришлось изготовить специальные браслеты, чтобы я не сжег сам себя? Эти браслеты блокируют проклятье, и, возможно – мы не совсем уверены, – они смогут тебе помочь. Иначе…

Из кармана этериас достал футляр. Конечно же, Люси помнила эти опасные для демонов побрякушки с подвесками, напоминающими ей окрайд. Вечер, когда ей одну из них дал Драгнил, когда она узнала правду о мальчиках и самую крупную ссору между ними. Это стало точкой отсчета, что в итоге привела к смерти этериаса и их столь долгой разлуке. Хартфилия понимала почему она должна была их прятать от Нацу – они были связаны исключительно с ненавистными воспоминаниями, теперь и для нее тоже.

Только взяв один из них в руку, синие, выделяющиеся ветви вен исчезли, Хартфилия опять походила на обыкновенного человека. Ее пальцы дрожали от слабости, и Нацу, желавший помочь закрепить браслет, дотронулся до него и побледнел; исповедница почувствовала, как он слегка навалился на нее. Обеспокоенный Зереф машинально сделал шаг вперед.

– Как ты? – поинтересовался этериас, до сих пор бледный, но волнующийся, что безумно льстило и грело сердце Хартфилии.

– Лучше, – кратко отозвалась этери. Ее лицо разгладилось, дрожь прекратилась. – Голоса пропали. Наконец-то.

На лице у Нацу появилась обнадеживающая улыбка, которой невольно улыбнулась в ответ этери. Она так давно не видела его таким искренне радостным – ей так не хватало этих моментов, когда при взгляде на нее у Нацу во взгляде не жалость или презрение. Это осчастливило ее, больше чем прекратившееся боль и долгожданная тишина.

Этериасы довольно переглянулись и кивнули друг другу.

Когда Хартфилия надела второй браслет, сковывающее мышцы напряжение, как тысяча впивающихся иголочек, исчезло, как и странное, внутреннее давление, все это время больно сжимающее живот и грудь. Впервые за месяцы Люси почувствовала силу в руках и ногах, чтобы без усилий и сосредоточивания двигаться.

Люси могла продолжить нормальную жизнь.

Комментарий к 38. То, что было мелочью

Следующая глава последняя! Какие прогнозы?)

========== 39. Последняя боль, последняя радость. Последняя любовь ==========

Комментарий к 39. Последняя боль, последняя радость. Последняя любовь

Оказывается у фикбука стоит ограничение в примечаниях, поэтому я не могу вместить все, что хочу после главы, и приходится писать здесь (чтобы не прощаться с фанфиком быстрее, можно вернуться к этому в конце))

Хотела сказать спасибо всем, кто поддерживал меня все эти годы, писал отзывы и/или ставил лайки (а также попросить прощение за то, что столь часто оттягивала проду, заставляла ждать по полгода). Это один из моих первых фанфиков и я совершенно не ожидала, что его так воспримут, что он вообще понравится настолько многим людям, и как молодому автору это несомненно придавало сил и вдохновения (что происходит и до сих пор). Если бы не вы, фанифик, наверно, навсегда бы остался в статусе “заморожен”, очередная неисполненная идея, но ваши отклики и поддержка давали знать, что пишу я уже не только для себя, что кто-то так же проникся историей, кто-то так же плакал и переживал за происходящее, как и я. Просто спасибо и надеюсь это не последняя работа, где мы еще встретимся!

Вслед за физическим восстановлением должно было последовать моральное, как считал Нацу. Он предполагал, что больше не прикованная к кровати слабостью исповедница вернется к тренировкам, будет много часов проводить за беседами и помощью гибридам, как это было в начале ее приезда или после удушения. Он надеялся, что вернется старая Люси Хартфилия, гордая, упрямая и непреклонная. Она раздражала его прежде из-за своего нежелания вынашивать детей, но теперь когда это исполнено, у них была возможность построить отношения, в которых не будет больше лжи и секретов – в которых они будут уважать друг друга.

К сожалению, браслеты остановили исключительно распространение этериских клеток. Люси осталась той же преданно-влюбленной, не видящей перед собой ничего иного, кроме своего этериаса. Единственное, чем она отличалась от своего прежнего состояния – она была способна функционировать без посторонней помощи, без его присмотра и появления стоит ей стать хуже – она вновь стала самостоятельной. Как казалось Драгнилу, это расстраивало ее, ведь он опять не уделял ей все свое время, как во время беременности – Люси вновь отодвигалась на второе место, а порой и на третье. Однако исповедница не перечила: она же не хотела ругаться или огорчать его, поэтому послушная помогала с мальчиками, исполняла его просьбы и везде следовала, не упуская шанса побыть наедине.

Старая Люси знала, что важна для него, даже если он занят работой, и всегда старалась поддержать. Новая не хотела расставаться с ним ни на секунду, она хотела, чтобы не было никого кроме него и нее, чтобы Нацу принадлежал исключительно ей.

Новая Люси была не только недодемоном, она была обезумлена Нацу Драгнилом.

А Нацу не мог сорваться, не мог накричать или отшвырнуть. Люси была жадным ребенком, который будет страдать от любой холодности от него. Он сделал ее такой и должен расплачиваться.

Сладко спя полуденным сном, Люк с Люсианом лежали на кровати. На сыновьей Нацу был готов смотреть безостановочно на протяжении нескольких часов, или самому уснуть рядом, ведь когда в последний раз он спал без кошмаров или не вскакивая посреди ночи, чтобы удостовериться, что с мальчиками все хорошо – их не убили, и с этери – она не задохнулась в собственной кровавой рвоте – тоже все в порядке.

– Нацу, – приобняла со спины Хартфилия и потянулась за поцелуем-вознаграждением или поцелуем-напоминанием, или поцелуем-намеком. Люси, как одержимая, пыталась со всего получить его внимание, несмотря на то, что последние дни он старался только это и делать. – Ты чего-то ждешь?

Ее руки заскользили по его груди, отчего этериас вздрогнул, а взгляд был пронзительным, будто она пыталась услышать его мысли или вторгнуться в сознание, чтобы сосредоточить исключительно на себе – чтобы она единственная была четкой картинкой в расплывчатом мире.

Нацу усмехнулся. Хартфилия страдала от использования проклятья, но успела в это втянуться, и он прекрасно ее понимал, сам был в такой ситуации – он ощущал столько могущества, столько силы и власти, что на обожженные до плоти руки было плевать. Правда в ее случае ничего не упорядочится и в конце ждала только смерть.

– Можно и так сказать, – всматриваясь вдаль, пробурчал этериас. – Пойдем пообедаем.

Мог уточнить, что ждет начало весны – календарь показывал одно, а погода с не прекращающимися вьюгами и снегопадами иное, что могло в дальнейшем плохо сказаться на хозяйстве и урожае. И со всеми жалобами придется расправляться ему. Драгнил же решил не делать этого, ведь хорошая память и распознавание лжи в способностях Люси сохранились. Она будет докапываться, а потом плакать и умолять, умолять и плакать. Это предстояло в скором будущем, они обойдутся без репетиций.

На еще пару суток сон его точно оставит, потому что ничего еще не произошло, а его сердце разрезало нечто острое, что потом разобьется и тысячами осколками вопьется внутрь, истезая изо дня в день, пока он не примет эту боль, пока они не станут просто очередными шрамами.

***

Люси угадала: чрезмерно громкий стуку отражался в холодном холле эхом. Однозначно ответить – рада ли она? – девушка не могла: с одной стороны она была не против пообщаться с Мавис, с другой покинуть Нацу на пару часов представлялось испытанием тяжелее второго периода беременности. Приход гостей моментально оказался для нее незваными в самом плохом смысле, что на секунду испугало Хартфилию. Всего лишь на секунду. Им с Нацу не нужны были посторонние в их маленьком раю.

Хотелось остаться лежать полуголыми на диване гостиной с этериасом, в этом моменте, где они были наедине и ни крики детей, ни шатающиеся вокруг слуги их не отвлекали. Драгнил настоял на встрече, поэтому помог быстро застегнуть платье и привести внешний вид в порядок. Почему-то вместо того, чтобы сделать это побыстрее – заставлять гостей ждать плохой тон, – этериас растягивал действия: проведет рукой по голой коже спины, пропустит волос сквозь пальцы, еще раз поцелует в изгиб шеи. Этери была не против – его действия возвращали возбуждение, сладко растекающееся внизу живота, – и делала все так же медленно и неохотно, кокетливой предлагая забыть про всех.

Нацу тяжело вздыхал и молча продолжал собираться.

Злость к гостям усиливалась. Шум из холла раздражал, от исповедницы не укрылось, как при проходе, занимавший от силы минуту, Нацу постоянно нервно смотрел на нее и тут же отводил глаза. Успев выучить демона, Люси без всякой чуйке к лжи осознавала, что от нее что-то скрывают. После того, что они пережили, после всех ошибок, верить в это не хотелось. Плохое предчувствие захлестнуло исповедницу, и все вокруг стало враждебным, угрожающим их с Нацу отношениям.

Открытое недовольство на лице сменилось шоком, исчез весь негативный настрой, когда перед взором открылся холл: вниз по лестнице, неподалеку от дверей стоял мужчина с бумагами в руках и знаком своеобразного креста – знаком Министерства защиты мира и его границ – и исповедница с заметными из далека алыми волосами, столь редкими для людей.

Не осознавая реальность происходящего, Люси позволила этериасу спустить себя по лестнице и после зажать в крепких, почти удушающих объятиях.

– Мы так давно не виделись! – улыбалась Белсерион. Внутри нее кипели чувства волнения и восторга от долгожданной встречи, но она не могла плакать, смеяться или громко говорить восторженные речи, она была исповедницей. Даже в ее счастливой улыбке присутствовала сдержанность.

Черты Эрзы за время с их последней встречи практически не изменились, и все равно этого хватало, чтобы она стала выглядеть иначе. Точнее старше. Хартфилия прежде думала о том, как давно она не видела сестер, и только сейчас обнаружила результат этого. Наверно, такие же изменения произошли и с другими сестрами, а Венди, Скарлетт и другие маленькие девочки и вовсе сильно подросли. Они не виделись полтора года, с остальными еще дольше, и наверняка она столько всего пропустила в жизни своей прежней, многолюдной семьи. От этих мыслей глаза защипало, и уже сама Люси обнимала подругу, по которой невероятно скучала.

– Ты не представляешь как я рада, – Люси и не представляла, как это был рад слышать Нацу, стоявший в стороне. Она еще не свихнулась окончательно, если она скучает по дому, значит все еще может вернуться в норму.

Пока женщины между собой переговаривались шепотом на родном языке, впрочем знание языка была совершенно не нужно, чтобы понять что именно, Драгнил подошел к сотруднику Министерства и, проскользив глазами по строчкам документов, Нацу на секунду задержал дрожащую руку над бумагами, перед тем как подписать их. Подпись была более кривой и неровной, чем на каком-либо другом документе. Во взгляде паренька этериас успел заметить странную смесь удивления и благодарности, что было странно: в их время многие этериасы это делают. Может парень работает первые дни? Или дело было в том, что Хартфилия для этери выглядит не измученной, ведь за три недели ношения браслетов Люси успела набрать обратно вес и к коже вернулся здоровый блеск?

Наблюдая за радостью встречи и небольшому количеству сумок, появившихся в коридоре, Драгнил хмурился все сильнее и сильнее, надеясь, что так сможет скрыть разносящий все внутри ураган боли, нежелания и предстоящей тоски. А еще он прекрасно понимал, что испытываемое сейчас лишь мелочь, сравнивая с тем, что предстоит впереди, когда он в реальности осознает, что наделал, и как ужасно сыграет привязанность, от которой он до сих пор не мог отречься.

Единственное, что успокаивало – у него были Люсиан и Люсьен. Они, наконец, смогут зажить вместе, счастливо и без помех. По крайней мере, старался себя убедить этериас.

– Зачем же ты приехала? – заметив, что двери открылись, впуская внутрь морозный ветер, пробирающийся под одежду, и снежинки, и как в карету укладывают сумки, решила наконец уточнить Хартфилия. Драгнил поднимался по лестнице.

– Забрать тебя, – строго, как вердикт, произнесла Белсерион. – Я же обещала.

Хартфилия шатко отошла на пару шагов от подруги. Она глазами бегала по помещению, Нацу уже стоял рядом с раскрытым секретным проходом и ждал. Непонимание и отчаяние отразившееся во всем существе исповедницы отозвалось в нем резким ударом хлыста. Он бросал ее, как ненужную вещь, от которой ему приказали избавиться – он предавал ее. Снова.

Как же это было отвратительно.

Под предлогом проститься с мальчиками, этери и этериас пошли в главную спальню, хотя все по лицу Люси видели, что ей требовалось нечто иное.

Драгнил широко и стремительно вышагивал вперед, этери, спотыкаясь и ничего не видя из-за полных слез глаз, с трудом поспевала за ним. Он убегал.

– Нацу. Нацу. Нацу! – крикнула Люси, чтобы этериас остановился. Сквозь рубашку было видно, что его напряженную спину. – Я-я не поним-маю, что п-п-происходит. Это ведь не правда, да? Они ведь не могут меня забрать. Не могут, это же ты решаешь, да? Да?! Скажи это, Нацу.

– Могут, – равнодушно, как и в первые дни приезда. – Я подписал все документы.

Родная комната опять показалась Нацу холодной и слишком пустой без Люсиных вещей. Его ничто не могло здесь спрятать от надтреснутого голоса, слез, боли и отчаяния, погружающего в себя обоих с каждым новым словом.

– Нет… Нет! Ты не можешь, вот так вот взять и избавиться от меня, – шепот перетекал в иступленный крик. – Зачем, зачем тогда все это было?! Ты мог бросить меня после родов или убить! Зачем нужно было принимать меня, держать около себя и заставлять верить, что я стала твоей семьей?! Зачем ты выхаживал меня? Зачем спас меня? И этот секс сейчас? Для чего ты все это делал? Чтобы бросить, чтобы растоптать меня, сломать как ты этого хотел?

Это было неправдой. Хотелось заткнуть себе уши и никогда, никогда больше в жизни не слышать этих слов и этого голоса, обыкновенного, не исковерканного проклятьем, но все равно пробирающего до самой души. Он терпел, потому что заслужил. Потому что обещал себе, что не сделает ей больно, а поступал по-своему.

– А как же выбор? Ты говорил, что это мне решать.

– Обстоятельства изменились, – кратко, чтобы не врать, чтобы не углубляться в собственные чувства, иначе не отпустит, сожжет бумаги и оставит Люси. Этого нельзя было допустить.

– Ты опять это делаешь! Прошлые ошибки тебя ничему не научили?! – она была зла, была расстроена, была разбита, но Нацу видел в ней старую исповедницу со стержнем и честью. Хотел это видеть.

– Я не изменю своего решения, Люси.

По щекам текли крупные, полные неистового горя слезы. Как бы Люси не вытирала их, чтобы увидеть лицо Нацу, понять, что это все ложь – потому что чуйка почему-то в этот раз подводила, – они не прекращались. Грудь вздымалась высоко вверх-вниз: Хартфилия задыхалась от рыданий и невозможности остановиться говорить, будто слова могли достучаться до Нацу, заставить осознать ошибку. Дрожало не только ее тело, но и душа.

– Все ведь было хорошо, мы были счастливы эти недели, Нацу? – она больше не была способна держать ни себя на ногах, ни вырывающийся вой боли, землетрясением разрушающий ее мир и все мечты. Слова лились из ее рта, она не останавливалась для передышки, потому что все, что замалчивалось, вскрывалось наружу бесконтрольно. Чтобы сделать Нацу больнее. – Это нечестно! Я стерпела изнасилование – не одно изнасилование, – я всю беременность терпела твою ложь, эгоистичность и недоверие. Я прощала каждое твое предательство. Каждое, Нацу! Я пережила второй период, выносила для тебя детей, и оставалась рядом даже когда ты отвернулся от меня – сказал, что я тебе больше не нужна! Я стерпела все, и так ты со мной поступаешь? Просто отдаешь – выбрасываешь – без единого предупреждения! Это все чего я достойна?..

– Люси, – сев перед девушкой, Драгнил взял ее лицо в свои руки, вытирая влажные дорожки. Исповедница просветлела на секунду и без тысячи звезд в глазах, но Нацу опять обломал ее надежды, опять сбросил со скалы: – Да, я поступаю, так как прежде: я решаю все за тебя. Но это мой единственный способ позаботиться о тебе… Ты можешь на меня злиться, можешь проклинать, я готов это стерпеть, если это сделает тебя счастливой.

Стоявший в горле ком делал его голос хриплым и скрипучим, говорил как на грани смерти. Или грани, чтобы самому не расплакаться. Люси должна видеть, что он уверен в своих намерениях, иначе он воспользуется его слабостью, как делала всегда до этого. Нельзя. Люси должна уехать.

Нацу все еще помнил, как на первых месяцах беременности этери говорила, что в поселении задумывалась о ребенке, помнил, как она скучала по дому, пытаясь это скрыть от него, помнил сегодняшнюю и прошлую радость, когда приехала Эзра (или Эрза). У Люси была нормальная жизнь со своими желаниями и стремлениями. Он все это разрушил: он раскрыл в ней не только убивающий дефект организма, она заставил ее страдать и плакать так много, сколько ни разу за всю свою жизнь. Он полностью передал ее, сделал кого-то другого, угодного только ему – он свел ее с ума. На это было больше невозможно смотреть, невозможно было делать Люси еще больнее.

– Это не так! Ты врешь, ничего не будет так! – она склонила голову, ее плечи крупно дрожали, надрывался голос. Она напомнила Нацу самого себя, когда после известия о смерти отца он бился в истерике, отрицая действительность и давая обещания, что все исправит, изменится, если папа вернется. Нужно было чем-то жертвовать для лучшего будущего. – Я люблю, люблю тебя! Я не смогу быть счастливой!

– Но и со мной тоже не будешь, – обреченно, шепотом выдавливал из себя Драгнил, с сжимающимся сердцем и множеством острых, впивающихся осколков, осознавая, что это все правда. Он не сможет ничего изменить. Люси любила его, хотела, чтобы он был только с ней, но этого никогда не будет. Может быть сейчас она могла это стерпеть, как и все остальное, могла притворяться, что ее все устраивает, однако потом это начнет ее угнетать и опять подвергнет мукам, ведь Нацу не был способен испытывать к ней столько же крепкие пьянящие чувства, как она к нему. Не мог прежде, не сможет и в будущем. – Для меня Люсиан и Люк всегда будут важнее, чем ты.

Карие глаза округлились, рот остался приоткрытым, с не слетевшим очередным признанием в любви. Она всегда знала это, всегда напоминала себе об этом, но в первые услышала эту элементарную истину с уст Драгнила. В ней не было и капельки лжи. Люси всегда была для него всего лишь инкубатором – она была вызвана только для рождения мальчиков, – и что бы она не делала, ничто не сможет изменить этого.

Закрыв лицо руками, в муке Люси склонилась, став перед демоном маленькой и беззащитной, из ее горла вырвался новый пронзающий крик. Гвозди жестокости и отверженности с глухим ударом впивались в ее тело, забивая, углубляясь дальше и убивая. Она изменилась ради него, для него, а ему это было не нужно. Для него она была просто этери.

Нацу стал смыслом ее жизни – стал центром ее вселенной, – и он так легко ее отверг.

– Ненавижу… Я ненавижу тебя!

***

Сложно было сказать насколько долго они с Люси задержались, но судя по сердитому выражению лица Верховной исповедницы, достаточно. Хотя, если честно, даже если бы они не уходили, Эрза бы не смотрела на него не иначе, как враждебно и нетерпимо. Таким как она никогда не нужен будет серьезный повод, чтобы ненавидеть демонов, это вбито в корку мозга и ни за что не сотрется от туда. И не нужно было быть провидцем, чтобы понять, что после приезда, неприязнь возросла в сотни раз. Она уже видела, как Драгнил влияет на Люси, как и его обман, который потом сыграет с ее любимой сестрой крайне жестокую шутку.

Интересно, подумал Драгнил, если бы она видела Люси сейчас, сколько понадобилось бы секунд для использования окрайда? Как бы Хартфилия не отмахивалась, не говорила, что он просто ревнует и ему мерещится всякое, Нацу в прошлую встречу успел заметить, как трепетна Белсерион к его этери. И это было вовсе не дружеская, и даже не сестринская связь. Нацу не хотел видеть Эрзу, потому что она могла отобрать у него любовь Люси, ее нужду в нем и привязанность, которую он так долго искал хоть в ком-то. Сейчас он был не против, если это поможет Люси забыть полтора года прожитые здесь.

– Господин Драгнил, позвольте уточнить, у вас двое сыновей? – желание уйти к мальчикам или сбежать на пару часов на охоту стало ощутимей. Его и так уже тошнило от этого ужасного вечера, а тут еще и Верховная приставала, очевидно желая посильнее его задеть. Как низко.

– Ваша работа, доставление этери и решение проблем связанных с ними. Мои дети не входят ни в вашу компетентность, и ни чью-либо еще, – Нацу понимал к чему клонит Эрза. Почти всю беременность ему капали на мозги и запугивали тем, что его мальчиками могут оказаться бесчеловечными и безжалостными бадгарами (исповедниками для людей). Шерия быстро все опровергла: мальчики являлись полноценными этериасами, просто в отличии от остальных детей, из-за того, что они росли вместе в одной утробе, они получают от отца не сто процентов сил, а половину, что в дальнейшем всего лишь замедлит их этериское развитие. Бадгары же были людьми с врожденным демоническим геном.

– Их мать является исповедницей, – Эрза хотела звучать бесстрастно, но она слишком плохо скрывала ненависть.

– Люси Хартфилия – этери, такая же как и остальные, ее статус исповедницы не дает ей привилегий.

– Вы не отвечаете на мой вопрос – дети лишь на половину этериасы?

– Госпожа Белсерион, как я знаю, вы не очень долго работаете в Министерстве, но мне кажется за это время вы должны были выучить составленный договор: вы предоставляете нам этери, мы не вторгаемся в ваши земли. Дети, какие они и что с ними – повторюсь еще раз – вас не касается, – Нацу тяжело вздохнул и закатил глаза. Он мог все разъяснить и не устраивать скандал, чтобы прощание с Люси прошло без лишней драмы насколько это было возможно. Однако он из принципа не собирался ничего говорить. А может он просто хотел на ком-то отыграться и хотя бы раздражением загасить кровоточащую рану внутри.

– Они исповедники! Ты хотя бы понимаешь, что это значит?! К каким последствиям это приведет, если им сохранить жизнь?! – исповедница тоже хотела выместить свою злость за все измотанные нервы и переживания за Хартфилию, что перестала даже контролировать свою речь. Будь здесь другие, это посчитали бы огромной оплошностью и развязностью, которой ее никогда не учили. Но здесь была только она, Верховная, и этериас, который, как подозревала, после получения детей и близко не станет с ними снова связываться.

– Раз уж мы перешли на ты, то я скажу к каким последствиям приведет, если исповедницы хоть пальцем тронут моих сыновей, Эрза, – огонь забегал по телу Драгнила – делал он это специально, для большего запугивания. Женщина выводила из себя, хотелось ее заживо сжечь, и в мыслях Нацу это уже делал. Это действовало как обезболивающее.

– Начнется война. Поверь, как главе Великой семьи, мне ничего не стоит отдать приказ, и мир вновь погрузится в те страшные времена вечной войны. Хотя учитывая количество ныне живущих исповедниц и то малое количество окрайда, которое люди могут добыть на своих землях, не думаю, что человечество долго продержится. Год и то будет преувеличением, – кровожадная ухмылка, которой удостаивались недоброжелатели и Люси в свое время тоже, заиграла на устах Драгнила, оголяя острые клыки. – А теперь подумай своей головой, готова ли ты взять на себя ответственность за убийство тысячи невинных жизней?