Текст книги "Моя ненавистная любовь (СИ)"

Автор книги: Venvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

Оставался Зереф, самая непрошибаемая пешка. В подтверждение своего высокого уровня сложности, тот просмотрел на Нацу с Шерей и выгнул бровь, безмолвно говоря: «Давайте, признавайтесь». Драгнил почувствовал себя семилетним мальчишкой, которого старший братец раскалывал на раз-два. Это стыдило, но деться было некуда – от Зерефа так легко не отделаться.

Бленди опять встревоженно и немного виновато посмотрела на Нацу. Прежде не общаясь ни с одним главой Великой семьи, кроме Драгнила, она чувствовала волнение и опаску – сила, исходящая от Сприггана, была крайне сильная и темная.

Однако от Зерефа не нужно было избавляться.

– Пошли, есть кое-что, – Нацу не знал этериаса умнее, чем названного брата. А как всегда говорил дядя на уроках: ресурсами нужно пользоваться.

На лице самого Зерефа на долю секунды заиграла предвкушенная детская улыбка, что быстро сменилась серьезностью, и еще больше напугала Шерию.

Заговорил Нацу, когда они зашли в секретные ходы и поблизости никого не было – лишний повод для слухов гибридам не нужен, как и для Мавис, она была той еще болтушкой.

– Как я и сказал, Люси заболела, но мы не можем понять, что с ней, – этериас говорил серьезно, без прежней теплоты и мягкой улыбки, которая была при этери и детях Зерефа. – Подобных симптомов не встречается в человеческих болезнях. Однако, вполне возможно, что-то подобное было у Мавис.

Бленди хотела возразить, что у этери не бывает своих индивидуальных болезней – они люди и болезни у них человеческие. Однако в компании взрослых и могущественных глав, ей было страшно рот открывать без разрешение, в особенности из-за Сприггана – она не знает, как он относится к выкрикам от простого подчиненного, а испытывать судьбу не хотелось. Поэтому дождалась, пока Драгнил взглядом не укажет.

– Точно указать все симптомы не могу, но из видимых у госпожи Люси высокая температура, ее бьет озноб, и, как передал господин Драгнил и некоторые из слуг – я, к сожалению, этого не застала – у нее текла кровь из носа, ушей и глаз, – Шерия посмотрела на Драгнила, спрашивая упоминать ли про руки. Тот стоял неподвижно и никак не реагировал – значит пока что лучше смолчать. Правда интуиция подсказывала, что Спригган догадывается об их нечестности. – Ни в одной из книг про человеческие недуги, я подобного не встречала.

– Я тоже в первый раз слышу подобное. В плане людей, – зажав подбородок меж пальцами, Спригган задумчиво смотрел куда-то сквозь этриасов. – Цвет крови был какой?

Бленди в размышлениях сдвинула брови к переносице. Детали важны, но, как ей казалось, они должны хотя бы понять, что это за болезнь или ее направленность.

– Темно-алый, даже почти черный. Совсем забыл.

– Что касается людей – тут мои знания крайне скудны, – начала Зереф, и Нацу сразу стало интересно, что он имеет в виду под словом «скудный». Были подозрения, что по меркам брата, его собственные знания будут мизерными. – Однако то о чем вы говорите, напоминает мне одну этерискую болезнь. Ею как раз пару недель назад страдал Август: поссорился с Ларкейдом и пытался его усыпить. Несмотря на разницу сил, ему это удалось, но он тут же потерял сознание и первые дни его состояние было точно таким же, которое вы мне описываете сейчас.

Все замерли посреди коридора. Этериаска то вскидывала удивленно брови, то опять хмурилась, Нацу же переводил взгляд с одного на другого. Внутри в это время закипала злость, берущая силу из переживаний за Люси и раздражения, вызванным (не)внезапными гостями и возникшей минутой тишины. Морща лоб, Драгнил пытался припомнить что-то связанное, вот только перед глазами стоял образ изнеможенной исповедницы и детей, и все трое нуждались в его внимании. Время, теряемое здесь, он мог истратить на других. Но нет, двое этериасов предпочитали стоять и обдумывать свое.

– И что это? – без сил стерпеть, разрезал тишину Драгнил.

– Странно, что ты не помнишь. В детстве, до смерти Игниса, ты часто страдал от перевозмогания – все время пытался показать какой ты сильный! – легкая, ностальгическая улыбка появилась у Сприггана – тот период был, наверно, самым светлым в жизни Зерефа, они с Нацу тогда и вправду были почти как братья. Жаль, что данная ситуация не предоставляла шанса насладиться воспоминаниями. – Думаю, ты уже понимаешь, что такое перевозмогание – название говорит само за себя. И стоит отметить важную деталь: страдают им только дети и подростки.

Шерия кивнула, подтверждая слова Сприггана, Нацу же, скривив губы, сверлил его взглядом. Данная и столь важная деталь ему ни черта не говорила – он знал как залечивать ожоги и боевые ранения, без углубления в медицину, ему совершенно не нужно пока что (ведь на данный момент он выучил только перечень болезней, часто появляющийся у младенцев, дальше решил заходить по мере взросления мальчиков).

– Если объяснять простыми словами, у детей и подростков в организме есть человеческая доля, определенный баланс, который с возрастом изменяется, вымещая человеческую долю – этериас-ребенок все больше и больше становится настоящим этериасом. Пока в нас есть «человек», он ставит некоторые ограничения: мы не можем принять свою истинную форму, нам может причинить вред наша собственная стихия – сколько раз ты обжигался в детстве? Однако эти ограничения не ограничиваются физическим телом. Как ты мог заметить на примере Ларкейда с Августом – по ощущениям они имеют одну силу, но попроси их использовать проклятье – они на деле окажутся слабее, чем есть – это все тоже человеческое ограничение. И все же их можно сломать, но это имеет последствия. Озноб не всегда может быть, но кровотечение обязательно – так наш организм восстанавливает баланс, избавляясь от лишней этериской крови.

Обычному этериасу эти знания известны с детства, однако у Нацу был исключительный случай, где про подобные особенности своего тела никто не считал нужным говорить. Хотя Драгнил мог бы и сам вспомнить подобное, но времени на это не было, да и те уроки он слушал вполуха. Стоило бы постыдиться подобной необразованности, но у него были иные причины для стыда, – это было всего лишь мелочью, о которой он бы со временем обязательно разобрался в будущем. Сейчас Нацу больше волновало как можно связать этериское превозмогание и человека.

На голове сильнее сжимался ободок. Казалось, сейчас череп треснет, от усталости и вопросов без ответов. Пришло спасение (в какой-то степени Нацу глубоко сомневался в этом) – миг все мысли разогнал чарующий голос, услышанный ночью. Час назад, в детской, это казалось галлюцинацией или зовом совести, но сейчас Нацу четко слышал – Люси звала его. По телу пробежала дрожь, у тревоги усилился жор.

– Шерия, помнишь я тебе говорил, что кровь Люси изменилась? – Нацу развернулся и пошел дальше по коридорам. Возможно, больше проясниться, когда исповедница будет перед их глазами.

– Д-да! – закивала Бланди, тоже раздумывающая об этом. Зереф устремил на нее черные глаза, под которыми она в который раз стушевалась. А ведь смотря на Сприггана со стороны, она бы никогда не подумала о том, что его сила может настолько давить и пугать. – Пару недель назад господин Драгнил заметил, что цвет, плотность и… – она замялась, не зная позволено ли ей подобное говорить. Эта деталь заставляла ее задаваться нескромными и извращенными мыслями саму. – И вкус госпожи отличается от того, что был прежде. У этери-женщин во время беременности кровь меняет свою структуру, и единственное, что показалось мне странным, что за два месяца она не вернулась в норму. Но этому было объяснение: частое использование чужого, то есть моего, проклятья.

– Были ли еще… Еще что-нибудь, не вписывающеюся в человеческое поведение? – с придыханием спросил Зереф, не поспевающий за быстрым шагом Драгнила. Его спина, слегка сутулая, с напряженным плечами, удалялась, стоило сделать передышку.

– Припадки. Люси зажимала уши, будто что-то слышала, иногда говорила, а потом падала в обморок. Но возможно это не все, – у Нацу начали неметь мышцы у бровей, до того он их хмурил. Перебрать все странности Люси было тяжело – Люси сама по себе была странной, но от чего-то он вспомнил недавний день, когда они вроде как примерились. Внутри все покрылось странным волнением-возбуждением, ему даже на секунду показалось, что он слышал ее голос, а после огонь, так же, как и сегодня ночью непроизвольно вспыхнул на теле; у этери тогда пошла кровь из носа, если верить ее словам.

Главная спальня оказалась пуста. Страх, что с Хартфилией что-то случилось, накрыл Нацу. Пальцы мелко задрожали, глаза хаотично выискивали девушку, в горле застрял ком, не дающий дышать. Но это была секундная паника. Из ванной выглянула Элла, сообщив, что госпожу стошнило.

– Это тоже порой бывает симптом перевозмогания, – вставил Зереф, поглядывающий в раскрытую дверь, где был коридор ведущий в детскую. Он только один раз видел Люсиана с Люсьеном.

Стоило Люси, бледной, трясущейся и придерживаемой гибридкой, войти в комнату, весь интерес Сприггана переключился обратно на исповедницу.

– Вы не сказали про ее руки, – в его голосе были нотки упрека.

– Хотели разобраться с кровотечением, – Нацу повел плечами, сев рядом с девушкой, будто в любой момент он был готов сорваться и исполнить любую ее просьбу.

Драгнил не хотел сейчас ее беспокоить, Люси должна была восстановить силы. Хартфилия заметила лишнего гостя, которого всегда опасалась. Как известно, стоя перед угрозой, нельзя показывать свою слабость. Ровно сев на кровати, она отдышалась, отпила воды и старательно изображала стойкость.

– Люси, мы сейчас говорили о вашем состоянии, и было ли у вас что-нибудь такое – некоторые неестественности…

– Которых не было раньше? – перебила Хартфилия, необычно строгим и сильным голосом. Нацу удивленно вскинул брови – в последний раз ее голос был таким чуть больше двух месяцев назад, когда она после беременности вышла из комнаты Адеры и он втянул ее в семейную жизнь.

– Точно помню, что таких рук у меня никогда не было, – Люси приблизив ладони, внимательно заскользила по ним глазами, придирчивая рассматривая со всех сторон. Но пока ей не уточнили, что имелось в виду, Хартфилия продолжила – она не дура, и сразу поняла, про что именно у нее спрашивают. Она скрывала это, не хотела никого беспокоить, думала, что эти способности никак не навредят ей, они ведь ни на что не действовали. Но сейчас она смотрела на руки, с переплетными тысячами между собой голубыми ниточками и это была плата за ее молчание:

– Моя память стала совершенной, я помню абсолютно все – дайте мне прочесть книгу и я перескажу ее слово в слово, началось это с начала беременности. Я чую, когда мне врут или умалчивают. Еще слышу голоса – первый раз это было сразу после родов, и регулярно продолжалось. Раньше я падала в обморок, но сейчас этого не происходит, а если сконцентрируюсь то могу услышать одного определенного гибрида или этериаса. Но это не чтение мыслей, – Люси опустила руки и взглядом уставилась на Бленди, раскрывшей рот, чтобы предложит как раз эту мысль. – Это что-то другое, не знаю как сказать… Что-то глубже.

Нацу вздрогнул. Что-то глубже – отлично передавало, как руки Люси проникли не только через плоть, но и во внутренний мир.

Но даже не произойди ничего сегодня ночью, Драгнил сидел бы точно так же – удивленно расширив глаза, открывая и закрывая рот, не зная что сказать и в итоге сжимая в руках покрывало. Он – ее этериас, все это время внимательно следящий за ее здоровьем – не знал ничего. Он бы даже про голоса не подозревал, если бы не заставал припадки лично. Разве не Люси ему твердила, как важно ничего не скрывать, что именно ложь разрушила их счастливое будущее? Нацу почувствовал себя обманутыми, опять.

– Улучшенная память, и появившееся ко второму периоду различие лжи мне не мешало и не вредило, наоборот, нравилось, – рука Люси легла поверх руки Нацу. Она видела озадаченность на его лице и взгляде. Им не нужны были новые поводы для ссор, но они так и появлялись. – Я не хотела, чтобы остальные волновались.

– Это все? – спросил Зереф, и Нацу захотелось взять брата за грудки – ему этого мало? Спригган уловил на себе звериный взгляд и поспешил объясниться – этери хоть и родила детей, у Нацу оставалась к ней привязанность, так что защищать ее он будет ее свирепо, что Зерефу вовсе не нужно было: – Все эти месяцы у тебя сохранялись эти особенности и они никак не вредили. У тебя ведь не было недомогания или слабости? Болезнь не может возникнуть так резко – ее должно что-то спровоцировать.

Карие и серо-зеленые глаза встретились, молча, словно телепатически говоря между собой. Имея совершенную память, все же некоторые моменты из нее стирались или были мутным – Хартфилия до малейшего движения и слова помнила вчерашний вечер, помнила как у нее началась истерика, но что произошло после – было окутано густым, непроходимым туманом, в котором она различала только вспышки. К сожалению, Люси не могла так легко отмести вчерашнее, что может не произошло ничего такого, потому что прямо сейчас она смотрела на этериаса и понимала: она что-то наделала, и это потрясло Драгнила до глубины души.

– Да, – резко выдохнул Драгнил. Он не собирался говорить о вчерашнем, по крайней мере пока не сам поймет что это было и не примерится с этим, потому что Люси разворошила все внутри, вспорола, перевернула и достала все потайное. Нацу нужно было время, чтобы привести все в порядок, все переосмыслить и осознать. – Она вчера воздействовала на меня и сработал защитный механизм.

Подступивший ближе Спригган осмотрел волдыри и ожоги странного темно синего цвета. Кивнул и не допытывал больше.

Как на главу Великой семьи на Драгнила могли повлиять при помощи проклятья, изменяющего сознание или забирающиеся слишком глубоко в голову, поэтому с одиннадцати лет в нем вырабатывали этот не сложный прием – когда через защитный барьер прорывается чужое влияние, огонь из тела вырывается сам и не исчезает до тех пор, пока хозяин не окажется полностью свободен от пут.

– Предлагаю подождать, – после нескольких минут хаотичных размышлений и попыток сопоставить, как у человека могут быть подобные силы, объявил Зереф. – Возможно, в исповеднице Хартфилии и вправду переизбыток этериской крови и со временем она исчезнет сама по себе, как исчезает у простых этери. Обычно превозмогание проходит за пять-семь дней, иногда немного больше. Если ничего не изменится, будем искать ответы, а пока что в этом нет нужды. А сейчас, – Спригган заглянул в коридор и привычная повседневная улыбка, которую невозможно прочесть и понять, что за ней прячется, вернулась. – Я бы посмотрел на Драгнилов-младших. Ты же не против?

«Он что-то недоговаривает», подумала Хартфилия, и это была абсолютная правда.

Тяжело вздохнув, Нацу опять провел рукой по лицу, будто этим движением он мог смахнуть все проблемы. Когда полтора года назад он вызывал этери, его надежды и просьбы были до ужаса просты – получить ребенка и воспитывать его. Все, он получил своих мальчиков, так зачем на его голову свалилось еще так много забот, которые олицетворяла в себе этери? За что его так наказывает Великий? И будь у него возможность избавиться от исповедницы, так же легко, как это делали другие его сородичи, Драгнил несомненно этим бы воспользовался. Как собственному огорчению, что он успел привязаться к Хартфилии, она стала для него нечто большим, чем этери. Теперь он полностью понимал, почему многие этериасы предпочитают не вступать в отношения, ограничиваясь сексом и беседами.

Была ли это ошибка: позволить этери стать частью семьи? Нацу хотел воскликнуть громкое, так чтобы услышали все, «Да!», но стоило это сделать, как он терял всякую способность говорить.

Встав с кровати и мысленно проклиная весь мир, Драгнил кивнул Сприггану и указал Шерии пойти к мальчикам и проверить нет ли у них каких-либо осложнений. Было бы неплохо, чтобы она до конца залечила ожог Люси на шее, подумал Нацу, но сейчас любое воздействие проклятья будет неблагоприятным для этери.

Сейчас ему предстояло терпеть болтовню о младенцах и наставления от Мавис и Зерефа, вместо этого он бы с радостью заперся в какой-нибудь комнате, подальше от внешнего поместья, и завалился спать, чтобы его никто не трогал несколько часов или даже суток. Можно было бы пару минут полежать рядом с Люси – но не хотелось оставлять своих детей рядом с другими этериасами, как бы близки они не были, – и оставаться в непосредственной близости, без сознания – без защиты – было страшно.

– Через часа полтора-два будет обед – если хватит сил, то можешь спуститься к нам. Мавис дождаться не может встречи с тобой, наверно, трещать будет без умолку. Но думаю, неплохо принести тебе сейчас что-нибудь легкое? – пред тем как уйти, Нацу остановился в проеме двери, вслушиваясь, что происходит в другой комнате, и смотря, как Люси закрывает глаза, по лицу пробегает судорога и вмиг оно становится слабым, невинным.

Совесть вновь заныла. Если бы он ночью остался, мог ли он что-то исправить?

Однако Хартфилия перестала быть центром его вселенной, у него были те, кто больше нуждался в его внимании.

– И, Люси, если я тебе нужен буду, скажи это слугам, не нужно использовать… это.

Комментарий к 37. Сплетающие нити

До конца осталось 2 главы!

========== 38. То, что было мелочью ==========

Шум доносился из ванной, противный и мерзкий. Реагировать на него трата времени, которое стало для Драгнила слишком важным – он хотел каждую минуту наблюдать, как растут его мальчики. Но Люси словно назло, словно отмщение за все его вранье и предательства, вечно сцепляя нитями и утягивая к себе обратно, чтобы все было как прежде – чтобы он полностью и безвозвратно был исключительно ее.

Это становилось нестерпимо. Нацу был не против этих мечт, особенно теперь, когда с ними есть Люсиан и Люсьен – он всегда желал именно этого, потому что как бы больно ему не сделала этери, она успела забраться в глубину сада «Семья» и пустить корни. Слишком сильно привык к ней.

Вот только все изменилось – Люси стала еще одним ребенком, проблемным ребенком, за которого ему приходилось волноваться так же сильно, как за мальчиков. Люси была беспомощной и нуждающейся, а он не мог сбросить с себя груз, не мог даже задуматься над этим – совесть разъедала его.

Драгнил говорил себе: «Не надо, есть слуги и лекарши, они ей помогут», убеждая себя, что он не обязан носиться с каждой проблемой и просьбой этери, как раньше. Она исполнила свой долг – она больше не важна. Однако в голове отдавался эхом зов тысячи голосов, преследующих его в кошмарах, и резкий запах крови бил в нос. Сердце в беспокойстве забилось быстрее, и, оставив сыновей на слуг, Драгнил быстрым шагом направился в сторону ванной.

Чем дольше Нацу смотрел на этери, тем сильнее жалость давила на него и в тисках сжималось все его естество. Он не чувствовал себя настолько бесполезным с родов, но тогда они знали, что мучения временные, пару часов и все пройдет – сменится великой радостью. Но сейчас они смотрели в неизвестное и могли лишь гадать, когда наступит конец пыток. А наступит ли он?

Исповедница не успела дойти и теперь на полу расплескалась лужа почти что черной крови и ошметков еды. Дрожа от слабости, боли и холода, Люси, как израненный, погибающий зверь, лежала, с трудом удерживая себя на руках. Тишину комнаты разбавляло ее сиплое дыхание и звуки капающих кровавых слез.

– Я же тебе говорил, хватит использовать эти силы, – с наигранной строгостью и жесткостью, чтобы она постыдилась, подумала лишний раз. Главное было не показать сочувствие, иначе им воспользуется – прекрасно знал, как она умеет это делать. – Разве не видишь, что они делают только хуже?

Испачканными в собственной крови пальчиками она схватилась за его белую рубашку, нанося темно-алые разводы. С отвращением Нацу думал, как хорошо, что она не касается этими руками его кожи.

Чтобы каждый раз не наполнять огромный бассейн, неподалеку от него в купальне стояла мраморная ванна, похожая на половинку раскрытого грецкого ореха. Этериас опустил туда слабое тело этери и включил кран. По прогнозу Зерефа и Шерии болезнь Хартфилии, которую они прозвали превозмоганием, должна была пройти через пять дней, однако шла уже вторая неделя и эта неизвестная сила не оставляла ее – она пожирала изнутри.

Аккуратно, будто любое его неверное или грубое движение сломает ей кости, Нацу стянул с исповедницы ночное платье, рассматривая ее тело и вспоминая, как перед родами ее кожа сияла, на щеках играл здоровый румянец и как надувались щеки в моменты злости. Сейчас перед ним сидел призрак той девушки: просыпаясь порой ночью он и вправду пугался, увидев худую, бледную фигуру, со впалыми глазами и щеками. Однако, он еще мог примириться с этим видом, мог бы игнорировать его, ведь такой Люси он видел не раз – после изнасилования, после родов, после удушья – этери часто по его вине изощряла свою плоть голодом и стрессами. Намного больше в ее внешности пугали руки: у левой голубые ниточки не проявились дальше, рассеивались на запястьях, но на правой они сплетались и отображались ветвями синих вен до плеча.

Из другой комнаты послышался детский плач, и Драгнил, реагируя, корпусом повернулся в сторону крика, с намерением пойти и успокоить своего малыша. Ему не позволили – Люси, несмотря на слабость плоти, стальной хваткой сжала его руку. Этериас почувствовал, как ее пальчики, ледяные, как у мертвеца – уже нечеловеские – погружаются внутрь, касаются костей и уз их связи, чтобы удержать. Огонь побежал по венам, поднимаясь и опаляя жаром ту, кто вторгся.

– Хватит! Тебе ожогов мало?! Тебя мало кровью тошнит?! Тебе так хочется сдохнуть?! – закричал этериас, вырываясь, пока вновь не навредил. Люси смотрела на него влюбленными и полными непонимания глазами, один из которых загорелся золотом. У нее не было сил даже говорить, но она навалилась на стенку ванны и тянула к нему руку.

В такие моменты она была похожа даже не на ребенка, как привык сравнивать Нацу, она была зверушкой – глупой и знающей только о своей привязанности к нему.

Его всегда выводила из себя Хартфилиеская гордость, сейчас он бы очень хотел, чтобы она ее проявила. Чтобы в ней проявилась та исповедница, которую он так старался из нее вытеснить.

Люси к нему не прикасалось, но его сердце и без этого разрывалось. Посмотрев еще пару секунд на дверь, откуда слышался не один детский крик, Нацу понурил голову и опустился рядом с ванной. Обмочив полотенце в воде, он принялся вытирать с лица этери черную кровь, которая опять потекла из носа, глаз и ушей.

– Я здесь. Я никуда не ухожу, – говорил утешительным тоном этериас, когда и эту комнату наполнили всхлипы и плач.

Нацу полагал, что кровавые слезы разбавились настоящими из-за испуга или для манипуляции им, или же все вместе.

Люси плакала, потому что ей было противно от себя самой. Здравый разум говорил, что это ненормально – она эгоистично держала рядом с собой этериаса, при этом прекрасно помня, что у него была работа, были слуги, были Люсиан и Люсьен, она не смеет отрывать его от остальных – он не ее персональная вещь. Она не может быть центром его вселенной, как бы этого не желала.

Новые силы могли помочь исполнить ее заветное желание, а она позволила им захватить ее. Хартфилия должна была противиться, должна была позволить Нацу жить полноценной жизнью, должна была не причинять ему боль. Эта была не любовь – она была до умопомрачения зависима. Люси стала слишком слаба, и это было отвратительно.

В девушке – а можно ли ее так называть? – сидящей перед Нацу не было ничего из Люси Хартфилии, с которой когда-то он строил мечты о светлом и счастливом будущем, ради которой он старался измениться, которую он подпустил к себе слишком близком.

Среди множество чужих, Люси четко различила его голос – такой родной и без лживой любви, – и была с ним полностью согласна.

Лучше бы он не остановился в тот роковой вечер, когда прозвучала правда.

***

Вызывать Бленди было бесполезно – она уже ничем не поможет, наоборот Нацу переживал, что вмешательство чужого проклятья усугубит состояние Люси. У него закрались мысли, что может как раз помощь спровоцировала появление болезни – она загрязнила ее кровь, укоренила в ней этерискую долю. Не хотелось, чтобы это оказалось правдой: Шерия была по-детски невинной и светлой этериаской, а осознание того, что она своими добрыми намерениями обрекла Люси на мучения, могло ее сломить. Нацу знал, что это такое, и никому, особенно Шерии, подобного не желал.

И все же такая вероятность была, и Драгнил холодно, без всякого намека на теплоту к девочке, высказал данную версию Сприггану, а также рассказал то, о чем смолчал в прошлый раз. Зереф сидел напротив, мрачный и равнодушный, и записывал все «странности» Хартфилии на бумагу, но Нацу заметил, что до прихода блокнот был исписан, и как ему казалось, все, что он сейчас говорит, не так важно. Если Зерефа что-то заинтересовало, он исследует это до единой мелочи, а случай с Люси определено был таким – взгляд черных глаз в день приезда хорошо выдавал жадное любопытство. А новости, что этери стало хуже, вовсе не удивили его – он удовлетворенно кивнул, будто и ждал именно этого – что немало бесило Драгнила. Ссориться с братом, когда можно положиться только на него, плохая идея, особенно учитывая, что Зерефа и близко не должно заботить, что там у этери Нацу.

– Твоя версия может быть реальной, и даже сойтись с моей, но сложно говорить, когда у нас все неточно, – подперев подбородок сцепленными руками, с серьезностью говорил Зереф, будто это помогло бы не выдать его радость от возможности столкнуться с чем-то столь неизведанным.

Драгнил сощурил глаза и посильнее сжал кулаки. На кону стоит жизнь его этери, а тому лишь бы поиграть, узнать побольше о феномене и посмотреть на итоговый результат – никакой жалости и сочувствия к исповеднице.

Хотел бы Нацу относиться к этому так же.

– Ты уже все знаешь? – он наклонился вперед, будто они говорили о чем-то секретном. Хотя отчасти это так и было, нечего давать гибридам почву для слухов.

Расплывшаяся довольная улыбка послужила лучшим ответом чем любые слова.

– Ты уже тогда все понял, – звучало не как вопрос, а как утверждение. Драгнил не сомневался.

– Да, но не стоило отметать, что из нее просто своеобразно выходит этериская кровь, – пожал плечами и, вспомнив про тактичность, вернул серьезное выражение лица (хорошо, потому что огненному этериасу так хотелось выжечь улыбочку с лица – он до этого и не представлял насколько Зерефу плевать на Люси).

Перед тем, как рассказать все Нацу, Спригган сверился со своими записями. Говорил он дипломатично и безэмоционально, точно так же, как и на собраниях Великих семей с приближенными. Так было лучше, так манера Зерефа меньше раздражала, и Драгнил мог сосредоточиться на осознании новой, шокирующей информации.

Никакого шока Нацу не испытал. Все было элементарно, даже слишком – и как ему самому в голову не пришла эта же мысль, они ведь ни раз поднимали эту тему до того, как узналась правда о мальчиках? Абсолютно все указывало на это, и где-то в подсознании он уже знал это, просто не хотел принимать. Намного легче было бы, будь это и вправду просто болезнью, которую можно исцелить.

– Это можно как-то остановить? – зарывшись руками в волосах, спросил этериас. И снова задался вопросами, накручивая себя надеждами начинающиеся «а если бы», будто мог найти свою ошибку, хотя прекрасно понимал, что даже сложись их отношения иначе, все привело бы к тому, что есть сейчас, просто потому Люси Хартфилия исповедница и этери одновременно.

– Не могу сказать точно, ведь такого прежде не случалось. Шансов практически нет… Но можем попробовать использовать браслеты по сдерживанию сил, – предложил Зереф, барабаня пальцами по столу и пристальней всматриваясь в листок, словно где-то там крылся ответ. Он не был уверен, что браслеты помогут, потому что единственное что о них было известно на сто процентов – они не дают проклятью вырываться из тела. Останавливают ли они процесс внутри тела? Зереф не знал. – Это лучшее, что мы можем сейчас сделать.

При словах о браслетах лицо Нацу сморщилось. Воспоминания связанные с ними – с тем почему они были созданы – отдавались гудящей, слабой, как взмах крыльев бабочки, но все же болью. Он пережил это, он не возвращался, потому что теперь у него была новая семья, потому что Игнил говорил ему не жить прошлым, однако, к сожалению, это не могло стереться полностью – так чтобы ничего не осталось – из головы и сердца.

Поэтому Нацу застыл на пару секунд, когда они подошли к комнате в секретных проходах, в которой его дядя прожил последний десяток лет. А что если воспоминания захватят его с головой и опять погрузят в тот время, полного отчаяния, тоски и апатии? Когда исчезло желание жить, причины стали пусты и не важны, когда было легче быть безмозглым диким, слоняющимся по лесам, чем этериасом, мыслящим и осознающим потерю? А что если он погрузиться в пучины вины и самоненависти и не сможет вернуться?

– Нацу? – положил на плечо руку Спригган.

Этериас покачал головой и повернул ключ, открывая замок. У него были Люсиан и Люсьен – он их ни за что не бросит. Это его маленькие мальчики, то единственное, что придало смысл его жизни – показало, что ему есть за что преодолевать боль, какой бы страшной она не была и идти дальше. Для них пока что не было никакого роднее папы, а для него не было тех, кто настолько нуждался и любил его, кроме них… И Люси тоже. Нельзя было ее бросать после всей той боли, что он причинил, и всего на что обрек.

За год в комнате скопились слои пыли, а так как этериасы не знали, где именно Игнил хранил браслеты, пришлось ворошить сложившийся и до этого нерушимый порядок, поднимая всполохи грязи, отчего кашляли и этериасы и Хэппи с Шарли, которых позвали с собой, так как они в свое время часто сюда заходили поухаживать или составить компанию (Хэппи делал исключительно это) старому хозяину.

Зереф все делал быстро и точно, пока остальные против своей воли задерживались на любой вещи и вспоминали Игнила, потому что все здесь было наполнено им.

– Тут только один браслет, – прокашлявшись, изрек Спригган, со всех сторон разглядывая коробочку, а потом еще раз перерыл полку.

– Должен быть второй, – нахмурившись, проворчал Драгнил. Ему одновременно хотелось остаться в комнате подольше, чтобы провести подольше времени в тех мечтах, где Игнил был жив и вот-вот зайдет сюда, чтобы помочь. Вместе с этим он испытывал печаль и досаду, ведь эти мечты всего лишь мечты.