Текст книги "Моя ненавистная любовь (СИ)"

Автор книги: Venvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

Глубокие сомнения отразились на лице Драгнила, он то хмурился, то морщины разглаживались. Правда щипала солью на ране, все еще свежей, только-только заживающей. Люси знала его болевые точки – он позволил ей изведать себя слишком хорошо. Он был уязвим перед ней. Это делало его слабым, от того бесило. И все же он не мог сказать ничего против – устал врать себе и ей.

– Пожалуйста, – он вздрогнул от ее прикосновения. Ее глаза наполнялись слезами – она сожалела и молила о прощении, и он был готов ей поверить. Однако страх и злость не оставляла. Люси пытались убить его сына, его маленького Люсьена, она навредила ему, такое не забывается и не прощается. Оно оставило слишком глубокий след. – Я не буду оставаться с ними наедине – я сама боюсь этого – и не против, чтобы ты присматривал. Делай это, просто дай мне помочь.

Мальчики уже почти плакали, а Хартфилия зацепилась за его рубашку и не хотела отпускать. Внутри рвало от желания отшвырнуть исповедницу и прорычать ей в лицо – да заполни ты бутылочки! Но тело парализовало, когда она коснулась его ладоней, крупные мурашками пробежали по позвоночнику, и в голове он словно услышал ее умоляющий голос.

Плач и вой начинающийся метели заглушились, были не громче далекого эха, все застилалось пеленой, и исключительно Люси выделялась четкой, яркой картинкой, ее прикосновения разносили ток под кожей – она собирала его частички души вокруг себя, как мотыльков, чтобы стать его единственный солнцем.

Люси воскликнула и резко отстранилась от Нацу – вспыхнувший на его теле огонь, укусил жаром руку. Волшебное наваждение пропало и мир вновь воспринимался привычными красками и звуками. Усмирив свой огонь, который вышел непроизвольно, что было странно в этой ситуации – он не в гневе и достаточно контролирует себя, – Драгнил поспешил подхватить шатающеюся этери. Она побледнела, на лбу выступила испарина. Складка меж бровей показывала абсолютное непонимание.

Что это, черт возьми, было?

Вместо ответа Хартфилия прохрипела, что ее сейчас стошнит, и Нацу поскорее отнес ее в ванную. Мальчики плакали, привлекая внимание, чтобы их уже покормили, и, стараясь разделиться надвое, Драгнил одной рукой держал Люсиана, Люка же положил в коляску, и двумя руками покачивал, приговаривая, что сейчас все будет. Драгнил был вынужден признаться перед собой, что с двумя младенцами лишние руки не помешают, поэтому, когда девушка привела себя в порядок, сомневаясь, он неуверенно дал ей мальчиков. Люси не настолько глупа, чтобы сделать что-то с детьми под его пронзительным взглядом. Ему просто нужно следить за ней и ничего плохого не случиться, решил для себя Нацу.

Он не прощал Люси – он проявлял к ней несоизмеримое великодушие.

– Мне показалось или я слышал запах крови? – кислый запах желчи резал по нюху, но в нем различался и другой.

– Кровь из носа пошла, но все нормально, – отводя глаза, сказала Хартфилия.

За прошлые полтора месяца она перестала стесняться кормить детей перед Нацу, но то, как он внимательно смотрел сейчас, изучая каждую клеточку оголенной кожи груди и плеч, смущало.

Вот только, демона интересовало вовсе не это. Ожоги они лечили мазями, лишь раз в пару дней приезжала Шерия и не утверждала, что от ожогов не останется следа, так что повязки стали таким же каждодневным элементом одежды, чтобы не пугать остальных уродливыми шрамами. Но повязка не могла скрыть след укуса на надплечье.

Нацу отвернулся, скрывая, как в глазах мелькнуло отвращение и лицо сморщилось. Воспоминания о том голоде и жажде накрыли головой. Он был взбешен, он был готов убить, но то, что он хотел сделать тогда – как хотел пожрать человеческую плоть матери его детей – желудок свело судорогой и ком подступил к горлу. Чем больше он находил себе оправдания – этериасы другая раса, во время войны они поедали людей, это заложено природой, им руководили инстинкты – тем сильнее его тошнило, как произошло и в тот раз. Это было дико, это было ненормально, и пугало. Нацу не хотел верить, что он может быть таким. Становилось противно от самого себя. Разве Люси была таким монстром по сравнению с ним?

Этот зверский поступок привел к другим волнениям, связанными не только с самобичеванием и попытками осознать, что нормально для этериаса – прибавилась другие странности, кровь Люси и приступы. Как бы омерзительно Драгнилу не было вспоминать о произошедшем, эта мелочь цепляла – может потому что он слишком привык заботиться о Люси и волноваться о любой ее проблеме, что делал это уже неосознанно, а может нутро шептало, что это важно. Прошло уже больше года с ночи изнасилования, ночи, когда он впервые попробовал человеческую кровь впервые – она была соленной и оставляла сладковатый привкус, дразня вкусовые рецепторы и возбуждая желание пить еще и еще, словно было гурманским соусом, способным любое блюдо сделать вкуснее. Но сейчас она была как ржавый метал, соленая и кислая, от лишней капли которой скулы сводило и нос морщился. И сама кровь была темнее и гуще, чем раньше.

Сначала он подумал, что она просто запеклась, но и в ступне, которую Люси порезала о осколок, была такая же. Шерия не спросила с чего такие вопросы и откуда укус, она объяснила, что это одно из последствий беременности. Ее смутило, что за два месяца это еще не прошло, впрочем успокоила, что причин для волнения нет – Люси вынашивала двух детей и Шерия часто использовала на ней свое проклятье, через время это должно пройти. Нацу поверил, по крайней мере пытался себя в этом убедить. Выходило плохо, но мальчики хорошо помогали об этом забыть.

***

За два месяца Нацу привык к плачу – он слышал его каждодневно, по несколько часов, в двойном размере, и воспринимал его, так же как и барабанящий об окно дождь или шелест листьев на ветру. Слышал и реагировал на него без лишних эмоций. Однако не любой плач прекратил быть раздражителем. Сейчас рыдания под боком каплями наполняли чашу его терпения. Такими темпами момент нового срыва на исповедницу незамедлительно наступал.

– Люси, хватит! – прорычал Драгнил. Мальчики росли и спали уже не так долго, как раньше, и не давали спать папе. Каждая минута сна была бесценна, а он потратил их и надеялся, что после сможет впасть в забытье, но Люси была очевидно против. От его рыка рыдания стали громче. – Я тебя не заставлял, этого хотела ты!

Хартфилия, кажется, говорила «да» или извинялась перед ним, всхлипы все перекрывали.

Слезы затмевали собой все, ослепляя, а вставший в горле ком душил. Люси пыталась совладать с собой, повторяла себе «хватит» и кусала губы, чтобы прекратить и не мешать Нацу. Ничего не помогало. Недоверие, которое она терпела в свою сторону, и подозрения в замысле ужасного в любом ее действии, накопились, раскололи плотину и находили выход в истерике. Люси не должна была злиться или расстраиваться из-за подобного отношения – а что ты ожидала, после сделанного? – но это происходило, как бы она себя не усмиряла. Сегодняшний вечер стал для нее контрольным выстрелом.

Все спрятанное вылезало наружу.

На протяжении несколько дней, когда Люси оголяла грудь покормить мальчиков или переодевалась при Нацу, она чувствовала не только блуждающий взгляд этериаса, она ощущала как внизу живота сладко затягивался узел. Не у нее, она четко отделяла его от своего тела и присущего ей возбуждения, которого не было очень давно – это принадлежало Нацу. Она оправдывала это сильной усталостью и непониманием мира, ставшим совершенно другим, или очередным чудным последствием беременности. Вот только, чем бы это не было, Драгнил сдерживал желание, и это могло сыграть плохую шутку с Люси в скором будущем, если она ничего не предпримет. Ему ничто не препятствовало, чтобы опять принудить ее. Либо пойти к другой демонице.

До этого они пытались один раз переспать, но Нацу тогда уснул, и попытки не повторялись, только пару раз минет делала, ведь Драгнил хоть и посвящал себя всецело мальчикам, оставался молодым этериасом со своими потребностями. Мысли, что другая будет удовлетворять его, пугали Хартфилию больше чем изнасилование – зато будет с ней! Она же дала себе обещание, что не будет доставлять Нацу проблем.

Желание быть с Нацу перерастало в зависимость, и прежний дискомфорт от близости бесследно поборолся.

К радости, Драгнил все еще читал документы, составленные приближенными о делах подчиненных, когда она вышла из душа. Несмотря на перемешанное со смущением стыдом – Люси не нравилось ее нынешнее тело с растяжками, и совершение столь наглого навязывания, – она уверенно подошла к этериасу и села на него. Тот убрал от лица бумаги и недоуменно вскинул бровь, пробежав глазами по ее стану.

– Не хочешь сейчас?.. – краснея, вместо слов Люси недвусмысленно пальчиками заскользила по торсу этериаса и, наткнувшись на препятствие в виде одеяла, оттянула его ниже.

– Стоит? – нахмурился Нацу, хотя она чувствовала как возбуждение начинает тянуть, стоило ей немного подвигать бедрами, поудобнее садясь. Этого она и боялась – реакция тела могла не соответствовать осознанным желаниям Драгнила.

Хартфилия до сих пор удивлялась, как он позволял ей прикасаться к Люсиану с Люком, а то, что она делала сейчас не пересекало линию добросердечности Нацу? Женщина чуть не убившая его долгожданного сына разве могла привлекать?

– Если ты этого хочешь, – прошептала Хартфилия в губы, прижимаясь своей грудью к его.

Нацу неоднозначно вздохнул и сильнее нахмурился. В течении долгих секунд он переводил взгляд с ее лица на документы. Осознавая, что пора брать ситуацию в свои руки, Хартфилия наклонилась ниже к его шее, при этом съехав и опять заерзав на его бедрах, и оставляла легкие поцелуи, страшась как бы это не взбесило Драгнила.

– Мне затушить огонь? – он отбросил бумаги, однако спросил как-то тяжело, в какой-то степени заставляя себя. Терпеть исповедницу одно – не обязательно смотреть на нее, главное чувствовать, что она где-то неподалеку, – спать другое – погружаться полностью в нее, сосредотачиваться только на ней и при этом помнить абсолютно все, что она сделала.

Исповедница осознавала, что ничего не может быть как прежде, но надеялась, что хотя бы в постели между ними останется доля прежнего влечения и тепла, сопровождающих каждую их ночь. Она была согласна обойтись без любви, лишь оставить страсть и искру, которая не могла не возникнуть у огненного демона. Было исключительно плотское желание, без чувств и эмоций – только инстинкт, только действия.

Люси мечтала хотя бы о поцелуях, которых не было с вечера ее признания, и получила, когда сама взяла лицо Нацу в свои руки, притянула и не отпускала, пока не утолит немного свою жажду. Однако этериас будто избегал лишних соприкосновений, он выдержанно стерпел ее каприз, стянул халат и руками прошелся по ее телу, сжимая не более чем просто почувствовать мягкость и податливость.

– Ты точно уверена, что хочешь? Мы можем остановиться, – Нацу скинул ее с себя и подошел к комоду, где на всякий случай лежала смазка.

Остановиться? Нет, Нацу, наконец-то, позволил ей приблизиться к нему еще на пару сантиметров, вновь подпустить к себе, она не могла упустить этот шанс. Но это было лишь в голове Люси. Драгнилу нужен был просто секс, эгоистичный, животный секс с целью доставить удовольствие исключительно себе (он был осторожен и сдерживал себя, чтобы не позволить огню выйти и не навредить, но на этом его забота заканчивалась), и он его получил.

Его прощение и принятие, Люси надеялась, что в этериасе еще остались теплые чувства к ней, что она все еще нужна ему, что так он делает шаги навстречу к ней для исполнение их мечты – быть счастливыми вместе, забыв про все беды прошлого. И вся его забота и внимание только подслащали Люси, говорили, что все возможно – они на верном пути.

Вот только вера застелила ей глаза – Драгнил мечтал о сыновьях. Ее никогда не было там.

Нацу оставил ее с одним только чувством – он в полной мере дал ей ощутить себя использованной, такой какая и есть настоящая Люси. Втоптанной в грязь бесполезности и никчемности, выброшенной игрушкой, которая больше не была способна развлечь и принести радость.

Да, теперь Люси была именно такой. Эта истина всегда была в ней, она крутилась в сознании, но Хартфилия никак не могла за нее ухватиться, точнее не хотела, а теперь оно всплыло и ее мир слетел со своей оси, рассыпаясь на миллионы мелких осколков, вонзающихся во влюбленное сердце.

– Люси, – в голосе различалось рычание.

– Ты хочешь меня задушить? – сквозь рыдания выдавила из себя Хартфилия, и новые слезы водопадами потекли по ее щекам. Она должна была замолкнуть и дать ему насладиться сном, вместо этого отвлекала и занимала еще больше времени. Слишком много чести для ненужных.

Этериас промолчал, но она услышала в своей голове его голос «Да». И Люси была с ним полностью согласна, лучше бы именно это он сейчас и сделал, чем так мучил ее несбыточными мечтами и ложными надеждами. Она задыхалась.

– Ты куда? – настороженно спросил Нацу. Он переживал, как бы она не сделала с собой ничего или не пошла в комнату к мальчикам.

Тело дрожало, Хартфилия еле могла устоять на ногах, и все еще ничего не видела сквозь пелену слез, но старательно держалась, чтобы не упасть прямо здесь на полу и показать Нацу, что она не больше чем просто грязь, упасть в его глазах еще ниже. Ей нужен был душ – прийти в себя, смыть следы бесчувственности и заглушить в барабане воды голоса все громче наполняющих голову, а может и собственный.

Тело, получившее разрядку и приятную истому, тянуло и сознание Нацу в забытье. Он забыл про очередную истерику этери и терзания – что опять он сделал не так? – решив, что разберется с этим завтра, если будет время; возможно, за ночь Люси переосмыслит что-то для себя и все исчезнет само самбой. Хотел бы он этого.

Несмотря на усталость, сон был чуткий, что помогало услышать любой всхлип со стороны детской, хоть и не всегда давало нормально выспаться. Этериас, не открывая глаз и не меняя удобную позу, прислушался к шлепкам от соприкосновения мокрых ног о холодный камень. Куда она пойдет? Хартфилию легла на кровать. Хорошо, не нужно останавливать исповедницу от ее священной миссии по избавлению мира от исповедников.

Нацу отдернул самого себя, Люси не настолько глупа – знала, что смерть ей покажется добросердечным подарком, если появится хоть мысль сделать больно. В нем просто говорил страх за детей.

Стоило бояться другого.

Хартфилия подползла к нему и легла со спины. Он вновь почувствовал ее вставшие соски, а руки заскользили с плеч под руки, ложась на его грудь. Драгнил нахмурился и хотел узнать, что на нее нашло – пришла теперь плакаться ему в плечо, просить прощения и поддержки? Или у нее очередной заскок и она хочет повторить, будто сейчас что-то изменится?

– Люси, что ты… – не успел Нацу договорить, как тут же замолк.

Серо-зеленые глаза распахнулись и уставились в темноту. От сонливости не осталось и следа. Этериаса парализовало и разум резко опустел, охваченный ошеломлением и испугом. Он хаотично искал ответ, что делает Люси, но все тонуло в молчаливой пустоте.

Нацу чувствовал, как руки Хартфилии лежали на его груди, соприкасаясь с горячей, липкой от пота кожей – это абсолютно нормально, это происходило не раз. Однако все внутри него покрылось корочкой льда, когда эти самые руки начали погружаться внутрь. Холодные, поистине леденящие руки забрались под его кожу, разгребая мышцы и преодолевая решетку костей.

Люси окунала руки в его равнодушие, глубокое и черное, как чернила, что зайди в него полностью и не увидишь своих ног. Оно испарялось от ее прикосновений, пар которого выходил наверх и оседал частичками-капельками в горле, отчего хотелось закашляться в сильном кашле, так чтобы в легких кольнуло.

То, что казалось бездонным оказалось мелководьем, быстро настигаемым и исчерпаемым.

– Нацу, – ее голос никогда не был таким – завораживающие-пугающим. Он завлекал, обматывая путами паутины, и одновременно с этим паутина противно цеплялась и обматывала, желая иссушить его жизнь. Голос был сладким зовом тысячи звезд неба и тысячью криками умирающих в агонии.

Голос разрушал стены ненависти Нацу, оставляя его сокрушенным, сломленным и не защищенным со вскрытыми ранами. Уязвимым.

Люси ничто не останавливало, а Драгнил не мог дать сопротивление. Просто лежал не из интереса ожидая, что будет дальше – он был перепуган и мог лишь бездвижно прислушиваться к каждому звуку и движению, надеясь, что все прекратится в один волшебный миг. Что это ночной кошмар. Капли холодного пота стекали по лбу, спине и под ладонями исповедницы.

Когда руки сжали его сердце, оно остановилось. Кровь в жилах застыла, воздух стал слишком тяжелым, чтобы его заглотнуть, тело лишилось чувства осязания, и этериас повис во тьме. Умер.

Оно медленно настигало его. Люси пробиралась сквозь проросшие острые лозы с шипами и чертополох, запутывающий путь, но она словно не замечала преград. Она повелевала и все послушно расступалось перед ней, открывая проход к самому центру сада, где и хранилось самое дорогое – где хранились его истинные чувства. И снова голос, от которого волоски встают на загривке:

– Ты меня любишь, Нацу?

Вопрос, элементарный вопрос, на который Драгнил не мог дать ответа. Он не знал и не понимал – он ненавидел и был преисполнен привязанностью и нуждой к Люси. Он сам хотел знать ответ – хотел, чтобы кто-то подсказал, что ему делать и говорить. Но исповедница не ждала – она вырвала, навела еще больший хаос в поиске. И почти что настигла, почти что коснулась и схватилась за правду.

Еще чуть-чуть.

Огонь, родной и спасительный, вырвавшись, мощным порывом покрыл кожу Драгнила. Он обжег Люси и избавил хозяина от ее вмешательства. Пламя окутывало все, чего успела коснуться этери, вернуло защиту – сожгло чужие путы – и медленно исцелевало, возвращая в распотрошенном мире все на свои места.

Драгнил воспользовался задержкой и в попытке убежать упал с кровати. Он не ощутил боли падения и холод пола, нужно было скрыться подальше от Хартфилии и ее продирающих плоть и сознание рук.

Перед тем, как выбежать из комнаты и скрыться детской, Нацу встретился с этери взглядом. Он был готов поклясться, что глаза – человеческие карие глаза – светились золотом в ночи.

Комментарий к 36. Необратимость последствий

Ну что, какие мысли о главе и предположения о произошедшем в конце?)

До конца осталось 3 главы!

========== 37. Сплетающие нити ==========

Главная спальня поместья – спальня главы Великой семьи – в первые дни после ухода Игнила в секретные проходы была для Нацу чужой. В ней все было наполнено воспоминаниями и следами дяди, что-то сохранилось от отца. Перебираться из своей, такой привычной, в которой он жил с рождения, и обживать другую комнату казалось неправильным – будто он нарушал давно поставленный закон. Нацу не видел себя ее хозяином. Даже мягкая и огромная кровать, на которой он в детстве так любил скакать, желая дотянуться до потолка, или с утра-пораньше прыгать на отца будить его, стала твердой и неудобной, из-за чего он часто уходил в детскую. Однако со временем беготня между одной комнаты в другую стала надоедать, вещи сами собой клались на свои уже новые места – удобные для Нацу, а не там куда их привыкли класть дядя и слуги – и невольно комната наполнялась мелким его барахлом. Не так много времени потребовалось, чтобы спальня стала родной – стала тем самым местом, где Нацу позволял себе отдохнуть и не надевать маску хозяина и главы.

Но сейчас этериас остановился на пороге. Он словно вернулся в прежние времена: детская казалась безопасней.

– Хозяин? – растерянно спросил Элла.

Драгнил поспешно кивнул и сделал шаг вперед – нельзя показывать тревогу перед подчиненными, они должны быть уверенны, что он всесилен и бесстрашен. Этериас держал спину прямо, а лицо невозмутимо, только глаза выражали испуг и настороженность, не отрываясь от этой самой угрозы.

Никогда Нацу не мог подумать, что именно от своей этери он будет отшатываться как от окрайда.

На протяжении дня или дольше Драгнил бы с удовольствием не приближался к Хартфилиии. Возможно, произошедшее ночью было просто кошмаром – Люсины руки точно лежали на его груди, они не могли забраться под кожу, не было никаких следов. Наверняка он просто слишком устал, а все проблемы вылились в… вот в это. Да и огонь вспыхнул на нем именно по этой причине, а вовсе не сработал защитный механизм.

Его расписание по избеганию этери нарушил Момон, ворвавшись в детскую с криком, что с исповедницей что-то не так. Нацу все своим видом показывал, что сосредоточен на Люке и Люсиане, скрывая настигший его ужас о воспоминаниях ночи, так что приказал слуге позвать лекарш, они-то лучше его знают, что делать. И вроде все хорошо, спихнул Люси на других, но вскоре к нему подбежала обеспокоенная Элла, подопечная Адеры. Она что-то говорила про кровь, руки и то, что у людей такого не должно быть. Драгнил опять предпринял тактику по скидыванию проблем с этери, но девчонка, стыдливо смотря в пол, сказала, что Амри с Адерой накричали на нее, чтобы она их не трогала без срочного приказа хозяина: в деревне многие дети болеть начали, так что свободного времени бегать по пустякам – а Люси сейчас воспринималась именно, как пустяк, который скоро исчезнет сам собой – у них не было. Выбора ему не оставили.

К сожалению, служанка оказалась права. Хартфилия была не здорова – Нацу четко видел ее дрожь. Он с облегчением хотел заявить, что может Люси от гибридов заразилась, у них же тоже при высокой температуре озноб начинается. Запах крови отогнал гениальную идею. Вместо нее пришла другая.

– Может у нее начались эти… Как же это было? Та, ежемесячная кровь у человеческих самок, – Нацу всеми силами старался избежать приближения к исповеднице.

Подросток обеспокоено и с недоумением посмотрела на лицо исповедницы, все еще невидимое этериасу, и покачала головой. Кадык Драгнила нервно дернулся. Этериас все же подошел к кровати со стороны Люси.

Палитру непроницаемого страха разбавило волнение, сильнее чем было у гибридов.

Хартфилия сквозь сон корчилась, холодный пот громадными каплями оседал на подушку, распущенные волосы, вчера вечером еще чистые после ванны, потемнели от влаги и липли. Запекшееся кровь – нечеловечески алая, почти черная – не стиралась. Однако не это тревожило: пути крови шли от носа, ушей и глаз. Нацу плохо разбирался в человеческом организме, но подозревал, что у людей это не в норме вещей.

– Хозяин, – аккуратно подала голос служанка, словно боялась, что именно ее сейчас накажут за состояние этери. – Взгляните на ее руки.

Складка пролегла меж бровей. Девушка практически полностью спряталась под одеялом. Нацу не хотел притрагиваться к исповеднице – боялся, что она опять его захватит, проберется внутрь и раскроет все, что он скрывал и хоронил в себе.

Подросток выжидающие-волнующие смотрела на него, из детской слышались непонятные звуки, которыми между собой перекликались Люсиан с Люсьеном, оставленные с нянечками. «Быстрее начнешь, быстрее закончишь», уговаривал сам себя этериас. Он убеждал себя, что Хартфилия не сможет использовать свои чары – это был кошмар, удачно совпавший с болезнью Люси. Может быть вчера ему нужно было не слушать позывы плоти и отказать ей в сексе? Она не до конца восстановилась и еще та истерика. Он безостановочно успокаивал себя глупыми доводами, но прекрасно понимал, что это оправдания.

Пора было прекратить тяготить.

Перед тем, как стянуть одеяло и увидеть руки, Нацу, затаив дыхание, дотронулся до девичьей щеки. И облегченно вздохнул. Ничего не происходило – под подушечками пальцев ощущался жар, неприятная липкость и твердость в скулах от напряжения сжатых зубов.

Да, всего лишь кошмар.

Драгнил стал неспешно и бережливо стягивать одеяло с этери. Она вздрогнула, когда прохладный воздух коснулся оголенной шеи, на которой все еще были шрамы от ожогов, плеч и немного груди. Пальцы судорожно, стальной хваткой сжимали край, из-за чего тот пришлось чуть ли не вырывать.

Но когда это сделал, этериас озадаченно повернулся к Элле, молча спрашивая «Я не один это вижу?».

Со страхом – уже не перед Люси, а за Люси – Нацу взял ее руку в свою. Придвинул ближе к лицу для лучшего рассмотрения и провел большим пальцем, будто это могла быть краска. Ничего не исчезло: сотни тонких сине-голубых ниточек, будто каждый нерв просочился на поверхность кожи – их было слишком много для вен, – оплетали пальцы и ладонь этери, рассеиваясь на запястьях. А в доказательство очередной ошибки Нацу – на ладошках, которыми она прикасалась к его груди, воспалились волдыри.

– Пойди к Шарли и скажи, чтобы высылала карету к дому Бленди, – приказал Драгнил, понурив голову. У Люси не прошли еще следы на шее, а теперь еще и это. Такими темпами вскоре придется выделить Шерии персональную комнату с ее столь частым посещением поместья. Даже Спригганы не так реже в гости заглядывали.

– Н-Нацу… – этериас вздрогнул, хриплый позыв в тишине и одиночестве был слишком неожиданным. Вслед за вчерашними воспоминаниями Нацу вспомнил и голос, одновременно самый прекрасный и ужасающий, что когда-либо слышал. Хорошо, что он тоже исчез.

Уставившись в стеклянные полуприкрытые глаза – человеческие карие глаза, – Нацу обдумывал, что ему делать. Минуты назад он хотел сбежать от Хартфилии, однако бросать ее сейчас одну, ослабшую и раздавленную, было жалко. Драгнил встал с кровати и направился в сторону коридора, ведущего в детскую – Люси проследила за ним взглядом. Ему самому стало больно, что он бросает ее. Кинув «я сейчас вернусь», поспешил в детскую.

Мальчики все еще ели и потому были спокойны среди слуг. Драгнил уточнил все ли хорошо, подошел к кроваткам и зажег на них свой огонь – мальчики после еды засыпали, но они не любили это делать в чужих руках, а его огнь был способен их утихомирить, придать чувство будто он рядом с ними. На пару секунд он задержался, раздумывая, что будет лучше остаться с детьми, с Люси разберутся другие – он-то ничего не смыслит в человеческом здоровье, – как в голове отразился зов мольбы, отражающийся тысячью чужими голосами, отчего мурашки пробежали по спине.

Предупредив, что он будет в своей спальне, Нацу вернулся и, все еще сопровождаемый взором исповедницы, забежал в ванную, не прекращая приговорить, так же как он часто это говорил мальчикам: «Не надо паниковать, я здесь, я не ушел». Даже тон был таким же сладко-утешающим.

Дыхание Хартфилии, кажется, стало не таким сиплым и тяжелым, когда он мокрым полотенцем вытер ее лицо, стерев с него полоски крови, нервирующие его. С рук не пропали ниточки, как бы он их не тер.

Саму Люси, кажется, не сильно волновали изменения тела. Она держала его за руку, и ей было просто спокойней от этого. Она была точно, как ребенок.

Совесть насмешливо зашептала на ухо: ты опять испугался – ты опять убежал.

***

Нацу был готов проклинать весь мир. Сегодняшний день, как и ночь, не приносили ему ничего кроме раздражения и непонимания происходящего. Все, абсолютно все катилось к чертям. Заметив, что этреиаска последовала за ним, Нацу еле сдержался, чтобы выругаться. Шеррия и так много сделала для его семьи, он, наверно, никогда с ней не сможет расплатиться, поэтому срываться на нее было бы неблагодарно.

К сожалению, слуга не наврал и в прихожей стояло семейство Спригганов. Август побежал к нему, и Нацу по традиции крепко обнял в ответ, ухватив в объятия и Ларкейда, подмечая, что мальчики подросли. Впрочем эта мысль затерялась в хаосе других, в миг навалившихся на него – он не знал, что ему делать и за что хвататься.

– Что это за нежадный визит? – улыбка была слишком кривая и звучало слишком слащаво, выдавая его с головой.

– Вовсе не нежданный. Я предупреждал тебя, – заявил Зереф, пока Август что-то щебетал то ли ему, то ли брату, то ли кому-то еще.

– Да, я помню. Но вы должны были приехать только через пару дней, – на самом деле Нацу не подозревал, какой сегодня день месяца и когда названный брат обещал навестить его. Но он был точно уверен, что не сегодня. Ну или не совсем.

– Нет, Нацу, сегодня, – Зереф взглянул на Мавис, и у обоих вырвались смешки. Нацу нахмурился, стушевавшись, Шерия одобрительно улыбнулась. – Ничего страшного, с младенцами нередко ночь с днем путается. Мы тебя понимаем.

Хлопнув себя по лбу и проведя рукой по лицу, Драгнил взвыл. «Удачно» он спутал дни, очень «удачно». Он всегда был рад приезду брата, с которым они с каждым годом виделись все меньше, отчего нередко не хватало общения, и он очень соскучился по Августу и Ларкейду – как давно он с ними не виделся и когда в последний раз они вместе проводили время? – вот только сейчас их приезд становился лишней заботой внезапно свалившийся на плечи, почти что хороня его. Он и так сидел мучился, метаясь остаться ли с Люси или вернуться к мальчикам, наверняка не понимавшим, куда делся папа – он же все время был с ними, – а теперь еще и это.

Однако он был главой Великой семьи, уже полноправным, и пообещал себе не давать слабину. Пока остальные ждали, когда Драгнил выйдет из размышлений (Август не прекращал говорить, но не особо замечал, что его не слушают), тот пытался все распланировать. Он сталкивался с подобным – вспомнить только прошлую зиму, он один обезопасил всех своих подчиненных без посторонней помощи – нечего истерить.

Найдя глазами гибрида, он тут же приказал ему, чтобы тот бежал на кухню и передал остальным, что дома гости – у Драгнилов всегда готовили лучшую еду и принимали с размахом, не стоит подвергать это сомнению.

– А где Люси? Она сейчас спустится? – с сияющими глазами Мавис поддалась вперед. Ей уж не терпелось обговорить произошедшее за полгода, что они не виделись со времен дома Этери, обсудить трудную участь по заботе за детьми и дать парочку советов – у Мавис-то тоже два мальчика, хоть и не близнецы!

– Нет, она приболела. Не знаю, сможет ли принять гостей, – Нацу кратко взглянул на Шерию, стоящую рядом. Она была растеряна не меньше его, но старалась не показывать этого. Вопрос опять задался сам собой: Что случилось с Люси, раз ни лекарши, ни Бленди не знали, что с ней?

– А где твои детки? Я их не видел еще! – с легким возмущением и предвкушением и таким же горящими зелеными глазами, как и у матери, сказал Август и схватил Драгнила за руку, уже готовый идти. Ларкейд сделав слишком равнодушное лицо – настолько равнодушное, что сразу становилась ясна его фальшь – кивнул, соглашаясь с братом.

– Они сейчас спят, но через часик-два вы сможете с ними поиграть.

В обиде Август надул щеки и поджал губы, точно так же, как это делала сейчас Мавис, отчего они становились еще больше похожи. К радости, Ларкейд быстро смекнул, что надо что-то сделать, и взял брата за руку, напомнив, что в поместье есть огромная детская, а Зереф подтолкнул Мавис, предлагая пойти с детьми. Впрочем, в отличии от мальчиков, грусть девушки не исчезла так быстро – она шла показательно громко топая.