Текст книги "Моя ненавистная любовь (СИ)"

Автор книги: Venvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

Гибриды весь вечер от нее не отходили и поздравляли. Вели они себя так же, как и до использования окрайда на Драгниле. Люси наслаждалась легким общением, которого не хватало. Конечно, то как они отвернулись от нее, не может стереться из памяти, Люси понимала их причины, но обида не хотела уходить. Только потому что Хартфилия не желала портить праздник, игнорировала неприятные чувства, все можно решить потом.

Самым занимательным в тот вечер для исповедницы было знакомство с еще одним этериасом. Оказалось это был Игнил Драгнил, дядя Нацу. Хартфилия была не в малом шоке и замешательстве, она думала, что Нацу единственный живой представитель рода, учитывая, что она прежде не видела его в поместье, не ощущала еще одного источника сил. Мужчины решили избежать данной темы, поэтому подхватив под локоть девушку, Игнил увел ее от племянника и, наконец, смог познакомиться с той, о ком много думал, той, кто уже давным давно стала частью его семьи. Было видно, что ему не терпится задать как можно больше вопросов, как ребенку, что узрел мир, однако держал себя в руках и выслушивал девушку. Игнил расположил Хартфилию к себе за первые несколько минут, а это мало каким представителям мужского пола удавалось, точнее никому. Этериас был спокойным, учтивым, но с характером, а порой и импульсивный, что кажется присуще всем Драгнилам с их огненной сущностью. Он сочетал в себе противоречивые черты, но этим и притягивал к себе, что помогло исповеднице отвлечься и не отрываться от разговора.

После празднества, Люси вернулась в покои Нацу. После произошедшего в ее старой комнате, он боялся оставлять ее где-нибудь еще. Хартфилия не очень желала этого, ведь опять проводить дни с этериасом, лежа по разным углам, прямо на той кровати, где ее жестоко лишили первого раза и не прекращали исполнять свой «долг» без ее согласия и малейшего желания. Однако все оказалось не так плохо: Нацу большую часть времени на протяжении этих дней удалялся по делам связанными с обязанностями главы великой семьи; она стала меньше бессмысленно лежать в кровати и больше гулять по поместью, если позволяла погода, по его окрестностям или общаться с гибридами и Игнилом. Но все же, у них была работа, и по большей части она оставалась наедине с собой, так что было достаточно времени во всем разобраться и решить для себя. Мрачные мысли с завидным постоянством посещали ее голову, но стоило коснуться живота, который еще не показывал ее новое положение, как Люси тут же отгоняла их от себя.

Единственное время, когда она могла полностью расслабиться и не мучаться от раздумий, от которых порой болела голова, была ночь. Вовсе не потому что могла провалиться в бессознательность (хотя и это тоже), нет, просто рядом с ней был Нацу. Если он считал, что она уже уснула, Драгнил позволял себе прикоснуться к ней, нежно, с трепетом, а потом подвигался ближе и заключал в горячие объятия, что грели лучше самого теплого одеяла и давали почувствовать себя защищенной, нужной ему. Лишь тогда к ней приходил Морфей со своими сновидениями, куда уходить она не желала, ведь там она не сможет наслаждаться долгожданной близостью между ними. Днем такой возможности уже не будет.

Сегодня вечер для Люси вышел не самым удачным, как по другому объяснить, что она сидела в комнате Нацу и ела свой ужин под пристальным взглядом Шарли, от чего было крайне неуютно. Честно, лучше бы она поела наедине с собой, чем так. От исповедницы не укрылось, что в последнее время ее никогда не оставляют одну, постоянно кто-то был рядом и молча наблюдал за ней, что начинало выводить из себя – вроде всегда одна, а с другой стороны нет. Она, конечно, понимала, что они делают это, чтобы с ней опять ничего не случилось, однако легче не становилось. Продолжая класть еду в рот, Хартфилия не задумываясь над ее вкусом, избегала глаз гибридки, которая до сих пор оставалась холодна к ней: они больше не вели дружеские беседы, переговариваясь только по делу. С Хэппи было намного лучше и проще.

Изначально вечер начинался неплохо: после увлекательного ничего не делания, она пришла в трапезную, где уже сидели этериасы и разговаривали между собой. Стоило появиться исповеднице, как Игнил переключил свое внимание на нее, Нацу наоборот примолк и украдкой кидал на нее взгляд. Через несколько минут ожидания им принесли еду – сегодня было мясо зивса, напоминавшее на вкус рыбу, и очень полезное для беременных (как иначе?). Не то, чтобы Люси не нравилось мясо, но вот его запах был резкий и терпкий, что она не успела убежать из трапезной и ее стошнило прямо там. Все понимали причину этого и спокойно восприняли, но самой ей было ужасно стыдно и не могла продолжить ужин. Этериасы быстро догадались, что она плохо себя чувствует и позволили вернуться в спальню.

С каждым днем жизнь в поместье становилась невыносимее, что вновь наталкивало мысли на вопрос Нацу. Ответ был очевиден, но была одна причина, по которой она не могла дать уверенный ответ и до сих пор металась.

Через некоторое время, что текло для Люси неимоверно медленно, когда минуты превращались в часы, в комнату пришел этериас. Шарли сразу же вошла в дверь по правую сторону кровати, где как успела понять девушка, находится купальня, которую готовили к применению судя по выходящим от туда клубам пара. В подтверждении этого, Нацу достал из шкафчика хлопковый халат и снял одежду. Хартфилия отвела взгляд, до сих пор было стыдно за сегодняшний вечер – ее стошнило во время ужина! – наверняка и еще и испортила всем аппетит. Она сейчас так жалела, что ее комната, ставшая для нее личной крепостью, сгорела, сейчас бы она вместо того, чтобы избегать встречи с серо-зелеными глазами, закрылась бы в комнатке и зарылась по нос в одеяло.

– Вы подготовили все как обычно? – уточнил Дрганил, как только запыхавшееся гибридка вышла из душного помещения. Ответом послужил кивок и, поняв, что от нее больше ничего не требуется, Шарли вышла из покоев хозяина.

Люси чувствовала на себе его взгляд – интуиция говорила, что это не просто так и этериас что-то задумал. Долго выжидать Драгнил не стал, он прямо сказал ей раздеваться. Кровь прилила к лицу, Хартфилия удивленно посмотрела на мужчину, стараясь понять зачем и для чего. Липкий страх стал сковывать ее. Неужели он принудит ее, когда она вынашивает его ребенка? Мелкими движениями исповедница отползала в глубь огромной кровати, что не укрылось от Драгнила. Не удивительно, что после произошедшего она так реагировала на любой его сомнительный жест и повелительный тон. Стало на секунду обидно: неужели она думает, что он будет принуждать ее, когда она в положении?

Во искупление за свою резкость, он подошел и развернул Люси к себе спиной. Аккуратно развязывая повязки на ее темно-зеленом платье, при этом оправдываясь, тщательно подбирая слова (не нужно спугнуть ее снова), что им пора начать небольшую подготовку ко второму периоду, за одно вместе помыться. Смущенная до кончиков ушей исповедница томительно медленно снимала с себя лоскуты ткани – раньше бы такие действия немало возбудили его, заставляя себе сдерживаться, чтобы не накинуться на девушку, однако сейчас он не мог смотреть на ее тело: незажившие раны, букеты расцветших синяков и ожогов, опущенные сжатые плечи. Ему было стыдно смотреть на свое достижение – сломить исповедницу. Одержимый гневом это стало его главной целью, что станет одним из величайших свершений. Однако сейчас Нацу совершенно не гордился и считал этот поступок еще одной величайшей ошибкой – некогда гордая и сильная исповедница дрожала перед ним от любого движения, косого взгляда или повышенного тона, как забитая зверушка, что усвоила «урок жизни» и предпочла оставить свою тягу к свободе. Хотелось разорвать этериаса внутри себя, отомстить за свою этери, убить самого себя – Нацу не уверен будет ли этого наказания достаточно, чтобы искупить свой грех.

Когда с одеждой было покончено, Люси хотела направиться за этериасом в купальню, но встав на твердый каменный пол, холод которого скрывал толстый ковер, ее ноги задрожали. Нацу успел поймать ее и взял на руки для предотвращения падения.

Персональная купальня Драгнила удивила девушку: по размеру та наверно больше, чем купальня для слуг, которая была построена для множества человек. Из-за белого густого пара хорошо разглядеть помещение нельзя было, только кремовые оттенки и различительную черту: у слуг было множество шкафчиков со средствами для мытья и кабинок, здесь же в начале стояла тумба со шкафчики, большую часть помещения занимал небольших размеров бассейн, где с другой стороны водопадом вытекала вода. Назвать такое ванной язык не поворачивался.

Нацу продолжал держать Люси на руках, входя в воду. Уровень воды стремительно поднимался, дышать становилось тяжелее и ее кожа покрылась испариной, что хотелось вернуться в комнату, вдохнуть освежительный прохладный воздух. Когда кончики ее пальцев коснулись воды, Хартфилия тут же отдернула ногу от воды и, схватившись за плечи Драгнила, приподнялась выше от горячей воды, почти что кипятка.

– Тшш, тихо, тихо, – успокаивающе шептал Нацу на ухо, поглаживая жмущуюся к нему в спасении девушку по спине. – Я знаю, что тебе больно, но, Люси, надо перетерпеть и привыкнуть… Помнишь я тебе говорил, что второй период беременности будет очень сложный и большую часть времени тебя будет преследовать сильный жар. Чтобы потом тебе было легче ты должна научиться переносить его. Я не хочу делать тебе больно или ранить, но так надо.

Люси не оставалось ничего другого, как вцепиться ногтями в смуглую кожу и терпеть кипяток, что обжигал ее кожу, жег незашитые раны. Она словно горела заживо, но только не в огне, который принес ей сладкий сон, а в воде. Нацу шел медленно, давая немного привыкать к воде. Для него такая горячая ванна была нормой и он с легкостью переносил температуру, в отличии от своей этери, которая с трудом дышала и сдерживала слезы. Смотря на исповедницу, он вспоминал их первую ночь, ей тоже было больно, она просила прекратить, и тогда, как и сейчас, в итоге смирилась и терпела, ожидая конца. Не дойдя до конца бассейна, он приблизился к краю и сел на ступеньку, обеспокоенно смотря на девушку. Она была уже без сил, закрыв глаза, держалась за него, сводила брови к переносице и морщилась, словно ей снова снился очередной кошмар. Единственный плюс, у Люси не появятся новые ожоги: ребенок с первых дней защищал свою маму от любых повреждений нанесенных огнем или высокой температурой.

Кажется только спустя множество часов, а возможно и дней, когда Люси перестала ощущать ужасающий жар по всему телу, или же вода просто остыла. Она устала, эта боль в теле и душе изматывала ее больше самых изнурительных тренировок исповедниц. Их учили переносить и терпеть боль, ведь еще в далеком детстве от каждого прикосновения к оружию хотелось отдернуть руку, но они продолжали держать потому что она исповедница, она должна уметь терпеть боль. И она научилась этому. Острая, разрывающая боль разносилась по ее телу от прикосновений к окрайду, даже спустя многие года, за которые она привыкла к ощущениям, что не переставали оставаться таким же ярким, как и в первый раз. На тот момент для нее это казалось самой болезненной вещью, и когда его не оказалось рядом, когда любимое оружие запрятали где-то в недрах поместья, Люси думала, что избавилась от неприятных ощущений преследующих ее долгие годы, однако оказалось, что в мире есть вещи побольнее окрайда и они вовсе не физические – они душевные, на самом сердце и его глубинах. Оказывается видеть мир без красок, надежд и мечт возможно, а жить без желания можно, но ты становишься безвольным, всего лишь существуешь. Люси долгие-долгие дни казалось, что это не закончиться никогда, но зародившееся в ней жизнь, ее ребеночек, не дал ей окончательно впасть в пучину отчаяния, как и Нацу с его редкими теплыми объятиями, которых всегда было недостаточно.

– Привыкла? – осторожно спросил Драгнил, заметив, что дыхание его этери стало равномерным, руки не сжимали его плечи, будто пытаясь перенести капельку боли на него.

Он держал ее на руках и поглаживал по спине. Он прижимал к себе крепко, но это были не такие объятия, в них читалась осторожность, страх, вина. В ней и так полно этих чувств, а он делает их только сильнее, давая укрепиться в ней, завязавшись узлами на краях ее души. Хотелось выть, чтобы Нацу перестал так делать, но он не понимал, что делает, даже не знал. И все, что она могла, смиренно молчать. Что она может сделать?

За очередными раздумьями, Люси не сразу заметила, что Нацу больше не прижимал ее к себе и перекладывал на соседнее место, но не ожидавшая этого, она с двойной силой вновь вцепилась в плечи этериаса и по инерции от резкого движения, упала обратно к нему. Драгнил тут же, насколько мог, согнулся пополам и, стиснув зубы, зашипел. Люси слезла с него, с беспокойством наблюдая, как расширяются ноздри, заиграли желваки на скулах.

– Все нормально, – вымолвил демон, покосившись на ногу, которую задела Хартфилия, навалившись на нее всем своим весом.

Осознание до девушки пришло мгновенно – это была нога, об которую словно лоза оплелся кнут из окрайда. Она совершенно забыла об этом. Посмела забыть с чего начался персональный кошмар наяву.

Как же больно было Нацу, раз она, та в которой лишь малая доля крови этериаса, каждый раз испытывает острую боль? – задумалась исповедница. Она постоянно винила себя за сделанное, но за все это время не задумалась о том, что на самом деле ощутил этериас тогда – лишь знала, что это была ненависть. Не подумала, насколько сильным был страх смерти, она могла подчиниться воле Исповедницы и убить заклятого врага.

Боль в ноге уходила, черты лица смягчались, восстанавливалось дыхание. Рана практически прошла и в скором времени от нее останется напоминанием шрам, но сейчас, когда она медленно с человеческой скоростью заживает, любое воздействие на нее не приносило тех резких неприятных ощущений, что недели две назад, когда он чуть ли ходить не мог, но больно было все равно. Полностью придя в себя, Нацу решил сделать задуманное – принести масла и кремы для мытья, но легкое прикосновение к ранению привлекло его внимание. Длинные тонкие пальчики невесомо касались кожи вокруг, задевая огрубевшие участки. Касания почти не чувствовались, будто боялась надавить чуть сильнее и вновь вызвать ту же реакцию.

Подняв глаза на свою этери, Драгнил увидел, как из карих глаз по красным щекам стекают слезы, скатываясь к подбородку и опадая в огромную ванну.

– Люси… – его голос заставил зажмурить глаза и возненавидеть себя больше. Он говорил так, будто это он во всем виноват, не она.

Услышав его, неосознанно Люси резким движением прижала руки к груди и, скрывая слезы, опустила голову, отползла от него дальше, оказавшись почти по горло в воде, игнорируя жар, от которого еще недавно мучилась. Он снова совершил ошибку, не знает какую, но это причинило боль Люси – это самое главное. Драгнил в миг оказался около девушки и взял ее лицо в свои руки, потому что только сейчас понял, как он не любит, когда она отводит от него взгляд, испуганный и провинившийся.

– Люси, что случилось? – это звучало мягко и нежно, но все с тем же извинением за сделанное, которое совершила она.

– Извини, – на удивление ее голос подрагивал и звучал сипло, из-за застрявшего в горле кома. Как казалось ей, она не выдаст что-то большее чем всхлипы. – Я так виновата… Использовала окрайд, оставила такие раны и последствия… На секунду посмела насладиться этим, после того как добр ты был ко мне, заботился и защищал… Не принудил, когда мог это сделать, и старался, так старался сблизиться, несмотря на мои отвратительные поступки, отказы и упреки. Ты старался ради нас и что сделала я?.. За все время так и не извинилась перед тобой! Эгоистично думала только о себе! Не смогла сказать тебе простое «прости»! – Люси не понимала, что она говорит, слова сами вырывались, пока слезы стекали с двойной силой. Она задыхалась, не смея прерваться. Казалось, что если она сейчас не выскажет все, то в эту же секунду умрет от ненависти к себе, что поглотит в свой бескрайний океан, заполнит легкие и костлявыми разносящими холод руками затянет на самое свое дно, без возможности выбраться.

Хартфилия не заметила, как прижалась к мужскому телу и, обвив руками, цеплялась как за спасательный круг. Нацу был растерян, смотрел на ее слезы, не смел оттолкнуть и даже приобнять Люси. Слушая ее, он понимал, насколько она права – они оба эгоистично закрылись в себе, винили за свои поступки, за причиненную боль, но так и не смогли извиниться друг перед другом, элементарное «извини» ни разу не слетело с их губ. Иронично.

– Хватит, Люси, не переваливай все на себя. Не тебе стоит просить прощения, – его руки вновь успокаивающие поглаживали девушку, прижимая к себе. Он прислушивался к всхлипам и представлял, как внутренний этериас разрывает его, за то, что заставил плакать мать своего ребенка, свою единственную. – Если бы я сдержался и не накинулся на тебя, ничего этого не было, ты ведь и вправду всего лишь испугалась. А я… даже не выслушал, и поглощенный гневом, обвинил во всем тебя, взял грубой силой и продолжал принуждать каждый день! Не тебе себя винить.

– Прекрати! Не оправдывай меня! – крикнула Хартфилия, смотря в серо-зеленые глаза, когда внутри нее крутилась злость, поток бесконечного количества слез, наконец, прекратился. Только сейчас, когда они решили откровенно поговорить друг с другом и открыли все, что долго копилось, она увидела, как же глупо это выглядит со стороны – дура и дурак – мечтают, но не ничего не делают, чтобы исправить ситуацию, вместо этого закрылись в себе и пустили на самотек. Разве так все должно быть? Старая она стала бы такое терпеть?

Но сейчас было глупо задавать все эти вопросы, все изменилось, в том числе и они сами, так чему же, кода это бессмысленно? Ослаблено опустив руки, Люси положила голову на плечо этериаса и впервые позволила себе расслабиться.

– Нацу, я устала. Мне надоело ночью плакать и быть такой никчемной. Меня убивают собственные мысли и вина. Оно ни на секунду не оставляет меня!.. Мы боимся признать, что оба виноваты, каждый приложил руку к этому и теперь платим за свои поступки, но я уже так устала. Мне просто хочется, чтобы это уже прекратилось. Мы этого хотим. Но если не прекратим это, ничего не произойдет, а без тебя ничего не выйдет, если продолжишь отталкивать не только меня, но и своего ребенка. Ты необходим нам, необходим мне… Нацу, пожалуйста.

Шмыгнув еще раз носом, она обвила руками его торс, пытаясь через объятия передать свои чувства, чтобы он, наконец, понял ее слова, понял, что она скучает по нему и готова простить все, только лишь бы он был рядом с ней и дарил свое тепло, без которого она уже не сможет, ощутив на себе раз.

С замиранием сердца Люси ждала его ответ – предсказать действия этериаса за проведенное вместе время она так и не научилась. Но вопреки пожирающим представлениям, Нацу поступил так же, как и в прошлый раз: взял ее маленькую ладошку в свою, поднес к губам и оставил легкий невесомый поцелуй на запястье.

– Я тебя простил давным-давно, но готова ли ты к этому после всего, что я натворил?

– Я готова на все, если ты будешь рядом со мной, – прошептала Люси, уголки губ сами приподнялись вверх. Поднеся руку Нацу, она оставила такой же невесомый поцелуй.

Заправив прядь светлых волос, что липли к лицу, Нацу огладил щеку своей этери, любуясь ее лицом, на котором отразилось умиротворение. Смутился, когда хотел убрать руку, а Люси положила свою ладошку поверх его и сама прильнула ближе к ней. Приятное тепло разлилось в его груди – исповедница никогда бы так не сделала раньше, но теперь все изменилось, возможно в лучшую сторону, несмотря на столь омраченное начало.

Он дал ей шанс уехать, больше не видеть его, как мечтала с их первой встречи во сне, однако теперь, даже если захочет, он не отпустит ее от себя, особенно теперь.

========== 22. Прошлое и близость ==========

Нацу решил, что им уж пора помыться, иначе вода успеет остыть, когда они, наконец, порвут объятия, поэтому нехотя ему пришлось это сделать. Сейчас он сидел и мыл голову Люси. Та вначале препиралась: она не любила, когда кто-то трогает ее волосы, но стоило Нацу начать делать ей массаж головы, девушка не смогла ему отказать. Доверившись, она наслаждалась приятными ощущениями, что не могло не льстить этериасу – ему нравилось делать приятно своей этери, тем более, когда она зареклась, что сделает ему тоже самое.

Голова и блондинистые волосы девушки были все в пене. Этериас зачерпнул воды в кувшинчик и аккуратно смывал белые пузыри. Вода еще оставалась горячей, а навредить девушке, после их примирения, стало бы роковой ошибкой. Но та никак не отреагировала, лишь мелко вздрогнула, и, запрокинула голову, позволяя этериасу сделать задуманное, так же, как и позволила пропускать длинные пальцы сквозь блондинистые локоны, наблюдать как стекает вода, перебирать, словно играясь с ними. Люси была не против этого, она все не могла насладиться близостью, что наконец, возникла между ними.

Щеки стали еще румянее – Нацу придвинул ее поближе. Даже на контрасте с высокой температурой воды его кожа оставалась горячей. Он положил свои ладони на ее плечи и заскользил ниже, касаясь груди, талии, бедер, уткнувшись носом в шею. Нацу скользил руками вверх-вниз. Исповедница ощущала его дыхание, отчего мурашки пробежали по телу. Его действия кружили голову и Люси бессознательно облизнула губы. От Драгнила не укрылась реакция девушки и усмехнулся, вспомнив, что не нужно много сделать, чтобы смутить свою этери.

Свое небольшое исследование Нацу закончил на пока что не округлившемся животе. Он прислушивался к ощущениям – сила исповедницы исчезла, менялись нотки запаха, совсем слабо, из-за маленького срока, но он был рад даже таким изменениям. Знать, что в теле этери растет его частичка – наибольшее счастье для любого этериаса. Он прежде не ощущал такое радостное волнение и любовь – это было нечто новым и он уже любил этого ребенка всем сердцем.

– Как думаешь, кто это: мальчик или девочка?

– Девочка, не иначе, – не задумываясь ответила Хартфилия, откинувшись на Нацу, который закончил свое «исследование» и оставил ладони на животе. От его действий, незначительных и простых, в исповеднице вспыхнул огонь желания. Нацу не продолжал и дал девушке расслабиться, но низ живота приятно тянуло лишь от ощущения его тела рядом. Было стыдно за реакцию своего тела. Она была уже взрослой женщиной и ее тело требовало разрядки, что ни на есть самой настоящей, однако избегая каких-либо контактов с мужчинами, оно не получало желаемого. Хартфилии приходилось самой справляться с этим, но что бы она не делала, это было не тем. А теперь, получая ласку от мужчины, к которому она неровно дышала, возбуждение дало о себе знать. Это было несколько неожиданно, ведь Люси полагала, что после того, как этериас не единожды принуждал ее и изнасиловал, она об этом даже думать не сможет без боли. Однако, как оказалось, она нуждалась в близости с Нацу во всех смыслах.

– Почему так категорично? – спросил Драгнил, не обратив внимание на задумчивость и сильное смущение своей этери. Его намного больше интересовало, почему же Люси не хочет допустить возможность о рождении мальчика. Он как родитель, конечно, будет любить своего ребенка вне зависимости от пола, но как мужчине, ему больше хотелось получить наследника.

– Неужели у исповедниц не рождаются мальчики? – тут же последовал следующий вопрос. Драгнил не особо интересовался людьми, но по совету дяди, он решил почитать про исповедниц и лучше узнать прежнюю жизнь своей этери. На удивление, он узнал много интересного о этих гордых воительницах, их обычаях и влияния на историю. Факт, что исповедницами являются исключительно девушки ему был известен еще давно, вот только на вопрос: «почему нет мужчин?» ответить не могли ни книги, ни Игнил, который в прошлом долгое время работал в Министерстве.

– Рождаются. Но их жизнь коротка – исповедников убивают при рождении, – безэмоционально проговорила Хартфилия. Это было сказано так холодно, как могла говорить старая Люси, не нынешняя, которая была переполнена чувствами и эмоциям – она не сдерживала их, открывала миру и ему.

Хоть они сидели в горячей ванне, холодок пробежал по спине этериаса – мысли об убийстве собственного чада рождали липкий страх в душе. Неприятные воспоминания всплыли на поверхность сознания. Нацу непроизвольно прижал девушку ближе. Но сжимающиеся в боли сердце вызывало не только эти мысли, а совершенно иные вопросы: Люси готова убить своего сына?

Он хотел верить, что нет, но даже будучи этери, Хартфилия оставалась исповедницей.

Углубившись в мрачные мысли, Нацу не мог заметить, что Люси сама ужаснулась тем, как она сказала эту жестокую правду. Мысли Драгнила, словно передались ей. Расслабление и атмосфера легкости пропала, как и появившееся внезапно возбуждение. Самый большой страх для исповедницы, после начала новой войны с демонами, рождение сына. Один раз в истории мальчикам сохранили жизнь: это привело к ужаснейшим последствиям и теперь, страшась повторения истории, всех их убивали, не дав прожить и дня. Какие бы настойки и лекарства не пили исповедницы, такие случаи происходили, что оставляло след в сердцах всех – они давно перестали быть убийцами, но были вынуждены заниматься детоубийством ради исполнения своей главной цели – сохранение мира. За жизнь Люси еще ни разу не произошло убийств, но мурашки пробегали по спине, стоило подумать об этом. Исповедницы не верят в Великого, они полагаются лишь на себя, но Люси готова молиться, чтобы гены рода Хартфилия останутся такими же сильными, и у них, как многие поколения до этого, родится девочка с блондинистыми волосами и карими глазами.

– И в чем же причина? Почему вы так боитесь исповедников? – озвучил вопрос Драгнил, который появлялся у всех, узнав о неминуемой участи мальчиков.

Люси молчала. Начала, но замялась и обдумывала то, как рассказать все помягче. От нее не укрылось, как на секунду кожа Нацу будто вспыхнула, его объятия стали крепче – он не показывал и возможно сам еще не осознавал, но осознавала Люси – в нем закипает злость. Драгнил импульсивен и эти первые признаки, которые похожи на искры, такие же невинные и сначала мелочны, но они с легкостью могут вспыхнуть, превратится в необузданное пламя гнева. Несмотря на примирение, гармония в их отношениях до сих пор шатка и слаба. Все не могло решиться в один момент. Страх не может исчезнуть так быстро, как бы этого не хотела Хартфилия. И чтобы предотвратить возможных последствий, она думала как мягче преподнести Нацу то, что для нее известно с детства и является абсолютно нормальным.

– Исповедников очень долгое время не было, так как ни один мальчик не выживал после внедрения крови этериасов в организм. Но за несколько десятилетий до конца войны было принято решение, что неспособные больше сражаться исповедницы будут выполнять женскую роль, дабы понести пользу для человечества, – начала девушка, вспоминая как иногда она рассказывала историю маленьким девочкам из поселения. Однако она не могла говорить все то же самое, ей приходилось подбирать слова, ведь у себя дома им с детства прививали ненависть к этериасам и лишний раз назвать их чудовищами не было страшно, а сейчас такого допустить нельзя, ни в коем случае! – Рождались как девочки, так и мальчики. Они все отправлялись на специальные учения, но если девочки сохраняли силы исповедниц и так же ощущали боль от окрайда, то у мальчиков такого не было, они были как простые люди. В надежде, что у них хотя бы останется повышенная сила, реакция и скорость, их воспитывали так же как и исповедниц. Они стали новым экспериментальным отрядом. А через пару лет после, когда мальчишки подросли, они стали не просто экспериментом – они стали элитой. Исповедники не просто сохранили повышенные способности, но и проявляли магические силы, данные от крови этериасов, при этом окрайд не был их главной слабостью. Такие же идеальные войны, как и исповедницы, но намного лучше. По крайней мере так думали…

Хартфилия на время замолчала. Будто опытная рассказчица она сделала паузу на самом интересном месте, чтобы заинтриговать слушателя. Нацу оказался этим самым слушателем – он уже во всю не мог дождаться продолжения и еле сдерживался, чтобы не сидеть с открытым ртом и взглядом умолять побыстрее продолжить, как это было в детстве, когда папа на ночь рассказывал сказку.

По его мнению, исповедники и вправду совершенные создания – неуязвимы перед окрайдом и обладают небольшой долей проклятья, что тоже можно считать за плюс, ведь неиспользование сил может начать уничтожать организм, как это происходит с дядей. Однако он понимал, что-то было не так и мелочные знания из истории, которую он ненавидел всем своим естеством, понемногу восстанавливались.

– Исповедники не имели чувств, им было неведомо сострадание и милосердие. Их растили, как и всех исповедниц, но они были совершенней и осознавали это. Исповедники возомнили себя богами и решили подчинить весь мир себе! Им не нужна была спокойная жизнь, к какой стремились обе расы, благодаря своим силам, они устраивали бесчинства в городах; не зная жалости, кровожадно убивали всех, кто шел против их господства. Никто не мог дать им отпор. За несколько лет, они подчинили себе треть всех территорий. Думаю у вас тоже есть какие-то сведения про это, исповедники распространили свою власть и среди этериасов, – вновь замолчав, Люси повернулась к Драгнилу. Ей нужно было убедиться, все ли она делает правильно, ведь то, что Нацу обнимал ее со спины, больше ничего не делая и никак не реагируя на сказанное, вовсе не означает, что он успокоился. Возможно это лишь затишье перед бурей. К радости исповедницы, это не так: Нацу просто очень внимательно слушал ее, нахмурившись и, кажется, даже задумался. Люси расслабилась. Взяв немного вкусно пахнущей и почему-то плотной жидкости, которой Драгнил мыл ей голову, Хартфилия села позади него и зарылась пальцами в его волосы неестественного розового цвета. – Самого жестокого и бесчеловечного, который как считается начал восстание исповедников, звали…

– Акнология, – одновременно произнесли Нацу и Люси. Мрачно с холодом и сквозящей неприязнью было произнесено имя нечеловека, заставившего боятся лишь произнесения его имени не только людей, но и этериасов.

Драгнилу, как и любому этерису, и наверно даже человеку, была известна эта часть истории. Исповедники у них были известны под говорящим названием – бадгар – несущий разрушения и бедствия. Время перед окончанием войны было одним из самых кровожадных за всю истории: бадгары несли за собой смерть, будто они сами ей были, и вытворяли в их землях, все что приходило на ум. Бессердечностью и зверством они запугивали, угрозами заставляли присоединиться к ним.