Текст книги "Моя ненавистная любовь (СИ)"

Автор книги: Venvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

– Они знают об этом, – Хартфилия тут же словила на себе удивительный взгляд мужчины, который задавался вопросом, почему Люси умолчала об этом, болтая скучные новости о жизни в поселении, ведь это было больше, чем просто интересно. Неужели, Верховные никак не отреагировали на то, что их священный кодекс был нарушен исповедницей из знатного рода? – Грей не верил в это, поэтому внимательно слушал девушку, а не из вежливости, как до этого. Послушать было что, хоть Люси и говорила вещи связанные исключительно с исповедницами, так как рассказывать все о своих отношениях с Нацу она не была намерена, пока сама не разберется в себе. И все же один вопрос слетел с ее губ: – Грей, как думаешь, я и вправду сильно изменилась?

– Ты более не та, какой была, – отпив вина из бокала, невзначай проговорил Грей, тут же приметив, как сменилось настроение исповедницы. Он старался соблюдать добродушность, но в его голосе слышался холод, отчего можно было подумать, что он слишком прямолинеен и груб. – В лучшем смысле. Ты стала эмоциональней, открытей, улыбаешься чаще и даже обняла меня, за время нашей дружбы ты ни однерку не трогала меня. Без понятия, хорошо это для вас, женщин войны, но ты похожа на обычную девушку. Мне так ты симпатичней.

Вздох облегчения сорвался у Люси, возможно не все так плохо, как она себя накрутила. Ей захотелось сказать Фуллбастеру слова благодарности и напомнить, что даже у этериасов принято носить одежду в помещении, как она обернулась. Грей обеспокоенно спросил, что случилось, Люси покачала головой. На секунду она почувствовала будто на ней появился новый взгляд, очень пристальный, вот только, кто это был она найти не могла, и не стала волновать остальных.

Зато Нацу нашел. Он направился в сторону этериаса, что последние пару минут не отрывала взгляда от его этери, однако Рэдфокс его быстро остановил.

– И куда ты направился? – ехидно спросил Гажил. Он уже несколько месяцев не видел друга. Сам себе и кому-либо еще он не признается, но ему хотелось оторваться вместе с ним.

– Скажи своей пассии, чтобы прекратила пялиться на Люси или это сделаю я, – Нацу грубо скинул руку Гажила с себя, подумав, что лучше бы тот приехал с Эммой и сейчас возился с ней, а не лез к нему.

– Не называй ее моей, с ней трахалась половина присутствующих здесь этериасов. Расслабься, Саламандр, ей просто интересно – твоя этери не просто беременна двумя, но и ходит слушок, что она исповедница, ги-хи, – со смешком говорил Рэдфокс, зная правду.

Кто-то из этериасов, работавших в Министерстве, видел портрет Анны Хартфилии, и этери Драгнила была ее копией, что хотелось обсудить всем.

А Нацу вспомнил еще одну причину, почему ему не хотелось ехать с Люси – слухи, очень интересная забава среди скучающих этериасов.

– Эта скукота знатно затягивается, когда же уже начнется настоящие веселье? Пойдешь на него? – проворчал Рэдфокс.

«Настоящее веселье» для этериасов, когда все дети и этери оставлены на слуг, и они могут принять свою настоящую ипостась и не сдерживаться. Драгнил помотал головой и получил звание «подкаблучник». Терпеть это Драгнил не стал и решил напомнить «дорогому другу», как от малейшего всхлипа Эммы он перед ней чуть ли не на колени вставал.

Однако увлекшись спором с Рэдфоксом, он упустил момент, когда рыжеволосая этериас подошла ближе к Люси. Хартфилия резко обернулась, ощутив вновь на себе чужой взгляд. Брови сдвинулись к переносице, перед исповедницей стояла девушка с длинными рыжими волосами и в вызывающем платье. Большие широко раскрытые глаза с залегшими под ними мешками не отрывали своего сумасшедшего взора от Люси, и изогнутые в усмешке губы шептали «Блондиночка… Какая интересная…». Хартфилию передернуло, она выглядела ненормальной и опасной. Рассудив, что если Нацу не прибежал к ней и не отогнал, значит не о чем беспокоиться, поэтому Люси проигнорировала ее.

Флер не уходила, стояла рядом и смотрела, шепча только себе понятные ничем не связанные фразы и слова, что напрягало исповедницу, и она не заметила, как рука запуталась в юбке и сжимала кинжал. Нервы были натянуты, глаза подмечали любое движение рядом, ни один звук и шептание сзади не ускользало от Хартфилии – она чувствовала серьезную опасность. Заученные за жизнь исповедницы рефлексы были готовы в любой момент среагировать.

Флер не устраивало, что она могла всего лишь смотреть за объектом своего интереса, и забыв про всякие правила, возжелала плотски изучить Блондиночку. Алый локон извивающийся змеей полз к девушке и был уже в пару сантиметров от запястья, в шаге от того, как схватить ее, прижать к себе, огладить руками каждый сантиметр кожи и попробовать на вкус ротик, что без страха колко давал этериасам ответ. Вот только, Флер не подозревала на кого нарвалась и как быстро обрушатся ее планы.

Не успел никто среагировать на слишком близкое расстояние к этери Драгнила, как молниеносным движением Люси выхватила оружие из ножен и точным движением руки обрезала локон острым кинжалом.

– Не смей притрагиваться ко мне! – воинственно сказала Хартфилия. Расправив плечи, Люси вскинула подбородок вверх, гордо и с присущей исповеднице суровостью смотря на этериаса.

Люси не заметила, как все вокруг пораженно замолчали, а некоторые этериасы стремглав бежали к ней. Люси видела только своего врага все так же воинственно, уже вместе с появившемся страха – у нее нет окрйда, нет оружия, что всю жизнь приносило боль и защищало – она не сможет ее ранить простым кинжалом.

Флер сходила с ума – глаза переполнились безумием, она молча смотрела на отрезанный локон своих прекрасных волос. Ее безмолвие, вот что сейчас пугало Люси, в нем как никогда отчетливо можно было почувствовать предвещание худшего, что произойдет в любую секунду, но от этого не менее пугающие. Расслабляться непозволительно – Флер Корона никогда не простит того, кто испортил ее гордость. Волосы больше не были заплетены в роскошные косы, подобно живым змеям они струились вокруг хозяйки, загораясь опасным огнем. Дыхание становилось тяжелее, тело демоницы трясло от ярости, что безвозвратно поглотило ее, и с губ вновь срывался невнятный шепот: «Мои волосы… Волосы… Мои, мои.». На секунду замолчав, из груди Короны вырвался полный озлобленности и боли крик. Волосы, как по команде, стали стремительно настигать исповедницу с целью уничтожить, руководимые волей Флер.

Пока не застыли в один момент.

У Люси было дежавю. Похожее уже происходило с ней. Ее атакуют, сбежать от врага невозможно, она не успеет ничего сделать, и уже представляет свое израненное полумертвое тело, как перед глазами возникает Нацу – руки превратились в большие лапы с длинными когтями, огонь бежит по его телу, он закрывает ее собой, даря абсолютную защиту. Сейчас помимо Нацу вокруг нее стояло еще девять этериасов в готовности вступить в бой. И она больше закрывала не себя, а инстинктивно прикрыла руками живот.

Тело Флер не подчинилось ей, даже волосы, в которых было заключено проклятье больше не были под ее контролем. Флер кричала на этериасов, что защищали наглого человечишку, гримаса злости не сходила с ее лица. Демоница диким зверем бесилась, огрызалась и скалила зубы, скованная цепями, без возможности выбраться. Она могла навредить этери главе великой семьи Драгнил, отпустить ее нельзя было. «Я уничтожу ее!», как мантру Флер повторяла единственную фразу, пока она не начала хрипеть. Невидимая рука стала сжимать ее горло, и она ртом пыталась заглотнуть клочки воздуха, что с каждой секундой становились недоступней и дороже любого материала.

– Прекрати! – Рэдфокс вышел из толпы, покрытый железной чешуей. Корона была одной из его подчиненных семей, и как глава он был обязан защитить ее.

– Одна жизнь не стоит жизней трех, – рычание слышалось в голосе огненного этериаса.

– Любая жизнь чего-то стоит, Нацу, или ты уже забыл об этом?

Слова Гажила отрезвили – Нацу не был так близок с Гажилом, как с Зерефом, однако он был одним из немногих, кто был по другую сторону за завесой тайны смерти Игниса Драгнила, и знал, что пришлось пережить его другу, поэтому сейчас, когда Нацу был на грани совершить старую ошибку, Рэдфокс не мог позволить этому случиться. С настороженностью Драгнил продолжал следить за задыхающийся Флер. Осознав, что она больше не опасна, Нацу принял человеческое обличье, приближенные повторили за ним. Флер упала на пол. Кашляя, она жадно втягивала воздух, что больно колол легкие.

Драгнила демоница больше не интересовала. Взяв под руку свою этери, и выхватив кинжал из ее рук, перед тем как уйти, Нацу обернулся и холодно сказал:

– Надеюсь, она получит соответствующие наказание.

Флер Корона покусилась на чужую этери, тем самым нарушив главное табу в мире этериасов, за что должна ответить. Нацу было наплевать какого вида будет оно, он оставил это на Рэдфокса – знал, он не простит это.

Когда они вышли из зала, Люси услышала громкий душераздирающий крик. Нацу не позволил ей остановиться и повел за собой.

***

Путь до кареты проходил в молчании. Этериас шел быстро, не замедляя темп, не задумываясь, что его этери не поспевает за ним. Люси хотела поблагодарить Нацу, но смотря на его напряженное лицо, язык не поворачивался сказать что-либо. Ей было стыдно. Она дала обещание и не единожды подвела его.

Они сели в карету и уже ехали домой. Исповедница сидела под боком, обнимая его, она надеялась, что это немного успокоит его. Нацу был все еще зол, а она все еще боялась. Молчание, как и тогда в зале, наводило на нее страх. Руку он не поднимет, зато сказать не те слова и сделать больно мог. Поглаживавшие по голове не расслабляло, хотя радовало, что Нацу старается успокоить ее. Или себя. Когда Нацу начал говорить, Люси напряглась, как напакостившая девчонка, ждущая выговор от Верховной.

– Люси, это был верх безрассудства. Если так хотелось острых ощущений, сказала бы мне, я бы повеселил тебя!

– Но… – хотела возразить Хартфилия, но тут же была прервана.

– Люси, за тобой следили еще девять этериасов, она бы не дотронулась до тебя! А еще тебе нужно было сразу идти ко мне, а не строить из себя независимую исповедницу, – в сердцах говорил Нацу. Он был зол на свою этери – она подвергла не только свою жизнь опасности, но и жизнь детей. Она даже не подумала о них! Факт этого вводил Нацу из себя. Как он считал к концу четвертого месяца она уже должна была осознать, что теперь в ней еще две жизни, и именно на ней лежит самая большая ответственность за них. Но разве это было для нее важно?! – Удивительно, как ты об этом еще не рассказала Флер. Нет, лучше было прокричать, чтобы слышали все – я Люси Хартфилия, исповедница из рода Хартфилиейев, трепещите гадкие этериасы! Да ты и напала на нее, не потому что была в опасности, тебе просто захотелось показать, кто здесь главный, это ведь необходимо всем вам, исповедницам, не так ли, исповедница Хартфилия?!

Нацу всю дорогу обдумывал слова, унимал свой гнев, но сейчас все стало бесполезно – он сорвался. Делал взмахи руками, возвращал их, кладя на плечи исповедницы, не замечая, как сжимает их сильнее. Хартфилия не смела поднимать на него взгляд, не смела оправдывать себя, потому что ее пугало, что может сделать Нацу в приступе гнева. Она просто продолжала прижиматься к нему – Нацу ее единственная защита в этом мире. Однако сейчас ей нужна была защита от него самого.

Игнила и кого-либо еще, кто мог подействовать на Драгнила, здесь не было, поэтому она мысленно обращалась к своим девочкам «Спасите маму от папы!».

Люси не ожидала, что дети услышат ее.

Нацу резко прекратил кричать. Он перевел озадаченный взгляд на Люси, опустил его на живот и опять на Люси. Немой вопрос читался в нем: «Мне не показалось?». Не веря своему спасению и тому что сейчас произошло, Хартфилия неуверенно покачала головой.

От гнева Нацу не осталось и следа, склонившись и аккуратно положив руки на живот, он нежно гладил его сквозь ткань. На месте, где этериас задержал руку, произошел еще один толчок.

– Ты только посмотри, они решили объявить о себе! – воскликнул Нацу с расплывшийся улыбкой – это было больше чем просто невероятно. Его дети растут, они уже не только маме и через ее изменения показывают себя, а сами такими мелочными, но важными знаками, что они есть, живы и скоро покажутся на свет!

Люси разделяла эту радость с ним. Она до этого чувствовала в себе легкие невесомые толкания, но это был первый раз, когда они были настолько сильны. И вместе с этим они были произошли очень вовремя!

Никто и подумать не мог, что все кардинально измениться через какой-то жалкий месяц.

***

– Ауч! – второй раз подряд воскликнула Хартфилия.

– Что-то не так, Люси? – взволнованно спросила девушка с зелеными волосам, что сидела в соседнем кресле, и таким же большим животом. – Неужели начался…

– Нет-нет, со мной все хорошо, – Люси успокоительно помахала руками, однако видя, что подруга все еще смотрит на нее с беспокойством, опираясь о подлокотники кресла, чтобы в любой момент поспеть за слугами, поспешила объясниться, пока не началась паника. – Просто чем больше они вырастают, тем сильнее пытаются избить меня изнутри. Не то, что в первый раз… Правда, все хорошо, Хисуи.

Согласно кивнув, девушка присела обратно на место, взяла в руки веер и стала им обмахиваться. Хисуи жила на острове, где зимой никогда не выпадал снег и не бывало нужды надевать одежду из меха животных или плотной ткани, удерживающей тепло, и все же для нее лето в этом регионе мира этериасов было невыносимым: солнце неистово пекло, обжигая всех, не спрятавшихся в тени – единственное место, где слабым человечишкам есть спасение. Даже потоки прохладного ветерка, что мог дать легким вздохнуть не раскаленный воздух, и принести небольшое освежение, не было. Именно в такие моменты она скучала по зиме, когда жаловалась на неимоверный холод и вечные метели. И это было всего лишь начало лета, что ждет впереди было страшно представить.

Однако и здесь было спасение в виде ливней и грозы. Продолжались они долго, одна из таких началась вчера перед обедом и закончилась к сегодняшнему полудню. Пока земля сохраняла питательную влагу, в воздухе витала прохлада, дающая организму передышку; девушки, уставшие сидеть в помещении, решили провести это время на улице, сев в тень высокого дерева. Но возвращение жары было неизбежным, больше не скрытое тучами солнце опять превращало свои земли в иссушенные пустыни.

Хисуи взглянула на подругу. Добрая по своей натуре, сейчас завидовала Люси – она умела переносить жару, и хоть потела не меньше других, по большей части исповедница чувствовала себя прекрасно.

Вскоре Амри принесла им десерты. Беременным не рекомендовалось есть сладкое, но раз в неделю можно было сделать исключение. Хисуи принесли фруктовый снег под названием «мороженное», интересное изобретение, которого в мире людей не было, Люси пирожное «Олекуса», с корзиночкой из теста снизу, что по вкусу напоминало печенье, размельченных разных видов ягод, подушкой воздушного крема с верху, и чай (Люси говорила, что он помогает переносить жару, Хисуи не особо поверила и взяла, что похолоднее).

– Так вот какое оно на вкус, – произнесла Хартфилия, положив в рот кусочек десерта, медленно пережевывая.

– Ты другое пробавала?

– Мы с Нацу пытались его приготовить. Вышло не очень, – тепло улыбнулась исповедница. После зимнего солнцестояния и их первого совместного опыта готовки, Люси так воодушевилась, что даже уговорила Нацу приготовить что-нибудь вместе. Ее выбор пал на десерт «Олекуса», не трудное в приготовлении, как раз после ужина, и возможность попробовать готовить десерты, ведь в поселении не очень одобрялось поедание сладкого. Только в процессе готовки она осознала, что это было не лучшей идей – Нацу не был приспособлен к приготовлению десертов, где все нужно делать аккуратно и с точностью, это не мясо, где все делаешь по вкусу и греешь до той степени прожарки, что тебе нравится. Они ругались, показывали свое упрямство, путались, измазывались в смесях, много смеялись, и один из них, кто очень хотел прекратить этот процесс, даже пытался соблазнить другого, но в конце концов, они приготовили «Олекуса». Было ясно, что настоящий десерт выглядит по другому и на вкус лучше – не с подгоревшим печеньем, не с импровизацией безе вместо перевзбитых сливок, не с использованием практически одних кислых ягод. Вот только, для Люси тот неудачный десерт был вкуснее. Ни вкус, ни день не стерлись из ее памяти, все было точным, без пробелов, словно записано на пленку. Впрочем, как и любой день в этом мире.

– Люси… – сочувствующие Хисуи смотрела на быстро расстроившуюся исповедницу.

– Нацу сейчас нелегко, после того, что случилось… Но он заберет нас, я верю в это! – это было сказано больше с надеждой, чем с уверенностью. Больше себе, чем Хисуи. – Он не оставит здесь ни меня, ни своих мальчиков.

– Конечно, – подбадривающие кивнула Хисуи и, отложив мороженное, взяла подругу за руку.

За улыбкой она тактично спрятала болезненную правду: за все месяцы, что Люси прожила в доме этери, этериас Нацу Драгнил ни разу ее не навестил.

Комментарий к 27. Продолжение бала Локсар

*Думаю многие подумали о том, что Люси подозревает Нацу насчет его лжи о детях, но нет, тут имеется в виду, что Люси сомневается о взаимности ее любви. (да уж, не позавидую Люси)

========== 28. Правда, приносящая боль ==========

Хартфилии нравилось смотреть на очаровывающие пейзажи, написанных на холстах умелой рукой талантливого художника, и на портреты семьи Драгнил, где каждый из них был изображен величественно, так, какими должны быть главы великих семей, некогда переступивших свою гордость и сохраняющих спокойствие в мире. За месяцы жизни в поместье Драгнил Люси изучила все картины, малейшие детали, каждый штрих. Лица предков ее детей были навечно зарисованы в памяти несмываемыми красками. Исповедница искренне считала, что это невероятный дар запечатлять миг времени, щедро дающий любому желающему насладиться чарующим видом, что когда-то поразил и будет поражать. Люси и мечтать не могла, что и ее портрет будет висеть в стенах поместья Драгнил.

Это была еще одна традиция семьи Драгнил: изображать лик своих этери-женщин еще одна благодарность за их особую роль и перенесенные страдания, что подарили новую жизнь. Нацу даже раскрыл, что среди секретных проходов есть комната, где висят все портреты этери. Люси горела от любопытства, ей хотелось взглянуть на женщин, к числу которых она сама скоро присоединится, но Нацу отказал. «Это ценность всех этериасов моего рода, обнажить ее перед кем-то, даже если это ты, будет осквернением». Нацу почитал традиции своего дома, за нарушение которых он сам себя никогда не простит, поэтому Люси не протестовала.

Художником был нанят Ридус Джон, лучший в своем деле. Долгое сидение без движений утомляло, Нацу словно предвидел это, поэтому потребовал разделить работу на части и Люси рисовали уже второй день. Исповедницу удивляло, как он успел договориться, а точнее когда: на этой неделе он был загружен работой и Люси видела его либо ночью, либо раним утром, и времени побыть вместе у них не хватало, что немало расстраивало. Однако Нацу, несмотря на ее просьбы и уговоры, шутил, что потом он отходить от нее не будет, и еще успеет надоесть, а сейчас ему нужно позаботиться о своих подчиненных. «Благородно, так и должен поступать глава великой семьи, это его обязанность»: уговаривала себя Хартфилия, скрывая обиду, что он не уделяет ей внимание, это было бы слишком по девичьи – в ней должна остаться хоть капля от исповедницы.

Сейчас после долгого и ужасающе скучного позирования, от которого у нее затекли конечности, и она сама чуть не заснула там, Хартфилия шла по мрачным и сырым коридорам, где только факел освещал ее путь. Игнил просил ее зайти попозже, и так как в собственной спальне его не оказалось, а гибриды пожимали плечами, означало, что он в своих старых покоях. К сожалению, с каждым месяцем Игнилу становилось хуже – любое действие ослабляло его, он больше не мог ходить без трости и поспевать за остальными, передышка и отдых были ему необходимы даже во время легкой прогулки. Игнил пытался скрыть ухудшающиеся состояние, но это видели все. Уговоры Нацу не действовали, Драгнил-старший не использовал свои силы, поэтому временами приходилось ходить в старую комнату в глубине потайных проходов за лекарствами, что замедляли отравление организма проклятьем. Ждать или вырывать слуг из работы Люси не желала, и пошла одна. Два раза она ходила в ту комнату со слугами и Игнилом конечно же – Нацу запрещал ей гулять по опасному лабиринту – однако она успела с точностью запомнить дорогу и с уверенностью сворачивала на поворотах без опаски заблудиться.

Через пару минут исповедница оказалась перед нужной дверью. Игнил был удивлен, что Люси дошла сюда одна. Без карты запутаться и пойти не туда было легче простого, а она сделала это по памяти. С нескрываемым подозрением Игнил смотрел на Хартфилию, долго и изучающие, пытаясь разглядеть в ней что-то еще, что-то скрытое под физической оболочкой. Он смотрел не на ее живот, как делали практически все, Драгнил смотрел исключительно на нее. Радостное настроение бесследно исчезло, Люси было неудобно под этим тяжелым взглядом. Приобняв себя одной рукой, она напомнила, что именно он позвал ее к себе.

– Извини, – мягко произнес Игнил, осознав, что испугал Люси. – Да, я хотел тебе дать кое-что.

Игнил присел на кровать, похлопал рядом с собой, подзывая Люси, и стал копаться в шкафчиках прикроватной тумбочки. Вытягивая шею, девушка пыталась увидеть причину поисков, а интерес подогревало, что это будет не для детей и не на время беременности, эта вещь будет лично для нее, ведь в этой комнате явно не было набора молодых мамочек. Это радовало Люси, за эти месяцы беременности практически все акцентировали внимание на ее положении, и Игнил был одним из немногих, кто помнил, что существует не этери Драгнила, но и Люси Хартфилия.

Вскоре этериас достал черную шкатулку, похожую на маленький сундук, с рисунком на металлическом покрытии. Прозвучали два щелчка и шкатулка открылась. Две цепочки с прикрепленными пластинками, на которых были выцарапаны ритуальные знаки, лежали там. Взяв одну из цепочек в руки, Игнил резко побледнел и выпустил из рук украшение, упавшее обратно. От начавшегося головокружения он схватился за голову и мог упасть, не подхвати его Люси. Несмотря на наступившее плохое самочувствие, с радостью этериас отметил, что браслеты не потеряли свою силу.

– Игнил, с вами все хорошо?! – обеспокоенно спросила Хартфилия. Оперевшись на руки он покачал головой и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Трогать их голыми руками, когда сил у него практически нет, было опрометчиво. Хартфилия с опаской смотрела на сундучок. – Что это?

– Помнишь, я тебе рассказывал, что в первое время, после смерти Игниса, Нацу приходилось носить сдерживающие силу браслеты? – объяснил Игнил. Встав с кровати, он опять стал рыться в шкафчиках. Обернув руку салфеткой, достал одну из цепочек и переложил ее в другую коробочку. Серьезно смотря на удивленную девушку, Драгнил передал ее ей. – Люси, я понимаю, что, возможно, ты не навсегда останешься здесь, поэтому если ты вернешься на родину, я хочу, чтобы ты взяла это с собой. На всякий случай.

Люси опустила тяжелый взгляд вниз. Если вернешься на родину. Она не думала об этом с отъезда Эрзы, не потому что забыла или было некогда. Нет, она не хотела думать об этом. Она безумно скучала по своим сестрам, с которыми жила вместе с самого рождения, ей так хотелось обнять каждую из них и спросить, как они, как растет малышка Скарлетт, чему еще новому научилась Венди, смогла ли Юкино победить Минерву в тренировочных боях или Сорано опять устроила скандал и матч реванш. В этом же мире у нее был любимый этериас, Игнил, гибриды, и дети – ее новая семья. Мысль, что ей придется выбирать между миром людей и этериасов угнетала. В обоих мирах жили любимые сердцу люди и этериасы, что являлись неотъемлемой часть ее самой, и отречься от кого-то из них навсегда, без возможности изменить свое решение – Люси не могла этого представить. Она хотела, чтобы все были рядом, и ей не нужно было бросать кого-то из них, нанеся неизлечимые раны не только себе, еще и другим вечной разлукой.

Вот только, это было невозможно. Этериасы и исповедницы – извечные враги, они не смогут сосуществовать вместе, единственное место, где это возможно – ее мечты. Но мир не сказка, он жесток и безжалостен, где хорошо и счастливо заканчивается для немногих избранных любимчиков Судьбы, для которой Люси Хартфилия была всего лишь экспериментом в сложении не простых уз, что никогда не должны были соединиться. Какой бы Люси не сделала выбор, ей будет больно. Очень больно. На грудь ложилась неотвратимость, что душила своими холодными тисками, медленно убивая изнутри. Поэтому Люси не думала, она откладывала все на потом, с жалкой надеждой, что потом все решится, прекрасно понимая, что это очередная ложь самой себе.

Сейчас она вновь убегала от выбора, задавшись другим, уже немаловажным вопросом – на всякий случай? Как исповедница, Хартфилия знала, что немногие этери-женщины возвращались домой полностью здоровые, продолжая жизнь такой, какой она была прежде. У большинства оставались последствия после второго периода беременности, а также психологические травмы, и с каждой проблемой женщинам приходилось справляться самим, так как после рождения нового этериаса, их жизнь была не интересна ни демонам, ни Министерству.

Однако до этого рано, и шестое чувство подсказывало Люси, что это связанно с другим – она исповедница. Внешне они ни чем не отличались от простых людей, но они отличались – они были быстрее, сильнее, ловче среднестатистического человека. И это с ними сделал ген этериасов. На протяжении многих поколений исповедницы, чьи предки не умерли от губительной крови демонов, жили нормально, без всяких осложнений, наоборот она только помогала им. Теперь все могло измениться – Люси связалась с этериасом и вынашивает от него детей, и как это повлияет на ее организм – никто не знал. Она умрет? Станет жертвой мутированной крови? Или с ней произойдет нечто такое, что никто себе представить не мог? Ответа не было… Возможно не было.

Люси вскинула голову, и выжидательно, с надеждой, смотрела на Драгнила.

– Не надо представлять все самое худшее, – обнадеживающие улыбнулся Игнил. Хартфилия была умна, она быстро до всего догадалась, и это все отражалось на ее лице. – Я просто побеспокоился по этому поводу. И вспомнил, что у нас в роду уже была одна исповедница. Я почти полностью уверен, что все будет хорошо.

– Почти? – спросила Люси. Такой ответ не вселял веру в лучшее. – Вы что-то нашли?

– Нет, и поэтому почти, – тяжелый вздох вырвался из груди этериаса. Не такой ответ он собирался ей дать, когда начал это все. – Я последнюю неделю роюсь в архиве. Записи слишком старые, большинство уже с трудом читаются, если вообще читаются. Однако из того, что есть, я не нашел ни одну запись, что происходило с Ненси Драгнил, только о работе в поместье и восстановлении после окончания войны. Скорее всего, это хороший знак, если ничего не написано, значит ничего не было, – он провел рукой по лицу, и его лицо, как показалось Люси в полуосвещенной комнате, состарилось на десятки лет, таким каким бы оно было будь Игнил человеком. Шансы были малы, и все же, отчет это не личный дневник, о худшем могли умолчать. – Я не знаю, что с тобой будет потом, Люси. Я очень надеюсь, что беременность никак не повлияет на тебя, и все же, ничего нельзя упускать из виду. Если что-то произойдет, уверен, пока ты будешь здесь мы найдем способ помочь, а если ты уйдешь тебе помогут либо окрайд, либо этот браслет… Возможно, говорить об этом еще рано, но о будущем нужно думать, и я хочу помочь всем возможным пока еще стою на ногах.

– Игнил, не говорите так.

– Всегда нужно думать о будущем, Люси! – строго сказал Игнил, почти что срываясь на крик. Импульсивность всегда была в Драгнилах, и не исчезала не под какими изменениями характера и судьбы. Вот только, Игнил легко мог подчинить свои эмоции и угасить вспышки злости, чему молодому Драгнилу стоило учиться еще много. – Я слабею с каждым днем, а настойки не будут помогать мне вечно. Навряд ли я проживу еще год. Но пока я еще жив и могу помочь вам, я хочу это делать! Я думаю о всех вариантах будущего, потому что потом я не смогу дать вам достойную заботу и поддержку. Но окажу небольшую помощь, тем что делаю сейчас. Прошу тебя, возьми цепочку, на всякий случай! Спрячь ее хорошенько от Нацу и не трогай голыми руками, кто знает, как ее сдерживающая сила повлияет на детей! – голос этериаса был так же строг, но в нем была забота и любовь. Игнил был искренен в каждом в своем слове – Люси часть его семьи, и это говорило об всем. – Пообещай мне, хорошо?

– Обещаю, ваши старания не останутся незамеченными, – тихо произнесла исповедница, в плечо обнявшего ее этериаса. Люси была восхищена им, его мужеством и доброте, однако больше она была расстроена. Игнил за эти месяцы стал для нее самым близким: он видел в ней что-то большее, чем просто этери племянника – он видел в ней личность, он принял ее, верил и поддерживал, неверно, больше, чем Нацу и кто-либо еще. Это многого стоило в этом мире, где люди живые инкубаторы. Игнила очень не хватало в ее жизни, а теперь, когда он есть, представить, что его не будет, слишком сложно, слишком невозможно.

Люси взяла коробочку с одним из браслетов. Она внимательно рассматривала его, вчитывалась в идеально вырезанные знаки на подвеске из переливающего синего с белыми проблесками мелких волн идущего по камню. Он чем-то напоминал окрайд в воздействии, но этот камень был не звездной рекой, это было отражением лунной ночи. Люси думала о том, что когда-то давно, когда она еще, наверно, не родилась, Нацу приходилось носить эти браслеты, чья силы даже не могла сдержать силу этериаса, резко передавшиеся ему от отца. Они спасли ему жизнь – Нацу мог сгореть в собственном, неуправляемом огне – однако навряд ли он захочет их видеть, не после тех событий по которым они были созданы и переменены. Если он увидит их у матери своих детей его реакция будет неоднозначна, но все обязательно пожалеют об этом.

Нацу никогда не говорил прямо о своем отце, не больше, чем упоминания или редкие счастливые моменты из детства во время разговора о близняшках. Люси не просила большего, она понимала его – она вела себя точно так же, когда речь касалась ее матери. Вместо приятной ностальгии воспоминания возвращали исключительно призрак чувства утраты. Раны за эти годы затянулись и больше не были столь глубокими, что в начале, но они не исчезли – были уродливыми шрамами, которые они старательно прятали под одеждой.