Текст книги "Моя ненавистная любовь (СИ)"

Автор книги: Venvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

– Ты давно мне говорила, что хочешь побольше узнать о нашем мире, и при этом лишь пару раз выезжала из поместья, так что в подарок я решил устроить тебе трехдневный тур по нашим землям! – воодушевленно ответил Нацу.

Он опять ее удивил. Ей было запрещено соваться в чужие земли – она просто этери, причем еще и беременная. У этериасов был заперт на прикосновение к чужим этери, но это было рискованно. И то, что Нацу готов был ее выпустить из поместья при столь большом сроке, было поразительно.

– Если не хочешь, то можем поехать домой, – с ухмылкой говорил Драгнил, зная, что она ни за что не откажется. Люси замотала головой – еще чего, она в этом поместье выучила буквально все! – и они отправились в дорогу.

На протяжении дня они делали множество остановок. Нацу привез ее в сад дома Космос, хотя садом это было сложно назвать, учитывая, что вся гора прорастала всевозможными видами растений и цветов. Люси не знала куда смотреть, потому что глаза разбегались и рот невольно приоткрывался в восхищении. Она ходила вдоль дорожек и восхищенно ахала при виде прекраснейших цветков, что она когда-либо видела, или пугалась, ведь оказывается растения тоже могут быть опасными хищниками. Нацу же ходил рядом и морщился – запахи смешивались и ужасно воняли – отчего Люси тихо хихикала с его недовольного лица. Прогулка по саду заняла несколько часов и не успели обойти даже половину: исповедница не могла долго и быстро ходить, да и они торопились успеть в другие места. Но Люси требовательно попросила, чтобы потом они сюда обязательно вернулись.

Дальше они поехали в старый замок времен войны, который благодаря временному проклятью практически полностью сохранился, не считая обвалившиеся в некоторых стенах камней. Нацу, как и в день зимнего солнцестояния, когда он устроил экскурсию к старым руинам штаба около поместья, рассказывал ей историю замка, что согласно легенде являлся домом первого демона Э.Н.Д-а, и множество ходячих слухов и приданий, хотя сам Нацу признался, что слабо верит в это. Они исследовали все комнаты, несмотря на уговоры Нацу не подниматься на верхние этажи, ведь проклятье с годами ослабевало и когда обвалится стена или потолок неизвестно. Но Хартфилия настояла на своем, угрожая, что обидится или вовсе не вернется в поместье, и Драгнилу пришлось поддаться. Хартфилия тоже переживала, что что-то может рухнуть, но это чувство пропадало рядом с Нацу – он защитит ее. После они пообедали остатками добротного завтрака, и отправились дальше.

Они посещали природные достопримечательности мира этериасов, которые кружили голову и поражали воображение своей, как казалось, невозможностью. Люси везде хотелось остаться подольше и запомнить все до мельчайшего камушка или травинки. Ее разрывали эмоции: ни на родине, ни в этом мире она не ни разу не путешествовала, и только со слов сестер или написанного в книгах узнавала о мире, а увидеть все собственными глазами, дотронуться и услышать окружающий шум – все совершенно… совершенно невообразимо.

Медленно день полный эмоций подходил к концу. Было уже позднее время, но солнце только заходило, окрашивая небо в розовый, что был немного темнее цвета волос Нацу. У Люси ноги гудели от огромного количества ходьбы и мышцы ослабли, чтобы пошевелить ими требовалось приложить усилие, но она была счастлива и не переставала улыбаться. Когда она переехала через барьер почти год назад, она предвкушала, как, наконец, увидит не врали ли ей книги и учения Верховных о мире демонов, когда увидит то, о чем смолчали. Нацу исполнил ее мечту.

Она прижималась к его боку, обнимая за руку. Прикрыв глаза, она думала, что они едут домой, но неожиданно карета остановилась. Нацу посмеялся – неужели думала, что это конец? – и взяв ее за руку повел по сосновому лесу. Люси слышала приятный шум бриза и запах, но не хвои, какой-то другой и одурманивающий, на который тянуло и сопротивляться ему не было никакого желания. Они приближались и ощущения усиливались. А затем ее ноги ступили на песок и взору открылся пустой горизонт, за который заходило солнце, отражаясь в воде. Она ясно видела, как небо раскрашивалось в разные слоя: черного становилось все больше, но полосы голубого, оранжевого и розового, что сливались и рождали новые оттенки, на которые, как можно было подумать, способен создать только человек или этериас. Вид становился прекрасней отражаясь в воде, что волнами подходила к берегу.

– Это море, – сказал Драгнил и голос терялся в легком ветерке. – В твоих землях, в месте где ты жила, до моря лежит огромнейший путь, и может это не сравниться с тем, что ты видела сегодня, но мне показалось ты должна это увидеть.

– Море… Оно прекрасно, – прошептала Люси, в уголках глаз появились капельки слез, щеки болели от очередной улыбки.

Они сняли обувь и босыми ногами Люси чувствовала, что такое настоящий прибрежный песок, словно мириады бусинок, что проваливались под ногами и сыпались, покрывая кожу приятной тяжестью. Приближаясь к воде, она сильнее чувствовала чудесный запах, который ни с чем нельзя было сравнить, и прикосновения теплой наплывающей воды расслабляли и погружали в атмосферу. Она долго стояла и смотрела, как небо становиться все темнее, вслушивалась в бриз и глубоко вздыхала запах моря. Нацу смотрел на нее завороженно с мягкой улыбкой на устах. Не море было прекрасно, а она.

– Люси, – позвал он ее, отчего исповедница мелок вздрогнула. Этериас наклонился вниз и набрал в сложенные руки воды. – Попробуй.

Хартфилия недоуменно переводила глаза с рук на лицо демона. Нацу подговаривал ее, и Люси предчувствовала подвох, но наклонилась и попробовала. Ее лицо сморщилось и язык высунулся – соленая! Она, конечно, поняла по одним прикосновением, что вода какая-то не такая, но что она еще и вкус имеет, причем не самый лучший, вот это было странно! Нацу громко рассмеялся, и задетая Люси в отместку движением ноги окатила его водой. Этериас замолчал и хитро ухмыльнулся. Хартфилия поняла, что зря это сделала и с осторожностью наблюдала за Драгнилом. Он опять нагнулся и стал активно плескаться.

– Это нечестно! – отходя, крикнула Хартфилия. Она бы ответила ему, если бы могла нагнуться со своим огромным животом! Этериас не прекращал смеяться. – Нацу, у меня вся одежда мокрая!

– Так снимай ее! – с энтузиазмом воскликнул он. У Хартфилии брови сошлись к переносице, она уже думала, как бы его ударить за издевательства и шуточки. – Люси, ты говорила, что хочешь искупаться, а тут и вода теплая и волны небольшие есть. Идеально же!

В этот же момент недовольство Люси испарилось. Сегодня, как и все летние дни, было жарко и дышать нечем. Уже привыкла к этому и не обращала внимания, но отказаться охладиться она не собиралась. Одежда была брошена на песок и, взявшись за руки, они шли к горизонту, заходя глубже. Вода погружала их в себя и придавала чувство невесомости, снимая с тела усталость. Хартфилия плавала, получая удовольствие от долгожданной прохлады, и через недолгое время, полностью расслабившись она разлеглась на поверхности воды, прикрыв глаза и издав блаженный полувздох-полустон. Взгляд Нацу изменился, исчезла смешинка и задор. Он опять взял ее за руку и потянул за собой, и словно заколдованная, Люси следовала к нему. Она знала, что это за взгляд, отчего меняется его поведение, однако она не хотела упираться, потому что желание захлестывало только от одного взгляда, от одного намека. Как долго между ними не было близости? Раньше она держалась, но когда спустя полгода у них была возможность сблизиться, она теряла контроль.

Вместо обещанного плавания, Драгнил поцеловал ее. Она чувствовала его тонкие губы на своих и горячее тело, неприкрытое одеждой. Люси опять забылась, но уже не в атмосфере природы, а в Нацу. Все обиды и злость уходили на задний план, когда его поцелуи перешли на шею и руки оглаживали тело, а он со смешком говорил «соленая». Хартфилия пыталась упираться, стоит ли на таком сроке заниматься подобным, он не слушал. Ее просьбы становились тише, заглушаясь стонами.

Их не пугала наступающая темнота, солнце заменила светлая луна, они чувствовали друг друга, и этого им было достаточно.

***

Мир этериасов погрузился во власть тьмы, звезды и луна делали ночь светлее и смягчали страх перед неизведанным, что таилось в темноте. До поместья Драгнил дорога была в несколько часов, но Нацу не мог дать своей этери спать в неудобной карете и завтра опять сидеть в ней несколько часов, чтобы продолжить их небольшое путешествие. Поэтому они поехали к семье одного из своих подчиненных, что жил недалеко отсюда. Когда их впустили в поместье, к ним спустился Макао Конбольт, возмущенный поздним визитом, а за ним последовал сонный мальчишка лет пяти, прижимающийся к отцу. Однако увидев кто является его гостем, сразу сменился в лице: добрый и услужливый. Им быстро нашли одну из лучших комнат и, предложив ужин и горячую ванну, от которой отказались, они легли спать. Люси, сильно уставшая за день, уснула лишь коснувшись постели, Нацу долго смотрел на нее, перебирая волосы и поглаживая. Ему не хватало, он не мог насладиться вдоволь, он так скучал, что уже больше не мог оторваться. Только сейчас он осознал, как сильно скучал, как сильно он к ней привык. Он долго не мог заснуть, боясь, что это окажется сном, но поддался силам Морфея и уснул, прижимая этери к себе.

Нацу надеялся, что проснувшись утром они продолжат свой тур, он увидит ее восхищенное лицо и услышит смех, что это не ограничится тремя днями. Что, наконец, спустя месяца страданий они смогут опять стать счастливыми, а потом и вчетвером.

Все оборвалось, быстрее, чем он мог подумать.

Драгнил проснулся посреди ночи и, не чувствуя около себя этери, стал рыскать по постели. Он был один. Мысль проскользнула в голове, он вскочил. Его сердце билось в груди, готовое вырваться из груди, в глазах сузился зрачок от страха, захватившее сознание. Он был готов сорваться и побежать в дом Этери за своей этери.

– Н-Нацу… – донеслось до его слуха.

Повернув голову, он увидел стоящую у раскрытого окна Люси. Перед тем, как беспокоиться, что это опасно, он облегченно вздохнул и легко улыбнулся – все хорошо, она рядом с ним. В своей радости он не услышал ее учащенное дыхание и хрипы.

– Люси, – Драгнил подошел к ней, чтобы отвести обратно в постель, но только дотронувшись до женского плеча, отдернул руку. Ее кожа была горячей, слишком горячей для человека. – Люси?

– Нацу, я не могу, не могу, мне так… так, так жарко, – невнятно бормотала Хартфилия, высунувшись в окно. Этериас заметил ее покрасневшее лицо и как пар исходит от кожи. По телу стекали капли, и он не мог понять пот это или вылитая из кувшина вода. – Нацу, по-помоги мне. Я не могу, убери это, пожалуйста…

– Люси, что случилось? Что убрать? – растерянно спросил Драгнил, подхватив этери, что потеряв опору в виде подоконника, начала падать.

– Я горю, горю изнутри… Меня словно сжигают, Нацу! Помоги, мне так больно, так жарко…

Комментарий к 32. Особенный день

В некоторых источниках указывается, что день рождение Люси 1 июля, но я решила несколько изменить дату для сюжета. Возможно стоило посвятить дому Этери еще глав, учитывая, как быстро переметнулись сразу через два месяца, но я же знаю, что вам интересней)

Извините за небольшое опоздание! Я не умею поздравлять, поэтому просто делаю такой вот подарок. Всех с Новым годом!

========== 33. Долгожданное ==========

Хартфилии нравилось узнавать больше про простые человеческие традиции и обычаи. Нередко она слышала верование, что если в свой день рождения задуть свечу, то желание исполнится. Она никогда не верила в это – слишком глупо и легкомысленно. Однако в свой двадцать третий день рождения она задумалась, а вдруг это правда? Долгие месяцы она мечтала, чтобы Нацу вернулся к ней, и они вновь были вместе – это исполнилось: он вернулся, приехал с утра и забрал из дома Этери. Затем он исполнил еще одно ее желание, про которое она уже успела забыть за преследующими тревогами. Это был счастливейший день в ее жизни, когда плохие мысли покинули ее, позволив погрузиться в радость и любовь.

Кто бы мог подумать, что вслед за этими желаниями исполнится еще одно, которое окажется худшим из ее мечт?

К концу подходил десятый месяц беременности, и Люси беспокоилась: что-то не так с мальчиками. Амри и другие нянечки в доме Этери качали головой и говорили, что лучше радоваться, но единственным ее успокоением могло стать начало второго периода, только тогда бы она поверила, что все хорошо. И то ли мальчики достаточно окрепли, то ли от появления Нацу и их близости, страшная учесть этери настигла ее. Она оказалась поистине страшной.

В прошедший месяц у нее порой вскакивала температура и на секунду она замечала вспыхивающий огонь на своем теле, и тогда она не понимала, что в этом ужасного. Это не было так уж и больно, скорее неприятно. «Наверняка, все слухи и запугивания удел для простых девушек», думала Хартфилия, она исповедница и с детства училась терпеть боль, ей это не страшно. Как же самоуверенна она была.

Когда они с Нацу пришли в дом Конбольтов, Люси была настолько уставшей физически и морально – за день пережила огромное количество ярких чувств и эмоций, и большую часть времени простояла на ногах, – что провалилась в глубокий сон лишь коснувшись головой подушки. Проснулась она не во время обеда, как предполагала, в комнате все еще было темно, и хотела бы продолжить сладкий сон, но вот жар мешал. Хартфилия отодвинулась от Нацу: раньше он зажимал ее во сне, как игрушку, и первое время из-за повышенной температуры его тела долго мучилась. «Видимо отвыкла», предположила она. Ничего не проходило, ей становилось все жарче и жарче. На теле выступила испарина и участилось дыхание. Когда кислорода в комнате стало недостаточно, Люси открыла окно. Ночью около моря было более холодно и ветрено, чем в других регионах, правда это не помогало. Ей становилось хуже: она задыхалась, кожу обжигал огонь, будто он тек по венам, хотя подобного не чувствовала на протяжении всей беременности. Она залпом выпила три стакана воды, и когда это не затушило горящее изнутри пламя, вылила на себя весь кувшин. Вода медленно испарялась на ее коже. Из горла послышались хрипы и стоны, Люси с трудом стояла на ногах – жар был уже невыносим. Ей казалось, что ее сжигают на костре, как во времена войны сжигали гибридов и девушек заподозренных, что они этери демонов. Она больше не могла себя держать, ее ноги подгибались и тело дрожало, она не чувствовала силы в мышцах и контроля. В глазах темнело и кружилось, она с трудом держалась за подоконник, хотя руки хотелось одернуть, ведь чем сильнее она сжимала пальцы, тем сильнее кипел в ней кипяток заменивший кровь.

– Н-Нацу… – Люси понимала, что вот-вот упадет, а это может навредить детям. Нет, она и так подвергла их достаточному количеству испытаний.

Она заметила мелькнувший силуэт. Он что-то говорил, но она не слышала, звон быстро бьющегося сердца отдавался в ушах громче. Люси что-то бормотала, не осознавая, что именно – она была сосредоточена на боли и просто хотела от нее избавиться. Она не была способна осознавать, что делает. Просто избавиться от огня.

Нацу подоспел подхватить ее. Он посадил ее обратно на кровать, прижимая к себе. Она даже не отодвигалась, практически не чувствовала тело этериаса сквозь собственный жар – она уже ничего не чувствовала. Драгнил покачивал ее в руках, как ребенка, успокаивающе шептал и принесенными слугами мокрыми полотенцами вытирал ее тело. Всю ночь исповедница металась и невнятно шептала, пока обессиленная не заснула.

Днем их накормили и, сев в карету, они поехали в поместье. Хартфилия пыталась уговорить Нацу продолжить долгожданное путешествие, ей стало лучше, только истома чувствовалась в мышцах. Нацу категорически отказывался – слишком опасно. Через пару часов поездки это подтвердилось – Люси сковали судороги, и она не могла понять где именно, словно где-то внутри нее и одновременно везде. Дергалась и меняла позы, но ломота не ослабевала. В уголках глаз выступили слезы, она смотрела на Нацу и умоляла помочь убрать эту боль, но он просто массажировал плечи, чтобы расслабить, и не отводил жалостливый взгляд.

В поместье были найдены записи, как проходила беременность у матери Игниса и Игнила, чтобы хоть немного подготовится к тому, что ждет их. Вместо тринадцати месяцев, беременность у Рейны Драгнил проходила четырнадцать с половиной. Примерно столько же должна была ожидать Хартфилия, и пережив одну ужасную ночь, она не хотела повторить ее.

Первые два месяца, как предупредил Нацу, дети привыкали к огню в своем теле – делали его своей кровью и плотью, без которого они умрут в мгновенье, если он потухнет – и учились им управлять. Для нерожденных младенцев это слишком опасно, поэтому всю боль они отдавали матери. Ужасный жар, словно ее сжигают заживо, был одним из симптомов, и Адера сообщила, что это лишь первый раз, потом все усилится. Люси испугалась: в ту ночь она боялась, что сгорит изнутри, а дальше… Она серьезно задумалась, не умрет ли она за эти три месяца? Конечно же нет, уверили лекарши. Ее тело устойчиво к огню и высоким температурам с начала беременности, и физически она полностью здорова, чтобы перенести это.

И каково обычным девушкам, которые не тренировались выносливости и выдержке с рождения? Которые не знают, что значит сутками не выпускать из рук окрайд, разящий болью не только этериасов, но и исповедниц? Которые не тренироваться днем и ночью, когда казалось, что тело больше не выдержит и сломается, а тебя заставляли продолжать, иначе накажут и опозорят за слабость? Мавис в глазах Люси восстала героиней – пережить подобное два раза с ее маленьким хрупким телом, настоящий подвиг, и искренне пособолезновала другим девушкам из дома Этери, особенно Хисуи: бедняжка и так имеет кучу психологических и физических ран, и это еще не конец страданий. Радость возвращения Нацу умножилась в несколько раз – эту ночь и день его поддержка облегчила пытку, несильно, но облегчила. А если бы он ее там оставил, или вовсе не приехал и она продолжала мучиться тревогами за него? Ей было страшно представить, что ситуация могла быть еще хуже, чем есть.

Повышение температуры, как предсказали, усилилось. В такие моменты Хартфилии казалось, что она плавится, словно в нее влили раскаленный метал, и он разъедал ее горло, легкие, желудок и расходился дальше по всему телу, не оставляя ни одной живой клеточки, где бы она не ощущала его. На коже оставались красные пятна, где возможно могли бы остаться сильные ожоги, которые возможно за всю жизнь не прошли бы, осталось бы ее тело нормальным.

Нередко у нее помутнялось сознание. Она металась по кровати, ища там холодный уголок, и, когда не находила, наворачивала круги по комнате, хотя с трудом стояла на ногах, выходила на балкон или шла в ванную, где довольно прохладно, если ее не разогревать, и под конец ложилась на пол, все еще горя, но уже без сил, чтобы как-то противостоять. Порой у нее даже мозг плавился, и она начинала бредить. Обычно, как рассказывали следящие за ней гибриды, она бормотала что-то на своем родном языке, звала своих сестер или маму, или Игнила. А если она не говорила сама с собой, то путала слуг с кем-то из прошлого.

– Эй, т-ты же Дэн, да? – когда Нацу был с ней и обмоченным в ледяной воде полотенцем вытирал ее тело, чтобы ей стало легче, очнувшись от полусна, она затуманенным сознанием посчитала его с кем-то из рыцарей, что останавливались около поселения Аминас. Этериас, громко зевая, ведь нормально спать рядом с этери было практически невозможно, напомнил:

– Люси, я Нацу.

– Я тут подумала, не-не хочешь провести со мной ночь? – она явно его не слышала. – Я тааак хочу ребеночка!

– Люси, ты уже беременна, – со смешком указал Драгнил, проводя полотенцем вдоль руки, которую положил на большой живот. Он тоже не раз заставал это состояние, порой это было крайне забавно.

– А-ах, да? Извини, – прикрыв глаза, с хрипом сказала Хартфилия, и Нацу поднес к ее губам стакан, который она тут же осушила. – Я совсем забыла, я уже ношу детей и у меня есть демон. Хотя он скорее не демон, а скотина! Я иногда тааак хочу его убить…

Исповедница вновь провалилась в сон, Нацу нервно засмеялся. Подобные обещания повторялись с завидной постоянностью, что он уже сбился со счета.

***

В отличии от ожиданий Хартфилии, второй период оказался не столь стабильным, как она полагала. Мальчикам нужно было приспосабливаться к своей силе и эксперименты были неизбежны. К постоянно высокой температуре Люси бы привыкла, но та скакала то вверх, то вниз, то была обычной. Это был сущий хаос, где предугадать что будет дальше мог только пророк. Но таковых у Драгнила не имелось.

Бывало, что на следующий день после горячей, в прямом смысле, ночи, она не повторялась, наоборот Люси охватывал холод, такой, какой не был, наверно, даже в самую суровую зиму. Ей думалось, что она покроется инеем из-за мороза, что шел изнутри нее. Драгнил грел Люси, покрывая их обоих огнем. К сожалению, и здесь он не мог особо помочь. В лучшем случае снимал озноб, однако, на холод ощущаемый только этери повлиять не мог, как и на игры мальчиков. Он обнимал ее, сжимал в руках тонкие пальчики, почти что багровые и заледенившие, покрывал мелким поцелуями кожу, пугающие холодную, отчего сам вздрагивал от ее прикосновений, и долго вместе с ней лежал в разогретой до кипятка ванне, повышая температуру собственного тела, терпеливо ожидая, когда ее посиневшие губы приобретут нормальный розоватый оттенок и ими скажет, что ей тепло.

Однако если не жар и не холод подчиняли ее волю себе, то происходило кое-что похуже, по мнению исповедницы. В такие моменты каждый сантиметр тела и все, вплоть до недостижимых уголков подсознания, были одержимы желанием. Желанием к огню. Она ощущала истощение и ненасытный голод. Все ее естество кричало о голоде, которое не могло удовлетворить ни одно самое сытное блюдо. Оно погибало и, в желании выжить, захватывало Люси целиком и полностью. Пламя становилось ее исключительным спасением и смыслом существования. Тогда Нацу срочно отрывался от работы и не смел отойти от нее в сторону, пока голод не пройдет.

– Люси, не надо, – аккуратно просил Драгнил, стараясь привлечь внимание к себе. Люси не видела и не слышала ничего, она была сосредоточена на пламени.

Живой огонь, как и любой другой, мог согревать этери вместо него, но вот есть его Нацу ей позволить не мог – он загрязненный и жесткий. Порой после его собственного огня, что для мальчиков родной и сравним с материнским молоком, Люси чувствовала изжогу, и он не хотел проверять, как может навредить простой.

– Ну же, Люси, иди ко мне, – обдав свои руки огнем, вновь позвал девушку Нацу, в этот раз сработало. С пеленой на карих глаз, она шла к нему, как завороженная, как корабль шел за самой яркой звездой. У Нацу на щеках заиграл стыдливый румянец, он зазывал свою этери, словно собачонку. И тот заиграл еще ярче, когда она садилась на кровать и губами прикасалась и облизывала пальцы и кожу его ладоней, поедая, а он не нарочно, сам того, не заметив, говорил: – Хорошая девочка.

Но не только от стыда огонь разгорался в демоне сильнее. То, как она к нему льнула, как жадно целовала, как он становился ее пламенем – ее единственным вожделением – он сам переполнялся им. И не мог сдержаться. К радости, лекарши тоже не ставили запретов, а некоторые этериасы, исследующие сущность этери и их особенности, даже рекомендовали близость – якобы это облегчает второй период. Да и Люси не злилась, что он так нагло пользовался ее положением. Злилась она на совсем другое.

После использования огня Нацу на ней, Люси приметила одну пугающую способность – она самовоспламенялась. Нет, конечно, этот огонь не причинял ей боли, но он пугал. Она его совершенно не контролировала: вспыхивал в любой момент, бегал по ее телу, и слава Великому, у Драгнилов вся одежда и мебель была огнеустойчивая (еще и такой напасти ей не хватало!). Зато Нацу изумлялся каждый раз и без остановки лепетал, какие гениальные его мальчики – все еще нерожденные мальчики! Этериас уже до потери пульса обожал своих детей, но обычно Хартфилия могла понять его восторг, сейчас же она с подозрением глядела на него и была готова уничтожить: его дети ежедневно подвергают ее пыткам, а он их нахваливает! Конечно же, Драгнил объяснил ей: это был не съеденный ею огонь – съеденное является съеденным – и создавать собственный огонь дети не способны, зато они могли впитывать его. А они не просто копили его в теле матери, они использовали его! Не каждый уже рожденный ребенок способен на такое! (Адера с Амри качали головой и повторяли «типичный этериас-родитель», подобное явлением было самым обычным у беременных этери)

Вспоминая, как часто Нацу применял и до сих пор пытался применить на ней свое пламя, Люси всерьез жалела, что отдала окрайд Полюшке.

Ее состояние менялись с завидной постоянностью, не успевала она передохнуть от одного, как ее тут же охватывало либо то же, либо другое. Хваленая выдержка и натренированность исповедниц были бесполезны. Люси чуть ли не благодарила Всевышнего, если проснувшись на утро температура была нормальной и сохранялся здравый разум. Она, как ребенок получивший желанный подарок, радовалась даже нескольким безмятежным часам.

***

Срок становился больше, скачки температур не были столь мощными и давали ей хотя бы контролировать себя, однако к ним присоединилась и другая физическая боль. Раньше на судороги она не обращала внимание, хотя они причиняли неудобства, но сейчас были ощущения обострились. Ей будто ломали кости или привязали к дыбе*, растягивают конечности и разрывают суставы. Они измучивали до потери сознания. Бьясь в агонии, ее порой и вправду привязывали к кровати, чтобы она не навредила себе, потому что боль была такой, что казалось лучше покончить жизнь самоубийством, чем терпеть это. Если раньше Нацу мог сгладить ее мучения, здесь ей просто давали отвары и мази, правда толка она от них не видела.

– Ммм! – во весь голос взвыла Люси, сжав в кулаках простынь и изгибаясь в спине. Драгнил, невесомо прикасаясь, вытер слезы и отстранился, боясь, что своими касаниями сделает больнее.

Обычно у нее болели руки и ноги, видимо росли когти и лапы, но в этот раз она резко схватилась за голову и заметалась по постели. Нацу тут же схватил ее и со спины крепко прижал к себе. Она дергала ногами, ногтями впивалась в кожу головы и расцарапывала ее. Удерживать ее было крайне тяжело: прижимать к себе и держать руки, чтобы прекратила калечить себя, и это было бы легко, учитывая разницу сил, но она была беременной с огромным животом, что не облегчало задачу. При этом Драгнил все же дотянулся и взял пузырек с успокаивающим, что кучей лежали на прикроватной тумбочке, влил его в Люси. Спустя минуты она обмякла в его руках и морщась, тихо хмыкала.

– Голова раскалывается… Так болит лоб, словно сами кости растягивают… Нацу, так болит…

– Словно рога растут? – с замешкой спросил этериас. Хартфилия кратко кивнула, и откинув голову застонала, уже впиваясь ногтями в кожу Нацу. Тот не зашипел, продолжал обнимать и нежно гладить. – Тише-тише, все скоро закончится, надо подождать еще чуть-чуть, Люси, еще чуть-чуть.

«Еще чуть-чуть никогда не закончится», пронеслось у этери. К этой боли невозможно было привыкнуть, она преследовала ее день изо дня и только усиливалась. Люси казалось, что она медленно и бесповоротно сходит с ума. Время быстрым потоком ручья текло, она хотела за него ухватиться, остановить и вздохнуть полной грудью момент умиротворения, но она не успевала поймать, зацепиться за что-либо, даже за боль, что заполняла практически каждый поток. Она запоминала все и вместе с этим не помнила ничего, она просто тонула в хаосе и беспорядке внутри себя.

***

Когда начались первые схватки она не сразу осознала, что происходит. Шла по поместью, направляясь в спальню, думая, что опять начнется одна из пыток. За три с половиной месяца она не перестала испытывать боль и страх перед ней, но успела смириться. Лишь когда она сообщила Амри, что у нее белье промокло, по озарившемуся и странному «Ох!», поняла, что время пришло.

Драгнил был рядом с ней, засекал время схваток, ходил вокруг и нервно говорил «Люси, все хорошо, ты не волнуйся!», хотя единственный кто волновался был он. Спасибо, что массаж делал и беспрекословно исполнял просьбы. Нет, конечно же, Хартфилия тоже была немного встревожена – первые роды, и главным беспокойством было, а все ли пройдет гладко? Не редко она слышала слухи в городе, что у кого-то родился нездоровый ребенок или мать умерла от кровопотери, и такие страшные мысли посещали ее, особенно во время десятого месяца, когда второй период все не наступал. Но сейчас, несмотря на боль и участившиеся схватки, она чувствовала радость – радость скорого облегчения. Больше года она проходила беременной и последние месяцы были одними из ужаснейших за всю ее жизнь. Она устала, безумно устала от этого, и хотела отдохнуть.

Спустя несколько часов Люси сказали, что уже пора, Нацу вывели из комнаты – оставлять его в таком состоянии рядом с роженицей боялась даже сама она. Нацу старался не показывать свое волнение, желая поддержать, однако ни для никого не осталось без внимания его побледневшее лицо с выступившими капельками холодного пота и дрожащими пальцами, в которых он не мог ничего удержать. Он хотел быть рядом с этери все время, пока не родятся мальчики, но Адера накричала на него, чтобы он уходил и не мешался. Люси, тяжело и хрипло дыша, сдерживая крик, согласилась с ней. Выматывать этери спорами он точно не собирался, наверно, и вправду будет лучше, если он уйдет. Как только он вышел из кабинета, он там же сел на пол. Он чувствовал накатившую усталость от проведенных рядом с Люси часов, прошедших на огромном стрессе, и медленно клонило в сон, время уже было за полночь. Но как он мог уйти и наслаждаться отдыхом, когда его в этери в это же время мучается от боли родов? Гибриды принесли ему успокоительное и хотели увести, но Драгнил отошел лишь на пару метров от лазарета, только чтобы крики Люси не резали слух и его сердце, что уже долгие месяцы не излечивалось и лишь давало на секунды забыть о потере и вине, окуная его в новое чувство – бесполезность.

Все эти месяцы он слышал крики Люси, видел ее слезы, столько, сколько не видел никто, и смотрел, как она страдает, даже сейчас это не просто продолжалось, оно стало сильнее, он слышал это. Как же он жалел, что его проклятье – огонь, что он не мог забрать ее боль себе или хотя бы часть, сделать хоть что-нибудь для нее. Он навлек на нее все это (и это не только ужасы этериской беременности) и не мог от этого избавить или облегчить мучения, он только говорил «прости» и смотрел со стороны. Просто смотрел.