Текст книги "Моя ненавистная любовь (СИ)"

Автор книги: Venvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

На удивление, Е. Фиор сильно не сопротивлялась, за три ужаснейших недели своей жизни, она поняла, что единственный способ побыстрее избавиться от присутствия Дреяра – сжав зубы, терпеть. Он никогда не уходил, оставив дело незаконченным, и сейчас ей нужно лишь потерпеть его прикосновения к себе, просто прикосновения. Но даже от них она вздрагивала, неровно дышала, ее глаза наполнялись слезами, и на подсознательном уровне ожидала удара.

Люси сидела с ней рядом на старой скамейке и держала за руку. Она отвернула голову, считая действия этериаса слишком интимными, не для ее глаз: Дреяр кончиками пальцев медленно водил по все еще небольшому животу (чему Люси несколько завидовала), пуская на девичье тело разряды молнии, наслаждался первой связи с ребенком – их первому контакту. Люси не сомневалась, что и его ребенок реагирует так же на стихию своего отца, как делали мальчики. Им нравился Нацу, они тянулись к нему, к его голосу и прикосновениям. Сейчас они наверняка скучали по нему и не понимали, почему папы нет рядом? Почему все закончилось? А мама не говорила им ничего, она с ними не разговаривала вовсе.

Она была зла, обижена и расстроена, но как долго это еще продлиться, если стены рушатся уже сейчас? Продержатся ли она до родов, месяц, или хотя бы неделю? А не рухнет ли уже сегодня?

***

Хисуи проснулась посреди ночи от странных ощущений. Сегодня был первый раз, когда она виделась с Лаксусом, впервые молния на его теле не приносила боли, хотя смотреть на это было пугающие, казалось, вот-вот и ее тело скуют судороги. Не произошло. Она продолжала ощущать эти странные, похожие на щекотку, ощущения. Или она проснулась от того, что выспалась? После его ухода, ее напоили чаем со странной травой успокоить нервы, и после уснула. В комнате была полная темнота, а значит время уже было за полночь. Прикрыв глаза, она пыталась обратно заснуть и прислушивалась к своим внутренним ощущениям.

Это была ее первая беременность, однако несмотря на это, для нее это не было чем-то значительным и волнующим. Дело было в Дреяре, внушении и отторжении. Она боялась, что может привязаться к ребенку или даже полюбить, однако слухи об этериасах, что она слышала на протяжении жизни, и пережитые ужасы не давали воспринимать этого ребенка, как своего. Она не хотела породить нового демона, но старая жизнь и Дреяр научили смиряться и любые попытки сопротивления наказуемы. Многие в доме любили делать вид, что в них не растет демон, и это помогало. Она просто родит этого ребенка и ее оставят в покое раз и навсегда – это все, чего она хотела.

У нее не было никаких чувств к ребенку, и это было прекрасно.

За своими попытками уснуть она не сразу заметила, что в комнате одна. Подождала несколько минут, думая, что соседка отошла в туалет. Та не возвращалась. Девушка начала волноваться. Подождала еще несколько минут перед тем, как отправиться на поиски. Вариантов, куда могла пойти Хартфилия практически не было: у нее не было любимых мест, в основном шла куда-то просьбе нянечки или с ней за компанию. Хотя нет, ее любимым местом была личная комната, где ее не было. Медленно идя по коридорам, освещенными люстрами с горящим живым огнем над головой, мягко наступала на ковер, чтобы не создавать шума или привлекать к себе внимание одной из дежурных нянечек. Она направилась в сторону библиотеки, Люси часто и много читала книги. Там тоже никого не было. Нахмурившись, она размышляла – отсутствие Люси напрягало и пугало.

Вдруг ее перевели в третий дом?! Хартфилия уже на поздних сроках, второй период может и раньше начаться. А она и не знает, даже не попрощалась с ней, не сказала спасибо за сегодняшнее. Они ведь только подружились, начали общаться, гулять вместе, только стали подругами и вот они уже расстаются! Как же это нечестно! Нельзя было подождать еще хотя бы недельку-две?!

Грусть настигла ее, и по щекам уже текли слезы и ожидалась новая истерика – гормоны бушевали и нещадно издевались над ней.

– Хисуи? – подняв глаза, она увидела белые кроличьи ушки. На нашедшую ее нянечку было плевать, как и то, что эта была именно Амри, персональная няня Хартфилии. – Что вы здесь делаете?

– Люси она, она… – девушка и слова нормально связать не могла из-за слез.

– Успокойтесь, пожалуйста, вы сегодня достаточно нервничали, – крольчиха гладила ее по плечу. Приступ плача не вызывал растерянности, тут с этим сталкивались каждодневно, если не ежечасно. – Госпожа Люси в главной гостиной, с ней все хорошо. Она хотела побыть наедине с собой.

Плач, к удивлению, закончился в ту же минуту. Е. Фиор следовала за гибридкой, утирая влажные следы с щек, и в голове возникла внезапная мысль потрогать кроличьи ушки, наверняка они очень мягкие, и покушать было бы неплохо.

Амри приоткрыла светлую деревянную дверь, и, увидев, что за ней, Хисуи вскрикнула и хотела кинуться к соседке – в камине полностью в огне сидела Люси. Ее остановила няня, приложив палец к губам. В этот раз Хисуи было сложно успокоиться, у нее перехватило дыхание, была одновременно ошарашена и испугана. Ничего не происходило, ни криков, ни выбегания из огня, ни ожогов на теле. Люси не заметила их, она держала ладони на животе и нежно улыбалась.

– Я знаю, это, конечно, не папин огонь, честно говоря, и близко не похож, но у нас с вами нет выбора. Да, да, да, мне тоже он нравится не больше вашего, но пока папы нет, не капризничайте. Когда он появится делайте, что хотите, главное меня не замучаете, пожалуйста, вы и так уже не маленькие и не легкие, между прочим, – не строгая и не скупая на эмоции, она выглядела совершенно иначе. Хисуи видела и слышала то, что никогда прежде не встречала в этом месте: голос ласковый и сладкий, как молоко с медом или старый потрепанный плед, что до сих пор оставался самым теплым, а в карих глазах материнская любовь. – Не бойтесь, папа любит нас и не бросит здесь. Я обещаю вам… А теперь надо бы вспомнить какую сказку вам еще не рассказывали.

Комментарий к 31. Невозможно отвергать

*Цветные волосы имеют только этериасы и исповедницы, Хисуи – человек, соответственно с этим и цвет волос ее простой.

https://vk.com/venvi_fic – группа в вк, где сообщается о выходе глав, планируемых фанфиков и иногда добавляются разные спойлеры к главам.

========== 32. Особенный день ==========

Дни медленно протекали. Рутинные, с одним и тем же режимом, одинаковыми развлечениями, если их можно так назвать. Жара летних дней только удлиняла томление. Дней, когда температура подскакивает за сорок, дышать нечем, воздух раскален и жжет легкие, и, честное слово, потеешь как свинья. Горизонт словно плавился на глазах, вся природа засыхала, иссушаемая без влаги, вслед за ними медленно умирали и беззащитные этери с нянями. Даже Хисуи, которая любила дом Этери и гулять по его окрестностям, возненавидела демоническое лето и, как и соседка, предпочитала отсидеться в комнате. За время жизни вместе с Нацу Люси научилась переносить высокие температуры, и ей было жалко Е. Фиор: ей спрятаться от жары было негде и скинуть с себя закрывающую шрамы одежду она себе позволяла оставшись одна, ведь порой даже перед Люси стеснялась их. Вскоре Хартфилия узнала, что жизнь с Лаксусом оставила ей не только раны и дикий страх перед этериасом, но и другие последствия.

В знойное этериаское лето спасали исключительно прохладный душ – ни в коем случае не холодный! – и дождливые дни, хотя скорее правильней было бы их назвать, ливневые дни. Бушевал ветер, гром и молнии разверзали небо на куски, сквозь пелену дождя не было видно дальше вытянутой руки, казалось начинался потоп. Почти все наслаждались, наконец, наступала долгожданная и столь желанная прохлада, когда можно спокойно вздохнуть полными легкими и отдохнуть. Услада для всех, кроме Хисуи. Заметив, как сгущались тучи, они плотно закрывали шторы и окна, заранее готовили успокаивающие отвары и Люси садилась около нее, чтобы потом не отходить, пока все не закончится, держать за руку и успокаивать, потому что один удар грома и на девушку накатывала истерика.

Однако остальным было нелегче. Нытье и капризы слышались со всех сторон, няням не было покоя, и практически все завистливо прожигали взглядом Хартфилию и других этери, что умели переносить жару и проводили свои дни так же спокойно, как и прежде. Исповедницу это раздражало, она предпочитала уходить от них подальше и забирала собой Амри, потому что нельзя заставлять мучиться свою персональную няню. Очень хорошую няню, которая вечно делала для нее исключения: разрешала прогуляться подольше вечером, когда зной спадал, тайком приносила сладости, что давали им лишь раз в неделю, и, самое главное, она разрешала ей побыть в огне. Няни в доме Этери делали все ради хорошо протекающей беременности, однако это касалось человеческой беременности, и на ее просьбы отвечали: все, что связанно с этериской стороной беременности, будет решаться, когда начнется второй период и ее переведут в третий комплекс. Однако Люси, в отличии от остальных этери, заботилась о детях и прислушивалась к их нуждам – им нужны прикосновения огня, которые раньше давал папа.

Ни с кем помимо соседки Хартфилия не укрепляла дружеские отношения, правда, познакомилась еще с несколькими девушками и периодически проводила вместе с ними время, но сохраняла равнодушие – уже совершила ошибку с привязанностью и, наконец, выучила урок. Совместные посиделки с ними напоминали о старом доме, поселении Аминас, где жили исключительно девушки с ненавистью к демонам, но с небольшим отличием: исповедницы не были все поголовно беременны. И, хоть Люси не говорила никогда об этом вслух, это проведенное вместе время давало забыть об одиночестве. После осознания необходимости в Драгниле, остатках теплых чувств и привязанности к нему, оно стало ощущаться острее, даже несмотря на то, что злость и обида никуда не прошла, поэтому она стремилась к общению. А еще Мавис все же решилась выполнить одно из своих обещаний. Хотелось бы, чтобы все два, однако Хартфилия понимала, что Зереф не позволит ей поселиться в своем доме, этериасы те еще эгоисты и собственники по своей природе. Но и своими частыми, порой даже казалось слишком частыми, посещениями Мавис восполняла все время, что они не смогли видеться. Она подобно урагану ворвалась в размеренный день и воротила все спокойствие, что было в доме. Хартфилия радовалась и не теряла ни единого слова и жеста подруги. Грех жаловаться, но в последнее время она уставала от этого. Мавис слишком энергичная и активная – может делать десять дел одновременно – и Люси пыталась за ней поспеть, но не удавалось и, в итоге, уставала как эмоционально, так и физически.

Это было неудивительно при ее сроке. Сроке таком большом, что даже пугало – к концу подходил десятый месяц. Теперь ее живот больше не рос, и мальчики в ее теле, отнюдь уже не маленькие и не легкие, утяжеляли жизнь: мало того, что похожа на огромный неуклюжий шар, причем беспомощный и ужасно неуклюжий, так и любая активность истощала ее так же, как раньше истощали долгие тренировки. Люси порой мечтала уже родить, избавиться от тяжелого груза и встретиться со своими мальчиками в живую, однако она этери и терпеть ей еще пару месяцев. Но ее волновало не это – второй период беременности должен был настать еще месяц назад. Порой у нее подскакивала температура, сковывали судороги и на теле даже появлялся огонь – этого не хватало, они были всего лишь предвещанием ко второму периоду. Это пугало – что-то не так с детьми. Нянечки и остальные считали так же. Однако Шеррия уверяла ее, что все в порядке, и процесс затянулся из-за пережитого сильного стресса, даже Зереф, ради ответа которого она переступила свою гордость, неуверенно сказал, что вроде не чувствует никаких отклонений. Люси не могла успокоиться, несмотря ни на чьи слова. Может мать из нее пока никудышная, вот только, если с мальчиками что-то случится, она этого не переживет.

Дни так и протекали – иногда полны взрывов красок, но по большей части однообразные и полные скрытых переживаний, одиночества и томления по семье, каждой из семей.

Люси внимательно следила за соседкой, что постоянно ворочалась и дергалась во сне. Дреяр вновь заходил пару дней назад и все повторилось, как в первый раз. Они не были близки, однако это не мешало Хартфилии переживать за Хисуи и ребенка, даже если он от такого ублюдка, как Лаксус. Но, если быть полностью честной, Люси просто не могла заснуть. Ее настигали воспоминания из прошлого, к радости, они практически все были счастливыми, но вместе с ними приходило осознание и самокопание, ведь потому что сегодня тридцатое июля и завтра для Люси настанет особый день – ее день рождения.

Этот день был особен только для этериасов, что на дни рождения своих детей устраивали одни из самых крупных и ярких праздников, и для богатых людей, у которых на подобное есть время и деньги. Для исповедниц этот день ничего не значил. Некоторые, в особенности те, кто постарше, проводили его так же, как и остальные дни, другие исполняли свою работу и вечером шли в какую-нибудь таверну, где давали себе волю. Люси считала это немного постыдным, скрывала от Верховных и Эрзы, но тоже уходила, потому что ей нравились простые людские праздники.

Ее новая совершенная память распространялась, к сожалению, не на всю ее жизнь, и сейчас она вспоминала свой прошлогодний день рождения – свое двадцатидвухлетие – после которого она серьезно задумалась о ребенке.

У исповедниц было правило – не связывать свою жизнь с мужчинами, однако со временем в правиле было применено исключение, которым они активно пользовались. Изначальной целью этого было более эффективное появление новых исповедниц, однако сейчас многие из них шли к мужчинам не только, чтобы продолжить свой род, некоторые получали от этого удовольствие и ходили на «задания», где им платили за проведенную ночь. Хоть Люси и исполнилось двадцать два, она не спешила вступать в связь с мужчиной, ведь собиралась сделать это только чтобы забеременеть. Ребенок это большая ответственность, и она не была уверена, что готова к ней. Но в тот вечер ей прямо сказали, что она затянула с этим, и для этого хватило только прозвища: «старая дева». Его ей дала жена хозяина таверны, где они в тот вечер сидели. Женщина выглядела не намного старше Хартфилии, однако так как она была из простых людей, вокруг нее крутились трое детишек, наверняка она была беременна больше трех раз. Подслушав их разговор, не смогла промолчать.

– Лучше так, чем подстилаться под каждого, – ответила Арана.

Люси холодно проигнорировала высказывание. Хотела показать, что ей все ровно, но на самом деле она и слова сказать не могла от обжегшего внутреннего стыда. Она никогда ни с кем не спала, потому что боялась кому-то доверить свое тело, показать свои слабости и стать уязвимой. Не смогла раскрыться даже с кем-нибудь из сестер, с которыми росла всю жизнь.

Тогда она и не подозревала, что через десять дней она пересечет границу и поселится у этериаса, а еще через одиннадцать она, все еще внушающая себе, что ненавидит Драгнила, чуть не отдастся ему на лужайке около речки. Отдастся, когда ее больше не будут сковывать правила, вокруг не будет других исповедниц и она останется наедине с этериасом, что без устали будет пытаться сблизиться с ней. А потом сама будет желать показать себя перед ним слабой и беззащитной. Хотеть быть желанной им.

Она тогда не знала насколько повзрослеет. Не знала, что забеременеет двумя мальчиками, что должны быть изничтожены. Не знала, что успеет полюбить и стать преданной. Не знала, кого приобретет и кого потеряет. Не знала, что найдет себя настоящую. Она была тогда наивна и глупа, она тогда не знала ничего.

И вот прошел год, за который ее жизнь перевернулась с ног на голову.

***

Люси не надеялась, что сегодняшнее утро будет отличаться чем-то от других. Конечно, именинниц поздравляли и выделяли кусочек тортика, выбранный девушкой, однако так же, как и у исповедниц, он был таким же обычным, простым днем, когда цифра твоего возраста увеличивается на одну единицу. Она никому не говорила о своем празднике и попросила Амри отменить все и вечером принести ей пирожок, с которым она может быть поделится с Хисуи, правда, все зависит от того насколько он вкусный.

С утра в комнату вошла нянечка и, сказав, что пора просыпаться, распахнула шторы, впуская в комнату свет солнца, что уже несколько часов назад взошло и с каждой минутой поднималось выше к небосводу. Е. Фиор приняла сидячее положение и все еще не проснувшаяся, с мешками под глазами и бледноватой кожей, вдруг вскочила и убежала в ванную. У бедняжки после встречи со своим этериасом и соприкасанием молнии происходил не только нервный срыв, но и на ближайшие пару дней возвращались бессонница и тошнота. Няня последовала за девушкой, а следившая за всем Люси легла обратно на кровать, повернувшись к стенке, чтобы яркие лучи не светили в глаза. Она полночи не могла уснуть, и будучи той еще соней, не собиралась упускать шанса насладиться сном лишние пару минут (а в доме Драгнила ей бы позволили спать сколько она захочет!).

– Прекратите, – взвыла Хартфилия. Минуту назад еще спокойные, мальчики стали двигаться, насколько это было возможно в небольшом пространстве, и пинаться. Обычно один из них был более спокойный, однако сейчас оба возбудились и старательно не давали ей поспать.

Через пару минут дверь комнаты вновь открылась. Люси натянула одеяло выше, наверняка ее опять начнут будить, однако вместо этого она услышала взволнованный голос Амри:

– Госпожа Люси, к вам гости.

– Мавис, я же просила тебя не приходить, – пробубнила исповедница. Мавис она всегда рада, но с утра, сонная и желающая, чтобы ее оставили в покое, готова была встать и выставить подругу за дверь. Да и разве у нее своей семьи нет, что она вечно приходит к ней?

Под весом заскрипели деревянные половицы. Матрас прогнулся еще сильнее, и тень легла на Хартфилию, закрыв свет, от которого она пыталась спрятаться. Ее глаза расслабились на миг, перед тем, как брови свелись к переносице в недовольстве. Неожиданно она почувствовала, как ее сердце начало быстро биться и по всему телу распространился жар. Одеяло стало раскалять кожу, его захотелось сбросить и облить себя холодной водой или выбежать на улицу во время ливня, сделать, что угодно лишь бы исчез огонь переливающийся в венах. Ощущения исчезли, но не от окатившей воды или резкого похолодания в комнате, они исчезли от голоса столь родного сердцу:

– Попробуй еще раз.

Глаза Люси резко раскрылись. Она смотрела в серо-зеленые глаза, что как и раньше были подобно опасному болоту – чем больше она пыталась вырваться, тем сильнее ее тянуло обратно. Отросшие розовые волосы обрамляли лицо, которое она помнила до малейшей детали, как и теплую улыбку, совершенно не изменившуюся за месяцы разлуки.

– Н-Нацу?.. – она не могла в это поверить. Она надеялась, все это время надеялась, даже когда была зла и не хотела его видеть. Она надеялась с тех пор, как он ушел посреди ночи, несмотря на ее мольбы. Однако чем дольше она была одна, тем больше она понимала, что возможно это никогда не произойдет: он мог потерять всю свою семью в одну ночь, и, зная Нацу, наверняка обвинял себя во всем. Навряд ли бы он захотел даже посмотреть на нее, вновь вспомнить, чего чуть не лишился. Люси надеялась, потому что она хотела быть с ним и все еще любила; она не переставала крутить пленки счастливых воспоминаний и представлять их будущее, как они раньше делали вместе, или изменять историю, подставляя к каждому действию «бы». Но с каждым днем надежда таяла, как снег в руках, как таяла «новая» она, потихоньку возвращая исповедницу. Она продолжала верить ради мальчиков – она дала обещание.

Теперь он был здесь. Сидел слегка склонившись, прижимаясь к ее спине, и рассматривал с нежностью. Она же не могла пошевелиться. Не знала, как реагировать, что сказать или сделать, кроме того, как смотреть на него широко распахнутыми глазами. К радости, не пришлось. Нацу сам склонился и крепко обнял. Руки зашли за спину, он притягивал ее к себе ближе, и как только ближе было некуда, застыл.

– С днем рождения, Люси.

Хартфилия все еще не могла шевельнуться уже не от шока. Она осознавала, как сильно скучала по его объятиям, по его голосу, по теплу его тела. Как ей в действительности не хватало его. На лице расплылась улыбка, и она в ответ прижалась к нему.

***

– Не открывай глаза, – с напущенной строгостью приказал Драгнил и положил свои ладони поверх ее глаз. Люси кратко улыбнулась, она и не думала ослушаться.

На холме около горы с домом Этери остановилась карета. В тени высоких деревьев, ветки которых в вышине раскачивались от легко ветерка, стоял низкий столик полный разной еды, под ним лежал бордовый плед. Нацу подвел девушку ближе к склону, и она почувствовала, как кожи коснулись лучи света, и до слуха донесся далекий шум. Руки были убраны, и взгляд Люси зацепился за спадающие водопады. Разделенные скалой множество потоков, не останавливающихся, под конец, одной белой полосой стекали в озеро, где всплесками превращались в пену, что расходилась в стороны прозрачной воды. В некоторых местах проскальзывали линии радуги, что разукрашивала картину из темных камней и обрастающего мха. Хартфилия восхищенно смотрела на представшую картину, чем этот вид для нее раньше являлся, стараясь разглядеть малейшее заострение камня или поток сошедший в сторону, чтобы потом мысленно возвращаться сюда снова или, если она увидит точно такую же картину художника, оживить ее непрекращающимся движением миллиардов капель и струек.

– Я помню, как тебе понравился водопад под замком Локсаров, но он тогда был заморожен, и я подумал, что «живой» должен понравиться тебе не меньше, хоть это и другой, – Нацу оторвался от разглядывания реакции Люси и посмотрел на водопад, смахнув прядь челки с лица. – Если хочешь, после завтрака мы можем спуститься к озеру, но предупреждаю, там довольно шумно.

Люси кивнула, и они пошли к месту пикника завтракать. Люси ела за обе щеки, на столике были ее любимые блюда, которые в доме Этери не поддавали. Это была минутная радость. Между ними наступила тишина и неловкость, что ощущалась в любом кинутом взгляде и движении. За все время они так и не поговорили: Нацу сказал ей одеваться и в молчании они доехали до этого места и всю недолгую дорогу (от силы минут пять) Нацу просто держал ее за руку. В голове вертелось куча вопросов, казалось, если она начнет говорить, то не сможет остановиться и это не будет простой обыденный разговор «как жизнь?», как с Мавис. Люси не могла сделать вид, что не было этих четырех месяцев одиночества, они оставили слишком глубокий след и простить это сложнее, чем она представляла.

Всю трапезу она смотрела на водопад и старалась избегать внимания к Нацу, понимая, что не сможет смолчать. Этериас поступал наоборот: она постоянно чувствовала на себе его взгляд, что несколько смущало и отбивало аппетит. Никто так и слова не сказал, с минутами становилось все неудобней и неловче.

– Люси, – Хартфилия решилась начать, как Нацу опередил ее. – Можно? – последовал краткий вопрос, который был ей не ясен. Этериас с надеждой и все той же стыдливостью качнул в ее сторону, точнее на живот.

Не успела исповедница сказать «да, конечно», как Драгнил оказался около нее. Он аккуратно, но ощутимо, положил руки на живот и словно в ответ почувствовал пинки под ладонями. На его лице сразу же появилась широкая улыбка с долей изумления.

– Они скучали по тебе, – до сих пор не смотря на этериаса, сказала Хартфилия. Внутри волнами расплывалось приятное тепло и сердце щемило от его прикосновений. Она прикрыла глаза и откинула голову, наслаждаясь этим моментом спокойствия – последний раз это было почти полгода назад, ей с мальчиками не хватало этого очень сильно.

– Я тоже скучал по вам и по тебе, Люси, – она не могла видеть его благодарную и радостную улыбку. Возможно, если бы она увидела, то смягчилась и поддалась моменту, возможно она бы забылась под его взглядом полным неизмеримой любви, но вместо этого она непроизвольно хмыкнула. Руки больше не прижимались к ее животу так сильно, она не заметила, как этериас резко выдохнул, будто его сильно ударили. – Я понимаю, тебе сложно в это поверить, но я правда очень сильно скучал по вам троим. Не было и дня, чтобы я вас не вспомнил.

– Я и не говорила, что я не верю, – нахмурившись, буркнула Хартфилия, стараясь показать, что она вовсе не зла, когда внутри бушевала буря. Злость, что появилась в начале жизни в доме Этери, поднималась со дна тоски и любви.

– Но это же так, – виноватый голос прозвучал в голове.

– Нет! Если я сказала, что я верю, это значит, что я верю! Хватит все решать за меня! – озлобленно прокричала Хартфилия. Его слова и действия стали для нее сильным раздражителем, терпеть который она больше не могла. Она гневно посмотрела на этериаса, словно могла передать бурлящие в ней чувства, и уловила в нем удивление. Невольно возник вопрос, а точно ли он это сказал? Она не была уверена. Это остудило. Ее вспыльчивость и неумение вовремя остановиться до хорошего еще не доводила, пора учиться на старых ошибках.

– Пойми меня, Нацу, я стараюсь тебя понять – ты пережил страшное – но мне тоже тяжело. В момент, когда я в тебе нуждалась, ты просто бросил меня с глупым оправданием «Ты сильная», и не появлялся все эти месяцы, – без страха и злости она смотрела в глаза Драгнила и говорила все как есть, сохраняя показательное спокойствие. – Ничего не говори, я знаю, ты поступал, как для меня будет лучше – живя в доме Этери я поняла это очень хорошо, – но иногда нужно спрашивать это у меня, а не единолично принимать решения! И я могу понять почему ты врал о мальчиках, но если ты серьезно думал, что мне без тебя будет лучше, то ты глубоко ошибся, Нацу! Может я и делала вид, что мне становится лучше, что все прошло, но это было не так, совершенно не так! А ты… Ты даже не пытался со мной поговорить, ты просто решил что-то для себя и ушел! Ушел и объявился спустя четыре месяца! Четыре месяца без какой-либо весточки или письма! Ты можешь представить какого было мне, сидеть все это время и гадать: почему ты ушел? Что я сделала не так? Хорошо ли все с тобой? Может ты ранен и никто не может тебе помочь? А что если навсегда останусь здесь? Что если я больше никогда тебя не увижу?

– Извини меня, Люси. Я не хотел делать тебе больно, никогда не хотел. Я… – Нацу замолчал. Он не смел оправдываться перед ней – он позволил себе слабость, огромнейшую слабость, и бросил ее одну, думая только о себе.

Нацу было невыносимо. Ему казалось, что его внутренний огонь потух и вслед за ним потухало все вокруг. То в чем он видел свет и радость жизни – смысл продолжения жизни – покрывалось толстым непроглядным слоем льда, от которого он избавиться не мог. Как бы не бил, не пытался растопить и отогнать зиму из себя, ничего не выходило. Холод охватил его и медленно пробирался к сердцу, чтобы остановить его ритм – убить его.

Нацу долго не мог принять, что произошло. Он приходил на то самое место, где почва пропиталась запахом крови и пепла – здесь все было сожжено дотла, пустое поле, навряд ли что-то тут прорастет ближайшие десятки лет – и просто смотрел в одну точку. В голове было пусто, только боль кровоточащей раной терзала его, добираясь до всех уголков души. А потом он шел на кладбище и долго-долго извинялся. Стоял на коленях, плакал и просил, чтобы все вернулось назад. Он словно ребенок стоял и умолял, что сделает все, все что угодно, лишь бы Игнил вернулся. Умолял, что будет примерным сыном, больше не будет ему перечить и выполнит любую просьбу, умолял так же, как это делал восьмилетний мальчик, потерявший отца.

Возвращаться домой с каждым днем становилось труднее – все там напоминало об его ошибке. Мебель, книги, портреты, стены, все, что было в этом доме было полно воспоминаний об Игниле. Игнил пытался заставить его прочитать эту книжку, а те читал на ночь, продолжая традицию отца. Игнил знал о каждом предке семьи и часто повторял ему одни и те же истории, которые он уже выучил наизусть. Игнил учил его управлять проклятьем, охотиться, учил ведению дел Великой семьи, Игнил научил его практически всему. И чем он отплатил?

Он забыл поставить защиту – вспомнил и защитил всех, кроме самого себя – и потерял часть своей семьи, и чуть так же не потерял будущие.

Дядя всегда говорил ему думать о будущем и стремиться к нему. Когда Игнил ушел в дальнюю комнату секретных ходов, Нацу перебросил дела на Мард Гира и получая только отчеты, он прожигал свою жизнь в веселье, охоте и хождении по балам. Однако в один момент он понял, что это наскучило, он нуждался в чем-то другом. Когда Нацу узнал, что у Рэдфокса родилась дочка, и увидел его любящий взгляд, как он бережливо держит ее и насколько менялся с ней, Нацу понял чего так хочет – он устал быть один, он хочет жить ради кого-то. Люси и мальчики стали его будущим.

Если бы он задержался хотя бы на секунду лишился бы их.

Он сидел около этери, прижимал к себе, внимательно смотрел и слушал стук трех сердец – проверять живы ли они было сильнейшим наркотиком, без которого он не мог провести и дня. Он не мог остановиться, его не покидало чувство, что если он оставит ее хоть на минуту, перед ним будет лежать изуродованный труп его Люси. А потом ей становилось лучше и это странное пугающее чувство медленно исчезало. Теперь его наркотиком становилась месть, и он уходил на охоту на велнусов. Его этериское обличье им больше не сковывалось, он вымещал свою грусть, волнение и злость в мощных ударах, что разрывали плоть, и огне, что все сжигал. Убивая велнусов, в нем появлялось чувство удовлетворенности, единственное радостное чувство за месяц, что исчезало через миг. Этого не хватало и он убивал, убивал, убивал. Где-то глубоко в подсознании он понимал, что это бесполезно, но он все так же не мог остановиться, потому что Хартфилии становилось лучше и лишь вечерами, когда он давал ей свой огонь, он был ей нужен. Нацу видел, как Люси общалась со слугами и Шерри, как улыбалась и смеялась – она двигалась дальше, а он не мог и шагу сделать, воспоминания об Игнил и ядовитая вина не покидали его мысли. Он старался, но они возвращались и только сильнее закреплялись: ты не защитил, не уберег, все из-за тебя. Затем к самобичеванию добавился еще один повод: он остановился не один, а тянул за собой ее. Рядом с ним Люси вновь окуналась в тоску и скорбь, спала нервным сном – огонь передавал его настроение ей. Это может навредить, осознавал Нацу и прилагал в два раза больше усилий, чтобы пережить потерю и вернуться в нормальную жизнь, в которой есть что-то еще помимо боли и неутолимой тоски. Вот только ничего не выходило: Люси была живым подтверждением его ошибки. Каждый момент с ней, рядом со своими мальчиками, что все еще не восстановились, давили на рану, раздирали ее по новой и расширяли ее края.