Текст книги "Холодок (СИ)"

Автор книги: РавиШанкаР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

Но однажды, вернувшись домой из школы – в той деревне, рядом с которой они жили последние несколько лет, была школа – Валера не нашёл маму. Более того, всё в доме говорило о том, что туда ворвались какие-то неизвестные и увезли маму силой. Горе мальчика было огромным, но он вспомнил о тайнике, про который рассказывала мама, и отыскал его. Тайник оказался не тронут, в нём было несколько изящных украшений с дорогими камнями, мешочек с золотыми монетами совершенно неизвестной Валере чеканки и письмо. Для него.

В письме мама объясняла, что мир, в котором они оказались, для них чужой. Оказывается, в родном мире мамы жило несколько рас, умеющих менять человеческую форму на звериную. Гамли превращались во что-то вроде волков или собак, Чиули – в огромных птиц, а Тахарли – в единорогов, а Мьяли – в котов. До поры до времени все расы жили мирно, но маги из других миров появились в мире оборотней и решили использовать его обитателей для своей выгоды и престижа. Маги стали отлавливать добродушных оборотней и обращать в рабство. Мьяли ценились как несравненные любовники, Гамли – как воины, Тахарли всякие там жрецы и правители охотно покупали для престижа, к тому же люди-единороги в своей звериной форме были быстры и неутомимы, а Чиули использовали как гонцов.

Понятное дело, что взрослые такой дрессировке не поддавались, предпочитая умирать от голода и побоев, тогда маги стали либо похищать детей и подростков, которые были очень уязвимы в звериной ипостаси, либо беременных женщин. Оборотни довольно быстро научились защищаться и закрыли вход в свой мир, но для тех, кого уже похитили, всё обернулось вечной разлукой с родиной. Мама Валеры была одной из последних похищенных, но похититель-маг продавать её никому не стал, ибо влюбился в неё. Но она была беременна, и маг сразу объявил, что избавится от маленького Гамли обычным способом, то есть, продав любому желающему. Такого женщина стерпеть не могла, ей удалось похитить у мага один из его амулетов переноса… так она и оказалась в этом мире. Женщина оказалась бойкой и умной, к тому же у неё достаточно было при себе золота и драгоценностей, чтобы выправить фальшивые документы и скрыться в глуши. А при её скромном образе жизни похищенного у мага могло хватить надолго. К тому же мама Валеры оказалась прекрасным художником, её картины неплохо продавались, но сама личность автора держалась в тайне. Заканчивалось письмо так: «Если маг найдёт меня – не печалься… Знай, что я останусь с ним только при условии, если он оставит в покое тебя. Живи и будь счастлив, только скрывай свою способность от людей настолько, насколько это возможно – люди злы, корыстны и жестоки. Я люблю тебя, сынок, но если я не смогу остаться с тобой – прости меня, твоя жизнь и твоя свобода для меня важнее, чем моя собственная. Живи и будь счастлив здесь, ибо ты не сможешь вернуться в родной мир – он закрыт для всех. Любящая тебя мама».

После таинственного исчезновения матери Валера оказался в детском доме – надо сказать, не в самом худшем детском доме, он благополучно окончил школу, училище и отправился в армию, где ему, как ни странно это звучит, понравилось. Валера побывал в горячих точках, где показал себя непревзойдённым разведчиком – в самом деле, то, что невыполнимо для обычного человека, Валера легко выполнял, обернувшись огромной собакой. Так что вернулся он из армии, извлёк остатки маминого наследства, купил себе квартиру по соседству с нами и байк, устроился на работу и никак не мог понять, почему мы постоянно притягиваем его внимание…

Выслушав рассказ Валеры, мы переглянулись. Его слова удивительно сходились с рассказом Мурика, так что теперь у нашего мьяли явно появился земляк. Хорошо это или плохо? Разберёмся. Тем более, что Мурик уже перепрыгнул через забор, торопясь обратно.

«Надо спешить! – мысленно передал нам мьяли. – Этот (тут нам пришёл мыслеобраз Пригова) очень зол. Он зол на женщину и может сделать с ребёнком что-нибудь нехорошее…»

– Надо спешить! – сказал я Валере.

– Я слышал, – ответил он. – Сам удивился, мне ещё во дворе показалось, что кот что-то говорит, а сейчас я всё слышал.

От удивления Мурик перекинулся в человека и спросил:

– Как это?

– Похоже, Мурик, что Валера твой земляк, – улыбнулся Антошка, – он нам тут кое-что интересное рассказал, пока тебя не было.

– Вот здорово! – воскликнул непосредственный Мурик и полез было к Валере обниматься, но потом резко это дело прекратил и сказал:

– Потом. Всё потом. Надо спешить.

– Сколько там охраны, Мурик? – спросил я.

– Двое во дворе. Двое в особняке, но они спят. Ещё двое вместе с Приговым допрашивают женщину.

– А Светочка? – быстро спросил я.

– Она в соседней комнате заперта. С ней женщина, которая готовит пищу. Она очень расстроена, ей жалко девочку. Она думает, что в хозяина… как это… «бес вселился». Но ей не выбраться оттуда самой – комната на втором этаже, на окне – решётка, дверь заперта.

– Ясно, – помрачнел я. – Значит, так… Нужно нейтрализовать охрану во дворе.

– Это я беру на себя, – усмехнулся Валера, – есть опыт.

Я кивнул. Даже расспрашивать не буду, какой это опыт. Даже если Валера причинит охранникам серьёзный вред – пусть этот грех будет на мне. Как бы ни была виновата мать… Ни один настоящий мужчина не поднимет руку на женщину и ребёнка.

– Проникаем в дом, – продолжил я, – нейтрализуем охранников Пригова. Забираем Светочку. Всё.

– А мама твоя? – тихо спросил Антошка.

– Выведем её. А дальше… Пусть как хочет.

– А Пригов? – снова спросил Антошка.

– А я ему сыграю… – ласково сказал я. – На дудочке.

Антошка заметно побледнел:

– Это опасно… ты же знаешь.

– Сейчас мы должны спасти мою сестру, – ответил я. – А переживать будешь потом, Антош… Договорились?

========== Глава 70. Паника ==========

– Сейчас мы должны спасти мою сестру, – ответил я. – А переживать будешь потом, Антош… Договорились?

– Договорились… – пробурчал Антошка.

– Вот и славно, – улыбнулся я. – Мурик, перекидывайся в ирбиса, сейчас мы им устроим выездной концерт цирка Чинизелли.

Мурик кивнул и почти мгновенно перекинулся в громадного пушистого красавца. А вот Валера перекидываться не спешил – пошёл к воротам в человеческом облике, предварительно кивнув Мурику. Тот двинулся следом.

Валера подошёл к воротам, забарабанил в них кулаком и отчаянно завопил:

– Люди! Люди! Помогите, у меня машина перевернулась, жена беременная пострадала, телефон сел, помогите!

– Ты что, сдурел? – раздалось из переговорного устройства рядом с воротами. – Хозяин никого пускать не велел, тут тебе не «Скорая» с полицией, вали от греха, а то вон сейчас как шмальну!

– Шмальни! Шмальни, сволочь! Люди вы или кто? Дайте хоть мобильник – врачей вызвать! Загнётся жена-то, помогите!

– Ладно, – немного подобрел голос, – возьми мобильный, позвони и топай отсюда. Не богадельня тебе здесь.

– Да, да, храни вас Бог за вашу доброту, век не забуду!

В воротах приоткрылась узкая щель, через которую просунулась наружу рука с мобильником. Именно в это мгновение Валера перешёл в собачью ипостась и словно втёк в эту щель. Одновременно с ним Мурик перемахнул высокий забор, и на какое-то время настала тишина. А потом ворота открылись – заходите, мол.

Мы с Антошкой медленно вошли во двор. Оба охранника были уже обездвижены и связаны, глаза у них тоже были завязаны. А вновь перекинувшийся в человека Мурик только рукой нам махнул – помогите, дескать, перетащить. Валера же перекидываться обратно не спешил, и правильно – из-за угла на него уже неслись четыре поджарых собачьих силуэта – два добермана и две немецких овчарки. Однако, узрев, с кем им придётся иметь дело, собаки затормозили и замерли на месте в трёх шагах от злобно оскалившегося громадного кавказца. Долг в их душах явно боролся со страхом – таких громадных псов они ещё никогда не видели. Валера не дал им долго раздумывать – показал громадные клыки и молча, бесшумно двинулся в их сторону. Это дало свой результат, и грозные сторожа кинулись наутёк, поджав хвосты и тонко скуля от ужаса. Только тогда Валера перекинулся и сказал нам:

– Карточку возьмите!

– Что? – не понял я.

– Карту! Ключ от двери, – пояснил Валера, но тут же подошёл к нам, легко перетащил обеспамятевших охранников в их будку и вернулся с узкой зелёной карточкой в руке. Между тем я огляделся и ловко разбил парочку камер, решив перед уходом непременно заглянуть в дежурку и стереть запись. Конечно, мы такие смелые, попёрлись… а если бы дежурный тревогу поднял? Правду говорят – дуракам везёт.

Затем мы двинулись к двери чёрного хода, оставив Валеру караулить охранников и дать нам знать в случае чего. Валера вновь перекинулся в кавказца и спрятался в тень – не знаешь, где сидит – точно не заметишь.

«Зовите, если что-то случится…» – донеслась до меня его мысленная реплика. Ого, прогресс. Скоро мы его не хуже, чем Мурика, понимать будем.

Ну а мы втроём двинулись дальше. Вошли мы в особняк без особых приключений, Мурик принюхался и передал:

– Лестница на второй этаж. Они там.

И мы, стараясь ступать как можно бесшумнее, поднялись на второй этаж. Сразу за лестницей начинался длинный коридор со множеством дверей. Элегантная обстановка у Пригова, только, на мой взгляд, мрачновато немного. В основном сочетание трёх цветов – чёрный, белый и шоколадный. Стильно, но кладбищенски как-то.

Сам не знаю, почему у меня в голове бродила эта ерунда, пока я продолжал бесшумно красться по коридору следом за мьяли. А пальцы моей правой руки делали осторожные движения, словно сжимали и оглаживали невидимую дудочку. Точнее, свирель. Это был один из немногих магических подарков, оставшихся с нами в этом мире – нет, не магия воды, скорее, остатки когда-то существовавшей здесь силы. На свирели когда-то наигрывал Пан – козлоногий бог зверей и леса. Играл он, если верить мифам, так божественно, что всё живое пускалось в пляс, а нимфы просто гроздьями падали в объятия уродливого бога. Но горе тому, кто вызвал гнев Пана – тогда он начинал наигрывать на своей свирели совсем другой мотив – мотив, вызывающий всепоглощающий ужас, лишающий разума и самой жизни. Этот мотив древние греки называли «паника», и слушать его не рекомендовалось никому – последствия могли быть фатальными – сумасшествие, потеря памяти, а то и смерть от страха. Именно такой магический подарок мне сделали Божественные сёстры – уж не знаю, с чего. Вроде бы я ни с кем не собирался ссориться. Но не могу не согласиться – сейчас это крайне кстати. Хотя я страшно не хочу применять этот дар… Только если другого выхода не будет.

Между тем мьяли осторожно ткнул лапой в одну из дверей, и она бесшумно приоткрылась. Совсем ненамного, но мы приникли к образовавшейся щели, и я вздрогнул. Это был так знакомый мне по снам кабинет Хозяина. Сам Пригов сидел за столом, его лицо было практически неразличимо в полумраке, зато безжалостный свет яркой лампы был направлен прямо в лицо матери, за креслом которой маячили два амбала.

Выглядела мама плохо – волосы растрепались, косметика расплылась, рукав дорогой блузки был слегка надорван – видно, охранники перестарались, пока тащили в машину. Никаких следов побоев я не заметил и выдохнул с некоторым облегчением. Всё-таки Пригов не настолько сумасшедший. Может быть, всё ещё обойдётся?

– Так, значит, – спокойно сказал Пригов, – лавина трагическая случайность? А за Сашку ты пошла замуж только потому, что не знала, куда деваться с ребёнком? С моим ребёнком?

– Да! Да! Да! – зло отреагировала мать. – Сколько можно повторять одно и то же? И это твои родители потребовали свернуть поиски в горах, а вовсе не я! Это твой отец выставил меня из твоего дома в чём была, обвиняя во всех смертных грехах и не слушая никаких объяснений! Это он мне сказал, что я даже заикаться о твоём наследстве не должна, если не хочу проехаться ночью в лес в багажнике! Что мне было делать? Куда идти? А Саша меня всю жизнь любил… и с чужим ребёнком взять согласился! Он твоего сына пятнадцать лет воспитывал, пока ты не появился! Ты нам всем жизнь сломал, лучше бы ты сдох под той лавиной!

Пригов хмыкнул:

– Тебя послушать – так ты у нас прямо ангел небесный. Напомнить тебе, что с твоим идеальным Сашей ты так заскучала, что прыгнула в объятия первому же смазливому проходимцу и влюбилась в него, как кошка? Именно благодаря твоей болтовне Валику удалось покушение на Сашку организовать – потому что он точно всё знал! Так что в смерти муженька твоего есть и твоя вина! И немалая! А потом! Мамаша любящая – сына-инвалида в дом инвалидов сбагрила и забыла, парень три года там как трава рос! Эх, если бы я знал…

– То что? – отозвалась мать. – Пришёл бы к нему и сказал – давай, сыночек, отомстим маме? Знаешь, куда бы он тебя послал? Славка – вылитый Сашка – порядочный до безобразия! К тому же… это ведь с твоей подачи он инвалидом стал. И интернат для него я хороший выбрала – дорогой, кстати. Ведь ты же к нему так подобраться и не смог – ни ты, ни Валик.

– И хорошо, что не смог, – глухо проронил Пригов. – Только вот теперь такая петрушка у нас с тобой, Вероника, получается: Валик мне в живом виде больше не нужен, как тебе такой расклад?

– Твоя шавка – ты и решай, – равнодушно отозвалась мать.

– Ну и гнида же ты… – с некоторым восхищением сказал Пригов. – Первостатейная гнида. Ведь любила же его – так, что от сына отказалась, дочку ему родила. Да что ж ты за человек такой, Вероника?

– Любила, да, – так же равнодушно отозвалась мать, – пока не узнала о его роли во всей этой истории и о том, что ему со мной противно было в постель ложиться. А ведь какую страсть изображал, мерзавец! Отелло отдыхает! Так что всё… Прошла любовь, завяли помидоры.

– И дочка тебе тоже не нужна? – спросил Пригов. – Бросишь её, как Славку?

Мать пожала плечами:

– Да уж жизнь на её алтарь класть не собираюсь. Хочешь хныксу себе забрать и воспитать в своём духе? Валяй, я соглашусь, только… за вознаграждение. Мне, знаешь ли, расходы предстоят – надо себя в порядок привести.

– Сука бессердечная, – вырвалось у Пригова.

– А хоть бы и так, – отозвалась мать. – Жизнь короткая и прожить её надо хорошо – чтобы было, что вспомнить. Ну, что, договорились? И вообще, отпусти меня уже – у меня на самолёт билет забронирован. А я, так уж и быть, забуду об этом досадном происшествии и в полицию не побегу. По рукам, Димочка?

И мать привстала со стула и начала поворачиваться к двери.

– Нет уж! – рявкнул Пригов. – Ты отсюда просто так не уйдёшь! Я тебя трудоустрою, не переживай!

И тут я понял, что пора вмешиваться, неизвестно, какой приказ Пригов отдаст своим амбалам в следующую минуту.

Я решительно распахнул дверь и сказал:

– Приятно как. Вся семья в сборе. Здравствуйте, мои дорогие биологические родители, не надоело ещё разборки устраивать?

Один из амбалов выхватил пистолет и прицелился, но Пригов рявкнул:

– Не стрелять! Как ты сюда попал, Мстислав?

– Через дверь, – не стал скрывать я. – Я пришёл за своей сестрой. Да и Веронику Юрьевну тоже отпустить надо. Пусть живёт, как хочет. Оставьте уже нас в покое, уважаемый господин Пригов, вы мне смертельно надоели. Сделайте себе пластику, женитесь и живите, как все люди. Из-за вашей бесплодной мести уже погиб мой отец, вы всю нашу жизнь исковеркали, хватит уже, правда.

– Интересный ты парень, Мстислав… – хмыкнул Пригов. – Как я жалею, что раньше не знал, что ты мой сын.

– Как я жалею, что вообще узнал об этом, – отозвался я. – Я не хочу больше иметь ничего общего ни с вами, ни с Вероникой Юрьевной. Мы уходим.

– Нет! – сказал Пригов. – Ты никуда не пойдёшь. Сейчас ребята разберутся с твоей мамашей и с этим выблядком Валиком, а потом мы с тобой поговорим… Я могу дать тебе всё, понимаешь?

– Мне ничего от вас не нужно, – твёрдо сказал я. – Мы уходим.

– Задержать! – отдал приказ Пригов, и один из амбалов шагнул ко мне. Тут же из темноты возник Мурик, ударил когтистой лапой, и амбал рухнул на пол с залитым кровью лицом и явно в отключке, а Мурик тем временем точно так же обласкал второго. Мы с Антошкой достали пистолеты амбалов, и я сказал:

– Мы уходим. Я больше повторять не буду. Вероника Юрьевна, идёмте!

– А мои деньги и драгоценности? – голоском капризной девочки протянула мать. – Они всё отобрали…

– Где? – спросил я Пригова. Тот показал на соседнее кресло, в котором стоял небольшой, но набитый дотуга кожаный ридикюль. Вот и всё. Сейчас заберём Светочку и пора уходить.

Но тут лицо Пригова исказила злобная радость, и я услышал топот ног, бегущих по коридору:

– А я сказал – никто никуда не пойдёт, – улыбнулся Пригов. – Неопытный ты ещё, Мстислав. Не просёк, что у меня здесь может быть тревожная кнопка. Так что попали вы, мальчики, с вашей дрессированной кошкой.

Дверь в кабинет вновь распахнулась, это стало как-то карикатурно напоминать сцену в баре из «Убить Билла», когда на одну бедную женщину с катаной набросилась вся токийская мафия. Ну вот… а я так надеялся…

И я мысленно произнёс: «Мурик! Антошка! Заткните уши!»

А потом поднёс к губам невидимую свирель… и заиграл.

========== Глава 71. Паразит ==========

Я мысленно произнёс:

«Мурик! Антошка! Заткните уши!»

А потом поднёс к губам невидимую свирель… и заиграл. Я не хотел причинять вред никому из этих людей, но у меня просто не было другого выхода. Антошка и Мурик быстренько отползли в угол и зажали уши. Я ещё успел понять, что Антошка пытается связаться с Валерой, но потом… Потом музыка подхватила меня и понесла. Я видел проявляющиеся на лицах охраны страх, боль и отчаяние, здоровенные мужики роняли оружие, словно ослабев, прислонялись к стенам, кто-то плакал, кто-то бил себя по лицу, но спустя какое-то время они словно каменели – замирали в разных позах, лица становились глиняно-неподвижными, только глаза, наполненные отчаянием и мукой, продолжали оставаться живыми.

Я был в шоке от того, что творил, но прекратить это никак не мог – если мелодия начата, она должна быть доиграна во что бы то ни стало. Так… Кажется, Антошка и Мурик в порядке, насчёт охраны уже можно не беспокоиться, Пригов сидит за столом, обхватив голову руками и раскачивается, как старый еврей на молитве, а вот мать… Мать сидела в кресле, удобно откинув голову на спинку, руки её лежали на подлокотниках, глаза были закрыты, и я даже испугался – а вдруг произошло что-то не то, и я просто убил маму своей мелодией? Однако с ней, похоже, всё было в порядке, судя по неопределённой лёгкой улыбке, которая, то появлялась, то пропадала на её губах. Ей что, нравится? Нравится? Вот это? И мне впервые стало страшно при взгляде на мать – да что с ней такое? Она вообще – человек?

Испытанные мною эмоции тут же сказались на мелодии – она стала более затейливой, более осязаемой, что ли. Казалось, что всю комнату оплетают тонкие, дурманно пахнущие тропические лианы, они проникали в каждый её уголок, и всё происходящее вновь стало меняться на глазах. Охранники закрыли глаза, осторожно опускаясь на пол. Такое впечатление, что они все просто заснули, заснули крепким, спокойным, здоровым сном. Пригов тоже уронил голову на стол и замер. Тоже спит? Похоже, да.

Но самое странное творилось с матерью. Невидимые, но как-то странно осязаемые лианы стали обвивать её тело. Сначала она никак не реагировала на это, но потом женщина открыла глаза… и тут меня просто тряхнуло от ужаса. Это не был взгляд моей мамы. Это вообще был нечеловеческий взгляд… Как я не сорвался и не прервал мелодию – не знаю и сам, но я справился. И невидимые лианы начали пеленать туловище матери. А потом… потом они вообще подняли её в воздух, перевернув на живот – похожую кошмарную сцену я видел в фильме «Экзорцист» и уже сам не понимал – то ли это всё происходит в реальности, то ли это кошмары моего подсознания, куда меня загнала столь неосмотрительно начатая мною мелодия.

Но я твёрдо знал, что она уже почти закончена.

А между тем невидимые лианы продолжали своё странное дело – они откинули волосы с шеи матери, словно готовясь казнить её на невидимой гильотине, и тут… тут я увидел в том месте, где затылок переходит в шею, небольшую рубиново-чёрного цвета шишку, странную пульсирующую опухоль. Что же это такое?

И тут ко мне в голову проник вопль Антошки:

«Холодок! Не останавливайся! Только не останавливайся! Мурик знает, что делает, он спасёт твою маму!»

В этот момент мьяли метнулся быстрее молнии к неподвижно висящей в воздухе маме и осторожно полоснул когтём по странному наросту. Кожа разошлась, потекла кровь, а изнутри полезло что-то живое, мерзкое и верещащее. Но Мурик не дремал – он успел перехватить это живое и когтями разодрать в мельчайшие клочки, а потом, недолго думая, оросил эту неаппетитную кучку отходами собственной жизнедеятельности. На мгновение ошмётки вспенились, а потом просто впитались в ковёр, оставив на нём неаккуратное и дурно пахнущее пятно.

Мурик же подошёл к маме и лизнул её в шею, отчего кровь перестала течь. На последних нотах мелодии тело мамы плавно опустилось в кресло, теперь она выглядела так же, как и охранники – спящей. Я опустил невидимую дудочку, и она тут же исчезла из моей ладони – как будто и не было её. Не расстроюсь, если навсегда. Ни за что в жизни не хочу больше делать и видеть такое.

Меня тут же охватила странная слабость, ноги просто подкашивались, и Антошка, рванувшийся ко мне, сумел поддержать меня и усадить во второе кресло. Мурик встал рядом и сердито зашипел, потому что Пригов поднял голову. Мужчина окинул нечитаемым взглядом свой многострадальный кабинет, которому сейчас вполне подошло бы название: «После побоища Игоря Святославовича с половцами», поскольку он под завязку был набит лежащими телами – хорошо, что спящими, а не мёртвыми.

– Что это было? – сумел построить Пригов внятную фразу. – И почему я так странно себя чувствую?

Мы с Антошкой молчали, а моего биологического отца явно потянуло на разговоры:

– Мстислав, прости меня… Не стоило вмешиваться в вашу жизнь… Я виноват.

Тут я просто-напросто обалдел. Неужели сыгранная мной мелодия поставила Пригову на место давно съехавшие мозги? Хорошо, коли так.

Однако тут открыла глаза мама. Огляделась. Торопливо вскочила на ноги и испуганно спросила:

– Что здесь происходит? Мстислав… Славочка… Ты почему взрослый такой? Где я?

– Вероника, – окликнул её Пригов, – ты что, ничего не помнишь?

– Митя? Это ты? Ты жив? Что у тебя с лицом? Где Саша? Почему я здесь? Вчера мы отметили с Сашей десятый день рождения Славочки, потом я легла спать… А проснулась здесь… Я не понимаю… Славочка, почему ты так вырос за одну ночь?

Ничего себе! Это что же за гадость Мурик уничтожил? И, получается, что она давно к маме присосалась, раз последнее, что она помнит – это мой десятый день рождения… Что делать? Надо поговорить, объяснить…

Но ни поговорить, ни что-то объяснить я не успел – едва я попытался что-то сказать, как комната вокруг закружилась, словно кто-то посадил меня на огромную пластинку старинного проигрывателя, и я утонул в кружащемся многоцветье…

А когда я снова открыл глаза, то вновь узрел белый больничный потолок, и меня вдруг пронзила страшная мысль – а вдруг я всё ещё нахожусь в палате реанимации, куда меня привезли после аварии, в которой погиб отец? И всё, что было потом – интернат, другой мир, возвращение домой и борьба с Приговым – всё это просто бред, вызванный комой. И я по-прежнему парализован, только вот ни Антошки, ни Мурика со мной рядом нет. Это было так ужасно, что я судорожно всхлипнул… и тут же услышал знакомый голос:

– Холодок! Холодочек! Ты очнулся? Тебе плохо? Сейчас сестру позову!

– Антошка… – прошептал я. – Антошка, это ты…

– А кто же? – возмутился Антошка. – Думаешь от нас с кошаком так просто отвязаться?

– Я не кошак, – раздалось в ответ недовольное фырканье, – я мьяли.

И тут же из-под кровати вылез Мурик, явно дремавший там в кошачьем облике, поскольку из одежды на нём не было ни ниточки.

– Кошатина бесстыжая, – проворчал Антошка, – хоть халат накинь.

– А вы у меня уже всё видели, – невинно пояснил Мурик, – а в халате оборачиваться неудобно, если медсестра вдруг зайдёт.

Я хмыкнул и заявил:

– Ребята, хватит комедию ломать. Рассказывайте уже всё по порядку. Где я, что с мамой, со Светочкой? Что там с Приговым? И вообще, Мурик, я так и не понял, что ты за гадость на кусочки порвал?

– Ну, вот, – прижался ко мне мьяли, – ни обнять, ни поиграть – сразу к делу.

И полез целоваться, паразит. А когда он закончил своё чёрное, но удивительно приятное дело, моими губами завладел Антошка. И только раздавшиеся в коридоре шаги и знакомый голос матери заставили нас прерваться… несмотря на нехило так стоящую проблему. Мурик мгновенно обернулся котом и юркнул под кровать, я откинулся на подушки и закрыл глаза, причём для того, чтобы изобразить жертву родной медицины, мне даже не пришлось особо надрываться, а Антошка благовоспитанно опустил очи долу, не забыв перед этим бросить себе на колени лежащий на столике журнал. М-дя… похоже, проблема стояла не только у меня.

Дверь отворилась, и в палату вошли. Мама спросила:

– Антоша, как Славочка? Он так и не очнулся?

– Он открыл глаза, но потом опять заснул, – ответил Антошка.

– Не беспокойтесь, Вероника Юрьевна, – раздался незнакомый мужской голос, – ваш сын пережил сильное нервное потрясение, ему необходимо окрепнуть. Пусть спит.

Но тут мне стало до жути интересно, что ж всё-таки происходит, и я открыл глаза:

– Славочка! – ахнула мама. – Ты проснулся!

Я смотрел на маму с некоторым недоумением – кажется, она не играла, а действительно волновалась за меня. Да и выглядела она теперь совершенно по-другому – элегантный брючный костюм, никакой яркой косметики, никаких молодёжных штучек в одежде. Сейчас мама выглядела на свои годы, но это совсем не делало её некрасивой. Наоборот, куда более жалко она выглядела, цепляясь за ушедшую молодость рядом с молодым мужем…

Между тем мама присела на край постели и погладила меня по голове – так, как гладила маленького. Я невольно отдёрнулся… и она огорчилась:

– Славочка… я понимаю, тебе трудно поверить мне, особенно после того, что с тобой произошло, но выслушай меня, прошу тебя… Когда твои друзья мне объяснили, что со мной творилось… а Митя рассказал, как я себя вела… Господи, это было ужасно… так стыдно… так отвратительно… и если ты и вправду не захочешь иметь со мной ничего общего – я пойму. Но сначала… Может быть, ты всё-таки выслушаешь, хорошо? Это много времени не займёт, так что выслушай меня, ладно?

– Хорошо… – прошептал я. – А Светочка? Что с ней?

– Светочка дома, – слабо улыбнулась мама, – с няней… Господи, я даже не сразу поняла, что у меня теперь ещё и дочка есть… такое солнышко. Хочешь, я завтра приду вместе с ней?

– Хочу, – ответил я. – А как твой муж?

– Этот… – брезгливо сморщилась мама, – Валентин? Господи, и как я могла выйти замуж за ЭТО? Так что он уже практически бывший муж. Митя его отпустил. И даже денег дал – кому-то из его родственников на операцию. Но им теперь пускай полиция занимается – смерть Саши я ему не прощу. И себе не прощу.

– Не начинай снова, Вероника, – раздался знакомый голос, и в дверь вошёл очередной визитёр. Ага, понятно. Пригов. Лицо мужчины было забинтовано, отчего он напоминал уэллсовского человека-невидимку – полное впечатление дополняли тёмные очки и шляпа.

– Не начинай снова, Вероника, – повторил Пригов. – Мы оба с тобой наворотили такого, что сразу не расхлебаешь. И у меня, в отличие от тебя, нет даже того оправдания, что в башке у меня сидела инопланетная хрень.

Ну, прямо не палата, а проходной двор. Все, кому не лень, шляются. Врачу, что ли пожаловаться? Нет, что имел в виду Пригов под «инопланетной хренью»? Интересно же.

И тут я рывком сел на кровати, игнорируя накатившую слабость, кивнул Антошке, чтобы он подложил мне подушку под спину, чтобы было удобнее сидеть, и вежливо обратился к доктору:

– Извините, вы бы не могли оставить меня наедине с моей любящей роднёй? А то мне уже страсть как интересно послушать полную версию событий.

========== Глава 72. Объяснение ==========

Я вежливо обратился к доктору:

– Извините, вы бы не могли оставить меня наедине с моей любящей роднёй? А то мне уже страсть как интересно послушать полную версию событий.

Врач кивнул, попытался улыбнуться, но напоролся на холодный взгляд Пригова, кашлянул, сказал: «Конечно-конечно», – и вышел.

А из-под кровати вылез Мурик – как ни странно, в футболке и шортах. Склад у него там, что ли? Как ни странно, ни Пригов, ни мама на появление Мурика никакими особыми эмоциями не отреагировали, только мама сказала:

– Здравствуй, Тимур.

Пригов же ограничился кивком, впрочем, вполне доброжелательным. Меня весь этот праздник добра и толерантности начал слегка напрягать, и я спросил:

– Ну, так что же это было… с мамой? Что это за штука?

– Это бес, – вздохнула мама, – во всяком случае, я это так воспринимаю. Тимурчик тебе лучше объяснит, что это такое, я только расскажу, как всё это началось…

После гибели Мити… ну, то есть, тогда все решили, что он погиб, в конце концов, поиски тел свернули, я вернулась в наш с Митей дом… Но там уже был его отец. А отец Мити был очень жёсткий человек, ему изначально не нравилось, что его сын выбрал нищую невестку… Он меня частенько называл «дворняжкой»… и едва терпел. Только ради Мити. А вот когда Мити не стало… Он не счёл нужным церемониться со мной. Велел собирать вещи, выметаться и забыть о Митиных деньгах… А я тогда о деньгах и не думала. Я беременна была, но рассказать о ребёночке отцу Мити не смогла – он мне и слова вставить не дал. И я пошла пешком с сумками под дождём через парк на автобусную остановку и всё думала, куда же мне деваться – одной, без денег, без квартиры, беременной… Единственный человек, которого я могла попросить о помощи, был Саша Холодов. Я знала его домашний номер, но для того, чтобы позвонить, мне нужен был телефон. А мой сотовый остался в нашем… то есть… уже не нашем доме… там был Митин отец, и вернуться я не могла, он бы меня просто не пустил. Оставалось только надеяться, что мне удастся позвонить из телефона-автомата на остановке – тогда, почти двадцать лет назад, мобильники были далеко не у каждого.

Так вот, я шла пешком, с сумками, под дождём… И вдруг я почувствовала жуткую боль в животе. Я бросила сумки и опустилась на траву, было такое чувство, что у меня внутри что-то колючее переворачивается. Я поняла, что теряю тебя, Славочка… Теряю то, единственное, что осталось у меня от Мити… Я уже тогда любила тебя. Я попыталась подняться, позвать на помощь, но не могла. И тут… тут у меня в голове прозвучало:

«Впусти меня…»

– Кто ты? – прошептала я.