Текст книги "Симфония боли (СИ)"

Автор книги: Ramster

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

«Ножик принёс похвастаться, “господин”? – издевательски усмехнулся он, сдувая упавшую на лицо прядь. – А кишка не тонка им размахивать?»

Рамси в два шага преодолел расстояние между ними и молча, с короткого замаха всадил нож в распяленную ремнями ладонь. Теон завопил от неожиданности и боли; осознание реальности происходящего накрыло его только сейчас – резким пугающим рывком.

«Не тонка», – удовлетворённо сообщил юный Болтон, за волосы приподняв вжавшуюся в плечи голову пленника – так, чтобы смотрел прямо в глаза.

В совершенно отмороженном прозрачном взгляде двенадцатилетнего пацанёнка горело такое удовольствие и азарт, что Теон дёрнулся в попытке отшатнуться. Запоздало понимая, кого на самом деле стоило бояться с самого начала.

Новая игрушка была необычна. Уже хотя бы тем, что Рамси раньше не пытал детей и понятия не имел, сколько может выдержать сопляк вроде него самого.

Новая игрушка была бесполезна: ни сведений добыть, ни показательно казнить в назидание другим – просто никому не нужный пацан, явно из детдома.

А ещё новая игрушка реально бесила. Всем – от нахального поведения (посмел ударить и дерзить, повалял перед охраной, кусок дерьма) до широкоротой лобастой рожи и мерзкого сигаретного смрада, от которого аж тошнило. Отец самого вонючего выбрал, не иначе.

Нож воткнулся глубоко, от души: застрял в древесине дыбы. Рамси пока не стал его доставать – смотрел на перекошенную от боли физиономию, в чуть испуганные, но всё равно упрямые глазищи. Отец говорил, что так широко они бывают расставлены у травоядных животных и у людей-жертв. Недолюдей то есть.

«Хочешь выбраться?» – вкрадчиво предложил Рамси.

То ли грёбаная неуместная гордость, то ли жёсткая хватка мучителя на жмене волос – не позволили пленнику кивнуть. Но Болтон-младший невозмутимо продолжал: «Сперва я хотел вынудить отца обменять тебя на настоящую собаку и выкинуть из Дредфорта ко всем чертям. Но ты повёл себя плохо и потому остаёшься на перевоспитание, – с деланным сожалением сообщил он об упущенном шансе и с энтузиазмом оповестил: – И раз уж ты теперь мой пёс, вот тебе новое имя – Вонючка. Вонючка – рифмуется с сучкой».

Теон возмущённо рыкнул и резко мотнул головой, чуть не оставив в руке неожиданного мучителя клок волос. Ладонь снова пронзила резкая боль, а по запястью побежала тёплая струйка крови; взрык едва не перешёл в болезненный стон. Едва – потому что Теон вовремя его сдержал. Закусил губу в отчаянной попытке не дать младшему Болтону ощутить свою победу. В неподвижных прозрачных глазах мелкого маньяка читалось явное наслаждение от того, что он видел и делал. Чёрта с два он будет тут кайф ловить!

«Да пошёл ты!» – выплюнул Теон, презрительно прищурившись.

Ошибка!

Нож повернулся в ладони всего на несколько градусов – и мальчишка на дыбе взвыл от боли, особенно остро ощущая свою беспомощность.

Но голову упрямо не опустил.

«Если бы только мы были на равных – я бы тебя убил!» – ясно читалось в широко расставленных глазах, но на дне их плескался тщательно скрываемый ужас.

«Придурок!» – из чистого упрямства.

Удар под дых вышиб воздух из лёгких – не получилось даже вскрикнуть, только хриплый стон вырвался из горла.

«Хм, отличный звук, – одобрил Рамси. – Со взрослыми такого не получается. Итак, ты запомнил, как тебя зовут?»

«Теон Грейджой!» – хрипло выплюнул пленник и был награждён ещё одним сокрушительным ударом – в лицо, так что голова запрокинулась между верхними балками дыбы.

Неподготовленный человек сбил бы себе при таком ударе костяшки или вовсе сломал бы что-нибудь в кулаке, испытав едва ли не бо́льшую боль, чем жертва. Рамси же не выказал ни малейшего неудобства; аккуратная, почти миниатюрная кисть, которой он бил, – целая и невредимая – вцепилась Теону в горло: жёстко поджав челюсть кверху, чтоб не мог ни укусить, ни плюнуть, даже рот как следует не мог открыть.

«Ещё раз», – дружелюбно предложил маленький палач.

Ответом было невнятное булькающее рычание – из разбитого носа в горло заливалась кровь, – ничем не напоминающее «Вонючку».

«Я и не думал, в принципе, что ты сообразительный пёс, – пожал плечами Рамси; обстоятельно вдавил болевые точки у уголков челюсти и, дождавшись глухого стона, разжал хватку. – Ну ничего, постепенно всё выучишь».

Он не спеша вынул нож, чуть наклонив и ещё раз повернув – невинно и беззаботно глядя жертве в глаза. Если бы только эта тварь не дышала табачным перегаром – одно удовольствие было бы наблюдать боль на побледневшей и теперь уж совершенно точно перепуганной физиономии. Боль и пустые остекленевшие глаза…

Рамси удивленно нахмурился, глядя на пленника: задрожав, тот вдруг безвольно обвис в хватке ремней. Голова безжизненно свесилась, вывернутые ещё сильнее руки натянулись, как струнки, под весом завалившегося вперёд тела. Хах, ну вот и предел выносливости этого сопляка. Не впечатляет…

Рамси небрежно похлопал его по щеке, вжал на несколько секунд пальцы в шею сбоку – пульс есть. Свистнул охранников у входа в подвал: «Снимите отсюда эту падаль, пусть валяется на полу. Видимо, кишка у него тонка оказалась».

Охранники подошли к дыбе и принялись возиться с ремнями. Упала плетью одна рука, вторая. Придирчивым взглядом Рамси окинул их лица – вот так, отлично, ни капли жалости к мелкому говнюку. И неудивительно: это была местная охрана при подвале, они не участвовали в боях, зато им случалось и ободранных жертв малыша Рамси снимать с дыбы, и выносить по утрам в мешках одноразовые развлечения старшего Болтона.

Насвистывая, юный палач поднялся по лестнице и пошёл в свою комнату. Вот и первая маленькая победа, первый обморок. Поостережётся теперь этот гнусный оборвыш показывать свой вонючий характер! Ведь Рамси Болтон всё равно всегда сделает то, что собирался, вопрос только – с каким ущербом для жертвы. И ответ на этот вопрос напрямую зависит от послушания.

Усевшись в своё кресло, мальчишка задумчиво покачался на нём и окинул тоскливым взглядом бардак на столе: раскрытые учебники свалены друг на друга, тетради в три слоя, горы распечаток… Воспитательные успехи воспитательными успехами, а уроки на завтра делать надо. Причём не только любимую алгебру и понятную с лёту биологию, но и проклятую гуманитарную зубрёжку…

Страдая над таблицами по истории, Рамси мимоходом глянул в окно. Озадаченно нахмурился: на секунду ему показалось, будто что-то перемахнуло через стену. Но это же невозможно, там футов пятнадцать высота, да и зацепиться не за что. Да и кто бы стал сигать через стены Дредфорта? Ну не Вонючкины же задрипанные дружки за ним явились, в самом деле…

В холле послышался подозрительный шум: голоса на повышенных тонах, топот… Да, глупо, да, смешно – но Рамси достал из ящика стола пистолет и, подозвав пару телохранителей, отправился в подвал. Если кто-то пришёл выручать этого поганца, то встретить их можно было там.

Дверь в подвал была широко распахнута, дыба пуста. Оба охранника грудами чёрного тряпья лежали на полу, вповалку друг на друге. Ругнувшись, Кирус приподнял одного, другого – головы безжизненно свисли на сломанных шеях. Вонючки, конечно же, и след простыл, только оборвавшаяся цепочка алых капель на полу.

«За ним без оружия пришли, что ли?! Неудачники, как они допустили такое?! – Рамси вскипел на каких-то пару секунд, презрительно глянув на трупы, и тут же обернулся к телохранителю Ноздре, азартный и деловито-собранный: – Общий сбор отряда, взять мотоциклы. Ловим Вонючку!»

Комментарий к 7. Разделение тел... (2) http://vk.com/photo-88542008_456239030

====== 8. ...для холста и хлыста (1) ======

«Если сбежит – ловить будешь сам», – наказал Болтон-старший – как ещё одно правило касательно нового питомца. Впрочем, даже если бы не оно, мальчишка ни за что не обратился бы к отцу за помощью.

Личный карательный отряд господина Рамси вылетел из ворот Дредфорта уже через несколько минут: восьмеро бритоголовых здоровяков во главе с малолетним болтонским сынком – каждый на лёгком маневренном мотоцикле-внедорожнике. От замковой стены, с которой свисала верёвка – явно похищенная из подвала, – вела цепочка детских следов: через снежную целину по направлению к лесу.

«Погнали!» – перекрикивая ветер, скомандовал Рамси и, рыкнув мотором, подняв на развороте тучу ледяных брызг, первым рванул по следу.

Лишь усилием воли и страхом Теон гнал себя вглубь леса – пригибаясь под ветками, тяжело перескакивая через поваленные стволы. В поле его одинокая фигурка сразу бросилась бы в глаза преследователям, обнаружь больной ублюдок исчезновение «щенка» быстрее, чем тот рассчитывал. Да, в лесу легко заблудиться и замёрзнуть, но если выбирать – призрачный шанс на свободу с вероятностью сдохнуть от холода или жизнь на дыбе в подвале, – то у Теона даже не было сомнений.

Сколько будет тянуться этот лес, как выйти из него, где спрятаться – у мальчишки не было времени думать. Не было времени даже оглядеться: он изо всех сил бежал вперёд, в чёрно-белую зимнюю чащу.

Вонючка, пригнувшись, лёгкой тенью скользил между деревьев, умудряясь не задеть ни одной ветки. Ни к чему создавать лишний шум или движение. Его задача – спрятаться как можно лучше. За прошедшие годы он узнал здесь каждое укромное местечко: каждый овраг, густые заросли, дуплистое вековое дерево – и во время прогулок с хозяином не раз замечал те из них, что могли послужить укрытием…

За шиворот валился снег. Колючие обледеневшие ветки остро стегали по лицу, заставляя болезненно жмуриться, отмечали удары красными полосами на щеках и лбу. Ноги в осенних ботинках то скользили по наледи, то проваливались по щиколотку в снег, и он забивался внутрь, заставляя ступни леденеть.

Совсем недалеко позади, из чёртова замка, послышались азартные выкрики и рёв двигателей. Теон на мгновение замер в ужасе, а затем бросился вперёд с удвоенной силой.

…В одном из таких укрытий Вонючка и затаился. Позади разносился рык мотоциклов, и они, конечно же, двигались быстрее, чем беглец. Возьми погоня его след – настичь заняло бы меньше минуты. Но учитывая, сколько петель Вонючка сделал, запутывая преследователей, – опасаться было нечего. И всё же он застыл, пригнувшись, чутко вслушиваясь в каждый звук, – напоминающий больше статую в ошейнике и серых обносках, нежели живое существо.

Из пробитой насквозь руки, несмотря на перевязку, сочилась липкая кровь, отмечая путь беглеца. Теон прошипел грязное ругательство: если так и дальше продолжится, можно сразу выходить и сдаваться. Впрочем… спасительная мысль пронеслась в голове: что если увести погоню подальше в лес, за груды бурелома, чтобы они спешились и потеряли преимущество в скорости? А там уже перевязать получше руку, лишая сволочей подсказки…

Только бы хватило времени и сил!

Постоянно поскальзываясь, мальчишка рванул в чащу леса, где завалы веток становились всё непролазнее. Приближающийся шум позади прибавлял сил – последних, отчаянных, на износ. А сомнений и колебаний уже не было. Страшно было только оглянуться и проверить, видны ли уже преследователи.

Вонючка был уверен, что на этот раз всё получится. Что на этот раз он предусмотрел все пути отступления, все вероятные и невероятные случайности. Но всё равно не мог сдержать дрожь в прижатых к груди руках. Хозяин понемногу приближался, его приспешники перебрасывались короткими фразами, издали похожими на перерыкивание псов, но никак не могли выбрать верное направление. Конечно! Вонючка же специально выбрал место, где тропки петляли, сплетаясь и путаясь. Он был уверен, что сможет остаться в своём убежище, что хозяин пройдёт мимо – и даже не заметит. Но…

Когда до укрытия оставалось каких-то метров тридцать, Вонючка неловко шлёпнулся с ветки на тропу и, вскочив, со всех ног припустил от господина Рамси.

Позади послышался азартный вопль.

Солнце медленно садилось за горизонт. Тени деревьев становились всё чернее и длиннее.

С одной стороны, это было хорошо: шансов заметить тонкую фигурку, слившуюся со стволом, кровь на снегу – было немного. С другой стороны, гораздо больше становилось шансов у этой фигурки околеть от ночного холода и потери крови.

Теон остановился у дерева, вжимаясь в него спиной, переводя дыхание. Ужасно хотелось курить; он даже обхлопал карманы, но пачка явно выпала уже давным-давно. Рёв мотоциклов, по счастью, затих ещё минут десять назад. Лес стал слишком густым – и двигаться пешком было быстрее и целесообразнее. Но перекличка болтонских бойцов слышались повсюду: и позади, и по сторонам, и даже, кажется, впереди. Или это лесное эхо?..

Теону даже подумалось, что его давно обнаружили. Загнали, как зайца, и теперь травят, наслаждаясь страхом жертвы.

Он осторожно выглянул из-за дерева – и замер, опоздав отшатнуться: Рамси смотрел прямо на него, в упор. Тёмная коренастая фигурка со светлым пятном мордатой физиономии – означавшая смерть. Их разделяло всего шагов пятьдесят.

Беглец скорее представил, чем увидел, как вспыхнули злым удовольствием глаза мальчишки в красно-чёрной куртке. И сорвался с места в ту же секунду, как раздался высокий, по-детски восторженный крик: «За ним!»

Вонючка бежал что было сил, петляя, словно заяц, слегка пригнувшись. Из-под ног летели ошмётки листьев, мимо проносились деревья.

Позади – топот и азартные выкрики…

…Фигуры в чёрном приближались с каждой секундой, с каждым скачком отчаянного бега. В голове билось, пульсировало: «Поймают – конец! Убьёт, убьёт!..»

Злосчастный пень вырос на пути внезапно. Вонючка задержался лишь на долю секунды, чтоб перепрыгнуть препятствие, – и тут же ткнулся в землю носом, сшибленный сзади тяжёлым телом хозяина…

Ногу пронзило острой вспышкой боли. Она подломилась – и Теон, вскрикнув больше от неожиданности, рухнул на снег. Пропахал колючий наст ладонями, тут же окрасив кровью, – и при попытке кувырнуться на спину взвыл: ногу опять рвануло болезненной судорогой. Из голени торчала рукоять ножа.

Беглец поднял голову – Рамси, ещё не опустивший руку после броска, победно ухмылялся. Его приспешники стояли полукругом, наблюдая, но не вмешиваясь.

– Попался, Вонючка! – торжествующе объявил Рамси; глаза его сверкали азартом, а в голосе слышалось ликующее урчание хищника.

Перевернув живую игрушку, словно тряпичную, он с особым удовольствием вдавил тощие плечи в землю – впитывая ладонями жар и отчаянные рывки вдохов. Телохранители остановились поодаль. Вонючка сглотнул, пропустив по телу дрожь, и испуганно уставился на хозяина.

Рамси подошёл нарочито медленно. Равнодушно, будто кучку мусора, придавил ногу беглеца тяжёлым ботинком и, наклонившись, резко выдернул нож. Теон с коротким всхлипом хватанул ртом воздух, цапнув пальцами снег с мёрзлой хвоей, – и тяжёлый пинок в бок опрокинул его на спину. Нож, кажется, прошёл насквозь: вокруг маленькой прорехи ниже колена по штанине расползалось чёрное пятно. Именно на него Рамси неспешно, с садистским удовольствием опустил грязную шипованную подошву. Медленным вкручивающим движением вдавил в снег, глядя жертве прямо в глаза, дожидаясь: «А-а-а-а!..» Глаза пойманной игрушки накрепко зажмурились, неровные зубки отчаянно смяли губу, глуша вырвавшийся вопль.

Рамси глубоко, с наслаждением вздохнул: «Первый крик – слаще любой песни, – доверительно сообщил он, убирая ботинок, и распорядился: – Связать его. Возвращаемся!»

Рамси склонился ближе – маниакальные огоньки в глазах, полубезумная улыбочка – и вдруг с азартным взрыком цапнул Вонючку зубами за шею. Коротко фыркнул в ответ на вскрик, не отнимая от горячей кожи смешливо сморщившийся нос, – у живой игрушки вырвался нечаянный полустон-полувздох.

Болтонских молодцев уже не было видно: ушли к мотоциклам; только Безумный Марк шуршал в дальних кустах.

– Отлично побегали, Вонючка! – объявил Рамси, трепля питомца за ухо. – Давно мы не выбирались в лес… – Голос его стал глубоким и почти интимным; зубы сомкнулись ещё раз – на покорно подставленном горле сразу над ошейником.

– Да, мой лорд, – выдохнул болтонский пес, несмело сжимая складки хозяйской футболки.

«На дыбу», – распорядился Рамси, первым входя в подвал: растрёпанный, с горящими глазами. Горящими уже не просто увлечённо и с безуминкой – а чистым огнём убийства.

Теон бился яростно и отчаянно: ясно видел, что больше шансов уже не будет. Его держали крепко – две пары сильных мужских рук на тощих детских ручонках, разгибая и едва не ломая; ударили спиной о крестовину дыбы, вжали и принялись деловито привязывать.

Рамси наблюдал. Сдержанно дыша, не шевелясь – впитывал взглядом каждое движение, выражение вытаращенных глаз, растрёпанность мокрых волос чёртовой игрушки для пыток. И когда телохранители отступили, закончив работу, болтонский сынок отпустил их одним небрежным движением кисти.

«Ты будешь висеть здесь, пока мне не надоест, Вонючка, – сообщил он, подходя: охотно, с энтузиазмом, увлечённо – будто рассказывал очень интересную историю. – Ты будешь висеть здесь, пока твои суставы не придут в негодность настолько, что ты не сможешь двигаться. Не то что убегать».

Улыбка – пухловатые щёчки раздвинулись ещё шире: Рамси показал аккуратные белые зубы, по-хищному мелкие, с отчётливо выступающими остриями клыков.

Теон настороженно, исподлобья следил за каждым его движением. Безуспешно дёрнулся – на этот раз его привязали так, что верёвки врезались в запястья до содранной кожи.

«Я…» – «Вонючка, – назидательно перебил Рамси и ткнул острие ножа едва ли не в лицо жертве, под самый нос, заставив отдёрнуться. – Для начала тебя надо пометить. Чтобы ты всегда помнил, кому принадлежишь. Выбирай, где тебе нарисовать наш фамильный герб».

«В смысле “нарисовать”?» – в голосе Теона проскользнул страх. Взгляд непроизвольно метнулся на стену напротив дыбы: там от пола и до самого потолка был изображён герб Болтонов – огромный, во всех кровавых подробностях, до последнего рельефа облупленных мышц жертвы.

Теон всухую сглотнул и просипел: «Нет! Ты не сможешь!» Рамси многозначительно приподнял бровь, обозначив лёгкую улыбочку.

Страх в широко распахнутых глазах, то, как пленник вжался в дыбу, неосознанно стремясь хоть как-то отдалиться от своего мучителя, подрагивающие губы… О, да, он тоже знал: Рамси сможет. Не просто сможет – сделает.

«Это не ответ, – возразил Болтон-младший. – Дам тебе ещё одну попытку, проявлю милосердие». Он демонстративно прокрутил между пальцами нож и, пробуя на остроту, скребнул ногтем лезвие. Теон с возрастающим ужасом следил за нарочито медленными движениями. Взгляд прозрачно-голубых глаз непринуждённо скользнул к ране на ноге – всего лишь взгляд, но пленник дёрнулся, поджав нижнюю губу в ожидании боли.

«Ну? – нетерпеливо поинтересовался Рамси. – Ты решил?»

«Не надо!» – Мальчишка на дыбе почти выкрикнул это, голос дрогнул.

«”Не надо” – это не часть тела, – терпеливо, с ноткой удовлетворения даже, объяснил маленький маньяк; в ответ на мольбу жертвы он улыбался широко и почти умилённо. – Ладно, можешь не напрягать больше мозги, я и сам придумал. Герб будет самый большой и красивый, какой только можно изобразить на твоей тощей тушке! Вот только сперва её нужно распаковать…»

«Нет! – голос сорвался на совершенно детский, а загнанный взгляд метался между болтонским ублюдком и его изуверским гербом. – Нет, не-е-ет!..»

Рамси заулыбался, как сытый кот, – почти с таким же восторгом, как в ответ на первые слова отца о щенке. Вот они, эмоции. Вот он, ужас – стоило только подумать, что тебя целиком превратят в болтонский герб. Больше не хочется язвить и насмехаться, верно?..

«Придурок! Распаковать – не значит ободрать, – снисходительно пояснил малолетний палач. – Кроме кожи, на тебе ведь и шмотьё имеется…»

На рубашке – дешёвой детдомовской тряпке – не хватало рукава. Наверное, это он сейчас валялся заскорузлым бурым комком возле дыбы. Отлично, меньше возни! Распороть рубашку сверху донизу и взрезать оставшийся рукав – два привычных движения ножом. Теон даже не пикнул на этот раз, только зубами скрипнул – потому Рамси с некоторым удивлением заметил новый порез на правом предплечье, лениво набухающий капельками крови.

«Когда я не в духе, то бываю немного неосторожен, – с деланным сожалением отметил он и провёл по ране подушечками пальцев – с нажимом, будто Теон был пластилиновым и лишний штрих на нём можно было просто загладить. – Хорошая новость: твоя кровь пока не провонялась, – юный маньяк сообщил это, придвинувшись ближе и глубоко вдохнув металлический запах – с таким удовольствием, будто и на вкус сейчас попробует. – И не провоняется: ты больше ни разу не закуришь. О! Слышал, Вонючка, песня такая есть, – оживился он, жутковато улыбаясь, и напел: – Это первый день остатка твоей жизни… Это первый день остатка твоей жизни…»

Одним движением Рамси выдернул разрезанную рубашку и принялся за футболку. Та была явно мала – на десятилетку или около того: чёрная, на груди нарисована полустёршаяся желтая каракатица с перепутанными щупальцами, а под ней – надпись, в которой не хватало почти половины букв: «М.. ..е с..ем».

Неожиданно Теон – будто страх потерял – рванулся вперёд, выворачивая запястья. В глазах ещё плескался страх, но гнев – что на него нашло? – оказался сильнее. «Убери свои грязные лапы!» – прорычал он. И на мгновение Рамси вновь увидел того непокорного зверёныша, каким его привёл отец.

Не обращая внимания на боль, Теон пытался освободить руки. Даже не думал, что упадёт вниз головой и искалечит привязанные ноги, если получится, – только судорожно дёргался в верёвках. «Не смей!» – в голосе ненависть, в глазах – огонь.

Рамси нахмурился, не отступив ни на дюйм: «Ты что же, так психуешь из-за старой тряпки?.. – наивно приподнявшиеся брови, половинка усмешки – пленник в ответ только таращился с отчаянной злобой смертника. – Она тебе о чём-то напоминает? Ненадолго. Я между делом составил план твоей дрессировки, и сразу после “научить имени” там значится “вычеркнуть прошлое”».

Яростный ненавидящий взгляд был совсем некстати: Рамси до сих пор немного огорчался от сильного негатива в свою сторону и стремился побыстрее превратить жертву в сломанное, запуганное до полного безволия ничтожество. Только с такими и приятно иметь дело…

Аккуратные чуткие пальцы впились в рану на голени обстоятельно и метко; по мере того, как нарастал их нажим с тихим хлюпаньем погружения в плоть, мордашка младшего Болтона из невозмутимо-скучающей делалась увлечённой и требовательной: громче крик! Жалобнее стон! Дёргайся, вот так! Мотни ещё раз головой, грохни о балку дыбы! Молодец, вот такой взгляд и нужен был сразу…

Детскую футболку пленника Рамси подцепил и оттянул снизу, черкнув пальцем по горячему судорожно поджавшемуся животу. Вспорол снизу вверх; в ответ на костяной чирк острия по ключице – только задохнувшийся всхлип и дрожь.

Боль в ноге была невыносимой, пульсирующей, до темноты в глазах и тошноты – даже когда рука мучителя давно убралась; охрипший от вопля, Теон был поглощён только одним желанием – чтобы это прекратилось. Настолько, что даже поругание последней памяти о семье разом утратило своё значение. Мальчишка не заметил, как отлетела драной тряпкой распоротая футболка, которой он так дорожил; не заметил даже новой раны поперёк ключицы. Задумчивый взгляд палача будто пригвоздил его к дыбе, заставляя цепенеть в ожидании…

Рамси наблюдал – невозмутимо, с лёгкой предвкушающей улыбочкой. Примеривался, окидывая жертву взглядом, как холст для художества: натянувшиеся жгуты мышц, слишком жилистых для ребёнка; рёбра судорожно вздымаются в такт дыханию… Прежде всего нужно было наметить перекрестье дыбы, на основе которого и будет строиться весь рисунок.

«Во-от здесь. – Рамси небрежно взмахнул лезвием крест-накрест и, увлечённо расширив глазищи, поделился восторгом: – Будешь вспоминать, кому принадлежишь, при каждом вдохе!»

Теон похолодел – то ли от подвальной сырости, впившейся в оголённую кожу, то ли от внезапной догадки. Этот псих хочет вырезать герб у него на груди! Как рисунок по дереву… Если возмущение и пришло, оно сразу погасло, перебитое паническим ужасом – тот намертво стиснул горло, выпуская только жалкий скулёж.

Первый лёгкий разрез Рамси вёл не спеша – от левого плеча до нижнего края рёбер справа, – крепко держа Теона за горло, чтоб не дёргался. Слишком крепко, наверное: вместо крика был только прерывистый хрип – попытки вдохнуть, с каждой секундой всё более судорожно-хаотичные, – безумные от боли глаза жертвы вытаращились, став почти такими же круглыми, как у мучителя, а перекошенная ужасом физиономия начала синеть. Аккуратно завершив разрез на нижнем ребре, Рамси отпустил горло живой игрушки. Стоял и с удовольствием наблюдал, как Теон жадно хватает ртом воздух – всё с такими же безумными глазищами, больше трясётся, чем дышит – и как наперегонки бегут вниз по его груди и животу багряные потёки.

«Это первый день остатка твоей жизни, – опять напел Рамси строку песни, крутящейся в голове, и продолжил, подступив вплотную, почти мурлыча: – Ты запомнишь меня… до конца своих дней…»

Комментарий к 8. ...для холста и хлыста (1) Рамси поёт песню Timo Maas – First Day

https://vk.com/photo-88542008_456239118

====== 8. ...для холста и хлыста (2) ======

Звонок мобильника прозвучал в совершенно неподходящий момент. Рамси увлечённо разминал зубами краешек доверчиво подставленного уха, заставляя игрушку для пыток жмуриться и поёрзывать, тихо мурча; и был он, в общем-то, совершенно доволен начинающимся днём, если бы не...

– Да, отец? – Распрямившись над придавленным к земле Вонючкой, Рамси уселся на нём поудобнее с телефоном у уха.

– Где тебя носит?.. – В сухом голосе Русе Болтона слышалась тщательно сдержанная злость – и все эпитеты, что характеризовали внебрачное происхождение, недалёкий ум и психическое нездоровье сына. – У тебя занятие по экономанализу, профессор Хайден ожидает в твоём кабинете уже десять минут!

– Скоро буду, – невозмутимо отозвался Рамси, подавив обречённый вздох.

– Через пять минут чтоб явился. Ответственностью не блещешь, – отчеканил отец напоследок: он явно был не один и сдерживался в выражениях.

– Так и знал, что со дня на день они до меня доберутся. – Болтон-младший скривился, нажав отбой. – Грёбаный экономанализ, вот уж дерьмо так дерьмо!

В преданно моргающих глазах Вонючки читалось полнейшее согласие с хозяином.

Наутро после обретения новой игрушки Рамси приехал в школу не в лучшем настроении. Во-первых, проспал после вчерашней беготни по лесу, да так, что разбудить его смогли только болтонские молодцы, которым надоел маявшийся без дела водитель. Во-вторых, набросал спросонья в рюкзак лишь бы каких тетрадей, а нужные забыл. А в-третьих, не успел даже заглянуть в подвал, проверить, не сдох ли этот подзаборный сопляк за ночь на дыбе.

Теперь болтонский сынок, встрёпанный и мрачный, озадаченно взирал на то, что в утренней спешке принял за практикум по истории: тетрадь начальных классов в крупную клетку, на обложке – подпись «Рамси Сноу» и бурый отпечаток детских пальцев. Та самая, что была с ним в день похищения... И как она могла попасться под руку? Выпнул, что ли, случайно из бумажных завалов под кроватью?

Едва ли слушая историка, критикующего чью-то таблицу, Рамси открыл тетрадь – будто окошко в своё прошлое, потрёпанное и заляпанное чужой кровью. «Собака – единственное в мире существо, которое будет любить тебя сильнее, чем себя», – две строчки круглым детским почерком с обратной стороны, под обложкой. И недорисованный дорнийский дог.

«Любить сильнее, чем себя» – это же фантастика, так не бывает; мальчишка совершенно не по-детски усмехнулся над такой идиотской наивностью. Да даже просто «будет любить тебя» – уже кажется невероятным! Это что же, выходит, какие-то существа по самой природе своей способны любить кого угодно, даже болтонского ублюдка?.. Наверное, именно для того, чтобы проверить это, Рамси тащил щенков в Дредфорт – давно, лет с восьми или девяти. А отец расправлялся с каждым, которого находил, у него на глазах.

Ребёнок, которому случалось хладнокровно пытать и убивать людей, едва мог сдержать слёзы, когда первому щенку – почти белоснежному лабрадору – Русе Болтон размозжил голову дверью.

Когда отец отыскал и повесил на ремне следующего – мягкого, будто плюшевого, малыша ротвейлера, – Рамси только беззвучно ругался сквозь зубы.

Когда тряпичной игрушкой отлетел от выстрела третий – чёрно-рыжий комок, обещавший стать овчаркой, – мальчишка и глазом не моргнул.

Нет эмоций – нет кайфа для этого гада, а значит, нет смысла и стараться, но как бы не так: тот убивал щенков не ради горя нелюбимого сына. Русе делал это бесстрастно и деловито, даже не глядя на своего ублюдка. Четвёртого, пятого, шестого, седьмого. Он находил каждого рано или поздно, как бы хорошо мальчишка их ни прятал. Должно быть, не мог допустить, чтоб рядом с Рамси находилось существо, способное испытывать к нему привязанность.

А теперь подсунул вот это, издевательски заявив: «Твой щенок». Вместо верного любящего зверя – прокуренное хамло с мерзким характером. Единственный «пёс», которого достоин болтонский ублюдок. Поганый Вонючка. Хорошо же… Рамси сделает из него щенка.

Теон не знал, наступило ли утро. У него был только тусклый свет дежурных ламп, одна из которых эпилептически мигала, – и мучительная, иссушающая жажда. Она заставляла забывать обо всём, даже о желании курить: во рту словно перебушевал огромный пожар. Рана на ноге, присохшая к дыбе кровяной коркой, отзывалась во всем теле пронзительной вспышкой боли, стоило только шевельнуться, а всё остальное время болела тупо, монотонно – не привыкнуть, не успокоиться.

Несколько раз мальчишка забывался чем-то вроде короткого пугливого сна, но стоило неловко дёрнуться в полудрёме, как всё начиналось заново. Растянутые мышцы сводило дубовой болью, а в глаза словно насыпали песка. После пятой или шестой попытки уснуть хотелось уже только одного – прекратить эту пытку. Расслабиться всем телом. Вдохнуть. А дышать становилось всё тяжелее, и это пугало сильнее всего – отчаяньем и неизвестностью: Теон не знал, сколько он уже здесь висит и через какое время, обессилев, сдохнет от удушья – медленно и мучительно, под тяжестью собственного тела, если этот сумасшедший выродок не вернётся раньше...

Мысль о том, что тот вполне мог забыть о своей игрушке, страшно было допустить. Но она стучалась в чугунно-тяжёлую гудящую голову всё чаще – с каждым новым прерывистым вздохом.

– Запишите, пожалуйста, определение коэффициента ликвидности, мистер Болтон.

Профессор Хайден – заведующий кафедрой экономики самого престижного университета на Севере – с первых же минут занятия затеял «проверку остаточных знаний», чем вогнал своего VIP-студента в глухую тоску. Рамси с тяжёлым вздохом возвёл глаза к потолку. Что такое ликвидность, он ещё смутно помнил, но коэффициент?.. Кроме экономанализа, этот высокопоставленный зануда преподавал юному Болтону менеджмент, аудит и микроэкономику – и все эти предметы обещали превратить его очередной учебный год в проклятый ад.