Текст книги "Симфония боли (СИ)"

Автор книги: Ramster

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

Паренёк с простодушно-обаятельным видом развёл руками и подкупающе улыбнулся.

– Рамси… – Донелла чуть замялась, опустила глаза, теребя оборки своего кукольного платьица; вскинула наконец на собеседника отчаянно храбрящийся взгляд: – А ты сам на месте Робба разве не хотел бы себе хорошенькую жену из благородной семьи, с которой и в свет не стыдно выйти, и вообще… приятно и весело?..

– Я не на месте Робба, – холодно, без доли сожаления отрезал Рамси, – и такие фантазии бессмысленны. Как маяк на облаках! – беззлобно передразнил он недавние слова Донеллы о мечтах. – Видишь ли, я хоть и ношу фамилию отца, но всё равно остаюсь бастардом, меня усыновили, и в любой момент это можно отменить. Ни одна здравомыслящая девушка из благородной семьи не свяжется со мной. Уж скорее с моим отцом, он как раз самый что ни есть чистокровный холостой аристократ… Но, боюсь, если родится ещё один наследник, более законный, чем я, то с ним вскоре может что-нибудь случиться. – Рамси скромно и миленько улыбнулся. – Так что я бы настоятельно советовал благородным девицам и их родителям вести с Болтонами исключительно деловые отношения. На наши семейные дела, знаешь ли, лучше издалека смотреть, а то кровью забрызгает.

– А если благородная девица не здравомыслящая? – увлечённо, с вызовом даже вопросила Донелла. – Если она планирует воспользоваться своим правом выходить замуж за кого угодно на своё усмотрение? Независимо от богатства, титулов и прочей чепухи?

– …То я пожелаю ей всяческого счастья и от всей души поздравлю с заключением контракта с «Болтон инкорпорейтед», – торжествующе оскалился Рамси.

О да! Это была победа. Донелла (раскрасневшаяся и смущённо благодарящая его) сказала о своём желании выбрать жениха самостоятельно – а значит, контракту Хорнвудов со Старками не бывать. Уж своих-то родителей обожаемая единственная дочурка сумеет убедить… Задание отца можно считать выполненным. Единственное, что несколько напрягало, – красноречивые взгляды в его сторону. Но насчёт этого Рамси не беспокоился: сорвётся помолвка с Роббом – и назойливую девицу можно будет отпугнуть гораздо более действенными методами. Сводить, например, на экскурсию в подвал.

– Мы почти пришли! – объявил юный Болтон – до крайности довольный тем, что можно наконец забыть о скользкой теме браков и контрактов. – Слышишь плеск? Впереди опять река. Раньше она в этом месте делала крутую петлю, потом потекла напрямик, а на месте излучины остался пруд. Вот на его берегу мы и устроим пикник! Там плакучие ивы и всё такое…

– Рамси! Ты такой романтичный! – Донелла в восторге всплеснула руками, увидев впереди, в тени деревьев, накрытый столик и лёгкие раскладные стулья; телохранители вышколенно замерли поодаль. – Неужели они всё это несли с собой?!

– Не-ет, тут дорога довольно близко, – снисходительно усмехнулся паренёк, подходя к столу. – Выгрузили барахло из машины и разложили. Садись!

Донелла аккуратно присела на краешек стула, взяла чашку и пирожное.

– О, кофе с молоком, всё как я люблю!.. Растворимый? – вежливо удивилась она, отпив.

– Мне натуральный куревом воняет, – беззаботно пояснил Рамси. – У нас его поэтому не водится… Да и мусор этот на дне – гадость.

За разговором он непринуждённо вытянул руку в сторону своей свиты и «потискал воздух» – Вонючка, всё это время не отрывавший от хозяина взгляд, бросился к нему, под протянутую ладонь. Короткая трёпка, небрежно-повелительный жест вниз – и питомец ловко, одним текучим движением опустился на землю у ног Рамси; уютно поёжился и с тихим удовлетворённым вздохом прислонился головой к обтянутому камуфляжем бедру.

– Скучал, – довольно пояснил юный Болтон; куснув рассыпчатое пирожное с орехами, вручил Вонючке остаток. Невозмутимо хлебнул кофе: – Эх, всё вкуснее на природе! Ещё бы шашлычок с печёной картохой да красное винцо, но это не особо укладывалось в сегодняшний формат… Миску не принёс свою? – строго обратился он к живой игрушке. – Значит, пить ничего не будешь.

– Э-эм, Рамси… – несколько ошарашенно начала Донелла. – Может быть, пусть наш маленький пикник будет только нашим?..

– А?.. – Паренёк отвлёкся от питомца, к которому уже склонился и мучил, шатая стол: то ли таскал за ошейник, то ли трепал – и повернулся к девушке: – Тебе мешает моя собака? – Ответом был красноречивый взгляд необычно тёмных для блондинки глаз. – Ну ладно. – В каждом звуке этих двух коротких слов чувствовался приближающийся предел терпения юного палача. – Вонючка, пошёл вон.

– Спасибо, – искренне произнесла Донелла, благодарно улыбнувшись. – Это действительно очень-очень мило с твоей стороны!

Рамси широко улыбнулся, не размыкая губ, с неподвижным пристальным взглядом – будто вдавливая этой улыбкой «объект» в землю. Или в дыбу…

Донелла аккуратно взяла ещё одно пирожное.

– …И вот просыпаюсь я, реснички разлепил и вижу: вверху жопа! Во-о-о-от такенная, мать её, жжопа! – Кирус внушительно потряс широко разведенными ручищами. – В здоровенных белых труханах! Прямо над эбалом моим трясётся, вот так вот близко! Кто ж знал, что это Чахлый свою бомжовку в шкаф пихает, раком стоя? Я спросонья тупанул, подумал, потолок нахрен падает, аж заорал!

Болтонские молодцы хором заржали, чуть не пропустив окрик шефа.

– Стол прибрать надо, – озабоченно резюмировал Безумный Марк. – Салага, метнись!

Гриш, одёрнув форменную куртку, послушно зашагал к походному столику – весь навытяжку, бравый и серьёзный: на этом первом, пробном задании ему наконец-то досталось «сольное выступление»! Теперь главное – не облажаться и впечатлить господина Рамси чёткой уверенной работой. Шеф со своей девушкой, дочерью лорда Хорнвуда, стоял сейчас на берегу пруда, у самой воды, и показывал ей кувшинки: круглые жёлтые и остроконечные розовые, под цвет её шикарного платья. Такая романтика!

Гриш аккуратно собрал остатки печенья и посуду, завинтил термос, сложил стулья, то и дело поглядывая на леди Хорнвуд: обалденно красивая, фигуристая, волосы такие волнистые! Вдруг господин Рамси сделал шаг назад и, поймав его взгляд, коротким кивком велел подойти. Насторожившись и, что греха таить, несколько струсив, стажёр начал осторожно приближаться – как был, со стопкой посуды в руках: как раз собирался тащить всё в машину.

– Нет-нет, я совсем не устала! – донёсся до него мелодичный голосок девушки. – Мы можем провести вместе целый день! Давай прогуляемся ещё в какой-нибудь овраг. И к реке, я хочу побродить в воде…

– Похвальная выносливость! И энтузиазм… – бодро отозвался господин Рамси; обернувшись, он в два жеста сообщил Гришу: «Откроешь рот – тебе конец».

Болтонский молодец вытаращился от ужаса и замер; ещё один нетерпеливый знак приблизиться – и он обречённо двинулся к шефу. И, когда их разделял всего один шаг, произошло страшное.

Указав своей даме куда-то вперёд, на камыши, господин Рамси неожиданно сделал выпад назад – и коротким пинком подсёк телохранителю опорную ногу. Тяжеленным шипованным ботинком, больно, будто машина сбила! Не сдержав панический вопль, бедняга завалился вперёд – прямо на леди Хорнвуд. Разлетелась во все стороны посуда, девушка взвизгнула и рухнула в пруд: ничком во весь рост, в ряску, камыши, паутину, всякое дерьмище!

Сам Гриш шлёпнулся вниз головой на карачки, руками в прибрежную грязь.

– Твою мать, какого чёрта?! – рявкнул сверху господин Рамси; это конец, это конец, это конец!.. – Ты что творишь, урод?! Спасай её!

Не помня себя от ужаса, Гриш как был, на четвереньках, бросился вперёд. Хлебнул грязной воды, увяз коленями в слизком дне – кое-как распрямился и схватил барахтавшуюся леди за плечи.

– Простите, миледи! Извините! – севшим голосом забормотал болтонский молодец, перехватывая девушку за руку.

Мисс Хорнвуд только откашливалась, широко раскрыв глаза и хватая ртом воздух:

– Н-н-ничего страшного, – наконец выдавила она, ошарашенно глядя то на господина Рамси, то на несчастного Гриша.

Шеф возвышался на берегу, неотвратимый, как мучительная смерть: праведный гнев на хищной мордатой физиономии, руки упёрты в бока, на щеголеватых военных штанах – брызги и ряска.

– Ты в порядке, Донелла? – со всем возможным участием проговорил он. – Я порешу придурка.

– Нет, что ты, всё хорошо, я не ушиблась… – вымученно улыбнулась леди Хорнвуд, свободной рукой стирая тину с лица. – Мне просто о-очень мокро! – Её розовое платье облепило ноги, мешая идти, и чётко обрисовало всю чудесную фигуру. – Прошу тебя, Рамси, не наказывай строго этого мальчика! Он ведь не специально…

– Разберусь, – прорычал шеф. – Тебе надо срочно мыться, у нас тут церкарии водятся и прочая нечисть, всё тело покроется пятнами и будет чесаться, а то и моллюски поселятся под кожей!

Леди Хорнвуд взвизгнула, одним прыжком вылетая из воды; толкнулась при этом от руки Гриша так, что он чуть не опрокинулся на спину. Господин Рамси подхватил пошатнувшуюся девушку на берегу и с подчёркнутой заботой стряхнул с её плеча пару чешуек ряски.

– Как же неловко вышло, – с сожалением посетовал он. – Мне ужасно стыдно за это происшествие. Думаю, удобнее всего тебе будет приводить себя в порядок в собственной ванной. Твоя машина здесь, рядом, подъехала вместе с моей. В один миг домой домчит!

– Сп-пасибо, Рамси… – шмыгнула носом бедняжка.

Не чуя земли под хлюпающими сапогами, Гриш заторможенно, механически выбрался на берег; застыл, как неживой, с опущенными руками, обтекая грязной водой. «Теперь всё. Теперь точно конец. Мне крышка. Он заставит Вонючку сожрать меня. Или сам запытает до смерти… За что, боги, за что всё это?! Как теперь мама будет одна, как сестрёнок прокормит?..»

Гриш проморгался и вернулся к реальности, когда за кустами, рявкнув мотором, стартанула машина; трясущимися руками он принялся собирать с земли посуду – непонятно зачем, всё равно же умирать…

– Семеро, нахрен, боженек! – послышался невдалеке возглас господина Рамси, полный облегчения. – Я думал, этот сраный ад никогда не закончится…

Гриш несмело поднял взгляд: улыбающийся до ушей шеф направлялся к нему, таща за ошейник смиренно ковыляющего Вонючку; подняв с земли глубокую тарелку для печенья, господин Рамси небрежно обтряхнул её, налил кофе из термоса и вручил живой игрушке:

– Пей!

– Спасибо, мой лорд… – Вонючка с восторженным обожанием улыбнулся острозубой пастью («Вот чем вчера макушку раскроил», – отстранённо, без удивления подумал Гриш) и с поклоном принял миску.

Рамси пригладил увлечённо лакающего питомца и повернулся к новобранцу:

– Отлично сработано, боец! Ты принят в мой отряд.

Гриш подавился воздухом, глупо приоткрыл рот – это ведь шутка, верно? Сейчас господин Рамси засмеётся и скажет про подвал?..

– Кирус! – призывно махнул рукой шеф.

– А?

– Нашивки ему выдашь, как вернёмся.

Донелла съёжилась на заднем сиденье своего автомобиля. Услужливый водитель, конечно, закутал её в спешно извлечённый из багажника плед, но это не избавляло от противного ощущения тины на коже. Золотистые волосы сейчас больше напоминали паклю, облепившую шею и плечи, но девушку это не волновало.

Сколько Донелла себя помнила, она всегда была тем, что обычно называют «идеалом».

И дело было не только в кукольной внешности, пытливом выражении очаровательных тёмных глаз или стройной гибкой фигуре. Хотя, разумеется, и внешностью она очаровывала окружающих: Донелла ясно видела, с каким восхищением на неё смотрел Робб Старк или тот простофиля из охраны младшего Болтона, хотя что красивого можно было увидеть в мокрой и перепачканной девушке?

Нет, Донелла была идеальной и во всем остальном.

За окном проносились леса, впереди приглушенно бормотал в беспроводную гарнитуру водитель, и мысли в такой обстановке текли вольной рекой.

Кто лучшая ученица женского колледжа, ответственная староста, которая никогда и не пропустит важного мероприятия, соберёт всех и воодушевит, придумает блестящее выступление и приведёт команду к победе? Кто поможет отстающим ученикам, сделает копии лекции заболевшим и обязательно поладит со всеми учителями? Кто всегда улыбается и светится, словно маленькое солнышко, в любой компании? Донелла Хорнвуд.

Кто прекрасная подруга с огромным кругом знакомых? И кто при этом помнит о каждом и каждым участливо интересуется, никогда не забывает о днях рождения и дарит самые нужные подарки? Кто приободрит в любое время суток? Кто всегда откликнется на просьбу о помощи? Донелла Хорнвуд.

А еще Донелла – хорошая дочь. Каждое утро она спускается на завтрак (разумеется, без опозданий), целует родителей, интересуется, как они спали. Ей позволено ходить на все молодёжные тусовки, потому что Донелла никогда не сделает ничего предосудительного, не наденет слишком короткое платье, не выпьет лишний бокал вина. Донелла произведёт лучшее впечатление на деловых партнёров отца, да так, что те ещё несколько месяцев будут ставить её в пример собственным нерадивым отпрыскам.

– Все в порядке, мэм? – бросилась к ней управляющая, едва завидев хозяйскую дочь всю мокрую и грязную.

– Да, Грета, конечно, – вымученно улыбнулась Донелла; на самом деле она успела продрогнуть за время дороги, а противное ощущение грязного тела достигло апогея.

…И сколько себя Донелла помнила, она была тем, что принято называть «насквозь фальшивая».

Конечно, она внимательна ко всем и каждому, для каждого найдёт доброе слово и никогда не забудет даже о мелочах. Но никто не знает (и, с благословения всех существующих Богов, не узнает), что у Донеллы есть органайзер, в который она с особым тщанием вносит эти самые мелочи: Джордж отправился к врачу во вторник, у Мелиссы заболела собака, у папиного партнёра по бизнесу трое детей. А потом всего-то и нужно: спросить, что сказал доктор, посоветовать хорошего ветеринара, подготовить небольшие сюрпризы для маленьких придурков, сочувствующе вздохнуть в нужный момент, отпустить несколько приятных, заранее отрепетированных комплиментов – и можно купаться во всеобщем восхищении и любви.

«Донелла такая милая!», «Вы самая прекрасная молодая леди, что я встречал!», «У вас очень хорошая дочь!», «Что я могу для вас сделать, Донелла?», «Быть может, вы примете этот скромный подарок?»

Девушка чуть ли не бегом поднялась по лестнице в свою спальню, сбросила опостылевшее платье и вошла в зеркальную ванную комнату. Быстро ополоснулась душем, открыла краны и задумчиво опустилась на бортик, больше автоматически, чем осознанно, добавляя в воду соль и пену.

Донелле нравится обожание, нравится принимать совсем не скромные подарки, нравится поклонение и искренняя благодарность. Она словно бы живёт этим, наполняется жизненной энергией, когда ловит на себе восторженные взгляды, слышит одобрительные слова.

Донелла прекрасно знает все те ниточки, за которые нужно дёргать, чтобы её любили. Донелла давно выучила простую истину: все люди – эгоисты. Покажи свой интерес к ним – и их тщеславные душонки твои.

С мужчинами у Донеллы обстоит еще проще. Достаточно сыграть застенчивость при знакомстве, лучезарно улыбнуться, потом можно немного покапризничать, показать своевольную натуру и тут же смутиться, одёрнуть платье, залиться виноватым румянцем и заправить кокетливо локон за ухо. А ещё восхищаться каждым его словом, словно невзначай касаться ладонью, немного пофлиртовать. На образ капризной, но невинной принцессы, о которой так много хорошего говорят окружающие, невозможно не купиться. Очередная победа.

Девушка опустилась в ванну, задумчиво провела рукой по душистой пене, вдохнув свежий вишнёвый запах и прикрыв глаза. А затем задержала дыхание и нырнула под воду.

У Донеллы только одна проблема. Ей совершенно на всех наплевать – исключение, быть может, составляют только родители и лучшая подруга Санса, нежное и искреннее существо. Да и то, Донелла думает, что спокойно переживёт и их потерю. Иногда её пугает отсутствие эмоций и привязанностей, это ведь ненормально – никого не любить. Но она отмахивается от этого до тех пор, пока не появляется Рамси Болтон.

Нет, она его не любит. Просто он повёл себя слишком нестандартно: в первую встречу совершенно не обратил на неё внимания. Во вторую – идеально сыграл галантного кавалера, и не будь она сама такой же лицемеркой, обязательно купилась бы. Впрочем, было в Рамси что-то, что заставляло поверить: он искренен. Когда он говорил о матери, в глазах застыла такая боль, что Донелле стало зябко. Когда он хвалил своего раба – впервые в жизни Донелла ощутила, как шевельнулся мерзкий червячок ревности в сердце; и откуда только взялся?! – испытывал искреннее удовольствие. А ещё Рамси Болтону совершенно плевать на окружающих людей.

Это так похоже на неё саму, что Донелла не может не тянуться к нему. «Ты меня поймешь? – хотелось ей спросить, словно сопливой дурочке из недавней мелодрамы. – Ты не осудишь меня, такую лицемерку?»

Она выныривает, хватая ртом воздух. Этот момент всегда похож на пробуждение: свет в глаза, глубокий вдох, чёткость и ясность мыслей.

А после его откровений на свидании Донелла вдруг ясно понимает: это то, что ей нужно. Ведь что такое, в сущности, любовь? Баланс плюсов и минусов, понимание, что с этим человеком будет комфортно. С Рамси – будет. С Роббом – нет. Не потому, что Рамси там про него наплел, а потому, что Робб – от пяток до последнего кудрявого волоска – положительный персонаж. Пусть порой вспыльчивый и эмоциональный, пусть слегка заносчивый, но положительный, честный, прямой, с нелепыми идеалами и глупыми представлениями о любви. С ним никогда нельзя будет побыть собой, эгоистичной и распущенной, всегда придётся играть роль примерной девочки.

Рамси – другое дело. Рамси – точно такой же эгоист до мозга костей. И Донелле хочется верить, что из их союза двух эмоциональных «ублюдков», как выразился сам Болтон, выйдет что-то путное. По крайней мере, они будут понимать друг друга и прощать друг другу собственные несовершенства.

Впрочем, было несколько вещей, которые напрягали Донеллу: странное неприятие равенства и слишком нервное отношение к невинным забавам. Как вообще можно было подумать, будто она бросает эти шишки из неуважения? Это же просто шутка, быть может, немного детская, но шутка! Впрочем, такую странность можно было бы объяснить тем, что у Рамси не было как такового детства. Наверное, сложно воспринимать окружающий мир не враждебно, если твой отец – Русе Болтон, научивший одному: убивать. И, пожалуй, с этим можно будет справиться. Она-то сможет растопить лёд и недоверие Рамси, научить его смеяться и смотреть на мир проще.

А ещё был Вонючка – бесхребетный раб, чьё положение оставалось неясным и оттого раздражающим. Любовник? Но (она уже успела выяснить у Сансы) Рамси Болтона никогда не замечали с парнями, а такие вещи не так уж просто скрыть, особенно если ты публичная персона. Игрушка? Нелепое воспоминание детства, оставшееся после сбежавшей матери? Подобие собаки, которых Рамси обожал, – оттого и ошейник, и нелюдские зубы?

Донелла обернулась, ощутив мягкое прикосновение к плечу. На широком бортике ванны сидела Маргерит – белоснежная длинношерстная красавица, с характером как две капли воды похожим на характер хозяйки. Девушка усмехнулась и протянула изящную ладонь, почесала кошку за ухом.

Что же, кем бы ни был Вонючка, его время в Дредфорте, около хозяина, подходило к концу. Потому что Рамси Болтону предстояло научиться любить кошек вместо собак.

====== 11. Экспонента тепла (1) ======

– Ну что ж, салага, – Мошня многозначительно, с оттенком уважения даже, хлопнул Гриша по плечу, – теперь ты в нашей команде. Добро пожаловать во Второй Отряд, так сказать!

За гостеприимно открывшейся дверью казармы оторопевшего новобранца ждала «поляна»: разлитая по стаканам наливка, чей-то домашний вишнёвый компот, тарелки с нехитрой закусью. В воздухе пахло жареным луком и мочёным чесноком – уютно, как в его родной деревне.

– Так! Так, так, что у нас тут?! – послышался голос Безумного Марка; тот торопливо зашёл в комнату и заозирался: – Что празднуем? – И тут же, забыв, о чём говорил только что, возопил: – Кру-уш! Маленькая ты сучечка, вот ты где!.. – напролом бросившись к молодому толстенькому бойцу с хохолком.

– Опять этот дебил вернулся! – в отчаяние взвыл Крушка. – Успокойте его, уберите, а то я за себя не отвечаю!

Никто, впрочем, мер не принял, сидевшие просто чуть подвинулись в сторону, когда чокнутый здоровяк с энтузиазмом большого безмозглого пса накинулся на Круша и начал прессовать его за прижатые к груди руки, втискивая спиной в кресло.

– Ай, Марк, угомонись!.. Прекращай!

– Ты! Моя сучечка! – объяснял тот, пытаясь втереть аккуратно залаченную Крушкину голову в спинку кресла. – Маленькое… пушистое… Ы-ых!

Гриш вытаращился на происходящее с искренним непониманием: что за идиотизм, взрослые же дядьки, за что он его так?!

– Рот прикрой, а то мухи без тормозов летают, – добродушно пробасил «пенсионер» Парус. – У нас тут постоянно эти гейские манцы происходят. Да не смотри так, остальные нормальные более-менее… Кроме Кируса.

Безумный Марк тем временем дико заорал от боли и отскочил от встрёпанного Крушки; запричитал, бегая по комнате, над своими пальцами – то ли укушенными, то ли выкрученными.

– Так, Маркела, прекращай истерику, – не выдержал Мошня. – У нас тут поляна вроде как накрыта, нового бойца встречаем!

– Нового… бойца-а? – безмерно удивился Марк – с таким энтузиазмом, что Гриш небезосновательно забоялся его внимания. – Где новый боец?!

– Ай, придурок, каша в голове! – махнул рукой Ноздря. – Садись, Марк, садись, всё нормально, никаких новых бойцов, просто шлифанёмся. И ты садись, салага, чего встал?

Гриш осторожно примостился на край затёртого кресла между двоими сослуживцами; Безумный Марк покрутился на месте, досадливо махнул рукой каким-то своим мыслям («Ай!») и тоже сел. Крушка (с уже поправленной причёской), держась подальше, погрозил ему кулаком.

– Ну что, успокоились, мать вашу?! Накатим, ребят, за пополнение! – объявил Кирус.

Ёмкости с наливкой, кажущиеся такими маленькими в лапах болтонских молодцев, звонко сдвинулись над столом – в том числе и стаканчик Гриша: «Один из них, я теперь один из них…»

– Инструктаж ты у нас за эти дни прошёл, – молодецки хлопнув первую порцию, начал серьёзный Кога, – осталось тебе узнать всякое по мелочи, что в нашем отряде знать полагается… Ну, чтоб не облажаться больше.

Гриш навострил уши, усердно жуя бутерброд с икорным маслом.

– Чего вылупился? Спрашивай! – ободрил Кирус. – Сегодня будем тебе честно отвечать, без всяких там манцев.

У Гриша аж глаза разбежались от таких перспектив – а может, и от наливки, крепко давшей в голову с первого глотка.

– Я спросить хотел… С первого дня ещё… – несмело начал новобранец. – Про Вонючку. Кто он, если серьёзно? Почему от него подальше все держатся, он же это… не воняет вроде!

– А-а-аххах, скажешь тоже, не воняет! – расхохотался Мошня, хлопнул себя по коленям. – Ты это, завязывай его нюхать! Вонючка – игрушка господина Рамси. Не секретарь никакой и не помощник, а вроде ручного зверька и боксёрской груши. Вот уже лет шесть как. Шеф его и пытает, и гладит, и возится с ним, как с собакой. А почему подальше все держатся… Давняя история и не особо красивая, но раз уж обещали… Дрогнем сперва, ребят.

Опрокинув в себя стакан, Гриш спешно вгрызся в бутерброд. И заметил, подняв взгляд, что все смотрят на Кируса – тяжело и выжидающе. Будто говорить должен был он и никто другой.

– Видишь, мы тут все одного возраста примерно, – поморщившись, словно проглотив что-то намного горше наливки, начал украшенный шрамом здоровяк. – Только двое – Круш и Кога – помладше, салагами вроде тебя недавно были. А те, вместо кого они пришли… В общем, случилось это года четыре назад, может, пять – когда шеф Вонючку из подвала вытащил. Не все к нему хорошо отнеслись сразу, сам понимаешь. Мы люди военные, с детства за шефом вышлифовываем, знаем его лучше, чем собственный папаша, а тут вдруг, видишь ли, толчётся возле него какая-то херота бесполезная, зашуганный доходяга. Вонючка тогда ещё плюгавее был, чем сейчас: без зубов, кривой-хромой, трясся постоянно – тьфу, тошноты обступают, так и просится пнуть! Кто-то терпел ещё кое-как, а кому-то он прям о-очень не понравился…

– Это называется «ревновать внимание», – прокомментировал Гриш, согревшийся и осмелевший от спиртовых паров.

– Чего? Не-е хами старшим, – предупреждающе рыкнул Кирус и, помолчав пару секунд, продолжил: – Тех двоих звали Казя и Лаш. Шутники были те ещё – вроде Безумного Марка, только мозгов чуть побольше. А хотя – как посмотреть…

Эти двое – душа отряда, шумные, общительные – невзлюбили Вонючку сильнее всех. Началось всё с того, что шутники то ли случайно, то ли нарочно устроили «крысёнышу» скоростной спуск с лестницы кувырком (всего-то шуганули в нужный момент), а господин Рамси – тогда ещё тринадцатилетний пацанёнок со всё той же злой нахальной ухмылкой – облил их за это супом из Вонючкиной миски. Холодным и мерзким, на глазах у всех остальных бойцов.

«Никто не смеет издеваться над моими вещами, – пояснил свой поступок болтонский сынок. – В следующий раз будет больно». И лучше бы Казя и Лаш тогда поверили на слово, успокоились… Но нет же – затаили злобу.

Их бесил не столько жалкий вид Вонючки, сколько его раболепие: убогая тварь будто не представляла даже, как уважать себя, а значит, и чужого уважения была недостойна. А ещё Вонючка смотрел на господина Рамси как собачонка, хоть и боялся при этом до усрачки. Это было ещё одним поводом презирать его и смеяться за спиной: пидор, что ли? А что если под него бабу подложить – на судороги выйдет или от ужаса коней двинет?

Так и придумался их план – то ли мести за унижение, то ли забавы, то ли эксперимента. Пару дней будто невзначай они обсуждали в зоне слышимости шефа: что же это, неужели Вонючка нормальный парень – на служанок заглядываться начал! А потом приплатили одной недалёкой девице, чтоб заманила «крысёныша» в комнату господина Рамси, пока того нет, и завалила на кровать, а там уж как пойдёт. То-то распсихуется мелкий говнюк, когда его койку осквернит поганый Вонючка со шлюхой!

Казя и Лаш щедро поделились своим «цирком»: позвали весь Второй Отряд посмотреть, «как малолетнего гомосека правильным вещам учить будут». Болтонские молодцы обсели дежурный пост у комнаты шефа, притворились для маскировки, что играют в карты, и принялись наблюдать. И зрелище не заставило себя ждать.

– Вонючку заманить проще простого – всего-то сказать, что хозяин звал. – Фразы Кируса становились всё более тяжёлыми и отрывистыми – и вовсе не из-за наливки, которой он мог и два больших «снаряда» в одно рыло высосать. – А скрутить – ещё легче: он не дерётся, не сопротивляется. Ну то есть вообще. Пока хозяин не прикажет. Сцапала его девица – только вякнуть и успел. Да так хитро завалила, чтоб под ним оказаться, ну типа Вонючка сверху, понимаешь. Сдирает с него шмотьё, а он только барахтается в ужасе и сползти с неё пытается, а она его ногами обхватила, к сикелям своим жмёт, вот такая хохма. Эти двое ржут – и не засекли сразу, как шеф идёт… Потерял, видишь ли, игрушку. Слишком быстро хватился. В комнату зашёл – и тут уже нихрена не смешно стало.

Гриш таращился на рассказчика во все глаза, даже дышать забыл.

– Ещё по одной надо шлифануть, – объяснил паузу Кирус и опрокинул стакан; остальные болтонские молодцы выпили вслед за ним – молча, не чокаясь. – Девицу господин Рамси убил на месте, – глухо, с деланным равнодушием продолжил здоровяк. – Стащил за волосы на пол и нож по рукоять в висок. Жалко даже дурёху: что Вонючка безобидный, ей сказали, а что у него хозяин есть – не дотумкала. А потом начало-ось, будто с катушек слетел шеф: лупил Вонючку ногами, пока не устал – молча, сопел только; по всей комнате пинками возил, топтал, чуть не прыгал по нему. Хорошо, не в говнодавах своих был с железом в носах, а то трында бы убогому тут же. Вонючка наконец тявкнул что-то, за штанину его цепанув, – только тогда шеф перестал. И ходу из комнаты, а мы поперёд него, ясное дело, рванули – в казарму к себе, типа не при делах.

Эти слова были – «Хозяин, пожалуйста!..»

Вонючка впервые назвал Рамси хозяином. Не милордом, не господином – хозяином, будто говорящий пёс. И вместе с мольбой о пощаде – это было так… пронзительно-остро и болезненно-сладко-грустно. Просто до невыносимости. И эти переполненные болью глазищи, избитая в мясо бледная мордашка, обтекающая кровью… Самое красивое, что можно себе представить. Самая мерзкая тварь, в очередной раз предавшая.

Все эти минуты, вычерненные слепой яростью и слившиеся в один поток, Рамси со жгучим злым удовлетворением ощущал под ногами хруст костей. Он не думал ни о чём, он просто изо всех сил молотил чёртова раба, сбросив с кровати на пол, – даже когда сам уже хрипел от усталости, даже когда отбил ноги в лёгкой домашней обуви. По голове, по корпусу, по рукам, которые Вонючка судорожно жал к телу в беспомощной попытке защититься. Когда он скрутился клубком, уткнувшись носом в пол, – Рамси продолжал бить этот дрожащий тощий комок. Но после сдавленной мольбы, после отчаянно-бездумного жеста доверия – просто развернулся и ушёл. Потому что всё стало уже слишком. Слишком остро, слишком красиво, слишком больно. И отомстить нужно было изощрённее…

«Волчий Хер, закажи двух шлюх», – скомандовал Рамси с порога, явившись в казарму своего отряда.

«Э-э… Каких, шеф?» – Добродушный бабник слегка обалдел: пацанёнок до этого не проявлял никакого интереса ни к противоположному полу, ни, впрочем, к своему – и вдруг такие предъявы…

«Любых, которые не погнушаются Вонючкой».

Телохранители переглянулись, а тот, к кому обращался Рамси, понимающе хохотнул:

«О, шеф решил зверюшку развлечь?»

«Да, – неожиданно широко заулыбался болтонский сынок, только глаза остались застывшими, ненавидящими. – В последний раз».

«Убьёте, что ли?» – не на шутку удивился Парус.

«Нет. Просто лишу его возможности так… р-развлекаться. – Мальчишка говорил короткими рублеными фразами, нахмурясь и тиская рукоять ножа. – Шлюхи его разогреют как следует и пообещают помочь сбежать. А когда он соберётся употребить их, приду я – и ему нечем станет их употреблять!»

Балисонг крутнулся и лязгнул; Рамси усмехнулся коротко и зло и защёлкнул лезвие.

Вонючка должен был спрятаться.

Сквозь боль, сквозь страх её продолжения – он физически ощущал потребность в укрытии над головой. Заползти хоть в какой-то угол, исчезнуть… Хозяин и раньше, бывало, мучил его до потери сознания, но сейчас было по-другому, страшнее: сейчас он ощущал повреждения не на коже, а глубоко внутри, ощущал, как они его убивают. Вонючку тошнило от головокружения, каждый вдох отдавался резкой болью в груди, живот жгло изнутри, как расплавленным металлом. И дышать становилось всё труднее.