Текст книги "Симфония боли (СИ)"

Автор книги: Ramster

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

– Ты живёшь теперь здесь? – спросил он с той серьёзностью, с какой говорят с галлюцинацией о других галлюцинациях.

– Квартира чужая, милорд, – сообщил Вонючка негромко и так же серьёзно; сняв с хозяина куртку и обувь, он занял привычное место у ног – перед разложенным диваном. – Но тем лучше: она на время, а живу я с вами. Где наш новый дом? – взгляд снизу вверх – чистый и искренний до боли, кольнувшей где-то под рёбрами.

– Н-наш новый дом… – повторил Рамси растерянно, прерывисто выдохнув. – Наш новый дом, конечно, будет прекрасен. Такой, какой я себе придумаю. Похожий на Дредфорт, наверное, – пальцы прерывисто гладили в такт словам кудрявую воображаемую макушку. – Там будут Крушка и Марк, и другие, кто… – Рамси осёкся; невидяще расширенными глазами он таращился на Вонючку, на преданно прильнувшую к хозяйским коленям голову. – Там будешь ты. Даже если ты жив на самом деле и даже если давно уже не Вонючка. Там со мной будешь выдуманный ты, вот такой…

Лихорадочно-неловко, подрагивающей ладонью он огладил лицо питомца – поверх изогнувшихся бровей, поверх шокированно моргающих глаз, поверх тёплых губ, приоткрывшихся в попытке заговорить… Чего-то не хватало – чего-то привычного, какой-то части образа – будто брешь в красивом узоре иллюзии, вокруг которой поползли трещины; Рамси осознал только сейчас: за всё это время Вонючка ни разу не мурлыкнул.

– Тарахти, – выронил он растерянно, почти беспомощно. – Ты почему не тарахтишь?..

Вонючка встрепенулся: как можно было забыть?! Вдруг хозяину станет лучше от этого, вдруг опомнится? Послушно распрямив шею, он хрипнул, скрипнул в попытке выдавить нужный звук… Вскинул перепуганный взгляд – разучился! – хрипнул ещё раз, клокотнул, сипло нелепо пискнул… И наконец мурлыкнул. Неловко и прерывисто, как в первый раз, потом снова и снова. С упоением ощутил на шее, под ухом, тёплую аккуратную ладонь, затем ещё одну – они будто бы грелись, напитываясь вибрацией… И вздрогнул, запнувшись, когда хозяин резко, всё тем же осоловелым тоном сообщил:

– Надо мыться.

В старенькой ванне с отбитой эмалью, под струями воды – тёплыми, наконец-то тёплыми – Рамси стоял всё такой же оторопелый и прямой, механически водя по телу мыльной мочалкой. Не повернулся даже на полный ужаса скулёж, который издал Вонючка при виде его тела: выпирающие кости, плохо заживший расковырянный бок да светящие сквозь пену синяки.

И когда питомец, выпутавшись из одежды, влез к нему и встал на колени – непривычно смелый, привычно ласковый, едва не плачущий от чужой боли, – Рамси, всё так же потерянно таращаясь, слепо потянулся навстречу. Он осязал свою болезненно-прекрасную иллюзию самыми кончиками пальцев: аккуратные бархатные ушки, углы крепкой челюсти, впалые щёки, выступающие скулы… Обожающий солнечный взгляд снизу вверх.

– Я здесь, хозяин, я рядом! – взмолился Вонючка хрипло – будто пытаясь разбудить. – И вы тоже… Живы! Живы! Теперь никуда не уйду, даже если прогоните – не уйду…

– Не уйдёшь, – согласился Рамси монотонно, и только дрожь накатывала волна за волной вместе с горьким осознанием нереальности.

Подставив ладони прерывистому дыханию, он уже не мешал Вонючке податься ближе – и рвано выдохнул, когда шёлковый тёплый язык прошёлся по груди и по животу – по контуру свежих синяков.

Тихо поскуливая – не в силах сдержаться – Вонючка невесомо, бережно собирал с хозяина капли воды, каждым касанием стремясь убедиться: живой. От тихого восторга так и заходилось сердце, колотилось под самым ошейником, и пена, которую он слизывал, будто священнодействуя, совершенно не казалась горькой. Ведь хозяин подрагивал под лаской всё сильнее, и приютил на его волосах растерянную ладонь… И, запнувшись, сипло шепнул:

– Н-нажрёшься мыла…

Вонючка глянул с искренним недоумением: и что? Но послушно поднял забытый на дне ванны душ. После пары секунд перерыва, всё смыв – он приник к тёплой коже ещё отчаяннее, жадно, будто тонул: внутри расползался огонь, тягуче стекая по позвоночнику. Это хозяин. Вонючка вылизывает хозяина – от этой мысли внизу стало тяжело, словно бы там был свинец. Давя желание вжаться, вплавиться, – он, горячо сопя, нежно зализывал свежие бордовые синяки. Заскулил жалобно от спазма нетерпеливой дрожи, без тени мысли о том, чтобы помочь себе руками, замершими на весу: это мог сделать только хозяин!

Рваный вдох – под упоёнными пёсьими поцелуями коротко дёрнулись выступы рёбер. Опустив взгляд на питомца – так откровенно и беспомощно возбуждённого, – Рамси задышал глубже, чаще, заводясь и сам… Распухшие неловкие пальцы вплелись Вонючке в волосы над ухом – и тот тепло выдохнул в непривычно впалый живот, с замиранием принимая знакомый сигнал. Языком – по остриям зубов и вдоль ложбинки посередине пресса… Мурлыкнув, Вонючка поднял восторженно-умоляющий взгляд: можно? Правда можно?

Рамси завороженно смотрел ему в глаза – почти забыв, что питомец нереален: по телу растеклась жаркая тяжесть, и, казалось, он чокнется сейчас, если Вонючка к нему не притронется… А если притронется – тем более. Скованный кивок – и в ответ на первое робкое касание, издав наконец звук – хриплый всхлип, едва ли похожий на стон, – Рамси ополз по ледяной стенке на дно ванны, и за ним – влюблённо курлычущий Вонючка.

Курлычущий, трепетный, чокнуто-кайфный – настоящий?.. Реальнее, чем вспышки боли, которыми огрызались то потревоженные рёбра, то живот… Рамси дышал часто, неровно – подёргиваясь всем телом; стиснув горячие бока питомца коленями, едва-едва касаясь волос дрожащими пальцами. Шалея от бесконечно нежных касаний, от того, как благоговейно обхватывают его дрожащие от урчания губы… Это не заняло много времени: Рамси стиснул ошейник, костлявое плечо, выгнулся весь – мощно, как раньше, – и задавленно, почти беззвучно взвыл. С таким неверящим, потрясённым кайфом, который с каждым стоном переходил всё дальше в восторг…

Облизнувшись, Вонючка вскинул сияющий счастьем взгляд; возбуждённо урча, осмелев – осторожно потёрся о сползшую по дну ванны ногу, упустил короткий стон… Рамси дёрнул его за плечи выше, к себе – крепко стиснув, держал и смотрел… Смотрел потрясённо, будто разглядел только сейчас, смотрел с ужасом потери и всё ещё неверием в обретение. Ощущал его тепло теперь уже всем телом: то, как бесстыдно-твёрдо и уязвимо он упёрся и как едва-едва заметно подрагивает, не смея ёрзнуть сильнее.

Подавившись коротким вдохом, Рамси порывисто притянул питомца ещё ближе – и лизнул: всю щёку от подбородка до глаза, широко, опалив горячим выдохом. И ещё, и ещё – вцепившись Вонючке в ошейник, весь дрожа, Рамси упоённо вылизывал его лицо, уши, шею… Всё тёплое, кайфное, беззащитное, бесконечно родное! Живой, живой, живой… Рамси уткнулся носом между ошрамованных ключиц – будто найдя наконец убежище – и с коротких задыхающихся всхлипов сорвался на рыдание.

– Х-хозяин?.. – сипнул Вонючка беззвучно, одеревенев в руках; Рамси зализывал его дальше, лихорадочно и ненасытно – ощущая языком каждый выпуклый рубец, не в силах надышаться, пропитаться насквозь – и плача взахлёб…

Едва слышно сопя, Вонючка трепетал в суеверном ужасе – от которого наслаждение становилось ещё острее, – готовый принять любые пытки за то, что увидел и услышал. Они были бы благом, были бы милостью, потому что хозяин, хозяин… Вонючка заскулил, вжался – и хрипло взвыл, выгнувшись, когда горячий язык с нажимом скользнул по соску.

Рамси сжал пружинисто бьющееся тело питомца с последним упоённым всхлипом, впитывая каждый его звук: кайф этого существа всегда как свой… Перекрыл ладонью панически-невнятные извинения, – так, что приятно вдавились в кожу острия зубов. Вонючка нарушил запрет, без приказа осквернил лордову тушку до самой шеи – а вместо возмущения было только умилённое «Так соскучился, так понравилось, что не выдержал»…

– Я думал, что больше никогда… – вытолкнул Рамси глухо, глядя в широко распахнутые, ошалелые от обожания глазищи – нереально лазурные, надо же, только теперь заметил: цвет моря у песчаного берега…

– Я думал, что больше никогда… – завороженно повторил Вонючка – и взмолился хрипло: – Пожалуйста, не оставляйте меня больше, мой лорд!.. Живого не оставляйте…

– Не оставлю, – заверил Рамси; его лицо, всё ещё мокрое от слёз, было наконец-то живым.

«Свой человечек» из Норсбрука позвонил, когда Второй Отряд остановился на обочине трассы: Парус запросился «на горшок». Кирус отошёл с телефоном подальше от галдящих сослуживцев: его потряхивало, не мог их больше слушать, не мог сосредоточиться… Закуривая последнюю сигарету из недавно купленной пачки, он принимал новости: утром будет показательное построение с пресс-конференцией, назревает какой-то серьёзный движ, в курилке только и разговоров, куда делся Хорнвуд… В торопливую речь «своего человечка» вплелись короткие гудки: параллельный звонок. Быстрый взгляд на экран – и Кирус до хруста вжал зелёную кнопку:

– Любана!.. – и закаменел весь, услышав из трубки мужской голос.

– Ну привет, «Мушш»! Известный также как Кирус… Это руководство дредфортской базы. Твоя баба у нас. Она брюхатая, нос курносый, кольцо у неё с печаткой, а подмышкой слева шрам, если вдруг не веришь.

Отклеившись от пересохших губ, под ноги упала тлеющая сигарета. Визгливая трепотня Вареши, бубнёж Паруса – остались вдруг далеко-далеко, в другом мире, а в этом – был только давящий на уши гул крови.

– Пусть что-нибудь скажет, – выдавил Кирус мёртвым голосом.

– Обойдёшься! Пореши Рамси Болтона и предоставь труп любому из наших людей. Иначе даже не представляешь, что с ней будет. Начнём, пожалуй, с принудительных родов!

– Пусть что-нибудь скажет!!! – рявкнул Кирус чокнуто, срывая голос, но в трубке уже повисли гудки.

Сил осталось только доковылять до кровати и рухнуть. С приятной усталостью пришла и боль: в распухшей стопе и во всём избитом теле, – но Рамси только тихо улыбался, прижмурясь. Боль не значила ровным счётом ничего, как и то, что постель была чужая, и полотенце, которым он вытер, искупав, питомца и себя, – тоже кем-то пользованное… В его мире, выстроенном заново из кусочков, пока не было места брезгливости, была только прохлада простыни и упоительное тепло Вонючкиного тела, льнущего к рукам. Счастье и запредельный уют: прижаться каждым дюймом кожи и пропитываться насквозь, ни о чём не думая… Ближе, ещё ближе.

– Потрогай меня, – приказал Рамси глухо, уткнувшись переносицей, лбом, зажмуренными глазами в горячую жилистую шею.

– Как, мой лорд?.. – с испугом поразился Вонючка; он жался всем телом, но руки так и лежали беспомощно распрямленными: одна под боком хозяина, вторая поверх. Незыблемое правило: не цапать лапами!

– Руками. Обними.

И, дрогнув едва заметно в первую секунду, Рамси с глубоким вдохом вытянулся всем телом – ощущая кожей ошрамованные запястья, тёплые широкие ладони, подушечки каждого из девяти пальцев, прижавшихся робко и неверяще. Тревоги не было. Не было ни духоты, ни неудобства, ни загнанного глубоко в подсознание панического страха. Только тихое-тихое завороженное мурлыканье – тепло, уют, тягучее упоение…

А ещё – нелогично и невероятно – защищённость. Он был теперь в безопасности.

И будто признавая поражение, будто поверяя самую постыдную тайну, самую горькую слабость, Рамси выдохнул возле Вонючкиного уха – едва слышно, обречённо:

– Я тебя люблю.

Вонючка замер. Даже дышать, казалось, забыл. Восхищённо всхлипнул…

«Я тоже! Тоже, больше жизни! Жизнь за вас отдам!» – Рамси видел это в Вонючкиных глазах. Слышал в сдавленном, безумно счастливом пёсьем скулеже. Любовь-благоговение – в этом и был весь Вонючка, и ответные слова его были необязательны. Обязателен был только он сам. Рядом. Всегда.

– Завтра будет бой.

Рамси взял онемевшего питомца за голову – крепко, обеими руками, прижал большими пальцами тонкие хрящики ушей, потёр – никак не натрогаться. Глаза в глаза – до сладкой боли растворяться в обожании.

– Я разрешаю тебе применять насилие к кому угодно, разрешаю навсегда, – твёрдо, раздельно произнёс он, упираясь лбом в Вонючкин лоб. – Я разрешаю тебе говорить с кем угодно, если от этого зависит наша безопасность. Ты не погибнешь из-за блоков. Никогда больше.

– Спасибо, мой лорд… – севшим голосом шепнул Вонючка. – Я… счастлив буду защищать вас… И сохранить жизнь вашему ценному имуществу! – он просиял и прижался ещё ближе, ещё сильнее, всё так же влюблённо таращась. – А трогать вас мне тоже всегда будет можно? – выдал опьяневшим от счастья голосом – и, извиняясь всем видом и за нахальство, и за слишком явный рельеф своего тела, беззащитно заморгал.

Рамси прижмурился в ответ на прямой сияющий взгляд. Каким далёким казалось теперь прошедшее утро – какой-то другой жизнью, не-жизнью, что ли: всё то отчаянье и отвращение, когда Рамси, увидев по телевизору свою «вылеченную», «бывшую» игрушку, подумал, что это уже не Вонючка… И внезапным ярким осознанием, вспыхнувшим за какую-то секунду, – он понял: даже если это Теон Грейджой – непривычно болтливое и даже нагловатое существо, – то в этом нет катастрофы. Пока это существо смотрит с таким обожанием, ловя каждый звук, пока прикасается так, будто в этом счастье всей жизни, – вообще ничего больше не важно.

– Не обтрогайся при людях до неуместных эффектов… – благодушно буркнул Рамси и легко перевернул питомца на спину – тот всё так же невесомо-бескостно подчинялся каждому движению, и все сомнения были смешны.

Обхватив его, уложив голову на ошрамованную грудь, на перекрестье выжженного железом рисунка дыбы, Рамси успокоенно прикрыл глаза. Пропитываясь теплом и глухим ритмичным стуком. Счастьем… И выдал отчего-то вслух:

– Чёрт знает, смогу ли когда-то уснуть, не слыша, как у тебя сердце колотится.

– Вы для меня весь мир, – шепнул Вонючка неловко, сумев наконец облечь своё обожание в слова, но хозяин уже спал.

– Ну здравствуй. Убьёшь меня снова? – Русе Болтон усмехался легко и тонко, самоуверенно – будто знал наверняка, что даже мёртвый будет причинять боль ещё столько ночей, сколько выдержит его сын, прежде чем сам издохнет.

– Да, – отозвался Рамси, глядя прямо и безмятежно, потому что иначе и быть не могло.

Он не видел, но чувствовал, как собралась за его плечом бархатно клубящаяся темнота и стекла вниз, ласкаясь к ладони.

Он распрямил всего один палец, указав вперёд, – и из-под его руки что-то метнулось на отца, обретая в прыжке песочный окрас и покатую собачью голову. Огрызки ушей – широкие лопатки – хвост – пёс обрушился на Русе, как выплеск воды, и от короткого всхрипа Рамси блаженно прижмурился. Он не чувствовал боли, наконец-то не чувствовал боли…

К нему повернулась залитая кровью морда – клинки зубов, тяжёлая челюсть – собачья улыбка, полная обожания. Глаза пса были широко расставлены и лазурны.

– Прощай, отец, – шепнул Рамси, принимая тьму обратно под ладонь.

Комментарий к 22. В этой тёплой крови (1) Иллюстрации и музыка:

https://vk.com/wall-88542008_2782

https://vk.com/wall-88542008_2800

====== 22. В этой тёплой крови (2) ======

– Да мне плевать, что город оцеплен! Прорвёмся по отдельности, мы Второй Отряд! – Кирус рычал в трубку так, что будь телефон живым существом – у него бы от испуга остановилось сердце. – Вы там соображаете, что княваете?!

– Кирус, э-эй! Кир, ну тихо! – всей обаятельной физиономией излучая дружелюбие – и ею же немало рискуя, – к разъярённому сослуживцу аккуратно подобрался Волчий Хрен. – Кирус, дай ты мне этот телефон, перетру сам с придурками, а то только бесят тебя, вон око уже коцается… – Руки на виду, взгляд невинно-доверительный, милейшая котячья улыбка – подкатывать этот пройдоха умел лучше всех. – Давай! Там ребята рёбрышек купили копчёных – прикинь, прям на заправке продаются – иди дирани, не жрал же с обеда… Во-о так, отлично, сейчас подманцую им мозги!

Волчий Хрен осторожно вынул из пальцев-тисков Кируса клёпаный «кирпич» – и Парус с Ноздрёй, уже готовые было навалиться со спины и держать, тихо отступили.

– В общем так, ребята… У нас тут накладочка вышла, – жизнерадостно-заботливо запел переговорщик в трубку – точь-в-точь как своим «тёлочкам». – Встречаемся, значит, у южного въезда в город – да-да, мы сами к вам подрулим, без проблем – и пробиваем оцепление все вместе… А потом подхватываем в городе шефа – и на базу, покажемся журналюгам!..

Быстрый взгляд через плечо – Кирус, ссутуленный и бледный, стоял с Когой и Варешей возле машины и безжизненно таращился на мясистое рёбрышко в руках.

– Что-то совсем беда с ним, – вздохнул Волчий Хрен, отдавая чужой телефон Ноздре. – Держи, вернёшь сам, у меня аж жопель взмок, пока отбирал… Как будто все холодильники перетаскал с третьего этажа на первый! И обратно…

Согласно кивнув, Ноздря сунул было телефон в карман – когда тот вдруг завибрировал, готовясь рявкнуть бодрой музыкой. Быстро, не думая, боец нажал приём вызова – краем глаза успев заметить фото конопатого мальчишки на экране.

– Алло? – аккуратно произнёс он в трубку.

– Папа!.. – в ломком голосе подростка звенели слёзы. – Пап, они маму убили!..

– Это не… Я не папа, Штефан, он в порядке, просто отошёл, – упавшим голосом забормотал Ноздря. – Я… передам ему. Ты в безопасности?

– Я спрятался на чердаке в седьмой казарме…

– Сиди там тихо. Не выходи, держись. Мы скоро будем! – И, услышав гудки, он повернулся к двоим сослуживцам: – Ох, проклятие, Любана погибла…

Над половинкой Второго Отряда повисло тяжёлое молчание – в противовес другой половине, поодаль, где Вареша щебетала за троих, пытаясь расшевелить Кируса.

– Не надо, я думаю, пока что ему говорить, – помолчав, пробубнил Парус. – Кирус так с ней носился, так дитё это ждал… Как бы под пулю не сунулся. Потом уже скажем, в Дредфорте: завозится со Штефаном, не до глупостей будет.

Волчий Хрен согласно кивнул.

– А ну эбала пободрее! А то поймёт всё, и пиши пропало! – прикрикнул вполголоса Ноздря – и в пару нажатий удалил последнюю запись из журнала входящих.

Входная дверь была заперта на один оборот – не на два, как закрывала всегда Луиза. Она радостно встрепенулась: Теон всё-таки пришёл! Целый вечер сомнений, тревог и смятения – из рук ведь всё валилось, даже таблетки разных пациентов чуть не перепутала! – и бессонная ночь – были напрасными… Пришёл! Хочет быть вместе!

Из квартиры не доносилось ни звука, и Луиза, оставив у порога сумку, пошла на цыпочках: не разбудить его, не потревожить, полюбоваться спящим, когда он принадлежит уже только ей… Девушка не заметила ни лишней куртки на вешалке, ни громоздких грязных сапог под ней. Проскользнула в приоткрытую дверь – что ж, Теон действительно спал, из-под вороха одеяла виднелась его расслабленная рука… И через миг, взметнув этот ворох, навстречу Луизе вскинулся пистолет. Его держал, привстав, паренёк не старше Теона: лохматый, избитый до черноты, с жуткими бесцветными глазами – в них не вышло смотреть дольше секунды. Луиза испуганно взвизгнула, отшатнулась, наткнувшись спиной на косяк.

– Что это? – выдохнула она истерично; наткнулась взглядом на зашевелившуюся русую макушку – и пазл сложился сам собой: – Теон, ты… нашёл себе мальчика?..

Рамси смотрел сквозь прицел прямо и хладнокровно, без толики сонной одурелости: последние недели приучили его просыпаться мгновенно. Последний десяток лет приучил убивать без колебаний.

– Твоя квартира? – отрывисто произнёс он; взгляд уцепился за невысокую пухлую фигурку и очки, за отсутствие оружия – не боец; слух – за испуганный взрык Вонючки. – Ты кто?

– Я кто?! – вспыхнула вошедшая; Вонючка придвинулся вплотную под бок, будто ища защиты – как раньше. – Не очень-то уместный вопрос, когда приходишь в чужой дом к чужому парню! Теон, где ты взял его? Пусть опустит оружие! – в её голосе явственно слышался страх.

– Хозяин, она врёт!!! – обречённо взвыл Вонючка, перебив. – Нихрена она мне не девушка, она из Этих, которые промывали мне мозги! Толклась вокруг и не дала мне с крыши спрыгнуть!.. – и зарычал, мелко дрожа всем прижавшимся телом.

Луиза уставилась на Теона – с ужасом, с болью, позабыв даже светлоглазого отморозка с пистолетом. Теон без одежды. Теон рычит, как собака. Теон в ошейнике! И называет этого ублюдка хозяином! И смотрит на него… с таким виноватым раболепием! Луиза сглотнула и на секунду прикрыла глаза. Новости в интернете, фотографии под заголовком. Это Рамси Болтон. Едва похожий на себя из-за истощения, но это точно он, и он психопат. Кризисная психология, правила переговоров при удержании заложников – всё повылетало из головы, перед глазами был только любимый, снова сломленный, снова опустившийся до пса…

– Послушай, Теон, – когда Луиза заговорила, голос её был тихим и умоляющим, – не позволяй ему снова издеваться над тобой… Это уже не безвыходная ситуация. Всё закончилось, он больше над тобой не властен!..

И прежде чем Теон вскинулся ответить – заговорил Болтон. Неспешно, абсолютно уверенно и тяжеловесно – это с его-то полудетским сиплым голоском…

– Ты хоть понимаешь, что одно моё слово «фас», – он приподнял руку, останавливая привставшего Теона, – и Вонючка тебе горло выест?.. Впрочем, тебе повезло, что я не люблю быть должным: ты спасла моего питомца, так что будешь жить. А теперь проваливай!

Но Луиза не смотрела на психопата, излагавшего свой бред. Она смотрела только в широко расставленные лазурные глаза – невероятно красивые, в которые влюбилась когда-то с первого взгляда. В которых теперь с такой готовностью вспыхнул звериный восторг при словах о расправе…

– Теон, я обращусь к полиции, к профессору Нимуру, мы спрячем тебя! – взмолилась Луиза, всё ещё пытаясь достучаться до чего-то человеческого. – Он не найдёт нас, ты сможешь жить спокойно, без боли… Теон!

Рамси успокаивающе пригладил волнистые Вонючкины волосы, потёр тёплую щёку: до чего же выразительная мордаха… И обратился уже к питомцу – раз девица не соизволила разговаривать с гостем:

– Тебя, похоже, принимают за кого-то другого, тарахтелка. Напомни-ка своё имя!

– Я Вонючка, мой лорд! – сообщил питомец гордо, с удовольствием – как объявляют новообретённый титул; вытянул шею, чтоб лучше был виден ошейник.

Девица жалостно скривилась, икнула задавленным всхлипом… Не отрывая взгляд, попятилась – и внезапным рывком метнулась из комнаты – одновременно с выстрелом. Пуля влепилась в косяк, а парой секунд позже хлопнула входная дверь.

Рамси сжал питомцу загривок, предупреждая рывок: не хотел больше отпускать. Ни на ярд. Всё ещё скалясь, Вонючка жалобно глянул девице вслед – как пёс, лишённый вещи, которую хотелось погрызть. И с готовностью перевёл взгляд на хозяина.

– Помчится звонить в полицию, – констатировал Рамси и неловко слез с кровати; прижмурился, сбившись с голоса: ох, как бы не помешала сейчас ещё пачка обезболивающего… – Времени мало, одеваемся. А насчёт прыгать с крыши я тебе позже проясню.

– Профессор… я знаю, где Теон! – Луиза едва сдерживала слёзы, прижав к уху телефон. – Его утащил этот его «хозяин»! Рамси Болтон! Они у меня в квартире…

– Я не буду спрашивать, как они там оказались, – глухо отозвался Брайс Нимур после секундной паузы. – Я сейчас за рулём, говори адрес. Быстро.

Отчитавшись, Луиза бессильно привалилась к стене у лестничного пролёта. Да, вооружённый психопат мог выскочить в любой момент, но нельзя же было оставить Теона вот так! А страшней всего – то, что ничего сейчас не сделаешь: губительное влияние слишком велико. Все блоки пробудились, все запреты – Луиза дрогнула от жалости и омерзения: этот «хозяин» явно ещё и насиловал его снова…

Она с ужасом ждала криков боли из-за двери, но в квартире было тихо. Луиза не знала, что Вонючка прошёл мимо неё на расстоянии буквально ярда-двух – чтоб принести хозяину куртку и стилы. Когда через несколько минут внизу хлопнула дверь подъезда и загрохотали по лестнице шаги, Луиза с облегчением выдохнула, предчувствуя: это профессор Нимур. Теперь всё наладится. Только бы этот больной мальчишка не начал стрелять…

– Патрон был последний, – сообщил Рамси. – На случай, если детонатор не сработает…

Он вытряхнул на кухонный стол ножи из деревянной колодки, разложил по длине. «Пояс смертника» был снова на месте, и Вонючка, уже полностью одетый, с тревогой на него косился.

– Милорд, пожалуйста… – взмолился он. – Оставим это здесь? Оно же может случайно…

Не успев встретить взгляд хозяина, Вонючка резко обернулся: щёлкнул дверной замок. Эта кого-то привела! Надо было сразу её…

– Лорд Болтон, доброе утро! – донёсся из прихожей басовитый голос. – Могу я поговорить с вашим подопечным? Я профессор Брайс Нимур, его лечащий врач. Я без оружия.

– Ты знаешь его? – повернулся Рамси к питомцу.

– Знаю, мой лорд, – глухо отозвался Вонючка. – Он тоже промывал мне мозги. И в интервью… пытался заставить меня говорить те гадкие слова!..

– Что ты, Теон, – мягко возразил Нимур, показавшись на пороге. – Интервью было затеей Старков, сам бы я не стал так травмировать тебя… Ох, простите, лорд Болтон! – тут же переключил он внимание, приподняв ладони. – Я всего лишь оберегаю свою жизнь… – Нимур окинул парнишку цепким взглядом: брикеты вокруг пояса, рукоять пистолета, разложенные на столе ножи; едва заметное движение плеча навстречу Теону, который подался к нему ближе, настороженно таращась. – Вас невольно дезинформируют, а под руками целый арсенал… Так могу я?..

– Говорите, – разрешил Рамси.

– Теон, я хорошо знаю твою сестру, Яру, – подбирая слова, начал Нимур. – Ты можешь мне верить: я тоже Железнорождённый и когда-то проделал с Железным флотом немалый путь – потому и сумел найти к тебе подход. Я многим обязан Яре. Я во многом перед ней виноват. Она очень хочет тебя увидеть, и я обещал ей это. Она сильно рискует: Старки выставили засаду, нагнали патрулей… Если Яра придёт – ты согласишься с ней поговорить? Просто поговорить, обещаю.

Теон вскинул на своего мучителя молящий испуганный взгляд – как ребёнок, которого хочет забрать чужой дядя, – и, повернувшись обратно к Нимуру, с низким собачьим рыком выщерил острые импланты.

– Ти-ихо… Злой какой, – Болтон одобрительно улыбнулся и потрепал Теону затылок – тот кротко мелодично курлыкнул. – Как видите, профессор, для моего «подопечного» ваш Железный флот и Яра – пустой звук, да и вас он как-то не любит… Кстати, я всегда думал, что бывших пиратов не бывает и к мирной жизни после такой работёнки не возвращаются… Вы исключение, выходит?

Нимур почувствовал, как кровь отлила от щёк; взгляд младшего из Грейджоев – пусть тот был и в шрамах, и в ошейнике, и с рукой рабовладельца на загривке – горел той задорной жаждой убийства, которую он помнил слишком хорошо. Увидеть в нём внезапное понимание, осознание – было бы страшнее, чем стылый бесцветный взгляд палача. Это было то, от чего Нимур бежал восемь лет назад, оборвав все контакты с властями и распрощавшись с пиратами, но так и не смог убежать.

– Речь не об этом, – бросил он, призвав всё своё хладнокровие. – Что ж, я понял: здесь решаете вы, в том числе и за Теона. Позвольте ему поговорить с сестрой! Она не враг вам, а если наладите контакт, сможет стать хорошей союзницей…

– …И про засаду Старков вы откуда-то знаете, и интервью по их поручению устроили… – перебил Рамси совершенно мирным и задумчивым тоном, вернувшись к ножам: ровнял их не глядя, по миллиметру. – Думаю, вы довольно-таки непрочно сидите одним задом на двух стульях, Железнорождённый профессор, друг Старков.

Вонючка вопросительно взглянул на хозяина: даже имея разрешение на насилие, он считал невежливым без приказа порвать человека, с которым господин Рамси мирно общается. Хоть Этот и не нравился Вонючке. То, что он делал в клинике, называя это «реабилитацией». То, как он бесконечно повторял неправильное имя. То, как он говорил с хозяином. И что-то неуловимо знакомое в его лице – знакомое даже не Вонючке, а… Теону? Чью семью он, возможно, когда-то сдал властям… Ведь всё то, что он сейчас сказал, и всё то, что подметил хозяин, означает… предатель? Нимур и есть – предатель?..

– А вообще – Вонючка имеет разрешение говорить с кем угодно, – пожал плечами Рамси, прерывая мысли встрепенувшегося питомца. – Не говорит – значит, не хочет, а тыкать его мордой в чужих людей я не стану, – непринуждённая улыбка – с выщербиной на верхней челюсти; Вонючка не успел ни разглядеть, ни полюбоваться: снова настороженно уставился на Этого. – У нас тем временем полно дел, так что хорошего дня, профессор. Вонючк, дай куртку, – короткий кивок на кухонный диванчик – не сводя взгляд с гостя; руки замерли на краю стола с ножами.

И, будто подтверждая сигнал тревожного звериного чутья, в прихожей раздался топот сразу нескольких человек.

– Сюда! – крикнул Нимур, пригнувшись под броском ножа, – и сгрёб Вонючку, державшего куртку.

Разлучили с хозяином! – паника! – на долю секунды. Бешено извернувшись, Вонючка цапнул чужую руку: сквозь тряпки и мясо – клыки скребнули кость. Вопль, ослабшая хватка – пара секунд борьбы: Этот неплохо дрался для кабинетной крысы – и Вонючка добрался до его шеи. «Я знаю, кто ты», – у уха; отточенный захват – и…

– Это же тот сучий потрох! Что вчера в парке!

Они уже здесь! Угрожают хозяину! Трое ввалились в кухню, сколько ещё в коридоре…

– Один выстрел – и станете фаршем! – сипло рявкнул Рамси; развёл руки с ножами – пираты отшатнулись от взрывчатки. – Здесь скоро будут мои люди!

– Отдай Теона! – звучно крикнула Яра за первым рядом вояк – и в ту же секунду между ними и хозяином тяжело вышатнулся Вонючка, что-то волоча перед собой.

Кого-то: профессора Брайса Нимура – в захвате, из которого одним движением ломают шею.

– Убирайся, или твоему шпиону конец! – голос был низок и рычащ – не сравнить с обычным лепетом и воркованием; Вонючка взял заложника! Вонючка закрыл хозяина собой!

– Теон, прекрати это, пошли домой! – воззвала Яра; двое пиратов, аккуратно продвигаясь вперёд, заходили с боков…

– Стоять! – болтонский пёс выщерился, отступая. – Здесь нет Теона и не было, я Вонючка и принадлежу моему хозяину, господину Рамси…

Грохот! За спиной Вонючки опрокинулся стол, хлёстко свистнули ножи; оба пирата по бокам упали, ещё один ломанулся мимо – Вонючка, швырнув Нимура на оставшихся, метнулся на перехват; короткий хруст, болтнулась обритая голова – и он сбросил под ноги труп.

– Вонючка, ко мне! – в сиплом голосе – почти страх: близко к чужим, схватят, утащат!..

Поймав запястье питомца – покорно-мягкую лапку, только что одним махом свернувшую кому-то шею – Рамси подхватил свою куртку и бросился к окну. Нырнуть рукой в рукав, удар бронированного локтя – и стекло осыпалось наружу. На глубине десятка футов – козырёк подъезда. Не успев подумать, чем рискует, выдержит ли взрывчатка, – Рамси сиганул вниз. Удар о бетонную плиту расколол болью стопу; задавив вопль, он успел отпрянуть, успел хватануть взглядом спрыгнувшего следом Вонючку – и покачнулся на краю, на подломившейся ноге, теряя опору.