Текст книги "Симфония боли (СИ)"

Автор книги: Ramster

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

– Да… На ваше усмотрение, – вздрогнув, откликнулся тот – мыслями явно далеко отсюда.

– К поискам досье и к охране архива нужно привлечь исключительно южан, – добавил Крэгг. – Среди местных, судя по утечке информации, окопалась крыса.

– Хорошо, – отозвался Хорнвуд после десятка секунд паузы. – Только оставьте мне поисковый отряд.

– Да взгляните вы правде в глаза! – взорвался наконец Крэгг, стукнув по прикроватной тумбочке; раздражённое после операций горло спазмом стиснул кашель. – Ваша дочь сбежала с ё**рем или просто подальше от вашего контроля! Такое бывает! Хватит расточать силы на подростковые заскоки!

Хорнвуд встал резко и тяжеловесно – так, что со скрежетом отъехал стул: вырос горой над оторопевшим мафиози.

– Не смей так говорить о ней, – исказившееся яростью лицо побагровело так стремительно, что у Крэгга мелькнула мысль: если толстяк, схватив инсульт, рухнет вперёд, то переломает ему кости. – Донелла не могла так поступить! Её похитил Болтон, и я буду искать её, пока не найду, а ты – будешь помогать. Это ясно?!

– Успокойтесь, старина, фирма ваша, и вы у руля, – примирительно приподнял Крэгг шелушащиеся тёмно-розовые ладони. И когда Хорнвуд, нервно сгребя пальто и планшет, уже собрался идти – невзначай добавил: – Вот только приоритеты и в самом деле пора пересмотреть. А то как бы ваш руль окончательно не уплыл из рук…

Если седьмое пекло существовало, то Донелла Болтон оказалась там. Не закуток три на три фута, не загноившееся плечо, не голод зашвырнули её за последнюю черту отчаяния – а мамин крик за стеной. Осознание того, что она не успела.

Донелла трудилась все эти дни не покладая рук – шатаясь от слабости, ловя в страхе каждый звук с улицы, – измученная, но не сломленная. Пока Рамси был в отъезде, она, упираясь спиной в стену, расшатала и выломала из пола унитаз. Труднее всего было отбить от него нужный кусок, не расколотив при этом полностью: Рамси ведь наверняка заглянет через щель в двери! Поставив всё как было и вооружившись осколком фаянса, Донелла принялась пробивать себе путь на свободу. Она ковыряла дверь в месте крепления замка без устали, день и ночь, смены которых не замечала. Пальцы бесконечно ранились и кровоточили, хоть Донелла и обмотала орудие рукавом пальто; есть уже почти не хотелось. Время от времени она, обессилев, забывалась сном – всё более тяжёлым, всё чаще.

А потом Рамси вернулся. Он был хтонически жуток, он рассказывал через дверь ужасные вещи – безмятежным и рассудительным мёртвым голосом. Это был уже давно не тот чудаковатый обаятельный паренёк, за которого Донелла вышла замуж, это был даже не тот тихий псих, который пристегнул её цепями и угрожал, а затем запер в туалете, – это было… Это было что-то окончательно бесчеловечное, и Донелла рыдала от ужаса, когда оно попыталось войти.

Но стоило ему утащиться прочь от двери, она, сломав оцепенение, продолжила – всеми силами стараясь не производить ни звука. Слишком медленно. Опоздала. Опоздала…

Услышав спустя время мамин голос – испуганный, тихий, но разносящийся эхом по каменной башенке, – Донелла принялась долбить дверь, уже не заботясь о пальцах. Оставалось чуть-чуть, совсем чуть-чуть, треть толщины! Она не представляла, чем сможет помочь, – она просто рвалась на свободу, потому что мама в беде…

А потом был последний, страшный крик. И Донелла онемела, похолодев. Она ждала ещё хоть звук – с надеждой, с болью, с ужасом, – но гулкую тишину наполняло только бормотание палача.

«Мама? – позвала Донелла, осмелившись. – Мама?..»

И, не услышав в ответ ничего, кроме проклятого чокнутого голоса, – изо всех сил ударила в дверь плечом. «Мама!!!» – кричала она сипло, заходясь от боли, и била, била, била… Пока не сползла обессиленно вниз.

Ублюдок приходил бормотать свой бред к ней под дверь. Про конец пути и про маму. Про маму… Дрожа всем телом – не от страха, от отчаянной ярости, – Донелла молила Семерых, чтобы в этот раз он вошёл: всадить заляпанный кровью осколок в ненавистное лицо, вспороть ему глотку, и дальше будь что будет… Но Рамси уволокся прочь, и она отключилась.

Вырвавшись из одуряющего тягучего сна, больше похожего на кому, Донелла принудила себя встать и продолжила ковырять дверь. Монотонно, слепо, с тупым упорством зомби. Она больше не обращала внимания на звуки, которые издавал Рамси, – бродил ли он по башенке, подволакивая тяжёлые сапоги, или шуршал пакетами, или бормотал, добродушно беседуя с кем-то неслышным, или страшно орал после пары часов затишья… Рамси тоже больше не уделял пленнице внимания – будто позабыл, что она есть.

Когда истончившийся слой дерева наконец поддался и замок повис на одной дужке, Донелла уже едва ли что-то соображала от истощения. Иначе, наверное, побрела бы к выходу – а не к лежащей на кровати куче чёрного тряпья, в которой она с первого взгляда узнала Рамси Болтона.

Шатко, бездумно, стиснув грязный осколок – уже, казалось, вросший в скрюченные пальцы, – Донелла шажок за шажком плелась к мужу. Убедиться, что ублюдок мёртв, было жизненно необходимо, а если нет… Что если нет – Донелла подумать не успела: замерла в двух футах от цели, уставясь в отощалое измождённое лицо. А в следующий миг чудовище вскинулось – одним стремительным звериным рывком. Запоздалый, заторможенный слабостью замах – Рамси перехватил её руку и вывернул, и осколок фаянса звякнул об пол.

– Как она вылезла? – то ли услышала, то ли вообразила Донелла его неживой отстранённый голос – прежде чем окунулась наконец в темноту.

– Ах ты гад! Документы, сука, тащишь?!

Болтонский молодец в глубоко надвинутом капюшоне – узкоплечий, толстенький – безмолвно и яростно отбивался в темноте от патрульных южан.

Он так и ушёл бы незамеченным: кто станет всерьёз шерстить территорию в такой дождь? – если бы не случайный луч фонаря. Пятно света на двери в архивный корпус, звяк упавших ключей – и чёрная фигура неуклюже рванула прочь, разбивая лужи. Южане догнали быстро, вцепились, как псы; полминуты борьбы, ругани в два голоса – и, с треском порвав куртку, болтонский молодец выскользнул и бросился бежать. К груди он прижимал картонную папку.

Южане были вымотаны и злы, промокли, получили тумаков. Они больше не хотели бегать, имея приказ не церемониться со шпионами. В шорохе дождя грохнул выстрел – и беглец, крутнувшись, упал навзничь. Всё так же молча.

Патрульные подошли ближе, косясь на разлетевшиеся из папки листы: Кога, Круш, Ноздря – расплывались под дождём нелепые заголовки. Капюшон с убитого так и не слетел – только выбилась из-под края тёмная чёлка.

– Да это же баба! – протянул тот, что не стрелял, приглядевшись к неподвижной фигуре и лицу. – Ты бабу порешил. Ещё и на сносях, похоже, глянь, какое пузо… Семь лет теперь удачи не видать, знаешь примету?

– Шпион – всегда шпион, баба или мужик, тут и думать нечего! – Вояка помолчал, мрачнея, поправил ремень; тронул носком сапога раскисшую папку: – Бумажки-то, поди, собрать надо, важное что-то должно быть…

– Да не нашего ума дело… – проворчал второй и принялся торопливо сгребать в папку всё, что ещё не разлезлось.

Кутаясь в форменные болтонские куртки с перешитыми эмблемами, южане поспешили обратно в казарму – докладывать о происшествии.

Запоздалый осенний дождь пополам с мокрым снегом шелестел над дредфортской базой, хороня в себе все остальные звуки. Глаза Любаны, широко распахнутые ему навстречу, стекленели под ударами капель.

Вонючка не сомневался в принятом решении. Он приложил столько усилий, чтоб получить этот шанс! Стойко выдержал незнакомых людей, свет, камеры, вопросы, микрофон в лицо; даже что-то говорил по команде… И получил наконец свою награду: электронный ключ.

Вонючка не боялся приближения смерти. Наоборот – ждал её, как ждут старого друга, немного запоздавшего. На душе было спокойно, в голове – впервые за долгое время! – поселились уверенность и какая-то тихая радость, что скоро всё закончится. Ему не хотелось ни остановиться на секунду, ни полюбоваться в последний раз восходом солнца, как поступают, наверное, другие самоубийцы. Да он и не успел.

– Теон! Что ты здесь делаешь?.. – весёлый голос Луизы будто выцвел на полуслове, окрасившись ужасом.

Она появилась на крыше, когда Вонючке оставалась всего пара шагов до края. Он обернулся на оклик и застыл; мелькнула нелепая мысль, что как-то неловко будет прыгать при ней. Мелькнула и пропала. Луиза набросилась, будто бешеная кошка: невесть как изловчилась схватить за шею и потянула прочь от парапета.

– Нет, пожалуйста! – отчаянный всхлип, тычок носом – куда-то между лопаток: она была ниже почти на фут. – Не смей!

Приказывать?! Может только хозяин! Закаменев и оскалясь, Вонючка утробно рыкнул:

– Убери руки, – с замершими на весу кистями, избегая касаться девушки.

Он мог бы стряхнуть её и так: всего-то движением плеч… или броском через себя. Если бы не блок.

Луиза помотала головой; что-то тёплое мокрило Вонючке спину, где она уткнулась лицом:

– Никогда! Не уберу! Ты должен жить! – прерывающимся голосом пролепептала она такую чушь, что от ярости перехватило дыхание.

На кой грёбаный чёрт ему жить? Кому ещё он должен?! Блок, мешал только блок – не то, как она приносила ему домашнюю выпечку в палату, не то, как читала книги, пыталась увлечь музыкой, показывала фильмы на планшете…

– Отпусти! – повторил Вонючка; скованный неподвижностью, не смея сопротивляться, он потерял ещё несколько футов, но стоит только отцепить Эту – покрыл бы их одним прыжком…

А дальше всё случилось стремительно. Луиза прижалась, схватила его за голову:

– Теон, посмотри на меня! Умоляю, посмотри! – и попыталась повернуть к себе…

Рука соскользнула в тот момент, когда Вонючка зарычал, приоткрыв рот. Треск распоротой кожи, металлический вкус – Луиза вскрикнула – и он истошно взвыл хором с ней. От боли в давно отрезанном пальце потемнело в глазах, по нервам шибанул леденящий ужас. «Нельзя кусаться без приказа! Нельзя, нельзя, нельзя!» – лезло из глотки через силу, тошнотворными спазмами.

Хрипя, Вонючка шлёпнулся на крышу, схватился за голову; «Теон, что с тобой?!» – мельтешило где-то за гранью сознания, до рвотного кашля усиливая боль.

– Нельзя к-кусаться!.. – невнятно сипнул он.

«Не трогай меня, не трогай, Утонувший Боже, прекрати меня трогать», – но это уже не вытолкнулось, так и застряло под кадыком.

Белый рукав халата пропитывала кровь, а Луиза всё цеплялась за Вонючкину шею, дрожа всем телом и слабо всхлипывая.

– Я не хочу слышать, почему ты принял такое решение. – Она наконец отстранилась, оставив руки на его плечах. – У тебя было такое сложное, ужасное прошлое… Нет, молчи! Не говори ничего! Это не имеет значения! Я помогу тебе всё забыть!

– Я не хочу забывать, – голос пробился наконец сквозь боль – в голове, в голове, боль только в голове – сухой и безжизненный.

– Хорошо, – судя по всему, Луиза не решилась спорить. – Просто… – запнувшись, она быстро вытерла глаза. – Извини, что плачу… Я просто… люблю тебя, я не смогу без тебя! Это, наверно, глупо звучит, но я правда тебя полюбила, – Луиза жалко улыбалась сквозь слёзы. – Пожалуйста, живи ради меня, я сделаю для тебя всё! Позволь мне просто быть рядом…

Внутри всё воспротивилось – ужасом, болью, отвращением, – но усилием воли Вонючка сдержался. Плечи его беспомощно опустились. Недопустимо. Не пресёк вовремя, не распознал. Будь господин Рамси жив, заставил бы, наверное, сожрать её – не всю, конечно, но столько, чтоб от сырого мяса начало тошнить. «Теперь эта девушка не по вкусу тебе, Вонючка?» Горло с новой силой пережала тоска: насколько же это было бы проще, чем теперь…

– Прошу тебя, Теон…

Он должен был понять давно. По тому, как она нежно улыбалась ему, читая сказки, как придвигалась поближе и склоняла голову набок, пытаясь вызвать его на разговор, как оставалась допоздна, прося не выдавать её профессору, как вся светилась от радости, когда «Теон» обращал на неё внимание, выныривая из мыслей… Пожалуй, Вонючка почувствовал бы жалость – если бы только был на это способен.

– После всего, через что ты прошёл… через что МЫ прошли вместе… – упрямо, умоляюще твердила Луиза. – Ты не можешь просто взять и наложить на себя руки!

Вонючка распахнул зажмуренные было глаза. Руки, руки… на себя… руки… Кощунственно-неуместной вспышкой удовольствия, цепляясь за эти слова, в памяти ожил образ хозяина.

«Хочешь, чтобы я… приласкал тебя?» – вкрадчивый голос увлечён и хрипловат, глаза расширены, горят нетерпением.

«Да-а-а, милорд!..» – глухо воет Вонючка, будто моля о спасении.

«Расскажи, почему ты этого хочешь?» – Рамси любит смущать его, Рамси обожает слушать его прерывающийся робкий лепет, и – да, да, Утонувший Боже, да! – Вонючка скажет всё, что чувствует! Всё, чтоб хозяин точно так же сходил с ума от удовольствия!

«Потому что… ваши прикосновения приятнее всего на свете, – преданность и обожание в голосе – увлечённый восторг в прозрачно-голубых глазах. – Я… безумно хочу вас, хозяин, я так возбуждён, что это… почти больно, – искренняя мука, искренняя мольба – и Рамси, задрожав, прижмурясь, с блаженным стоном подаётся вплотную. – Я мучаюсь, но… никогда не посмею тронуть себя сам, потому что… я только для вас, милорд, для ваших рук».

«Всё верно, Вонючка, только для моих рук, то-олько…» – и упоительные, неспешные прикосновения вытягивают из него разум вместе с беспомощными стонами, вместе с конвульсивной дрожью выгнувшегося тела…

– Я не смею сделать это своими руками. Это тоже не смею… – прошептал Вонючка, стиснув виски – в ужасе от того, что чуть не натворил. – Ты права. Я не смею. Я только… я был… – страшное, страшное, безысходное слово, – только для Его рук.

Неожиданный порыв ветра заставил Вонючку встряхнуться: сосредоточиться, загнать эмоции вглубь. Голова прояснилась, и теперь он с холодной расчётливостью продумывал варианты. Как уйти, не нарушая запрет? Что хочет услышать Эта?

Решение пришло почти мгновенно: в таких больших городах постоянно происходят несчастные случаи, так почему с ним не может? Если случайно попасть под машину, или нарваться на компанию пьяных подростков в подворотне… Это ведь не «своими руками»?..

– Хорошо, – Вонючка поднял голову и решительно посмотрел на девушку, – я буду жить ради тебя. Не выдавай меня Этим.

Луиза счастливо заплакала, засмеялась, бросилась ему на шею – и не заметила, как болезненно прикрылись глубоко запавшие глаза и как шевелятся испачканные её кровью губы. Непрерывно и беззвучно, в горькой молитве божеству, которое давно заменило собой Утонувшего Бога: «Простите меня, простите, милорд, я уже скоро, пожалуйста, простите, простите…»

Комментарий к 21. Балласт на асфальт (2) За сцену на крыше большущее спасибо соавтору! Хоть я и переработал концепт в сторону того, что Вонючка не знает ни жалости, ни сочувствия, основа – её)

Иллюстрация и музыка: https://vk.com/wall-88542008_2601

====== 21. Балласт на асфальт (3) ======

Комментарий к 21. Балласт на асфальт (3) !!! АХТУНГ

В предыдущие главы добавлены два кусочка про героинь: небольшое раскрытие личности Луизы (от соавтора): https://ficbook.net/readfic/4797678/17320714 и про Донеллу в плену (от меня): https://ficbook.net/readfic/4797678/17551072

Они очень желательны для понимания того, что в этой главе) Кому лень искать в главах – они оба здесь: https://vk.com/wall-88542008_2627

Enjoy~

Две недели в лесной башенке мало что оставили от Рамси Болтона. То, что затащилось в бар на окраине Норсбрука, было истощено и глазасто, с неподвижным мёртвым взглядом и неистребимой дрожью рук. За эти несосчитанные дни Рамси не стал здоровее ни телом, ни душой; цель и злой хищный разум – вот всё, что в нём осталось, хотя последний и давал уже сбои.

Посылки надоели ему раньше, чем закончились пальцы – они смердели невыносимо, хоть Рамси и выволок труп на улицу: осень выдалась затяжной, выпадавший снег всё никак не задерживался. Но Хорнвуд, видимо, уже дошёл до кондиции: согласился с местом и временем встречи безропотно, хоть и навряд ли питал иллюзии, что с телефона благоверной пишет она сама. Приведёт тайком охрану, выставит засаду – Рамси знал это наверняка. Потому и выслеживал сейчас Хорнвуда на единственно возможном подступе, где удалось бы его перехватить. Для верности Рамси ещё раз проговорил план своему отражению в пивном стакане – не вслух, конечно: не совсем же он свихнулся. Разве что самую малость, и то от недостатка общения…

Пару раз он, помнится, ловил себя за беседой с едва видным силуэтом в глубине грязного ветрового стекла: кривой, сутулый и лохматый, тот напоминал ему Вонючку. Иллюзия рассыпалась, только когда Рамси, протянув навстречу руку, натыкался на её могильно-холодное отражение. На пальцах оставалась крошащаяся грязь. А внутри лениво колыхалось, переплёскивая за край, что-то тёмное и разъедающее, что-то вроде тоски.

Рамси то и дело замечал своего питомца в тусклых оконных стёклах – мельком, краем глаза; улавливал его очертания в собиравшихся по углам тенях. Поэтому он почти не удивился, когда увидел Вонючку в телевизоре, бормотавшем над барной стойкой. Только по привычке остановил на нём взгляд, завороженно рассматривая очередную галлюцинацию.

«Этот храбрый паренёк, сплошь покрытый шрамами, пережил такое, чего не представится вам и в кошмарном сне… – доносились обрывки дикторской трепотни сквозь звон стаканов и музыку. – Его зовут Теон Грейджой, десятилетним ребёнком он потерял всю свою семью…»

– Грейджои – это ж эти, пираты бешеные, – пояснил сидящий поблизости работяга своему собутыльнику. – Вишь, как зыркает?

Под самым горлом тяжело бултыхнуло – то ли сердце, пропустившее удар, то ли застрявший вдох. Ледяные пальцы слепо скребнули стол. Люди тоже это видят. Оно настоящее. Настоящее.

Вычерненные кругами глаза – просто прозрачные, без оттенка неба – распахнулись широко и потерянно. Это же…

«…и затем шесть лет провёл в настоящем седьмом пекле…»

…Вонючка. Одетый в больничную одежду, коротко постриженный…

«…терапия помогла, Теон вспомнил своё имя…»

…Вонючка без ошейника…

«…забыл рабство и ненавистного мучителя, как страшный сон!»

…Вонючка с решительным и злым видом что-то возмущённо выкрикивает…

«…и больше никому не позволит поставить себя на колени».

Вонючка?..

«…заканчивает курс реабилитации в центре психического здоровья в Норсбруке и скоро начнёт свою новую, свободную жизнь – несломленный Теон отвоевал для себя этот шанс, отстоял своё право быть Теоном!»

«Нет, я Вонючка, Вонючка!» – обнажались в отчаянных выкриках острия зубов – из-за этого отступления от сценария видеоряд и пустили без звука. Но Рамси не умел читать по губам.

Голову повело по кругу – схватиться, удержаться! – всё летело кувырком, как тогда, в опрокинутом вертолёте. Но вместо того, чтоб ухватиться за край стола, Рамси потерянно замер, ссутулясь, в своём крошащемся чокнутом мирке. Выжил?.. Как он мог выжить? Обмякшее тельце без пульса, кровавый ком на виске, ползущая вширь лужа вокруг головы…

«Врачи сотворили настоящее чудо, но они признаются, что не справились бы со страшными психическими увечьями, если бы Теон им не помогал».

Рамси таращился неподвижно и круглоглазо. Облик, с первого взгляда казавшийся родным – таким принадлежащим, – всё никак не воспринимался целиком, дробился на части, на детальки. Полузажившая проплешина от пули. На скуле – розовый рубец от осколка гранаты. На голой шее – шрамы от ошейника. Никаких сомнений: он.

И никаких эмоций.

Не было радости, даже если бы Рамси оставался на неё способным.

Не было боли: боль уже просто выгорела и исчерпалась до дна.

Была только кристально ясная мысль: «Это больше не Вонючка». И усталость, безнадёжная грузная усталость, будто все бессонные ночи разом навалились одуряющей тяжестью.

А ещё было… пожалуй, удивление. Брезгливо-горькое удивление, как при виде чучела, которое набили из трупа любимого пса.

На экране был Теон Грейджой – кто-то холодный и чужой в переодетом подлатанном теле Вонючки. Без драгоценной души, любившей хозяина, – это ведь просто говорящий труп…

Рамси вспомнил про Хорнвуда, только когда увидел охранников, идущих обратно: по перекрытому на ремонт проулку не проехать было на машине. Мысль «упустил» была равнодушной и отстранённой.

Он отодвинул стакан, бросив последний взгляд на телевизор, уже мельтешивший рекламой. Встал из-за стола и размеренно прошагал к двери. И, вынимая на ходу пистолет, с тихой неживой улыбкой вышел навстречу южанам.

– Мы должны выдвигаться на Дредфорт! Сегодня! – хрипловатый бас Кируса перекрыл остальные голоса; военный совет в столовой пайрской базы выдался ранним и очень шумным. – Войска давно готовы, и…

– И что вы там предъявите?! – жилистый крепыш из охраны покойного Русе привстал, чтоб казаться выше; отряды сидели по разные стороны стола, будто противостоя. – Без законного лорда нас воспримут как ещё одних узурпаторов власти! А то и мародёров! Там не меньше войск, чем у нас, и они подчиняются Хорнвуду – будет бойня!

– Он копает под нас! – рыкнул Кирус, нервно стукнув по столешнице. – Если Любана не выкрала этой ночью документы из архива, сведения о ваших родных уже у него!

Местные и дредфортские офицеры недоверчиво загудели: им ещё не сообщали последних данных разведки. Как пружина на взводе, Кирус напрягся, сжав кулаки, под их тревожными взглядами – ссутуленный, с запавшими глазами, он не излучал уже прежней уверенности.

– Поэтому надо ехать в Норсбрук! – настоял ещё один боец Первого Отряда. – Лишить их управления, разбив Хорнвуда и южан, и тогда уже…

– У нас есть новые сведения, – Кога, шептавшийся всё это время с Варешей, приподнял руку – таким небрежно-самоуверенным жестом, что это совсем не выглядело по-школьному; несколько человек, замолкнув, повернулись, и он кивнул своей невесте.

– Две с лишним недели назад южане захватили по наводке кого-то из наших, приняв за господина Рамси, – подала голос Вареша – «тонкая-звонкая» в подогнанной по фигуре болтонской куртке, ужасно серьёзная в контраст к милой внешности. – Ребята из дредфортского сопротивления перехватили их на обратной дороге, но поняли, что это не он. Парня доставили в больницу в Эйле, он был в тяжёлом состоянии… Если он ещё жив, то может что-то знать! – Вареша запнулась. – Отчего-то же они допустили мысль, что это Рамси Болтон…

На какие-то секунды стало тихо. «Девка сплетен насобирала», – вполголоса буркнул кто-то и икнул от тычка в бок.

– Бред, он не может быть жив! – донеслось от зашумевшего Первого Отряда. – Вдова Бэкстона сама видела трупы!

– Тот пацан может что-то знать, – заявил Кога. – Если добудем доказательства, что Болтонов убили люди Хорнвуда, это будет только на пользу делу!

– Вы отправляетесь в Эйл, – подумав, распорядился крепыш-первоотрядовец. – Мы ждём от вас новостей и потом уже выдвигаемся. – И подчеркнул с нажимом: – На Норсбрук.

– На Дредфорт! – подался вперёд Кирус; Ноздря аккуратно потянул его назад:

– Сперва в Эйл, а там посмотрим! Идём собираться быстрее…

Кирус дёрнул плечом, сбрасывая его руку, но промолчал и поднялся – резким, порывистым движением.

– Они сами собираются присвоить армию – вот и подозревают в этом нас, – выплюнул он уже на улице: остатки Второго Отряда и Вареша покинули столовую одной сплочённой группкой.

– Да ну, какие из них захватчики власти? – отмахнулся Ноздря. – Цепные пёсики старого зануды, ни фантазии, ни амбиций…

– Параноишь ты, дружище, нервы сдают, – добродушно добавил Волчий Хрен. – Из-за снов плохих, что ли? Орёшь вон каждую ночь…

Кирус дёрнул головой, мрачнея ещё больше; раз уже сотый за утро проверил свой камуфляжный клёпаный «кирпич» – экран был всё так же пуст.

– Ты чего упёрся-то с Дредфортом? – пробасил молчавший всё это время Парус. – Вчера ж согласен был на Норсбрук ехать. Мы с тобой уж не стали спорить при всех…

– У тебя в логове врага не сидит жена и шиложопый сын, – огрызнулся Кирус; не с первого раза попал телефоном в карман: руки дрожали.

– Так Штефан вроде ж и не сын тебе, – ляпнул в своём обыкновении Кога – и, не успела Вареша шикнуть, как тяжёлый удар в челюсть сбил его с ног.

– Твою мать… – только и выронил, отшатнувшись, Волчий Хрен; Кирус отряхнул руку и быстро ушёл вперёд.

Лорд Хорнвуд явно волновался. Ёрзал на сиденье машины, утирал пот, а когда вышли – непрерывно оглядывался по сторонам. То ли предчувствовал что-то, то ли сам по себе уже дошёл до ручки, как и говорил Крэгг, – но инструкция у его охраны была чёткая: ненавязчиво устраниться на подходе к месту встречи. Даже если будет хватать за руки, даже если будет истерить и угрожать: угрозы человека, которого через пять минут убьёт Рамси Болтон, уже ничего не значили. Ну а дальше всё просто: дождавшись развязки, пристрелить болтонского ублюдка и принять сокрушённый вид – мол, пытались защитить, а только отомстить получилось! Толстяк уже отработал своё, передал южанам ключевые посты в армии – дальше он только мешал бы…

– Нам нужно отойти на минутку, милорд, за вами присмотрят вон те двое… – и быстро, быстро отступать, пока Хорнвуд заоглядывался…

Болтон встретился им возле полуподвальной забегаловки с отколотой вывеской. Вышатнулся оттуда, страшный, с совершенно чокнутым видом – по этой чокнутости пацана и распознали, да по форменной куртке: со своими мордатыми фото он не имел уже ничего общего. Один южанин подмигнул, другой кивнул, усмехнувшись; они отступали к машине медленно и осторожно, держа на виду руки: начнёт перестрелку – испортит весь план. Болтон посмотрел на них… как на часть своих глюков, что ли. А затем развернулся и побрёл туда, где его ждал Хорнвуд.

В эту часть подвала Луиза ещё не забредала. Ей всегда больше нравились светлые и просторные места, чем катакомбы под больницей, но сегодня ноги несли её сами, пока в мыслях раз за разом звучал разговор, услышанный случайно под дверью гардероба: «Да мне Кнопка пол-курсача сделала, ну, Лу которая», – «Ого! Ты после такого обязан жениться!» – «Да ну, сдалась мне эта сфера в вакууме, проще перепрыгнуть, чем обойти…»

О людской неблагодарности Луиза, конечно, была осведомлена, да и о своей фигуре тоже – но заходить переодеваться, пока там Эти… (употребив невольно словечко Теона, она слабо улыбнулась) – как-то не хотелось. Шмыгнув носом, она уже который раз вздохнула о собственной слабовольности, – и, сжав кулачок, решительно пообещала себе больше никогда не помогать таким людям. Отлично понимая, что всё равно сдастся при первой же просьбе…

Луиза осознала, что забрела слишком далеко, только когда светлый кафель стен сменился кирпичной кладкой, а санитарки с гремящими тележками почти перестали попадаться на пути. Поёжившись от зябкой сырости, она собралась было повернуть обратно – когда услышала вдруг впереди, искажённый эхом, знакомый голос…

– Некоторые нарушения ещё сохраняются, но он уже вполне… Да. Вывозим сегодня, всё как договаривались, – это явно был профессор Нимур! «Хорошая девочка» тихо попятилась: мало ли какие секретные дела могут быть в такой деликатной сфере, как психиатрия… – …Он будет в зелёной камуфляжной куртке с капюшоном, – и Луиза застыла на полушаге.

Такую куртку – от отца – она принесла Теону для прогулок на улице! А значит… значит… Как это – вывозить? Куда, зачем?!

Неподалёку громыхнули дверцы лифта, и пожилая раздатчица с тележкой направилась в сторону Луизы:

– Заплутала, чтоль, дитё?

– Я тут работаю, в острых психозах! – отозвалась та, едва совладав с голосом, – и поняла, что выдала себя: из бокового коридора донеслись шаги.

– О. Луиза… Значит, судьба. – Профессор Нимур подошёл, пряча телефон. – Идём, есть важное дело…

Приобняв оторопевшую студентку за плечи, он повёл её дальше вглубь подвалов – под неодобрительным прищуром раздатчицы. Луизу так и прошибло холодом: даже язык не повернулся спросить, что происходит, или оправдаться за то, что подслушивала… Она с каждой секундой всё яснее предчувствовала непоправимое – и профессор Нимур подтвердил её догадки первой же мягкой фразой, что выбила весь воздух из груди:

– Настало время прощаться с Теоном, Луиза. Сегодня его заберут родственники.

В подвале разом стало темнее – будто погасла пара ламп, мигавших под потолком, – и выщербленный пол, казалось, покачнулся под ногами. «Почему?» – так и не вытолкнулось из пересохшего горла, а профессор продолжал:

– Ему опасно находиться здесь из-за тех людей, которым он заступил дорогу, пока был с Болтонами. Нам надо тайно вывезти его из больницы, пока они не перешли в открытое наступление. Я уже договорился обо всём, но Теон наверняка будет бояться и создаст сложности… Ты поможешь? Кто-то должен его сопровождать, а тебе он особенно доверяет, как я заметил.

Только сейчас Луиза почувствовала, как глаза защипало от слёз: воспользоваться его доверием, их близостью – для того, чтобы разлучить их? А пустая и лёгкая, как воздушный шарик, голова уже сама собой дёрнулась в послушном кивке: ну разве может Луиза Хопер, такая примерная ученица, отказать научному руководителю в помощи с пациентом?..

– Отлично, – улыбнулся профессор. – Я в тебе не сомневался. Мы вывезем Теона на машине скорой помощи в городской парк: в людном месте меньше возможность на него напасть. Ему придётся лежать на носилках под простыней, с подключенной аппаратурой: оформим всё как перевозку тяжёлого пациента в другую клинику, чтобы пройти мимо охраны. После интервью они настороже, ждут нападения Грейджоев…

Луиза слушала, кивала, запоминала. Даже, кажется, пролепетала, что план хорош. А внутри у неё было пусто и холодно – ещё холоднее, чем в больничных катакомбах. И очень, очень сильно хотелось на улицу, к свету. Но разве поможет какой-то другой свет, когда её лишают собственного солнца?

«Вот эгоистка, ему же будет лучше с родными! И безопаснее! Соберись, соберись!» – ругала Луиза себя, но это не помогало. Она не помнила, как профессор вывел её в «обитаемую» часть подвала, как она побрела переодеваться для дежурства… Не помнила даже, разрыдалась ли, оказавшись наконец одна в гардеробе. Луиза помнила только точное время, когда Теон должен быть готов к перевозке.

Почувствовав на себе взгляд, Робб Старк поднял голову. Стоявшая перед ним сестра была будто бы его отражением: тревожно-растерянная, точно так же вцепившаяся в свой телефон.

– Робб, это не она пишет. Уже давно не она, – это прозвучало так просто и отчего-то так жутко, что мурашки поползли по спине. – Я чувствую, что-то случилось. Кажется, Донеллы больше нет… – Санса вдруг заплакала, опустив руки – беззвучно и горько, как тихий ребёнок.

– Не говори так! – Робб порывисто стиснул голову. – Я найду её! Сегодня.

– Ты что-то знаешь, да?.. – Санса приблизилась вплотную, требовательно заглянула в глаза.