Текст книги "Симфония боли (СИ)"

Автор книги: Ramster

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)

– Если бы была хоть одна возможность это не делать, я бы не сделал.

– Кирус был лучшим профессионалом, – не отводя от Коги взгляд, добавил Рамси. – Возможностей – не было. И я, кажется, знаю причину. Мне сказали сегодня, на его телефон был звонок от Любаны… В то время, когда она была уже убита. Ребята так и не поняли, что это, но… Похоже, шантаж. Моя жизнь взамен на её.

Вжавшись в противопролежневый матрас, Кога медленно отрицающе мотал головой. С болью, с горькой болью от того, как что-то рвалось, рушилось – и едва ли причиной была сползшая повязка на месте трахеостомы, из-под которой ленивой струйкой поползла между ключицами кровь.

– Я хочу, чтоб это было тайной, – сказал наконец Рамси, будто вынося вердикт. – Всё это. Имя Кируса останется чистым, несмотря на то, что он выбрал. А Вонючка останется чист перед отрядом. Думаю, это честный обмен.

– Да пусть они оба катятся в седьмое пекло! В двадцатое пекло! Или ещё подальше! – вряд ли сейчас кто-то назвал бы Луизу Хопер милой и безобидной, когда она, злобно пыхтя и ругаясь под нос, промчалась к выходу, распугивая коллег и пациентов одним только взбешённым взглядом. – Заколебали! Грёбаный ублюдок и Теон, скачущий перед ним, как ш-шавка! Да чтоб я ещё раз!

– Леди, послушайте, леди!

Рывок за плечо остановил её уже за дверью холла – краем глаза Луиза заметила мужскую пятерню в чёрной кожаной перчатке. И, медленно повернувшись, смерила смельчака убийственным взглядом.

– О-о-о-о, семеро утонувших боженек, кто бы это мог быть? – ядовито пропела она. – Ещё одна шавка Болтона? И что же господин лорд хочет от меня? Заткнуть мне рот? Убить? – Она широко раскинула руки, вырываясь из захвата болтонского молодца: – Вперёд!

Парнишка – едва ли старше двадцати – нервно повёл плечами под взглядом Луизы и отступил на шаг.

– Ну, что вы, леди, зачем вы так? – понурившись, произнёс он. – Я сам за вами пошел, и я не шавка.

Луиза шумно выдохнула через нос в тщетной попытке успокоиться и, сложив на груди руки, с вызовом приподняла бровь:

– И зачем же ты пришел? – Взгляд, скользнувший по несуразной тощей фигуре, невольно смягчился: – Как тебя зовут, не-шавка?

– Гриш.

Луиза приподняла бровь ещё выше, хотя только что была уверена, что уже достигла предела.

– Когда я вступил во Второй отряд, мои документы были уничтожены, – пояснил парнишка. – Осталось только прозвище, как и у остальных.

– Как мило, – фыркнула Луиза. – Так что же ты хотел от меня, Гриш? – она подчеркнула голосом его кличку.

Развернувшись на ступеньках спиной к больнице, Луиза поёжилась под взглядом проходившей женщины в пуховике и потёрла друг о друга руки – сплошь в мурашках под тонкими рукавами халата. Не стоило всё-таки вот так без куртки выбегать на улицу… Но в тот момент она была в таком бешенстве, что всё было абсолютно по барабану. Гриш всё мялся – и, неловко переступив по заснеженному граниту шуршащими бахилами, Луиза нетерпеливо вздохнула.

– Я несколько раз видел вас, – наконец признался болтонский молодец. – Там, около палаты господина Рамси и господина Вонючки.

– И? – враз закипая с новой силой, процедила Луиза.

Замечательно! «Господин Рамси и господин Вонючка»! Зашибись просто! Можно было бы в анекдоты записывать, не будь этот болтонец так трогательно серьёзен. Ещё и видел у палаты. Ох-ре-неть! Теперь расскажет всем своим, как дурочка-медсестра на господина Вонючку слюнки пускала?

Гриш смутился ещё больше и, похоже, вообще уже жалел о начатом разговоре:

– Я просто хотел сказать, что вы неправы! – решившись, выпалил он.

«Несите книгу рекордов», – только и подумала Луиза, когда левая бровь помимо её воли приподнялась ещё выше.

– Неправа? Я? – вкрадчиво уточнила она, потирая ладони.

Гриш молча шагнул вперёд, снимая куртку, – форменный чёрный свитер сделал его ещё несуразнее и худее – и укутал Луизу; левая рука, словно невзначай, задержалась на её плече.

– Вы наверняка думаете, что наш шеф – ублюдок и садист, который мучает Вонючку, – твёрдо начал он, не обратив внимание на изумлённое «спасибо». – Вы считаете, что шеф только им пользуется, что ему самому наплевать? – Гришу не нужен был кивок, чтобы продолжить: – Но вы не были с ним тогда, когда он думал, что Вонючка мёртв, что Болтон-старший убил его. А я был.

Гриш осторожно развернул притихшую Луизу и повёл вниз, к улице, жмурясь от солнца и яркой белизны неубранного снега.

– Он не то что сходил с ума, он просто… – болтонский молодец на несколько секунд замолк, подбирая слова, и Луиза улучила момент разглядеть его: невысокий, в общем-то, худой горбоносый парнишка казался очень серьёзным – словно ему действительно было важно объяснить. – Шеф просто… умирал в агонии. Будто, знаете, бешеная собака, насаженная на вилы. До последнего грызёт древко. Это очень страшно было, – дрогнув, признался Гриш.

Луиза остановилась и взглянула на него. Карие глаза собеседника, казалось, искали в её лице признаки сочувствия, но пока это было выше её сил.

– Но он ведь просто… палач, – Луиза беспомощно приоткрыла рот, пытаясь подобрать нужные слова. – Вы же видите, что он с Теоном сделал? Превратил его в безвольное животное… – она натянула рукава на ладошки и спрятала в них нос. – Почему вы… Как вы вообще терпите его?

– Умеем видеть за ненавистью боль? – неуверенно предположил Гриш.

– А за бешеной собакой на вилах – человека? – горько усмехнулась Луиза, качая головой.

– Да! – неожиданно твёрдо и радостно отозвался Гриш, будто услышав именно то, что пытался сказать; Луиза едва ли заметила сжавшиеся на своём плече пальцы, завороженная этой непоколебимой, отчего-то даже трогательной убеждённостью. – Никто не может исправить прошлого, маленькая леди. Поэтому мы живём настоящим, а в настоящем эти двое любят друг друга больше жизни, и зависят от друга, будто в симбиозе, и… просто умрут, если их разлучить. А перед этим сожгут к хренам весь Север, – Гриш неумело пошутил, улыбнувшись напоследок совсем беспомощно.

Луиза только и смогла, что дёрнуть уголком губ.

– Я… мне сложно такое принять, – ответила она, поджав плечи. – Почему ты решил мне рассказать всё это?

– Я просто видел вас там, видел, как вы переживали… – Гриш почесал в затылке, помялся, умоляюще глядя на неё, и внезапно выпалил: – А ещё вы такая красивая, когда волнуетесь или сердитесь. Нет! Не подумайте, что только тогда! Вы вообще очень красивая! – его голос затих под изумленным взглядом Луизы. – Вы знаете, меня, наверно, господин Рамси ищет. Приятно было поговорить! – Гриш попятился и рванул обратно к больнице прежде, чем Луиза успела хоть что-то сказать.

– Красивая? – шокированно повторила она, глядя вслед убегающему болтонскому молодцу, – и неожиданно рассмеялась.

Кто бы ни придумал болтонскую униформу и какие бы ни преследовал цели – она получилась тёплой и удобной. Луиза куталась в бронированную стёганую куртку, засунув озябшие ладони в карманы, и просто шла вперёд – без цели, без мыслей. Она даже почти не удивилась, опять увидев перед собой взъерошенного от беготни Гриша…

– Знаете, леди, – решительно пропыхтел он, не обращая внимания на насмешливый взгляд. – Вонючка ведь уже не собака и не раб. Шеф ему недавно паспорт выдал и личным телохранителем назначил!

– И ты вернулся это сказать, – с невольной улыбкой уточнила Луиза, – потому что я красивая?

Гриш что-то невразумительно буркнул и ретировался, на этот раз окончательно. Впрочем, ему ещё куртку добывать обратно…

В больницу прямо сейчас возвращаться не хотелось, и Луиза двинулась вниз по улице, не обращая внимания на взгляды редких прохожих. Нечасто увидишь на пышечке пяти футов ростом и в очках куртку болтонских головорезов поверх белого халата, ну да и не важно…

Паспорт… Неделю назад она видела, как Болтон протянул Вонючке какой-то тёмный свёрток и благодушно потрепал за загривок в ответ на восторженный взгляд. А потом Вонючка появился в болтонской униформе. Тогда Луиза с отвращением подумала, что Рамси просто решил принарядить живую игрушку под свой извращённый вкус, а то и просто издевательски пошутить, но… Но что если это было не так? Что если это было проявлением взаимной любви?

Все ещё мерзкой, больной, непонятной, но любви.

На мобильный всё время кто-то трезвонил. Наверное, девочки с поста, а то и дежурный врач, если перед ним не прикрыли – она ведь не говорила, что уйдёт надолго… Но Луиза уже раздала утренние таблетки, и острое чувство долга пока не гнало её обратно.

Вонючка так сиял от гордости, расправляя плечи под броневыми накладками, трогая кончиками пальцев ремешки портупеи… Под шокированными взглядами старых-новых товарищей, под их неловкие, но всё более и более громкие поздравления.

И если он был счастлив, то как Луиза могла его судить?

Память, будто ехидная служанка, угодливо подсовывала и другие воспоминания.

И если быть совсем честной… Где-то в глубине души Луиза поняла всё уже с первых самостоятельных шагов бледно-зелёного после операции Болтона. Когда он, едва передвигая ноги, позволял Вонючке страховать себя – он любил. Потому что никому другому явно не разрешил бы этого и никого другого рядом не потерпел бы. Только Вонючка мог осторожно подставлять руки, трепетно, как подающий лапу пёс, готовясь подхватить, если хозяин оступится. С таким тревожным и счастливым взглядом, будто на божество, которое вдруг обрело хрупкий человеческий облик, но божественности не потеряло.

Луиза мельком кивнула случайному знакомому и вместе с ним зашла в гипермаркет. Перекинулась парой ничего не значащих фраз и с удовольствием затерялась в стеллажах. Хотелось немного взбодриться, и десяток внезапных покупок – это именно то, что доктор прописал.

Когда он возил Болтона на каталке на перевязки, это было даже забавно. И не будь Луиза так зла и зациклена на своём разбитом сердце, она бы посмеялась. Теон, нет, Вонючка катил хозяина с видом сдающего экзамен ученика автошколы, у которого на случай пробки в кармане припасена граната. «Разойдитесь, пожалуйста!» – говорил он, опасливо глядя исподлобья, но его почему-то слушались. И он ни разу не доверил это занятие кому-то другому, пока Болтон наслаждался покатушками и не стесняясь горланил на всю больницу ужасно раздражавшие Луизу благоглупости.

– Спасибо, – улыбнулась она, отсчитывая монеты за капучино; избавившись от пустых сахарных пакетиков, вышла на улицу и сделала большой глоток.

Приятная сладость наполнила рот, заставив прикрыть глаза от ощущения тепла и уюта. Хорошо! Воздух кристально звенел, мороз кусал уши, щёки и нос, солнце отражалось от снега и слепило глаза – и Луиза невольно улыбнулась. Это была настоящая зима. Северная.

Пару раз Луиза видела, как Вонючка поднимал уставшего Рамси на руки, и с отвращением отворачивалась. Но разве она реагировала бы так же, будь на месте Теона кто-то другой?

Нет.

Вонючка смотрел на Болтона с восхищением религиозного фанатика, с обожанием преданной собаки. Но хотела бы Луиза, чтобы он смотрел так на неё?

Нет.

Её пугала эта зависимость. Она хотела исправить его, привести к облику «нормального» человека, с которым возможны отношения, основанные на взаимном уважении и привязанности. Она хотела его изменить. Пусть прикрываясь благородными мотивами, но всё же изменить.

А любимых людей не меняют. Их просто принимают. Впрочем, Вонючке, уже изменённому когда-то до неузнаваемости, всё равно было плевать на стандарты любви Нормальных Людей.

Теон – Вонючка – не принадлежал Луизе, не нуждался в её спасении и исцелении, в любви – тоже. Глупо было не принимать это, понимая. Глупо было держаться за него. Глупо. Но кто не делает глупостей?

Теряя с ног обрывки больничных бахил, Луиза с каждым шагом вперёд осознавала, что она больше не привязана, что она вольна жить без боли за Теона. Что она может наконец принять его выбор и отпустить без сожаления.

Луиза глубоко вдохнула морозный воздух. Свобода больше не горчила в горле – только расправляла ссутуленные плечи, и перед глазами вместо чёрной безнадёги наконец разворачивался целый мир – с заснеженными деревьями и домами, стремящимися в ясное небо, со спешащими по своим делам пухло одетыми людьми, – мир, готовый впустить её и дать на выбор сотни дорог.

Луиза усмехнулась, остановившись отпить кофе. Это же надо, «красивая»…

…Ведь конец старого пути – это просто начало нового.