Текст книги "В поисках будущего (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 41 страниц)

– Пожалуйста, никому не говори, – умоляет она секунду спустя и выглядит совершенно отчаявшейся. – Пожалуйста. Никто не знает…

– Разве ты не должна была сказать, ну, не знаю, его отцу? – я не могу остановить свой грубый тон. Это получилось автоматически. Мария выглядит униженной и еще более напуганной, и она смотрит на меня так остро, словно проверяет, не знаю ли я что-то. Наконец, она отворачивается. – Я даже не знала, что у тебя есть парень, – продолжаю я, немного сбавляя резкость.

– Он не мой парень, – бормочет она.

– Тогда кто? – требовательно спрашиваю я. Теперь я очень серьезна.

Она смотрит на меня, и ее глаза все еще на мокром месте. Она совсем мне не доверяет и точно не должна. Но это мой кузен, черт возьми, так что лучше бы ей признаться.

– Никто, – наконец шепчет она. – Это неважно. Я даже не знаю, что сделаю.

– Что? – о, черт, нет. – Ты не серьезно. Ты не можешь просто… решить что-то в этом роде и не сказать ему!

– Это не твое дело! – выкрикивает она и теперь выглядит больше сердитой, чем отчаявшейся.

– Это мое на хрен дело.

– Почему? – требует она и тяжело смотрит на меня, как будто пытается запугать. Это не срабатывает, конечно, потому что я точно знаю, что она делает. Она пытается понять, знаю ли я. Она хочет, чтобы я сказала это, а я не скажу. Я просто смотрю на нее таким же тяжелым взглядом.

– Скажи ему, – твердо говорю я. И я это серьезно.

Мария недовольно смотрит на меня, но вдруг решает, что это того не стоит. Она знает, что уже и так подставилась, поэтому перекидывает сумку через плечо и протискивается мимо меня, ужасно торопясь поскорее сбежать. Я смотрю на ее отражение в зеркале, пока она выходит в дверь. Я не знаю, что думать и что делать. Смешно даже, как внезапно все перевернулось и стало настоящим.

И это будет полная катастрофа…

Даже не думая об этом, я выхожу из туалета и иду по коридору. Он теперь заполнен учениками, потому что все торопятся на первый урок. У меня зелья, а подземелья где-то в миллионах милях отсюда. Я иду ровным шагом – не слишком быстро, не слишком медленно. Я игнорирую всех, кто пытается привлечь мое внимание взмахами руки, улыбками, приветами. У меня ни на кого из них нет времени. Мне нужно кое о чем позаботиться, и сначала разберемся с важными вещами, это срочно.

Большинство моих одноклассников уже внизу, когда я быстро и выверено спускаюсь по лестнице. Воздух здесь довольно холодный, но я с трудом замечаю это. Лидия растерянно смотрит на меня, пока болтает с Майклом Доунером. Я тут же вспоминаю, что обещала ей вернуться к завтраку. Такое ощущение, будто это было миллион лет назад, а ведь прошло лишь несколько минут. Я игнорирую ее и всех остальных. Хьюго и Аманда стоят отдельно от других в противоположной стороне коридора. Они видят, что я иду, и ни один из них не двигается, пока я приближаюсь к ним. Наконец я подхожу, становлюсь перед ним и решительно упираю руки в бока. Нет никакого смысла ходить вокруг да около.

– Она беременна.

Хьюго ничего не говорит. Он просто падает спиной на стену и смотрит себе под ноги. Я жду от него хоть какой-то реакции, но нет. На его лице никаких эмоций и, кроме того, что оно немного побледнело, других изменений в нем нет. Я смотрю на него, ожидая хоть чего-то, но ничего не происходит.

– Ты меня слышал? – требовательно спрашиваю я, суживая глаза. – Она беременна.

– Тс! – шипит Аманда, глядя мне за спину, где, как я знаю, на нас пялятся остальные. Они слишком далеко, чтобы слышать наш разговор, но, уверена, они жадно нас разглядывают. Мне плевать.

Я игнорирую Аманду и продолжаю обращаться к Хьюго:

– О чем ты нахер думал? Боже, как ты мог быть таким идиотом?

– Заткнись, Лили, – злобно выкрикивает Аманда, и, когда я смотрю на нее, она буравит меня взглядом еще сильнее, чем обычно. Для нее это просто повседневный взгляд, но сейчас она выглядит так, будто действительно меня ненавидит.

И это взаимно.

– Не смей говорить мне «заткнись», – отвечаю я. – Это не имеет к тебе отношения!

– К тебе это тоже не имеет отношения!

– Я с тобой и не разговариваю! Я пытаюсь поговорить с моим кузеном! – я специально выделяю последнее слово, чтобы напомнить ей, у кого больше прав волноваться за Хьюго.

– Ты ведешь себя с ним, как сука, – твердо отвечает она. – Отстань от него.

– Назови меня сукой еще раз, и, клянусь, это будет последним, что ты произнесешь в своей жизни, – я с вызовом смотрю на нее, сузив глаза, но она не отказывается от подначки.

– Сука.

Она говорит это четко и ясно и приподнимает брови, напрашиваясь на мою реакцию. Она знает, что я ничего не сделаю, потому что я не хочу, чтобы меня исключали из-за чего-то такого мелкого и тривиального как Аманда Лонгботтом. Но все же, я стискиваю пальцы в кулак, чтобы сдержаться и не снять с нее идиотский скальп. Ей повезло, что у меня для этого слишком много достоинства.

– Твои родители спятят, – говорю я, снова обращаясь к Хьюго и игнорируя эту зануду рядом с ним.

Он выглядит оцепеневшим или типа того. Все еще не подает признаков того, что слышал меня, не то, что ответа. Аманда осторожно гладит его по спине и воркует, как с младенцем.

– Они поддержат тебя, – уверяет она, и просто смешно, насколько это неправда. – Все будет хорошо, Хьюго, – тихо говорит она.

– Нет, не будет, – правдиво отвечаю я, отказываясь подслащать пилюлю. – Они просто умрут. А потом убьют тебя.

– Нет, они этого не сделают, – спорит она, больше чтобы достать меня, чем его.

– Ты их даже не знаешь, – замечаю я, и она злобно закатывает глаза.

– Я знаю их всю мою жизнь.

– Ну, они – наша семья, – шиплю я, придвигаясь ближе к Хьюго. – И как бы тебе не хотелось верить в обратное, ты не ее часть.

Аманда открывает рот, чтобы что-то сказать, но ее прерывает Хьюго, который впервые заговаривает:

– Просто заткнитесь, ладно? – горько говорит он, оглядывая нас и стену за нами. – Вы обе. Боже.

Он больше ничего не говорит, а просто проходит между нами и идет в кабинет, который уже открыт. Наши одноклассники все еще с любопытством нас разглядывают, задаваясь вопросом, что происходит. Мне внезапно хочется их всех проклясть. Но больше всех – Аманду Лонгботтом.

– Не влезай в это нахер, – твердо говорю я.

– Ты, – ровно отвечает она, – иди к черту.

А затем она в прямом смысле трясет волосами и раздражающе ровным шагом идет за Хьюго.

Клянусь. Я клянусь, я ее убью.

========== Глава 12. Дом семьи Уизли. 18 ноября ==========

Дорогие мама и папа,

Я долго думал, следует ли мне писать это или нет. Часть меня боится, потому что я знаю, как вы оба будете разочарованы. Но другая часть меня знает, что лучше вы услышите это от меня, чем от кого-либо другого. И я хочу, чтобы вы знали: мне очень жаль, что я доставляю вам столько проблем, и я никогда, никогда не хотел, чтобы это произошло. Короче, вот в чем дело.

Есть одна девушка в школе, Мария Мартинес. Я не очень хорошо знаю ее на самом деле, но, исходя из того, что знаю, она очень милая и дружелюбная и кажется хорошим человеком. Пару месяцев назад я совершил большую ошибку и сделал то, чем не горжусь. Теперь Мария беременна, и я совершенно уверен, что это мой ребенок. Она еще никому не говорила, но это только вопрос времени, когда новости разлетятся. И когда это случится, я уверен, будет очень много проблем, и мне по-настоящему жаль, что это вызовет трудности с прессой. Я просто хочу убедиться, что вы узнаете от меня, а не из газет или вроде того.

Я знаю, как вы оба разочарованы, и снова говорю, мне очень, очень жаль. Я не хотел, чтобы все это случилось, и я точно этого не планировал. Я сделал по-настоящему идиотскую ошибку и не могу никого винить, кроме себя. В любом случае, что сделано, то сделано, и я не буду увиливать от ответственности. Я знаю, что этого вы от меня и ожидаете, и надеюсь, что однажды вы сможете меня простить и принять случившееся. Если же нет, я пойму.

Я надеюсь как можно скорее услышать от вас ответ, но пойму, если вам нечего будет мне сказать. Пожалуйста, дайте знать, что я могу сделать, чтобы все это компенсировать. И еще раз – мне очень жаль.

С любовью,

Хьюго.

Письмо пришло ровно в восемь пятьдесят шесть вечера.

Рон знал это, потому что посмотрел на часы, пока шел вниз, уложив Лэндона спать. Сова терпеливо дожидалась за окном, когда он вернулся в гостиную, и он впустил ее, сразу же узнав птицу, подаренную Хьюго на двенадцатый день рождения.

Он ожидал очередного пустячного письма. Хьюго всегда писал вовремя, но редко закатывал драмы. Обычно его письма были простыми и ни о чем, с рассказами об уроках и редкими упоминаниями его друзей.

Но это было далеко не пустячным.

Сначала он даже никак не отреагировал, потому что понятия не имел, как реагировать. Он даже не знал, как поверить в слова, написанные в письме. Он многие годы боялся этого письма, но в его воображении оно никогда не приходило от Хьюго. Это было письмо, которого он боялся куда сильнее, чем мог признаться, письмо, что навеки связало бы его дочь с семьей, которую он ненавидел больше всего на свете. Вот было письмо, которого он боялся и которого даже ждал. В конце концов, он знал, что это лишь вопрос времени.

Но не это.

Он прошел сквозь несколько разных стадий реагирования за очень короткий промежуток времени и к тому моменту, как его жена вернулась домой в четверть одиннадцатого, он был в гневе. Она поняла это сразу, с той же секунды, как увидела, что что-то не так.

– Что случилось?

Это был простой вопрос, так что он дал ей простой ответ.

– Твой ребенок.

У него была привычка говорить так, если случалось что-то плохое. Твой ребенок, или твоя дочь, или твой сын. Ей не хотелось этого признавать, но у нее была привычка делать так же. Если случается что-то плохое, намного легче спихнуть все на другого. Это не самый зрелый способ для решения проблем, но они оба просто люди. Так что она проигнорировала это и лишь вздохнула.

– Что он сделал? Он уже спит? – с Лэндоном было трудно управляться, даже когда он был паинькой… Если же он решал стать неуправляемым, то очень легко было разозлиться и разнервничаться. Он был умный малыш, но с ним нелегко было иметь дело. Совсем нет.

Но она была удивлена, когда Рон мрачно покачал головой:

– Не этот ребенок.

– Ты что-то узнал о Роуз? – она пыталась не слишком тревожиться, но, судя по его виду, случилось что-то очень плохое. – Она в порядке? Что случилось? – у Роуз не было привычки регулярно поддерживать контакт, и хоть Гермиона и пыталась не думать об этом, она все равно очень беспокоилась.

– И не этот, – горько пробормотал он.

– Хьюго?

Он посмотрел на нее тем взглядом, который обычно она берегла для него:

– Потрясающее использование дедукции, Гермиона. Рад видеть, что все эти твои мозги используются по назначению.

Она не обратила на него внимания ради их собственного благополучия. Она видела, что что-то не так, и он видел по ее встревоженному взгляду, что она перепугана.

– Что с ним случилось? – тихо спросила она, и он ничего не ответил, лишь тупо протянул ей кусок пергамента, который все еще крепко сжимал в кулаке.

Она тихо прочитала письмо, вчитываясь в каждое слово и пытаясь его понять. Это не имело смысла. Неправда. Ни в коем случае. Не Хьюго.

Из всех ее детей, именно от Хьюго проблемы ожидались меньше всего. И хоть Лэндон еще не пошел в школу, она уже внутренне готовилась к письмам, которые будет получать оттуда ежедневно, и к вызовам к директору. Роуз постоянно влипала в истории, с той же секунды, как родилась, и это точно не изменилось, когда она уехала в Хогвартс. Но Хьюго… С Хьюго никогда не было проблем – ни дома, ни в школе.

Поэтому она не могла поверить, что он мог попасть в такую историю…

– Можешь этому поверить?

Она подпрыгнула, услышав вопрос, и наконец оторвалась от письма, которое прочитала уже в третий раз. Она все еще не могла в это поверить.

– Как такое могло случиться? – тупо спросила она, медленно опускаясь на кресло напротив него.

– Что значит «как такое могло случиться»? Это девчонка могла сделать это специально!

Она покачала головой.

– Ты не серьезно. Зачем кому-либо специально это делать?

Он ее иногда не понимал. Как можно одновременно быть такой умной и такой наивной? Это был один из самых ее больших недостатков, как он думал – она всегда стремилась видеть в людях лучшее, даже если они этого не заслуживали.

– Зачем ей это делать? Ты понимаешь, сколько она может с этого получить?

– Ой, да брось, – она закатила глаза.

– Она, наверное, думает, что мы от нее откупимся или что-то вроде этого!

Она серьезно на него посмотрела. Миллионы мыслей вертелись в ее голове, но все, на чем она могла сконцентрироваться, так это на том, что жизнь ее сына будет разрушена. Он еще сам ребенок!

– А разве мы не откупимся? – спросила она голосом на несколько тонов ниже.

Он уставился на нее, не мигая. Он пытался расшифровать выражение ее лица, но это было невозможно. Он никогда не видел ее такой, такой по-настоящему перепуганной, уже много лет. И он не мог себе даже вообразить, что она говорит это серьезно.

– Перестань, – решительно сказал он.

Но она действительно была серьезна. Тупая боль вертелась в животе, и она неподвижно смотрела в воздух перед собой.

– Это сломает ему жизнь, – серьезно сказала она.

Но Рон лишь пожал плечами и начал извергать скопившийся в нем гнев:

– Ну, может, это преподаст ему парочку уроков! Это его собственная вина, что он был настолько тупым!

– Он не тупой, – тут же выкрикнула она в ответ. Хотя она знала, что он имел в виду, ее всегда особенно задевало, когда кто-нибудь называл ее детей тупыми, особенно Хьюго. Она чувствовала, что Хьюго всегда доставалось меньше в разных ситуациях. Школа была одной из таких ситуаций. Он никогда не был таким одаренным, как Роуз. Роуз иногда была слишком умна для своего же блага, и еще ребенком она выучивала теории и концепции далеко за пределами понимания детей ее возраста. Хьюго же, напротив, был совершенно средним в учебе. Ребенком он развивался совершенно нормальным и совершенно нормально и среднестатистически постигал новое. Он совсем не был тупым, но ему приходилось тяжело работать, чтобы добиться всего, что он получил. Он мог получать хорошие оценки, но ему это было тяжело и действительно приходилось упорно трудиться, в то время, как Роуз прошла через это с такой же легкостью, с какой спала и дышала. Это уже само по себе было плохо, но стало еще хуже, когда стало ясно, что из Лэндона тоже растет вундеркинд. Она всегда боялась, что, как средний ребенок, он затеряется среди остальных, а потому довольно чувствительно воспринимала грубости в его адрес.

Рона же несколько не волновали грубости, и его лицо с каждой секундой краснело все больше.

– Чем же ты объяснишь это, раз он не туп? – он указал на пергамент в ее руке.

Она вздохнула, все еще стараясь переварить эту информацию.

– Он ошибся, – тихо сказала она. – Ошибки случаются…

– Ошибка, вызванная тупостью, – прорычал он. – Такие ошибки случаются с теми, кто не знает ответственности.

Она долго ничего не говорила, лишь буравила его взглядом. Она была одновременно опустошена и задета его словами. Наконец, она собралась и вызывающе приподняла брови:

– Да неужели? Может, ты хотел трех детей? Потому что я не помню, чтобы это было частью нашего плана.

Он расстреливал ее взглядом, потому что знал, что она была права. Они никогда не планировали трех детей. В плане их было двое, с самого начала. Они оба были настроены на это, с той же секунды, как в первый раз обсудили их будущую семейную жизнь. Двое. Один мальчик, одна девочка. И все. Их никогда не должно было быть трое. Особенно не тогда, когда им почти сорок. Но что он мог сказать? Он не мог признаться, что она была права, ему это религия не позволяла.

– Но нам было не семнадцать, верно? – ответил он, в таком же вызове приподнимая свои брови. Он не был уверен, что чего-то этим добился, но так он себя лучше почувствовал.

– Могло бы и в семнадцать, – серьезно ответила она, и он не смог сдержать саркастического смешка, который тут же из него вырвался.

– Сомнительно, – легко закатил он глаза. – Учитывая, что почти все свое семнадцатилетие ты ненавидела меня то по одной причине, то по другой.

Она покачала головой, не обращая на него внимания. Она не собиралась спорить о том, что случилось с ними, когда они были подростками. Не теперь, когда у них разгорался другой кризис. Она хотела плакать, но не могла сделать ничего, кроме как покачать головой.

– Что мы будем делать?

– Мы ничего не будем делать, – резко ответил он. – Он сам в это влез, пусть сам и выпутывается.

– Он – наш сын, – неверующе выкрикнула она в ответ.

– Который, как оказалось, уже достаточно подрос, чтобы заводить своих, – легко закончил он за нее.

– Я не собираюсь позволять вот так портить ему жизнь, – она снова посмотрела на письмо и почувствовала, как ее сердце разрывается при виде этих слов. – Я не позволю портить ему…

Рон не верил, что она сама слышит слова, которые произносит. Он никогда не слышал, чтобы она так говорила, и точно не ожидал, что она начнет делать настолько смешные предложения.

– Ну и что ты думаешь, мы можем сделать? – многозначительно спросил он, отказываясь потакать ей. – Заплатить девчонке, чтобы она исчезла? Или заплатить, чтобы она избавилась от ребенка? Или заплатить ей, чтоб молчала? Я имею в виду, что ты на самом деле думаешь сделать?

Она не знала и сказала ему об этом. Но черта с два она позволит одной единственной ошибке разрушить будущее ее сына и всю его жизнь. Он был ее ребенком, и она не позволит ему испортить свою жизнь. Только не тогда, когда она может помочь.

– Я не знаю, что мы можем сделать, – тихо призналась она. – Но мы об этом позаботимся.

– Ты спятила, – он недоверчиво покачал головой. – Ты сама слышишь, что говоришь? И кто вообще эта девчонка? Я никогда о ней не слышал.

Мария Мартинес. Гермиона тоже не слышала о ней. Она ничего о ней не знала, и ей не особенно хотелось знать. Чем меньше она о ней знает, тем лучше. Но часть ее волновалась о том, что Рон мог быть прав. Что эта девушка могла специально это сделать… Ей не нравилось думать, что кто-то может быть настолько отвратителен, но она предполагала, что он мог быть прав – девушка может очень много от этого получить.

– Я поговорю с Невиллом, – сказала она, вставая и вертя письмо в своих руках. – Хочу знать, что он о ней думает.

– Гермиона, уже поздно, – Рон упал назад в своем кресле. – И, может, Хьюго не хочет, чтобы кто-то узнал.

– Ну, весь мир узнает, если мы не сделаем что-нибудь, – резко сказала она. – И пять секунд назад тебя совсем не волновал Хьюго!

Это его разозлило, и он сердито на нее уставился. Он видел, что у нее начинается какой-то медленно развивающийся нервный срыв, но это не давало ей права болтать ложь и говорить вещи, не имеющие никакого отношения к правде.

– То, что я всего лишь хочу, чтобы он ответственнее подходил к своим действиям, не значит, что он меня не волнует, Гермиона. То, что ты хочешь нянчиться с ним всю оставшуюся жизнь и исправлять каждую ошибку, которую он совершит, не значит, что ты больше моего о нем беспокоишься.

– Но он не совершал ошибок! – яростно сказала она. – Об этом я и говорю! Он за всю свою жизнь ничего плохого не сделал, и затем, единственный раз, когда он напортачил, под угрозу ставится все его будущее! Это нечестно!

– Ну, жизнь вообще нечестная. Возможно, ему нужно выучить этот урок.

Гермиона уставилась на него, пораженная тем, каким холодным и бесчувственным он может быть, когда речь идет о будущем его ребенка. Часть ее хотела возненавидеть его за то, как безжалостно относится он к Хьюго, в то время как с таким желанием сквозь пальцы смотрел на все, что всю свою жизнь творила Роуз. Роуз могла кого-нибудь убить, и он бы встал на ее сторону и защищал бы ее. Но не Хьюго.

– Я поговорю с Невиллом, – медленно повторила она, сохраняя голос настолько спокойным, как только могла.

Потом она ушла, а он смотрел ей вслед, раздражаясь тем, с какой легкостью она игнорировала глупость сына. Она никогда не была такой мягкой с Роуз, и каждый раз, когда та просто делала шаг не по струнке, Гермиона тут же набрасывалась на нее и призывала к порядку. Но с Хьюго она просто смотрела в другую сторону и притворялась, что не видит. Это было несправедливо.

И он не собирался ей это позволять.

Это была вина Хьюго, и Хьюго придется с этим разбираться.

========== Глава 13. Роуз. 1 декабря ==========

Итак, мама рассказала мне о маленьком «несчастном случае» Хьюго.

Она правда так это назвала. Несчастный случай. Как будто можно случайно с кем-то трахнуться. Она просто смешна. Если бы я забеременела, она бы орала на меня, обзывала безответственной и говорила, что мне самой придется с этим разбираться. Она бы точно не сказала: «Ой, бедная Роузи, это просто несчастный случай. Не волнуйся, я обо всем позабочусь». Ни за что.

Полагаю, мне не нужно удивляться, учитывая, что так было, сколько я себя помню. Это только я ошибаюсь, а Хьюго никогда ничего плохого не делает. Мы могли бы носить футболки с надписями «Хороший ребенок»/«Плохой ребенок». По крайней мере, у отца хоть нормальная реакция на идиотизм Хьюго. Не то чтобы это имело значение, конечно, потому что мы все знаем, что мама всегда получает все, что хочет, у нее есть привычка любого переспорить.

И Мария Мартинес?

Мама хочет узнать, что я знаю о ней. Как оказалось, она подозревает, что это вовсе не несчастный случай для Марии, хотя я сказала ей, что и за миллион лет не представлю, что Мария могла бы специально попасть в такую ситуацию. Я не слишком хорошо ее знаю, учитывая, что она на два года младше и с Хаффлпаффа, но по тому, что я знаю, она не того рода девушка, чтобы делать такое специально. Она… Она странная немного, вообще-то. Стеснительная и по-настоящему замкнутая. Я бы даже и не догадалась, что она вообще занимается сексом, да еще и с моим братишкой…

И с каких пор Хьюго занимается сексом?

Я полагаю, он встречался некоторое время с Даниэллой, но она такая ханжа, не думаю, что они трахались… Не то чтобы я говорила с ним об этом, потому что это было бы слишком ненормально. Но все равно. Хьюго. И Мария Мартинес. Уверена, если вы обойдете весь Хогвартс, прикидывая, какая парочка попадется на подростковой беременности, никто из них не попал бы даже в первые сто.

Это я и сказала маме.

Она заставила меня поклясться хранить тайну и никому не говорить, что в общем означает не говорить бабушке с дедушкой. Не то чтобы я с ними много говорила, а даже если бы и так, я бы ни за что не обмолвилась, что Хьюго готовится стать папочкой. Бабушка, наверное, умрет от инфаркта. Я написала Алу и спросила, знает ли он об этом. Во-первых, потому что я рассказываю ему почти все, а во-вторых, потому что его родители наверняка уже все знают и тоже пообещали молчать. Он не ответил, но иногда на это нужно время. Я тоже не очень хорошо отвечаю на письма, но, если бы он сообщил мне, что Лили беременна, я бы нашла время написать ответ, уверена. Я написала и Лиззи, но и от нее ответа не дождалась. Думаю, она, наверное, на меня злится, потому что каждый раз, когда я ей пишу, я получаю очень скупые ответы, если получаю. Я знаю, я не слишком хорошо поддерживала с ней контакт, но это работает в обе стороны. Она же вроде как моя лучшая подруга, в конце концов. На самом деле они с Алом становятся довольно близкими друзьями, потому что работают вместе и все такое, может, они говорят обо мне за моей спиной, о том, что, когда я приезжаю домой, я всегда со Скорпиусом и только с ним регулярно говорю и все такое…

Кстати о Скорпиусе, он написал мне и спросил, не хочу ли я провести с ним рождественские праздники. Я хочу. Хочу больше всего на свете, но не могу. У мамы случится удар, если меня не будет дома, и вдобавок, мне следует там быть, чтобы папа не убил Хьюго (хоть он этого и заслуживает за то, что такой идиот). Но я хочу остаться со Скорпиусом, очень сильно. Конечно, мы всегда можем сделать как во время наших школьных каникул, когда он пролезал в мою комнату и мы прятались от родителей. Но прятки украдкой надоедают, особенно когда мы уже привыкли к свободе.

Все становится так сложно. Я пытаюсь об этом не думать и сфокусироваться на другом, но это так тяжело. Я не видела его с уикенда после первого матча, и это уже было вечность назад. Торнадо фантастически хорошо выступают, они совершенно непобедимы. Это значит, что команда еще занятее обычного, потому что у них теперь больше мероприятий с прессой, чем было раньше. Думаю, я должна радоваться, что, хотя бы регулярно читаю о нем, но это все равно не то, что видеть его.

В школе тоже все сложнее. Впервые в жизни мне нужно учиться, вместо того чтобы просто решать поучиться. Я всегда занималась, но, честно, могла бы сдать все экзамены, просто на них появившись. Но теперь же материал настолько углубленный и детальный, что у меня просто нет выбора, кроме как убивать себя, занимаясь каждую ночь. Это становится все напряженнее, совсем не так все просто, как мне бы хотелось. Ну ладно, думаю, что, если бы учеба на целителя не была такой трудной, я бы боялась им довериться, когда заболею.

Они уже предлагают нам выбирать направления, и я совершенно растеряна. Часть меня хочет стать целителем общего направления, лечить больные животы и простуды, но другая моя часть думает, что мне это быстро наскучит. Может, мне стоит углубиться во внутреннее целительство… Или я могу пойти в акушерскую фигню, так я смогу помочь родиться моему маленькому племяннику. Дайте блевану. Я не знаю, что мне делать, и никакого просвета не вижу.

Ну и чтобы сделать все еще хуже, Лола решила завести себе парня. Все то время, что я ее знаю (в общем-то, не очень долго), у нее никогда не было бой-френда. У нее полно парней. И уверена, она даже зовет их друзьями… Но вы понимаете, о чем я. Она не из таких девушек. Она не из тех девушек, что состоят в отношениях и у которых есть парень. Это я. Она же веселая, которой не нужно привязываться к одному человеку, которая свободна делать все, что (и с кем) угодно.

Но теперь она влюбилась.

Ну, я ей не верю. В общем потому, что я не верю, что можно влюбиться в человека за несколько недель. Знаете, сколько времени прошло, прежде чем я сказала Скорпиусу, что его люблю? Год и почти семь месяцев. И даже тогда я боялась до усрачки. Я просто не думаю, что можно разбрасываться такими вещами. Не понимаю, почему об этом следует врать, потому что я считаю, что это то, к чему следует относиться очень серьезно.

Вот почему я не думаю, что Лола искренна – она ни к чему не способна относиться серьезно.

Но теперь у нее этот парень, Уилл, и он уже почти переехал в нашу квартиру. Так, вычеркните это, он уже переехал в нашу квартиру. Он здесь все время, и Лола однажды проболталась, что он не платит по счетам. Он съедает всю нашу еду, проводит слишком много времени в ванной и повсюду мусорит. Это смешно. И грубо. Я никогда такого не делаю. Скорпиус несколько раз приезжал, и он провел здесь целый месяц в течение межсезонья этой весной. Это было во время моих годовых экзаменов, так что я почти все время проводила в библиотеке и на занятиях, но он всегда содержал квартиру в порядке и всегда уважал Лолу и ее личное пространство. Не могу сказать того же о Уилле.

Но сравнивать Скорпиуса с Уиллом – это как сравнивать яблоки и апельсины. Скорпиус, ну… Он богат. Он привык иметь все лучшее и этим совсем не бахвалится, для него никогда не было по-другому. У него всегда была самая дорогая одежда, самые высокооплачиваемые учителя, все самое лучшее. Его дом по-настоящему смешной, он больше похож на музей. Он говорит, что дом его деда еще хуже, хотя меня никогда не приглашали туда на ужин. У меня небедная семья, и у нас денег достаточно, но мы не живем так. Мы всю мою жизнь прожили в одном и том же доме, и мы его не достраивали даже после рождения Лэндона или после нового поста мамы. Он не маленький и даже в престижном районе, но он нормальный – два этажа, четыре спальни, три ванные. До домов наших соседей с каждой стороны метров двадцать, и он прямо посреди заселенной магловской улицы. Скорпиус же живет где-то рядом с шотландской границей, на участке в пятьдесят акров. Серьезно, это просто посреди пустоты. Ближайший сосед живет во многих милях оттуда, а их дом просто стоит, как какое-то мега-поместье. В первый раз, когда я его увидела, я была просто потрясена. Он пытался меня предупредить, но одно дело представлять, а другое – увидеть своими глазами. Малфои просто смехотворно богаты, и, так как у них в каждом поколении один наследник, их состояние только растет и растет. Скорпиус шутит, что у нас будут сотни детей, просто чтобы позлить семью и нарушить традицию. И почти все эти дети будут девочками, вообразите какой ужас! Конечно, я смотрю на это с другой стороны, так как мне повезло родиться Уизли, и я точно не хочу сотен чего-либо – один наследник меня полностью устраивает.

Но все же парень Лолы совершенно не такой. Он вырос в маленьком ирландском городке с несколькими братьями и сестрами, с которыми ему приходилось делить все. Он слишком громко говорит, думаю просто, чтобы быть услышанным, и везде разбрасывает свои вещи, думаю потому, что у него никогда не было своего собственного угла. Он далеко не рафинированный и воспитанный, и, если Скорпиус выглядит так, будто его растили в гринготтском сейфе, Уилл выглядит так, будто его растили в грязном пабе. Может, я просто злобствую, но что я еще могу сказать? Ужасно раздражает, что он ходит так, будто здесь живет и платит по счетам.

И я хочу сказать об этом Лоле, но я уверена, это кончится тем, что мы возненавидим друг друга. Так что я не говорю. У меня и так немного друзей, поэтому не стоит отталкивать тех, кто есть.

Сейчас я спряталась в школьной библиотеке, сбежав от безумия, которое творится в моей квартире. Меня устраивают библиотеки. Я уже многие годы провожу в них большую часть времени. Когда я была маленькой, я регулярно ходила в публичную библиотеку в нескольких кварталах от своего дома. Сначала меня водила мама, а когда я подросла, я ходила туда сама. В Хогвартсе я начала проводить в библиотеке еще больше времени, и к выпуску я, наверное, наработала там больше часов, чем в собственной спальне. Так что мне тут уютно. Библиотеки для меня вроде каких-то заповедных мест, и, думаю, мне здесь лучше, чем где-то еще. И конечно, здесь мне думается еще лучше, чем где-либо еще. И так как у меня в последнее время что-то вроде депрессии, это не слишком хорошая идея – сидеть тут в одиночестве, погруженной в мысли.

Я тщетно стараюсь сконцентрироваться на учебнике передо мной, но мне не хочется учиться. Я отвлечена, наверное, всеми этими новостями про Хьюго и тем, что злюсь на соседку, не знаю, что делать со своим будущим, и расстроена постоянным отсутствием моего парня. Вокруг несколько человек, но ни у кого нет проблем со вниманием к учебе. Только у меня. С возрастом мне становится все тяжелее концентрироваться, наверное, когда стану целителем, пропишу себе специально зелье, чтобы это поправить.