Текст книги "В поисках будущего (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 41 страниц)

Я бы хотела, чтобы я могла что-то сделать, но он на меня даже не смотрит. Я так много хочу сказать ему, но не могу, потому что он не будет слушать. Так что если это единственный способ убедиться, что в его жизни есть хоть что-то хорошее, то я это сделаю. Аманда смотрит на меня и ничего не говорит, как кажется, долго. Потом качает головой.

– Мы опаздываем, – просто говорит она и снова уходит.

Я иду за ней пару секунд спустя на несколько шагов позади, пока она спешит вниз по коридору к кабинету трансфигурации. Может быть, она ничего не сделает. Может, она ненавидит меня и сделает что-то противоположное тому, что я предложила. Ну, по крайней мере, я попыталась. Мне нужно знать, что Хьюго в порядке.

Пусть даже больше ни до кого в мире мне нет дела, я все еще хочу, чтобы у него все было хорошо. Он мой лучший друг. Я несколько шокированно понимаю это, но все же понимаю. Это всегда были я и Хьюго. И однажды снова будет так, наверное.

Но пока лучшее, что я могу, это смотреть, как он находит счастье со своим лучшим другом.

И как-нибудь, когда-нибудь, в итоге все может уладиться.

========== Глава 55. 18 мая ==========

Это было простое кладбище на окраине Сент-Оттери-Кетчпоул. Оно было маленькое и ровное, и лишь ряды полуразрушенных надгробных каменных плит отмечали могилы местных волшебных семей. Это было то же кладбище, где почти тридцать лет назад был похоронен его брат Фред, и, скорее всего, это место станет последним пристанищем большей части его семьи. За те годы, что прошли со смерти Фреда, она посещала это место многочисленное количество раз, и казалось, что она знает его наизусть.

Колинвуд. Майерс. Сандерсон. Фоссет. И более знакомые имена…

Седрик Диггори – надгробный камень был из бледного мрамора, и за могилой ухаживали – она мало изменилась за тридцать лет с его смерти. Казалось, что она застыла во времени так же, как Седрик навечно остался подростком, который просто оказался в неправильном месте в неправильное время.

В нескольких рядах от него была двойная могила с надписью «ЛАВГУД», выбитой ровной вязью. Под ней были два имени, Александра и Ксенофилиус, с датами рождения и смерти тех, кто лежит внизу. Могила была не так хорошо ухожена, и цветы, которые были зачарованы цвести все время в вазе у подножья камня, потеряли несколько лепестков и листьев. Это казалось почти спланированным, будто кто-то оторвал части цветов и сбежал с ними.

– Наверное, нарглы, – пробормотала она про себя, поднимая палочку и наколдовывая свежий яркий букет. Она присела и положила цветы рядом с увядшими. Потом она подняла руку, прикоснулась к фамилии на камне и прикрыла на секунду глаза. Она так сильно любила Луну, что чувствовала себя обязанной навещать могилу ее родителей и ухаживать за ней, когда придет возможность.

Фред был в паре могил от Лавгудов. Здесь никогда не было недостатка в цветах или венках. Даже после всех этих лет она все еще была ухоженной, и ее регулярно навещали. Она посмотрела на нее несколько секунд, чтобы убедиться, что все хорошо и в порядке, потом поцеловала кончики пальцев и прикоснулась ими к надгробному камню своего деверя.

Обычно это был конец ее визита. Но за Фредом была новый камень. Он был сделан из мрамора, что словно светился еще ярче, чем у Седрика. Она еще не видела его, потому что его поставили только этим утром. Подготовка заняла почти два месяца, что было стандартно, но так раздражало. Она не понимала, зачем вообще нужны магические способности, если даже на такую простую вещь, как установка надгробного камня, требуется шестьдесят дней и больше. До того, как установили плиту, могила отмечалась лишь маленькой табличкой и многочисленными букетами. Теперь же цветы были убраны, и стоял лишь большой белый камень, который словно дразнил ее с расстояния.

Она смотрела на него сзади, может, две минуты, может, два часа. Она не была уверена. Она не была уверена ни в чем, кроме того, что ее сердце сейчас выскочит из груди. Она осознавала, конечно, что два телохранителя наблюдают за ней из-за ворот кладбища, но не могла заставить себя вести по-другому только потому, что люди смотрели. Ее сердце билось быстро, и пульс скакал. Температура, казалось, словно поднялась на двадцать градусов, пока она смотрела сзади на надгробный камень.

Наконец, она заставила себя шагнуть к нему. Она была удивлена, если честно, что ее ноги смогли идти. Колени тряслись, и ей казалось, что в любой момент она сдастся и упадет. Но она не упала. Каким-то образом она оказалась в нескольких сантиметрах от камня, но ей понадобилось несколько секунд на то, чтобы заставить себя опустить глаза.

РОНАЛЬД Б. УИЗЛИ

Возлюбленный муж, отец, сын, брат и друг

Это было его имя. Она повторяла это странное откровение про себя, и ноги ее подкосились сами собой. Она оказалась на коленях, сидя на недавно отросшей траве, глядя на камень, который с этого места казался невозможно белее и еще больше. Он был страшно зловещим, но она не могла отвести от него взгляд.

Она перечитывала каждое слово снова и снова, по крайней мере раз шестьдесят. Слова были простыми и обычными, но ей казалось важным закрепить их в памяти именно такими, как они были вырезаны. Она беспомощно смотрела, как ее рука, словно по своей воле, поднялась, чтобы коснуться слов, которые она читала. Кончики ее пальцев скользили по каждой букве медленно и сами собой. Р-О-Н-А-Л-Ь-Д. Рональд. Она звала его так, только когда злилась или хотела что-то доказать. Ее пальцы словно закололо, пока она водила по буквам, и наконец она прикоснулась к мрамору, удивительно прохладному в такой теплый день.

– Ты меня не слышишь, – она услышала, что заговорила, прежде чем поняла, что делает. Ее голос запнулся на секунду, когда она поняла, что начала говорить, и она закрыла глаза в попытке собраться с ясными мыслями. – Ты меня не слышишь… – повторила она на этот раз намного тише и подняла глаза, чтобы еще раз взглянуть на камень перед ней.

Это был теплый день, и солнце светило слишком ярко для такой угнетающей сцены. Она подумала, что должно быть темнее и мрачнее и что тучи должны закрывать небо. Ей не хотелось видеть солнце и хотелось, чтобы было похолоднее. Ей хотелось свернуться комочком, но температура была слишком высока, чтобы это выглядело оправданно. И она просто сидела здесь на коленях и смотрела на слова перед собой.

– Я не знаю, почему ты ушел, – мягко сказала она, понимая, как глупо это должно быть – говорить с надгробным камнем и травой, но ей было плевать. – Ты не должен был. Я злюсь, – эти слова прозвучали тихо, но твердо. Ей казалось, словно они вертелись у нее на языке уже вечность, слова, которые она отчаянно пыталась сказать, но они слишком пугали ее, чтобы произносить вслух. Но вид надгробия словно дал ее нужную решимость.

– Ты причинил мне боль, – пробормотала она, бесцельно потянув травинку рядом с собой. – И ты сделал больно детям, – она не могла сказать что-то сразу после этого, потому что от мысли о детях у нее заболело где-то в животе. Боль, явно написанная на их лицах, убивала ее, несмотря на то, что они редко говорили об этом вслух.

– Роуз вернулась в школу, – наконец продолжила она. – Она хочет сосредоточиться на психологии. Полагаю, мы не зря потратили деньги… – она бесцельно посмотрела перед собой, без веселья попытавшись пошутить, как они часто делали. Все казалось пустым. Но она, тем не менее, продолжала говорить, понимая, что иначе ей будет только хуже. – Скорпиус о ней заботится. Он действительно ее любит.

Они ушли теперь, Скорпиус и Роуз, и она не могла не почувствовать, каким же пустым стал ее дом. Стало более тихо и одиноко, и она все не могла к этому привыкнуть. Она была рада, конечно, что Роуз решила продолжить учебу, но ей было больно смотреть, как она уезжает. Как будто она снова отправляет ее в Хогвартс в первый раз. И она уже привыкла к тому, что Скорпиус всегда рядом, и она ощущала его отсутствие так же остро, как отсутствие своих детей.

– И Хьюго почти окончил школу, – тихо продолжила она, теперь скорее бормоча, чем говоря. – Не могу поверить. У него ПАУК меньше, чем через месяц. Мне кажется, будто ему восемь лет… Ребенок не его. Ты этого так и не узнал. Он все еще хочет ей помогать…

Она говорила что-то случайное и что-то совершенно неважное сейчас, но она не знала, что еще сказать. Раз уж она и так была дурой, что говорила с надгробным камнем, то, по крайней мере, она может рассказать новости о детях. Она не знала, что еще важного она может рассказать куску мрамора.

– Лэндон одинок, – тихо призналась она. – Теперь, когда остальные уехали, ему не на что отвлекаться. Он часто остается у твоей мамы и у моей… Я не знаю, как справится со всем самой… Прошлым вечером он спросил, правда ли, что ты больше не вернешься…

Когда он поймал ее прошлым вечером и нервно задал этот вопрос, она едва не начала плакать тут же на месте. Она с трудом держала себя в руках, но было трудно объяснить ребенку, что есть смерть и смертность. Она знала, что он понял, но знала, что он не осознал. Конечно, у нее не было для него ответов, потому что она сама полностью не поняла.

– Мне нужно, чтобы ты вернулся, – тихо прошептала она, настойчиво глядя на его имя, словно это поможет ему материализоваться из воздуха. – Ты нужен мне здесь… Я не знаю, что делать без тебя…

Она никогда не говорила слов правдивее, и ее легкие ужасно сжало, от чего стало трудно дышать. Все ее тело заболело от нужды того, чтобы ее желание исполнилось и все каким-то образом вернулось назад. Она закрыла глаза, пытаясь заблокировать боль, которая пронзала ее, и когда она почувствовала руку на плече, она едва не задохнулась.

Ее глаза распахнулись, и она дернула головой, чтобы увидеть посетителя. Ее сердце упало, когда она увидела не рыжие волосы и голубые глаза, а черные волосы, зеленые глаза. Она никогда не была так расстроена при виде Гарри за всю свою жизнь, и ее глаза налились слезами прежде, чем она это почувствовала.

Он опустился на землю рядом с ней, и его рука переместилась с ее плеча на талию. Она почувствовала, как по ее щекам потекли слезы, и она смотрела, как он, так же, как она, изучал надгробье и медленно запоминал отдельно каждую букву.

– Откуда ты узнал, что я здесь? – пробормотала она сквозь слезы.

Он ответил просто:

– Где еще тебе быть?

Это было верное предположение, подумала она, потому что она ждала и боялась этого дня с тех пор, как они его похоронили. Она ничего не сказала, лишь продолжила плакать, пока он обнимал ее за талию. Казалось, что прошли часы, пока они молча здесь сидели. Наконец Гарри показалось, что нужно прервать тишину.

– Это мило.

Это было простое замечание, но она почувствовала, как все внутри нее заболело от этих слов. Ей было тяжело дышать, и казалось, что она просто потеряет сознание здесь и сейчас.

– Гарри, – сказала она, и это было больше шепотом, чем чем-то иным. – Помнишь, как мы впервые ходили в Годрикову Лощину? И увидели могилу твоих родителей.

Она увидела, как он легонько кивнул, но ничего не сказал.

– Что ты чувствовал?

Она немного повернулась, чтобы взглянуть на него. Его глаза были влажны, и он решительно смотрел перед собой и избегал ее взгляда. Она почувствовала, как ее слезы полились быстрее, хотя она немного обращала на это внимания.

И после того, как он обдумывал этот вопрос почти минуту, Гарри наконец ответил:

– Словно хотел быть там с ними…

Она один раз кивнула и снова повернулась вперед.

– Хорошо, – просто сказала она.

Она почувствовала, что Гарри смотрит на нее, и поняла, почему раньше он избегал ее взгляда.

– Что тут хорошего?

– Потому что это значит, что я не схожу с ума, – пробормотала она. – Просто проверяла.

Правда была в том, что она была в отчаянии. Она не могла не думать о том, как мирно должно быть лежать под землей без боли, без сожалений, без забот. И это, поняла она, приведет ее к нему. И этого она хотела больше всего. Она чувствовала себя эгоисткой, что только и думала об этом, зная, как сильно она нужна своим детям, и зная, что она ни за что не покинет их по своей воле. Но можно было представлять, решила она, особенно если это не значит, что она спятила.

– Ты не сумасшедшая, – сказал он, немного сжимая ее талию. – Я знаю, каково это.

Он знал, полагала она, каково это – хотеть присоединиться к мертвым. Когда они были моложе, вся его семья была похоронена, и она в первый раз по-настоящему поняла, как больно должно быть смотреть на их надгробья, видеть их имена и знать, что их кости лежат здесь под землей. Она спрашивала себя, кому было легче или тяжелее: ребенку без родителей или вдове среднего возраста. Не имело значения.

– Я скучаю по нему, – призналась она, впервые с его смерти заговаривая о Роне напрямую. Обычно она избегала этой темы и меняла ее, когда люди задавали вопросы. Но на кладбище, рядом с Гарри, она не чувствовала нужды это скрывать.

– Я знаю, – пробормотал, и она слышала его тоску в голосе, пусть они и избегали взглядов друг друга.

– Я так скучаю по нему, что это больно, – прошептала она и услышала, как сломался ее голос. – Мне нужно, чтобы он сказал мне, что делать. Я не знаю, что делать…

– Я иногда забываю, – тихо сказал Гарри. – Что он не здесь, я имею в виду… А потом вспоминаю…

Его голос утих, но ей не надо было просить пояснения. Она прекрасно понимала. Иногда она тоже забывала. Иногда она просыпалась среди ночи и поворачивалась, чтобы уткнуться лицом в его спину, но встречала только пустоту. Иногда на работе она слышала особо интересную сплетню и думала, что не дождется ему рассказать. А потом она вспоминала. И боль начиналась снова.

Они еще долго сидели в тишине, и ее это не слишком беспокоило. Почему-то это было комфортно – быть тут с Гарри. Он был единственным, кто был ей сейчас нужен. Наконец она подняла голову и положила ее ему на плечо. Она почувствовала, будто время остановилось и она стала старше и в то же время младше, чем была на самом деле. Она не могла этого объяснить.

– Мы с Джинни разводимся.

Это заявление прозвучало ни с того ни с сего, словно взрыв, разрушая комфортную тишину. Гермиона немедленно подняла голову и посмотрела на него. Они в первый раз с его появления посмотрели друг другу в глаза, и они смотрели несколько секунд.

– Когда вы это решили? – наконец спросила она, не зная, как реагировать на это.

– Два дня назад, – сказал он, и его голос звучал тяжело и устало. – Мы начнем процесс на следующей неделе.

– Мне… жаль, – сказала она, спрашивая себя, верный ли это ответ. Она не знала, что еще сказать. Она знала, конечно, что они не очень ладили, но она не знала, дошло ли до этой точки. Она почувствовала себя виноватой в том, что порвала с Джинни, но она так и не простила ее до конца за то, что та сказала, и те обвинения, что она высказала. Но она поняла, что никогда не интересовалась чувствами Джинни о ее браке, и теперь сожалела об этом.

Но Гарри же просто пожал одним плечом и опустил взгляд на траву перед ним.

– Другого выхода нет, если честно, – вяло сказал он. – Мы многие годы пытались это поправить, но все только продолжало ломаться… – она видела, как по его лицу пробегает печаль, отличная от скорби, что была раньше. – Мы даже не можем больше пытаться ради детей теперь, когда они выросли…

– Ты уверен, что этого хочешь?

Он кивнул и снова посмотрел на нее.

– Да. Так правильно.

Она тоже кивнула, неуверенная, что сказать. Она испытала внезапную потребность утешить Джинни, но в ней было еще так много гнева, что она не была уверена, будет ли это легко.

– Ты единственная, кто в курсе, – сказал он ей. – Я хотел, чтобы ты узнала первой.

Ее сердце болело за них, и в то же время она не могла сочувствовать. Они сами выбрали покончить со своим браком, в то время как ее брак был разорван без предупреждения. Наверное, это было по-другому, ведь не было секретом, как угнетали Гарри и Джинни их проблемы. У них с Роном никогда таких не было. Она никогда не сомневалась в их отношениях, ни разу за те годы, что они были вместе. Так что ей тяжело было сочувствовать Гарри и Джинни, которые по собственной воле оставляли друг друга, когда она хотела только еще раз услышать голос Рона.

Наверное, это ее молчание убедило Гарри, что у нее нет слов, потому что он полез в карман брюк со словами:

– У меня есть кое-что для тебя.

Она посмотрела на маленькое серебряное кольцо, которое казалось старым и тусклым. Она посмотрела на колечко в его руках, а потом подняла глаза и вопросительно поглядела на него.

– Я нашел его, когда собирался, – объяснил он, и голос его был напряжен и печален. – Это первое кольцо, которое купил тебе Рон.

Она не поняла. Она в жизни никогда его не видела. Она растерянно переводила взгляд с кольца на Гарри и обратно.

– Он купил его как раз перед тем, как пойти в Академию Авроров, – мягко сказал Гарри. – Он собирался сделать тебе предложение, но потом решил, что кольцо слишком дешевое и простое… Так что он попросил подержать его у себя, пока не найдет получше, – он сглотнул и кивнул на ее руку. – Наконец он занял деньги у Джорджа и купил это.

– Я… – у Гермионы закружилась голова, когда она посмотрела на серебряную полоску. – Я не понимаю…

– Я говорил ему, что тебе плевать, – продолжил Гарри. – Но он сказал, что хочет, чтобы у тебя было то, чего ты заслуживаешь… Но ему тяжело было накопить, поэтому в итоге он занял деньги и выплачивал их в тайне еще больше года.

Она посмотрела на кольцо на своем пальце. Маленький бриллиант блестел на солнце, и она вспомнила минуту, когда получила его. Она никогда не думала, что ему больше года приходилось платить за него. Но в этом был смысл. В те дни, когда она была интерном в министерстве, а он помогал в УУУ, они тратили каждый сикль на еду и жилье. Только когда она получила повышение, а он поступил в аврорский отдел, у них появились настоящие деньги.

– Думаю, он забыл об этом, – сказал Гарри, прерывая ее воспоминания. – Я тоже забыл. Но нашел вчера в коробке на чердаке. Я просто… Оно твое.

Он протянул его, и она робко взяла его, ощущая прохладу серебра между пальцами, когда она, изучая, сжала его. Оно было дешевым, старым, поцарапанным и почти серым.

И оно было самой красивой вещью, которую она в жизни видела.

Слезы снова подступили к ее глазам, и она почувствовала, как легко они полились. Ее грудь сдавило, и ей стало тяжело дышать во второй раз за несколько минут. Когда она надела кольцо на палец, ей внезапно стало легче, чего не было раньше. Как будто заполнилась одна из дыр в ее сердце. Боль была еще здесь, все так же сбивающая с ног, но впервые со дня его смерти она почувствовала, что Рон вернулся на несколько секунд.

Она обняла Гарри, повернулась к нему всем телом, чтобы обхватить его обеими руками. В этом объятии была смесь горя, благодарности и сочувствия. Она чувствовала, что ему это нужно так же, как ей, и ощутила утешение в его объятии.

– Я люблю тебя, – прошептала она ему в плечо.

Ему не надо было отвечать, потому что она знала. С тех пор, как они были детьми, они были самыми близкими братом и сестрой. А когда они выросли и стали родственниками через брак, это стало еще крепче. И даже сейчас, когда все разваливалось, их отношения не поменяются никогда. Он был ее настоящим братом, и она никогда не чувствовала себя ближе к нему, чем сейчас.

Наконец они перестали обниматься, и он встал. Он протянул ей руку, и она взяла ее, и он помог ей подняться. Они снова долго смотрели на надгробье, а потом Гарри наколдовал простой букет белых роз и положил его перед плитой. А потом, как много лет назад в Годриковой Лощине, он обнял ее за плечо, а она его за талию.

И так, обнимая друг друга, они медленно вышли с кладбища, оба думая о прошлом и о перспективах будущего.

========== Глава 56. Кейт. 26 мая ==========

МИНИСТР МАГИИ ПРЕРЫВАЕТ МОЛЧАНИЕ.

В эксклюзивном интервью «Придире» британский министр магии, Гермиона Уизли, в первый раз говорит о смерти своего мужа и текущем состоянии волшебных дел.

Больше двух месяцев после смерти ее мужа Уизли хранила молчание об убийстве и аресте подозреваемого в этом деле. Наконец прерывая молчание, она эксклюзивно раскрывает детали предстоящего суда и объясняет, чего публике ждать в результате. Она объявляет, что подозреваемому предъявлены официальные обвинения и что дата суда назначена на середину лета. При вопросе о сделке с правосудием, о которой ходили слухи, она отвергает подозрения взмахом руки:

– Департамент Магического Правопорядка не договаривается с убийцами, и подозреваемый либо сам назовет имена, либо будет в одиночку осужден за каждое из преступлений. Количество человек, подозреваемых в совершении убийств, к которым он имеет отношение, стремится более чем к двум десяткам, и если он не хочет быть единственным понесшим наказание ему лучше начать говорить.

Когда она разбирается со слухами о сделке, она также провозглашает свою веру в невиновность человека, пока не доказано обратное.

– Это дело обвинения – доказать, что этот человек ответственен за убийства. Если это удастся, то он будет осужден по праву. Однако если его причастность не будет доказана, он останется на свободе, и мы начнем снова.

Она говорит, что министерство не собирается сдаваться и сделает все возможное, чтобы убедиться, что именно верный человек – или люди – будут осуждены за убийства.

– Дело касается не только моего мужа. Он был лишь последним в списке убитых из-за смехотворных предубеждений против крови. Я хочу правосудия для их семей так же, как и для своей.

Предстоящий суд не единственное, что занимает мысли министра. Спустя всего лишь месяцы после смерти мужа она оказалась в центре вороха сплетен, которые не удалось остановить. Спустя день после того, как ее зять и друг на протяжении долгого времени, Гарри Поттер, сообщил о своем разводе, предполагаемые очевидцы заявили, что якобы оказались свидетелями предложения. Они утверждают, что видели, как Гарри Поттер сделал предложение Уизли прямо у могилы, в которой был похоронен ее муж. Когда ей задается вопрос об этой ситуации, Уизли заметно начинает злиться и несколько секунд не может подобрать слов.

– Эта история – абсолютная ложь, и она совершенно отвратительна. Обычно я не говорю о сплетнях в таблоидах, но эта история особенно угнетает. Не только потому, что оскорбляет память моего мужа, но и потому, что чрезвычайно вредит благополучию моей семьи, – здесь она останавливается и смотрит в окно, словно пытаясь сформулировать следующие слова. Когда она заговаривает снова, ее голос звучит более твердо и уверенно. – Мои дети умны и могут отличить истину от мерзкой сплетни, но сейчас они проходят через трудные времена. Они только что потеряли своего отца, и им точно не нужны выдумки, включающие меня, их дядю и свежую могилу их отца. Это приводит меня в ярость.

Когда ей задают вопрос о предстоящем разрыве Поттеров, она говорит немногое.

– То, что происходит в их семье, грустно и трагично, но не мне об этом говорить. Однако я скажу, что их дети страдают так же, как мои. Им не приносят пользы идиотские сплетни. Как я уже говорила, обычно я не комментирую такое идиотство, но есть грани, переходя которые, оно начинает приносить вред моим детям и племянникам.

Уизли сталкивалась с потерями в жизни, но очевидно, что она все еще не свыклась со смертью супруга. Она несколько раз начинала плакать во время интервью и в одну минуту даже попросила ненадолго прерваться, чтобы она смогла собраться с силами.

– Это трудно, – говорит она, когда интервью возобновляется. – Каждый день я просыпаюсь и чувствую, будто попала в кошмар. Я словно человек из истории ужасов, который заперт во сне и не может проснуться. Это ужасно, – хотя ей явно неудобно обсуждать это, она удивительно откровенна, когда говорит о том, что больше всего ее расстраивает. – Я каждый день волнуюсь за своих детей. Я беспокоюсь о том, что они провели со своим отцом недостаточно времени, особенно младший. Ему только семь, и он проведет все свое детство без отца. Конечно, это беспокоит меня! Это нечестно. Нечестно, что их отца не будет рядом в важные моменты их жизни. Нечестно, что он никогда не увидит своих внуков и что они не узнают, каким прекрасным человеком был их дед. Это был человек, который посвятил свою жизнь борьбе с предрассудками вроде того, который его и убил. Мои свекор и свекровь вынуждены были похоронить двух убитых сыновей. Так что, нет, я не понимаю и никогда не пойму. Но все, что я могу – двигаться дальше и стараться добиться правосудия.

Все эти годы Уизли редко говорила о войне, в которой участвовала подростком, на глазах у публики. В учебниках истории все записано так, как виделось со стороны, и более чем достаточно людей, заявляющих, что они принимали участие в той войне, и готовых рассказать о своем личном опыте. Но не секрет, что Уизли, ее муж и, конечно, Поттер, участвовали в куда более опасных делах, чем любые волшебники вдвое старше. Но детали их приключений не ясны, так как люди, которые их пережили, редко о них рассказывали. Уизли, тем не менее, дает намек, когда говорит о своем муже.

– Это было самое страшное время моей жизни. Я просыпалась каждое утро, не зная, проснусь ли следующим. Это нельзя объяснить словами, этот постоянный страх смерти, знание, что она может придти в любой момент. Или, что хуже, она может придти к людям, которых любишь. Это было ужасно. Рон был со мной все это время. Он заботился обо мне и всегда обещал, что все будет хорошо, даже когда я была уверена, что не будет. И хотя я знала, что он представления не имеет, что будет дальше, мне становилось легче. Тогда я знала, что он пожертвует всем ради людей, которых любит. И когда кто-то так заботится о тебе, его нельзя не полюбить, – она снова заливается слезами, но на этот раз продолжает. – За этого человека я вышла замуж, и он становился только лучше с каждым днем. Так что невозможно и передать, как мне сейчас больно. Я чувствую себя потерянной, и каждый день мне тяжело подняться с постели. Но жизнь продолжается: мои дети не могут ждать, моя работа не может ждать. Я должна продолжать, но это не значит, что я не испытываю постоянную боль.

Чтение статьи длилось вечность. Это действительно самая подробная статья, написанная из первых уст, из всех, что я читала. Я спросила Джеймса, почему она выбрала «Придиру» для такого важного интервью, где самым разумным, что когда-либо печаталось, была статья о целительной силе лирного корня, что само по себе, поверьте мне, совершенно не разумно. Но Джеймс сказал, что в их семье принято идти в «Придиру», если нужно напечатать что-то точное, потому что они знакомы с владелицей. Оказывается, она крестная мать его сестры, ее дети учились на Рейвенкло на несколько лет позже меня, но они никогда не были такими психами, как их мать, по словам Джеймса. Не думаю, что она на самом деле работает в журнале или пишет для него статьи, но она всегда может проследить за тем, чтобы фальшивые статьи и слухи о Поттерах и Уизли там не печатались, что намного больше, чем делает «Ежедневный Пророк», предположительно газета «с репутацией».

Джеймс несколько раз перечитал всю статью, прежде чем положить ее на полку, а не в корзину. Не знаю, почему он захотел ее сохранить, но он сказал, что это доказывает, что его семья не до конца ебанутая – по крайней мере, есть хоть какие-то намеки нормальности. Думаю, на самом деле это потому, что статья доказывала, что кто-то действительно заботится о нем, пусть даже он этого и не сказал. Ну, и из облегчения от того, что не оправдались все эти истории – что они с Роуз станут сводными братом и сестрой.

Новости о разводе родителей он воспринял довольно нормально, лучше, чем я ожидала. К счастью, он услышал об этом раньше, чем прочитал в газете. Они позвали нас с его братом на ужин в воскресенье вечером, и я как-то убедила Джеймса пойти. Вначале он был совершенно против, конечно, но я сказала, что нам надо наладить ситуацию. Я знаю, ему было нелегко, но моя мать всегда говорила, что с проблемами надо или разбираться, или позволить им тебя победить. Так что я сказала это Джеймсу, и в итоге он согласился сходить. Его мать предупредила, что им нужно поговорить о чем-то важном, так что, думаю, Джеймс знал, что случится, еще до того, как вошел в родительский дом.

Я тоже не особенно жаждала пойти, учитывая, что, когда я была там в последний раз, его мать взорвалась, обозвала меня охотницей за деньгами и, можно сказать, призналась, что хотела, чтобы Джеймс никогда не рождался. Не та сцена, на которую хочется возвращаться. Но все же, я хотела, чтобы в жизни Джеймса был хотя бы намек на нормальность, так что я пошла с ним по своей воле. На этот раз все было по-другому. Его родители были со мной предельно вежливы, и они никак не упоминали о том скандале, который произошел при моем прошлом появлении. Его мать предложила мне бокал вина, а его отец начал беззаботную, дружелюбную беседу. Джеймс, чего бы это ему ни стоило, не стал реагировать на ситуацию сердито и не начал орать на родителей или что-то вроде. Но он сразу пошел к шкафчику со спиртным и налил себе довольно большую порцию. Его родители или не заметили, или им было наплевать, но они не казались обеспокоенными тем, что он налил себе маггловской водки, три четвертых высокого бокала, и залил ее унцией виноградного сока. Я тоже ничего не сказала, чтобы сохранить мир, конечно.

Его брат заявился несколько минут спустя, и казалось, что ему хотелось быть на семейном ужине так же сильно, как и Джеймсу, то есть совсем не хотелось. Но он мирился с этим не так, как Джеймс, потому что он вовсе не подошел к спиртному. Вместо этого он сел на диван в гостиной и притворился, что поглощен газетой, которая лежала на столе. Я просто неловко стояла там и ждала, когда начнется ужин.

Было очевидно с той же минуты, как мы вошли, что это будет за большое объявление, но думаю, к такому нельзя заранее подготовиться. Моя мать разводилась шесть раз, и я каждый раз была в шоке, когда она объявляла об очередном разрыве. Джеймс и Ал, они оба знали, что произойдет, еще до того, как это было озвучено, и они все продолжали обмениваться короткими скрытными взглядами с вовсе не тайной информацией. Забавно то, что их родители были невероятно милы в тот вечер – и к нам всем, и друг к другу. Джеймс потом сказал, что такими милыми он не видел их вечность. Это было, конечно, мило в чересчур вежливом виде, но, тем не менее, мило.

Они объявили о разводе за десертом. Дело к этому и шло, сказали они, и они сделали все возможное, чтобы разобраться. Они могут ладить месяцы, иногда годы, но потом все снова разваливается. Они не были счастливы, и так было, сказали они, уже давно. Они обсудили все возможные варианты, и это наилучший из них. Это звучало так формально и так просто. И это было грустно, потому что оба его родителя выглядели так, будто готовы разрыдаться, но все время просидели, наклеив фальшивые улыбки ради блага детей.