Текст книги "В поисках будущего (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

Но теперь я неудачница. Поэтому делаю то, что делают неудачники. Учусь.

Зелья – дерьмо. Ну, или это только я так думаю, не знаю. Не имеет значения. Мне вообще просто стоит встать и уйти из школы, учитывая, что у меня нет настоящих планов с карьерой, и я уж точно совсем не собираюсь оказываться в такой ситуации, когда мне придется варить Волчье Зелье. Но я не могу. Я должна по крайней мере хотя бы сдать экзамены (неважно, провалю я их или нет), потому что, если я их пропущу, все скажут, что я подражаю Джеймсу. А я точно не собираюсь подражать этому ублюдку.

Немного времени спустя парочка моих бывших «подружек» подходит ко мне и встает с другой стороны стола, напротив меня. Лидия и Эмма обе выглядят самодовольными и мерзкими, когда молча стоят там, дожидаясь, пока я отмечу их присутствие. Некоторое время я притворяюсь, что не замечаю их, пока наконец не могу больше это выносить.

– Что? – резко спрашиваю, раздраженно отрываясь от своих записей.

Они ухмыляются, и лицо Лидии даже толще обычного. Ей снова пора начать тошниться после еды. Может, у нее после этого и красные глаза, но, по крайней мере, тогда она хоть не выглядит, как свинка, пойманная за чем-то гадким.

Именно она заговаривает, что просто фантастика: теперь она решила превращать мою жизнь в ад и в спальне, и за ее пределами.

– Ну и как это было с Кеннетом Макинтайром?

Понятия не имею, о чем она говорит, и я даже не знаю, о ком она говорит.

– Что за нахер Кеннет Макинтайр? И о чем это ты? – у меня совсем не хватает на это терпения.

– Он тот пятнадцатилетка, которому ты вчера отсосала и позволила кончить тебе в рот.

Я ничего не говорю секунд тридцать, потому что я даже не могу осознать ту тупость, что льется из ее рта. Когда я наконец собираюсь с мыслями, мне нужно еще секунд пятнадцать на то, чтобы придумать подходящий ответ.

– Я даже не знаю, кто это, и я уж точно никому не отсасывала, идиотка.

Лидия просто снова усмехается и оглядывается на Эмму, которая хихикает.

– Он так не говорил. Он всем рассказал, что ты вчера ему отсосала.

– Я даже не… – я останавливаюсь, чтобы попытаться вспомнить Кеннета, и тут меня словно ударяет. Придурковатый друг Луи, которому я подрочила когда-то за траву для Рокси. Пожалуйста. Я просто смеюсь, когда в памяти сопоставляются лицо и имя. – Да, конечно, – с жаром говорю я. – Именно так я провела вчерашний вечер… Конечно. Он врет.

– Никто не врет больше тебя, – с вызовом приподнимает Лидия брови, и мне снова хочется рассмеяться. Она правда думает, что она что-то с чем-то, верно?

– Слушай, Лидия, – ласково говорю я. – Я не настолько отчаялась. Даже и близко нет. Я знаю, что ты не поймешь, потому что толстухам обычно приходится ходить со всяким, кто появится.

Кто-то где-то сзади громко хохочет на это, но я даже не тружусь повернуть голову, чтобы посмотреть кто. Лидия просто в бешенстве, а у Эммы этакий жалкий взгляд прихвостня, как будто не знает, кого поддержать, и в то же время боится, что я собираюсь сказать что-нибудь такое же и о ней. Но мне этого не нужно, потому что Лидия предоставляет мне достаточно орудий против нее.

– По крайней мере я не делаю минет пятнадцатилеткам, – мерзко шипит она, как будто, говоря вслух, она делает это правдой.

Я просто принимаю свой лучший псевдо-шокированный вид:

– Правда? Я думала, ты берешь в рот что угодно. Ты ведь не делаешь особых различий в еде. По твоей жопе видно.

Смеются еще несколько человек, но и на них я не обращаю внимания. Вместо этого я начинаю собирать сумку, наплевав на то, что у нас еще сорок пять минут до роспуска. Лидия смотрит на меня в бешеном шоке, а Эмма стоит рядом и выглядит неловко. Я просто собираю вещи и встаю.

– Не выебывайтесь со мной, – серьезно предупреждаю я их тихим голосом. Я знаю, сейчас очень многие следят за нами, но я не собираюсь приносить им удовольствие, говоря это громко, чтобы все слышали. Вместо этого я мрачно смотрю на них, давая понять, что я совсем не шучу. – Вы не выиграете, – честно предупреждаю я. – И я вас уничтожу.

Больше я никому не говорю ни слова, хватаю сумку и иду прямо к выходу из Большого Зала. Знаю, у меня, наверное, будут неприятности за прогул, но мне сейчас совершенно плевать. Я так, нахер, устала от всего и в том числе от школы. И эти тупые сучки, которые стараются стать лучше меня, начинают меня по-настоящему бесить. Единственная проблема в том, что я не уверена, могу ли все еще хоть кого-нибудь уничтожить, не говоря уже о группе самых популярных девчонок школы (все благодаря мне, конечно!), но это не имеет значения, верно? Ох, да кого я обманываю. Конечно, имеет. Когда тебе семнадцать, это все, что имеет значение.

Я все верну. Я не позволю кучке жалких, жаждущих внимания шлюшек разъебывать мою жизнь больше, чем уже есть. Это я устанавливала здесь правила, и им не позволяется это забывать. На самом деле мне становится лучше, потому что внезапно у меня снова появляется цель. Я уничтожу каждую из этих потаскух, и пусть только попробуют попытаться со мной повыебываться.

Может быть, во всех остальных аспектах жизни одно дерьмо, но в этом я хороша. Школа принадлежит мне – ни кому-либо из них или кому-нибудь еще. Я устанавливаю правила и веду игру, и пусть сейчас я на дне – это не значит, что я там буду вечно. Я не могу управлять ничем другим. Я не могу заставить маму меня полюбить, не могу заставить папу меня простить. Не могу заставить своих братьев перестать быть скотами, и я не могу сделать так, чтобы Хьюго стало лучше. Но я могу это.

Но начнем по порядку. Сейчас я собираюсь найти пятый курс Гриффиндора, и выбить все дерьмо из Кеннета Макинтайра.

========== Глава 39. Кейт. 14 марта ==========

Когда Марк делал мне предложение, он запланировал романтический ужин в маленьком ресторанчике в центре Парижа; во время десерта он встал на одно колено с бриллиантовым кольцом в руке, а солнце клонилось к закату за Эйфелевой башней. Это было одно из тех предложений из книг, про которые вы думаете, что такого не бывает, пока это не случается с вами. Это было мило и красиво, ну серьезно, как я могла сказать «нет»? Не смогла и не сделала этого, и вот так я оказалась помолвлена.

И на этом сказка закончилась.

Когда предложение сделал Джеймс, у него даже не было кольца. Не было ужина, не было заката. Это было посреди ночи в комнате греческой гостиницы, после того как он опустошил мини-бар и вполз назад в постель. И он даже не сделал мне настоящее предложение. Он положил руку мне на щеку, и его пальцы танцевали по ней, пока я лежала, пытаясь заснуть, и тут он сказал:

– Давай поженимся.

Вот так. Кратко, мило, точно в цель. И по какой-то непонятной причине я даже не стала обдумывать, прежде чем сказать:

– Хорошо.

И вот так я снова оказалась помолвлена.

Ну, честно, я не знаю, что на него нашло, что он спросил, и не знаю, что на меня нашло, что я согласилась. Говорят, любовь заставляет вас делать глупости, и, наверное, это правда. Наверное, все это так. Наверное, она делает тебя нерациональным, и спонтанным, и совершенно к черту спятившим. И, наверное, поэтому я сказала «да».

Когда Джеймс внезапно объявил, что хочет поехать в Грецию, я подумала, что он имеет в виду через несколько месяцев, не прямо на следующий день. Но именно это он и имел в виду. И я, будучи совершенно к черту спятившей, согласилась. Я, конечно же, не осознавала тогда, что пропускаю работу, уезжая на эти спонтанные каникулы, не предупредив их хотя бы за день, и не осознавала, что, наверное, я невероятно разозлю начальство своего банка своим внезапным отъездом. Ну, или мне было наплевать. Какова бы ни была причина, оказалось, что я вдруг собрала вещи и аппарировала на берег в тысяче миль от дома.

И Греция прекрасна.

Одно из хороших качеств Джеймса в том, что у него есть деньги, много денег (поверьте мне, я управляю его счетом, я точно знаю, сколько). Не то чтобы деньги имели для меня значение, и я говорю честно, потому что я любила бы его и без них. Но это точно невредно, когда дело касается внезапных каникул. Гостиница прекрасна. Пляж прекрасен. Вид прекрасен. И он прекрасен. Так что неудивительно, что я увлеклась всем этим и была ослеплена всей этой красотой.

И когда ты ослеплена, сказать «да» невероятно легко.

Два дня до «предложения» прошли великолепно. Джеймс такой странный, потому что он может быть просто идеальным, когда захочет. Мне понадобилось много времени, прежде чем я смогла верить во все это, но есть что-то такое, из-за чего я просто знаю, что это настоящее. Я вижу, что, когда он смотрит на меня, он не лжет, и, когда он говорит, что я красивая, он действительно имеет это в виду. Джеймс может получить что угодно и кого угодно в мире, если захочет, поэтому он не стал бы прикладывать столько усилий, если бы по-настоящему этого не хотел. И это я продолжаю себя повторять, потому что не буду лгать и говорить, что часть меня не боится до ужаса, что он снова, в миллионный раз, разобьет мне сердце.

Но Джеймс теперь другой. Сейчас он ужасно раним и кажется менее нахальным и драматизирующим, что, я думаю, связано со смертью его дяди. Он не признается в этом, конечно, потому что он никогда по своей воле не признается, что он может испытывать эмоции или быть ранимым, но иногда он не может это спрятать. Он сохраняет невозмутимый вид, когда он рядом со мной, а это чаще, чем с кем-либо другим, скажу я вам. Но проблема в том, что я знаю Джеймса, и я знаю, как тяжело ему переварить некоторые эмоции. Так что возьмите это, добавьте большое количество алкоголя, которое он обычно поглощает, и в результате – великолепный рецепт сумасшествия.

И, наверное, вот как я попала в эту ситуацию.

После того как я согласилась с идеей брака, Джеймс был просто в восторге, из-за чего, в свою очередь, в восторг пришла я. Было очень трудно не поддаться восторгу из-за всего этого. И даже прежде чем встало солнце, мы уже решили, что вместо того, чтобы возвращаться домой, объявлять о помолвке и планировать свадьбу, как нормальные люди, мы просто наплюем на все и поженимся прямо тут, в Греции. По словам Джеймса, не было никакого смысла в ожидании, потому что результат ведь один и тот же. Ожидание только отложит неминуемое, а как он сказал: «Я не хочу провести и дня без тебя».

Ну, можете представить, насколько сумасбродной меня сделало это заявление. Даже если бы я хотела быть благоразумной и вести себя, как разумный взрослый человек, после этого я бы тут же обо всем забыла. На самом деле все, чего мне хотелось, – это тут же все завершить, забыв обо всем на свете. Но даже внезапным, с корабля на бал свадьбам требуется время на подготовку, так что нам пришлось ждать даже не день, а три дня, прежде чем все наконец заработало.

И опять деньги сработали нам на пользу, потому что Джеймс смог сходить в местное министерство и подкупить там кого-то, чтобы поработали над нашими бумагами, храня все в секрете. Секретность была важна, понимаете, потому что, если хоть звук об этом раздастся, не только наши семьи тут же узнают (его семья – сразу же, моя – немного погодя), но узнает вообще весь мир. И хотя Джеймс может винить только себя за свою международную известность, факт остается фактом. И тогда точно ни за что не бывать тихой, романтичной церемонии, если заявятся все журналисты. Так что, к счастью для нас, греческое министерство в достаточной степени коррумпировано, чтобы продавать молчание за взятки.

Но даже хоть о наших документах и позаботились, все равно оставалось миллион всяких дел. Как то, что Джеймс сделал предложение без кольца. Его это даже больше нервировало, чем меня, что неудивительно, потому что кольца вообще для меня мало значат. Они точно ничего не доказывают, я знаю, потому что у меня уже было одно, но это не остановило Марка от того, чтобы меня бросить, а потом попросить его назад. Кольцо, наверное, символ чего-то, обещания, наверное, но на самом деле это просто кусок металла. Мужчина может дать тебе бумажную скрепку, и это будет то же самое. Но Джеймса беспокоило отсутствие этого кольца, так что он не стал терять времени и потащил меня в местный ювелирный магазин.

Там были просто целые ящики колец, и все они выглядели одинаково. Как я уже сказала, я не большой фанат ювелирных изделий, особенно колец для помолвки, так что я просто неопределенно смотрела на них и пожимала плечами каждый раз, когда меня спрашивали о моем мнении. Женщина за прилавком была не слишком мной довольна (уверена, она думала, что, если я не приму решения, мы просто уйдем совсем без покупки). Так что в конце концов я оттянула Джеймса в сторону и сказала, чтобы он выбрал что-нибудь сам.

– Это может быть какое-нибудь дерьмо, – серьезно сказал он. Но я покачала головой. Сойдет все что угодно. По крайней мере, так я ему сказала. Честно, мне хотелось, чтобы это все уже наконец случилось и с чем там угодно.

Но я передумала, когда он вернулся в отель позже тем днем с маленькой коробочкой.

Он выглядел усталым и подавленным, и я решила, по крайней мере, постараться быть милой. В конце концов, я знаю, что выбор драгоценностей не самое веселое занятие на свете. Я рассматривала фотографии разных цветочных букетов, которые получила в городе, но отложила их сразу же, как только он вошел, и выпрямилась, сидя в кресле.

– Ну, давай посмотрим, – я даже нацепила фальшивую вдохновленную улыбочку, чтобы попытаться успокоить его нервы.

Но он один раз сглотнул, а потом открыл коробку.

– Это не бриллиант, – сказал он зачем-то, как будто я не могла видеть, что это не бриллиант. Вместо этого там был красивый голубой камень, сверкавший передо мной. – Это голубой турмалин, – продолжил он, и у меня появилось ощущение, что он знает о голубых турмалинах не больше, чем я. – Та женщина в магазине, она сказала, что я не должен его брать. Она сказала, я должен купить бриллиант.

Он выглядел нервным и очаровательным, и я оторвала глаза от кольца, чтобы взглянуть на него и спросить:

– Так почему ты не купил?

– Потому что их было слишком много, – сказал он. – И они все выглядели одинаковыми, – могу подтвердить. Я знала, что не просто так его люблю. – Но этот… – его голос затих, когда он осторожно вынул кольцо и отложил коробочку в сторону. – Оно того же цвета, что твои глаза при свете дня.

Я честно слышала эти слезливые, сопливые фразочки вроде «Мое сердце остановилось», но до этой секунды я такого никогда не испытывала. Но я действительно почувствовала, как мое сердце в буквальном смысле остановилось на секунду, а я просто стояла и смотрела на него. Я не знаю, как это у него получается – как он может быть таким идеальным, когда нужно. Но все равно, я удивлена, что не начала тут же рыдать на месте, потому что мне казалось, что я могу.

И чтобы сделать еще хуже, он сказал:

– Я увидел и сразу подумал: «Синеглазая Кейти», – он посмотрел на кольцо, которое держал в пальцах, а потом опять на меня. – Я могу вернуться и купить бриллиант…

Но у него не было и шанса сказать что-то еще, потому что я схватила его и крепко поцеловала. А потом он надел кольцо мне на палец, и мое сердце остановилось во второй раз. Ничто никогда не казалось мне таким правильным и не выглядело таким красивым. И я никогда не чувствовала себя более влюбленной, чем в ту секунду.

И вот мы здесь.

Осталось полчаса до того момента, который нам назначил чиновник греческого министерства, который должен был прийти и поженить нас. Джеймс в душе, и он уже очень, очень задерживается. Я нервно хожу вокруг по гостиничному номеру и каждые несколько секунд смотрю в окно на хрустально-синюю воду. Я чувствую себя так, будто меня сейчас стошнит, и я даже не могу сказать, хорошо это для моих нервов или нет.

Я выхожу замуж. За Джеймса Поттера.

Всего лишь неделю назад мы даже не разговаривали. А теперь мы женимся? Точно, мы оба совершенно спятили. Разумные люди так не поступают. Они не уезжают на каникулы и не женятся втайне от всех. И обычно я очень разумный человек… Но, думаю, у Джеймса всегда была привычка заставлять меня делать безрассудные и нехарактерные для меня поступки. Есть у него какое-то умение промывать мне мозги благодаря его немного длинноватым волосам и большим карим глазам. Эти глаза всегда заставляли меня делать ненормальные для моей природы вещи. Против них я бессильна. Всегда была.

Но все же. Это не просто прогул урока, чтобы быстро потрахаться в чулане для метел. Это брак. Окончательное, постоянное обязательство. Я серьезно не знаю, готова ли я на это.

Я слышу, как выключается душ, и мои нервы еще сильнее начинают гореть. Платье вдруг начинает чересчур сильно прилипать к телу, хотя оно сшито из натурального хлопка. Моей шее становится слишком жарко под волосами, и мне ужасно хочется собрать их в хвост и забыть об этом. Но я ничего не делаю. Я просто нервно стучу носком своей сандалии о пол и продолжаю смотреть на море, надеясь, что оно каким-то волшебным образом меня успокоит.

Мои мысли переключаются на маму. Она убьет меня, когда узнает. Нет, она будет в восторге из-за того, что это Джеймс, конечно, потому что общественное положение для нее все, а нельзя быть выше в обществе, чем Джеймс Поттер. Но она будет в ярости, что я украла у нее шанс спланировать мою свадьбу (как будто она недостаточно напланировалась своих) и быть там, чтобы посмотреть, как получится. В конце концов, я ее единственный ребенок и ее единственный шанс быть на свадьбе своего ребенка (ну, если только не окажется, что я стану такой же, как она, и начну менять мужей так же часто, как я меняю трусы, и поверьте, этого не будет: я кое-чему научилась, глядя на нее…) Но я все равно чувствую себя виноватой. Свадьбы важны для матерей. У мамы Джеймса есть еще две попытки, так что, может, она не так расстроится, хотя, может быть, до этого будет довольно далеко… Может, она будет в такой же ярости, как моя.

Позади меня бряцает дверь ванной, и выходит полуодетый Джеймс с мокрыми волосами. Я оборачиваюсь и смотрю на него, недоверчиво качая головой.

– Что такое? – спрашивает он, направляясь к шкафу, откуда достает рубашку, которую купил вчера.

– У нас осталось только двадцать пять минут, Джеймс.

– Да? – кажется, он не улавливает срочности или же просто выделывается тут со своими мокрыми волосами и полуодетостью.

– Мы опоздаем.

– Все будет в порядке, – он не обращает на меня особого внимания и начинает застегивать рубашку и возиться с воротником. – Подождут пять минут.

Это одна из главных проблем. Он иногда такой бесцеремонный, думает, что все живут по его расписанию. Для него не проблема, что он заставляет людей ждать или нарушать свои правила, чтобы угодить ему. Это бесит.

– Ты мог бы попытаться хоть раз не быть эгоистичным и следовать плану, который ты и задал, – горько говорю я ему. – Тебя это не убьет.

– Ну и их не убьет, если они подождут несколько гребаных минут, – бормочет он и закатывает глаза, продолжая возиться с рубашкой.

– Весь мир не обязан ждать тебя, – не знаю, почему я так зла, но становится легче, когда я даю этому выплеснуться.

– Давай не будем сейчас ругаться,– разумно говорит он. – Хорошо? – а потом он поворачивается, чтобы увидеть, как я соглашаюсь, но останавливается на полувдохе. – Ух ты, – бормочет он. – Ты прекрасна…

И я забываю о том, что сержусь.

Я чувствую, как вся загораюсь от смущения, и я не очень уверена, из-за чего я вдруг так стесняюсь, но все равно. Он может заставить меня краснеть. Он, нахер, может заставить меня краснеть.

Он разглядывает меня несколько секунд, а потом я наконец качаю головой и говорю ему поторопиться.

– Мы не можем опоздать! – быстро говорю я ему и иду за ним в ванную, чтобы проследить за оставшимися приготовлениями.

Джеймс очень… Ну, он много времени уделяет своему внешнему виду. По крайней мере, обычно. Но здесь, среди песка и ветров греческого марта, нет смысла прикладывать слишком много усилий для прически. Она будет испорчена в ту же секунду, как откроется дверь, и мы оба это знаем. Поэтому я собираю свои волосы сзади, и мне повезет, если Джеймс хотя бы озаботится высушить свои.

– Ты выглядишь так, будто тебя сейчас стошнит, – замечает Джеймс сквозь полный рот зубной пасты, пока он чистит зубы, а я сижу на тумбочке напротив.

– Ты закапаешь всю одежду, – говорю я и протягиваю руку, чтобы поймать каплю пасты, которая каким-то образом падает с его громадного рта. Я вытираю его подбородок и тянусь за полотенцем, чтобы вытереть руки, только сейчас понимая, как это отвратительно.

– Детка, – он ловит меня за руку и делает мне одолжение, сначала сплюнув в раковину, прежде чем повторить. – Детка. Что не так?

Что не так? С чего бы начать? Если я начну, меня и правда стошнит. Но Джеймс не сдается и выжидающе смотрит на меня.

– Я просто немного боюсь, – пожимаю я плечами.

– Ты не хочешь этого делать, – это не вопрос, это утверждение. И опять мне снова хочется плакать.

– Ты не думаешь, что мы слишком молоды? – я ловлю его взгляд, чтобы понять, действительно ли он этого хочет, но он выглядит удивительно серьезно, когда отвечает:

– Думаю, мы достаточно взрослые.

Двадцать два. Молодые. Не настолько молодые. Но молодые. О господи, мне двадцать два, и это моя вторая помолвка. Я – моя мать…

– Кейт, – он немного вздыхает и встает прямо передо мной. Он берет меня за вторую руку и долго смотрит на нее, прежде чем снова поднять глаза. – Мы можем сделать, как ты захочешь. Это нормально.

– А что ты думаешь? – серьезно, все эти неприятные решения не должна принимать только я. Джеймс, он… Такой Джеймс. Он сам должен едва в штаны не делать от перспективы потерять холостяцкий статус. Он Джеймс Поттер хрена ради. Почему это не пугает его больше?

Но не пугает. По крайней мере не так, как я могла бы ожидать. Он смотрит мне прямо в глаза и немного пожимает плечами. – Я думаю, что… Я люблю тебя. И я думаю… Что неважно, если мы подождем, потому что ничего не изменится. И думаю… Думаю, что наконец-то хочу сделать что-то правильное…

– И это оно? – я приподнимаю брови, одновременно тронутая и напуганная. – Сбежать и внезапно пожениться? Ты думаешь, это правильно?

– Я думаю, что ничего в жизни не сделал, чтобы заслужить тебя. Но я хочу это изменить, – он смотрит на меня так твердо, что мне кажется, что я сейчас в буквальном смысле потеряю сознание. У меня всегда были проблемы с приливом кислорода к мозгу, когда его глаза вот так темнели.

Я сглатываю и пытаюсь что-то сказать, но ничего не выходит. Джеймс просто отпускает одну мою руку и убирает волосы с моего лица, прежде чем нежно положить ладонь мне на щеку.

– Я хочу быть лучше, – серьезно говорит он. И я хочу, чтобы ты была со мной… Все быстро меняется, и люди просто умирают… – его глаза немного увлажняются, но он смаргивает слезы. – Я не хочу больше терять времени.

– И ты действительно этого хочешь? – спрашиваю я, чтобы убедиться, хотя я едва выдавливаю слова. Комната, кажется, становится все меньше, и с каждой секундой мне все труднее и труднее дышать.

Он ничего не говорит с пару секунд, и кажется, что пытается подобрать слова.

– Ты самая прекрасная женщина в мире. И ты самый умный человек, которого я знаю. И ты единственная девушка, которую я когда-либо любил, – его голос начинает немного дрожать, и я понимаю, что он, как и я, чувствует на себе вес всей комнаты. – И если ты хочешь ждать… – он качает головой и улыбается мне испуганной улыбкой. – Мы можем подождать. Но если ты не хочешь ждать, то я за на сто процентов. Потому что я не знаю, что может измениться.

– Откуда ты знаешь?

Он передвигает руку с моей щеки на шею и там и оставляет ее, пока сам смотрит на меня.

– Потому что каждый раз, когда я смотрю в твои глаза, я вижу эти вещи, – он говорит это так серьезно и честно, что мне самой непонятно, осознает ли он, как странно и загадочно это звучит. Уверена, не осознает.

– Что за «эти вещи»?

Этот вопрос, по-видимому, сбивает его. Его щеки загораются легкой краснотой. Он такой милый, когда краснеет, хотя нужно очень многое, чтобы заставить его сделать это. Он не особенно стеснительный и скромный человек в отношении многих вещей. Но сейчас он выглядит почти невинным.

– Я вижу все, – тихо говорит он, и его глаза смотрят прямо в мои, пока он говорит, от чего, конечно, мне еще труднее дышать. – Я вижу будущее. Детей… Дом… И всю мою жизнь, – заканчивает он еще тише, чем начал.

И во второй раз за эти дни я чувствую, как мое сердце останавливается.

– Джеймс, – я пытаюсь заговорить, сказать хоть что-то, но мой голос словно куда-то делся.

– Я люблю тебя, – серьезно говорит он. Он говорит медленно и осторожно, и его голос немного подрагивает. – Прости меня за всю боль, что я тебе причинил. Я просто… – он сглатывает. – Я просто недостаточно в этом хорош. Но я хочу быть лучше. И клянусь, – он делает еще один быстрый вдох, – все будет хорошо. Но решать тебе.

И я ему верю.

Я не могу сейчас ничего больше сказать, потому что слишком занята, целуя его. Каким-то образом я просто хватаю его за обе щеки и просто целую. Удивлена, что я не умерла на месте, потому что я совершенно не уверена, что нормально дышу. Но это не имеет значения, потому что я никогда не чувствовала, что все так совершенно правильно, как в эту секунду. Дело даже не в том, что я его люблю. Это больше того. У меня нет для этого слов, но мне они и не нужны. Я все чувствую в том, как он меня целует, и понимаю, что он тоже это чувствует. Когда нам наконец приходится разорвать поцелуй, он отстраняется ровно настолько, чтобы видеть мое лицо, и я смотрю ему прямо в глаза.

– Я за.

Больше ничего не надо говорить, и улыбка, появившаяся на его лице, – лучший ответ, на какой я могла и надеяться. Он снова меня целует, на этот раз вдохновеннее и крепче. И вместо того чтобы быть напуганной, я чувствую, как меня охватывает другого рода нервозность. Восторженная. Я даже не хочу переставать его целовать, но он говорит разумные вещи, когда отстраняется.

– Нам нужно идти. Нельзя же заставлять их ждать.

И хотя я знаю, что он наполовину дразнится, я все равно его люблю. Я хватаю его за руку, и он помогает мне встать с тумбочки. Его волосы еще немного влажные, но это неважно. Ничто неважно сейчас кроме него. И меня. И нас.

И вот так я всего за несколько дней из совершенно одинокой девушки превращаюсь в замужнюю женщину.

И я не могу быть счастливее.

========== Глава 40. Ал. 15 марта ==========

Итак, я сказал Роуз правду.

Я рассказал ей обо всем, что случилось в день смерти ее отца. И я сказал ей, что это моя вина. И я сказал ей, что пойму, если она меня возненавидит.

А она просто заплакала.

На самом деле это она пришла ко мне домой. Она прислала мне сообщение, что собирается заскочить и что хочет поговорить, и к ее приходу я окончательно решил, что скажу ей. Прошло почти две недели, и я до сих пор ей не рассказал. И я дурачил себя, убеждая, что, если она не будет знать, это ей не навредит. Конечно, было легко не рассказывать ей об этом, если она эти две недели со мной даже не разговаривала.

Она была зла на меня только за то, что я принес ей новости. Понятно, она была расстроена, когда узнала (кто бы не был?), и я не принял ничего из того, что она сказала, на свой счет. Но от этого справляться с правдой легче не становилось.

Каждый раз, когда я вижу их – любого из них – мне плохо. Роуз, и ее братья, и их мама… Черт, мои родители. Даже вся моя гребаная семья. Они все раздавлены, и это все моя вина. И я не знаю, что делать, и от этого мне просто кошмарно. И все даже хуже, потому что я знаю, что ничего не могу изменить. Каждый раз, закрывая глаза, всю оставшуюся жизнь я буду видеть, как это происходит. Снова и снова. Я никогда не смогу от этого избавиться.

Но, когда Роуз появилась, я постарался не думать об этом. Я старался сфокусироваться на том, что нам надо поговорить и разрешить хоть какие-то вопросы. В конце концов, даже хоть она и полностью поглощена семьей и Скорпиусом, я все равно ей в итоге понадоблюсь. И я должен был сделать так, чтобы я был на месте.

Когда она аппарировала, она выглядела нормально. Я не видел ее несколько дней, но теперь ее глаза яснее, чем были, и она даже не выглядит так, будто недавно плакала. Ее волосы почти уложены, и выглядит она довольно обычно. Я почти ожидал, что Скорпиус будет с ней, потому что, как оказалось, она не может прожить и нескольких минут, не держась за его руку. Как будто она действительно отпускала его от себя только разве что поссать, и он, наверное, действительно любит ее, раз терпит все это. Думаю, это хорошо, но на это все равно странно смотреть. Роуз всегда была очень независимой, но, когда дело доходит до Скорпиуса, все это тут же испаряется. Неудивительно, что ей было так хреново, когда они расстались: она ведет себя так, будто дышать без него не может. На самом деле я бы поставил на то, что они, наверное, в итоге сделают что-нибудь идиотское: сбегут и поженятся в тайне.

Так что, да, я был удивлен, что она пришла одна.

– Где Скорпиус? – спросил я сразу же после того, как предложил ей чай, который приготовил (это у меня от мамы, не знаю, она по любому поводу делает чай).

– Он на тренировке, – Роуз берет чай и идет за мной в гостиную. Она дует на него, и кажется, что она изо всех сил старается быть «нормальной».

– Он вернулся в Татсхилл? – если так, то я впервые об этом слышу. И не могу представить, что Роуз не убежала вслед за ним.

Но, как оказалось, не уехал. Не навсегда.

– Только на тренировку. Просто съездит и вернется домой.

Домой.

А где конкретно дом Скорпиуса? Когда я в последний раз проверял, у него был коттедж в Татсхилле и поместье на шотландской границе. Ни в одно из этих мест нельзя «вернуться» к Роуз, так что я не понимаю, почему она говорит, что он сделает это, если только он неофициально не переехал в дом ее матери.

Я не спросил, поэтому все еще не знаю подробностей. Каким-то образом мы не стали конкретно прояснять этот вопрос. Это как будто забылось, пока Роуз отпивала чай.

– Мне жаль, что я рассердилась на тебя, – быстро сказала она, и это прозвучало как раз как такое извинение, какое вы получаете от Роуз: быстрое и напряженное. Она не профессионал в области извинений, так что я многого и не ждал. Уже один факт, что она вообще извинилась, много значит сам по себе. Но все, о чем я мог думать, так о том, что это мне нужно извиняться.

Роуз все продолжала, то опуская, то снова поднимая глаза:

– Я… я не знала, что мне еще делать, – она нахмурилась, выглядя так, словно ей стыдно за себя, отчего мне стало в миллион раз хуже.

– Роуз, это… Ладно, – я пожал плечами. – Это нормально.

– Но это ненормально, – настаивала она, хмурясь еще глубже. – Я не должна была так реагировать. Мне жаль.