Текст книги "В поисках будущего (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 41 страниц)

– Это хорошо, – сочувственно кивает она. – Какая бедная девочка…

Я стараюсь, чтобы меня не стошнило. Моя мать очень талантлива в том, чтобы понимать свою выгоду в людях, которые могут принести ей пользу. Одно время она ненавидела Роуз. Теперь ведет себя так, будто Роуз – ее давно потерянная дочь, которой у нее никогда не было. Я на это не покупаюсь, но, конечно, ничего не говорю.

– Они все еще не поймали того, кто это сделал? – хитро спрашивает она, снова стараясь добыть из меня информацию, которой, по ее мнению, я обладаю. Кажется, она не понимает, что, если бы человека, убившего мужа министра магии, поймали, газеты бы уже растрепали это, вы бы и моргнуть не успели.

– Нет еще, – вяло говорю я.

Она прикусывает губу и качает головой с преувеличенной грустью:

– Бедная женщина…

Так, теперь от Роуз мы перешли к ее матери. Моя собственная мать не поддерживает ничего из того, что мать Роуз делает в политике. Но она достаточно умна, что выработать привычку поддерживать «правящую партию» и по крайней мере притворяться, что ей нравится, пусть все даже и не так. И она достаточно умна, чтобы знать, что с властью приходит зависть. Уверен, она потрясающе держит лицо среди своих подружек и выставляет напоказ мои отношения с Роуз, как что-то социально допустимое. Более того, она, наверное, притворяется, что они с министром магии отличные друзья, чтобы выглядеть более могущественной и популярной, чем она есть.

– Я вообще-то пришел поговорить с отцом, – меняю я тему, чтобы мне не пришлось сказать что-нибудь грубое, о чем я потом пожалею. – Он здесь?

Если она и оскорблена моей внезапной сменой разговора, она отлично это скрывает. Она просто расплывается в одной из своих самых милых улыбок и говорит:

– Конечно, милый. Он наверху, в своем кабинете.

Я киваю и встаю:

– Я увижусь с тобой перед уходом, – говорю я, чувствуя себя виноватым за то, что задел ее чувства. Но я больше не мог выносить эту фальшь. Это тошнотворно.

Я нахожу отца именно там, где сказала мать. Он в своем кабинете, и когда я стучу в дверь, получаю в ответ очень краткое:

– Что?

Я решаю, что это разрешение, немного открываю дверь и осторожно заглядываю внутрь. Отец поднимает голову и удивляется при виде меня. Он ожидал кого-то другого, полагаю: мать или домового эльфа.

– Скорпиус, – говорит он, быстро оправляясь от первоначального изумления. – Входи.

Я вхожу в кабинет и на секунду оглядываюсь. Пока я рос, мне не часто разрешали сюда входить, да и сам я не делал усилий, чтобы сюда попасть. Конечно, я был тут несколько раз, но теперь он смотрится по-другому. Думаю, я никогда раньше не ценил его грандиозную важность.

– Я тебя не ждал, – говорит он, откладывая бумаги, которые он читал. – Все в порядке?

Я с секунду изучаю его, стараясь измерить его искренность. Не то чтобы я думаю, что он действительно неискренен, но иногда у него бывают скрытые мотивы. Не могу представить, что это может быть сейчас, так что стараюсь выглядеть как можно нормальнее.

– Все отлично, – на этот раз я жду, пока мне предложат сесть, и отец машет в сторону стула. Я сажусь и некоторое время колеблюсь, потому что только сейчас понимаю, как ужасно неловко все это будет. Отец выжидающе смотрит на меня, явно ожидая, что я объясню причину своего визита. Когда я ничего не говорю, он наконец заговаривает:

– Ты просто сюда заглянул? Или с какой-то целью?

Ну, он всегда отличался прямотой, полагаю. Я просто должен набраться смелости и выложить все. Я не уйду, пока не сделаю этого. Я себе этого не позволю.

– Могу я тебя кое о чем спросить? – говорю я, осторожно выдавливая из себя слова.

Отец приподнимает брови:

– Да?

Как мне это сделать? Я миллион раз проигрывал этот разговор в своей голове, но сейчас ни одного сценария у меня нет.

– Ты… – мой голос смолкает, и я сглатываю комок в горле. Я смиряюсь с необходимостью. – Когда ты был подростком, – ровно говорю я, – ты был Пожирателем Смерти?

Лицо отца такое же каменное, как всегда, но глаза его выдают. Несколько секунд они нервно поблескивают, а потом он отворачивается и смотрит в окно. Тишина плотная и пугающая, и я просто сижу, боясь сделать что-либо еще.

– Да.

Ответ наконец приходит, и я совсем не удивлен. Я уже знал ответ, конечно, я многие годы его знал. Меня проинформировали об отцовских подростковых увлечениях, когда я только пошел в школу. Странно, но я никогда не заговаривал об этом с ним.

– Почему?

Отец оглядывается на меня, его глаза немного темнеют, и он выглядит раздраженным.

– Потому что у меня не было выбора, – сердито выпаливает он. Определенно я задел очень больное место.

И все же я не покупаюсь на это оправдание, и я больше не боюсь это признать.

– У тебя всегда был выбор.

– Я был ребенком.

– Тебе было не пять. Ты был почти взрослым, – тут же поправляю я.

– Скорпиус, – отец раздражен. Я ясно это вижу. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но передумывает. – Есть вещи, которых ты не понимаешь. И, слава богу, тебе никогда и не придется это понимать.

– Какие вещи?

– Это неважно, – кратко говорит он. – Это давняя история.

– Это важно! – я так расстроен, а он даже не видит этого.

– Почему это важно? Это никак к тебе не относится.

– Это еще как ко мне относилось!

– И сейчас?

И тогда я выпаливаю это. Не могу остановиться.

– Ты действительно смотрел, как мать Роуз пытают Круциатусом в твоей гостиной?

Отец долго безмолвно на меня смотрит. Повисает ужасная неуютная тишина, и мне хочется взять эти слова назад и проглотить. Я не должен был поднимать эту тему.

– Кто тебе сказал?

Я почти говорю, что это Роуз сказала, потому что технически это правда. Роуз сказала мне это несколько месяцев назад, и я постоянно об этом думал с тех пор. И мне никогда не хватало храбрости заговорить об этом, но прошлой ночью я встретил ее мать на кухне, она сидела одна и ничего не делала. Было уже за полночь, и после нескольких минут болтовни, я спросил ее об этом. По каким-то причинам мне было легче говорить об этом с ней, чем с моими родителями.

И она все мне рассказала.

– Мы были детьми, – многозначительно закончила она. – Твой отец поступал так, как ему велели.

И на этом все.

Отец все еще выжидающе смотрит на меня, так что я нервно кусаю нижнюю губу, а потом говорю правду:

– Гермиона рассказала.

– А, так вы теперь друг друга по именам зовете? – язвительно спрашивает он. Я не обращаю внимания. – Ну разве не прелесть, что она вдруг решила рассказать тебе, что случилось тридцать лет назад.

– Я ее спросил.

– А, то есть ты случайно вдруг решил спросить именно о таком конкретном сценарии, верно? – он смотрит на меня тяжелым взглядом, но я не позволяю ему меня напугать.

– Роуз мне рассказала. И я хотел узнать полную версию, – я останавливаюсь на секунду. – Теперь я хочу услышать твою версию.

Отец смотрит на меня. Он зол, но старается это скрыть. Ему не нравится, когда его эмоции проявляются, потому что от этого ему кажется, что он не полностью контролирует ситуацию. После нескольких секунд раздражающей тишины он говорит спокойно и холодно:

– Это случилось. Я не имел к этому отношения.

Я уже знаю, что это правда, но не знаю, почему это так сильно меня задело. Думаю, слышать это от него делает ситуацию более реальной. Я смотрю на него, не моргая, пытаясь осознать все это и понять, что мне теперь с этим делать. В некотором роде мне хочется, чтобы я никогда этого не знал. С другой стороны, это что-то, что я должен был знать.

– Ты ничего не сделал, – тихо говорю я. – Ты просто смотрел.

– А что я еще должен был делать?

– Ты мог бы ей помочь, – я чувствую, как во мне начинает бурлить гнев, медленно, но верно, и я пытаюсь прямо сейчас перенять отцовский талант к безэмоциональности.

Отец смеется коротким холодным смехом. Он качает головой, словно я какой-то маленький ребенок, не понимающий дела взрослых.

– Верно, – с сарказмом говорит он. – И погибнуть, не сходя с места, конечно.

– Кто бы тебя убил? – с вызовом спрашиваю я. – Твои родители? Может дед и ублюдок, но сомневаюсь, что он стал бы тебя убивать.

– Возможно, – пожимает он плечами. – А вот моя тетка дважды раздумывать бы не стала.

Его тетка. Беллатрикс Лестрейндж. Несколько месяцев назад я даже никогда не слышал этого имени. Я указываю ему на это.

– Ты никогда о ней не упоминал. Я никогда о ней не слышал.

– И тебе и не нужно, – кратко говорит он. – Она мертва.

– И?

– И что? – он начинает терять терпение. – Она мертва. И если хочешь знать, мир без нее стал лучше.

Я хочу продолжать говорить о сестре моей бабки, но не делаю этого. Вместо этого я делаю другое, то, ради чего я сюда и пришел.

– Как ты мог просто стоять там и смотреть, как кого-то пытают. Даже если ты их ненавидел?

– Девчонка сама бы сдохла, но мою помощь ни за что не приняла, – отвечает он, и звучит это, как шипение. Мне трудно в это поверить, конечно, и оказывается, отец это понимает, потому что продолжает. – Она тоже меня ненавидела. Они все меня ненавидели. Это вовсе не было односторонним.

– Она могла умереть!

Отца это мало волнует.

– Но не умерла, так? И я не умер. Мы все еще тут, разве нет?

– Нет.

Я отвечаю резко и твердо, и отец с любопытством смотрит на меня. Он знает, о чем я.

– Ну, это не моя вина, – отвечает он. А потом:

– О, или вот в чем все дело? Они думают, я убил Уизли? – он безразлично закатывает глаза.

– Ты думаешь, они позволили бы мне там остаться, если бы думали? Думаешь, Роуз оставалась бы со мной?

Он просто пожимает плечами:

– Может, они стараются тебя спасти.

Я пытаюсь не закричать от раздражения. Я не понимаю, почему это должно быть так трудно.

– Ты должен был лучше выбирать, – наконец говорю я. И смотрю на него, не моргая.

Отец же снова закатывает глаза.

– Избавь меня от этого, Скорпиус. Знаю, ты считаешь, они там все какие-то святые, но поверь мне, с ними тоже не все чудесно. Они и сами совершили многое, за что других людей бы посадили, но весь мир решил этого не заметить. Потому что Святой Поттер и его фантастические преданные дружочки не делают ничего плохого. Поверь мне, я всю жизнь это выслушивал, мне незачем слушать это от тебя.

– Ты присоединился к Пожирателям, – с вызовом говорю я. – Ты мог сделать что-нибудь другое.

И теперь он снова заговаривает тем снисходительным тоном, который выбрал пару минут назад.

– Точно. Вот только Темному Лорду отказывать нельзя, верно? Это не сработает.

Я презрительно смотрю на него. Не хочу это слышать. Не хочу ничего об этом слышать.

– Ты должен был постоять за себя.

На некоторое время я сомневаюсь, что он вообще меня услышал. Но потом он снова заговаривает, медленно и тихо.

– Мой отец был в тюрьме. Я делал, что мог, чтобы выжить.

Я не знал, что дед сидел. Но все же я не поднимаю этот вопрос. Я сосредотачиваюсь на нужном.

– Ты не обязан был делать это.

Отец испускает медленный, тяжелый вздох.

– Представь, что тебе шестнадцать, – спокойно говорит он, – и тебе говорят, что твоя мать умрет, если ты не позволишь кому-то выжечь метку на твоей руке. Ты закатал бы рукав?

Его глаза прожигают меня, и внезапно мне очень хочется, чтобы я сегодня сюда не приходил. Я не знаю, что сказать, и ничего не говорю.

– Я знаю, ты думаешь, что я ужасный человек, – ровно продолжает он, – но на свете есть многое, о чем ты не знаешь. Есть многое, чего ты не узнаешь даже от них, – он произносит «от них» так, словно это какое-то ругательство. – Есть многое, о чем не знают и они. У каждой истории две стороны, Скорпиус, и ты должен это помнить.

Я чувствую себя немного пристыженным и испытываю сочувствие. Но это все равно нечестно. Все это не имеет ко мне никакого отношения, и в то же время все это имеет ко мне отношение самое прямое.

– Я люблю ее, – вдруг говорю я, глядя прямо на отца. Он знает, конечно, о ком я. – Ты знаешь это, верно?

– Я знаю, что ты ей увлечен.

– Это не увлечение, – твердо говорю я. – Я собираюсь на ней однажды жениться.

– Если она решится, – легко ухмыляется он.

– Она решится, – мой тон не оставляет места для споров, и он ничего не говорит, а просто смотрит на меня, ожидая продолжения. – И когда это случится, – продолжаю я, выдавливая ровный вздох, – я хочу, чтобы ты был со мной там. – Отец выглядит так, словно одна мысль об этом вызывает его отвращение, и я продолжаю. – Если ты не пойдешь, то надеюсь, ты не заставишь меня выбирать.

– Разве я когда-нибудь просил тебя выбирать, Скорпиус? – лениво спрашивает он. – может, ты это как-то проглядел, но я никогда не говорил, в кого влюбляться можно, а в кого – нельзя, – это правда. Он никогда этого не делал. Он не прыгал от радости при виде Роуз, но он никогда не запрещал мне с ней встречаться. – Ты не ребенок. Сам можешь принимать решения.

– Она для меня важнее всего на свете, – честно говорю я. – Надеюсь, ты это знаешь.

– Ну, веришь или нет, – медленно говорит он, – для меня ты важнее всего на свете. И я никогда не заставлял и не заставлю тебя делать что-то, чего ты не хочешь, – он в первый раз говорит что-то подобное, и я потрясен до немоты, а он продолжает. – Я знаю, каково это, и я никогда не поступлю так с тобой.

Мне хочется сказать что-нибудь значительное, но он не из тех, кто по-доброму воспримет взрыв эмоций. Так что я не говорю. Вместо этого я спрашиваю:

– Ты сможешь порадоваться этому?

Он колеблется, и я вижу, что ему не хочется отвечать на этот вопрос. Наконец он все же решает, что честность – лучшая политика.

– Хотел бы я, чтобы это был кто-то другой? Да, – ровно говорит он. – Мне не нравятся ее родители, никогда не нравились. Я никогда не нравился им. Это не изменится, – его голос потихоньку умолкает, а потом он продолжает более твердо. – Но это не имеет отношения к тебе и Роуз. И если ты этого хочешь, тебе должно быть наплевать, что думают другие.

Я не знаю, что сказать. Я сижу тут еще некоторое время и снова прокручиваю его слова в голове. Я не знаю, что мне надо сейчас чувствовать, и я удивлен огромным сплавом эмоций во мне. Миллион слов, которые я мог бы сказать. Но ни одно из них не кажется тем, что он захочет услышать. Так что я говорю первое, что приходит мне в голову.

– Спасибо.

Он кивает. Он не хочет слышать ничего больше. Не хочет, чтобы я говорил ему, как много это для меня значит и как для меня важно его мнение. Он не хочет, чтобы я говорил ему, как много значит для меня узнать, что я важен для него. Он просто хочет, чтобы я понял.

И пусть я не понимаю все, я понимаю больше, чем понимал раньше. Может быть, я не пойму до конца, но и это хоть что-то.

Раньше не было и этого.

========== Глава 48. Джеймс. 16 апреля ==========

В этом году я хотел пропустить Пасху.

Я хотел провести ее, лежа на диване в трусах, попивая огденское и ничего не делая. Или развлекаясь с Кейт. Тоже бы подошло. Я просто хотел пропустить это все и никого не видеть. Но здесь Кейт. И у нее есть эта раздражающая привычка заставлять меня делать «взрослые поступки». Так что из-за нее я сижу на упомянутом диване полностью одетый, без огневиски и жду, пока она закончит собираться и мы направимся в ад.

Ну, или в Нору, знаете ли.

Нет, не поймите меня неверно. Я ничего не имею против Норы или против моих бабушки с дедом. Я имею кое-что против остальной моей семьи, которая будет там со всей своей колоссальной раздражающестью. И мои родители, конечно, которые будут прикидываться, что не ненавидят друг друга и своих детей. Может быть, я ожесточен, но к черту. Мои родители разве что не отправили мне сову с сообщением, что я причина того, что они оба несчастны. Ну, или, знаете, мама сказала это вслух, папа же просто так подумал, уверен. Это было три недели назад, и определенно им на меня совершенно насрать, потому что они даже не попытались все это поправить.

Так что на хер их.

Не нужно и говорить, что я не в восторге от перспективы заявиться на пасхальный ужин и посмотреть им в глаза. Особенно потому, что, уверен, они будут притворяться, что ничего не случилось. Они сделают это, конечно, чтобы казаться нормальными и притворяться, что у нас не настолько дисфункциональная семья, как на самом деле есть. Они не могут скрыть сумасшествие Лили, потому что она выставила это на всеобщее обозрение, когда призналась, что она самая большая сука на земле, в вечер перед дядиными похоронами. Но они прекрасно могут скрыть собственную ненормальность и притвориться, что они вовсе не такие уж и ебанутые.

Кстати о Лили, полагаю, она дома на пасхальных каникулах, хотя я и не слышал этого. Надеюсь, что она там, потому что мне многое надо ей сказать. И я не куплюсь на всю эту рыдающую хрень. Эта девчонка – сука, и кто-то должен ей это сообщить. Я рад, что Роуз выбила из нее дерьмо тем вечером, они должны были позволить сделать ей даже большее. О, точно, может, я смогу Роуз на это подговорить. Ее недолго надо уговаривать, когда требуется побыть злобной мегерой. И раз уж меня тащат на этот ужин, то я могу и поразвлечься немного.

Появляется Кейт. Наконец-то. На ней новые платье и туфли, и ее волосы идеально лежат на плечах. Она выглядит прекрасно. Но она всегда прекрасно выглядит. Иногда я действительно отвлекаюсь, глядя на нее, что довольно смешно, учитывая, что я вечность ее знаю. Но, думаю, так было всегда. Я имею в виду, я много раз смотрел на нее, когда мы сидели на уроках, и от этого кое-какие аспекты переходного периода казались тогда не слишком веселыми. И потом я смотрел на нее и думал, как же сексуально она выглядит даже в школьной форме. И теперь я смотрю на нее, совершенно отвлекаясь от важных занятий. Вроде вставания с дивана.

– Что-то не так? – спросила она, странно на меня глядя.

Ее слова вырывают меня из ступора, и я качаю головой.

– Ничего.

– Нам надо идти, – она выжидающе смотрит на меня, но я хватаю ее за руку и усаживаю себе на колени. Она легко падает и пытается казаться раздраженной. – Нам нужно, – медленно говорит она, – идти…

– Ты такая горячая, ты это знаешь? – тихо спрашиваю я, прикасаясь губами к ее уху. Я протягиваю руку так, чтобы коснуться кожи на ее бедре под платьем.

– Хватит пытаться меня отвлечь, – говорит она, все еще притворяясь, что раздражена. Она вяло отталкивает мою руку.

– Тебе не стоило быть сексуальной, – говорю я, беззаботно пожимая плечами, в то время как моя рука скользит к внутренней части ее бедра и там и остается. Она хмыкает, но она тоже уже отвлеклась, и когда мои губы касаются точки под ее ухом и начинают передвигаться к шее, она начинает улыбаться, несмотря на все старания. – Давай просто забудем о Пасхе и на весь день останемся в постели… – моя рука начинает скользить дальше по ее бедру, но ей хватает всего двух секунд, чтобы собраться с мыслями, оттолкнуть мою руку и встать.

– Нет, – резко говорит она. – Мы идем. Теперь вставай.

Я еще немного ворчу, но в итоге делаю, как она говорит, и встаю. Когда я это делаю, она улыбается и тянется, чтобы поправить волосы, как ей кажется, лучшим образом.

– Все будет хорошо, – уверенно говорит она. – Кроме того, это я должна быть в ужасе.

Она говорит это, потому что это первый раз, когда она встретится с большей частью моей семьи. У нас с Кейт странная ситуация, потому что мы женаты, но серьезно, мы недолго встречались. Я знаю, что из-за этого мы кажемся поспешившими и незрелыми, но мне плевать на чужое мнение. Мы поженились, потому что влюблены и потому что нет смысла оттягивать неизбежное, когда никогда не знаешь, что случится завтра. Конечно, многие не так это видят, и уверен, у каждого есть свое мнение о том, что мы оба парочка детишек, которые сбежали и сделали глупость. И то, что кроме моей прямой семьи и парочки кузенов, которые были со мной в Хогвартсе, большая часть родственников в глаза ее не видела, ситуацию не исправляет. И в первый раз они увидят ее спустя месяц после того, как мы поженились.

– Ты не должна бояться, – говорю я ей. – Они тебя полюбят. А если нет, то и хер с ними.

– Ты действительно думаешь, что я им понравлюсь?

– Какая разница? – тихо говорю я, обхватывая ее за талию и притягивая к себе поближе. – Ты мне нравишься… – я многозначительно на нее смотрю, и мои руки скользят вниз с ее талии.

– Хватит, – смеется она, вырываясь и отходя от меня подальше.

– Слушай, – говорю я, театрально вздыхая. – Ты нравишься Роуз, так? А она всех ненавидит… Кроме Скорпиуса и Лэндона. Так что раз уж ты ей понравилась, то и с остальными справишься.

– Ты должен быть добрее к Роуз, – твердо говорит она. – Она милая.

Я фыркаю, и ничего не могу поделать, когда из меня вырывается громкий смех. Кейт просто приподнимает брови, и мне требуется секунда на то, чтобы собраться.

– Извини, – говорю я, все еще хихикая. – Ты серьезно это сказала.

– Джеймс, – она встает руки в боки и сурово смотрит на меня. Это на самом деле очень сексуально, но я этого не говорю, потому что она определенно твердо намерена избежать этого.

Мне приходится очень напрячься, чтобы снова не расхохотаться.

– Роуз не милая, – серьезно говорю я. – Когда мне было десять, она меня чуть не убила, – лицо Кейт дергается, и я вижу, что она сама пытается не рассмеяться. Я же серьезен и заканчиваю историю. – Я был в ее доме, и я даже не знаю, где она это нашла, но она положила на меня гигантского паука, и никто мне даже не мог помочь, потому что единственным взрослым в доме был ее отец, а он боялся пауков и скорее позволил бы мне умереть, чем прикоснулся бы к нему. Так что мне пришлось заорать и стащить с себя всю одежду, а она стояла там и ржала!

Кейт долго на меня смотрит, а потом уже больше не может это выносить. Она смеется даже сильнее, чем Роуз, когда это происходило, и я с неверием смотрю на нее.

– Джеймс, – говорит она, изо всех сил стараясь, чтобы ее слова прорвались сквозь ее хохот. – Джеймс, это был паук, милый, – говорит она, строя рожицу фальшивого сочувствия, берет меня за руку и гладит ее. – Она не «почти убила тебя».

– Если бы он оказался ядовитым и укусил меня, я бы умер! – тут же спорю я.

Кейт просто продолжает ухмыляться, а потом поджимает губы и качает головой.

– Ну, я рада, что ты все еще жив, – говорит она с фальшивой серьезностью.

Но я это принимаю.

– Спасибо.

Когда мы добираемся до Норы, дом уже наполняется. Думаю, мы немного опоздали, и там просто совершенный хаос, когда мы прибываем. Первое, что я вижу, это бегущая ко мне Дора; она бежит так быстро в моем направлении, что я даже не сразу осознаю, что случилось, когда она врезается в меня, пока секунду спустя я инстинктивно не хватаю ее за руку, чтобы она не упала.

– Может, хочешь притормозить? – спрашиваю я, вопросительно глядя на нее, а она смотрет на меня полуобалдело.

– Я пытаюсь спрятаться, – высокомерно говорит она. Потом она замечает Кейт и с любопытством смотрит на нее. – А ты кто?

– Это Кейт, – отвечаю я за нее. – Моя жена.

Дора строит ужасную рожу и перепуганно смотрит на Кейт.

– Ты вышла за него? Фу, гадость!

Кейт просто смотрит на нее, уверен, в шоке, но Дора снова убегает, не добавляя ни слова. Я закатываю глаза, когда она исчезает.

– Это Дора, – тихо говорю я Кейт. – Первая ошибка Тедди и Виктуар.

Она немного смеется, но тут же себя останавливает и пытается притвориться, что ей не смешно. Вместо этого она вежливо улыбается бабушке, которая идет к нам. Она обнимает меня и говорит:

– А это должно быть Кейт, – таким бабушкиным милым тоном.

– Приятно с Вами познакомиться, – говорит Кейт, и я вижу, что она нервничает, не смотря на то, что говорит она спокойно и продолжает улыбаться.

– Кейт, это моя бабушка, – без особой нужды представляю я ее. И так видно, что это моя бабушка.

– Молли, – представляется она сама. Она улыбается, но видно, что она устала и все эти события начинают на ней сказываться. Она больше не молода, и после всего того, что случилось, уверен, она полностью вымотана.

Когда бабушка уходит, чтобы поприветствовать остальных гостей, я наклоняюсь к уху Кейт и шепчу:

– Один готов, осталось еще пятьсот.

Несмотря на то, что я был уверен, что многие за нашими спинами будут незаметно переговариваться о нашем браке, почти всем Кейт понравилась, что неудивительно, потому что, ну что тут может не нравиться? Она дружелюбная, веселая, совершенно земная. Она очень отличается от тех девчонок, которые у меня были раньше, и некоторые из них приходили на семейные сборища. Но это утомительно: ходить вокруг и всем ее представлять. Кажется, что она немного расслабилась, хотя видно, что она совершенно выбита из колеи. Не могу ее винить: семья у меня большая, и сегодня здесь собрались почти все.

За одним заметным исключением: нет моего отца. Моя мама здесь вместе с Лили (которая действительно приехала из школы, выглядит злой на весь мир и ни с кем не разговаривает). Ал заявляется минут на десять, а потом уходит. Но папы нет. Если б я разговаривал с мамой, я бы спросил ее, где он, но я не разговариваю. И она тоже не пыталась со мной заговорить. Кроме того, кто знает, знает ли она, где он? Насколько я знаю, они снова разошлись. И на этот раз мне плевать.

И этот праздник, хоть и пришли на него почти все, все равно кажется немного не таким. Конечно, это потому, что это первый раз, когда вся семья собралась вместе после похорон. Все изо всех сил стараются делать все как можно нормальнее, но трудно забыть, когда каждый раз, когда я вижу мою крестную, она выглядит так, будто ее ударили под дых. Конечно, вокруг нее все время кто-то, и люди все возятся с ней и постоянно носят ей чай или кофе и все остальное, и иногда она даже вымучивает фальшивую улыбку. Но потом улыбка пропадает, и она снова выглядит грустной.

Все ее дети здесь, и Хьюго ведет себя так же странно, как Лили. Они точно не разговаривают, и мне интересно, что у них происходит там, в Хогвартсе. Явно видно, что им не хватило сердца и души понять и простить (не то чтобы у Хьюго был на это повод), но от этого дома все как-то неуютно. Хьюго хотя бы разговаривает с другими. Ему было бы трудно этого не делать, потому что люди так же волнуются за него, как и за его мать. Боже, это так бы меня раздражало.

После обеда нас хватает Роуз и вместе со Скорпиусом вытягивает нас наружу. Кейт, кажется, вздохнула с облегчением, и я не думаю, что могу ее за это винить, потому что должно быть облегчением наконец-то поговорить с людьми, которых ты знаешь, после того, как долгое время знакомилась с кучей новых людей и пыталась уложить их имена и лица в памяти.

– Ну, – тихо говорю я Роуз, когда мы усаживаемся за стол на улице, – я хочу, чтобы ты надрала Лили зад.

Но Роуз лишь приподнимает брови.

– Я не трону Лили. Я даже разговаривать с ней не буду. Я пообещала маме, что не буду.

– Ну, твой брат не кажется слишком дружелюбным.

– Нет, и надеюсь, он каждый день доводит ее до слез, когда они в школе, – честно отвечает она. – Но не здесь. Он тоже пообещал маме.

Черт. Я действительно рассчитывал, что кто-нибудь поставит ее на место. Роуз бесполезна.

Но ей, кажется, плевать, и она обращает свое внимание к Кейт.

– Ну, ты уже спятила?

– Тут столько людей… – признается Кейт, немного хмурясь.

– Ну, большинство из них не имеют значения, – пожимает Роуз плечами. – Большую часть из них ты будешь видеть дважды в год, и тогда ты их заинтересуешь, только если залетишь или подашь на развод.

Кстати о…

– Ты не знаешь, где мой отец?

Роуз пожимает плечами.

– Неа. Не видела его несколько дней.

Она начинает болтать о какой-то фигне, которая мне ни капли не интересна. Скорпиусу тоже безумно скучно, но Кейт кажется развлеченной. Так что я сижу тут и ничего не говорю. Я провожу некоторое время, глядя в окно кухни, на людей, которые туда входят и выходят, все они, наверное, предлагали помощь, но всех в итоге оттуда прогоняет бабушка, которая настаивает, что будет готовить сама. В конце концов она замечает, что я смотрю, и машет мне, чтобы я подошел.

– Бабушка зовет меня, – перебиваю я Роуз на середине какой-то долгой истории бог знает о чем. Она останавливается на достаточно долгое время, чтобы я мог взглянуть на Кейт, которая кивает и улыбается, подавая знак, что она не против остаться здесь и выслушать болтовню Роуз. Наверное, она ей почему-то нравится – это выше моего понимания.

Я вхожу внутрь, и в кухне никого, кроме бабушки.

– Не достанешь мне ту банку наверху? – просит она, когда я закрываю за собой дверь. – Если я призову ее, она, скорее всего, опрокинется и все рассыплется.

Я делаю, как она сказала, и достаю банку с сахаром, до которой она не могла дотянуться.

– О, спасибо, – говорит она, когда я протягиваю ее ей.

– Конечно, – пожимаю я плечами. – Еще помощь нужна?

– О, нет, – говорит она, никого тем не изумив. – Я в порядке. Просто не так высока, как должна бы, – она смеется, и я улыбаюсь. – Можешь идти обратно к этой чудесной юной девочке, что ты привел, – она сыплет сахар в один из горшков и машет над ним палочкой, чтобы тот закипел. – Она очень красива.

Я наклоняюсь над столом и кладу подбородок на руки, глядя в окно на Кейт, которая все слушает, как Роуз болтает и болтает.

– Да, она такая, разве нет?

– Тебе повезло, что ты нашел такую хорошенькую девочку, – продолжает бабушка. – И она кажется умной.

– Она очень умная.

– Куда лучше, чем те глупые девчонки, что ты приводил раньше, – она осуждающе качает головой, но она несерьезно. Ну, насчет глупости она серьезно, но она не серьезно меня за это осуждает.

– Твоя мать думает, что ты слишком быстро принял решение, – она продолжает носиться по кухне и отправляет морковь нарезаться.

– А что ты думаешь? – осторожно спрашиваю я.

– Я думаю, что твоей матери лучше думать о своих делах, – ровно отвечает она.

У меня едва хватает времени улыбнуться, потому что дверь открывается, и упомянутая мать заглядывает в кухню.

– Мам, тебе помочь? – спрашивает она, прежде чем замечает, что тут стою я.

Бабушка никак не дает понять о разговоре, что только что тут был.

– Нет, дорогая, – ласково говорит она. – Мне помогает Джеймс.

Тут мама меня замечает, и она долго смотрит на меня, прежде чем собирается с мыслями и кивает:

– Ну, тогда хорошо.

Но тут в голову бабушки, кажется, приходит великолепная дьявольская идея, и она вытирает руки о юбку.

– Вообще-то мне нужно ненадолго сбегать наверх. Джинни, присмотришь за едой?

Мама уже предложила помощь, поэтому теперь она не может отказаться. Она входит на кухню, как раз когда ее собственная мать выходит. На секунду повисает напряженная тишина, а потом она говорит:

– Нам надо поговорить.

Я игнорирую ее, удивляясь, как она такое может серьезно полагать. Прошел почти месяц. Месяц, и она ни слова мне не сказала. Я даже не удостаиваю ее ответом, просто закатываю глаза и отворачиваюсь.

– Джеймс, – говорит она, и ее тон немного резче. – Я с тобой разговариваю.