Текст книги "В поисках будущего (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 41 страниц)

Может быть, из-за этого Хьюго перестал раздражать. Может это случилось, когда я поняла, что он единственный человек, который чувствует то же, что и я, сейчас. Он единственный, кто по-настоящему понимает, каково это просыпаться каждое утро и на полсекунды думать, что тебе приснился страшный сон и твой папа не убит на самом деле. Даже Лэндон не понимает этого так, как Хьюго, потому что Лэндон слишком мал. Ему трудно, конечно, но он не чувствует того же, что Хьюго и я. Так что, может быть, вот почему я смотрю на своего брата сейчас и вижу замечательного человека, а не испорченного мальчишку.

Мое внезапное погружение в сантименты заставило меня полностью пропустить внезапную суету вокруг нас. Оказывается телохранители больше не видели нужды охранять нас всех, потому что на Джеймса наконец налетели. Почти с десяток восемнадцатилетних девиц, напичканных выпускными эндорфинами.

У него и шансов нет защититься, так что он сдается и даже потакает им, действительно разговаривая с ними и поздравляя. Это отвратительно, то, как они бросаются на него и глупо хихикают. Это даже еще смехотворнее потому, что все эти девчонки учились вместе с ним в школе и знали его еще до того, как он стал квиддичным профессионалом. Конечно, они были на несколько лет младше, но все равно, это же не в первый раз, когда они его видят.

Становится еще более отвратительно, когда одна из девиц приподнимается на цыпочки, чтобы что-то прошептать ему на ухо, и при этом с омерзительной соблазнительностью проводит пальцем у него по груди. Джеймсу хватает совести ощутить дискомфорт, но меня это почему-то злит.

– Прошу прощения, – говорю я, не в силах более сдерживать язык. – Он женат. Вы это знаете?

– И что? – спрашивает она и вместе с другими девчонками разражается мерзким хихиканьем. Оказывается, они думают, что это невероятно забавно, хотя я понять не могу, что на хрен тут смешного. Я многозначительно смотрю на Джеймса, которому хотя бы хватает совести выглядеть пристыженным.

Можно было подумать, что женатый статус понизит ставки Джеймса в глазах женского населения, а вместо этого он сделал его еще желаннее. Оказывается, теперь он типа запретного плода или что-то вроде. Тошнотворно. Джеймс, по крайней мере, больше не вдохновляется ролью секс-символа, но я не знаю, насколько это правда и насколько он ощущает вину, потому что знает, что ему нельзя этим наслаждаться.

Поймите меня правильно. Он действительно любит Кейт. Не знаю, как это случилось и как это он вдруг волшебным образом обрел душу. Он был полным придурком с самого своего рождения, так что странно видеть его внезапно влюбленным и наполовину приличным и нормальным. Но, полагаю, это хорошо, потому что Кейт потрясающая, и она точно не заслуживает ублюдка, в которого она (не по своей воле) влюбилась. Этот Джеймс 2.0 больше ее заслуживает, так что надеюсь, он продолжит так и дальше.

Он наконец отделывается от них и уходит поговорить с бабушкой и дедушкой. Это срабатывает, потому что даже шлюхи не потащились бы за кем-нибудь, чтобы поговорить с его бабулей. Но, конечно, маленькие шлюшки не исчезают немедленно, и я полном шоке смотрю, как до них доходит, что Джеймс Поттер не единственный квиддичный профессионал в их поле зрения.

– О господи, Скорпиус Малфой! – визжит маленькая сучка, которую, кажется, зовут Натали.

Она и остальные ее подружки налетают на Скорпиуса, прежде чем он вообще понимает, что происходит. Они все немедленно начинают болтать, и он выглядит намного более неуютно, чем вообще мог Джеймс – даже когда тот был пристыжен. Они все продолжают и продолжают болтать о том, какой фантастический сезон у него был, и несут какую-то чушь, которую ни капли не понимают. Он нервно оглядывается по сторонам и, когда ловит мой взгляд, выглядит совершенно пристыженным, хотя понятно, что он понятия не имеет, как вырваться из этой толпы восторженных девчонок.

Я ревнива. Я ревнива и не стыжусь в этом признаться. Меня совершенно с ума сводит, когда другие девчонки с ним даже заговаривают, и меня это очень, очень злит. У меня тот еще характер, когда меня провоцируют, и лучший способ меня спровоцировать – это начать флиртовать с моим парнем у меня на глазах. У этих девчонок есть десять секунд, прежде чем я прокляну каждую из них прямо здесь, на глазах господа, моей бабушки и всего Большого Зала.

– Слушай, не распишешься у меня на груди?

Простите, что? Та девчонка, которая первой провизжала его имя, действительно начала расстегивать мантию, и я реагирую, не думая дважды.

– Черта с два! – выкрикиваю я, вставая как раз между ними. Скорпиус отшатывается, словно боится, что я сейчас заклинанием оторву ему яйца или что-то вроде. Конечно, я не буду этого делать, потому что хочу, чтобы у меня однажды появились хорошенькие блондинистые детки, но другого самоконтроля я пообещать не могу, так что лучше уж ему отойти, пока может. – Тебе лучше проваливать отсюда нахер, – рычу я на девчонку (Натали ее зовут? Не помню… да и неважно). – Я почти потеряла терпение.

Она закатывает глаза, но, думаю, она достаточно умная, чтобы не выделываться тут со мной. Может, я и не помню ее имя, но уверена, она меня помнит. И если она все правильно вспомнила, то поймет, что я не из тех, кого она захочет узнать с плохой стороны.

– Лили, разберись с этим, – кричу я, хватая ее за локоть и подтягивая к группе девчонок, которые, как я полагаю, когда-то были ее подругами. – Прежде чем я им всем заклятьем их гребаные носы не поотрывала, – я понижаю голос, потому что не очень хочу, чтобы моя мать слышала, как я на глазах у публики угрожаю кому-то насилием.

Лили оглядывает девчонок, и некоторые из них ухмыляются ей в ответ. Она с секунду ждет, а потом разворачивается ко мне со скучным выражением лица.

– Сделай это.

На несколько секунд повисает шокированная тишина, прежде чем встревает Скорпиус и спасает этот день или спасает меня от ареста мамиными же телохранителями.

– Хочешь уйти отсюда? – спрашивает он, хватая меня за локоть так же, как я хватала Лили. – Мы можем встретиться с остальными потом, – говорит он, отвечая на незаданный вопрос. Он знает, что у меня только пара дней, прежде чем мне придется вернуться в академию, и что у меня есть обязанность провести часть этого времени с семьей. Но он так же знает, что я действительно хочу исчезнуть вместе с ним и забыть о том, что что-то еще существует.

Ему даже не надо просить меня дважды. Я просто трачу еще пару минут на то, чтобы попрощаться со всеми и пообещать маме, что приду домой попозже. А потом мы со Скорпиусом возвращаемся сквозь уже не такую густую толпу назад, в Хогсмид.

В деревне немного оживленно со всем этим выпуском и субботней толкотней, но, когда Скорпиус решает, что нам следует зайти в «Три Метлы» и выпить, у нас нет особых проблем с тем, чтобы найти столик. На самом деле мы даже можем занять небольшую кабинку в углу, достаточно уединенную, чтобы заставить меня забыть обо всем остальном. Мы заказываем выпивку, а потом Скорпиус начинает речь в свою защиту.

– Мне не были интересны ее сиськи, – твердо говорит он, начиная с того, что, уверена, считает самым важным моментом. Я едва не смеюсь из-за выражения его лица, но пытаюсь сердиться на пару минут побольше. – Но я более чем заинтересован в твоих.

И я проваливаюсь в своей попытке не смеяться.

Скорпиус прерывает мое хихиканье медленным поцелуем, который начинается с того, что его рука играет с моими волосами, а заканчивается бесцеремонным перемещением руки на упомянутую грудь. Он немного отстраняется и смотрит на меня. Я приподнимаю брови и даю ему понять, что он не будет лапать меня посреди паба. Неважно, как сильно я хочу, чтобы он облапал меня посреди паба. Он отсаживается и с сожалением кладет руки себе на колени.

– Извини, – бормочет он, и в его голосе не слышно никакого сожаления. – Но это было так, на хрен, долго.

Он прав, конечно. Это было так, на хрен, долго. Наверное, поэтому нам понадобилось по крайней мере три раза по-быстрому это сделать, прежде чем мы ушли из его дома. И, наверное, будет еще два раза сегодня ночью, я бы на это поставила, если бы делать на такое ставки не было аморально.

– Всего еще один год, – напоминаю я ему. Еще один год. Ого. Это может быть как лет десять. Но все же я пытаюсь быть оптимисткой. – Можешь поверить, что прошло уже два года, как мы выпустились? – спрашиваю я, думая, как безумно звучит это вслух.

Совершенно не чувствуется, что прошло уже два года с тех пор, как мы были в Хогвартсе. Время тянется так медленно, когда все, что я могу делать, это сидеть и скучать по Скорпиусу, что, можете мне поверить, я и делала большую часть этих двух лет. Но, оглядываясь назад, кажется, что эти годы просто пролетели. Это безумие, правда. Кажется, что только на прошлой неделе мы прятались за занавесями в Большом Зале после церемонии выпуска и обговаривали планы на совместное лето (тайное, конечно, потому что никто из наших родителей тогда не одобрял нас вдвоем). Теперь нам вовсе не надо прятаться, и это даже немного грустно. Но в то же время и замечательно.

– Я как раз думал об этом там, в школе, – соглашается Скорпиус, делая большой и медленный глоток из бокала, что появляется перед ним. – Странно, а?

Я киваю, попивая свой напиток еще медленнее, чем он.

–Где ты думал, мы будем через эти два года тогда?

Он честно обдумывает вопрос, а я жду и стараюсь не смеяться над ним. Он выглядит таким серьезным, что я действительно ожидаю от него настоящего обдуманного сентиментального ответа. Так что я несколько удивляюсь, когда он говорит:

– Ну. Я точно думал, что меня вышвырнут из команды, потому что я буду дерьмов. И думал, что ты будешь в Азкабане за убийство Лоры Эллис.

Наверное, я должна бы оскорбиться, но не могу не начать смеяться. Лора Эллис была кошмаром моей жизни с тех пор, как мне было одиннадцать, и стало только хуже, когда мы вместе поступили в Академию Целительства. Но я научилась ее игнорировать, а когда игнорировать не получается, я могу ее заткнуть, переумничав ее.

– Серьезно, – говорит он, когда мы оба перестаем смеяться. – Я не знал, – он смотрит на меня пару секунд, а потом убирает волосы с моего лица. – Но я рад, что мы здесь.

Это лучший ответ, на который я могла надеяться, и я уверена, огромная улыбка, которая появилась на моем лице, это отражает. Это было самое безумное время моей жизни, но я умудрилась остаться в своем уме, потому что Скорпиус умеет меня вот так оберегать. Думаю, именно здесь мы и должны быть.

Прошло два года со школы.

Остался еще год в Академии.

А потом у нас впереди будет целая жизнь на будущее.

Думаю, звучит что надо.

========== Эпилог. Лэндон. 1 сентября ==========

Когда я в последний раз был на платформе 9 ¾, мне было шесть лет.

Столько мне было, когда Хьюго уехал на свой седьмой и последний курс в Хогвартсе. Это было тысячу лет назад, правда, так что неудивительно, что я немного нервничаю, когда направляюсь к барьеру. Я знаю, это работает, конечно, но все равно не так легко бежать на полной скорости в кирпичную стену, верно. Я зажмуриваю глаза в последнюю секунду, и когда открываю их, то больше не вижу обычную суету тысяч обычных лондонских мужчин и женщин в их утренних разъездах. Эта сцена менее банальна, и тысячи мужчин и женщин сменяются сотнями восторженных детей и подростков с родителями, готовящимися к старту нового учебного года.

Есть нечто интересное в первом дне школы. Даже те, кто ненавидит школу, всегда рады в первый день, потому что моментально забывают, что они на самом деле едут к урокам, профессорам и домашней работе. Все, что они сейчас замечают, – это их друзья, которых они не видели все лето. Так же было и в моей старой школе. Все ребята рады в первый день занятий (кроме тех странных, которые ревут каждый раз, когда их оставляют родители), но ко второму или третьему дню семьдесят процентов класса уже жалуются на работу. Лично у меня никогда не было проблем с занятиями: ни когда родители учили меня дома, ни в последние четыре года, которые я провел в маггловской начальной школе. Это скучно время от времени, особенно учитывая, что я всегда знал больше, чем мои одноклассники, в результате у меня появилась привычка скучать и, как следствие, отвлекаться. Но все равно. Школа не так плоха. Учиться новому всегда было тем, что мне было интересно.

Мама проходит сквозь барьер вслед за мной, и она уже выглядит вымотанной. Это странно, потому что обычно она так выглядит только после обеда. Полагаю, это должно было быть для нее стрессом проверять и перепроверять, что у меня есть все, что нужно. Не имеет значения, что я упаковал свой сундук еще на прошлой неделе, и у меня было шесть разных списков, чтобы убедиться, что у меня есть все. Она все равно волнуется, полагаю. Или, может быть, мои брат и сестра всегда устраивали ей стресс по утрам первого сентября, будучи неготовыми. Это вполне возможно, потому что я представляю, что Хьюго было бы наплевать, а Роуз могла нарочно оставлять вещи только затем, чтобы посмотреть, как мама бесится.

– Ты в порядке? – спрашивает она, глядя на меня, словно я маленький ребенок, нервничающий из-за первого школьного дня.

– В полном, – отвечаю я, старательно следя за тем, чтобы мой голос не был слишком резким. Я изо всех сил стараюсь не раздражаться из-за маминого беспокойства, потому что знаю, что она старается и у нее всегда полно хлопот. Так что я каждый раз прикидываюсь, что не замечаю, потому что не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой.

И я знаю, что, наверное, это в первый раз, когда она здесь без моего папы.

Я немногое помню о папе. Он умер, когда мне было семь. Я знаю, это было несколько лет назад, но достаточно, чтобы я многое забыл. Я помню его, конечно, но мне трудно вспомнить детали. Я никогда не говорю об этом, потому что знаю, что людей это расстроит. Это странно, правда, потому что Роуз и Хьюго все о нем знают, и они говорят о нем так, будто видели его вчера. Для меня же его как будто вообще никогда не существовало, как будто это просто сказка или сон. Но потом я напоминаю себе, что я могу вспомнить некоторые вещи, так что я перестаю так думать. Меня иногда это беспокоит, потому что мне так трудно скучать по нему, особенно когда я вспоминаю, как скучал по нему в первые месяцы после его смерти. Но сейчас кажется нормальным, что есть только мама и я. Это кажется странным, что у меня вообще когда-либо был отец, так что мне трудно по нему скучать. Но мама по нему скучает, и мои брат с сестрой тоже. Многие по нему скучают. Иногда я прикидываюсь, что скучаю по нему, просто чтобы не признаваться, что я его едва помню.

Моя мама – министр магии. Была такой с тех пор, как мне исполнилось три, так что я, честно, даже не помню, чтобы она была кем-то другим. Наверное, поэтому меня не смущает, что люди вокруг оглядываются и смотрят на нас. Даже то, что они показывают на нас пальцем и шепчутся, это нормально, так что я легко от этого отгораживаюсь. Дора говорит, она бы себя странно чувствовала, если бы люди все время так смотрели на ее мать. Я едва замечаю и, кроме того, Дора – идиотка. Но все равно паршиво, что она не едет со мной, потому что это значит, что я там никого не знаю. Никто из моих друзей в школе туда не идет, конечно, а все мои кузены уже закончили.

Как будто мама может читать мои мысли, потому что она напоминает мне о том, кто там будет.

– Запомни, что-то понадобится – скажи Джинни. Она об этом позаботится, хорошо?

Тетя Джинни там будет. Она в прошлом году начала работать там инструктором по полетам, и оказывается, она это обожает. Думаю, странно, когда один из учителей – твоя тетка, но, полагаю, из всех Теток она из тех, кто меньше всех позорит. Многие думают, что она на самом деле классная – полагаю потому, что была профессиональным игроком и была замужем за Гарри Поттером и все такое. Я лично не считаю это особенно интересным, но полагаю, потому что Гарри Поттера я вижу каждый день и знаю полно квиддичных игроков. Мои кузен и зять – звезды квиддича, так что я знаю кучу их товарищей по команде и сидел на тренировках с тех пор, как был маленьким.

Вообще-то, мне совсем не нужны уроки полетов, но оказывается, это обязательно для первогодок. Я спросил тетю Джинни, не думает ли она, что я попаду в команду (потому что я действительно хорош), но она сказала, что это зависит от того, куда меня распределят, потому что в некоторых факультетах уже полные команды. Это ерунда, конечно, потому что и она, и все остальные в мире знают, что я попаду в Гриффиндор. Все члены моей семьи, включая моих родителей, были в Гриффиндоре, так что меня скорее пнет гиппогриф, чем я попаду в другой факультет.

Я вижу, как мама кому-то машет, поднимаю голову и вижу своих сестру и кузину, которые идут к нам по платформе. Вообще-то, технически Кейт мне не кузина, полагаю, она на самом деле жена моего кузена, но они женаты уже вечность, так что легче звать ее так. Они с Роуз лучшие подруги, и их редко можно увидеть друг без друга. Они не вместе, кажется, только когда работают, так что странно видеть их здесь: это утро среды, они должны быть на работе. Оказывается, они взяли отгул, чтобы быть здесь. Но я вижу сумку, которая свисает с бока коляски, так что понимаю, что мои проводы всего лишь отговорка, чтобы взять отгул для шоппинга.

Роуз любит меня, конечно, куда больше, чем многих других людей, вообще-то, так что я ожидал, что она появится. И я не удивлен, что Кейт здесь, потому что, как я уже сказал, у них привычка везде ходить парой. Мама рада их видеть, по крайней мере она рада видеть ребенка. В ту же секунду, как они подходят, она наклоняется над коляской и достает его. Джошуа едва три месяца, но Кейт уже куда худее, чем была, когда забеременела. Не знаю, как все это работает, но я слышал, как она месяцами жаловалась, что навсегда останется жирной, так что, думаю, она рада, что так не получилось.

Мама же с ума сходит по ребенку и всегда, когда он в зоне ее доступа, держит его, и укачивает, и кормит, и меняет подгузники, и вся прочая фигня, которая мне вовсе не кажется приятной. Думаю, она действительно, действительно хочет, чтобы Роуз такого завела, но Роуз, по крайней мере пока, не слишком заинтересована. Но при этом и у нее бывают муси-пуси минутки, когда Джошуа делает что-то «миленькое». И у нее была привычка охать и ахать над Кейт все время, пока та была беременна, и говорить, как она очаровательно выглядела. Но сама она не упоминала, что хочет ребенка. По крайней мере пока.

– Ты рад? – Роуз позволяет маме и Кейт возиться с ребенком и обращает свое внимание на меня.

– Типа того, – признаюсь я. – Я никого не знаю, вообще-то.

– Все будет хорошо, – говорит она, качая головой. – Ты встретишь людей в поезде и быстро заведешь друзей.

– Ты не думаешь, что они будут странно себя со мной вести? – спрашиваю я из-за мамы. Роуз знает, о чем я, так что вроде как пожимает плечами.

– Да, наверное, – честно говорит она. – Но это не так плохо. Некоторые будут завидовать, но ты на них внимания не обращай. Многие будут думать, что это круто, кстати.

– Хьюго придет? – спрашиваю я, оглядываясь. Я не жду его на самом деле, но раз Роуз и Кейт пришли, то может и он. Но Роуз качает головой.

– Не смог вырваться с работы.

Это неудивительно. Хьюго часто работает, и иногда трудно с ним увидеться. Он аврор, но он не работает все время в министерстве, как большинство из них. Полагаю это потому, что он все еще вроде новобранца, потому что его отправляют в разные рейды на границу и в пограничные страны, и он работает в такие часы, когда старшие авроры работать не хотят – посреди ночи или рано утром. Иногда, как сегодня, он работает в нормальное время, но ему почти невозможно выбраться с работы.

Роуз помогает мне протащить сундук по платформе и погрузить его на поезд. Мама уже вне зоны слышимости, так что Роуз решает сказать то, что, как она думает, я должен услышать.

– Окей, слушай, – быстро говорит она, оглядываясь на маму и Кейт, чтобы убедиться, что они заняты. – Иногда в Хогвартсе бывает хреново, потому что там действительно будут люди, которые будут завидовать тебе, и поэтому будут дерьмово с тобой обращаться. Но большинство будет считать, что это круто, и почти все захотят стать твоими друзьями. Это хорошо, но просто убедись, что людям, которых ты выберешь в друзья, действительно нравишься ты, и это не из-за мамы, или дяди Гарри, или Джеймса, или Скорпиуса, хорошо? – я киваю, внезапно представляя кучу злонамеренных друзей. Интересно, Роуз действительно думает, что мне это поможет лучше себя чувствовать?

– И не общайся с тетей Джинни или Невиллом слишком часто, потому что люди будут насмехаться. Тебе и так будет достаточно паршиво, потому что многие будут думать, что ты в любимчиках. А, и попытайся не выпендриваться. Я имею в виду, это будет трудно, потому что ты уже знаешь больше, чем большинство идиотов в твоем классе, но просто не пытайся это слишком показывать, потому что люди любят издеваться над теми, кто умнее их. Но поверь мне, будет трудно сидеть и пытаться делать вид, что ты на их уровне, потому что наверное ты будешь самым умным в своем классе. Просто пытайся не выделываться, ладно? Потому что невесело, когда люди начинают с тобой плохо обращаться, – она явно исходит из своего опыта, и мне интересно, замечает ли она, как быстро говорит.

– А, и Монтагю будет тебя ненавидеть. Он учитель зелий, и он ненавидит нас всех. Просто игнорируй его, потому что он ублюдок, который и половины того, чему должен учить, сам не знает, – она останавливается на секунду и пытается вспомнить еще какой-нибудь заветный совет. – А, да, пытайся избегать Пивза, потому что он тоже из тех, кому понравится над тобой измываться. А, и если что-то понадобится или попадешь в неприятности, то сообщи сначала мне, и я попытаюсь разобраться. Мама и так уже спятила от волнения, так что лучше, если ты сведешь все это к минимуму.

Наконец она вдыхает, и я смотрю на нее без слов несколько секунд, пытаясь осознать все то, что она вылила на меня меньше чем за минуту.

– Но все будет хорошо, да? – наконец спрашиваю я.

Роуз улыбается:

– Ага, все будет отлично! Тебе там понравится.

Свистит свисток, и я оглядываюсь и вижу, что все быстро прощаются и идут к поезду.

– Лучше поторопись, – говорит мне Роуз, подталкивая назад к маме.

Мама возвращает ребенка Кейт, когда я подхожу, и немедленно наклоняется меня обнять. Она сжимает меня немного чересчур крепко, но я ничего не говорю. Просто позволяю ей меня обнимать и пытаться пригладить мои волосы, которые, конечно, торчат и никогда не лежат ровно.

– Веди себя хорошо, ладно? – говорит она мне на ухо. – И пиши мне, и дай знать, если что-то будет нужно.

– Буду, – обещаю я на обе просьбы.

– Повеселись и помни, просто скажи тете Джинни, если что-то понадобится, хорошо? – я снова киваю, и мама еще раз сжимает меня, прежде чем поцеловать в щеку и отступить.

Кейт держит Джошуа одной рукой, а второй притягивает меня, чтобы обнять. Я обнимаю ее, а потом быстро провожу рукой по шапочке малыша. Он мне улыбается. Роуз меня тоже обнимает, почти так же сильно, как мама. Она выглядит действительно грустной, и на секунду мне кажется, что она заплачет. Но она не плачет, а просто выдавливает быструю улыбку и выпрямляется, отстраняясь. Я начинаю идти к поезду, но мама снова хватает меня и крепко обнимает.

– Я люблю тебя, – серьезно говорит она.

Я чувствую себя неловко, но недостаточно, чтобы ее обидеть.

– Я тоже тебя люблю, – бормочу я в ответ, и тогда она наконец меня отпускает и подталкивает к поезду.

Я чувствую многое, когда поднимаюсь в поезд и оборачиваюсь в последний раз помахать своей семье. Я нервничаю и в то же время рад и немного напуган. Мне жаль маму, но я не знаю, что я могу сделать. Никто не обращает на меня особого внимания, все просто толкают друг друга и протискиваются мимо, чтобы найти купе. Я заглядываю в окна, пока иду по вагону, но большинство купе уже заняты группами людей. Почти все они больше меня, наверное поэтому никто меня не замечает. Мне хочется найти пустое купе, но кажется, таких нет. Наконец я нахожу купе, где только один человек, мальчишка с темными волосами, который выглядит на мой возраст. У него точно нет друзей, потому что он выглядит грустным и одиноким. Но это лучшее, что есть, так что я просто открываю дверь и заглядываю, внезапно снова почувствовав нервозность.

– Можно мне здесь сесть? – спрашиваю я, и когда он поднимает голову, я еще объясняю. – Везде забито.

Темноволосый мальчишка секунду ничего не говорит, а потом кивает и отворачивается к окну. Я колеблюсь, а потом вхожу в купе, закрывая за собой дверь. Я не знаю, сказать ему что-нибудь или нет, потому что он выглядит так, будто не хочет, чтобы его беспокоили. Но все равно, до Шотландии путь неблизкий, и представляю, как скучно будет ехать в купе с пацаном, который не хочет разговаривать.

– Я Лэндон, – говорю я, старательно не добавляя свою фамилию. Почему-то я пока не готов, чтобы люди узнали.

– Я Марк, – тихо говорит он, и его голос звучит напугано и застенчиво. Но все же он умудряется выдавить слабую улыбку и поворачивает голову назад к окну. Я вижу, как он машет двум людям, которые, наверное, его родители, а потом пытаюсь найти маму. Я ее нахожу, и она видит меня. Она улыбается и уже больше не выглядит грустной. Я машу ей, а она машет мне в ответ.

Может, все это будет и неплохо.