Текст книги "Ученик афериста (СИ)"

Автор книги: Lexie Greenstwater

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 46 страниц)

Верите или нет, но болтовня и нытье Скорпиуса было единственным, что меня на тот момент волновало.

Юного наркоторговца, работающего в самом сердце Лондона, под носом у полиции и Отдела мракоборцев, в котором главенствовал его отец, волновало лишь то, что он маленько подустал от компании своего заклятого школьного друга.

Наземникус фактически свалил на меня все дела с наркотой, а сам занимался «магическим бизнесом», считая его более важным. Так я и не понял, зачем кто-то будет покупать ворованные волшебные палочки, клееные-переклеенные звездные карты, сомнительные ингредиенты для зелий, порядком подгнившие, и прочий хлам, который я бы, не раздумывая, отправил в мусорное ведро. Но Наземникус думал иначе и, что самое интересное, получал очень даже приличную выручку за все это барахло.

Иногда мой учитель грузил хламом и меня. Особенно когда его гоняли по всему Косому переулку мракоборцы. Тогда Наземникус и сгружал свои загашники то в мой книжный магазин (вот уж радости было покупателям, когда между энциклопедией садовода и кулинарной книгой притаился дряхлый том ассирийских проклятий, который насылал сглаз на каждого, кто прикоснется к нему без перчаток из драконьей кожи), то ко мне домой (это вообще было здорово, прятать от отца-мракоборца ядовитую тентакулу и особый вид поволжской мандрагоры, уникального растения, которое умело материться с талантом трижды отсидевшего моряка), а один раз, проследив за мной, Флэтчер поместил часть хлама на Шафтсбери-авеню (я едва не упал в обморок, когда увидел, что Доминик, собирается варить спагетти в кастрюле, которая обращает в получеловека-полурыбу каждого, кто к ней прикоснется).

В феврале я из пропахшего дешевым табаком дома Наземникуса перебрался на Шафтсбери-авеню, потому как жившие там молодожены признали, что немного не готовы жить вдвоем и, дабы не развестись на почве бытовых ссор, приняли непонятное решение принять в семью меня и жить просто как друзья-соседи, а не как молодые супруги. Логика была истинно малфоевской, но я не возражал, тем более, что жизнь со Скорпиусом и Доминик обещала быть куда приятней, нежели с Наземникусом и вечно мрачным Мораном.

– Ал, ты знаком с родителями Скорпиуса? – поинтересовалась Доминик, протирая чистую посуду полотенцем.

Мы сидели на кухне, в ожидании Скорпиуса, который тогда томился в Малфой-мэноре, о чем-то напряженно разговаривая со своей семьей. Я уже знал, каким он вернется: раздраженным, осунувшимся и еще более дерганным.

Поэтому вопрос, который задала Доминик, был вполне логичным.

– С его отцом и дедом. Ты, кстати, знаешь, что его отчим – Виктор Крам?

– Кстати, самый нормальный родственник, – заметила Доминик. – Ну и дед тоже. А вообще, Ал, мне это позавчерашнее знакомство с семьей в кошмарном сне еще долго сниться будет.

– Ну расскажи, а то Скорпиуса я спрашивать боюсь, еще нож в меня метнет, – усмехнулся я.

Доминик отложила тарелку и, сев передо мной на кухонную тумбу, мученически вздохнула.

– Нет, отчим, дедуля, бабуля – вполне приятные и милые люди, – сказала кузина. – Мистер Малфой, который отец, просто молчал и пыхтел, но Астория…знаешь ее?

– Видел пару раз, – кивнул я, вспомнив красавицу-ведьму с очень громким голосом.

– Нет, мне говорили, что она мразь. Причем это мне Скорпиус говорил, – дрогнувшим от злости голосом произнесла Доминик. – И он абсолютно прав, она действительно мразь, которая весь вечер смотрела на меня как на кусок дерьма, а потом прямым текстом спросила, когда я уеду к себе в деревню и оставлю Скорпиуса в покое.

Я насмешливо хмыкнул. Да, маман Скорпиуса, по его рассказам, фильтровать свой говор не умела, унижать любила, тактичностью не блистала.

Но и Доминик не была деревенской простушкой.

– А ты прям сидела и молчала? И глазками хлопала?

– Нет, конечно, когда мы остались с ней наедине, я тактично намекнула, что прислушаюсь к ее мнению лишь когда она перестанет скакать по хуям, как коза по альпийским горам, – вздохнула Доминик.

– Милые отношения невестки и свекрови однако. Но ты же понимаешь, что в покое вас не оставят?

– Я уже все продумала, дорогой двоюродный братик, – заверила Доминик. – Мы срочно заведем ребенка и все тут.

Что-то мне подсказывало, что Скорпиус об этом гениальном плане не знал, что объясняло, почему он еще не слинял куда-нибудь в далекие дали. Но переубеждать Доминик и что-то ей доказывать я не хотел и не стал, ибо не мое это дело, что они делают со своей не так давно начавшейся семейной жизнью.

Но рассказать хочу совсем не об этом, потому как вы, святой отец, думаю, и сами прекрасно знаете, что собой представляют ссоры мужа и жены, тяжелые отношения со свекром и свекровью, разные планы на будущее и остальные бытовые склоки, которых я предпочитаю избегать в своей семье.

На следующий же день, после нашего с Доминик разговора, в мою жизнь снова бесцеремонно ворвался Наземникус.

– Твою мать, – прошептал я, боясь, что грохот, который повлек за собой аферист, разбудит моих соседей. – Старый, ты подурел что ли?

Наземникус, трансгрессировав прямо в гостиную, мотнул головой и, воровато оглядываясь по сторонам, по-хозяйски принялся выкладывать на полки и пол свое бесценное барахло, которое, судя по паникующему лицу Флэтчера, у него чуть не отняли минуту назад мракоборцы в Лютном переулке.

– Я же просил забыть дорогу сюда, – шипел я, то и дело поглядывая на второй этаж. – Ну какого черта? Не смей грузить этот хлам здесь…

– Студент, не урчи, – буркнул Наземникус, поставив на журнальный столик коробок с каким-то неизвестным мне порошком цвета золота. – И поуважительней, пожалуйста, это не хлам помойный, а ценнейшие артефакты из самого Египта…

– Мне без разницы, сгребай все обратно и уноси, куда хочешь. Это даже не моя квартира.

– Уймись, я потом это заберу. Недельку-другую постоит и…

– Недельку-другую? – взвыл я и тут же вздрогнул, когда из рюкзака Наземникуса что-то с диким лязгом выпало и чудом не разбудило Скорпиуса и Доминик. – А это что за ужас?

Я ткнул пальцем в огромное зеркало, которое оказалось запихнуто в рюкзак Заклятием Незримого Расширения, и, судя по лязгу, именно оно только что рухнуло на пол и умудрилось не разбиться.

– Ужас? – задохнулся Наземникус, установив зеркало у стены. – Это не просто зеркало, это незаменимая вещица в арсенале любого мракоборца.

– Серьезно?

Зеркало и правда было жутким. Пыльное, все в разводах, в абсолютно безвкусной массивной раме грубой ковки, в коей поблескивали безвкусные вычурные камни, которые, судя по пустующим местам и царапинам кое-где, кто-то, явно сам Флэтчер, пытался выковырять отверткой.

Глядя на свое отражение в полный рост, я придирчиво прищурился.

Это напомнило мне задание в детской газете – «Найди десять отличий».

Нет, клянусь Мерлином, я мог найти, если не десять, то хотя бы несколько отличий между самим собой и отражением в зеркале!

Готов спорить на что угодно, мои глаза не искрились таким зашуганным блеском, как у этого парня из зеркала. И руки не дрожали, уж точно.

– Старый, что это за зеркало?

Наземникус аж расцвел от гордости.

– Легендарное «Ясное Око», – пояснил он.

Мне это ни о чем не говорило.

– Чему вас в Хогвартсе учили? – возмутился Наземникус. – «Ясное Око» – древнейший артефакт, который показывает правду, истинную личину каждого, кто в него посмотрит. Благодаря этой штукенции, царь Соломон и рубил правду-матку, как говорят в мифах…

– И ты хочешь сказать, что это зеркало когда-то стояло во дворце царя Соломона? – ухмыльнулся я.

Флэтчер замялся.

– Ну, это точная его копия…практически…если верить легендам. Студент, не беси меня, – буркнул старый аферист, который, впрочем, избегал становиться перед зеркалом. – Нашел его в одной мастерской, еле оттер и отмыл от паутины и пролитых зелий. Надеюсь, что это были зелья.

Я довольно скептичен, поэтому верить в байку про «Ясное Око» не спешил. Но собственное отражение не давало мне покоя.

– Я, правда, так выгляжу? – поинтересовался я.

Наземникус вытянул шею, быстро взглянул в зеркало и, не дав мне разглядеть его отражение, снова шагнул по левую сторону от рамы.

– Ну, похож, – подтвердил он. – Видишь, зеркальце-то, работает.

– В смысле?

Аферист расплылся в довольной улыбке.

– Знаешь, почему ты на себя не похож в зеркале? Потому что ты, малыш, лжец, каких поискать.

– Чего это? – вскинул брови я.

– А как иначе? Обманываешь родню, друзей, живешь двойной жизнью. Вот зеркало и показало тебя таким, – изрек Наземникус таким тоном, словно для него было привычным делом толковать образы из «Ясного Ока». – Глянь, глазки бегают, ручки дрожат, будто таможню с килограммом травы и тротиловой бомбой проходишь.

– Да иди ты, – фыркнул я. – И что мне с этим всем делать?

И обвел рукой все «великолепие», которое припер Наземникус.

– А, я потом заберу, как мракоборцы поутихнут, – махнул рукой мой учитель.

Я закатил глаза и хотел было выразить свое вящее неудовольствие, хотя бы по поводу того, как объяснить Скорпиусу и Доминик новые вещи в квартире, которые лучше руками не трогать, но Наземникус, предусмотрительно трансгрессировав, оставил поток возмущений невысказанным.

Мелкие вещицы я попрятал во многочисленные тумбы и ящики, но зеркало…

Только меня осенила идея вытащить его на балкон, как на лестнице послышались шаги.

Скорпиус, заспанный и что-то недовольно бурчащий про «гребаный будильник, гребаное утро и гребаный понедельник», приветственно кивнул и, добравшись до кухни, поставил чайник на плиту.

– Доброе утро, – кивнул я, не зная, как и чем прикрыть зеркало.

– Утро добрым не бывает, – хмуро отозвался Скорпиус.

И, конечно же, его взгляд упал на эту «прелесть» в кованой раме. Да, «Ясное Око» сложно было не заметить, когда оно занимало едва ли не половину стены.

– Твою ж мать, – простонал Скорпиус, уткнувшись лбом в дверцу холодильника.

– Я все объясню, – залепетал я. – Тут такое дело…

– Флер с этим приданым, – тихонечко взвыл Скорпиус. – Я три раза говорил, что не надо, мы и так с Доминик проживем долго и счастливо, без приданого…Только вчера ей написал…теща, радость вы моя.

Я говорил, каким очаровательным идиотом может быть мой Скорпиус Малфой?

Он действительно свято верил в то, что зеркало, которое десять минут назад припер Наземникус, было приданым за Доминик. Самое интересное, что когда вниз спустилась сонная Доминик, на ходу распутывавшая пальцами длинные волосы, она, выслушав тираду Скорпиуса, пожала плечами, свято поверив в то, что за нее прислали приданое. Да еще и подтвердила, что зеркало вполне в мамином вкусе.

Идеальный день. Мне даже врать не пришлось.

Все утро Скорпиус провел у зеркала, сначала разглядывая раму, а затем свое отражение. Чашка руке Малфоя опасливо дрогнула, когда его карие глаза впервые присмотрелись к отражению, а минут через пятнадцать, когда Доминик отправилась в ванную, на помощь подозвали меня.

– Ал, я страшный?

– На любителя, – признался я. Да, Скорпиус не писаный красавец, но, такой, относительно симпатичный. Со ста метров. В темноте. С плохим зрением. Если на его голове ведро.

Скорпиус, который смотрел на меня из зеркала, был действительно страшненьким. Даже уродцем.

Тощий, если не сказать костлявый, бледный, с глубокими синяками под воспаленными глазами, словно его закрыли на недельку в подвале без еды и воды.

– Ал, я страшный, – констатировал Скорпиус, скорбно вздохнув. – Доминик вышла за меня из безысходности и по расчету.

Но я-то знал, что зеркало было не просто предметом декора.

«Ясное Око» показало истинного Скорпиуса Малфоя.

– Скажи наркотикам: «Нет!», – посоветовал я, хлопнув перепуганного Скорпиуса по спине. – Ну все, не истери, папа найдет тебе пластического хирурга.

Скорпиус взвыл и уткнулся мне носом в плечо.

– Спокойно, – усмехнулся я. – Есть и свои плюсы.

– Да? – оживился Скорпиус, отпрянув от меня. – Какие?

– Ну… ты можешь в местном театре играть Фредди Крюгера без грима.

Скорпиус снова что-то едва ли не прорыдал.

– Иди, приложи к лицу подорожник, – измывался я. – И не грусти. Квазимодо не грустил, и ты не грусти.

Бедный ранимый Малфой, ощупывая в ужасе свое лицо, метнул в меня уничтожающий взгляд и побежал на второй этаж, страдать в одиночестве.

– Ну и что, что я не красивый, – громко донеслось из-за двери. – Зато я умный.

– Скорпиус, ты считаешь только на пальцах и уверен, что «Свинка Пеппа» – это триллер, – громко напомнил я.

Громовые рыдания сотрясли Шафтсбери-авеню 17, а я, тихонечко смеясь, отправился допивать остывший кофе.

========== Глава 6. ==========

Неделя подходила к концу, а Наземникус за своими артефактами так и не явился. Сидя за прилавком книжного магазина, я не давал себе покоя мыслями о том, что мои соседи, рыская по тумбам, обязательно наткнутся на что-нибудь эдакое и даже туповатый Скорпиус начнет задавать вопросы, конечно, после того, как всласть наиграется с невиданной темномагической штучкой.

Поэтому всю ту неделю я закрывал книжный магазин как можно раньше и мчался домой, чтоб, по возможности, помешать соседям трогать какие-либо вещички из запасов Наземникуса, или просто перепрятывал тот хлам, который, как мне казалось, лежал на самом видном месте.

В очередной такой вечер я разбирал те залежи краденного барахла, которое припрятал у себя в комнате, и, незаметно для самого себя, отвлекся, листая старую книгу из школьной программы, толстый старый том под названием «Чудовищная Книга о Чудовищах» под редакцией Эдвардаса Лима. По такой книге учились мои родители, нашему же курсу выделили более безопасный вариант, который не грозился оттяпать каждому читающему пальцы.

Книга Наземникуса мало чем отличалась от оригинальной версии: ее нужно было лишь периодически подкармливать кусками сырого мяса, потому что эта книжечка была действительно плотоядной (чья-то засохшая кровь на форзаце убедила меня в этом сполна).

Уход за магическими существами в Ж.А.Б.А. я не сдавал, по ходу, единственным учеником, сдававшим этот предмет была Доминик, поэтому познания по данной дисциплине у меня были весьма скромными, тем более, что преподаватель проводил занятия совершенно не сверяясь со школьной программой и самим учебником. Но, признаюсь, читать было интересно, я лежал на кровати, в окружении мелкого хлама из запасов Наземникуса и самокруток с коноплей, и увлеченно читал страницы, помеченные закладками, совсем забыв о том, что Доминик дома, и вполне может войти в комнату.

Зачем Наземникус пометил некоторые страницы, я не знал. Закладка в параграфе о свойствах драконьей чешуи, особо меня не заинтересовала, как и на страницах, где говорилось о корнуэльских пикси, но я, не знаю почему, все же читал.

«…совершенно безмозглы, пикси не могут управлять своими действиями, подчиняясь лишь озорному желанию сеять хаос. Особо опасны в количестве от двадцати взрослых особей (см. стр. 259, «Случай с Димфной Фармейдж») «…

Я попытался разобрать какие-то пометки Наземникуса на свободном от печати месте, но уж слишком его почерк был неразборчивым. Единственное предложение, которое было написано печатными буквами, я все же разобрал.

«СТУДЕНТ, НЕ ТРОГАЙ ШКАТУЛКУ!»

Я и не собирался, прекрасно зная, что добра от краденых вещей ждать не следует. Бросив книге кусок сырой курятины (увлекательное зрелище, как челюсти «Чудовищной Книги о Чудовищах» раздирают мясо, которое потом исчезает невесть куда, а сама книга издает блаженное урчание), я хотел было перевернуть страницу, как услышал приглушенные голоса на первом этаже.

Скорпиус где-то шатался, а Доминик, насколько я знаю, сама с собой не разговаривала, поэтому, единственное, что пришло мне в голову, это явление Наземникуса за своим хламом и его встреча в гостиной с самой Доминик.

Это был бы провал. Захлопнув недовольно буркнувшую книгу, я распахнул дверь и вышел в коридор.

– Собирай вещи и идем домой, – низкий мужской голос явно не принадлежал Наземникусу.

– Идем? То есть, со мной пойдешь, после того, как тебя не было все эти годы? – парировала Доминик.

Даже не видя лиц спорящих, я уже знал, кто был гостем на Шафтсбери-авеню. Прокравшись к лестнице, я свесился через перила и взглянул на картину, разворачивающуюся на кухне.

– Если нужно будет вернуться домой для того, чтоб ты ушла отсюда – я вернусь, – строго сказал Луи, нависнув над сестрой грозной тучей. – Ты не знаешь, куда влезла.

– А ты знаешь? – прошипела Доминик, стиснув спинку стула. – Я счастлива, ты можешь это понять или нет?

– С кем ты счастлива, дура? С богатеньким наркоманом, который ни черта в этой жизни не может, кроме как ширяться по подворотням?

«Луи, ты зришь в корень» – подумал я.

– Он не наркоман, – не сдавалась Доминик.

– Я врач, что я наркомана от нормального не отличу?

Ну, про врача Луи маленько придраматизировал, он пока только учился, и, судя по тому, как то и дело пропадал невесть куда, учился не в ряде отличников, но, в целом, определенный смысл в его словах был мне ясен.

Близнецы на моей памяти не ссорились никогда. Их отношения и близко не напоминали то, что происходило в моей, нормальной семье, когда мы с Джеймсом постоянно находились в стадии холодной войны за все, что только можно, а на Лили вообще внимания не обращали. Видимо, Луи действительно больше всего на свете любил сестру, если согласился вернуться домой, если Доминик покинет Шафтсбери-авеню.

Еще я знал, что и Доминик больше всего на свете любит брата. И понимал, что если Луи опустится до того, что поставит ультиматум «или я, или Малфой», выберет она отнюдь не Скорпиуса.

– Ты ничего не знаешь, – произнесла Доминик, глядя брату в глаза. – Откуда тебе знать, если тебя не было рядом?

– Я не от хорошей жизни ушел, – прорычал Луи. – Ты знаешь, что без причины я бы не оставил тебя в Хогвартсе одну.

– Не оставил меня? То есть о родителях ты не подумал? И не думаешь сейчас, зато решаешь, как мне жить.

Луи, словно спиной почувствовав мой взгляд, обернулся.

– Привет, – махнул рукой я и спустился вниз, сделав вид, что мне нужно забрать какую-то вещицу из гостиной.

Луи очень внимательно наблюдал за мной, прекрасно поняв, что мне вряд ли понадобилась какая-либо из накиданных на комод безделушек. Я открыл верхний ящик и принялся тянуть время, показывая близнецам, что действительно что-то ищу.

– Собирай вещи, – спокойно повторил Луи.

Нашарив рукой нефритовую шкатулку, обмотанную изолентой, я узнал в ней одну из вещей Наземникуса, которую перепрятывал накануне и, вспомнив нацарапанные в книге о чудовищах слова «СТУДЕНТ, НЕ ТРОГАЙ ШКАТУЛКУ!», закусил губу и сдернул изоленту. Ситуация требовала хоть какого-нибудь вмешательства, хоть чего-нибудь, что отвлекло бы от неминуемого краха молодой семьи, проживающей на Шафтсбери-авеню, и я, на свой страх и риск, открыл шкатулку, понятия не имея, что там: страшное проклятие, залежи галлеонов, запихнутые Заклятием Незримого Расширения, кролики, змеи или что похуже.

Тут же из своей нефритовой темницы вырвался целый рой крохотных, не больше восьми дюймов, человечков ярко-синего цвета, которые, как назойливые насекомые, разлетевшись по комнате, вогнали близнецов в ступор своим неожиданным появлением.

Только что я выпустил на волю не меньше десятка пикси.

Да разве же десяток? Они продолжали вылетать из шкатулки, пища и царапая мелкими коготками все, до чего дотрагивались, в том числе и мои руки, лицо и одежду. Вот их уже не меньше сотни, клянусь, а они все прибывали, словно вылетали из конвейера.

Насилу захлопнув шкатулку и перевернув ее крышкой вниз, я задвинул ящик и обернулся.

Пикси крушили квартиру, как один сплошной ярко-синий торнадо. Занавески уже валялись на полу порванными тряпками, карниз опасливо покосился, а несколько пикси упорно тянули его на себя, стремясь выломать, торшер перекинут, кресло и диван исцарапаны, посуда, многочисленная посуда постепенно превращалась в груды осколков.

– Какого? – выдохнул Луи, и, толкнув Доминик на пол, спас от летящей в ее сторону настольной лампы.

Я не ответил (а что здесь, собственно, отвечать?), воюя с особо противным пикси за нефритовую шкатулку. Доминик, потирая лоб, притаилась за кухонной тумбой, потому как в нее летели чашки, ложки и ножи, не растерялась, и, вытащив из кармана юбки волшебную палочку, прокричала Обездвиживающее заклинание.

Пикси в один миг замерли в воздухе, и сейчас напоминали елочные игрушки, подвешенные к потолку за длинные невидимые нити. Тот уродец, что пытался стащить у меня нефритовую шкатулку, застыл с широко раскрытым ртом, обнажив мелкие острые зубки, хлопал глазками и покачивался от сквозняка из стороны в сторону.

– И что это было? – пробормотала Доминик, с помощью заклинаний приводя квартиру в более или менее нормальное состояние.

Я пожал плечами, затолкав шкатулку подальше в комод. Луи, раскрыв бумажный пакет, принялся брезгливо «собирать» застывших пикси, с явной целью отправить их в мусоропровод.

Не знаю, зачем я выпустил этих уродцев, это произошло как-то машинально, само собой, но определенный успех все же был: за уборкой разгромленного первого этажа близнецы не проронили ни слова.

На меня внимания обращали не больше, чем на предмет мебели, впрочем, я был только рад. Наконец, опустив пакет с уже повизгивающими пикси на тумбу, Луи заговорил:

– Значит, сегодня ты никуда не пойдешь?

Доминик покачала головой.

– Тогда просто подумай над тем, что я сказал, – произнес Луи, поцеловав ее в макушку. – Ты все, что у меня есть, я не хочу, чтоб ты тратила лучшие годы на наркомана без цели в жизни.

И, кивнув мне на прощание, направился к двери, не глянув по дороге в зеркало в безвкусной массивной раме грубой ковки, которое занимало половину стены. Наземникус так и не забрал «Ясное Око», артефакт, показывающий истинный облик каждого, кто в него посмотрит.

Зато я посмотрел, скорее случайно, нежели целенаправленно.

Вместо высокого рыжеволосого Луи в зеркале отразился дичайшего вида зверь, напоминающий огромного мощного волка с жесткой бурой шерстью, узкой мордой и горящими желтыми глазами.

Я, казалось, подавился собственным вдохом. Зверь мелькнул лишь на мгновение, ведь Луи слишком быстро прошел мимо зеркала, но я был уверен, что мне не показалось. Дверь за Луи закрылась, и лишь ее хлопок вывел меня из этого несколько перепуганного замешательства.

– Оборотень? – прошептал я, не веря собственным догадкам.

Доминик обернулась, словно я окликнул ее по имени.

– Ты видела? – спросил я. – В зеркале?

– Нет, – коротко ответила кузина, интонацией поставив в разговоре точку.

***

– Оборотень, говоришь? – протянул Наземникус, почесывая небритый подбородок. – Интересно, интересно.

Лишь когда я собрал награбленный хлам и в два захода занес жулику домой, Флэтчер вспомнил о том, что оставлял мне на хранение кой-какие безделушки. «Ясное Око» теперь было накрыто бархатной скатертью и спрятано в пыльную кладовую.

Мы сидели в гостиной, распивали мерзкий огненный виски, разбавленный, в лучшем случае медицинским спиртом (Наземникус любил что покрепче) и я, получив нагоняй за выпущенных из шкатулки пикси, попытался выяснить, не может ли «Ясное Око» ошибаться.

– Исключено, – отвечал Наземникус. – Раз увидел в нем оборотня, значит, тот, кто в него смотрел, оборотень и есть.

– Оборотень, – протянул Моран, отставив стакан. – Знаешь, студент, сколько шкура оборотня стоит?

– Шкура? – ужаснулся я. – Вы еще скажите, что оборотней потрошат и продают по частям.

– А ты как думал? – пожал плечами Моран. – Темный маг может целое состояние за шкуру оборотня и его сердечные жилы выложить, уж шибко ценные это вещи. Я на этом и поднялся, можно сказать, лет пятнадцать назад всю семейку Сивого на шкуры порвал. А Флэтчер у меня еще три шкуры тогда выкрал и под видом медвежьих маглам продал.

– Золотые времена были, – кивнул Наземникус.

Аферисты громко захохотали, словно вспомнили старую шутку.

– Фенрир Сивый, позже уже, лет шесть назад, из Азкабана умудрился сбежать, тогда, помню, долго мы друг от друга в лесах бегали, – ностальгически протянул Моран. – Оборотня убить – как два пальца об асфальт, а вот шкуру его забрать, то дело другое. Надо в полнолуние его выследить, и не заклинаниями и пулями в него палить, иначе упадет дохлым, но уже в людском облике, а ружье солью зарядить и солью стрелять, причем по ногам, чтоб обездвижить и шкуру не портить. А потом, когда уже оборотень рухнет, пока живой, шкуру содрать. Что, студент, побледнел?

Не знаю, побледнел я тогда или нет, но поплохело мне изрядно. Моран говорил об охоте так легко, словно речь шла о сборе гербария.

Наземникус рассказывал, что Моран был не вором, как он, а браконьером, хоть и отрицал это. Продавал в Лютном переулке то драконьи кости и глаза, то различных змей и птиц, то еще какую пойманную им же живность. Но то спокойствие, с которым говорил браконьер, пугало больше самого Морана.

– … да, за Сивым побегать пришлось. Клянусь Мерлином, я бы его не завалил, не будь он уже старым и подслеповатым, – с неподдельным уважением произнес Моран. – До последнего отбивался, и даже забрал с собой в могилу мою руку.

Я метнул взгляд на культю, которую Моран всегда прятал под мантией. Моран снова отхлебнул из своего стакана и, видимо, погрузился в воспоминания.

– Да не боись ты, студент, – потрепал меня по плечу Наземникус, словно прочитав мои мысли. – Никто твоего кузена не тронет, время уже не то.

– Не то, – горько отозвался Моран. – Это ж раньше оборотни чем-то вроде скота были. А сейчас – полноправные члены общества, чтоб их… наглеют, твари, права качать стали. Раньше как было: если кого оборотень укусит, из этого тайну делали, не дай Бог кто узнает. Сейчас же если ребенка оборотень цапнет, мамаша по всем инстанциям ходить будет, льготы для своего укушенного чада требовать.

– Да, при Фадже не так было, – завел свою любимую песню Наземникус. – Тогда все они тихо сидели, а сейчас повылезали, митингуют, о правах своих заявляют. Умнее они сейчас стали. И наглее. Того и гляди, с нашим хреновым либеральным правительством главного в этой оборотничей стае в кресло заместителя министра посадят.

– У оборотней есть кто-то главный? – удивился я.

– А как же. Умнее они стали, по одиночке не шастают. А главный, вожак по-ихнему, – самый здоровый, самый сильный и самый жестокий.

– Да не пробьются никогда оборотни, – гаркнул Моран. – Они себе Сивым такую репутацию сделали, что не один век еще отбросами общества быть.

Я молча слушал и даже не знал, что думать.

Одно я понимал точно.

Если все, что говорил Моран об оборотнях правда, Скорпиуса надо срочно спасать от противного братца его молодой жены.

========== Глава 7. ==========

Не менее восьми ночей мне снились волки. Или оборотни. Или просто немыслимые чудища.

Начитавшись об оборотнях в различных магических книгах, старых учебниках, и, наконец, в Его Величестве Интернете, я, казалось, помешался. Само осознание того, что самый настоящий оборотень бродит не просто по Лондону, по наводненным маглами улицам, так еще и наведывается на Шафтсбери-авеню, изредка говорит со мной, пусть и высокомерно, а главное, связан со мной родственными узами, не сказать, что пугало меня, но нервировало определенно.

Я знал, что оборотни есть, я знал, что они опасны, знал, что «где-то кто-то говорил, что они обитают в Запретном лесу», но понимать, что оборотень находится совсем близко… я долго не мог с этим свыкнуться.

Наземникус советовал сидеть на месте, вести нормальную жизнь юного наркоторговца и не высовываться. Тогда я еще не понимал, насколько это дельный совет.

Наверное, какая-то нездоровая тяга к высшей справедливости, которую я впитал с молоком матери, в тот момент била ключом, и я, как и положено законопослушному гражданину магической Британии, с самого утра трансгрессировал в коттедж «Ракушка», милый домик на берегу моря, недалеко от Тинворта.

В этом доме до сих пор обитали Билл и Флер Уизли, даже после того, как трое их детей покинули родные стены: старшая, Виктория, кажется, снимала жилище где-то близ Косого переулка на пару с подругой, Луи «пропал без вести», а Доминик вышла замуж и переехала на Шафтсбери-авеню 17.

Что я хотел рассказывать Биллу и Флер? Зачем я вообще решил лезть не в свое дело?

Хотел ли я утешить супругов, сказав, что Луи жив?

А потом добить известием о том, что Луи – оборотень.

Я уже мысленно прорепетировал диалог, шагая по невысоким холмам к домику, как завидел неподалеку, у самого берега тонкую фигурку, укутанную в черное пальто. Длинные рыжие кудри развевались на сильном ветру, совсем как алый флаг.

Доминик, словно услышав мои шаги, медленно обернулась, убрав волосы с лица.

– Альбус? – поинтересовалась она, увидев меня на холме.

– Привет, – кивнул я, спустившись к кузине. – Ты родителей навещаешь?

Доминик склонила голову и улыбнулась.

– Их нет дома. Утро среды, я и забыла, что они на работе.

Лучистые зеленые глаза Доминик глядели на меня с едва заметным ледяным упреком.

– Хотела поблагодарить маму за то зеркало, которое она нам прислала, – снова заговорила Доминик.

У меня внутри все похолодело.

– Представляешь, оно пропало. Ну, не страшно, оно было довольно уродливым. А ты, Ал, о чем-то хотел поговорить с моими родителями?

Я открыл было рот, но ни звука оттуда не вырвалось.

– Хотел спросить у Билла насчет стажировки в Гринготтс, – наконец, произнес я. – Ладно, проще написать ему, никогда не подгадаешь, когда твои родители на работе.

Ветер завывал так сильно, что я едва слышал свой голос. Наверное, здесь хорошо летом, или теплой весной, когда ледяные ветры не гнут промерзшую траву к земле.

Я, как ни странно, думал об этом. Поняв, что никакого смысла ждать Билла и Флер нет, тем более, говорить с ними при Доминик, я приготовился было трансгрессировать, как голос, холодный, чуть презрительный, заставил меня обернуться.

– Если ты кому-нибудь расскажешь о Луи, то я черкну твоему отцу пару слов о том, чем ты зарабатываешь себе на жизнь, и ты вылетишь из моего дома раньше, чем произнесешь слово «оборотень».

Я стоял, не в силах даже пошевелиться. Широко раскрытые глаза слезились от холодного воздуха, но я не моргал, лишь повернул голову.

– Ты услышал меня, Альбус? – спокойно сказала Доминик. – Кивни, если услышал.

Я машинально кивнул.

Алые губы Доминик дрогнули в ледяном подобии улыбки. Сунув руки в карманы пальто, она подошла ко мне, утопая каблуками сапог в песке и, на секунду мне показалось, что она хочет прошептать мне что-то на ухо, но кузина лишь трасгрессировала, оставив меня на берегу одного.

***

Доминик блефовала. Это я знал точно, и только это меня и успокаивало.

Нет, ну в самом деле, что она может написать моему отцу о моей деятельности?

Я очень осторожен. Я нигде не прокололся.