Текст книги "Ученик афериста (СИ)"
Автор книги: Lexie Greenstwater
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц)
Шарились по темному ночному замку, в поисках тощей черной кошки, которая могла гулять где-угодно: хоть в подвалах Слизерина, хоть в совятне.
– Тебе. Сраных. Шестнадцать. Лет, – рычал я. – Ты вообще не умеешь спать один?
– Не умею, – смутился Скорпиус, посветив под ноги волшебной палочкой.
– С кем ты дома спишь?
– С кошкой. Или с домовым эльфом.
Я закатил глаза.
На Большой лестнице и при свете убиться было легко, а ночью, ориентируясь лишь на небольшой луч света из волшебной палочки – это практически смертный приговор.
– Если нас поймает Филч, – предостерег я. – Это будет жопа.
– Я скажу, что ищу кошку, он поймет, – уперся Скорпиус.
Кошка отыскалась застрявшей в рыцарских доспехах на четвертом этаже, видимо была такой же глупой, как и ее хозяин. Вытащить бедное животное из лязгающих доспехов, которые, ожив, принялись махать руками, гремя на весь замок, было еще сложнее.
– Да заткни ты ее, – шептал я, оглядываясь по сторонам. Кошка орала так, что в симфонии с лязгающими доспехами уж точно заставила проснуться всех.
– Доспехи, миленькие, отдайте, котейку, – взмолился Скорпиус, потянув кошку на себя и все же вытащив, когда кошка издала особо громкий визг.
Мы вернулись в башню едва ли не бегом, потому что топот и причитания завхоза были лучшей мотивацией ускориться.
Открыв скрипнувшую дверь, Скорпиус благосклонным жестом короля перед народом приказал однокурсникам спать.
– Подкроватный монстр? – прошептал Скорпиус, заглянув под кровать. – Нет подкроватного монстра.
И, выпустив кошку на одеяло, тоже улегся.
Я упал в кровать, переведя дыхание. На соседней кровати замурлыкала кошка, отчего в спальне стало как-то уютнее, и я очень скоро уснул, накрывшись теплым пледом.
***
– Ал, – осторожно потрепав меня по плечу, прошептал Скорпиус.
Я приоткрыл глаза и спросонья с трудом узнал его бледную физиономию.
– Что? Кошка сбежала?
– Не, – замотал головой Скорпиус, в доказательство пихнув кошку мне в лицо. – Вот она.
– А что случилось?
– Пойдем, покушаем.
Я сел на кровати и взглянул на Скорпиуса, как на идиота.
– Два часа ночи, – прошипел я. – Скорпиус, спи.
– Я на кухню, – замотавшись в плед, сказал Скорпиус. – Принести тебе вкусняшек?
– Нет, просто унеси себя и дай мне поспать.
Он вышел за дверь, а тощая кошка, мурлыча с громкостью автомобильного двигателя, устроилась у меня в ногах.
***
– Ал, – снова позвал меня знакомый восторженный голос. – Я с лестницы упал.
– Головой вниз?
Скорпиус снова улегся в кровать и перетащил кошку к себе.
– Маска для сна, – шептал он, копошась в одеяле. – Перчатки для сна, сэндвич для сна, водичка для сна, молоко для сна, кошка для сна, игрушечный Джиглипафф для сна…
– Спи, – почти рявкнул я.
И только закрыл глаза, как услышал громкий треск со стороны кровати Малфоя.
– Скорпиус, что это?
– Это я яблочко ем.
– Еще один звук и я засуну тебе это яблочко…
Скорпиус снова очень громко откусил кусок.
– Пожалуйста, усни, – взмолился я. – Будь человеком. Или ты меня доведешь, и я запущу в тебя Заклятием Оцепенения.
Скорпиус, отложив яблоко, послушно зарылся в одеяло.
Повернувшись на другой бок, я тоже закрыл глаза.
***
– Ал, – прошептал Скорпиус, дотянувшись до меня ногой. – Вставай. Я придумал идею для бизнеса. Мы будем шить ботиночки для хомяков и…
Не поворачиваясь, я тоже высунул из-под одеяла ногу и с силой пнул его.
– Заткнись и спи, Малфой.
***
– Ал, – наклонившись ко мне, позвал Скорпиус.
Я раздраженно открыл глаза и взглянул на циферблат часов. Половина третьего ночи.
– Давай вязать, – улыбнулся Скорпиус, протянув мне невесть как оказавшуюся у него корзину с клубками ниток и спицами.
– Я тебя сейчас ударю.
Скорпиус поджал губы.
– Спи, – в очередной раз сказал я.
– Я не могу уснуть.
– Потому что тебе нельзя пить кофе, идиот. Просто лежи. И не двигайся.
Нехотя улегшись, Скорпиус снова заерзал в кровати.
– Не могу устроиться, – пыхтел он. – Слишком большая подушка… слишком холодно. Мне надо покушать… и тебе надо покушать, котейка, и тебе надо покушать, игрушечный Джиглипафф. Ал, хочешь кушать?
– ДА УСНИ ТЫ УЖЕ, ЕБ ТВОЮ МАТЬ! – взревел я, когда Скорпиус потянулся за контейнером с какими-то гостинцами из кухни.
Однокурсники недовольно зашипели на нас.
– Ал, спи, ты людей будишь, – шепнул Скорпиус.
Я, задыхаясь от злости, перевернул подушку на холодную сторону и уткнулся в нее лицом.
Полежал в тишине я минуты три, как услышал неприятный и очень громкий шорох.
– Скорпиус…
– Я бумажечку нашел, – радовался Скорпиус.
– Не беси меня, Малфой.
– Хорошо, хорошо.
В половине четвертого утра я все же добился своего.
***
– Три волшебницы и рыцарь рука об руку сошли с холма. Все они жили долго и счастливо, и никому из них даже в голову не пришло, что источник, дарующий счастье, вовсе и не был волшебным. Конец, – закрыв потертый экземпляр «Сказок Барда Бидля», прошептал я.
Скорпиус спал на моей кровати, уткнувшись мне в плечо, и обложившись всеми своими необходимыми для сна вещами, практически спихивал меня на пол. Черная тощая кошка сидела у меня на груди и довольно щурилась.
Осторожно отодвинув его странную игрушку и освободив себе на кровати несколько дюймов, я бесшумно опустил книгу на тумбочку.
Однокурсник на кровати справа, тихонько засопев, перевернулся на другой бок. Кровать скрипнула. Скорпиус вздрогнул.
Осторожно, чтоб не толкнуть Малфоя и не разбудить его, я дотянулся до книжки и что есть силы швырнул ее в спящего справа однокурсника.
– Не шуми, Малфоя разбудишь, – одними губами прошептал я.
– … дядя Дадли очень любит свою работу, очень склонен драматизировать, а спорить с ним невозможно, – говорил отец, расхаживая по комнате. – Ну конечно я не верю в то, что ты… вытворял такое с девушкой на улице, я же тебя знаю, в тебе нет жилки правонарушителя. Но, если взглянуть с другой стороны, это хорошо, что тебя нашел дядя Дадли, и вообще что ты делал посреди ночи в этом районе… Ал, ты меня вообще слушаешь?
Я, отогнав мысли, вдруг расплылся в улыбке. Не то, чтоб я ностальгировал по школьным будням, когда Скорпиус Малфой каждую, клянусь, каждую ночь имел проблемы со сном, и засыпал, в итоге, либо у меня в кровати, прижатый лицом к подушке, либо у себя, в окружении игрушек и защитных чар, которые помешали бы подкроватному монстру украсть его, либо в Выручай-комнате с Доминик, но как-то сейчас, годы спустя, относился к этому спокойнее, даже с юмором. Ну, дурак, что с него взять.
– Ал, ты чего? – удивился отец, заметив мою улыбку. Он-то мне тут серьезные вещи втирает, а я улыбаюсь!
– Да просто вспомнил, как мы со Скорпиусом проводили ночи в Хогвартсе, – протянул я.
Нет в мире эпитетов, которые помогли бы с точностью описать выражение папиного лица. Сказать «подохренел» – ничего не сказать.
– Не в том смысле, – поправился я. – Мы спали.
Папа моргнул.
– Да, Господи-Боже, – взвыл я, понимая, что меня сейчас записали в гомосексуалисты. – Просто спали. И то, это даже сном сложно назвать, со Скорпиусом я вообще не высыпался.
– А я-то думал, – прошептал папа.
Я снова почувствовал раздражение.
– Что ты думал? То есть, я уже не просто сексуальный маньяк, я еще и гомосексуалист?
– Ал, ну ты так сказал!
– Да я уже не знаю, как мне фильтровать речь, чтоб не натолкнуть кого-либо на мысли о моей половой жизни!
Вот за что я всегда ценил папу, так это за то, что в личную жизнь своих детей, в отличие от мамы, он не лез никогда. Помню, как лет в десять он по настоянию матери пытался мне что-то рассказать про пестики и тычинки, при этом краснел-синел-багровел-бледнел и в итоге объяснил мне все так, что я получил психологическую травму, и лет до семнадцати планировал умереть девственником.
Сейчас, когда тема этого дела затронулась сама собой, папа снова начал нервничать.
– Папа, – произнес я. – Забей.
Судя по тому, как он выдохнул, папа явно был мне благодарен за эту фразу.
– Можно я задам тебе вопрос? – не сдержался я.
И папа снова напрягся.
– Не по теме близких контактов. – Папа успокоился.
– Конечно, Ал.
– Месяц назад мы похоронили Доминик. И за этот месяц отцы тех, кто жил с ней в одной квартире вдруг заинтересовались их половой жизнью. Это заговор?
– Ты сам-то понял, что спросил? – уже строже спросил папа. – Нельзя даже шутить на тему смерти Доминик, это большое горе.
– Тогда объясни мне, какого черта траур по ней проходит весьма странно? Билл забирает Луи прямо с похорон на сомнительное лечение и вообще открещивается от того, что у него была дочь, семья готовит очередной огромный праздник, а сейчас с тобой занимаемся тем, что пытаемся выяснить кто я: извращенец, педик или педик-извращенец?
Может, перегнул, согласен. Но, честно, очень мне хотелось задать этот вопрос хоть кому-нибудь, потому что у меня за месяц сложилось такое впечатление, что о смерти Доминик скорбит только Луи.
– Хорошо, – мирно сказал отец, присев на кровать. – Какие, по-твоему, должны быть мои действия на данный момент?
– Поговори с Биллом, – выпалил я.
– По поводу?
– По поводу Луи.
– Он лечится.
– Еще пару дней такого лечения и придется от этого лечения лечить Луи уже в специально обустроенном диспансере, – сказал я.
Папа замялся.
– Он его сын, – устало сказал он. – Биллу лучше знать. Это не…
– Не наше дело? – вскинул брови я.
Папа промолчал. По одному его взгляду я понял, что он согласен со мной, именно поэтому еще не сорвался на крик.
– Мама попросила тебя не лезть? – тихо спросил я. – Не отвечай.
– Подумай, Ал. Что мне сказать Биллу? – спросил отец.
Правильный вопрос.
– Ты не очень загружен на работе? – поинтересовался в свою очередь я.
– На удивление, нет.
– Давай ты сам посмотришь на Луи. И сам, после этого, решишь, что сказать Биллу.
***
Палата Луи была, почему-то со стеклянными стенами. Я так понял, что для постоянного наблюдения за поведением оборотня. Наверное, стекло защищало немало заклинаний, потому что мускулатура Луи ясно давала понять, что разбить стекло – совершенно не проблема.
Нас пустили, нехотя. Скорее потому, что со мной был отец.
Луи, одетый в серые больничные одежды, немного исхудал, но красоты, на зависть, не утратил. Даже, я бы сказал, похорошел: глаза были ясные, горящие, живые.
– Я не жалею, – протянул Луи, когда мы сидели вокруг небольшого столика. – Здесь я в смирении. Божественный замысел.
Я едва удержался, чтоб не фыркнуть.
– А почему на стекле кровь? – поинтересовался папа.
– А, это я санитару голову разбил, – рассмеялся Луи. – Честно, я бы их убил всех нахрен, вместе со своим блядским папашей, который каждый день приходит и торжествует. Но я человек веры, поэтому любая жизнь бесценна.
Папа улыбнулся и, поднявшись на ноги, удалился. Видимо, с первых слов прочувствовал то, о чем я говорил.
– Луи, пойдем домой, – шепнул я.
Луи закатил глаза.
– Не время, – изрек он.
– А когда будет время?
– Когда Божий замысел подойдет к концу.
– Я больше не могу это слушать, – вспыхнул я, вскочив на ноги. – Ты сейчас серьезно?
– Вполне, – кивнул оборотень. – Знаю, ты не веришь в Бога…
– Да, я не верю библейские сказки о сотворении мира, мне ближе теория Большого Взрыва. Я искренне уважаю чувства верующих, – сказал я. – Но поддерживать твой нездоровый и стремительно развивающийся фанатизм не собираюсь.
– Ну что ты драматизируешь? – улыбнулся Луи.
Мне показалось, что он надо мною издевается.
– Что Библия говорит о волшебниках?
– «Ворожеи не оставляй в живых», Исход, 22:18, – мигом отрапортовал Луи.
– Ты волшебник, Луи. Ты уже грешен. Шах и мат, святоша, – кивнул я. – Я понимаю, что тебе надо полечить нервы, поэтому снова настаиваю на том, чтоб ты забухал, поэтому принес тебе флягу. Ты же знаешь, что все вот это вот: лечение, нервы, уход в религию, из-за того, что случилось с Доминик.
– То, что случилось с Доминик – мое наказание за жизнь без морали и смирения, – уверил меня Луи.
Я закрыл лицо рукой.
– Ну ты себя слышишь? Это не твоя вина! – Тем более что это, отчасти, моя вина. И то, что происходило с оборотнем, тоже.
Но Луи совершенно не шутил.
– За всю свою жизнь я нарушил половину заповедей…
– Скажи еще, что это все из-за твоего прелюбодеяния, – фыркнул я, но поймал взгляд зеленых глаз Луи. – Бля, ты серьезно?
– Господу известны мои грехи, – сказал он. – Проклятье волка было первым звоночком. Я не сделал выводы, и расплатился снова, но когда мне, наконец, открылась истина и я покаялся, все изменилось.
И тут я поймал себя на том, что спорю с нездоровым человеком, уж простите, святой отец, но это был нездоровый человек.
И, чтоб вы понимали, если у меня и была крупица сомнений в том, стоит ли мне брать на себя ответственность за воскрешение Скорпиуса посредством очень сомнительного ритуала, то сейчас сомнения отпали.
Пусть хоть на заборе этот ритуал воскрешения будет написан, я все равно это сделаю.
========== Глава 26. ==========
Толкнув плечом дверь лавки ритуальных услуг, расположенной прямо на кладбище с великолепнейшим видом из окна на могилы и скорбящих гипсовых ангелов, я подошел к прилавку.
Гробовщик (я без понятия, как называется профессия тех, кто работает в таких лавках) поприветствовал меня неожиданно бодрой улыбкой.
– Мне сказали, это к вам, – сказал я, протянув ему небольшую бумажку, свернутую пополам.
Развернув ее, гробовщик посерьезнел.
– Оттуда? – поинтересовался он и возвел глаза к небу.
– Оттуда, – ответил я и указал взглядом вниз.
Вздохнув, гробовщик прикрепил бумажку скрепкой к какой-то папке и протянул мне лист.
– Число и подпись.
Я написал, что требовалось.
– Когда приходить? – спросил я.
– После полуночи. Со своей лопатой.
– Чего-чего? – не сдержался преподобный. – Это вы о чем?
– Это я о том, как работает небесная канцелярия, – закатил глаза я. – Да, там такие формальности. Знали бы вы, сколько всего потребовали у меня за эту бумажку: три фотографии три на четыре покойного, копия свидетельства о смерти, копия паспорта, код налогоплательщика…
– О чем вы говорите? Кто потребовал?
– Ну вы же лучше меня знаете небесную иерархию.
Преподобный начал терять терпение.
– Каким образом вы воскресили усопшего?
– Таинственным, – отрезал я. – Я не вправе рассказывать. Так, святой отец, не перебивайте, я и так слабо помню тот эпизод, потому что на трезвую голову такое пережить сложно.
С наступлением полуночи я уже стоял с лопатой у могилы Малфоя.
Скорбно прочитав выгравированную эпитафию я неумело перекрестился и приступил.
– Старый, копай.
Наземникус, еле поймав лопату, которая едва ли не выбила его золотые зубы, глянул на меня, как на идиота.
– Да чего ради я буду тебе помогать, я верующий человек!
– Ты атеист.
– Атеизм – тоже религия.
– Копай.
Флэтчер послушно вонзил лопату в промерзшую землю, но, снова передумав копать, одарил меня раздраженным взглядом.
– Нет, ну какого черта, Поттер!
– Ты втянул меня в наркоторговлю, заставил обмануть картель, в результате чего умерла моя любимая кузина, а моя жизнь находится на волоске, – напомнил я, сунув окоченевшие руки в карманы.
Аферист просто захлебнулся возмущением.
– Да не было такого!
– А докажи это моему папе-мракоборцу. Давай, Наземникус, я мерзну.
– Поттер, ты больной.
– Я хочу Малфоя, – холодно сказал.
Флэтчер глаза вытаращил.
– Я тебе сейчас ебло лопатой перешибу за такие откровения, – пообещал он.
– Хочу вернуть, – уточнил я. – Вперед, старый.
Но старый хитрый аферист, действительно купившись на мои угрозы, сделал от силы три маха лопатой, потом же схватился за поясницу и принялся орать так, словно ему хребет по позвонкам заживо разбирают. Тут же я узнал, что у Наземникуса, оказывается, больная поясница, больные колени, больные руки, больные почки, больная печень, зрение хуже моего, старческое слабоумие и еще целый список болезней.
Поэтому копать довелось мне.
Копал не так уж прям чтоб очень долго, скорее мы с Флэтчером дольше спорили, кто удостоится этой чести подпольной эксгумации трупа Скорпиуса Гипериона Малфоя, и дольше я гадал, есть ли заклинание, помогающее копать ямы. Наконец, наткнувшись на крышку гроба, я отложил лопату и потер ладони.
Угадайте, святой отец, что произошло именно в тот момент, когда я, дабы перекурить, вылезал из разрытой могилы, а Наземникус Флэчтер выковыривал отверткой драгоценные камни из надгробной плиты Малфоя.
***
– Полиция Лондона! Руки вверх, отойти от могилы, безбожники проклятые, ни стыда, ни совести!
Я чуть в могилу не рухнул, когда мне в лицо посветили ярким фонарем.
– Дядя Дадли?!
Незаметный дядя Дадли, придерживая форменные брюки, явно не удерживающиеся толстым ремнем на его животе, одной рукой светил на нас фонарем, но, не имея возможности выхватить пистолет, который был у него скорее для виду, уверен, он даже не заряжен, орал, надрывая горло.
– Джеймс, паршивец чертов, я знал, что ты что-то темнишь! Теперь уж тебе не отвертеться!
– Я Альбус, – подняв руки, сухо сказал я.
– Болван, зачем себя выдал? – гоготнул Наземникус, достав волшебную палочку, поняв, что дядя Дадли один.
Действительно, дядя Дадли был один. Логично, мало кто из полицейских согласится гоняться по городу за его племянником, которого один раз ошибочно задержали у злачного места в неблагополучном районе Лондона, тем более все знали натуру Дадли Дурсля.
– Дядя Дадли, когда вас вернут к бумажной работе? – не удержался я.
Дядюшка, перекрестившись, заглянул в могилу, посмотрел на гроб, на котором я стоял. Совсем ничего не понял.
– Разбаловал тебя отец, – прошептал он в ужасе. – Я ему говорил, что ты склонен к насилию…
– Какому насилию?
– … то девок насилуешь толпами, – бурчал дядя Дадли, за шкирку вытащив меня из разрытой могилы и нацепив уже наручники. – То теперь, прости Господи, могилы грабишь! А завтра ты, уверен, возьмешь винтовку и устроишь теракт…
– Дядя Дадли, ты дурак совсем? – закатил глаза я.
Дядюшка достал из заднего кармана еще одни наручники и, видимо, запыхавшись, потопал к Наземникусу.
– Никакого воспитания, вот он, пожалуйста, результат педагогической запущенности, вседозволенности и беззакония… Уверен, ты закоренелый наркоман.
– Серьезно?
– Может у тебя с головой проблемы? – разглагольствовал дядя Дадли. – Не удивлюсь, если тебя придется изолировать от общества. Тем будет лучше, не будут приличные дети из хороших семей брать дурной пример с такого разгильдяя и безбожника, как ты. Это все власть улиц и то, что родители все пустили на самотек…
– А вообще распустила себя молодежь! – поддакнул Наземникус, когда дядя приказал ему вытянуть руки. – Никаких моральных ценностей, уважения и обязанностей, вот до чего доводит наше демократическое общество, в котором за то что ты убил кирпичом родного старенького дедушку, тебя пожалеют и к психологу отправят…
– Совершенно верно, сэр, – кивнул дядя Дадли. – Слушай умных людей, паршивец. Сэр, руки, вы арестованы.
– Понял, – кивнул Наземникус. – Никогда не спорю с доблестной полицией Лондона, нашими санитарами в мире, болеющем беззаконием.
– Почему ты не можешь быть таким джентльменом, как этот мистер?
– Действительно, Поттер, – хмыкнул Наземникус и, протягивая дяде руки, вдруг выхватил волшебную палочку, выскользнувшую ему из рукава в ладонь. – Конфундо!
Дядя Дадли пошатнулся и моргнул.
Я только достал было волшебную палочку, чтоб освободиться от наручников, как дядюшка круто обернулся.
– И не думай, мерзавец! В участке их с тебя снимут, если будешь хорошо себя вести, а вы, мистер…
– Бля, его не взяло, – поразился Флэчтер вслух. – Хотя, такого борова одним заклятием не свалить. Три-четыре, Поттер.
– Конфундо! – крикнули мы хором.
Дядя Дадли чуть не рухнул в снег, но на ногах устоял.
И раскрыл рот, но ни звука не издавал.
Мы с Наземникусом переглянулись.
– Ой, да короче, – закатил глаза аферист и треснул дядюшку лопатой.
Дядя Дадли рухнул в сугроб и… захрапел.
– К сожалению, удар был не смертельным, – констатировал я, когда по ночному кладбищу прокатился зловещий раскат храпа.
Уже ничего не мешало мне довести задумку до конца.
Треснув лопатой по крышке гроба и разбив ее после шестого удара, я посветил в образовавшуюся дыру волшебной палочкой.
– Да ну его нахуй, зарывай, – заорал я, выскочив из могилы. – Это нихрена не кости!
Если бы я знал хотя бы что-нибудь о том, что происходит с телом после смерти, поинтересовался у студента-медика Луи, что такое разложение трупа, или хотя бы спросил у гробовщика перед непосредственными раскопками, что я вообще могу увидеть в гробу человека, умершего год назад, я бы вероятно реагировал спокойнее.
Флэтчер нахмурился и спустился в могилу.
– Ну, тело, – протянул он, чуть скривившись. – Высохшее тело.
– По нему что-то ползет, – прошептал я.
– Такое бывает с покойниками, Поттер, поэтому, когда меня не станет, ты меня кремируешь.
Я нервно сглотнул.
– Достаем или я домой? – поинтересовался аферист.
– Я не могу, – признался я.
– Ты же так хотел.
– Да откуда же я знал, что он такой!
Флэтчер закатил глаза.
– А ты ожидал увидеть чистенькие косточки и симпатичный черепок?
Я кивнул, как бы глупо это не выглядело.
– Он мой друг, – сказал я, закурив. – Как я могу видеть его таким?
Наземникус вздохнул.
– Потраченный зря вечер и бессмысленное покушение на магловского полицейского, – сказал он, взяв лопату. – Ладно, иди, нежный ты мой.
И принялся закапывать могилу.
Земля попадала на труп через большую дыру в крышке гроба.
Мои старания шли коту под хвост.
– Стой, – тихо сказал я, выкинув окурок.
– А? – Наземникус снова кинул в могилу земли с лопаты.
– Хватит, старый.
– Я не слышу тебя, Поттер.
– Положи сраную лопату, – рявкнул я и, достав из рюкзака мешок, приблизился. – Надо его как-то достать и в мешок…
– Что? – издевался Наземникус, снова кинув земли.
Умело манипулируя моими страхами и отвращением, он заставил меня не долго думая руками разломать крышку гроба и рывком вытащить тело, схватившись за ворот грязной от земли рубашки, в которой Малфоя похоронили.
– Поттер, – окликнул меня аферист, пока я, таща одной рукой тело из могилы, а другой пытался раскрыть мешок для транспортировки этого тела. – У нас проблемы.
Я обернулся.
Дядя Дадли начал подавать признаки жизни, пытаясь под грузом всей своей комплекции подняться на ноги.
– Валим, – шепнул я, так и трансгрессировав в той позе, в которой замер.
*
Трансгрессию я ненавидел. На последнем году обучения, во время обязательных курсов, я был единственным, не считая Скорпиуса, кто так и не сдал финальный экзамен: я как ни пытался, не смог сорваться с места ни на метр, а Скорпиус же провалил экзамен тем, что перенесся вместо второго этажа в немного иное место – городок на юге Боснии и Герцоговины.
В итоге трансгрессировать меня учил дядя Рон – тот еще спец в этом деле.
Когда же я почувствовал под ногами твердую опору, первым делом я осмотрелся. Трансгрессировал я прямиком на крышу дома по Шафтсбери-авеню 17.
Это просто победа!
Наземникус был рядом, как догадался следовать за мной, не знаю, но замысел удался.
– Ну слава Богу, – выдохнул я. – Дядя Дадли позади. Назойливый тупой магл.
– Да, жирдяй крепкий оказался, – подтвердил Наземникус. – Чтоб после двух Конфундусов так…
Но почему-то осекся.
– Поттер, а где тело?
– Какое тело?
И тут до меня дошло, что в руке я больше не сжимаю рубашку трупа, за которую и тащил его за собой.
Произошло то, что называл наш преподаватель трансгрессии расщепом.
– Это пиздец. Я потерял труп, – молвил я, сев на корточки и закрыв лицо руками. – Меня посадят.
А Флэтчер хохотал!
– Чего ты ржешь? Сейчас где-то вдруг оказался сгнивший труп, сейчас подсуетится ударенный лопатой полицейский, а еще у нас нихрена нет формалина для завершения ритуала! – не жалея голоса, орал я.
– Прости, Поттер, но это очень смешно, – задыхался Наземникус. – Знаешь, кто ты?
– Лошара?
– Да, лошара.
Паниковал я недолго. Вспомнив вечную фразу афериста, которую тот произносил каждый раз, когда я тупил, я вскинул волшебную палочку и громко сказал:
– Акцио, труп!
***
По воздуху ко мне летел труп. Словно жутковато-причудливый воздушный шар, он, пролетая у окон маглов, достиг крыши и плюхнулся к моим ногам.
– Твою, мать, это не тот труп, – взвыл я, присмотревшись.
– То есть сейчас все трупы будут лететь сюда? – вскинул брови Наземникус. – Поттер, ты олень.
– Валим, – снова сказал я и мы, уже не трансгрессируя, направились в квартиру.
***
Захлопнув дверь, я прижался к ней спиной и глубоко вздохнул.
– Смотри, как надо, – сказал Флэтчер, высунувшись в окно. – Акцио, труп Скорпиуса Малфоя!
Я нервно хихикнул, мысленно ожидая Громовещателей из министерства.
– Все в моей жизни через жопу, – бормотал я, встав у стола, наливая из термоса в чашку кровь. – Потерять труп… только я так могу. Надо было перед раскопками вместо вина Феликс Фелицис выпить.
Но все было не так плохо, как оказалось. Труп Скорпиуса Малфоя, подчиняясь Манящим чарам, «влетел» в окно, разбив стекло, засыпав всю кухню мелкими осколками, и преспокойно опустился на стол, прямо напротив меня.
Решительно опустив чашку с кровью, я едва сдержал тошноту.
– Он и при жизни-то красавцем не был, – наигранно успокаивая себя, произнес я, накрыв лицо покойника скатертью.
Перекурив, чтоб собраться с мыслями, решено было транспортировать тело в ванную комнату.
– А если твой сатанинский ритуал не сработает? – поинтересовался Наземникус, задернув шторку для ванной.
– Тогда я лягу под Хогвартс-экспресс, – пообещал я, присев на корзину для белья. – Старый, спасибо. Без тебя я бы не справился.
Наземникус неожиданно смутился.
– Говори себе это почаще, сынок, – усмехнулся он.
Я закатил глаза.
– Последний рывок.
*
Аптека была через дорогу. Бывал я в ней редко, потому как за последние лет пять не болел к счастью, а редкие, но гордые покупки средств контрацепции как-то не позволили мне стать настолько частым клиентом, чтоб знать, продается ли в этой аптеке формалин.
И вообще, продается ли он в аптеках?
А если уж вообще-вообще, то где искать формалин?
– Что вообще такое этот формалин? – поинтересовался Наземникус, когда мы переходили дорогу.
– Такая жидкость, в морге используют, чтоб тела не разлагались, – путанно пояснил я. – Помнишь, Моран шкуры оборотней замачивал в растворе?
– Так то, чтоб шкура в человеческую не превратилась.
– Принцип похож.
На нас очень заинтересовано посмотрела фармацевт.
Я поправил очки и нервно улыбнулся.
– Доброй ночи.
– Что вас интересует? – спросила фармацевт.
– Формалин. – Ну как же тупо звучало.
Ночь, улица, фонарь, аптека. Два жулика покупают формалин.
Как это вообще выглядело со стороны?
– Раствор формальдегида, – уточнила фармацевт. – В пузырьках. Вам сколько?
– Ну, ведер шесть-семь, – переглянувшись с Наземникусом, сказал я.
– Простите, сэр, – моргнула фармацевт. – Я не уверена, что поняла вас…
– Да нам ванну наполнить, девушка, – пояснил Наземникус. – Как раз где-то ведер…
Я пнул его в колено и улыбнулся.
– Так сколько вам? – теряла терпение девушка за прилавком.
– Гулять так гулять, берем все, – ляпнул я.
И, поняв, что ляпнул, расхохотался вместе с аферистом.
*
Заклятия нейрализовали резкий запах формалина, но глаза все равно слезились.
– Напомни, когда он воскреснет, сделать в ванной ремонт, – упав в кресло, сказал я.
Наземникус зубами вытащил пробку из бутылки и сделал огромный глоток.
– Ох, Поттер, мне бы такого друга, как ты, – сказал он, протянув мне бутылку. – И в могилу, и на крышу, и в аптеку, и дядю-полицейского по голове лопатой…
Я не ответил, не совсем согласившись с его словами.
Да, я скучал по покойному, он был нужен мне, но я же знал, что стоит ему открыть глаза и смыть с себя формалин, я снова буду брюзжащим занудой Алом, вечно тыкающим Малфоя носом в его тупость и неадекватность.
Но в ту ночь мне было лень все это обдумывать. Я просто пил, надеясь, что за все сегодняшние похождения не окажусь на скамье подсудимых.
========== Глава 27. ==========
Впервые я встретил Скорпиуса в две тысячи четырнадцатом году, когда нам обоим было по восемь лет. Ну как встретил – я видел его издалека, с верхней трибуны стадиона, и лишь со слов родителей понял, что это отпрыск знаменитых Малфоев.
Позже, в Хогвартсе, когда мы встретились на третьем курсе, я понял, что уже тогда между нами была одна общая черта, которая разительно отличала нас двоих от девяноста процентов волшебного мира. Мы оба ненавидели квиддич, но оба присутствовали с семьями на грандиозном финале Кубка Мира, в Патагонской пустыне, что в Аргентине.
Мой папа радовался, как ребенок, когда держал в руках стопку билетов. Он бредил Чемпионатом, подготовка к которому в нашей семье началась за месяц до самого матча. Мне и Джеймсу предстояло выучить историю квиддича от зарождения и до нынешних дней, в совершенстве знать правила и различать команды по форме, талисманам и знаменитым игрокам. И если Джеймс «заболел» квиддичем, то я не проникся, но уже в лагере Патагонской пустыни атмосфера чемпионата меня поглотила.
Это было самое грандиозное зрелище, сам лагерь болельщиков. Фейерверки, живые постеры сборных, которым предстояло столкнуться в финале – болгарской и японской, многочисленные лавки с сувенирами, игрушками, инвентарем для квиддича, едой, крохотные палатки, похожие на разноцветные пятна на фоне кирпично-красной пустыни, громкие болельщики, снующие туда-сюда министерские служащие, отвечающие за порядок.
Наша ярко-оранжевая, похожая на мандарин палатка с виду была не более метра на метр, но запросто вместила нас пятерых, Тедди Люпина и семью дяди Рона, притом, что у каждого была своя просторная кровать, а в палатке имелась небольшая кухонька, огромный круглый стол и ванная комната. Но лучшее в магической палатке – прохлада, потому что снаружи дышать было просто нечем.
В палатке мы прожили два дня, дожидаясь матча. Не скучали – семья у нас огромная, веселая, да и лагерь скучать не давал, чего только стоили драки болгарских фанатов против японских болельщиков.
Папа подметил, что матч будет грубым: болгарская сборная вообще славилась жесткой игрой, а японцы, хоть и не били морды противникам в процессе захвата квоффла, но часто не гнушались обманными маневрами, нацеленными на то, чтоб покалечить игроков в процессе не очень честной игры.
Ну и, конечно же, не обошлось и без горячих споров.
– Японцы возьмут кубок, – заверил дядя Рон, когда мы стояли в очереди за креветками и овощами, жаренными на огне. – Их охотники самые сильные из всех, кто прошел в полуфинал.
– Так уж и самые, – усмехнулась мама.
– Ни один японец не свалился с метлы, в то время как играющая с ними до этого Польша растеряла половину команды, – уперся дядя Рон.
– У болгар есть Крам, – напомнил папа.
Дядя Рон фыркнул.
– Крам уже не звезда, – сказал он тихо, чтоб болгарские болельщики не слышали. – Он военный, какого черта ему взбрело в голову вернуться в квиддич? Тем более что он, давайте прямо, староват.
