Текст книги "«Эра драконов» (СИ)"

Автор книги: Krismollka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)

– Я… попробую…

– Я верю тебе, Конде, – я киваю, отпуская его и отходя от него, – я верю тебе…

Конде больше ничего не говорит и оставляет меня одну. Я стою на самом краю бездны. Кажется, сделай шаг и всё кончится, но теперь я не имею права делать этого. Моё бешеное сердце, которое не успокаивается ни на минуту, не даёт мне это сделать, напоминая, что я тогда унесу за собой и другую, дорогую мне, жизнь.

Громкий звук разбивающихся о скалы волн оглушает, а холодный северный ветер проявляет на коже мурашки.

– Я так виновата перед тобой, – шепчу я морю, обращаясь к самому дорогому, но далёкому теперь человеку. – Прости, что не сказала тебе, не предупредила. То, что я сделаю, подло, но по-другому я бы не смогла. Вэн для меня важен почти также сильно, как и ты. Просто… прими тот факт, что я больше не буду клясться тебе в любви, – я замолкаю на несколько секунд. – Впрочем, это, наверное, хорошо. Не буду доставать тебя по связи из-за этих ощущений. Там, – я касаюсь места, где бьётся заполошное сердце, – вскоре будет пустота.

Море бьётся об скалы. Оно хочет добраться до меня, утянуть в бездну, задушить, избавить от мучений. Но они только усилятся со временем.

– Я так тебя люблю, – шепчу я, склоняя голову и закрывая глаза. Солёные капли срываются со щёк и летят куда-то вниз, разбиваясь о твёрдую гладь морской воды. – Ах, Питер, прости, что не сдержу обещания!

Сильный порыв ветра заставляет взметнуться полы платья, а распущенные волосы развеваться на ветру. Я стою на краю, безнадёжно пытаясь проснуться от страшного кошмарного сна…

Не смотря на то, что Конде обещал прийти вскоре, он не появляется до рассвета. Когда он оказывается за моей спиной, перед ним предстаёт уже решившая всё и безразличная ко всему сестра. Я решила всё. Я решила принять клеймо, которое раз и навсегда перечеркнёт мою душу жирной тёмной чертой.

– Как ты планируешь призвать Лорда? – спрашивает меня Леа, смотря на меня тяжёлым взглядом. Настаёт день полной луны, когда всё и свершится. Всё уже давно готово, остаётся лишь Лорд и Вэн, которых я взяла на себя.

Вместо ответа, я вытаскиваю небольшой пергаментный лист и раскручиваю его, поднося его к Конде. Рядом с листом я кладу и перо.

– Серьёзно? – он вздёргивает бровь.

– Пиши.

Взяв перо в руки он в ожидании смотрит на меня. Вздохнув, я начинаю диктовать.

– «Каспиан, я принимаю твоё предложение, но с одним условием…»

В своём письме, написанном рукой Конде, я отмечаю одно-единственное место, которое первое приходит в голову и на котором сейчас стою в полном одиночестве. Леа с Гатхом затаились далеко в облаках, Тристан и Оливия скрыты заклинанием, а Конде тяжело дышит рядом. Он не смог бросить меня, пообещав находится рядом. Получилось уговорить его хотя бы на скрывающее заклинание.

Я сижу прямо на земле, невидящим взглядом смотря на небольшой клинок, зачарованный заклятием Конде. Для всех – это обычное холодное оружие, но для Вэна – контрзаклятие, отрезвляющее, дарующее минутную свободу.

Слышится шарканье крыльев по ветру и я резко вскидываю голову, уставившись в тёмные облака, среди которых еле проявляется знакомый силуэт. Я усилием воли сдерживаю себя на земле, наблюдая за тем, как мой малыш, мой милый и любимый Вэн, спокойно несёт на своей спине Лорда.

Проходит минута, прежде чем они садятся. Я почти уверена, что так долго всего лишь для того, чтобы покрасоваться, но и этого оказывается достаточно, чтобы я была вся на взводе.

Тише

Я вздрагиваю от голоса в своей голове. Конде просит успокоится и я тяжело вздыхаю, ещё тяжелее киваю.

Вэнфролх грациозно садится на землю, сложив крылья. Он безучастно смотрит на меня отодвигая крыло и махнув хвостом. Я вновь поражаюсь тому, что он с таким равнодушием смотрит на меня, на своего настоящего Всадника!

– Скажу честно, я даже и не сразу поверил, получив твоё письмо! – хлопнув в ладоши, Лорд подходит ко мне. – Неужели решила бросить королей ради дракона? – он с пренебрежением смотрит на Вэна. – Если так, то я с удовольствием отдам его тебе. Как ты с ним справляешься? Это же сущий кошмар!

– Как Сью и ребёнок? – тихо спрашиваю я, поднимаясь на ноги. В голове роем носились мысли о том, как бы не пропустить нужное мгновение.

– С малышом и его инкубатором всё нормально, – он машет рукой. – Сможешь даже сама проверить.

Я киваю, медленно подходя к Вэну. Лорд мне сейчас не интересен. Им займутся Леа, Тристан и Оливия. Остаётся несколько метров, когда Вэнфролх оскаливается и дыбит свои чешуйки на спине. Из груди вырывается предупреждающий рык. Я замираю.

Решив действовать по наитию, я сжимаю тонкую рукоять клинка и на вытянутой руке показываю его дракону, как и сказал мне Конде. Проходит всего пару секунд, за которые Лорд не успевает никак среагировать, когда Вэн резко вскакивает и, подняв голову вверх, начинает визжать. Он визжит так громко, что я никогда и не слышала от него такого. Его громадное тело сотрясает дрожь и он, практически не держась на ногах, резко поворачивает могучую голову ко мне. На секунду я замечаю узнавание в его глазах, но зрачки вновь сужаются, а грудь окрашивается в голубой. К сожалению, быстро тухнет.

– Ты что творишь?! – кричит Лорд, шагая ко мне. Он растерян и ничего не понимает. Тут откуда-то сверху разадётся громкий рык Гатха и в мгновение ока на Лорда падает белый дракон, прижимая его телом.

– Давай скорее! – кричит Леа мне.

– Смотри, Вэнфролх, смотри! – кричу я, подбегая к Вэнфролху и тыча ему в морду этим клинком. Вэн опять визжит и отпрыгивает. Такая реакция довольно странна. У меня нет просто времени, чтобы разобраться в ней. Я в полной растерянности стою и совершенно не понимаю, что сделать. Громадный дракон весь сжимается, зажмуривает глаза и скалится, ему явно плохо. Я помню, как ему было плохо тогда, когда Лорд только подчинял его своей воли.

В полном исступлении и непонимании происходящего, я зло швыряют клинок на землю. Он приземляется в нескольких сантиметрах от правой лапы Вэна и тот приковывает к нему взгляд. Зрачки Вэна расширяются и я вдруг понимаю, что вот он, знак.

– Что ты творишь, идиотка? – слышу я крик Каспиана. Повернувшись к нему, я смотрю на то, как он пытается убрать лапу Гатха, которой он держит его, не давая пошевелиться. – Ты обещала!

– Ты серьёзно думал, что я просто так соглашусь? – ору я, смотря на Лорда со злобой. – Да ты рехнулся!

Лорд вновь пытается что-то сказать, когда рядом слышится заинтересованное рычание Вэна. Я резко поворачиваю голову и смотрю в такие родные, громадные зрачки своего дракона. Улыбка сама по себе появляется на губах.

– Ксения! – врывается в голову голос Конде. – Ксения! Прикажи ему!

– Вэнфролх! – кричу я. – Вэнфролх! Сейчас же посмотри на меня!

Могучая морда резко взлетает, а сапфировые глаза со слегка расширившимся зрачком смотрят на меня. – Выпусти огонь!

Вэнфролх трясёт головой. Его зрачки пускаются в «пляс», то сужаясь, то расширяясь. Я понимаю, что ещё немного и всё закончится. Тогда мы потеряем шанс.

– Я приказываю тебе, сожги меня! – кричу я, подбегая к нему. Вэн трясёт головой и грудь его окрашивается в голубой.

– Конде! – кричу я, когда Вэнфролх распахивает пасть и оттуда виднеются клубы пара.

Когда огонь летит в мою сторону, я закрываю глаза и, прежде чем пламя касается моего тела, успеваю подумать лишь о том, чтобы Конде, чёрт возьми, успел.

Огонь поглощает меня мгновенно.

Когда пламя окутывает меня, будто одеялом, я чувствую лишь жжение на левой руке, а также сжигающее дотла что-то там, где-то внутри, где билось когда-то тревожное из-за чувств сердце.

Ещё мгновение и меня больше не существует, я распадаюсь на миллиарды кусочков, чтобы однажды вернуться уже той, кем так страшилась стать.

Глаза открываются автоматически. Пару минут назад не бившееся сердце стучит с новой силой, разгоняя по телу кровь. Я распахиваю рот и делаю первые вдохи.

Воспоминания пронзают меня внезапно, но я смотрю на них с каким-то неожиданным равнодушием.

Я медленно поднимаюсь и сажусь на земле. Снег неприятно холодит кожу, но на него мне совершенно всё равно.

Тело трясёт, оно содрогается в судорогах, всё изнутри жжётся, будто бы я состою из пламени.

Я оглядываюсь, обнаруживая вокруг себя пепел и сожжённую траву. Подняв глаза я смотрю на удивлённо смотрящих на меня Леа, и Оливию. Мужская часть нашей команды усердно прикрывают глаза. Девушки тут же подбегают ко мне и помогают подняться. Я будто бы оглушена, потому что не слышу ни звуков, ни запахов – ничего. Я потерянно моргаю, стараюсь услышать хоть что-то, что мне кричат, а, может быть, говорят. Они держат меня за руки, заворачивают меня в плащ. Леа шлёпает меня по щекам, отчего голова трясётся. Когда боль начинает проникать в разум, я резко хватаю руку девушки и сжимаю сильно сжимаю, отчего ладонь в перчатке безвольно падает. Удивлённо смотря на свою руку, я резко отпускаю Лею, чувствуя, как гул разрезает слух.

Спустя пару минут нахождения в прострации, я слышу Конде, который берёт меня за плечи и встряхивает. Когда он подошёл? Я смотрю на него и, склонив голову набок, слегка хмурюсь. Что ему надо?

– Ксения! – врывается в голову голос. Я трясу головой. И вот всё возвращается. Я слышу гогот стоящих вокруг меня людей, а также чувствую запах сожжёной травы. Он почему-то сладок, но это меня совершенно не волнует. Я перевожу взгляд на Конде.

– Сработало? – это единственное, что волнует меня. Конде отстраняется и кивает. Внезапно все расходятся, давая мне обзор. В нескольких метрах от нас на земле лежит дракон, размером с небольшую собаку. Я вскидываю голову и медленно двигаюсь к нему. Дракоша без сознания. Я вспоминаю, как Вэн выглядел раньше и вдруг понимаю, что сейчас он в два раза меньше, чем тот, каким предстал передо мною впервые.

– Что с ним? – я не понимаю, почему все жмурятся от моего голоса.

– Не только ты переродилась, – говорит мне Конде.

– Где Лорд? – спрашиваю я вновь, возвращаясь к ним. Сзади раздаётся ворчание спящего дракона, но это никак не задевает.

– Мы отпустили его, – Леа говорит это с недовольством. – Конде сказал, что его не время убить. А такой шанс был…

– Ты бы его и не убила, – я равнодушно жму плечами. – Он бессмертен, – удивительно, но от этого в душе ни тепло, ни холодно. Никак.

– Что ты чувствуешь? – спрашивает Леа у меня, сразу же. Я оглядываю всех, которые с нетерпением и какой-то жадностью вглядываются в моё лицо.

– Да нормально, – я хмурюсь, прислушиваясь к себе и ощущая полную тишину. Непонимающе нахмурившись, я обращаю взгляд на Леа. Её серые глаза пристально смотрят на меня. – Никак, – тихо отвечаю я, поведя плечом. – Вообще никак.

– Значит, сработало, – также тихо отвечает Конде и тяжело вздыхает.

Мои брови вновь взлетают вверх, когда все синхронно опускают головы и вздыхают.

Мне бы поинтересоваться чего они такие, но это меня не волнует. Я поднимаю левую руку и с интересом смотрю на предплечье. На ней ярким чёрным пятном горит два маленьких драконьих крыла, посередине которых заключён чёрный жирный кружок, похожий на колечко.

– Теперь ты настоящий Всадник, – и голос Леа звучит так разочаровано, что это хоть как-то должно отразиться в моей душе, но там чернота.

– Теперь да.

Комментарий к Глава

XXVII

– «Клеймо» https://s-media-cache-ak0.pinimg.com/originals/d8/70/e6/d870e6ab7c6c2cef0f2cc72b5954233d.gif

https://s-media-cache-ak0.pinimg.com/originals/55/ff/52/55ff52d74127a90d279dd4fc8a47a417.jpg

https://s-media-cache-ak0.pinimg.com/originals/e9/5c/fa/e95cfafaf3472704d0627b9a8ad1e084.gif

====== Глава XXVIII – «Сошедший в ад» ======

Я думаю, многие её ждали… Надеюсь, что никого не разочарую….

Всех люблю :)

Глава XXVIII – «Сошедший в ад»

...Питер её любил…

С самого первого дня, когда он только встретился с ней в той её квартире, когда она оглушила его сковородой, а после, когда уже он держал у её шеи лезвие своего меча, он даже и не представлял, чем обернётся их знакомство. Оно стало поворотным в его жизни, но это он поймёт позже, уже когда будет вдали от неё, в совершенно другом мире, недосягаемом для неё.

Тогда он даже и не думал о ней, как о ком-то, кто сможет его заинтересовать. Ему было важно лишь одно – найти способ вернуться домой, туда, где осталась его семья, его мир и вся его жизнь. Потом, уже когда он неведанным образом вернётся в тот самый “дом”, его посетит неожиданная мысль о том, что ему не хватает её. Той странной девушки, которая одевалась столь необычно для его мира, творила со своими волосами, что душе угодно, и порой говорила так, будто бы проходила специальные курсы у сапожника в ближайшей нарнийской деревне.

Когда он исчез, то понял, что действительно скучает по ней, но, впрочем, длилось это не так долго. Время прошло и он успел даже позабыть её. До того запоминающегося дня.

В тот день он ждал своих сестёр и друга с отрядом из их нелёгкого путешествия, которое те планировали ни один месяц. Какого же было его удивление, когда на спине Лорея, лучшего кентавра-воина и по совместительству просто хорошего друга, оказалась та самая девчонка, которую он когда-то оставил в чуждом ему мире.

Прижимая её к себе и мысленно благодаря Аслана за то, что позволил этой особе попасть в его страну, Питер одновременно думал и о том, что от этой девчонки ему больше никуда не деться. То были просто мысли, в скором времени оказавшиеся правдой.

Он помнил каждое мгновение, каждый день, каждое приключение, свершившееся по её милости. Он помнил их поход к Кэр-Паравалю, помнил и пьянящий вкус нарнийского вина со сладким привкусом шоколада, помнил её глаза, которые на солнце становились цвета бургунди, которые казались тогда ему самыми волшебными глазами во всём мире. Питер думает, что именно тогда, он понял, что пропал.

Он вспоминает и его обещание никогда в ней не сомневаться, данное ей наедине. Он помнит, с какой мольбой она просила того обещания, с какой надеждой смотрела в его глаза. Питер понимает, что никогда бы и не смог сказать нечто другое.

Тот бал, проходивший в их замке, окончательно заставил поверить в собственные чувства, которые до того вечера он прятал глубоко в себе. Он улыбается, вспоминая, какой красивой она тогда была. Он помнил, как они танцевали и тогда, ему казалось, она принадлежала лишь ему одному. Питер уверен в том, что именно тогда решил добиться её во что бы то ни стало. Также Питер помнил и обжегшую его ревность, когда Тристан, хороший друг, вдруг проявил больше интереса, чем ему было дозволено. Питер усмехается, понимая, что ревность преследует его ещё и сейчас.

В груди разжигается пламя злости и страха, когда он вспоминает о том, как пострадала глупая девчонка, когда попала в западню зверя, что обжился в ближнем лесу, куда она с его сестрами и Оливией отправились на пикник. Он помнил, в какой панике прибежали его сёстры, как на перебой кричали о том, что случилось. Помнил он также и собственное бессилие, когда осознал, что просто не может пустится на её поиски, которые, впрочем, оказались бессмысленными, потому что она уже вечером того же дня прискакала. Но какая! Питер глубоко вздыхает, вспоминая, как тащил её к лекарю, бездыханную и травмированную.

Следующие воспоминания пронзают его прямо в сердце. Он вспоминает о том, как она ослушалась его и убежала в лес на поиски глупейшего во всём мире енота. Питер горько усмехается, вспомнив, как ненавидел тогда её из-за собственного бессилия. Также вспоминает и жгучее осознание того, что она способна справится и без него. Это, Питер знает точно, самое больное, причиняющее невыносимые страдания. Ведь его девочка не только не принадлежала ему, но и могла спокойно справится и без него.

Он усмехается, вспомнив их ссору, а после её проникновение на корабль. Он помнит и то, как был горд ею, но в тоже время и зол на неё. Ему хотелось спрятать её где-нибудь в каюте и он почти это осуществил, но те слова, сказанные ею больно ударили прямо в сердце. Тогда он не выдержал впервые и напился до зелёных чертей перед глазами. Он совершенно не помнит, как клинок оказался в его руке, не чувствовал он и боли, что пришла с раной на ладони. Зато он прекрасно помнит её запах, её глаза и – Господи, это самое лучшее – вкус её губ. Тогда он впервые поцеловал её и пусть этот поцелуй не мог вписаться в череду лучших поцелуев с ней, но тот был самым первым и самым главным. Тогда-то он и понял, что она тоже чувствует. Питер помнит, как ликовал тогда, сидя с повязанным на ладони платком, которым она заботливо завернула его руку.

Следующие воспоминания он бы стёр, если бы всё зависело только от его желания. Вспоминать бои ему не хочется, он даже и думать о них не желает, а вспоминать о том, что однажды он потерял её, и вовсе невыносимо.

Тогда он всё ей высказал и умолял принять его любовь, но она отказалась. Он видел, как ей было больно от этого, но его девочка была очень сильной, поэтому стояла на своём до конца. Он помнил сжигающую изнутри боль и злость. Помнил и то, как крушил мебель в своём шатре до тех пор, пока туда не ворвались Эдмунд и Каспиан, принявшиеся его успокаивать.

Но страшнее этого отказалось её исчезновение. Тогда он всерьёз думал о том, что тот мир, который за всё время её прибывания здесь стал для неё чужим, забрал её от него и даже порывался пуститься следом, но когда узнал, что она просто ушла… Питер был опустошён. Он жил все те дни до их встречи с настоящей пустотой внутри. Никому и никогда бы он не пожелал испытать то, что испытал он. Но, если убежать чуть вперёд, то можно понять, что Питеру и не такое пришлось пережить. Но об этом он подумает чуть позже, когда придёт время и нить его исповеди пробежит те моменты из его жизни.

Никто ещё не придумал тех слов, которыми бы можно было описать его чувства, которые он испытал, увидев её… такой.

Не известно как ему удалось не прибить её на месте. Он желал тогда всем своим существом схватить её в охапку, убежать куда-нибудь далеко-далеко и более никогда не сводить с неё взгляда, чтобы даже вздохнуть не могла без его пристального взора. Но в то же время он хотел пасть к её ногам и скулить, вымаливать её любовь, её расположение. Но вместо всего этого, он просто обнял её, слушая её задушенные рыдания и всхлипы. Слушать и, собирая последние силы, выстраивать стены, разрушенные в одно мгновение, когда из её глаз выпали первые капельки слезинок. Вот только был ли в этом смысл, если уже через пару часов он сжимал её в объятиях, слушая её клятвы в любви и отвечая ей тем же? Смысл ли вообще был убеждать себя в том, что ей всё равно, когда она так льнула к нему, цеплялась за его плечи, и с жадностью отвечала на поцелуи? Сейчас Питер уверен – нет, не было.

Быстро пробегаясь по следующим событиям, он вспоминает, как они защищали друг друга на поле битвы, как он не сводил с неё взгляда, даже боясь помыслить о том, что её кто-то может задеть и как же был счастлив, что всё закончилось. Их победой. Вот только тогда он и предположить не мог, что их начало, к которому они так долго шли, стало их концом.

Он так и не понял, что сделал не так, тогда, в каюте корабля. Не понимал, почему она оттолкнула его, когда он больше всего хотел подарить ей нежность. Но тогда он даже и не задумывался об этом. Почём зря. Ведь когда они сошли на сушу, всё изменилось раз и навсегда. Питер не сразу понял, что её больше нет в его жизни. Он был слишком счастлив, готовясь к вечернему ужину, на котором желал представить её в качестве своей избранницы, с которой желал идти по жизни. А когда понял (это было в его комнате, когда он читал её прощальное письмо), то вдруг совершенно чётко и внезапно осознал, что погиб.

Кто же знал, что встреча в чужом для него мире с незнакомкой, в итоге обернётся разбитым сердцем и полным опустошением?

...Но даже тогда он продолжал её любить…

Первое время оказалось самым трудным в новой жизни “после”. Всё его существо стремилось к ней, он не верил, что она могла просто так уйти, ведь должен же был быть повод. Король был безутешен в своих страданиях и, увы, никто не был в силах их ослабить. Прошло достаточно много времени, прежде, чем он решил попытаться жить. Его близкие, его родственники, были рады такому повороту. Но они видели лишь то, что он позволял им видеть. Никто из них не знал, Питер был уверен, как ему тяжело. Никто и не подозревал, что он уже давно не жил, а существовал, считая дни до тех пор, пока не придёт его время, и он не покинет этот мир раз и навсегда.

Его малым утешением был её дракон, с которым они встретились совершенно внезапно. Просто однажды, когда змей, душивший его всё то время, сжал свои тиски крепче, Питер не выдержал и, уйдя от ненужных глаз, отправился страдать в одиночестве. Чёрное пятно было спасением. Всего на пару секунд он подумал о том, что она вернулась. Питер усмехается, понимая, что тогда бы бросился к её ногам и умолял бы не оставлять его больше.

Осознание, что Вэнфролх был один, не принесло ожидаемой боли. Просто тогда он сдался. Рухнув на колени, опустив голову, он шептал её имя, молил вернуться, не оставлять его. Облегчение от этой пытки пришло тогда, когда чёрный дракон, подойдя ближе к нему, спрятал в коконе крыльев и тихо урчал, даруя спокойствие и ощущения того, что он не один в своей боли. С тех пор страдания чуть поубавились. В драконе он нашёл островок утешения, среди моря боли и отчаяния. И как же было тяжело осознавать, что всё кончилось. Когда Вэнфролх не прилетел, Питер понял, что последняя её частичка исчезла из его жизни. И вновь потянулась чёрная полоса, с которой сойти не было ни сил, ни желания.

Как он принял решения покончить с этим, он не знал. Просто однажды до него дошло, что одиночество не ощущается так остро, страдания не режут сердце, а в груди не томится тяжесть от одной мысли о тех днях, когда девушка была с ним рядом.

Именно тогда он понял, что научился.

Научился жить без неё.

Первое время принять данный факт было тяжело, но вскоре он и вовсе забылся. Да там было уже и не до этого. Объявилась тьма – его народ нуждался в нём, а после неожиданное, сбивающее с толку, известие о предательстве лучшего друга. А дальше – конец. Ведь тогда, вступая в открытый бой с предателем, он даже и не подозревал, что, напав со спины, маг погрузит его в долгий сон, сродни тому, о котором во многих сказках уделялось столь много внимания и про который читала ему его мать.

Те полгода, что он “проспал” пролетели для него в мгновение ока.

А когда проснулся…

Ровно три года прошло с того самого момента, как он научился жить без неё. Ровно полгода, пролетевшие для него мгновением, до того момента, пока она вновь не явилась, вернувшись подобно долгожданной весне, после долгой лютой душевной зимы.

Без его спроса вернув его к жизни, связав их жизни, она вновь приковала его к себе, без надежды на свободу. Она отрезала пути отступления и вела себя так, будто бы не совершила того поступка, обернувшегося для него адом. Будто бы не исчезала на три года, словно никогда и не существовала в его жизни.

Она вернулась, вновь вся из себя прекрасная и – Питер был сбит с толку от этого осознания – по-прежнемулюбимая…

Она пыталась уверить его, что жизнь без него для неё оказалась сущим адом, но он не мог позволить ей говорить так. Она не знала, совершенно не подозревала, что было с ним. Что пережил он, прежде, чем она перестала быть ему нужной. Он был уверен, что она не испытала и сотой доли того, что испытал он. Она не прожила все эти годы так, будто бы каждый день – это десяток лет. Она и не подозревала, что без неё он сошёл в ад. Без неё его жизнь потеряла все краски, он растратил смысл жизни.

Она не имела права вновь врываться к нему, подобно урагану. Не имела права вновь пробуждать то, что, казалось бы, затихло навечно.

...Она не имела ни единого права позволить ему вновь её полюбить…

Очнувшись от смертельного сна, узнав, что она натворила ради него, он был просто взбешён. Он не верил в то, что она была способна это сделать, что была готова лишиться жизни ради него. Кто ей это позволил? Кто позволил ей жертвовать собой ради него?

Чувства, что знакомой волной всколыхнулись в нём, когда он увидел её, причинили даже более сильную боль, чем те, которые он испытывал, когда она была вдали от него. Она вновь причиняла боль и Питер не собирался давать ей такую возможность. Единственным возможным выходом было полное равнодушие, которое, как ему казалось, сыграть было проще простого, ведь за всё это время он научился прятаться за масками. Но какого же было его удивление, когда он понял, что от неё спрятаться не получится.

С каждым днём и часом он отстранялся, восстанавливал стены, не способные пропустить к нему её: новые, прочные. Но каждая из них рушилась от её голоса, глаз, от неё самой. Его уверенность в том, что она ему не нужна становилась всё прозрачнее и прозрачнее, в итоге разрушившись окончательно.

Тогда-то и пришло осознание.

...Она была до сих пор ему нужна…

Питер понимал, что рано или поздно чувства, тщательно упрятанные глубоко внутри, окажутся сильнее, но упорно их давил. Он грубил ей, клялся ей в том, что всё прошло. Он делал всё, чтобы доказать ей, оттолкнуть, забыть её.

Он, конечно, доказал ей, что давно уже двигается дальше, но от этого легче не стало. Он не знал, что убивал её. Не знал, что своими действиями вёл её к единственному, как ей казалось, выходу.

Он понимал, что его оборона расходится трещинами и от этого злился сильнее. Четыре трещины хватило для того, чтобы сдаться и чуть ли не кинуться в её объятия вновь.

Первая трещина – его согласие стать друзьями.

Вторая трещина – попытка отправится с ней на встречу к Лорду.

Третья трещина – поцелуй, вырвавшийся из него совершенно внезапно. Изначально, когда только увидел её, он даже и не планировал ничего такого, но, Великий Аслан, как же она его вывела! Тот несдержанный поцелуй был способом показать то, как же он устал держаться, как же он скучает.

Четвёртая трещина, ставшая последней, разрушившей его стену, стала её исповедью и их поцелуями, с помощью которых он опровергал все свои бывшие слова.

В тот день он понял, что перегнул палку. Она кричала ему в лицо всю правду. Кричала обо всём, что рвало её душу. Уже не он, а она доказывала, что им друг без друга не справится и он ужасался от того, что она, чёрт возьми, была права. Во всём права.

Когда на его губы обрушивались её поцелуи, он понимал, что всё, что себе настроил за все эти годы – рушиться, будто бы по мановению волшебной палочки или одного простого щелчка пальцев.

Именно тогда, перед убежищем, в котором находилась его сестра и лучший друг, он признал собственное поражение и с тем же остервенением и жадностью отвечал на её прощальные – тогда он этого ещё не понимал – поцелуи. Он дарил им надежду на то, что всё закончится и у них получится вновь, но у неё были другие планы… Из-за его собственной глупости и упрямства он потерял её. Потерял вновь.

Концом стал тот день, когда в его груди, там, где билось их единое сердце, стало ощущаться не так, как раньше. Ведь он ещё не знал, что именно в тот момент она совершила одну из самых страшных ошибок в своей жизни. Она приняла метку, разрушив собственную душу и вновь разбив его, казалось бы начавшее заживать от сильнейших ран, сердце.

Он понял, что произошло что-то непоправимое, когда сердце на мгновение перестало биться, а после ускорилось с такой силой, будто бы норовило выскочить из грудной клетки, а после всё тело прожгло таким адским огнём, что у него создалось ощущение, словно его засунули прямо в пекло, откуда нет выхода. Это длилось всего пару минут, а когда всё закончилось, он ощутил пустоту. Там, где раньше были её чувства, наступила тишина и темнота, как будто там всё было выжжено огнём, будто бы там теперь лишь пепел, какой бывает после огненной волны, прошедшей по полю или лесу. Он не ощущал ничего. Там, где раньше они были едины, стало тихо и одиноко.

...Там, где раньше столь явно ощущалось её присутствие, оказалась пустота…

– Они убили его! Она убила его! – из оцепенения, вызванное её присутствием, его выводит отчаянный крик сестры. Питер трясёт головой и в ужасе смотрит на то, как Тристан одним взмахом руки выбивает стёкла из окон и, прижав Ксению к себе, выпрыгивает наружу. Питер не может сделать ни шагу, когда мимо него пролетает сестра, падая на колени, вцепляясь в бессознательного Каспиана мёртвой хваткой. Питер в ужасе смотрит на окно, где только что скрылась она. – Она убила его! Она убила его! Ксения его убила!

Это отрезвляет его лучше любой пощёчины и он, срываясь с места, бежит к окну, хватается за подоконник, смотря вниз, где в яркой вспышке они исчезают, он кричит единственное, что тогда крутится у него на языке:

– Я тебя найду!

Постепенно осознание случившегося закрепилось в его сознании и он, рванув к лежащему Каспиану и плачущей Люси, падает рядом на колени и, дрожащими руками прижимается к его шее. Жилка бьётся.

– Не убила, – облегчённо вырывается у него. Он жив, а значит Ксения не собиралась его убивать – это вызывает облегчённый вздох. Она не собиралась убивать. – Не убила.

– Кас… – хрипит Люси, плача, – Кас…

– Успокойся! – приказывает Питер. – Стража! – он резко поворачивает голову к страже, которая с потерянным выражением лица смотрит на окно. – Позовите лекаря, хоть кто-нибудь!

Один из них резко подрывается и исчезает из залы, побежав выполнять приказ.

– Люси, Люси, – шепчет Питер, отрывая трясущиеся руки сестры от тела Каспиана. – Лу, он жив, успокойся-успокойся.

– Зачем… – Люси хрипит, прижавшись к Питеру, – зачем она это сделала?

– Не знаю, – он потерянно качает головой, следя за тем, как кровь медленно стекает из открытой раны на руке Каспиана. Пусть Люси и в истерике, но она всё-таки не растерялась и наложила жгут. – Должно быть объяснение. Я не верю…

– Не веришь?! – визжит девушка, отстраняясь от него и злобно смотря ему в глаза. – Не веришь?! А бессознательный Кас тебя не убеждает?

– Должно быть объяснение, – недовольно говорит Питер, смотря в глаза своей младшей сестрёнки. Она так зла, что он даже удивляется, сколько может быть злости в этом солнечном цветке?

– Ты ослеп от своей любви? – в голосе Люси столько ненависти. Она шипит, когда говорит слово “любовь”. Певенси вздрагивает, отводя взгляд. Как же он забыл, что его сестра была проницательнее многих. – Я знаю, ты любишь её. И знай, я не позволю тебе…

– Люси! – рявкает Питер, резко встав на ноги. – Неужели ты серьёзно считаешь, что сейчас самое время говорить мне кого любить, а кого нет?

– Она же тебя предала! – рычит девушка и Питер невольно делаешь шаг назад. – Она бросила тебя, заставив страдать! Питер, раскрой глаза, Ксения только что совершила непростительный поступок!