Текст книги "Ice Flower (СИ)"
Автор книги: Kisel_link
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 37 страниц)
– Мне придется убить тебя после этой поездки, да? – кинула она ему в спину, скривив губы в подобии усмешки.
Лейтенант обернулся и посмотрел на нее долгим внимательным взглядом.
– Моя работа – защищать вас ценой собственной жизни, – тихо проговорил он, – Я офицер советской армии, а не комитетская крыса. Вы должны понимать разницу лучше, чем кто-либо другой.
С этими словами мужчина отвернулся и беззвучно вышел из палаты.
Как только за военным закрылась дверь, Ася протянула свободную руку к Белову, одновременно пытаясь освободить вторую, но капитан держал ее слишком крепко.
– Сережа, – прошептала она и из глаз потекли слезы. Только когда он оказался рядом, она вдруг почувствовала, как сильно устала и испугалась.
Комсорг низко наклонился к ней и, запустив пальцы в волосы, нежно и бережно поцеловал. Девушка зажмурилась и улыбнулась, радуясь тому, как приятно щекочут нос его усы, как его ровное и спокойное дыхание выравнивает и ее сердечный ритм, взбудораженный встречей с родителями Инес и появлением капитана, как его теплый светлый взгляд окутывает ее умиротворением и негой, защищая от всех невзгод и напастей.
Ася откинулась на подушки и прикрыла глаза.
– Я даже не буду спрашивать, на кой черт ты туда полезла. Все равно соврешь, – с улыбкой заговорил Белов, погружая ее в мягкий глубокий баритон своего голоса, – Но, надеюсь, ты понимаешь, что теперь ты одна из корпуса вообще не выйдешь, только со мной, – и скользнув взглядом по ее руке, которая все еще была заперта в цепкой ладони капитана, тихо добавил, – Или с Модей.
– Понимаю, – еле слышно прошептала Ася, не открывая глаз.
– Тебе нужно отдохнуть, Асенька, – убирая от ее лица упавшую прядь волос, тихо проговорил Сергей, но девушка уже спала.
Погожий осенний день начинал медленно клониться к закату, когда Ася в сопровождении двоих баскетболистов вернулась в корпус сборной СССР. После выписки лейтенант испарился, незаметно вернувшись на свою позицию стороннего наблюдателя.
В холле ее ждала вся команда в полном сборе, во главе с тренером и председателем федерации, с радушными улыбками приветствуя уже ставшую родной переводчицу. Даже Терещенко был здесь и улыбался ей еще любезнее, чем обычно.
– Ну, что, Гречко, есть в этой жизни место подвигу? – широко улыбаясь и обнимая ее за плечи, проговорил Болошев.
– Ася, ты как? Ничего не болит? – ласково спросил Ваня, робко целуя ее в щеку.
Баскетболисты наперебой обнимали и целовали девушку, комментируя ее поступок, который уже успел обрасти кровавыми и драматичными подробностями, и интересуясь самочувствием. Ася вертелась между этими гигантами, купаясь в их внимании, счастливо улыбаясь и смущенно принимая пожелания здоровья. Действие лекарств прошло, она хорошо выспалась и отдохнула, а от присутствия рядом близких людей настроение взлетело до небес. От утреннего тумана в голове не осталось и следа, но зато тело теперь чувствовало каждый синяк и ссадину, полученную накануне, и каждое неловкое прикосновение отдавало болью.
– Эй, поаккуратней! – вмешался Модестас, уверенной рукой отстраняя от нее Зураба, увидев, как она невольно скривилась в объятиях грузина, – Достаточно уже.
– Спасибо, Сако, – мягко касаясь руки грузина, проговорила девушка.
Под суровым взглядом капитана ребята, наконец, отступили, и к Асе смог подойти тренер.
– Ну и чего тебя в эту толпу понесло, скажи мне на милость? – с улыбкой спросил Гаранжин, бережно обнимая ее за плечи, – Мир спасать собралась?
– Я думала, там праздник, – почти четно ответила девушка, опуская взгляд.
– Праздник, – повторил за ней Владимир Петрович и, ласково потрепав ее по волосам, грустно добавил, – У нас тут от этого праздника волосы поседели уже.
– А почему вы здесь? – вдруг встрепенулась Ася, – Сегодня же полуфинал! Куба!
Баскетболисты вдруг переменились, будто свинцовая туча набежала на их светящиеся радостью лица. Никто не смотрел ей в глаза, ребята старательно отводили их в сторону, молча глядя себе под ноги, или друг на друга.
К Асе подошел Моисеев, на правах старшего по званию взявший на себя тяжелую обязанность сообщить ей плохую новость.
– Ася, Олимпийские игры приостановлены, – тихо сказал он, прямо глядя ей в лицо, – Все заложники погибли.
Девушка вскрикнула и закрыла руками лицо. Она не могла поверить, что это возможно, что здесь в эпицентре радости и дружбы, на главном празднике мира и доброй воли могли вот так просто, ни за что, погибать невинные люди. Ася была уверена, что их спасут, как могло быть иначе? Полиция, армия, спецслужбы, неужели они ничего не смогли сделать против горстки озлобленных террористов?
Ася спокойно относилась к смерти, считая ее неотъемлемой частью жизни. Она всегда была рядом, в ее семье даже слишком близко, молчаливо блуждая меж комнат просторной министерской квартиры. Иногда, глядя на сильные, всегда такие добрые и ласковые к ней, руки отца, Ася задумывалась о том, скольких людей он убил этими же самыми руками. Сколько белогвардейцев погибло от его штыка, сколько фашистов полегло от пули, выпущенной его винтовкой, сколько предателей и дезертиров закончили свои дни после росчерка его пера в смертельном приказе… Все это воспитало в ней философское отношение к смерти, научив воспринимать ее как вечную спутницу, необходимую плату за саму возможность жить. Люди ежедневно погибали от болезней, катастроф, природных стихий, в боях и сражениях, по воле правителей и военных начальников.
Но сейчас, здесь, смерть не казалась чем-то естественным.
Она стояла, не шевелясь, все еще держа руки на лице, чувствуя, как свирепый гнев сдавливает грудь. Они не просто убили людей, они сделали намного больше – уничтожили символ добра и мира, выставили на посмешище саму идею игр, на время проведения которых издревле останавливались войны. Они показали всему миру, что никто и нигде больше не может чувствовать себя в безопасности. Олимпийские игры уже не смогут оправиться от этого удара, больше никогда не станут прежними.
Ася почувствовала, как прохладная рука Сергея ложится ей на затылок, успокаивая и остужая разум.
– И что теперь будет? – поднимая глаза на Моисеева, металлическим голосом спросила она.
– Сегодня будет пресс-конференция, мы объявим, что сборная Советского Союза не будет участвовать в этом кошмаре, – ответил вместо него Терещенко, выкрикивая слова, словно на митинге, – Это провокация!
– Провокация? – воскликнула Ася, оборачиваясь к нему и сверля его ледяным взглядом, – Это война! И у нас у всех теперь руки в крови…
– Дело уже решенное, – поежившись, тихо произнес функционер, – Олимпиада для нас закончилась.
– Это мы еще посмотрим! – резко заявила девушка и, кивнув стоящим за ее спиной парням, быстрым шагом направилась к лифтам.
– Володь, ты думаешь, она действительно что-то может сделать? – глядя вслед девушке, задумчиво проговорил Моисеев.
– С ней никогда не знаешь, – ответил Гаранжин, провожая взглядом последовавших за ней двоих баскетболистов, – Она же Гречко.
Поднявшись на последний этаж, девушка и двое мужчин не сговариваясь, в полном молчании прошли к комнате ребят. Это было как-то естественно, по-другому и быть не могло.
Ася зашла в номер первой и остановилась у окна, задумчиво глядя на погрузившуюся в безмолвие Олимпийскую деревню. Только ветер гулял по этим, еще недавно таким солнечным и радостным улицам, разнося по округе мусор и отголоски разразившейся здесь трагедии.
Сергей подошел к ней сзади и, аккуратно обняв, поцеловал в голову.
– Что ты собираешься делать? – будто всерьез полагая, что в ее силах что-то изменить, спросил он.
– Не знаю, – грустно ответила девушка, вертя в руках одну из лежавших на подоконнике плюшевых собачек Валди, подаренных баскетболистам поклонницами, – Вы-то сами хотите играть?
– А как ты думаешь? – резко проговорил Белов, – Мы всю жизнь готовились к этому турниру! Для большинства из нас эта Олимпиада последняя в карьере! Если не сейчас, то никогда!
Ася развернулась к нему лицом и пронзительно посмотрела ему в глаза.
– Так почему же вы ничего не делаете? – воскликнула она с дрожью в голосе.
Белов молча опустил глаза. Модестас, сидевший все это время на своей кровати, поднялся на ноги и направился к ней, намереваясь что-то сказать, но вдруг раздался телефонный звонок, разрывая повисшую в комнате тишину. Литовец развернулся и протянул руку к аппарату.
– Модя, не надо, – остановила его Ася, меняясь в лице, и еле слышно добавила, – Это меня. Москва.
Под звуки надрывной и тревожной трели, Ася медленно прошла между парней и подняла телефонную трубку.
– Алло, – тихо произнесла она, вся съежившись и став, как будто еще меньше.
Ребята отошли к окну, чтобы не мешать ей, но все равно слышали, как на том конце провода звенит громовыми раскатами суровый мужской голос и ее сдавленные ответы «Да, папа», «Хорошо, папа». Тяжело дыша, капитан дернулся к ней, но Белов остановил его, дотронувшись до плеча и покачав головой. Это было ее дело, они не должны были вмешиваться.
– Я уеду, если ты скажешь, что существует реальная опасность, – вдруг решительно произнесла она, стиснув зубы, – Твоя линия защищена, скажи мне правду!
На том конце линии либо молчали, либо говорили так тихо, что ребята не могли расслышать ни звука.
– Это бесполезно, я видела их оружие, отец, – с невеселой усмешкой проговорила Ася, – Ты слишком многому меня научил.
Выслушав ответ, девушка заговорила вновь, чеканя слова металлическим голосом:
– Если мы сейчас уедем, это будет дезертирство и признанием нашей вины. Мы должны остаться и играть, чтобы доказать всему миру свою непричастность к этой трагедии. И я останусь вместе со своей командой.
Сделав паузу, она добавила, уже мягче:
– И еще… Пап, не трогай Песню, пожалуйста. Он хороший парень. Я обвела его вокруг пальца.
«Зачем?» – видимо прозвучал вопрос от маршала, потому что, улыбнувшись и пожав плечами, Ася ответила:
– Просто хотела развлечься, – и добавила почти шепотом, двумя руками сжимая телефонную трубку у своего лица, – Папочка… Слышишь? Пап… Я очень люблю тебя.
Девушка положила трубку и, будто потратив последние силы на этот разговор, плавно опустилась на пол между кроватями. Все еще держа руку на аппарате, она низко опустила голову и заплакала, беззвучно вздрагивая всем телом.
Капитан бросился к ней и, подняв одним рывком, прижал к себе.
– Аська, ну ты чего? Мышонок мой… – шептал он ей в волосы, нежно поглаживая по спине, – Все хорошо, все будет хорошо.
– Ася, – тихо проговорил Белов, подходя к ним и ласково касаясь ее плеча, – Пойдем. Скоро начнется пресс-конференция. Нам понадобится твоя помощь.
Ася обернулась к нему, позволяя Сергею вытереть с ее лица слезы, и сияя холодным воинственным блеском в глазах, коротко кивнула.
Комментарий к Глава 33 – Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами
Не зарастет на сердце рана
Прольется пламенной смолой.
– Пока жива, с тобой я буду
Душа и кровь нераздвоимы,
Пока жива, с тобой я буду
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду
Ты понесешь с собой, любимый,
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
– Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
– За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба – я и ты.
– Но если я безвестно кану
Короткий свет луча дневного,
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
– Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.
...
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
Александр Кочетков “Баллада о прокуренном вагоне” (отрывок)
====== Глава 34 ======
Комментарий к Глава 34 Дорогие читатели!
Как ни прискорбно это признавать, но наш фэндом медленно умирает. Все меньше новых работ, все меньше читателей. Количество просмотров у меня сократилось, наверное, втрое. А после этой главы так будет и того меньше) Это закономерно, но все равно грустно.
Поэтому, особенно горячо благодарю самых терпеливых, которые остаются со мной и с моей работой. Очень ценю вашу поддержку и внимание!
Осталось всего пара глав по моим подсчетам. Мы почти у цели)
Иногда мне кажется, что все писалось именно ради этой главы... Поэтому – приятного прочтения!
Мне задача ясна, но устали глаза
Выбирать между черным и белым.
Научи меня жить и однажды забыть,
Где расстались душа и тело.
В 72-ом один и об одном…
Научи меня быть счастливым
Вереницей долгих ночей,
Раствориться в твоей паутине
И любить еще сильней.
Би-2 «Научи меня быть счастливым»
Сборная Советского Союза по баскетболу в полном составе вышла на улицу и направилась в сторону Дома журналистов. Движимые общей целью, они были словно единый организм, живущий одной на всех мечтой, ради которой каждый был готов пожертвовать всем. Ася шла рядом с Беловым, держа его за руку, и как никогда раньше, чувствуя свое единение с командой.
Только что она своими глазами увидела то, чему раньше не придавала особого значения. Баскетбол для этих парней был не просто игрой, не просто профессией или карьерой, это был смысл их жизни, самым ценным сокровищем, которое никто не собирался отдавать без боя. Когда несколько минут назад они зашли в общую гостиную на этаже, и комсорг объявил товарищам о своем намерении изменить решение администрации сборной, никто не проронил ни слова. Но в потухших глазах всех без исключения спортсменов снова зажглась искра надежды, которая осветила их лица и дала ей понять, что они будут биться до конца.
Они нашли председателя неподалеку от корпуса сборной. Мужчина сидел на скамейке и, неуклюже пристроив измятый лист бумаги на колене, записывал тезисы к своей речи на пресс-конференции. Моисеев выглядел осунувшимся и уставшим, было заметно, как не просто дались ему эти тревожные дни.
– Григорий Митрофанович, – обратился к нему Белов, подходя ближе, – Мы хотим играть дальше.
Председатель поднял на комсорга ввалившиеся и покрасневшие от напряжения глаза и обвел взглядом стоявшую за его спиной команду.
– Ребята, – треснутым голосом проговорил Моисеев, – Решение принято наверху, мы ничего не можем изменить.
– Не можем или не хотим? – безжалостно сверля председателя ледяным взглядом, спросила Ася.
Григорий Митрофанович тяжело вздохнул и с трудом поднялся со скамейки. Казалось, он прибавил лет десять за последние пару суток.
– Играть в такой ситуации безнравственно, – тихо сказал мужчина, будто повторяя чужие слова, – Погибли люди…
– Но мы живы! – воскликнул стоявший по правую руку от Аси капитан.
– Модестас прав, – дотрагиваясь до плеча друга через голову девушки, проговорил комсорг, – Безнравственно было убивать невинных людей в их собственных постелях. Разве мы из-за этого должны тоже перестать жить? Перестать делать свою работу, защищать честь страны, идти к своей мечте? Вы, Григорий Митрофанович, перестанете из-за этого выполнять свои обязанности, кормить своих детей, думать об их будущем?
– Баскетбол для нас это то же самое, – сквозь зубы процедил капитан, не сводя взгляд с вконец поникшего председателя.
– Да что с ним говорить, – презрительно фыркнула Ася, отворачиваясь от председателя, – Он нам не поможет. Слишком боится потерять свою должность!
– Прикуси язык, девчонка! – хватая ее за руку и резко разворачивая к себе, зарычал Моисеев, – Ты не с поклонниками своими разговариваешь, а с председателем федерации баскетбола СССР!
Стоящие рядом Белов и Паулаускас кинулись к нему, но Ася остановила их, сделав знак другой рукой, что вмешиваться не нужно.
– Да? Баскетбола? Вы вспомнили! – надменно проговорила девушка, холодно глядя на председателя, – Кто вы? Чиновник, потерявший способность видеть людей за бумажками и анкетами, или баскетболист, посвятивший свою жизнь этой игре?
Моисеев поежился и отпустил ее руку. Он виделся с министром обороны всего несколько раз, на встречах посвященных деятельности клуба ЦСКА, но его холодный пронзительный взгляд запомнил на всю жизнь. Точно такими же ледяными искрами светились сейчас глаза его дочери, пробирая даже его закаленную в многолетней номенклатурной деятельности душу до самого основания.
– Идите, я скоро приду, – тихо проговорил председатель, накрывая голову руками.
Листок бумаги с записями к речи, который он оставил на скамейке, подхватил ветер и унес за угол здания, но председатель, погруженный в свои мысли, даже не заметил этого.
Зал пресс-конференций Дома журналистов был наполнен до отказа. Корреспонденты со всего мира толпились в небольшом душном помещении, громко переговариваясь и стараясь занять место поближе к столу с микрофонами.
Как только представители сборной СССР расселись на свои места, в зале воцарилась гробовая тишина. Ася кивнула Терещенко, что можно начинать.
– Товарищи! – начал свою речь функционер.
– Дорогие друзья, – перевела Ася.
– Делегация Советского Союза выражает глубокий протест терроризму, процветающему в капиталистической Германии, – растягивая слова, будто на митинге, продолжил Терещенко.
Ася в смятении оглядела журналистов с направленными на нее фото и видео камерами, вооруженными блокнотами и ручками, и стоящих за их спинами советских баскетболистов, с надеждой смотрящих на руководство сборной. Потом перевела взгляд на своих соседей, сидящих за столом. Гаранжин молчал, опустив голову и ссутулившись так, будто весь груз моральной ответственности за происходящее лежал на нем одном. Моисеев так и не пришел, а Терещенко делал ей страшные глаза, указывая на микрофон и торопя с переводом.
Надежды на спасение не было – председатель струсил и предпочел вовсе не являться на пресс-конференцию, а ни у Гаранжина, ни тем более у нее, простой переводчицы, не было и не могло быть таких полномочий, чтобы противоречить решению Госкомспорта.
Повлиять на исход этого баскетбольного турнира не осталось никакой надежды, но кое-что, возможно еще более важное, все-таки было в ее власти. Трусливый и тщеславный партийный чиновник, вечно прикрывающийся чужими решениями и не способный нести ответственность за свои слова и поступки, был последним человеком, которому можно было доверить выражение позиции СССР в вопросе о Мюнхенском теракте. Ася нутром чувствовала, что его грубые надменные слова могли откинуть всю международную политику СССР на много лет назад, привести к эскалации конфликтов, обострить и без того напряженные отношения между социалистическим и капиталистическим миром. Его нужно было остановить.
Ася судорожно сглотнула, прижимая к столу вспотевшие ладони.
«Что на моем месте сделал бы Анатолий?» – вдруг пронеслось в голове и слова сами слетели с языка:
– Мы выражаем глубокие соболезнования семьям погибших и всему народу Германии, переживающему эту трагедию.
– Мы не потерпим подобных провокаций в свой адрес! – декламировал Терещенко.
– Мы скорбим и оплакиваем эту потерю вместе с вами, – тихо проговорила Ася.
– Организаторы превратили Олимпийские игры в фарс! – повышая голос и красноречиво поднимая руку вверх, горячился функционер.
– Олимпийские игры всегда были и останутся символом мира и дружбы народов, – выдала Ася свой дипломатический перевод.
– Поэтому, в сложившееся ситуации мы приняли единственное верное решение…
Ася медленно, растягивая слова, перевела его последнюю фразу, понимаю к чему он ведет, но не находя возможности остановить его. В этот момент один из микрофонов за столом неприятно скрипнул, заставив поморщиться всех присутствующих и обернуться на звук.
– Играть, – пронеслось над залом голосом Моисеева, – Играть несмотря ни на что!
Ася на автомате перевела его слова, которые потонули в реве аплодисментов и одобрительных возгласов журналистов и спортсменов.
– Что ты творишь? – сквозь зубы прошипел ему функционер, дергая за рукав.
– Спорт чище и красивее любой войны! – сверкнув поразительно юным и азартным блеском в глазах, вместо ответа воскликнул председатель, обращаясь к журналистам.
Перекрикивая шум, Ася перевела последнюю фразу и, глотая подступающие слезы, сжала руку сидевшего рядом тренера.
День полуфинала олимпийского баскетбольного турнира начался для спортсменов со стандартной тренировки, а для Аси с беготни и нервотрепки. Трагические события последних дней внесли сумбур и неразбериху в расписание игр, организаторы никак не могли внести ясность в график, бесконечно перекраивая его и переставляя соревнования местами. Телевизионщики выставляли свои требования, сборные стран свои, а МОК свои. Пытаясь угодить всем, немцы окончательно растеряли всю свою четкость и прагматичность, и возобновление соревновательной программы в конечном итоге обернулось для них сущим кошмаром.
За сегодняшнее утро Ася уже третий раз получала от симпатичного мальчишки-курьера документ от Оргкомитета о новом времени старта матча, отчего уверенности в окончательности этого решения не прибавлялось. Первоначально игра была назначена на семь вечера, потом ее перенесли на одиннадцать утра, чем немало переполошили тренерский штаб, а затем вообще выбрали некий промежуточный вариант – четыре часа пополудни.
Девушка дважды посетила здание администрации с целью удостовериться в правильности указанного в новом расписании времени и высказать свое недовольство уровнем организации от лица всей советской сборной. Но, оказалось, что таких как она там было уже с полсотни, а организаторы, придавленные своей несостоятельностью, лишь улыбались и разводили руками.
Не без труда получив подтверждение последним сведениям, Ася фурией вылетела из Оргкомитета, почти налетев на неподвижно стоящего на крыльце Белова.
– Ой, Сереж, а тренировка уже закончилась? – сдувая волосы с лица и тяжело дыша, невинно пропела девушка.
– Закончилась, – загробным голосом отозвался Сергей, пристально глядя на нее серьезным взглядом.
– Что? – заранее начала защищаться Ася, даже не понимая, в чем причина его недовольства, и потрясла перед ним добытым документом, – Матч в четыре!
– Ася, я о чем тебя просил? – сурово продолжил Сергей.
– Хорошо себя вести, – улыбнулась девушка и обезоруживающе наклонила голову набок.
– О невозможном я просить бы не стал, – хмыкнул в ответ Белов, смягчая взгляд при виде ее улыбки, – Я просил тебя не выходить никуда одной. Это так сложно сделать?
– Сережа, я делаю свою работу, – возмущенно воскликнула девушка, снова потрясая в воздухе листком бумаги, – Если бы не я, вы в одиннадцать утра уже на площадке торчали бы и сами с собой играли до вечера!
– Я просил не выходить одной, – упрямо повторил Белов, глядя в пол.
– Я никогда не бываю одна, – буркнула Ася и, схватив его под руку, потащила вниз по ступенькам, – Пойдем, надо Гаранжину информацию передать.
– Ась, я все понимаю, конечно, мы все время вместе, даже если физически не рядом… – начал рассуждать Сергей, быстрым шагом идя рядом с ней.
– Это очень мило и романтично, но я о другом, – перебила его девушка, не сбавляя хода, – У меня есть охрана. Тебе не о чем беспокоиться.
– И где же была эта охрана, когда тебя чуть в толпе не раздавили? – возмущенно воскликнул Сергей и покачал головой, – Нет, я могу доверять только себе. Ну, и Моде, конечно.
Ася остановилась и, улыбнувшись, ласково провела рукой по его плечу.
– Это была чрезвычайная ситуация. Никто не мог такого предвидеть, – мягко сказала она и, пожав плечами, равнодушно добавила, – Хотя, если тебе от этого станет легче, их, скорее всего, за это посадят.
Комсорг ничего не ответил, лишь внимательнее посмотрел на нее, в очередной раз, пытаясь разгадать, сколько несовместимых черт скрывается под этой копной непослушных волос и удастся ли ему когда-нибудь заставить ее делать то, что он говорит.
– Хорошо хоть не расстреляют, – усмехнулся Белов.
– Не, вот если бы все кончилось плохо, тогда расстреляли бы, – хихикнула Ася.
– Очень смешно, – пробурчал Сергей, поджав губы, когда они уже подходили к корпусу.
Войдя в здание, Белов отправился в столовую, где еще обедала команда, а Ася пошла наверх в комнату тренера. Передав Гаранжину документ с новым расписанием, и выслушав его недовольные комментарии по поводу организации турнира, она обратила его внимание на то, что американцам повезло еще меньше. Действительно, администрация так зарапортовалась, что назначила второй полуфинал не сегодня, а на следующий день, что по регламенту было совершенно недопустимо. Эта новость немного смягчила негодование тренера, и он отпустил девушку отдыхать.
Из номера тренера Ася отправилась прямиком в комнату ребят, из которой доносился безмятежный мужской храп. У каждого спортсмена был свой способ сконцентрироваться и настроиться на игру, у капитана это, безусловно, был послеобеденный сон.
Неслышно проскользнув внутрь, Ася присела на край кровати литовца и тихонько почесала его за ухом. Оглушающий звук стих, сменившись громким сопением и причмокиванием. Капитан перевернулся набок, плотнее накрываясь одеялом, чем чуть не скинул ее со своей кровати.
Ася улыбнулась, глядя на спящего мужчину. Он казался сейчас таким большим и одновременно беззащитным, таким сильным и в то же время чувствительным. Таким близким и таким недоступным.
За последние сутки Ася не успела толком поговорить с Модестасом или хотя бы всерьез подумать над тем, что теперь будет с ними. Ситуация не имела готового решения, лежащего на поверхности, поэтому девушка инстинктивно гнала от себя трудные мысли, заменяя их решением насущных проблем. Ей было страшно даже представить, что будет, если Сергей заметит эти красноречивые взгляды, от которых у нее вырастают крылья, увидит хотя бы часть случайных прикосновений, от которых у нее по телу пробегает такая сладкая дрожь, почувствует эту искрящуюся нежность, которая, казалось бы, уже пропитала насквозь весь воздух вокруг них. Он так доверяет им, он не заслуживает еще одного удара с их стороны.
В комнату вошел Белов и, на ходу оглядев склонившуюся над капитаном девушку, водрузил на стол огромный арбуз.
– Ого, откуда? – воодушевилась Ася, подскакивая к комсоргу и обнимая его сзади.
– Мишико подарил кто-то, там штук десять, – улыбнулся Белов, – Теперь вот не знает куда деть. Будешь?
Девушка закивала, наблюдая, как комсорг нарезает арбуз маленьким перочинным ножом, применяя какой-то хитрый, видимо, сибирский способ. Сложив аккуратные дольки в большую тарелку, Сергей разместился на своей кровати, усадив Асю к себе на колени, и принялся за арбуз. Обливаясь соком, девушка с удовольствием вгрызалась в сладкую мякоть, позволяя мужчине вытирать себе рот платком, словно ребенку, и целуя его за каждый переданный ей в руки кусочек. Ася смеялась, глядя, как ему удается в три укуса уничтожить целую дольку, на которую у нее уходит десять, и заставляла веселиться и самого Белова, пытаясь повторить этот трюк.
– У тебя слишком маленький ротик, – улыбался комсорг, вытирая ей лицо после очередной неудачной попытки.
– Да? – усмехнулась девушка, сверкнув глазами и обдавая его ухо горячим дыханием, – А я думала, все что нужно, туда отлично помещается...
– Асенька, – хрипло отозвался Сергей, ловя ртом ее губы и впиваясь в них поцелуем.
– Сереж, а почему нельзя? – с интересом спросила Ася, когда он оторвался от нее, – Ну, что такого плохого случиться? Ты играть не сможешь?
– Смогу, конечно, – ответил Белов, восстанавливая дыхание, – Просто уровень тестостерона упадет, это может сказаться на результативности.
– То есть для победы тебе нужно быть злым и неудовлетворенным, – заключила девушка, обнимая его за плечи.
– Вроде того. Желание победить очень похоже на желание обладать женщиной, – проговорил Белов и, обхватывая ее лицо ладонью, пристально посмотрел в глаза, – Иногда кажется, что ради этого можешь мир перевернуть….
Ася нежно коснулась его губ, но недовольное ворчание с соседней кровати прервало поцелуй.
– Эй, вы что тут едите что ли? Без меня? – садясь на постели, пробурчал сонный капитан.
– Мы не хотели нарушать твой послеобеденный ритуал, – улыбнулся комсорг и протянул ему арбузную дольку.
– А вилка есть? Я же руки испачкаю, – капризно протянул Модестас, глядя на них исподлобья.
– Вы посмотрите, какой среди нас эстет, – рассмеялась Ася, – Любезный, вы не из сборной по художественной гимнастике, случайно?
– Я просто не люблю, когда у меня липкие руки, – огрызнулся литовец.
– Ну, ладно, ладно, не бухти только, – улыбнулась Ася и, отломав внушительный кусок мякоти от своей дольки, протянула его мужчине, – Откройте ротик, товарищ капитан!
Кровати стояли настолько близко друг к другу, что ей достаточно было протянуть руку. Модестас послушно открыл рот и взял зажатый ее мокрыми пальцами ломтик арбуза, попутно слегка прикусив их.
– Ай, Модя! – воскликнула девушка, одергивая руку,– Не кусайся, а то кормить не стану!
Литовец уже вовсю улыбался, жуя сочную мякоть, а Ася с энтузиазмом кормила его, превращая все это действие в какую-то детскую и одновременно интимную игру. Он пытался зацепить ее за палец, прихватить хотя бы губами, а она заливисто смеялась, когда ей удавалось вовремя увернуться.
– Ася, – услышала она у себя за спиной, и тут же потупила взгляд. Она совершенно не подумала, что это развлечение может не понравится Белову, у которого она продолжала сидеть на коленях. Девушка смущенно подняла на него глаза и опешила, увидев на лице комсорга улыбку.
– Я тоже хочу, – тихо сказал он, вкладывая ей в руку очередную дольку.
Игра продолжилась уже на троих. Один за другим, истекающие сладким соком кусочки отправлялись в улыбающиеся рты баскетболистов, за что ее пальчики получили в награду то нежное прикусывание от одного, то ласковое прикосновение губ и щекотание усов другого. Ася смеялась, чувствуя одновременно радость от игры и растущее возбуждение от их небрежных, но таких ласковых касаний. Та нежность, которую она чувствовала вокруг, уже наполняла ее целиком, давая молчаливое согласие на все, что может произойти, на мгновение стирая все границы. Это было странно, но неимоверно приятно.
Когда с арбузом было покончено, Сергей отправился в ванную комнату, мыть тарелку и руки. Воспользовавшись ситуацией, Модестас тут же схватил Асю за руку и потянул к себе.
– Я вся в соке, у тебя руки будут липкие, – засмеялась девушка, пересаживаясь на его кровать.
– Плевать, – прошептал капитан, забираясь ей пальцами в волосы и притягивая к себе ее лицо.
