Текст книги "Ice Flower (СИ)"
Автор книги: Kisel_link
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)
Неслышно ступая по ковру, Клавдия Владимировна зашла в комнату вслед за ней. Обеспокоенно оглядев съежившуюся на кровати дочь, женщина подошла к ее письменному столу и взяла в руки большую цветную фотографию сборной, которую Ася привезла с Чемпионата мира в Эссене в прошлом году. На групповом снимке спортсмены стояли в два ряда, сияя счастливыми улыбками и золотыми медалями, а Ася стояла рядом с Гаранжиным по центру снимка и сама светилась похлеще тех медалей.
– Который из них? – тихо спросила женщина, вглядываясь в лица баскетболистов на снимке.
Девушка вздрогнула и, приподнявшись на руках, молча посмотрела на мать сухими глазами.
– Вот этот? Сероглазый? – спросила мама, переводя взгляд с Аси на фотографию и обратно, – На Кирилла чем-то похож.
У Аси по щекам потекли слезы. Больше не осталось сил притворяться, скрывать от мамы свое горе, которое уже наполнило ее до краев и теперь выливалось бурным потоком в благодатную почву понимания самого близкого и родного человека.
– Мама, что мне делать? – сквозь слезы прошептала девушка.
Клавдия Владимировна обняла дочь и, гладя ее по содрогающимся от рыданий плечам, тихо проговорила:
– Все пройдет, Асенька! Пройдет, моя милая!
Больше мама не задавала ей вопросов. Она только кормила ее супом с ложечки, как маленького ребенка, и ласково гладила по голове, ревностно защищая ее покой от внимания родных.
Ася утыкалась маме в коленки и ревела навзрыд, пытаясь с этими слезами выплеснуть всю боль наружу, отдать ее этому миру обратно.
– Мамочка, помоги мне! Я не могу больше… – сквозь рыдания шептала она.
– Пройдет, пройдет… – повторяла мама, глотая собственные слезы.
Если бы он сам принял это решение, ей было бы легче. Если бы он обидел ее, бросил, унизил, оскорбил! Она бы злилась на него, могла бы даже возненавидеть, мучилась, но не чувствовала бы этой беспощадной вины за собой. Перед глазами до сих пор стояло его лицо, с испуганным выражением непонимания и горечи потери. Она как наяву видела перед собой прозрачный серо-голубой свет, который исходил от его глаз, словно это произошло только что. Ни время, ни слезы, ни сон, не отдаляли от нее это воспоминание, не делали его бледнее или слабее.
Ася начала стремительно худеть. Буквально за несколько дней из цветущей, пусть хрупкой, но румяной и здоровой девушки, она превратилась в собственную тень. Скулы обострились, под глазами от слез залегли глубокие тени, тело превратилось в обтянутый кожей полудетский скелет, теряющийся в одежде. Она не могла смотреть на себя в зеркало, да и не хотела. Теперь все было не важно, все потеряло смысл.
Она убила любовь, собственными руками вспорола ей горло и теперь наблюдала, как она истекает кровью, попутно уничтожая и ее саму.
Ася окинула взглядом свою комнату и остановилась на светло-голубом костюме, висевшем на дверце шкафа, который Таня привезла ей из последней командировки в Польшу, специально к первому рабочему дню в Министерстве. Как она радовалась тогда этому подарку, и как он был не нужен ей сейчас.
Дверь в комнату неслышно отворилась и вошла мама.
– Пойдем, Асенька, я тебе волосы уложу. Нужно собираться, – вполголоса проговорила женщина, с нежностью глядя на нее.
Ася послушно встала и вышла за мамой в ванную. Она стояла перед зеркалом, глядя на себя невидящим взглядом, и наблюдая, как Клавдия Владимировна аккуратно причесывает ей волосы.
– Вот так сделаем или наверх уберем? Как тебе больше нравится? – заботливо спросила мама.
– Так тоже хорошо, – не вслушиваясь в вопрос, ответила девушка.
– Сегодня у тебя новая жизнь начинается, – ласковым голосом проговорила Клавдия Владимировна, закалывая дочери волосы, – Не пропускай ее, она может оказаться прекрасной…
– Спасибо, мамочка, – тихо проговорила Ася, перехватывая мамину руку и целуя ее, – Я постараюсь.
Когда Ася, наряженная и причесанная заботливыми мамиными руками, приехала к зданию Министерства иностранных дел, Костя уже ждал ее у входа.
– Ты чего опаздываешь, Гречко? – сердито проговорил он, – Я тебя ждать не буду в следующий раз!
– Так не жди, кто тебя просил, – равнодушно ответила девушка.
– Ты заболела что ли? – обеспокоенно спросил Феклистов, оглядывая ее бледное лицо и болтающийся на плечах голубой жакет.
– Нет, я здорова. Пошли! – сказала Ася и двинулась к входу в здание.
В огромном вестибюле Министерства, лавируя между спешащими на свои рабочие места сотрудниками, студенты подошли к пропускному пункту, чтобы получить свои временные удостоверения стажеров.
– Феклистов Константин Геннадьевич, – четко произнес Костя, просовывая в окошко администратора паспорт.
Мужчина-администратор покопался несколько секунд в коробке с подготовленными пропусками и, сверив данные с Костиным паспортом, выдал ему новенький, красиво запечатанный в глянцевую пленку документ. Костя прошел через вертушку и остановился за ней, ожидая подругу.
– Гречко Ася Андреевна, – произнесла девушка, когда подошла ее очередь.
Служащий повторил свои манипуляции, но на этапе сверки данных пропуска с паспортом вдруг замешкался, несколько раз переводя взгляд с одного документа на другой.
– Извините, но на вас пропуска нет, – сухо проговорил он, поднимая на Асю взгляд.
– Этого не может быть, проверьте еще раз, – равнодушно ответила девушка.
– Пропуск выписан на фамилию Гричко, – так же безучастно произнес администратор, – У вас в паспорте другая. Я не могу вас пропустить.
– Но это же очевидная ошибка. Тот, кто выписывал пропуск, перепутал букву, – слабо возмутилась Ася.
– Нужно заказывать новый пропуск. Я не могу вас впустить, – холодно ответил служащий и, вернув ей паспорт, закрыл окно.
– А сегодня мне что делать? Под дверью стоять? – разозлилась девушка, снова открывая его окошко и практически засовывая туда голову вместе с паспортом.
– Вы проходите или нет? – послышался у нее за спиной металлический голос.
Ася обернулась и увидела перед собой высокого худого мужчину около тридцати лет, с вытянутым равнодушным лицом и пустыми стеклянными глазами. Он холодно смотрел на нее, ожидая, когда она освободит проход и позволит ему пройти через вертушку.
– Я бы с удовольствием прошла, если бы меня пустили, – проворчала девушка, вглядываясь в его отдаленно знакомое лицо, и пытаясь вспомнить, где могла его видеть.
Мужчина тоже задержал на ней взгляд, а затем слегка наклонился и через ее голову мельком взглянул на документы на столе администратора.
– Гречко пишется через «е». Стыдно не знать, как пишется, фамилия Министра обороны СССР, – ледяным тоном сказал он администратору, – Через пятнадцать минут новый пропуск должен быть на моем столе.
– Будет сделано, Анатолий Андреевич, – чуть ли не с поклоном ответил администратор и суетливо достал пачку новых бланков пропусков.
– Проходите, – сказал мужчина, обращаясь к Асе и открывая перед ней вертушку.
Девушка прошла через пропускной пункт и последовала вместе с Костей за Анатолием Андреевичем, пристально глядя ему в спину.
«Ну, конечно!» – Асе захотелось ударить себя по лбу.
Это был он, как она сразу не узнала, – Анатолий Громыко, сын Министра иностранных дел, «заклятый друг» и вечный соперник Кирилла, талантливый ученый и успешный дипломат. Они виделись всего несколько раз, – на новогоднем приеме в Кремле, и потом еще на выставке или какой-то премьере, Ася точно вспомнить не могла. Анатолий не жаловал светскую жизнь, и мало бывал на мероприятиях. Он был известен, как холодный, непроницаемый человек, полностью погруженный в науку и свою карьеру, один из самых завидных, но недосягаемых холостяков столицы, обладающий тонким умом, блестящим будущим и абсолютным равнодушием к другим людям.
Анатолий был старше Кирилла на несколько лет, но их соперничество началось еще с института, когда выбирая схожий путь, они то и дело наступали друг другу на пятки. Кирилл отдавал должное незаурядным способностям Громыко, однако считал его слишком погруженным в себя и отстраненным для дипломата, подспудно завидуя его изначально привилегированному положению сына знаменитого международника. Анатолий же, наоборот, видел в Зайцеве слишком много внешнего блеска, считая его успех незаслуженным, а его самого поверхностным и недостаточно научно подкованным. Они почти не общались, но внимательно следили за карьерой друг друга, ведя многолетнюю холодную войну со свойственной им обоим дипломатической элегантностью.
– Вам на третий этаж. Пропуск принесут туда, – останавливаясь у широкой лестницы и оборачиваясь к студентам, произнес Громыко.
– Спасибо, Анатолий Андреевич, – сказала Ася, протягивая ему руку.
– Добро пожаловать в МИД, Ася Андреевна, – вежливо, но абсолютно безжизненно, ответил он, пожимая ей руку.
Ася с Костей поднялись на третий этаж и вошли в просторный зал секретариата Департамента Северной Америки. Оба застыли у двери, открыв рты и наблюдая за суетливой кутерьмой, которая здесь творилась. По залу сновали сотрудники в строгих костюмах, без конца звонили телефоны, отовсюду слышалась английская речь, шелест бумаг и стук женских каблуков о мраморные плитки пола.
Возле крайней к двери стойки секретаря стояла молодая женщина в простом, но идеально сидящем по фигуре, черном костюме, с длинной светлой косой и румяными свежим лицом. Она обернулась на робко мнущихся у двери студентов и с улыбкой поспешила к ним.
– А вот и мои цыплятки! – ласково проговорила она, пожимая им руки, – Меня зовут Анастасия Игоревна, я руковожу стажерским отделом департамента. Пойдемте со мной!
Ребята пошли за ней, крутя головами во все стороны и стараясь не упустить ни одной детали нового окружающего их мира. Анастасия Игоревна провела их по извилистым коридорам в просторный кабинет, наполненный еще большим гомоном молодых голосов.
– Это наш стажерский отдел, мы называем его «инкубатор». Вот ваши рабочие места, – бодрым голосом рассказывала руководительница, указывая им на два, прижатых друг к другу, маленьких письменных стола, – Это база. Практиканты, также как и стажеры, распределяются по разным отделам департамента, но здесь у вас всегда есть место, чтобы спокойно поработать.
«Да уж, спокойно…» – подумала Ася, оглядывая бегающих взад вперед стажеров, старательно перекрикивающих друг друга и звон телефонных аппаратов. После стольких дней одиночества и тишины, этот гвалт и толпа людей врывались в ее мозг оглушительными взрывами, пугая и одновременно радуя новизной.
– Настасья Игоревна! – окликнул руководителя от двери крепкий рыжеволосый парень, и, дождавшись, когда она подойдет, отдал ей в руки пропуск, – Анатолий Андреич просил передать!
Женщина вернулась к практикантам, задумчиво вертя в руках документ.
– Для вас, Ася Андреевна, сам Анатолий Андреевич пропуск заказал, – с улыбкой сказала она, оглядывая девушку и передавая ей документ, – Такое внимание дорогого стоит.
– Он просто мне помог. Там была ошибка в фамилии и меня не хотели пускать, – забормотала Ася.
– Однако я за пять лет работы здесь ни разу не видела, чтобы он хотя бы заговорил со стажером, не то чтобы помогать с чем-то… – протянула Анастасия Игоревна, на минуту задумываясь, но тут же переключила свое внимание на другого сотрудника, – Леночка! Ознакомьте, пожалуйста, новых практикантов с фронтом работ!
К ребятам подошла круглолицая сотрудница отдела с ворохом бумаг в руках и выгрузила их пачками им на столы.
– Приступим? – с улыбкой спросила она.
Ребята с готовностью закивали.
Работу им поручили не трудную, можно даже сказать в большей степени механическую и скучную. Но Ася была рада и ей. Находится в этой атмосфере было приятно, быть частью этого мира само по себе уже доставляло удовольствие, несмотря на заурядность выполняемой ею работы.
День за днем студенты проверяли отпечатанные на машинке письма, проекты приказов и распоряжения департамента на наличие ошибок и опечаток. Правильные документы шли в одну стопку, забракованные с пометками красным карандашом – в другую. В начале Ася с интересом вчитывалась в бумаги, стараясь вникнуть в смысл и запомнить содержание, но к концу дня строчки уже расплывались перед глазами, и она механически просматривала текст, уже не вникая в его суть, стараясь лишь не пропустить досадной ошибки. Девушка пыталась закончить всю выданную ей на проверку стопку одним днем, даже если для этого приходилось просидеть в кабинете до позднего вечера, но утром, когда она приходила на работу, то видела на своем столе новую пачку документом, еще больше предыдущей.
Через несколько дней, когда распоряжения, приказы, постановления и служебные записки окончательно смешались в ее голове в единую серую массу ничего не значащих строчек и абзацев, работа в МИДе уже не казалась ей такой привлекательной и романтичной. Она задумалась, почему Кирилл никогда ей ничего не рассказывал об этой бумажной волоките, создавая в ее голове совершенно другое представление о работе в Министерстве. Это оказался тяжелый ежедневной труд, которому не было видно конца и который вряд ли будет кем-то оценен. Единственное, что радовало девушку, так это полное отключение сознания во время работы. Оно давало временное облегчение до того момента, пока она не вернется поздно вечером домой, ляжет на кровать и снова останется наедине со своей болью, которая словно голодная собака, жадно смотрела на нее из угла спальни, ревниво захватывая в свой плен с самого порога.
Она стала плохо спать, будто исчерпала весь свой лимит сна за ту неделю, проведенную в своей комнате, и теперь по ночам могла только тихо плакать, уткнувшись лицом в подушку и стараясь, чтобы родители не услышали. Она уже не пыталась унять голос в своей голове, который безостановочно, с жестоким постоянным ритмом, словно маленьким молоточком отстукивал внутри нее: «Сережа. Сережа. Сережа!». Забываясь под утро коротким тревожным сном, она просыпалась по будильнику, чтобы невероятным усилием воли выдернуть себя из постели, приложить к опухшим глазам заботливо подготовленные мамой кусочки льда из отвара трав и снова идти на работу.
По договоренности с Гаранжиным, по выходным Ася приходила во Дворец Спорта, когда там никого не было, чтобы заняться подготовкой документов к Олимпиаде. Выезд сборной на турнир сопровождался огромным ворохом бумажной волокиты, который в одиночку тренеру было не вытянуть. Девушка была рада помочь и рада возможности занять себя делом. Каждая минута, проведенная в бездействии, отдавалась усилением боли в груди, а работа отвлекала, пусть и не полностью, но притупляла боль.
Ася сидела за столом в своем кабинете, заполняя анкеты Олимпийского Комитета на игроков сборной. Она погрузилась в работу, не замечая веселого щебетания птиц, доносившегося из открытого окна за ее спиной, как и всего этого солнечного и яркого лета, которое проходило мимо нее.
– Мышонок, привет! – донеслось от двери.
Ася подняла голову и увидела веселую улыбку, играющую на покрытом золотистым загаром лице капитана.
– Откуда ты узнал, что я здесь? – спокойно спросила она, снова опуская глаза к работе. Ася не искала общения с литовцем все эти дни, полностью погрузившись в себя, и совесм не была уверена, что готова к этой незапланированной встрече.
– Владимир Петрович сказал. По секрету! – улыбнулся Модестас и, подходя к столу, добавил, – Аська, я соскучился!
Девушка подняла на него усталый невидящий взгляд, но все-таки отложила анкеты и, обойдя стол, подошла к капитану. Он порывисто обхватил ее за талию и прижал к себе. Ася вдруг почувствовала, как его тепло проникает в нее через кожу, закрывая внутреннюю холодную пустоту, словно теплым пушистым одеялом.
– Ты такой загорелый стал. Сколько мы не виделись? – проводя рукой по его щеке, задумчиво спросила Ася.
– Одиннадцать дней, – четко ответил Модестас, с улыбкой всматриваясь в ее лицо, – А ты почему такая бледная? У вас в Министерстве окон нет?
Ася ничего не ответила и даже не улыбнулась его шутке, только продолжала внимательно разглядывать его лицо, медленно переводя взгляд с лучистых глаз на крупный, со следами нескольких переломов нос, затем на четко очерченные пухлые губы литовца, на покрытый слегка выгоревшей щетиной подбородок.
– Я тоже соскучилась, – проговорила она, глядя на него серьезным взглядом.
Модестас провел рукой по ее спине с остро выступающими позвонками, тоже не сводя внимательных глаз с ее изменившегося лица. Только сейчас, когда она стояла так близко, он заметил, как ввалились ее щеки, как заострился нос, какие глубокие тени залегли под глазами, каким потухшим и мертвым был ее взгляд. Он уже видел этот взгляд. Встречал его каждый день – на тренировках, в раздевалке, в коридорах Дворца Спорта. Такой же безжизненный взгляд был у Белова.
Капитан сжал зубы и обхватил ее лицо руками, не в состоянии спокойно наблюдать за тем, как она мучает себя.
– Ну что мне сделать? Как тебе помочь? – надрывно воскликнул он, злясь на собственное бессилие и вглядываясь в ее опустевшие глаза.
Ася не шелохнулась, в ее взгляде не промелькнуло никакой видимой реакции на его эмоциональный порыв. Несколько секунд она молча смотрела на него, обдумывая сверкнувшую вдруг отчаянную мысль, которая все прочнее обосновывалась в голове.
Он был рядом с ней все время, она не замечала, а он просто был. Хранил ей верность, когда она играла с ним в дружбу, дразня и не подпуская близко, не возненавидел ее, когда она так сильно ранила его, предпочтя его же лучшего друга, простил ей то, что она разрушила их дружбу. Она врала ему, предавала, причиняла боль, а он ей все прощал. Даже сейчас, когда он явно видел ее страдания из-за другого мужчины, он все равно был рядом. И предлагал помощь. Вспыльчивый, эмоциональный Модестас с ней всегда был теплым и ласковым, как летний ветер, который врывался сейчас в окно и тревожил его выгоревшие на солнце волосы. Он понимал ее без слов, без вопросов и объяснений. Он единственный видел ее настоящую и не боялся этого, а только сильнее привязывался. Он понимал ее больше других. Больше, чем родители, которые все еще видели в ней ребенка, заботясь и опекая, но, не догадываясь, что ей нужно на самом деле. Больше, чем Кирилл, который требовал результата и соответствия ему во всем. Больше чем Белов, который полюбил только лучшую ее часть и, не захотев узнать, какая она на самом деле, пытался сломать ее под себя. И именно Модестас сейчас протягивал ей руку, чтобы вытащить из темноты, в которой она, захлебываясь, тонула.
Ася вдруг осознала, что единственный путь к спасению – это разорвать себя, уничтожить связь между девочкой, изнывающей от невозможной несбыточной любви, и женщиной, которая способна идти вперед. Ей нужны были изменения, которые навсегда закроют для нее путь назад, нужна была боль, которая сможет стереть ту, что она уже не могла больше выносить. И Модестас был единственным человеком, которому она могла довериться, единственный, кто наверняка поймет и не осудит. Он спасет ее, а она отблагодарит его за терпение и преданность, отдавая то, что он так долго желал.
Она притянула его к себе за шею и поцеловала. Сначала робко и осторожно, будто заново открывая для себя вкус его сочных губ, обжигающее тепло его дыхания, пьянящий аромат его тела. Затем все бесстыднее и уверенней проникая языком в его рот, она гладила его плечи и шею, запуская пальцы ему в волосы, чувствуя, как от его близости начинает наливаться тяжестью низ живота.
Не говоря ни слова, Ася потянула край его футболки вверх. Модестас послушно поднял руки, помогая ей снять с себя одежду, и остановился, тяжело дыша и в нерешительности глядя на нее. Он будто не верил, что это происходит на самом деле, будто ждал, что сейчас она, как обычно, смущенно засмеется и снова ускользнет от него.
Не сводя глаз с его высоко вздымающейся от учащенного дыхания груди, Ася начала медленно расстегивать пуговицы на своем простом летнем платье. Когда бретели уже готовы были сами упасть с плеч, капитан не выдержал и резко дернул платье вниз, впиваясь взглядом в ее хрупкое тело. Ася услышала, как ударилась об пол и покатилась оторвавшаяся пуговица, которую она не успела расстегнуть, и тут же оказалась в стальных объятиях капитана. Она сама не заметила, как с помощью его ловких опытных рук лишилась бюстгальтера, когда он жадно припал к ее груди, лаская и покусывая твердеющие соски, вызывая волны нарастающей по всему телу дрожи.
Крепко обхватив ее за талию, он стал опускаться ниже, покрывая поцелуями ее живот и выступающие косточки на бедрах. Опустившись перед ней на колени и не дав ей опомниться, он уверенным резким движением стянул с нее трусики и, закинув ее ногу себе на плечо, дерзко, без предупреждения и подготовки, проник в нее языком. Ася задохнулась, и жадно ловя ртом воздух, запустила руку ему в волосы, плотнее прижимая к себе его рот. Будто еще больше распаляясь от этого откровенного жеста, Модестас тихо замычал, еще крепче, почти до боли сжимая ее бедра руками. Девушка не смогла сдержать стон, ощущая сумасшедший прилив возбуждения и удовольствия, который создавала вибрация от издаваемых им звуков. Он впивался в нее все глубже, чувствуя, как начинают подрагивать в предвкушении оргазма каждый мускул в ее теле, как она уже не контролирует свои крики, как все сильнее впивается ногтями ему в плечо, пока, наконец, она не задрожала всем телом и, издав глубокий, почти животный стон, сама не отстранила его от себя.
Капитан встал и, подхватив ее на руки, усадил на стол, прижимаясь лицом к ее шее и утопая в рассыпавшихся по плечам локонах.
Ася знала, что он окажется таким. Порывистым, резким, плохо контролирующим свою силу, но от этого еще более желанным. Он не был грубым с ней, он был скорее жадным. Его прикосновения разительно отличались от тех трепетных и нежных ласк, к которым она привыкла, погружаясь в объятья Сергея. Модестас не спрашивал, не боялся обидеть или навредить, он просто делал то, что диктовала ему его природа. Это была его игра, его территория и его правила. Ася с готовностью и подспудным, неизведанным ранее, удовольствием пасовала перед его силой, внутренне признавала его превосходство над собой на этом поле.
– Сразу, конечно, так нельзя было. Надо было целый год меня мучить, – прошептал он ей на ухо, – Вредина ты все-таки, Гречко.
Ася ничего не ответила, только опустила голову к его плечу, покрывая его влажными поцелуями и наслаждаясь солоновато-сладким привкусом его кожи. Поднимаясь выше, она скользила языком по его шее, слегка касаясь мочки уха и ощущая, как вибрирует неудовлетворенным желанием его тело.
Все больше распаляясь, девушка дрожащими пальцами развязала шнурок на его спортивных брюках и осторожно потянула их вниз. Модестас продолжил ее движение, сам избавляясь от остатков одежды и открывая ее взору свой нетерпеливо подрагивающий, туго обтянутый нежно розовой кожей, член.
Ася судорожно сглотнула, уставившись на представшую перед ней действительность. Страх и желание боролись в ней, не желая уступать друг другу. Ей хотелось бежать, в естественной инстинктивной попытке защитить себя, и одновременно, хотелось дотронуться до него, забрать себе это доказательство его страсти.
– Он не влезет, Модя, – не отрывая от него взгляд, с сомнением произнесла Ася, – Это физиологически невозможно.
– Много ты понимаешь, – усмехнулся Модестас, подходя ближе, – Он сделан специально для тебя.
– Ага, в Вильнюсе, я знаю, – продолжая смотреть на него завороженным взглядом, сказала девушка и протянула к нему руку. Желание победило.
Она обхватила его своей маленькой ладошкой, чувствуя, как он вибрирует от ее прикосновения, как наливается новой силой, становясь, как будто, еще больше и тверже. Она сжала сильнее и, наконец, услышала от капитана этот сдавленный стон, который ждала и, от которого у нее самой потемнело в глазах от возбуждения. Она продолжала ласкать его рукой, позволяя капитану с силой сжимать ее, кусать за шею и терзать грудь. Ее бледное маленькое тело выглядело на фоне его загорелых упругих мускулов, как измятый лепесток еще не сорванного, но уже обреченного на это цветка.
Отрываясь на мгновение от поцелуя, Модестас провел пальцем по ее влажным губам, задумчиво глядя на них, и с силой надавил, так что они сами собой приоткрылись. Внезапно он разжал объятия и, отступив на шаг, достал из кармана брюк презерватив. Ловким отработанным жестом он вскрыл упаковку и надел его на себя одним уверенным движением.
– Это обязательно? – внимательно следя за его действиями, спросила Ася.
– Обязательно, – хрипло ответил он и, раздвигая ей ноги своим телом, резко притянул к себе.
Ася замерла, почувствовав, как его твердый пульсирующий член упирается в нее. Она инстинктивно сжалась и попыталась отстраниться, но стальные руки литовца держали ее так крепко, что она не могла пошевелиться. Он поцеловал ее. Нежно, ласково, словно впервые проникая языком в ее приоткрытый ротик, отвлекая от нарастающего страха и расслабляя сознание. Девушка закрыла глаза, постепенно теряя контроль над собой.
Модестас подался вперед, с силой прижимая к себе ее бедра и ломая сопротивление ее тела, медленно вошел в нее. Ася распахнула расширившиеся от боли глаза. Было ощущение, будто ее прокалывают насквозь, будто все ее женские внутренности раздвигаются сейчас перед натиском его неоспоримой мужской силы. Из глаз брызнули слезы, и она вцепилась ему в плечо, впиваясь в него ногтями. Девушка попыталась отодвинуться назад, но он слишком крепко держал ее, хотела попросить его прекратить, но поймав его затуманенный страстью, невидящий взгляд, поняла, что его уже не остановить. Он продвигался внутрь нее медленно, но неотвратимо, ломая на пути все преграды и не оставляя ей шанса на побег.
Внезапно резкая жгучая боль пронзила ее где-то глубоко внутри, и Ася дернулась в сторону, не в силах сдержать крик. Перехватывая ее одной рукой за спину, а другой, продолжая держать за бедра, он прижал ее к себе всем телом и вошел полностью. Его стон соединился с ее криком и, покрывая поцелуями ее залитое слезами лицо, он продолжал двигаться внутри нее, с каждым толчком ускоряя темп и обдавая ее горячим хриплым дыханием.
Ее боль не утихала, а с каждым его движением становилась только резче и отчетливее. У Аси начало темнеть в глазах, когда она вдруг осознала, что не чувствует сейчас больше ничего. Нет, ее не волновало, что она не чувствует блаженства, описанного во французских романах, она была уверена, что оно придет потом. Ася не чувствовала никакой другой боли, кроме этой, физической, режущей боли внизу живота. Не было этого саднящего давления в груди, которое не давало ей покоя все эти дни, новая боль вытеснила, заменила собой все ее душевные муки, очищая душу и открывая воздух легким.
Она подняла на капитана заплаканные глаза, и ласково дотрагиваясь до его щеки, прижалась сама еще сильнее, делая движение бедрами ему навстречу и позволяя проникнуть еще глубже. Модестас вдруг содрогнулся и, откинув голову назад, сдавленно зарычал, со всей силы вдавливая себя в нее. Через несколько секунд, тяжело дыша, он ослабил хватку, оставляя на ней глубокие покрасневшие следы своих рук, и отошел.
Ася сидела, свесив ноги со стола и наблюдая, как он избавляется от ненужной теперь уже детали. У нее было ощущение, что ее разорвали напополам, что внутри у нее сейчас не осталось ничего целого, нетронутого. Но вместе с тем, она чувствовала невероятное облегчение, и внутренне улыбалась этой простой физической боли, которая разливалась по низу живота. Модестас вернулся к девушке, и ласково проведя пальцами по следам от слез на щеках, тихо проговорил:
– Прости, что сделал больно.
– Ты не мог сделать больнее, чем уже было. Не переживай об этом. Пройдет! – ответила Ася и, перехватив его руку, хотела поднести к губам, чтобы поцеловать, но вдруг остановилась и испуганно произнесла. – Модестас, у тебя кровь!
– Это не у меня, Аська. Это у тебя, – улыбнулся капитан, смазывая кровавое пятно на тыльной стороне ладони, – У нас тут сегодня кто-то девственности лишился, не догадываешься кто?
Ася рассмеялась. Немного нервно, но впервые за последнюю неделю по-настоящему в голос рассмеялась.
– Я забыла, что должна быть кровь! Думала, ты поранился, – сквозь смех и слезы, проговорила она, оборачиваясь на стол, на котором в беспорядке валялись смятые и заляпанные ее кровью документы, – Мы с тобой испортили все документы на выезд!
– Аська, спасибо! – торопливо проговорил Модестас, не обращая внимания на испорченные бумаги и порывисто прижимая ее к себе. – Девочка моя родная! Я так долго об этом мечтал.
– Я же говорила – мечты всегда сбываются, – сдавленно проговорила она ему в плечо.
Одевшись и убрав со стола испорченные документы, она внимательно посмотрела на капитана, который уже был полностью одет и ждал ее у двери.
– Модестас, у меня к тебе просьба, – погруженная в свои мысли и глядя куда-то мимо него, проговорила Ася.
– Все что пожелает мой мышонок – с довольной улыбкой ответил капитан.
– Сними нам квартиру или комнату где-нибудь здесь неподалеку. Я не хочу появляться в твоем общежитии, и здесь тоже не место…
– Хорошо, – с готовностью ответил он.
– Скажи, сколько нужно денег, а то я не понимаю в этом ничего, – ровным голосом сказала девушка.
– Давай, я уж сам как-нибудь разберусь, – раздраженно отозвался Модестас, – Или тебе нужен номер люкс?
– Нет, мне все равно, – безразлично ответила Ася.
Капитан хотел еще что-то сказать, но передумал и только посмотрел на нее долгим внимательным взглядом. Он подошел и обнял ее маленькое тело, целиком помещающееся в его руках.
– Болит? – участливо спросил он.
– Почти нет, – честно ответила она, с облегчением чувствуя, как ноющая физическая боль разливается по телу, почти полностью заглушая давящую боль в груди. Сегодня она впервые смогла сделать глубокий полноценный вдох. Впервые с тех пор, как убила свою любовь.
====== Глава 24 ======
Ну, привет. Я пришел к тебе с небом на руках.
Дай мне знак, если так не мил, то куда нести.
Оглянись, я не свет теперь, я дитя, я страх.
Я стою, протянув ладонь, в ней кусочек льда.
Там руны снега, руны ветра, руны вечного дождя.
Я рисую километры, никуда их не идя…
Animal ДжаZ «Километры».
Асе стало легче дышать, ненамного, но легче. На смену отупляющей и разрывающей сердце боли со временем пришла апатия и общее онемение. В ее глазах больше не было отчаяния, лишь холод и отрешенность. Она с равнодушием смотрела на этот мир, который раньше так жадно впитывала в себя вместе со всеми его возможностями, и который теперь стал лишь источником боли и разочарования. Она закрылась, очерствела, отвернулась от себя самой и от других людей, словно сработал естественный механизм самосохранения, защищая ее израненную душу от любого внешнего воздействия, не разбирая, что оно могло принести – радость или печаль. Внутри была выжженная земля, в которой не мог прижиться ни один росток, лишь прозрачный слой инея все плотнее укутывал ее, застилая холодом потухшие угольки черных глаз.