Текст книги "Безмолвный (СИ)"

Автор книги: ivyblossom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Часов в фургоне нет, тикающих так точно, но все равно, проходя мимо, так близко от него, я их почти слышу. Слышу, как они отсчитывают последние секунды моей жизни.

Дыши. Всего-то несколько футов пройти. Биение сердца отдается во всем теле, до кончиков пальцев ног. С каждым ударом чуть вздрагивают руки. Вдох-выдох. Как ты и сказал, дверь открыта. Самую малость, ровно настолько, что на краску ложится свет фонаря. Отсветы под таким необычным углом открывают многое. Вся дверь покрыта отпечатками пальцев: моих, твоих, миссис Хадсон, Мориарти, Морана. Тех мимолетных жильцов, что на время заняли наше место. Недели, годы, отпечаток за отпечатком, а мы даже понятия не имели, что их оставляем. В папиллярных линиях, застывших на краске, записана вся наша история.

Изнутри тянет растопленным маслом и дрожжевым тестом: Миссис Хадсон что-то печет. Пахнет теплом и нервозностью.

Кажется, что преодоление каждого из оставшихся дюймов тротуара растянулось на годы, как бывает только во сне. Я застыл в сгустившемся воздухе, и до двери, такой близкой, не добраться. За то время, которое мне понадобится, чтобы дотянуться до нее, можно родиться, состариться и умереть. Ноги двигаются медленней некуда, в потяжелевших руках стучит замедлившееся сердце. Прислушиваюсь к любому звуку: чирикает птица, из чьего-то окна доносится мелодия, вниз по дороге проехала машина, где-то стучат по дереву молотком, захлопывается дверь. Щелчка предохранителя не слышно, да и невозможно расслышать, как кто-то готовится выстрелить, – это происходит беззвучно. Дыши. Левой, правой, левой.

Пальцы касаются двери, и мне кажется, я почти чувствую остающийся от них след. Отпечаток всей ладони, дымящийся и глубокий, продавивший слой краски, въевшийся в дерево. Черная краска, блестящая, омытая дождями… Как будто это может кого-то спасти. Открываю дверь толчком, шагаю через порог.

Вот он, последний миг, когда я все еще уязвим. Дверь открыта, я стою спиной к улице. И ему вполне может быть меня видно с определенных точек. Сейчас он может выстрелить в меня и попасть. Точно между лопаток, если стрелок из него не очень. Если он хоть чего-то стоит, то будет целиться в затылок. Именно туда бы целился на его месте я – в затылок, без вопросов, так шансы на выживание минимальны. Поэтично получится: прострелить мне голову прямо на пороге «221б». Этим он уж точно до тебя достучится, Шерлок. Мориарти хотел выжечь тебе сердце, Моран обеспечит это с гарантией.

Вот он, момент для выстрела, Моран. Теперь или никогда. Захлопываю дверь.

Щелкает язычок замка. Лучший звук на свете. Щелчок, дверь закрыта. Крепкая, надежная.

Все, наконец. На месте. На месте. Я дома, Шерлок. Получилось. Я здесь. Я жив.

– Не выходите на улицу, миссис Хадсон! – выкрикиваешь ты сверху. Ты буквально в экстазе, сияешь в мою сторону улыбкой. Сработало, не так ли? Он вспомнил про безотказный вариант.

Он попытается взорвать «221б».

Ты, похоже, доволен до крайности.

========== Глава 54: Подходящий момент ==========

Тебе тесно здесь.

Кажется, ты готов расколотить окно, передвинуть всю мебель, а то и перевернуть все вверх дном. Ты все пытаешься нащупать нечто, чего здесь нет, и я понятия не имею, что это. Все горизонтальные поверхности завалены средствами достижения этой конкретной цели: телефоны, стопки писем, заполненные твоим торопливым почерком блокноты, компьютеры, мониторы, радиоприемники, коробки с вообще неизвестной мне техникой. Всему этому здесь действительно тесно. Так же, как тесно тебе. Ты вышагиваешь по комнате туда-сюда, похлопываешь по карманам, словно в поисках сигарет, и только что на стену не лезешь. Эта квартира – клетка, а клетка – не по тебе.

Нам нельзя, пока нельзя, выйти отсюда. Мы должны ждать, это все, что нам осталось. Ждать, наблюдать, прислушиваться, когда донесется снаружи взрыв.

Если бы…

Если бы у нас была не всего лишь одна единственная ночь. Я бы…

Если бы только знать как, я мог бы…

Будь у меня хоть какой-то опыт поцелуев с тобой при свете дня, прикосновений к тебе за пределами моей спальни, я мог бы встать, взять тебя за руки, обнять тебя или положить ладонь тебе на шею. Я успокоил бы тебя, сказав то, что ты и сам, без меня, уже знаешь: все будет хорошо. Больше от нас ничего не зависит. Он знает, Шерлок. Он знает. Третья угроза прозвучала, и ты на нее ответил. Он считает себя хозяином положения, ты действовал правильно. Тонко, но не чересчур. Он вспомнил о том безотказном варианте. Он в третий раз попытается меня убить, чтобы причинить тебе боль, и стоит ему только это сделать, все будет кончено.

Пойдем. Вот что я сказал бы тебе, если бы знал, что могу так сделать. Пойдем со мной, наверх, в кровать. Дай расстегнуть твою рубашку, спустить ее с плеч, позволь целовать твою кожу. Я отвлеку тебя. Пойдем.

Ты откидываешься в кресле, выставляя напоказ длинную бледную шею, и, кажется, что там должны были остаться отметины, что мне должен быть виден оставленный моими руками на твоей коже путь прикосновений – быть может, легчайший розовый след. Но это, разумеется, не так. Будь наоборот, было бы проще. Сейчас все кажется почти сном, фантазией. Воспоминанием о фантазии.

Все твои телефоны хранят зловещее молчание. Это немного обескураживает. Моран тоже ждет. Сейчас все ждут, все заняли позиции, замерли, приготовились к броску. Взяв пару телефонов, ты смотришь на них, не отрываясь, покачиваешь в ладонях. А я смотрю на твои руки, на такие длинные пальцы. Их кончики хочется поцеловать, хочется почувствовать, как впиваются мне в спину твои ногти. Шерлок, ты уже сделал все возможное. Отложи телефоны. Посмотри на меня. Сядь рядом, положи голову мне на колени, я буду гладить твои волосы. Не думай о нем больше. Мы поймем, когда он нажмет на «пуск».

Все, хватит. Наблюдение за тобой ничего не меняет. Нужно попробовать что-то написать, это вполне неплохой способ убить время. Общая идея вполне понятна, нужно лишь все записать. Есть наброски, есть комментарии редактора. С чего все началось. Так она сказала. Начните с самого начала. Истории о том, как все начиналось, всем нравятся. Вопрос концовки она великодушно обошла вниманием. Интересно, понимала ли она, что именно ты для меня значишь, лучше, чем это когда-либо могла понять Мэри. Может быть.

Наброски к «Этюду в розовых тонах» я уже сделал. Все начинается с кошмарного сна. Не хочу писать об этом. Может быть, сделаю эту часть потом. Можно начать с моей прогулки в парке, с того, как я столкнулся со Стэмфордом. Кофе, голуби, «кто меня вытерпит»… Встреча с судьбой, когда я был на самом дне и слабее некуда.

Шерлок? Ты даже СМС отправлять перестал. Просто смотришь на экраны, просто ждешь. Даже наблюдать за этим – мучение, правда. Иди сюда.

Твоему нетерпению здесь тесно, я знаю. Для него слишком мало этой квартиры, слишком мало самого мира.

Я помню тот день, когда мы впервые появились здесь. Я опирался на трость, смущаясь из-за своей непонятной хромоты, пытаясь ее скрыть изо всех сил. До этого недолго, это будет во второй главе.

Я помню запах этой квартиры. Каждое место пахнет по-своему, не правда ли, и запах всегда о чем-то говорит. Я не столь наблюдателен, как ты, но запахи помещений замечаю всегда. Заботятся о квартире или нет, давно она пустует или только освободилась, новый ли дом, живут здесь родители с малышом или одинокий старик, жильцы, обожающие выпечку или ненавидящие чистить туалеты, и так далее… Запах – это легкий намек на то, какой будет жизнь в этом месте, на то, кто жил здесь до тебя. Он говорит, кем ты станешь, если подпишешь контракт и переедешь сюда.

Иногда мне кажется, что определенный тип людей селится в определенных квартирах десятилетие за десятилетием. Быть может, их привлекает район, какая-то особенность планировки или запах. Безумный гений и хромой последовательный сторонник единобрачия, хранящий пистолет в ящике стола; тот, кто создает вдохновенный бардак, и долготерпеливый любитель чистоты, каждый вечер наводящий в шкафах порядок; тот, кто обычно заваривает чай, и тот, кто обычно забывает его выпить. Ты входишь в квартиру, и она спрашивает: ты сюда впишешься? Ты – один из тех двоих? Как будто в каждой квартире есть предопределенные, записанные где-то в стенах роли, что предстоит играть. Это место твое? Кем из тех двоих станешь ты?

Я пропитался запахом квартиры «221б». Или она – моим.

Может, стоит начать именно с этого, с квартиры. Именно она сделала нас тем, что мы есть. Мы прибыли сюда, и каждый из нас занял свое место. Мы – две противоположности, слитые в единое целое.*

Помню, я поднимался по лестнице и думал, что это, наверное, неподходящий вариант. Ступеньки. А я – с тростью. Правда, мне не хотелось, чтобы это меня сдерживало: ни капли, я вполне способен справиться с собой. Я могу с этим справиться. Я хотел следовать за тобой – вот все, что я знал. Ты восхитил меня. Этот твой из ряда вон выходящий сайт, твой умный взгляд… То, как много ты узнал обо мне тут же… Я был заинтригован. Не знаю, быть может, уже тогда я понял, что могу тебя полюбить.

Не хочется даже допускать мысль о том, что я тогда воображал, будто ты сможешь меня спасти. Таким оптимистом я вовсе не был.

Интересно, не получится ли из этого в итоге любовная история. Она могла бы перескочить через ряд реальных преступлений непосредственно к романтике: мы встретились, полюбили друг друга, ты разыграл самоубийство, и ты вернулся. Нет. Это был бы воображаемый ты и воображаемый я. И в начале, в самом начале, все было вовсе не так. Таким все стало лишь после. Не знаю.

Мы зашли в эту квартиру вместе. Ты ей гордился, пытался похвастаться ею, самую малость. После той комнатушки, где я жил, «221б» показалась дворцом. Она выглядела почти до неприличия огромной. Ну, правда, кому нужно столько места? Остатки щедрости девятнадцатого века, результат годами производимых обновлений и снесенных, чтобы что-то вместить, стен. Насколько я могу судить, свой окончательный вид это место приняло в результате ряда неудачных попыток его осовременить.

Вопреки всем этим усилиям квартира не выглядит и никогда не будет выглядеть современной – она Викторианская до мозга костей. Она была и навсегда останется жильем Викторианской эпохи. Ее разобрали на кусочки, а затем воссоздали вновь, поддавшись влиянию моды и обстоятельств, подготовили для кого-то выдающегося и впечатляющего. Для такого, как ты.

Гостиная огромна по любым меркам. Не будь всех этих твоих коробок, стопок бумаг и книг, гарпуна и тех прочих вещей, которые абсурдно держать в квартире – она казалась бы пустой и нелепой. Пространства здесь с избытком. В кухне я без труда обходил твои многочисленные эксперименты, а масленке и хлебнице всегда находилось место среди всех этих мензурок и колб. Кто бы ни строил этот дом, он знал, что жильцам «221б» потребуется много пространства, чтобы разместиться вдвоем.

Но, несмотря на это, прямо сейчас тебе здесь тесно. Ты снова расхаживаешь по комнате. Ты терпеть не можешь быть в ловушке, ожидание тебе ненавистно. Подходишь к окну, отдергиваешь занавеску. Не нужно, Шерлок. Отойди оттуда. Но ты не двигаешься, остаешься на месте, стоишь там, будто вглядывающийся в ночь призрак. Как будто можешь заставить фургон взорваться силой взгляда. Ты стоишь слишком близко, а мы не знаем, какой именно силы будет взрыв. Быть может, Моран как раз и ждет твоего появления у окна, быть может, он уже внутри периметра. Может, желает убить нас обоих.

Я не скажу ничего, пусть мне и хочется обратного. Отойди оттуда, Шерлок. Мы застряли здесь, он прижал нас к ногтю, загнал тебя в угол и даже не подозревает об этом. Здесь мирно, тихо. Отвратительно, знаю. Ты этого не выносишь. Отойди от окна, Шерлок. Иди ко мне, ляг рядом, я прочту тебе уже написанное.

Начну с кошмара и двинусь вперед. Ты знал, что они мне снятся? Я ни разу тебе не признавался в этом, но ты, вероятно, знал.

Уже за полночь. Я вымотан. Миссис Хадсон оставила на журнальном столике печенье, мы пока съели лишь половину. Полагаю, она тоже нервничает: заняться выпечкой – весьма продуктивный способ борьбы с волнением. Она сказала, что идет в кровать, но крайне сомневаюсь, что она сейчас спит. Вероятно, просто смотрит в потолок и ждет, когда услышит это. Бум. Звук взрыва. Мы все в ожидании, и стены едва сдерживают нас.

Отлично: смотри в окно, Шерлок. Я попытаюсь хоть что-то написать. С чего начать? Конечно, с моей жуткой комнатушки, с прогулки в парке. Это ведь даст общее представление. Мне нужно объяснить, кем я был до встречи с тобой.

Из Афганистана я вернулся с простреленным плечом и непонятной хромотой. Я снова был в Лондоне, но чувствовал себя потерянным. Ночи были полны кошмаров о перестрелках, духоте и песке. Я просыпался и видел стены крохотной комнатушки, слышал, как стучит по подоконнику дождь. Все казалось таким временным, вся моя жизнь сжалась до пространства внутри этих четырех стен, одного чемодана, трости и психотерапевта. Я не знал, куда себя деть. Война осталась далеко, я был один во всем мире, не считая сестры, но с ней мы никогда не ладили. Я был одинок, жил в крохотной комнатке и понятия не имел, что же мне делать с доставшейся мне жизнью. И вот, в один день, прогуливаясь по парку, я услышал, как кто-то меня окликнул.

И тогда моя жизнь изменилась.

Может, стоит описать Стэмфорда? Я просто…

Оу.

И давно ты уже стоишь здесь и смотришь на меня вот так? Ты не отрываешь от меня взгляда, и на твоем лице выражение… словно бы изумления. Как будто ты удивился, увидев меня здесь, удивился, что я вообще существую.

Мне знакомо это чувство: уверен, я сам смотрю на тебя точно так же. Три года порознь – слишком долгий срок, нужно время, чтобы привычное чувство одиночества ушло. Теперь это не сон, не фантазия. Ты здесь, рядом, и я тут. Во плоти, снова дома. Смотришь на меня, как будто пытаясь что-то понять. Неужели ты еще не вычислил все, что только возможно? Нет. Думаю, что я это понимаю. Есть нечто, что нам с тобой требуется обсудить. Я не знаю, как к этому подступиться. И не до конца уверен, что этого хочешь ты.

Я о разговоре сейчас. Не уверен, как начать, и не уверен, чем он закончится. Все время кажется, что сейчас не время. Где-то там есть псих, готовый убить меня прямо сейчас. Это кажется более насущным, не так ли. И все же: да, я знаю, Шерлок. Я знаю.

Было…

Когда-то я представлял, что заниматься с тобой сексом окажется некомфортно и странно. Но это произошло и оказалось совсем не так. Совсем по-другому. Вопреки всей твоей угловатости и граням, ты такой же человек, как и все мы. Думаю, это тайна. И это нормально. Я не против, если ты будешь делиться своими тайнами лишь со мной, и я никому о них не проболтаюсь.

Прошлой ночью ты забрался ко мне в кровать, и я целовал тебя. И между нами было то, что было. То, что я представлял себе миллионы раз, то, что годами населяло мои фантазии, но так и не случалось раньше. Ты тоже об этом думал, так ведь?

Было…

Это было потрясающе. Восхитительно.

Да, именно так. Ты тоже так думаешь, не правда ли? Мне бы хотелось, чтобы это произошло снова, Шерлок.

На самом деле, мне хотелось бы, чтобы это стало привычным.

Я знаю, что ты не придерживаешься вообще никакого режима сна. Знаю, что ты, бывает, не спишь всю ночь, сосредотачиваешься на том или ином расследовании, или на заинтересовавших тебя данных и даже не замечаешь, что уже рассвет. Но когда ты все-таки будешь спать, мне хотелось бы, чтобы ты спал со мной рядом. Мне хочется, чтобы это стало настолько привычным, что забираться ко мне в кровать было для тебя совершенно обычным делом. Чтобы это стало чем-то естественным, наравне с дыханием. Быть может, в какой-то момент тебе это наскучит, и это нормально. Проявлению фантазии в этой области есть много путей, и я буду готов.

Мне хочется спросить: когда ты понял? Однажды мы поговорим об этом. Но не сегодня. Не сейчас. Пока я не стану спрашивать. Не уверен, что ты поймешь, о чем я, не уверен даже, что ты будешь знать ответ. Быть может однажды, в ночи, когда будет погашен свет, и ты будешь беспокойно ворочаться. Тогда я повернусь к тебе, проведу рукой по твоему животу и задам этот вопрос. Когда ты понял, Шерлок?

«Понял» – что? Ты, разумеется, ответишь именно так, невзирая на то, что будешь знать, о чем я. Потому что ты – это ты, и вовсе не имеет значения, что изменилось между нами.

Что ты меня любишь. К тому времени мне уже не будет неловко говорить это. Мы уже пройдем через тот серьезный разговор, уже прозвучат неловкие признания, будут высказаны обиды. Мы уже скажем друг другу то, что и положено говорить любимому человеку, тому, кого собрался любить и с кем хочешь заниматься любовью до конца жизни. Мы выскажемся оба, взаимно, и больше не будет казаться, что это – нечто исключительное. Это будет тем, чем и должно быть: мы есть друг у друга, как и всегда.

Не знаю, каким будет твой ответ. Когда ты понял? Может, однажды вечером, после ужина, когда смотрел со мной телевизор, попутно посмеиваясь над комментариями в блоге. Или тем утром, когда я вернулся на Бейкер-стрит три года спустя, за мгновение до того, как ты потянулся за очередной последней сигаретой. А может, в очередной кошмарной квартирке в Хакни, когда ты через камеры наблюдения смотрел на меня, пьющего кофе в одиночестве или смеющегося за обедом с Мэри.

Произошло ли это в Дартмуре, когда ты запер меня в той лаборатории и наблюдал, как я в ужасе кинулся в клетку? Или, может, когда ты сидел на кровати рядом и говорил, что ты скорее умрешь, чем допустишь, чтобы со мной что-то случилось? Может, это случилось тогда. Или хуже: когда ты смотрел вниз, на меня, с крыши Бартса, перед прыжком, не имея никакой уверенности, что твой трюк сработает и ты выживешь, а не оставишь меня вот так, с разбитым сердцем и без тебя навсегда?

Может быть, и нет. Может, так было с самого начала, когда ты понял, что я застрелил ради тебя того таксиста. Такое тоже вполне вероятно.

Мне кажется, я сам знал это всегда. Я боролся с этим, но, думаю, всегда понимал, что это возможно. С того момента, как тебя увидел, я имею в виду действительно увидел, разглядел, кто ты и что ты. Думаю, этот крохотный росток был всегда и мог двинуться в любом направлении. Но чтобы осознать, во что именно он вырос, потребовалась твоя смерть.

Когда-нибудь, если мы доберемся до этого момента, а ведь неясно пока, сможем ли, я задам тебе этот вопрос. Будет темно, моя рука будет лежать на твоем животе, а губы – касаться шеи. И во всем этом не будет ничего удивительного. Тогда будет проще.

А пока есть другие вопросы, которые нужно обсудить. К примеру, ненормальный, готовый спустить курок.

– Чего он дожидается?

Вздыхаешь, подходишь и садишься рядом. Слишком близко, чтобы ошибиться в том, что за этим стоит.

– Подходящего момента.

– И когда он, по-твоему, настанет? – захлопываю ноутбук, кладу его на журнальный столик. Сегодня я уже ничего не напишу.

– Ни малейшего понятия.

Мне нужно тебя спросить, у меня миллионы вопросов, которые следует задать. Или же я могу сказать тебе правду о том, как долго желал этого. Тебя. Я должен сказать. Если ты изменишь решение, нестрашно, но я надеюсь, что этого не произойдет.

На твоем лице – все еще удивление. Самую малость – смущение. Неуверенность. Почему? Я должен спросить. Мне нужно тебя уверить и все объяснить. Тебе не нужно испытывать неуверенность во мне. С моими сомнениями покончено. Но слова сейчас не идут с языка, и так легко и просто наклониться, прижаться губами к твоим губам. Ты так близко и так манишь.

И с такой охотой отвечаешь на поцелуй.

Господи.

Шерлок.

Я скучал по тебе.

_______________________

От переводчиков

* арт из блога Иви к этой цитате

http://25.media.tumblr.com/tumblr_m6wcvn3R5C1r2s6dko1_1280.jpg

========== Глава 55: Почти романтика ==========

У тебя теплое дыхание и горячие губы. Сейчас есть лишь твой вкус, твой запах, твои прикосновения – больше я не чувствую ничего. И это именно то, что мне сейчас нужно: только ты. Твои пальцы с силой впиваются в основание моей шеи. В любой другой момент это было бы больно, и я оттолкнул бы чьи угодно руки, но только не твои, только не сейчас. Сейчас я совершенно ничего не имею против.

Ждал ли ты этого весь день, как и я? Похоже, да. Я должен был сказать хоть что-то.

Как же долго я считал, что никогда не смогу прикоснуться к твоим волосам, и вот я здесь, перебираю их пальцами, могу притянуть тебя еще ближе к себе, ощутить крепкие кости под горячей кожей. Это чувство убеждает, что все реально, накрывает с головой, и кажется, я больше не смогу тебя отпустить. Никогда.

Ты на мгновение сильно прикусываешь мне губу и тут же проводишь по ней языком. Господи.

Давай так и останемся, останемся здесь. Забудем о Моране, о несущихся со всех сторон звонках, попискивании и гудении телефонов. Здесь мы в безопасности. Твой брат со всем справится. Просто целуй меня и не останавливайся, не отпускай. Мы едва начали этот диалог, и я не готов его закончить. Не останавливайся, Шерлок.

Вот только начала ныть вывернутая под неудобным углом шея, и, кажется, долго я так не продержусь. Затекла нога, и начинает тянуть плечо.

В реальной жизни ведь во все и всегда вмешивается банальная физиология. Мелкие неудобства, затруднения… В итоге они доходят до некоей критической массы. Пусть мы не хотим, чтобы так было, но это приходится учитывать. Что есть гравитация и пространство, что могут устать напряженные мышцы, может забурчать живот, напомнить о себе переполненный мочевой пузырь, что нестерпимое желание тоже имеет свой предел. Всё это неизбежные случайности, но прямо сейчас мне не хочется о них вспоминать. Хочется прижать тебя к дивану, раздеть, коснуться губами обнаженной кожи, но напоминают о себе мышцы и старые травмы, приходится помнить, что нужно координировать движения двух пар рук и ног. Да и от одежды в положении полулежа так просто не избавишься.

Диван, оказывается, для всего этого узковат. В воображении я целовал тебя на нем долгие часы, с легкостью раздевал, ласкал твою бесконечную светлую кожу, и уместиться вдвоем на узком сиденье было так просто. Разумеется, в реальности все несколько иначе. Конечно, иначе. И пусть мышцы растянуты, пусть ты слишком сильно прикусываешь мне язык, реальность лучше фантазии.

Ай! Ничего, ничего. Да, вот так. Лучше. Замечательно.

Ты ведь экспериментируешь со мной. Во всем доходишь до предела, наблюдаешь, к чему это приводит. Мне это нравится. Мне нравится быть для тебя объектом исследований. Нравится, что ты ходишь по краю, готов рисковать. Это распаляет. Продолжай, Шерлок, не останавливайся. Я тоже люблю риск.

Кажется, ты уже полностью освоился в сфере поцелуев, как будто с утра успел защитить по ним кандидатскую и превратился в эксперта. Твои губы, язык… Господи, что же ты творишь со мной.

Целоваться с тобой – все равно что вести диалог. Иногда я едва за тобой успеваю, еле улавливаю, что дальше. Это захватывающе, это все равно что вызов. Ты вынуждаешь меня сконцентрироваться, и мне это нравится. Это так ново, и кажется, что нет и не было никогда никаких правил. А ведь ты прав. Ты прав, их никогда и не было.

Выходит, дело во мне. Был лишь я, и все. Ты не целовался ни с кем ни разу, не так ли. И все твои эксперименты будут лишь со мной. Я горжусь этим, Шерлок. Я счастлив, полон энтузиазма. Да. Экспериментировать с тобой. Это будет превосходно.

Дергаешь меня за ворот рубашки, как будто хочешь стянуть ее. Превосходная мысль, замечательная. Мне тоже хочется ощутить как можно больше твоей кожи. Я оставлю поцелуй на каждом дюйме твоего тела, прижмусь губами к твоей коже, оставлю на ней свой знак. Что скажешь? Крохотные отметины в напоминание о том, что было. И ты уже не сможешь ничего забыть, не будет возврата к той жизни, где мы не касались друг друга. Это как печать, скрепляющая сделку: не фантазия, но реальность, выбор, который сделали мы.

Пуговицы. С ними вполне можно справиться, не прекращая целоваться. У меня в этом есть опыт, с другими. С женщинами. Но, кажется, что все это было давно, тысячелетия назад. Я вполне могу расстегнуть рубашку пуговица за пуговицей, действуя одной рукой, а второй перебирать твои волосы. Мне нравится слышать вырывающиеся у тебя возгласы. Да, вот так. Черт, Шерлок… Это просто заме…

Что такое? В чем дело? Куда ты…

Мы же только что… Шерлок, что слу…

А.

Дело именно в этом звонке? Ты вскочил, пролетел через всю комнату, услышав именно этот рингтон. Да, точно. Разумеется. Серийные убийцы, снайперы, твоя мнимая смерть и так далее. У вас превосходно получилось меня отвлечь, мистер Холмс, я едва не забыл, что мы сейчас на грани жизни и смерти.

Верно. Моран. Взрывчатка и безотказный вариант. Ты не отвлекаешься, и это, похоже, к лучшему.

– Что случилось? – шею я потянул изрядно, и, кажется, ты в какой-то момент несколько переусердствовал, прикусив мне губу. Я, в общем, не против, но теперь она немного побаливает, дергает, стоит коснуться ее языком. Похоже, после твоего укуса осталась ранка. Тоже часть эксперимента, я полагаю: тебе хотелось выяснить, насколько далеко ты можешь зайти. Ты и твоя обычная манера бросать вызов границам.

Погоди, Шерлок, ты…

Устраиваешься за столом.

Ты сидишь, стучишь по клавиатуре лаптопа, не сводя глаз с телефона. Ответа я не получу, не так ли? Ты весь ушел в работу, и я не уверен, что ты вообще меня слышал. Ты перестроился, переключился, ты снова вышел на охоту. Мне знаком этот взгляд, я его миллион раз видел. Дело, загадка, поиск решения. Ты от меня за миллионы миль. Я тебя утратил, ведь так. Утратил, едва обретя.

Сейчас не место огорчению. Это все ничего не значит, это не на вечность, а только на время. Ты занят. Разумеется, а как иначе. На чаше весов наши жизни.

– Что он говорит? – это наверняка Моран. Я льщу себе мыслью, что просто так ты не стал бы выворачиваться из моих объятий. То есть, мы же целовались не только лишь потому, что тебя одолела скука? Ведь так? Ну, конечно, нет. Точно?

Черт. Нужно привыкнуть разграничивать тебя и романтику. Я понимаю, что на такую чушь у тебя нет времени. Сантименты, вот как бы ты выразился и, скорее всего, фыркнул бы. Да, между нами есть притяжение, да, мы связаны, мы с тобой едины, мы двое – не разлей вода и все такое. Да. И желание тоже есть, я это знаю, и этой ночью, когда ты прижимался ко мне, я его чувствовал. Ты меня желаешь. Но романтика – совсем другое дело, это не по твоей части. Ничего страшного, это нормально. Признания и цветы – все это не твое, я это знаю. Знаю. Но я также знаю, что это вовсе не значит, что ты бесчувственный. Это вовсе не значит, что ты не тосковал по мне.

Что ж, похоже на этом все. Нужно ложиться спать. Буду думать о твоих губах, коже, о том, как прижимался к моему бедру твой член, и возьму дело в свои руки. Совершенно не то, что нужно, но ничего не поделать. Потом постараюсь заснуть, и может быть, позже, ты поднимешься ко мне в комнату. Может быть.

Ничего страшного. Ты занят важным делом. Ставка в переговорах – моя жизнь, твое будущее. Наша жизнь здесь. Я все это понимаю, и все равно, самую малость, завидую телефону в твоих руках.

Ревность к неодушевленным предметам точно не признак здоровых отношений. Но кто сказал, что с тобой в принципе возможны здоровые отношения? Ты бы точно за это не высказался.

Заварю сперва чаю. Две кружки: тебе и себе. Буду пить чай в твоей компании, смотреть на твою нетронутую кружку. А потом отправлюсь в кровать. Когда в комнате начнет холодать, ты, быть может, заметишь, что меня нет.

Я вовсе не собираюсь проявлять пассивную агрессию, но все же привлечь твое внимание – это целое искусство.

Второй ноутбук ты оставил в кухне. Я бы спросил, зачем, но, вероятней всего, ты мне не ответишь. На лаптопе запущена какая-то программа, на черном фоне множество разноцветных чисел. Отсчитывают время, как крохотные часы, сменяют друг друга. Широта… долгота… Программа что-то отслеживает. Морана? Где он, тебе неизвестно. Программа выслеживает его?

Даже если бы мы не прервались, все равно в какой-то момент мне потребовалось бы отлучиться в уборную. Тела слабы, им присущ целый ворох потребностей, отвлекающих и несексуальных. В мире фантазий желания отлить не существует. Ухожу в ванную. Ты набираешь номер, звонишь кому-то. Брату, вероятно. В такой-то час. Он наверняка тоже приклеился к компьютеру. Ну, или нанял кого-то, чтобы тот приклеился вместо него.

Мне помнится, свет в ванной был тусклее. Похоже, с тех пор поменяли лампочки на более яркие. Неплохо вышло, в ярком свете ванная кажется больше, плитка – светлее, обои – ярче. У миссис Хадсон определенно есть чувство стиля. Викторианский, но вместе с тем игривый. Такое либо нравится безоговорочно, либо нет. Мне нравится. Он выделяется. Беззастенчивый, яркий и броский, он напоминает тебя.

Ты положил в ванной еще одну зубную щетку. Зачем?

Вторая щетка, а ведь ты в курсе, что моя наверху. Две щетки. Обертка от новой лежит в мусорной корзине. Ты положил щетку специально для меня, тончайшим намеком, приглашением спать в твоей комнате?

Так ли это, или это просто мой внутренний романтик видит то, что хочет увидеть? Мне нравится эта мысль, нравится представлять, как ты размышляешь: что нужно Джону, если сегодня он будет спать внизу? Зубная щетка. Больше ничего. Только она. И тогда ты будешь стоять рядом, положив руку мне на бедро, пока я умываюсь. Или я буду чистить зубы, а ты тем временем разденешься, заберешься в кровать и будешь ждать меня там. Зачем еще класть вторую щетку?

Быть может, мне действительно стоит сегодня лечь внизу? Вероятно, да. Ты с головой ушел в работу, и я ничего не могу поделать, разве что заварить и принести тебе чаю, посидеть рядом с тобой, просмотреть очередную несчастную главу своей книги, а потом подойти, прижаться губами к твоему виску и сказать, что я пойду спать. Я иду спать, Шерлок. Читать: я иду спать в твою комнату. И, может быть, ты обернешься ко мне, улыбнешься и поцелуешь меня в губы, а в твоих глазах на долю секунды мелькнет сожаление. А потом ты снова углубишься в работу, я почищу зубы новой щеткой, разденусь, улягусь в твою кровать, засну, и ты будешь мне сниться. В какой-то момент ты уляжешься рядом. Быть может, поцелуешь меня, и мы продолжим с того места, на котором прервались, и не будет никаких растянутых мышц – будет лишь теплая постель и твое обнаженное тело. Может, так и будет.

Ты говоришь по телефону, но слов не разобрать. Тихий рокот твоего голоса, доносящийся из-за стены, успокаивает. Ты наверняка общаешься с братом, а с кем же еще?

Вы только гляньте на меня: староват я уже для подобного. Большинство в моем возрасте уже обзавелись женой и детьми, или детьми и бывшей женой, или женятся во второй, а то и в третий раз. В ярком свете новых ламп так четко видна пробивающаяся седина, и внезапно очень явным становится отпечаток трех прошедших лет. Твое исчезновение меня состарило. Для столь сумасшедшей влюбленности и неуверенности у меня далеко уже не тот возраст. Большинство мужчин в эти годы загнаны, стали гораздо напористей и спокойнее.