Текст книги "Безмолвный (СИ)"

Автор книги: ivyblossom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Да, еще раз, Шерлок. Сделай так снова. Господи. Твои руки. Боже.

Мне нужно от тебя так много, Шерлок. Так много. Мне кажется, что ты согласишься, что это будет тебе приятно. Ведь так? Дыши, Шерлок. Не останавливайся, прошу.

Ты же помнишь, как я гладил тебя по спине, как скользил пальцами внутрь, под ткань. Я точно так же сделаю впереди. Хорошо? Подушечкой большого пальца обвожу впадинку пупка, медленно скольжу ладонью вниз, под резинку штанов. В следующий раз, если только он будет (пусть он будет, этот следующий раз!), я сниму их с тебя сразу же, и между нами не останется ничего, никаких ненужных, фальшивых границ – лишь ты сам и твоя кожа. Пробегаю ладонью над бедром, замираю на шраме внизу живота. Когда-то тебе вырезали аппендицит, провели по коже скальпелем. Давно, еще до нашей встречи. Кончиков пальцев касаются волоски.

Ты же понимаешь, что я собрался сделать, Шерлок. Ведь так? Конечно, да. Дай мне так сделать. Я не хочу торопить тебя, но прошу, позволь к тебе прикоснуться. Я никогда еще этого не делал. Не думал даже, что у меня вообще возникнет такое желание. Считал, что ты мертв. Все это сейчас неважно. Я хочу к тебе прикоснуться. Пожалуйста.

Твои руки на моей спине снова вздрагивают, как тогда – ближе. И это хочется толковать как позволение. Ведь так? Надеюсь, что да. Не хочу ничего испортить. Только не в этот, первый, раз. Ты тяжело выдыхаешь мне в шею. Господи.

Обхватываю твой член, ты стонешь. Черт. Господи. Твой голос… Если захочешь, ты можешь меня остановить. Если нужно. Если я зайду слишком далеко. Оттолкни, если захочешь. Пожалуйста, не отталкивай. Прошу.

Он горячий, тяжелый и напряженный. Твои бедра вздрагивают от моих прикосновений. Господи. Это невероятно. Черт. Кажется, я могу впасть в зависимость от этого, от твоего вида, твоих движений. Я никогда этого не делал. Никто и никогда не вызывал у меня этого желания, но ты – совсем другой. Конечно же. Ведь это ты, а ты всегда будешь другим. Сколько раз я ласкал себя точно так же, представляя, что это – ты. Сейчас все иначе, и это прекрасно. Господи. Твой голос, твои стоны, твоя кожа. В ладонь отдается биение твоего сердца.

У тебя перехватывает дыхание, а затем моей шеи касается судорожный выдох. Ты напрягаешься всем телом, бедра толкаются вверх, мышцы живота вздрагивают. Все хорошо, Шерлок. Все хорошо. Ты хватаешься за меня так, словно забыл, как пользоваться руками.

Мне это нравится, нравится ощущать твой член в своей руке. Это прекрасно. Черт. Твои стоны… Что же ты со мной творишь, Шерлок. Я серьезно. С тобой я – другой человек, ты же знаешь. Ты делаешь меня кем-то иным, кем-то лучшим, чем я есть. Как это у тебя выходит?

Касался ли тебя так же хоть кто-то? Быть может, пусть даже однажды, ты позволил это сделать Ирен? Это неважно. Не имеет значения. Но я все же надеюсь, что нет. Ужасно, да? Но я хочу быть первым. Единственным. Сам не знаю почему. Это ведь глупо, эгоистично. Но это так.

Все так просто. Не торопиться, не слишком сжимать. Ты на грани. Уже совсем скоро. Я могу получить больше, если захочу, но я не стану пытаться. Только не сегодня. Все хорошо так, как есть. Все замечательно. Идеально. Ты идеален, Шерлок. Останься со мной. Я готов ласкать тебя так до конца жизни. Господи. Твой стон, боже…

Господи. Я чувствую, как сильно ты вздрагиваешь. Выдыхаешь. Моего слуха касается отчаянный стон. Я знаю, что это значит. Боже, Шерлок. Ты мог бы прямо сейчас разложить меня на составляющие и назвать абсолютно все химические элементы, что вызывают во мне эти чувства. Назвать их точное количество. Во всем мире сейчас есть один лишь ты. Ничего больше. Лишь ты, лишь мои руки на твоей коже, мои губы на твоих губах, один воздух на двоих. На этом все. На руку и футболку выплескивается влага. По твоему телу проносится легкая судорога, бедра подаются вверх. И снова – влага, стон, судорога. Да. Хорошо. Все замечательно. Я вывернул тебя наизнанку. Ты все еще мой. Ты судорожно вдыхаешь и выдыхаешь. Дыши, Шерлок. Все хорошо.

Ты расслабляешься, обмякаешь. Это чувствуется. Ты был напряжен. Быть может, нервничал. Не знаю. Может, просто был настороже. Сомневался. Но сейчас ты все еще слегка дрожишь, а я целую тебя, ведь я могу это делать. Твои губы неподвижны. Я принес тебе покой. Тебя окутало тепло блаженства. Я люблю тебя, Шерлок. Ты же знаешь.

Прижимаюсь губами к острым скулам, к краешкам губ, щекам, носу и лбу. Я тебя люблю. Ты же должен это знать. Ты был для меня всем миром. И, когда тебя не стало, все распалось на части. Как и я сам. Не оставляй меня больше. Останься со мной.

Ты же не против если… ведь так? Ты лежишь рядом, раскинувшись, сонный и расслабленный. Я на грани, как и ты тогда. Не нужно много времени. Ох, черт. Я напряжен почти до боли. Мы с тобой ждали слишком, чересчур долго. Утыкаюсь тебе в шею. Вдыхаю тебя. Сейчас от тебя пахнет сексом. От тебя идет жар, ты вспотел. Ты прекрасен. Вдыхаешь и выдыхаешь через рот. Проводишь ладонью по моей спине, по запястью. Господи. Да. Пожалуйста. Основание ладони скользит по голо…

Господи. Боже мой.

Это отдается во всем теле.

Черт. Да. Кричу или нет? Что-то осмысленное или… Неважно. Неважно. Весь мир – наслаждение, весь мир – это ты.

Обнимаешь, переплетаешь пальцы с моими. Меня трясет. Ты целуешь меня, а я кончаю, всхлипнув в твои губы. Господи. Мы ждали слишком долго. Не отпускай меня, хорошо? Не отпускай меня.

В конце остается лишь дыхание. Звук дыхания. Моего. Твоего. Вот все, что я слышу.

========== Глава 46: Место преступления ==========

Вокруг нас – желтая полицейская лента. Какое крохотное место преступления. Пространства, окруженного лентой, едва хватает, чтобы мы оба поместились там. Стоять приходится вплотную друг к другу, приходится обхватить тебя руками, чтобы ты не выпал за ее пределы. Твоя шея так близко от моих губ. Можно просто слегка податься вперед и…

– Ну, что? – это Грег.

А. Место преступления. Точно. Здесь – мертвое тело. Ведь должно же здесь быть тело?

Грег, кажется, не удивился, что ты пришел. Да никто не удивился. Все они просто стоят и ждут твоих выводов. Наверняка догадались, что ты жив. Увидели по телевизору, как и все, и поняли. Ну, конечно же, Грег знал, он же пригласил нас на место преступления. Нужна была помощь, и он позвонил. Мы приехали. Мы тут.

Он скрестил руки на груди. Кажется, мы слишком долго просто стоим. Андерсон нетерпеливо вертится, Салли уставилась в телефон. На лицах у всех – скука. Улики перед нами начинают исчезать. Если ничего не предпримем, они обратятся в прах, и прах развеет ветер.

Гладишь меня по голове. Это помогает тебе думать. Это проявляет улики. И это потрясающе. Колени подкашиваются. Обхватываю тебя за пояс, скользнув руками под пальто, и обнаруживаю, что под ним – ничего. И как часто ты так поступаешь? Выбираешься из квартиры без одежды? Мне это нравится. Тебе следует и дальше так делать. Ш-ш-ш, я не проболтаюсь.

Место преступления. Нас ждет работа. Соберись, Ватсон. Стою на тротуаре босиком. Чудовищно дурная идея. И как я забыл обуться?

Труп перед нами – двухмерный. Никогда не видел, чтобы убитые так выглядели. Как будто кто-то нарисовал его карандашом на бумаге, а потом приклеил к тротуару. На самом деле, он и выглядит как бумажный, настолько тонкий, что просвечивает. Сквозь грудь видны два комка жевательной резинки, и отчего-то они слегка напоминают соски – темно розовые, и как раз на правильном месте. Кто-то еще обратил на это внимание? Сама мысль о сосках заставляет рот наполниться слюной, напомнив о том, как этой ночью я обводил языком твои, напоминает об этих ощущениях – мой язык на твоей коже. О том, как ты выгибался, прижимаясь, ко мне. Да.

Было потрясающе.

Нам обязательно нужно это повторить.

Может, получится здесь? Нет. Господи, нет! Это совершенно неуместно. Мы на людях. Я возбужден, эрекция так выпирает, что тебе не пробраться к трупу. Это наверняка заметно. Ты точно это чувствуешь. Ты слишком поглощен расследованием, чтобы как-то отреагировать. Если бы только можно было…

Необходимо сконцентрироваться. Здесь умер человек. Двухмерный бумажный человек. Не мог же он быть бумажным при жизни, никак. Это бессмыслица. Его, верно, как-то сплющили, изуродовали. Да, точно. Ты все узнаешь, все объяснишь. Все будет очевидно. Хватаешься за мой член, чтобы не выпасть из-за желтой ленты. Очень функционально. Дыши глубже, не создавай проблем. Никто не заметил. Нет в этом ничего странного. Совершенно нормально.

– Поцелуй меня, Джон, – что? Здесь? Мы же на месте преступления, Шерлок. Разве это уместно?

Вообще, выбора у меня нет. Так нужно для расследования. И я, разумеется, не возражаю. Я не могу думать ни о чем, отчаянно хочу поцеловать тебя. Труп меня не смущает. Это же просто бумага. Обхватываю тебя за плечи, целую. Ни капли непристойности, мы просто прижимаемся губами к губам, как дети. Боже, я ужасно хочу тебя. Ты ласкаешь мой член. Кажется, я вот-вот лишусь сознания. В жизни не испытывал ничего более возбуждающего. На нас смотрят, но не знают, что все это значит. Не имеют ни малейшего понятия. Мы просто расследуем дело, как обычно.

Целуемся очень нежно, ты прижимаешься губами к моей шее. Черт. Этого должно хватить. Это – твое топливо. То, что помогает тебе думать. То, что заставляет проявиться улики. Ну, разумеется. Именно для этого я здесь и нужен.

– Преступление на почве художественной литературы, – сообщаешь ты Грегу, и тот кивает. – Он был книготорговцем, это очевидно. Достаточно лишь посмотреть на пятна на локтях.

Да, совершенно очевидно, не так ли. Детали теперь чуть более четкие. Можно различить цвет его костюма. Бледно-зеленый. Кто носит зеленые костюмы? Быть может, это важно. В петлице на лацкане, кажется, можно различить цветок. Точно не скажу. Для такой детализации нужен поцелуй куда глубже. Чтобы проявились цвета, нужен поцелуй с языком.

– Поцелуй меня еще раз, Джон, – ты совершенно прав. Я вполне на это способен. Твои губы теплые, влажные. Прижимаюсь к твоей коже. Я должен провести по ней руками, ведь так? Гладить твою кожу под тканью пальто. Улики от этого станут еще четче. Это для расследования, этого ждут. Обнимаю тебя за шею, касаюсь языком языка. Одной рукой ты хватаешься за мое бедро, второй продолжаешь ласкать мой член. Все ждут. Улики проявляются, громоздятся вокруг нас. Знаешь, а у нас хорошо получается. Замечательно получается. Потому нас и вызывают. Именно поэтому мы здесь.

– Продолжайте, – просит Лестрейд. – Все проясняется, продолжайте. Джон, почему бы тебе не снять джемпер?

Хорошая мысль. Не снять его с моей стороны будет безответственно. Раскрыть преступление мы сможем, если будем полностью обнажены. Тело больше не двухмерное, теперь оно скорее похоже на призрака. Призрака в зеленом костюме.

– Подрочил бы ты ему уже, Джон, – это Салли Донован. – Мы не собираемся торчать тут весь день, знаешь ли.

Этого от меня все ждут. Это единственный способ раскрыть дело. Грег все санкционирует. А после мне вручат зажим для галстука или запонки. Мы станем героями. Да, верно. Поворачиваю руку.

Темно. Ночь. Мои глаза закрыты. Тело тяжелое, голова плывет. Я устал. Где я? Дома. Я всегда дома. Никогда не уходил отсюда. Ты рядом со мной, я это чувствую. Это – реальность. Ты дышишь.

Тихая улица, полночь. Здесь никого, кроме меня. Не могу пошевелиться. На самом деле я не совсем существую. Это и есть я. Я – место преступления. Я здесь, на улице. Жду тебя. В саду остались следы, орудие убийства – в ведре за гаражом. На подоконнике – отпечатки пальцев, а входная дверь – нараспашку. Тело лежит в ванне. По плитке течет кровь. Красивый получился узор, тебе понравится. Поторопись, Шерлок. Ты будешь от меня в восторге. Во всех ящиках для тебя разложено столько всего. Здесь повсюду тайны.

Ты приближаешься. Я это чувствую. Идешь, чтобы изучить меня. Это будоражит. Ты рассмотришь меня всего. Будешь касаться руками, затянутыми в перчатки. Ты придешь в восхищение, я тебя раззадорю. Я знаю, что у меня получится. Я здесь именно для этого.

Давай, Шерлок. Поторопись. Пока не приехала полиция. Я жду тебя, я здесь лишь для тебя. Разгадай меня.

Ты ведь разгадаешь. Ты всегда разгадываешь.

Проводишь ладонями по моим бедрам. Приятно. Да. Еще раз. Не могу пошевелиться. Я ведь не совсем существую. Проводишь пальцами по животу, скользишь губами по тазовой кости, гладишь бедра, прижимаешься щекой к низу живота. Кожей чувствую, какие мягкие у тебя волосы. Члена касается твой выдох. Господи. Ты обнаружишь убийцу. Мне с тобой не потягаться. Он там, сидит на скамейке и ждет автобуса, стоит только пройти вниз по улице. Скоро все будет кончено.

Твоя ладонь под моим коленом. Ты раздвигаешь мне ноги. Меня парализовало. На коже – твое горячее дыхание. Твой язык. О.

Хорошо. Да, да. Идеально. Прекрасно.

Хочется погладить тебя по волосам, сказать, как я тебя люблю, но не выйдет. Не могу шевельнуться. Чувствую твои губы, рот, нёбо. Господи, Шерлок, я…

Господи, как хорошо. Влажно. Твой язык. О, господи.

Просыпаюсь. Просыпаюсь, задыхаясь, как выброшенная на берег рыба, глотаю воздух.

Как же хорошо. Только не двигаться. Пусть это не прекращается.

Темно. Перевалило за полночь. Я спал, и мне снилось что-то про…

Сейчас я не сплю. Ох, черт. Твои губы. Язык. Господи.

Господи.

Боже мой.

Ты мне отсасываешь.

Черт подери.

Ты хоть не спишь? Надеюсь, что нет.

На бедрах сжимаются твои ладони. Да, я это чувствовал. Даже сквозь сон. Ты лежишь у меня между ног, упираясь в бедро плечом. Я спал, а ты сполз по моему телу вниз. Боже. Глажу тебя по рукам. У тебя ледяные ладони. В комнате холодно, а одеяла свалились с кровати. И пусть. О, господи. Шерлок. Твой язык. Боже. Да. Восхитительно.

О. Зубы. Слегка, самую малость. Я не против. На самом деле, мне даже нравится. Да. Еще раз так же. Боже мой.

Не хочу, чтобы ты останав…

Ох, черт, да, еще раз. Еще раз. Прости, прости, я не хотел так резко… просто…

Можно, я…

Еще один такой стон, и…

– Шерлок, – выдыхаю, глотаю воздух. Господи. Я только что проснулся и вот-вот кончу тебе в рот. Черт. – Я сейчас…

Боже. Твоя нижняя челюсть подрагивает, и это…

Черт. ЧЕРТ. Твой язык. Господи. Ты хоть представляешь, что…

– Шерлок, я…

Ох, твою…

Ты проносишься сквозь меня вспышкой, окружаешь и заполняешь, ты словно солнечный свет в кромешной темноте, и это невообразимо хорошо. Отдается во всем теле. Господи боже ты мой.

Говорю что-то, сам не понимая, что именно. Прости.

Боже. Твой рот, язык, губы. Прижимаешься губами к моему животу. Они влажные. Черт.

Клянусь, я проваливаюсь в тебя. Проваливаюсь вниз, вверх, это – невесомость. Поцелуй меня.

– Иди ко мне, – я едва дышу.

Ложишься на меня сверху, утыкаешься лицом в шею. Я все еще словно парализован, не отошел от сна и наслаждения. Голова кружится. Прижимаю тебя к себе как можно крепче. Ты целуешь мою шею, подбородок. Иди сюда, Шерлок, дай поцеловать тебя.

На твоих влажных губах мой вкус. Вкус секса. Черт подери. Тебя трясет. Почему? Чувствую, как ты двигаешь рукой, обхватив свой член, очень быстро. Ты едва дышишь. Кончаешь, а я даже не успеваю к тебе прикоснуться. На животе – твое семя. Ты тяжело выдыхаешь мне в губы. Да, хорошо. Хорошо. Шерлок, пожалуйста, в следующий раз дай мне к тебе прикоснуться. Позволь мне это сделать, ладно?

– Господи, – было просто потрясающе. Жаль только, что я не проснулся раньше. Но ты можешь все повторить, когда только захочешь, Шерлок. И зубы, и все прочее. Когда угодно. – Ты ведь не все это время спал?

Расслабленно обмякаешь на мне. Тяжелый. Сейчас я для тебя как подушка. И это хорошо. Мне это приятно.

– По большей части, нет.

По большей части, но не все время. Забавно. Над этим вполне можно посмеяться. Творим друг с другом всякое во сне. Забавно. Мне снилось, что я был с тобой на месте преступления. Или, что я был твоим местом преступления? Как-то так. Интересно, что снилось тебе. Надеюсь, что я.

Холодно. Да, точно. Одеяла ведь свалились с кровати. Не шевелись, Шерлок, лежи. Я смогу их поднять. Вытягиваюсь, тянусь через край. Удалось достать старое покрывало. Вполне подойдет. Покрывала и тепла наших тел будет вполне достаточно. Вот. Да, все. Теперь мы укрыты, как будто завернулись в общий кокон. Целую тебя в лоб, глажу по спине, провожу пальцами по позвоночнику. Уже стало теплее. Мы греем сами себя, и ничего больше не нужно. Уже давно за полночь. Ты дышишь спокойно и ровно. Ты лежишь на мне мертвым грузом, так, как это и должно быть.

Боже, Шерлок. Господи.

Засыпай, любимый. Спи.

========== Глава 47: В географической перспективе ==========

Господи, мне срочно нужно в уборную. Позднее утро, ярко светит солнце. Нога затекла. Почти невозможно дышать. На груди какая-то тяжесть. Я…

Что за…

Меня похоронили заживо? Ночью обвалилась крыша? Или это Моран… Он… Я не…

А.

Да, точно.

Шерлок.

Это ты. Ты здесь, со мной, обнаженный по пояс. И ты все еще спишь. В ногу упирается твоя коленка. На мне не крыша, не бетон и штукатурка – ты.

Спишь, лежа на мне. Улегся на меня и заснул, как поступают любовники. Мы ведь любовники теперь? Да, похоже на то. Я ведь поцеловал тебя. Мы целовались, и это было замечательно. Мы целовались, я обхватил твой…

Да, так и было. А потом ты…

Это было…

Было просто….

Ух. Эти воспоминания будут преследовать меня сегодня весь день, от них не избавиться. Твои губы, язык… Я узнал их, и от этого знания не так просто отмахнуться.

Похоже, мы все-таки стали любовниками.

Если, конечно, ты не передумаешь. Я своего решения точно не изменю. Но, похоже, тебе сейчас просто до неприличия удобно. Ты как будто пытался обвить меня всем телом во сне и частично в этом преуспел. Сейчас позднее утро, ты спишь. Мы спали допоздна, а ночью бодрствовали, целовались и занимались сексом. Мы…

Да, точно, так и было. Это стало для меня совершенной неожиданностью. Абсолютной. Я даже…

Я не мог предположить, что это случится. По крайней мере, что это случится сейчас. Что это будет именно так. Все оказалось так просто, а я этого не ожидал. Я ушел к себе, оставив тебя внизу. Ты был погружен в работу, был раздражен и даже не смотрел в мою сторону. И уж тем более не смотрел на меня так же, как я на тебя. Я был готов смириться с разбитым сердцем, я бы ничем этого не выдал. Ты, как всегда, погрузился в свой собственный мир. Да, знаю, я – часть твоего плана, но отношусь к нему лишь косвенно. Это дело касается только тебя и Морана, речь идет о всеобщем благе, а я – всего лишь тот, кого можно подставить под шрапнель. Простая добыча, легкая мишень. Я твой друг, твой бывший сосед. Во всем этом я ошибся. Ты сделал этот выбор сам. Поднялся наверх, полуобнаженный, лег в постель ко мне. Это был твой выбор.

Поэтому я прижался к тебе и поцеловал. И не было сомнений, колебаний, и вопросов… было то, что было. А в конце – твое ровное дыхание на моей коже. Сейчас яркое утро, твоя рука у меня на боку, мы вдвоем под покрывалом и дышим одним воздухом. Я не предполагал, что пробуждение окажется таким. Понятия не имею, чего именно я ожидал. Ничего. Не знаю. Но не этого. А ты ведь немного непредсказуем, верно.

И я вовсе не жалуюсь, не собираюсь даже начинать. Это превосходно, лучше, чем превосходно. Просто я несколько удивлен.

Мне всегда казалось, что спать с тобой, если такое вообще случится, будет несколько странно. Во-первых, ты – мужчина, а кроме того… Ты же весь – острые углы, кожа да кости, зубы и отвращение ко всему, имеющему отношение к сексу или отдающему сантиментами. Тебе куда ближе факты и эксперименты. Наблюдения, выводы и ни малейшего понятия о том, что такое эмоции, и как они устроены. Ты… ну, да. Ты – это ты, такой как есть. И все это было ни капли не странно. Напротив. Было…

Да, было потрясающе.

Оказывается, ты – словно твоя музыка: никто даже не догадывается о том, какой ты на самом деле, во всей полноте. А ведь ты именно такой, ведь именно так все было сегодня: как музыка, твоя музыка. Я стал для тебя скрипкой в ночи, стал твоей мелодией. А может, этим друг для друга стали мы оба. Мы прикасались друг к другу, словно к туго натянутым струнам, создавая то, что невозможно выразить привычными словами, и в этом не было ничего странного. Это было прекрасно.

И не пытайся говорить, что сантименты тебе непонятны, Шерлок. Только не после того, что было. Потому что ты их понимаешь или можешь понять при желании. Просто в большинстве случаев ты поворачиваешься к ним спиной, как к чему-то неприятному. Ты опасаешься чувств? Они делают тебя ущербным, затуманивают ясность суждений? Вероятно. Ты желаешь остаться рациональным, объективным. Как будто это возможно.

Прошлой ночью ты не отвернулся. Напротив. И это вовсе не было странно. Это… пожалуй, это было искренне, да. И это был ты. Я узнал тебя. Сам того не понимая, я уже знал эту грань тебя. Я ведь знаю, какой ты, Шерлок. Всегда знал. Я слышал, как ты играешь – в агонии, радости, печали, и я знаю, что в тебе есть эти чувства. Я видел тебя счастливым и отчаявшимся, разочарованным, исступленным, ведь я тебя знаю. Ты способен видеть больше, чем кто-либо другой, и то же самое относится к чувствам – ты чувствуешь полнее, чем кто-либо. Похоже, я каким-то образом знал это всегда. С самого начала. Я знал. И потому поцеловать тебя, в конечном счете, было вовсе не странно, а просто и понятно.

Если подумать, даже сегодняшнее утро не кажется странным.

Хотя, ты спал со мной и раньше. Это зрелище – ты под моим покрывалом – привычно. Да, такое происходило много лет назад, но это вовсе не нечто неслыханное. Так бывало. Конечно, подобная близость необычна, но в географической перспективе это – почти ничто, отклонение максимум на минуту, которое картограф едва ли сочтет существенным. От прикосновения к обнаженной коже нас с тобой отделяли лишь несколько дюймов разницы между этой стороной постели и той. Между друзьями и любовниками. Это поправка всего лишь на долю градуса.

В окно льется солнечный свет. Мы с тобой стали любовниками, ведь так.

Это прекрасно. Совершенно прекрасно. Ты здесь, со мной, в моей постели, расположился на мне, как на подушке. Это замечательно, Шерлок, правда, и я с радостью провел бы вот так с тобой хоть все утро, если бы только ты не так сильно давил локтем мне прямо на мочевой пузырь.

Ты не мог бы…

Может, удастся выползти из-под тебя, не разбудив? Мне бы этого не хотелось. Не сейчас. Спи, Шерлок. Ты ведь в последние дни почти не отдыхал, я знаю. Спи, я сейчас. Мне просто нужно…

Так, еще чуть-чуть…

Есть. В комнате по-прежнему зябко, хотя мне казалось, я закрывал окно. На улице холодает, а отопительный котел действительно может барахлить. Откуда мне знать. Тянешься во сне, пытаешься что-то нашарить, ищешь меня. Почувствовал сквозь сон, что больше нет рядом теплого тела. Ни с того ни с сего твоя подушка из плоти и крови исчезла бесследно, сама того не желая. Снюсь ли я тебе сейчас? Расскажи, когда проснешься. Договорились?

Ты очень красив. Ведь я могу так сказать? Я вовсе не пытаюсь сравнить тебя с женщиной, ничуть. Но, глядя на тебя, свернувшегося под моим покрывалом, не могу подобрать другого слова. Ты спишь в моей постели. На правах любовника, да. И ты красив. Спи.

Понятия не имею, где я оставил тапки. Должны быть где-то здесь. Твои – вот они, а моих не видно. Холодный пол с утра вовсе не предел мечтаний. Уже почти полдесятого. Интересно, когда ты последний раз так долго спал? После секса лучше спится, может, в этом дело? Крепкий сон гарантирует ясное мышление, возможность быстрее делать выводы, а это – хорошее оправдание тому, чтобы забраться ко мне в постель. Если, конечно, таковое тебе нужно, что совершенно не так.

Холодный пол неприятен, но холодная плитка еще хуже. Хорошо, что миссис Хадсон оставила в ванной коврик. Господи, такое впечатление, что ты давил мне на живот никак не меньше нескольких часов. Уф. Отлично. Надеюсь, я не нашумел и не разбудил тебя.

Только посмотрите. Ложился в свежей футболке, проснулся в перепачканной спермой. Определенно, признак удавшейся ночи. Сейчас мне почти досадно, что я раздеваюсь только теперь, что был тогда в пижаме, и что ты был обнажен только по пояс. Что ж. В следующий раз я раздену тебя сразу, до того, как ты уляжешься ко мне в кровать. Прижму тебя, обнаженного, к себе и поцелую. Нас ничто не будет разделять. Кожа, без преград, без фальшивых ограничений – это будет идеально. Я уложу тебя на кровать, отмечу поцелуем каждый дюйм твоего тела, запечатлевая тебя в памяти.

Можно начать прямо сейчас. Раздеть тебя, разбудить поцелуями, отплатить той же монетой. Я ведь мечтал о таком. Можно разбудить тебя так же, как ты разбудил меня. И это не пугает, это будет замечательно. Я буду ласкать тебя при свете утра, и ты сможешь видеть меня, а я – тебя. Да, да, мне нравится эта мысль.

Мы любовники теперь, верно? Наверное. Надеюсь.

До чего же холодный пол. Что такое с котлом? Старый сняли. Доскрипелся, наверное. Зачем было распиливать его на кусочки? Целым никак не поднять по лестнице? В комнате зябко, но, может, так кажется, потому что я сравниваю: ты очень теплый. Завернутое в мое покрывало крохотное лето. Нужно лечь обратно, к тебе. Спи дальше, все равно сегодня нам делать нечего. Насколько мне известно, мы сейчас просто чего-то ждем.

На столе гудит один из твоих телефонов. Что такое?

Тихо, Шерлок, спи дальше. Но ты шевелишься, ворочаешься под покрывалом. Не нужно, поспи еще.

На столике у кровати – четыре сотовых, но сразу ясно, какой именно поднял шум. Он вибрирует, вздрагивает. Есть, взял. Гудение отдается в ладонь. Тонкий, корпус чуть теплый, как будто телефоном пользовались всю ночь. Сообщения. Целая уйма.

Лучше согласись. Ты же знаешь, что я его найду.

Ты не сможешь скрывать его вечно.

Я найду его и прикончу. Не сразу, разумеется. Сначала заставлю страдать, долго.

Шерлок, выходи поиграть.

Я жду. Где ты?

Встреться со мной в открытую, Шерлок Холмс. Я хочу посмотреть тебе в глаза.

Пытается тебя выманить, разумеется. Назначает встречи – одну за другой: Трафальгарская площадь, Бартс, Олд Бейли, Барбикан – все это за последние двенадцать часов. Ты, конечно же, на них не являешься. Что ты делаешь вместо этого? Отслеживаешь данные с камер наблюдения? Пересылаешь информацию Майкрофту и его подчиненным, а сам ждешь известий? Тебя это доводит до бешенства. МИ-5 жадно ловит каждое твое слово, они ждут появления Морана. А значит, и он тоже не является ни на одну из встреч. Все это – лишь дым и зеркала. Вы оба лишь задираете друг друга, каждый сидя в своем укрытии, пытаетесь вынудить противника совершить промах. Выходи, выходи, где бы ты ни был. Патовая ситуация.

Ты не ответил ни на одно его сообщение. Ни разу. Их десятки. Почему ты на них не отвечаешь?

На задней крышке наклейка. Телефон, разумеется, не твой, чей-то еще. Я в курсе, все эти телефоны когда-то принадлежали другим людям. Ты сказал, что выдаешь себя за других, после того, как их арестовывают. Ты – наследник паутины Мориарти, а это значит – сейчас у тебя глаза и уши повсюду. Ты притворяешься дюжиной различных личностей, ты один – почти вся сеть, что осталась у Морана. Он об этом не знает, ведь ты действуешь осторожно. Но он, определенно, в курсе, что именно этот телефон у тебя. Ведь он обращается к тебе по имени, говорит с тобой напрямую. Выходит, эта личность больше не тайна. Кто это был?

Наклейка подписана твоей рукой. Небольшие печатные буквы почти стерлись, а значит, этот телефон у тебя уже давно. Края наклейки махрятся, местами протерты. Ты читаешь сообщение и теребишь ее, трешь пальцами. Эту картину так просто представить: ты сидишь на очередном жутком чердаке или в подвале, смотришь в экран, набираешь сообщение и очерчиваешь кончиками пальцем наклейку, проводишь по написанному тобой имени: Мориарти.

Мориарти.

Он умер три года назад. Не два месяца – три года. Его телефон у тебя. Наклейка старая. Его телефон у тебя, и Моран об этом знает. Все это время, с самого начала, с тех пор, как Мориарти застрелился на крыше Бартса, он был у тебя. Его телефон был у тебя, ты был им.

Шерлок, что же ты натворил?

Ты умер, чтобы стать им? Он застрелился, освободил место, ты спрыгнул с крыши, чтобы замести все следы и продолжить жить его жизнью. Так? Ты похоронил его под своим именем, я оплакал тебя, и никто даже не подозревал, что что-то не так. Мы ведь были неотделимы друг от друга, а ты оставил меня. Ты был мертв, а он был жив. Злодей-консультант одержал верх над консультирующим детективом, свидетельства этого были неопровержимы. Ты вырезал собственное сердце, превратил его в сердце Мориарти. Мы тебя похоронили, а преступления продолжились.

Ты совершил тот шаг, которого Мориарти от тебя не ожидал, не допускал и мысли о том, что ты вообще способен даже рассматривать такую идею: ты оставил меня страдать в одиночестве. Он ведь знал, что у тебя ко мне особое отношение. Всегда знал. Понял это раньше, чем понял я сам, и, как знать, быть может, раньше, чем это понял ты. Тогда, навесив на меня семтекс, выставив меня перед тобой, он уже знал: единственный способ заставить тебя убраться с дороги – угрожать мне. Он не ожидал, что причинишь мне боль ты, а не он.

Спору нет, это холодное поведение манипулятора. Но это был оправданный шаг. Ты не пощадил на это усилий. Я был твоим слабым местом, ты превратил меня в неопровержимое доказательство собственного самоубийства. И это сработало, до известной степени. Сработало. Я не прекращал в тебя верить, но я даже не сомневался в том, что ты мертв. Я был в этом абсолютно убежден. Как и Моран, как и все остальные. Все это было спектаклем.

Я это вижу, и я все понимаю. Все это время, хотя я этого и не знал, мы работали в паре. Я рисковал жизнью, защищая тебя, убивал ради тебя, – к этому я привык и ни разу не испытывал сомнений. Просто в этот раз от меня потребовалось чуть больше.

Я знаю, что должен быть зол, и, наверное, в какой-то мере так и есть. Ты оставил меня, намеренно и именно таким образом, ты наблюдал со стороны за моими страданиями. Но ведь тебе тоже было больно. Ты поступил так, как поступил именно поэтому, потому, что тебе это тоже причиняло боль. И все сработало только поэтому. Ты одержал над ним верх, совершив немыслимое. Оставив меня.

Это гениальный ход. Холодный, расчетливый, манипулятивный и гениальный. Идея была твоя или Майкрофта? Наверное, это неважно. Это не имеет значения.

Мы с самого начала знали о паутине Мориарти. Ты несколько лет прослеживал ее очертания, и вот, наконец, эта паутина порвана на части. Ну, конечно же, в роли Мориарти ты смог увидеть ее всю целиком, так, как даже сами ее участники ее не видели. Ты увидел ее рисунок и постепенно разрушил ее изнутри. Вот что ты сделал, вот чем ты занимался все это время. Вел охоту. Тебе пришлось поступить так, как ты поступил, пришлось подделать собственную смерть, оставить меня мучиться, ради того, чтобы обнаружить их всех, достать их из-под земли и вытащить из тьмы на свет, чтобы никто из них больше не смог навесить на меня взрывчатку, не смог использовать меня против тебя. У тебя все получилось, ты остановил их всех. Остался последний, и этот последний точно знает, как и почему ты все это сделал.