Текст книги "Исцелить разум, обнажить чувства...(СИ)"

Автор книги: Happy demon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

Электронные часы, стоящие на прикроватной тумбочке, показывали половину второго ночи, и я вдруг подумала, что провела в душе намного больше времени, чем мне казалось, смывая ненавистную кровь и ощущение мерзких, обжигающих прикосновений.

Специалисты, вызванные Хотчнером, работали часов до двенадцати, и я была абсолютно уверена, что после того, как они закончат работу, мы вернемся в участок и продолжим расследование, однако была перехвачена главой ОПА почти за шиворот и решительно отправлена отдыхать. О том, чтобы работать, мужчина не хотел даже слышать, заявил мне, что команде нужно отдохнуть и прийти в себя, и что у нас все равно пока нет нужной информации, которая помогла бы в дальнейшем. Фоторобот Прайса был составлен в рекордные сроки и отправлен всем патрульным, работающим в ночную смену, огромный черный внедорожник, замеченный отъезжающим от гостиницы, был объявлен в розыск, и по факту, дальше основную работу должна была взять на себя полиция Модесто при нашей скромной поддержке.

Как справедливо заметил отчаянно зевающий Морган, эта самая поддержка могла подождать до утра.

Спорить с Аароном никто даже не пытался, команда, пожелав друг другу спокойной ночи и пообещав мне, что будет на подхвате, разбрелась по своим номерам, а меня в мою комнату провели почти под конвоем, видимо, чтобы я не сбежала. Хмурый, все еще не отошедший от нашей ссоры Росси, всем своим видом показывая недовольство, успокоил меня тем, что полиция будет дежурить у гостиницы всю ночь, посоветовал попытаться уснуть и любезно прикрыл за моей спиной дверь моего же номера, беспардонно толкнув меня в дверной проем. Стихли неспешные ритмичные шаги, утихло эхо потревоженных этим вечером постояльцев, наконец, решивших отправиться отдыхать, а вся гостиница вокруг меня погрузилась в полнейшую тишину, и только тогда я позволила себе впервые за все это время шумно выдохнуть скопившийся в груди воздух.

Неожиданно накатившая слабость упала на плечи тяжелым грузом, едва не сбив с ног, по щекам хлынули слезы, которые почему-то никак не хотели останавливаться, и я, бросив на пол рюкзак и попутно стягивая с себя грязные, порванные вещи, направилась прямиком в ванную, надеясь, что горячий душ смоет воспоминания, наполняющие сердце ноющей болью. Предательство человека, бывшего для меня когда-то всем, оказалось слишком сильным ударом, и я по-прежнему не могла понять, как все еще не сошла с ума.

Больше всего после пережитого стресса, непредвиденной истерики и ледяного душа мне хотелось залезть под теплое одеяло, завернуться в него, как в кокон, и уснуть на несколько часов, однако когда первую часть задуманного удалось осуществить, а голова оказалась на мягкой, удобной подушке, я с удивлением поняла, что сна у меня нет ни в одном глазу. Неприятные, тяжелые мысли по-прежнему вертелись в голове, не оставляя в покое, глаза отчаянно не хотели закрываться, и я, накрывшись одеялом с головой и оставив только маленькую щелочку, чтобы чувствовать поток свежего воздуха, сверлила взглядом часы, оказавшиеся прямо перед моим лицом. Минуты отсчитывались мучительно медленно, тянулись, словно густая патока, и в какой-то момент я на полном серьезе подумала, что прибор просто сломан. С трудом выдержала почти целых семь минут, прекрасно понимая, что уснуть не получается, раздраженно откинула одеяло, сев на кровати и оглянувшись по сторонам в поисках телефона, но обнаружить его при поверхностном осмотре так и не сумела.

Чуть нахмурилась, потянувшись к валяющемуся на полу рюкзаку, запросто высыпала все его содержимое на покрывало, удивляясь тому, как целая гора ненужных мне сейчас вещей вроде влажных салфеток, рекламных буклетов и засохшего злакового батончика умещается в небольшом на вид кармашке, а после спрыгнула на пол, пытаясь нашарить сброшенные по пути в ванную джинсы. Быстрый поиск по всем имеющимся карманам подсказал, что чертов телефон таинственным образом испарился, я попыталась вспомнить, когда вообще видела его в последний раз, но перегруженное сознание выдало в ответ свое решительное и категоричное «фи», даже не собираясь подстегивать предательскую память. Осознание этого факта вызвало у меня кривоватую усмешку и горячую волну недовольства, прокатившуюся по спине.

Просто отлично, за один лишь вечер я умудрилась проморгать и табельное оружие, и мобильный, это впору было считать фиаско.

Идти искать пропавший телефон сейчас было бы глупо, тем более, что в моем старом номере давно уже проверили каждый сантиметр, и обязательно сказали бы, если бы нашли старенький, на ладан дышащий смартфон, поэтому я, мысленно решив, что оставила его в участке, вновь приблизилась к окну, рассматривая открывающийся за ним ночной пейзаж. Спать по-прежнему не хотелось, невнятная тревога, будоражащая тело, не позволяла расслабиться, и в какой-то момент я всерьез поймала себя на том, что проверяю задвижку на закрытом окне, словно пытаясь убедиться, что никто больше не сможет проникнуть в мою комнату без моего приглашения. Это впору было считать паранойей, затаенный страх перед повторением событий этого вечера не позволял расслабиться, и от этих мыслей становилось почти смешно.

В самом деле, Дилан же не идиот, чтобы возвращаться в гостиницу, где его будут ждать с распростертыми руками?

«Найдешь меня, если захочешь увидеться, детка»…

Исполненная самодовольства фраза, брошенная Прайсом напоследок, заставила шумно вздохнуть, и я, нахмурившись, попыталась отбросить внезапную мысль, плотно заевшую в сознании. Он не сомневался в том, что мы еще встретимся, он прекрасно знал, что я пойду на все, чтобы найти его и заставить заплатить за то, что он сделал, и не мог не понимать, что после этого вечера на него начнется самая настоящая охота. Может быть, бывший напарник и был психом и убийцей, однако он не был идиотом, и мне почему-то казалось, что он по-прежнему, как и несколько лет назад, видит меня насквозь, знает о каждом моем действии и решении еще до того, как о них узнаю я сама, и это почему-то заставляло меня чувствовать себя уязвленной.

Крепко сжав кулаки, я бросила короткий взгляд через плечо, рассматривая валяющийся на постели рюкзак, вывернутый наизнанку и венчающий огромную кучу разнообразного барахла, судорожно сглотнула, боясь поверить в то, о чем только что подумала, а после глубоко вздохнула, приняв для себя решение, о котором не собиралась жалеть.

Дилан был прав, с привязанностями нужно было завязывать, ни к чему хорошему это меня не привело, и сейчас я, как никогда, была с мужчиной согласна. Он решил за нас двоих, он поставил точку в этой истории, а теперь я должна была поставить свою.

Только вот перед этим нужно было кое-что сделать.

Прекрасно понимая, что этой ночью уснуть мне уже не удастся, не смотря на сбивающую с ног слабость, я на мгновение с силой смежила веки, будто пытаясь собраться с мыслями, а после решительным шагом направилась к двери, пытаясь не думать о последствиях. В конце концов, если бы я начала задумываться о своих действиях всерьез, мне бы никогда не хватило духу, чтобы воплотить в жизнь то, что собиралась делать, и я отчаянно надеялась, что плещущееся через край безумие не даст мне струсить.

Ведь находиться в плену у садиста-убийцы наверняка было страшнее, чем…

В гостинице было необыкновенно тихо, под ногами, стоило оказаться в коридоре, мгновенно заскрипели старые, трухлые доски, и я невольно поморщилась, воровато оглядевшись по сторонам. Коридор был пустынен, под потолком приглушенно горела единственная тусклая лампочка, которая разогнать ночную темноту попросту не могла, однако мне царящий вокруг сумрак нравился, поэтому я, не теряя ни мгновения, закрыла за собой дверь и двинулась по коридору к виднеющейся впереди лестнице. О том, где находятся комнаты остальных членов команды, я знала прекрасно, помнила лукаво подмигивающего мне Моргана, который приглашал поспать на его могучей груди, если меня будут мучить кошмары, и сейчас слова мужчины невольно вызвали у меня мягкую улыбку. Эмили, даром, что в каждой поездке для всех членов команды брались отдельные номера, ночью всегда пробиралась в комнату Хотчнера, где оставалась до утра, Джей-Джей на этот раз достались апартаменты на последнем этаже, на что блондинка уже успела мне несколько раз пожаловаться, сетуя на вой ветра на чердаке, а вот нужная мне дверь располагалась подальше от любопытных глаз, как раз возле лестницы, на которую я, приблизившись, настороженно покосилась, словно боясь быть застигнутой врасплох.

Несколько секунд мне понадобилось, чтобы убедиться в том, что вокруг нет ни единой живой души кроме меня, осознание этого факта внезапно придало сил, и я, задержав на мгновение дыхание, решительно постучалась в чужой номер, поморщившись от того, что звук получился слишком громким. Маленький червячок неуверенности, грызущий меня изнутри, тихо нашептывал, что все это дурацкая затея, и что нужно уходить, пока не поздно, и что я вообще сошла с ума, и в какой-то момент, кажется, я вполне созрела для того, чтобы развернуться и попросту сбежать, как самая настоящая трусиха, однако тут же по ушам ударил громоподобный щелчок открывшегося замка, а дверь, скрипнув, распахнулась на всю ширину.

Судя по всему, замерший на пороге Спенсер все еще не ложился, о чем недвусмысленно намекала явно неподходящая для сна одежда, состоящая из привычных брюк и рубашки, которую мужчина успел сменить с нашей последней встречи. О том, что рабочий день давно окончен, говорило только отсутствие галстука и пара расстегнутых пуговиц, обычно затянутых на горле, взъерошенные волосы были растрепаны пуще прежнего, если это вообще было возможно, вновь падали на лоб и лезли в глаза, вызывая отчаянное желание их поправить. Невольно скользнув взглядом другу за спину, я заметила, что гений тоже предпочел этим вечером посидеть в полумраке, разгоняемом только светом, льющимся с экрана ноутбука, и тут же вновь взглянула на Рида, который, осоловело поморгав, явно удивился, узнав позднего нарушителя своего спокойствия.

– Блейк? – уточнил он, словно до последнего сомневаясь, а после быстро посмотрел по сторонам, будто пытаясь узнать, в одиночестве ли я почтила его своим присутствием. Чуть нахмурился, заметив, как я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу в пустынном коридоре, а после всего лишь на мгновение крепче сжал ладонь, все еще лежащую на дверной ручке. – Что-то случилось? Ты в порядке?

– Да, я… – смущенно начала я, не зная, куда деть себя от внезапно сковавшего тело смущения, а после попыталась улыбнуться как можно уверенней, надеясь, что мужчина не видит, как дрожат крепко сцепленные в замок руки. – Ты извини, что я так поздно, просто… Я не могла уснуть, и подумала… Если ты уже собирался спать, то я, наверное…

– Нет, я еще работал, – перебил меня Спенсер, словно пытаясь пресечь мою неловкую попытку побега, и готовая сорваться с языка фраза о том, что мне стоит уйти, так и застыла в горле комком. Нога, на которую я перенесла вес, собираясь позорно сбежать, начала неприятно ныть, намекая на неудобную позу, глаза удивленно округлились, а взгляд, пытливо скользящий по чужому лицу, словно пытался найти хотя бы тень сомнения, позволившего бы мне все переиграть. Только вот Рид сомневаться не стал. – Проходи, не нужно стоять на сквозняке.

Отступив с порога, мой друг повел рукой в сторону, приглашая войти, и я, помявшись несколько секунд, сделала нерешительный шаг вперед, чувствуя, как внутренности на секунду скрутило в тугой узел. Древесный парфюм, запах которого окружал Спенсера мягким, ненавязчивым облаком, проник в легкие с первым же вдохом, моментально согрев продрогшее тело, невероятное чувство умиротворения расслабило сведенные судорогой мышцы, и я даже не обратила внимания на то, как с тихим хлопком закрылась дверь, отрезая малейшие пути к отступлению. Теплая ладонь легла на спину чуть повыше поясницы, подтолкнув меня вперед и не позволив и дальше стоять истуканом посреди прохожей, и я не стала сопротивляться, с любопытством оглядевшись по сторонам.

Номер Спенсера был совершенно идентичен моему, разве что внутреннее убранство было представлено другой, темной цветовой гаммой, и я сделала вывод, что эта комната нравится мне куда больше светлой и абсолютно неуютной моей. Большая двуспальная кровать, парные прикроватные тумбочки со стоящим на одной из них светильником, у противоположной стены – мягкое кресло и стоящий рядом журнальный столик, за которым, судя по всему, и сидел Рид до моего прихода. Плотные занавески, скрывающие окно, были задернуты, сквозь узкую щель пробивалась тонкая полоска света, которой вполне хватало, чтобы разогнать ночной сумрак, а дверь в ванную была чуть приоткрыта, наполняя помещение ровным гудением включенной вытяжки. Терпкий аромат мужского парфюма успел пропитать все помещение, радиатор, судя по всему, работал, и я, чувствуя, как меня окружает приятное тепло, пыталась дышать глубоко и размеренно, надеясь, что со стороны не заметно, как поднимается и опускается от тяжелого дыхания грудная клетка.

Почему-то в присутствии Рида впервые в жизни мне было неловко, от осознания того факта, что мы с ним находимся в слишком маленьком замкнутом пространстве в непосредственной близости от широкой кровати, мысли в моей голове вертелись не самые подходящие, и я отчаянно пыталась не покраснеть, кляня себя за то, что вообще решила прийти. И чем я думала, спрашивается, зачем вообще затеяла все это? Спенсер не ждал меня, наверняка собирался поработать немного и лечь спать, а из-за излишней вежливости и хорошего воспитания ему теперь приходилось терпеть в своем номере взбалмошную девицу с множеством таких же непредсказуемых тараканов и психическим состоянием, явно граничащим с ПТСР.

– Страшно оставаться одной? – внезапный вопрос, произнесенный неуверенным хриплым шепотом, заставил резко оглянуться, и я уставилась на Рида, словно впервые увидев его. Замерев в дверном проеме и прислонившись плечом к твердому косяку, мужчина посматривал на меня из-под падающих на лоб непослушных прядей, и в полумраке я не могла разглядеть выражение его лица, скрытого от меня тенями. Свет, исходящий от экрана компьютера, освещал только сложенные на груди руки, рукава свежей рубашки были закатаны до самых локтей, и я заметила проступающие под тонкой кожей очертания мышц. Какое-то шестое чувство подсказывало мне, что мой друг напряжен, что он, как и я, чувствует себя не в своей тарелке, однако держался гений получше, чем я.

Мимолетная мысль ответить шуткой на поставленный вопрос испарилась из сознания, не успев толком сформироваться.

– Очень, – неожиданно для самой себя призналась я, дернув уголком губ в немного грустной улыбке, а после отвела взгляд, изо всех сил вцепившись пальцами в собственные плечи. Помолчала немного, думая, чем заполнить неловкую тишину, повисшую в комнате, и опять отвернулась, приблизившись к окну. Почему-то казалось, что стоит скрыться в сумраке, подальше от единственного источника света, и говорить о собственной слабости станет легче. – Знаешь, я несколько раз проверила, закрыты ли дверь и окно, а пока стояла в душе, мне постоянно казалось, будто в комнате еще кто-то есть. Я… не ожидала, что кто-то так легко сможет застать меня врасплох, всегда повторяла себе, что должна быть начеку, а сегодня… С пистолетом под подушкой, конечно, было бы спокойнее, но его у меня отобрали, так что…

Я широко развела руки, словно расписываясь в собственной беспомощности, и опять обхватила себя за плечи, словно в отчаянной попытке закрыться, хотя и понимала, насколько это глупо. Да и от кого было закрываться, от Рида, который прекрасно знал меня и видел насквозь, как бы я ни пыталась оградиться? За два года совместной работы этот человек изучил меня, умел читать, как обычную книгу, которые пролистывал со скоростью света, и уж перед кем я никогда даже не думала скрываться или притворяться, это перед ним. После смерти Прайса Спенсер стал первым, кому я научилась доверять, стал первым, кого я безоговорочно считала своим, а теперь, когда оказалось, что Дилан лишь чертов предатель, я невольно задумалась, не был ли Рид и вовсе единственным.

Эта мысль отозвалась трепетом в тяжело поднимающейся и опускающейся груди, сердце болезненно сдавило, от чего на мгновение стало трудно дышать, и я, чувствуя, как хлещущие через край эмоции грозятся прорвать плотину моей выдержки, на мгновение крепко зажмурилась, вцепившись пальцами в плечи. Неприятная боль отрезвила, позволив сделать столь необходимый глоток кислорода, и я была необыкновенно благодарна другу, когда тот, без слов осознав мое состояние, приглушенно кашлянул, пытаясь говорить как можно мягче:

– Не знаю, как на счет пистолета, – начал он, отлепившись от стенки и привычным жестом взъерошив волосы на затылке, – однако, если тебе будет спокойнее, можешь переночевать здесь. Я все равно еще не собирался ложиться, так что кровать в твоем полном распоряжении, а я, так и быть, посторожу твой сон.

– Это такой коварный план, чтобы ты мог проследить, как бы не влезла в очередную передрягу? – неловко пошутила я, склонив голову набок и уставившись на гения с улыбкой, которая, впрочем, тут же стерлась с губ, когда мигом посерьезневший Рид уставился на меня в упор.

– Ты можешь остаться, если хочешь этого.

Хриплый тихий голос завораживал, звучал как-то совершенно незнакомо в погруженной в полумрак комнате, и я гулко сглотнула, чувствуя, как внутренности вновь свернуло в тугой узел. Дрожь, прокатившуюся по телу, унять было не так-то и легко, решительность, двигавшая мною всего каких-то несколько минут назад, испарялась стремительно, словно вода на жарком солнце, и я вдруг поймала себя на мысли, что вот такой Спенсер, стоящий сейчас в паре шагов от меня с опущенными по швами рукавами, подобравшийся, словно зверь перед прыжком, с мерно вздымающейся под тонкой тканью рубашки грудной клеткой, пугает и привлекает одновременно. Что-то в моем безобидном, милом и улыбчивом друге сейчас изменилось, что-то не давало покоя и будоражило сознание, а губы вдруг пересохли, заставив скользнуть по ним языком.

Как-то в этой чертовой комнате стало слишком жарко, и о ледяном душе, под которым я провела почти полтора часа, теперь вспоминалось с ностальгией.

– Ложись, – восприняв мое молчание, как согласие, Спенсер прервал затянувшуюся паузу, и я вздрогнула от того, насколько неожиданно и громко прозвучал его голос. Стараясь не смотреть в мою сторону, мужчина приблизился к мягкому креслу и вновь устроился за ноутбуком, поправив экран, чтобы было удобнее. Теперь неяркий белый свет падал на знакомое лицо с правильными, тонкими чертами, рисуя на бледной коже эфемерные тени, непослушные волосы вновь упали на глаза, стоило только немного наклонить голову вниз, а кадык в распахнутом воротнике нервно дернулся, когда Рид сглотнул. Четко очерченные губы сжались в тонкую полоску. – Я знаю, ты обычно мерзнешь, когда спишь, так что если хочешь, можешь подкрутить себе радиатор. И я еще заправил дополнительное одеяло, так что укрывайся. Не хватало только, чтобы в довесок ко всему прочему ты промерзла и заболела. Если свет от ноутбука будет тебе мешать, скажешь мне, я уменьшу яркость.

Неприкрытая забота, сквозящая в каждом слове, буквально обезоруживала, пусть и говорил мужчина сухо, старательно делая вид, что чертовски занят работой, и с каждым мгновением внутри усиливалось острое чувство вины перед человеком, сидящим сейчас напротив меня. Не смотря на то, что мы разругались с ним в пух и прах, не смотря на то, что игнорировали друг друга все это время, прожигая полными злости и ненависти взглядами, Спенсер все равно продолжал заботиться обо мне, он помнил глупые, казалось бы, совсем неважные детали, вроде той же нелюбви к холоду и склонности подхватывать простуду даже в теплое время года. Он не задавал лишних вопросов, понимая, что я пришла к нему потому, что мне стало страшно оставаться одной, он без слов уступил мне свою постель, явно собираясь остаток ночи провести в неудобном кресле, чтобы не потревожить мой сон, и он старательно делал все для того, чтобы я не чувствовала себя неловко.

И уж точно он совершенно не заслуживал всего того дерьма, которое окружало меня и которое затягивало все глубже и глубже на дно, откуда выбраться было почти неневозможно. Он не заслуживал ни моих криков, ни моих обвинений, ни того беспокойства, которое я приносила одним своим существованием, он не заслуживал тех проблем, которые я доставляла всей команде в целом и ему в частности. Я злилась на него все это время, абсолютно не понимая, что он невиноват, что злиться я могу только на себя, и ни на кого кроме. Злиться за тот несостоявшийся поцелуй, злиться за чувства, которые испытываю, которые проецирую, выдавая желаемое за действительное, злиться за то, что до сих пор так и не научилась разбираться с собственным раздраем, царящим в душе. Это было так глупо и так по-детски, и прав был Росси, когда говорил, что нам нужно просто спокойно сесть и все обсудить, чтобы не допускать больше непонимания, чтобы не допускать этих глупых ссор, которые только выматывали и меня, и его.

Черт возьми, какими же неважными становятся подобные глупости перед настоящими проблемами, которых у нас и так хватало.

И зачем, спрашивается, было создавать их еще больше?

– Прости, Спенсер, – прошептала я едва слышно, будто боясь говорить громче, и мужчина, сидящий за ноутбуком, резко поднял голову, всматриваясь в темноту поверх экрана. Судя по тому, как были прищурены его глаза, из-за резкой смены освещения он вряд ли видел меня, глядя чуть левее, чем нужно было, однако меня такое положение дел вполне устраивало – пока оставалась крошечная надежда на то, что другу не видно моего лица, я имела возможность высказать то, что накопилось внутри. – Я не должна была… За эти несколько дней произошло столько всякого дерьма, и я совершенно запуталась во всем этом, я запуталась в себе, запуталась в других людях, а это дело просто выводит меня из себя, и я не могу контролировать свои эмоции. Ты был прав, когда говорил, что мне было лучше остаться в отпуске, был прав, когда говорил, что я только мешаю…

– Блейк, я не… – начал было Рид, приподнявшись со своего кресла, однако я резко перебила его, понимая, что должна закончить.

– Я думала, что справлюсь, думала, что сумею держать все под контролем, что сумею отделить личное от работы, но эти повторяющиеся убийства, старое дело и поездка в Атланту, а теперь еще и возвращение Дилана, которого я сейчас, кажется, почти ненавижу, – запнувшись и чувствуя, как подбираются к глазам непрошенные слезы, которых за этот вечер было уже пролито предостаточно, я резко отвернулась к окну и запрокинула голову назад, пытаясь заставить себя успокоиться. Сердце билось колотушкой, кровь шумела в ушах, заглушая остальные звуки, а мягкая ткань пижамной кофты сминалась под пальцами с такой силой, что готова была вот-вот порваться. – Я устала, Спенсер, я просто хочу, чтобы все это побыстрее закончилось. Хочу, чтобы полиция поймала Прайса, хочу вернуться в Куантико и хочу забыть обо всем этом, как о страшном сне, потому что больше так продолжаться не может.

Голос звенел от напряжения и срывался на хрип, в груди болезненно ныло, от чего дышать было, практически, невозможно, и я, изо всех сил закусив разбитую губу, почувствовала, как она тут же протестующе заныла. Глухие рыдания душили, давили на горло изнутри, но сквозь крепко сжатые челюсти не прорвалось ни звука, и я, наверное, могла бы гордиться своей выдержкой. Только вот этой самой выдержки уже почти не осталось, и держалась я из последних сил, чувствуя, что начинаю сдавать, и больше всего хотелось сейчас наплевать и на расследование, и на работу в ФБР, и на все остальное, вернуться в свою старую квартирку, под теплый бок тяжело дышащего Говнюка, отхлебнуть терпкого, горького джина и навсегда закрыться в той крепкой скорлупе, которую я старательно возводила вокруг себя после похищения.

Тогда было проще, тогда не было так плохо, я просто плыла по течению и не сходила с ума, воя от боли в разрывающемся сердце.

Тихие шаги, прозвучавшие неожиданно близко, заставили подобраться, словно перед прыжком, опустившиеся на плечи тяжелые ладони разогнали по телу электрические импульсы, пробившие до самого сердца, а горячее дыхание взъерошило все еще мокрые волосы, лежащие на спине. Я чувствовала, что Рид стоит совсем рядом, чувствовала, что стоит всего лишь немного качнуться назад, и я прижмусь к его теплой груди, но даже не пошелохнулась, продолжая слепо вглядываться в узкую щель между плотными портьерами. Мужчина молчал, не говоря ни слова, лишь крепче сжимал подрагивающие плечи, едва касаясь тонкими пальцами моих, все еще не отпускающих мягкую ткань, и от молчаливой поддержки, волнами исходящей от друга, опасливо затрещала внутренняя плотина, готовая вот-вот прорваться.

Я понимала, что надолго меня попросту не хватит.

– Я не спала с Пейтоном, – зачем-то призналась я, сама не понимая, почему внезапно решила заговорить. По какой-то причине это показалось мне необыкновенно важным, а судорожный вздох, сорвавшийся с мужских губ и обжегший затылок, мурашками пробежался по шее. – Я хотела, думала, что у меня получится забыться, что получится просто отключить чертову боль и ни о чем не думать, но когда мы поднялись в мой номер, я поняла, что это ошибка. И знаешь, оказалось, что Томас не такой козел, как я всегда считала, – я попыталась за глупым весельем скрыть скопившуюся на языке горечь. – Он сразу все понял, засмеялся и сказал, что мы просто обязаны опустошить мини-бар, если уж все равно решили надраться в хлам тем вечером. И мы сидели всю ночь и пили, а он позволял мне плакаться ему в жилетку и сожалеть о моей никчемной жизни. Успокаивал, говорил, что все наладится, что все это дерьмо временное, и что я не должна сдаваться, потому что если сдамся, то все, финиш, можно сразу пускать себе пулю в голову и выносить вперед ногами, – я покачала головой, вспоминая, как изрядно набравшийся Пейтон настойчиво тыкал пальцем мне в плечо и велел не раскисать. Он говорил, что заноза-Блейк, на протяжении всей своей службы бесящая его одним своим присутствием, просто не может рыдать, как девчонка, говорил, что я должна собраться и взять в руки яйца, которые по его личному мнению у меня точно имелись, и от такой простой, немного грубоватой и своеобразной, но искренней поддержки внутри все буквально переворачивалось, и дышать становилось совсем немного легче. – А потом под утро он уложил меня в постель, укрыл одеялом и сказал, что я должна научиться отпускать прошлое. И ушел, пожелав мне удачи.

Не в силах выдержать тяжелое молчание, давящее на затылок, я медленно опустила руки, чувствуя, как болезненно ноют оставленные собственными пальцами следы на коже, глубоко вздохнула, словно собираясь с силами, и осторожно, давая себе еще один шанс одуматься, повернулась к Спенсеру лицом. Он действительно стоял слишком близко, нависая надо мной всем своим немаленьким ростом, подмигивающий экраном ноутбук находился у него за спиной, от чего падающая тень никак не позволяла мне увидеть знакомых каре-зеленых глаз, однако этого и не требовалось. Я прекрасно знала, что Рид сейчас смотрит на меня, знала, что он изучает мое лицо, отчаянно выискивая малейшие признаки того, что я только что могла солгать, а исходящий от него запах буквально сводил с ума, заставляя забывать обо всем. Близость мужчины будоражила кровь и щекотала нервы, свернувшиеся плотным клубком где-то в животе, ладони, по-прежнему лежащие на моих плечах, прожигали через ткань, разгоняя электрические разряды по телу, и мне стоило огромных усилий не качнуться вперед в отчаянной попытке стать еще ближе.

– Я слишком часто ошибалась, – внезапно севшим голосом произнесла я, неотрывно вглядываясь в скрывающееся в темноте лицо и на каком-то интуитивном уровне найдя взглядом глаза, лишающие воли и не позволяющие отступить. – И мне так сильно хочется хотя бы однажды сделать все правильно, Спенс.

Горячий вздох, сорвавшийся с мужских губ, обжег лицо, обнажая натянувшиеся оголенными проводами нервы, и я на мгновение зажмурилась, когда теплая ладонь, скользнув по плечу вверх, коснулась щеки, отведя все еще немного влажные пряди темных волос. Большой палец мягко, почти невесомо погладил нежную кожу, замер у самого уголка губ, заставив подобраться, словно перед броском, а бедра свело судорогой, когда Рид, последовав моему примеру, наклонился ближе, оставив между нашими лицами ничтожное расстояние. Я чувствовала исходящее от него тепло, чувствовала, как щекочет кожу каждый тяжелый, будто бы надсадный вздох, вырывающийся из мужской груди, а ладонь, все так же лежащая на щеке, не позволяла ни отстраниться, ни пошелохнуться.

– Ты не должна извиняться за мою собственную трусость, – на грани едва слышного шепота произнес Спенсер, заставив шумно сглотнуть, а в следующее мгновение резко подался вперед, в два счета преодолев расстояние между нами.

Горячие губы с силой прижались к моим, заглушив сорвавшийся с них придушенный всхлип, длинные пальцы, запутавшись в мокрых волосах, обхватили затылок, надежно удерживая меня в объятиях, но даже если бы я в тот момент и могла контролировать свое тело, мне бы и в голову не пришло отстраняться. Стоп-краны, все это время затянутые до предела, буквально сорвало, ураган вырвавшихся наружу эмоций, снося все выстроенные вокруг сердца и разума плотины, обрушился на сознание, заволакивая его туманом, и я, мало соображая, что делаю, изо всех сил вцепилась в мужскую рубашку, чувствуя, как натужно трещит под пальцами тонкая ткань. Сердце, бьющееся отбойником где-то в горле, перекрывало доступ кислорода, воздуха отчаянно не хватало, но вместо того, чтобы сделать столь необходимый вздох, я только крепче прижалась к Риду всем телом, испытывая физическую потребность в его близости.

Агент целовал меня требовательно, сильно, жадно, словно дорвавшийся до источника, обессиленный от жажды путник, он легко прикусывал ноющую губу, тут же скользя по ней нахальным языком, и я даже не думала о том, что поцелуи доставляют какой-то дискомфорт разбитым в драке губам. Напор всегда спокойного, собранного, уверенного в себе друга был неожиданным, и я бы, наверное, изрядно удивилась, если бы не подавалась ему навстречу так отчаянно, подставляясь под горячие ладони и позволяя взять верх в сражении, которое я проиграла еще давным-давно, но о котором все это время даже боялась думать. Поднялась на носочки, забросив руки мужчине на шею, судорожно выдохнула в приоткрытые губы, ощутив, как скользнули по спине сильные руки, сжимающие до боли, заявляющие о своих правах, и едва не захлебнулась, когда длинные тонкие пальцы, проникнув под задравшуюся пижамную кофту, прижались к обнаженной коже.