Текст книги "Исцелить разум, обнажить чувства...(СИ)"

Автор книги: Happy demon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

– Наконец-то ты пришла, детка.

Чей-то невидимый кулак словно с силой врезался в солнечное сплетение, заставив захлебнуться на вздохе, перед глазами на мгновение потемнело еще больше, а воздуха вдруг стало катастрофически не хватать, и я не поняла, почему все еще твердо стою на ногах, если так отчаянно дрожат колени. Не в силах сделать такой нужный вздох и чувствуя, как горят без кислорода легкие, я слепо вглядывалась в черноту перед собой, слыша, как сквозь шумящую в ушах кровь эхом отдается произнесенная бесплотным голосом фраза, и мне казалось, что уставший мозг попросту сдал позиции, скользнув в пучину полнейшего безумия.

Это было единственным объяснением, ведь этот голос…

В следующее мгновение послышался громкий щелчок, и по неготовым к подобному повороту событий глазам ударил болезненно яркий свет…

========== Глава 25 ==========

Проходя бесконечные сеансы у психотерапевта, которые были обязательным условием для возвращения на работу, я всячески сопротивлялась тому факту, что со мной что-то не так, я язвила и отбивалась руками и ногами, пытаясь убедить всех вокруг в том, что все в порядке, что я такая же нормальная, как и раньше, и что не сошла с ума, что бы ни говорили многочисленные шарлатаны, считающие себя светилами науки в психиатрии. Тогда это было просто смешно, я искренне считала, что со своими проблемами и своими внутренними демонами справлюсь сама, без чьей-либо специализированной помощи, требовала у шефа Портера отстать от меня и помогать тем психам, которые в помощи действительно нуждались, и собственное упрямство казалось мне почти поводом для гордости, эдаким металлическим стержнем, не позволяющим сломаться, удерживающим наплаву…

Но вот сейчас, спустя почти три года, я вдруг начала подозревать, а не было ли в словах чертовой ненавистной мозгоправши доли правды. Потому что ничем иным, чем полное помешательство, все происходящее не могло быть априори.

Время от времени слабо мигающая настольная лампа была единственным источником света, не могла достаточно хорошо осветить все помещение, однако с тем, чтобы разогнать темноту рядом с моим незваным гостем, она справлялась прекрасно. Сидящий в удобном кресле человек смотрел на мое ошарашенное лицо с мягкой, немного уставшей улыбкой, откинувшись на спинку и широко расставив ноги, в больших, чуть раскосых глазах, обрамленных пушистыми ресницами, плескалась искренняя радость встречи, и даже трехдневная щетина не портила изящные, словно созданные вдохновленным скульптором черты. Растрепанные русые волосы, непослушно падающие на высокий лоб, придавали взрослому мужчине какого-то юношеского озорства, и все эти детали я подмечала лишь краем сознания, как что-то абсолютно неважное.

Жадный, почему-то мутный взгляд скользил по знакомому лицу и широкоплечей, надежной фигуре, и я не сразу поняла, что туман, не позволяющий сфокусировать зрение, – горячие слезы, готовые вот-вот скатиться по щекам нескончаемым потоком. Дрожь, прокатившаяся по всему телу, заставила застыть окаменевшей статуей, из ослабевших пальцев выскользнул бесформенный рюкзак, с глухим стуком упавший на пол, и я, не в силах справиться с накатывающей истерикой, изо всех сил зажала ладонью пересохшие губы, чувствуя, как рвется сквозь пальцы предательский всхлип.

Мужчина напротив тихо засмеялся, покачав головой, а после, чуть подавшись вперед, приглашающе развел руки, прошептав таким знакомым голосом:

– Я соскучился, детка.

Такой психологический прием оказался для перегруженного знания слишком сильным ударом, странный звук, больше похожий на придушенный стон, все-таки вырвался из груди, и я, чувствуя, как хлынули по щекам обжигающе-горячие слезы, рванула вперед, едва не запнувшись о злополучный рюкзак. В два счета преодолела разделяющее нас расстояние, заглянула в любимые карие глаза, словно боясь, что мой сон наяву растворится туманом, а после, не в силах сдерживаться, просто упала в крепкие объятия, не обратив внимания на то, что наверняка отдавила мужчине все ноги. Пальцы запутались в жестких густых волосах, колючая щетина неприятно оцарапала щеку, а ткань куртки на чужом плече мгновенно стала влажной от моих слез, и сердце забилось колотушкой, когда горячие, буквально обжигающие ладони опустились на мою спину, изо всех сил прижимая меня к широкой груди и болезненно давя на ребра, которые тут же начали протестующе трещать.

Впрочем, на это мне было абсолютно наплевать, как и на все то, что происходило вокруг.

Изо всех сил цепляясь за обнимающего меня мужчину, я жадно втягивала в себя его запах, пытаясь наполнить пылающие легкие столь необходимым кислородом, на мгновение отстранилась, вглядываясь в находящееся необыкновенно близко лицо, и тут же припала к нему губами, покрывая хаотичными поцелуями колючие щеки. Постепенно усиливающаяся дрожь колотила тело, словно электрическими разрядами, не позволяя усидеть на одном месте, собственные руки отказывались слушаться, жадно шаря по широкой груди, а голос, срывающийся с пересохших губ, был больше похож на невнятный скулеж.

– Дилан… Господи, Дилан… – словно в бреду, шептала я, чувствуя, как болезненно давит на виски шумящая в ушах кровь.

Человек из прошлого, лучший друг, которого я потеряла три года назад, которого все это время считала мертвым, и смерть которого оплакивала слишком долго, почти полностью сойдя с ума, сейчас сидел передо мной живой, дышащий, улыбающийся так широко и знакомо, что болело в груди, его руки касались моей спины и знакомо-нахально забирались под тонкую ткань рубашки, поглаживая покрывшуюся мурашками кожу, а губы горели от ощущения колючей щетины, царапающей лицо, и ничего не убеждало меня в реальности всего происходящего так сильно, как тяжелое, размеренное дыхание, щекочущее ухо и ерошащее растрепанные волосы. Широкая ладонь скользнула вдоль позвоночника, поднявшись к затылку, пальцы зарылись в темные пряди, несильно сжимая их у самых корней, и я, поддавшись чужому давлению, вновь крепко обняла Дилана, словно боясь, что он может исчезнуть, если я сейчас отпущу.

Воспоминания трехлетней давности обрушились на сознание холодным водопадом, немного отрезвив, в мозгу, неспособном сейчас работать адекватно, медленно и со скрипом завертелись шестеренки, а в висках забился единственный вопрос из целого миллиона, который был сейчас действительно важен.

Я знала, что в том пожаре погибло двое человек, я знала, что напарник пожертвовал собой, чтобы спасти заложников Андерсона, и прекрасно помнила, с каким отчаянием в глазах шеф Портер рассказывал мне о смерти Дилана, чье тело вытащили пожарные из полыхающего склада, и в голове совершенно не укладывалось, как могла произойти такая чудовищная ошибка. Все мы три года думали, что Прайс погиб, мы три года верили в то, что в тот злополучный день двенадцатый участок полиции Атланты потерял одного из лучших детективов, а перед отъездом в Куантико я, набравшись смелости, даже нашла в себе силы сходить к другу на могилу, вновь прося у него прощения за то, что произошло, а выходит…

В очередной раз жадно втянув в себя терпкий запах какого-то свежего парфюма и горького табака, я медленно отстранилась от Дилана, упираясь ладонями в его грудь, выровнялась на коленях мужчины, чувствуя, как он по-прежнему невесомо поглаживает мою спину, и обхватила руками его лицо, изучая каждую знакомую черту и словно пытаясь увидеть что-то новое. За три года мой напарник совсем не изменился, разве что на высоком лбу прибавилось несколько горизонтальных морщин, испещривших бледную кожу, да возле правого уха виднелся старый, давно заживший шрам, похожий на ожог. Волосы немного отрасли, появилась щетина, чего раньше мужчина никогда не допускал, но в остальном, это был тот самый старый добрый Дилан, которого я помнила и знала.

И то осознания этого факта вновь болезненно защемило в груди.

– Как же так получилось? – прошептала я едва слышно, подавшись вперед и прижавшись своим лбом ко лбу мужчины, чувствуя, как обжигает лицо его горячее дыхание. – Я думала, ты мертв, Дилан, мы все так думали, я… Я видела твою могилу!

– Рано ты решила меня хоронить, детка, – улыбнулся Прайс, немного поерзав подо мной, чтобы устроиться поудобней, после чего, как когда-то в старые времена, неожиданно щелкнул меня по носу, заставив невольно поморщиться и рефлекторно прикрыть лицо ладонью. Смеющиеся карие глаза захватывали в плен и не позволяли отвести взгляд, невидимые узоры, выводимые кончиками пальцев по чувствительному месту на пояснице, туманили разум, не давая соображать здраво, и я чувствовала, как с каждым мгновением вспыхнувшая было решимость докопаться до правды тает, как снег под ярким солнцем. – Разве мог я оставить тебя без присмотра? За моей маленькой напарницей нужен глаз да глаз, а то только отвернешься, как она тут же может влезть в какое-то опасное расследование и вновь рисковать своей симпатичной попкой. Вот и пришлось вернуться, чтобы убедиться, что ничего плохого с тобой не случится.

Негромкий хриплый голос убаюкивал и притуплял эмоции, заставляя расслабляться, в горячих объятиях было спокойно и тепло, и я чувствовала, как одна за другой растекается теплым воском каждая клеточка напряженного тела. Первый шок постепенно проходил, безумная радость встречи с человеком, которого я никогда не ожидала увидеть живым, пусть отчаянно этого и хотела, наполняла сердце и заставляла дышать глубоко и размеренно, а собственные руки, будто живя отдельной жизнью, легко поглаживали колючие щеки, удовлетворяя простую потребность чувствовать Дилана на физическом уровне.

Мигающая старенькая лампа стояла рядом где-то на тумбочке, отбрасывая причудливые тени, где-то за стеной по-прежнему бубнил чужой телевизор, а на улице орала сигнализация на чьей-то машине, но все эти мысли обходили меня стороной. Страхи и тревоги, преследующие меня уже который день, чертово расследование, отбирающее все силы, физические и психологические, казались такими неважными, не заслуживающими внимания, и я вдруг подумала о том, что этот паскудный день, на самом деле, завершается куда лучше, чем начинался.

Ведь каких-то пятнадцать минут назад единственным, о чем я мечтала, был горячий душ, а сейчас…

Кто бы мог подумать, что в номере гостиницы меня ожидает подарок куда лучше, чем столь необходимый мне отдых.

– Как ты меня нашел? – с улыбкой спросила я, лукаво взглянув на Дилана, и тот только равнодушно пожал плечами, словно бы удивившись тому, что я вообще задала столь глупый вопрос.

– В этом городе не так уж много гостиниц рядом с полицейским участком, а компьютер администратора под силу взломать даже первокласснику, – мужчина закатил глаза и громко фыркнул, явно довольный своей шуткой. – А я, если ты помнишь, разбираюсь в этом побольше, чем первоклассник.

Слова Дилана звучали, как нечто само собой разумеющееся, не вызвали у меня ни малейшего удивления, ведь я действительно помнила, насколько хорошо разбирается мой друг в компьютерах, и, наверное, подобным ответом я должна была быть полностью удовлетворена, если бы не какой-то червячок недоверия, неожиданно поднявший в голову и привлекший мое внимание. Непонятное смутное ощущение кольнуло сердце, заставив чуть нахмуриться, большой палец, легко поглаживающий мужскую щеку, замер у уголка губ. По-прежнему расслабленный и явно довольный жизнью Прайс, которого, кажется, ничуть не смущал тот факт, что я все еще сижу на его бедрах, смотрел со все той же блуждающей улыбкой, стянув с меня совершенно бесполезную резинку и легко перебирая упавшие на плечи волосы, исходящее от мужчины тепло согревало, заставляя позабыть о холодном ночном ветре, врывающемся в открытое окно, а чертовы сильные пальцы, явно намеренно массирующие чувствительное местечко, то и дело сбивали с мысли, которая настойчиво маячила прямо передо мной, только протяни руку и схвати…

– Почему Модесто? – сорвался с губ вопрос, продиктованный подсознанием, я сама не была уверена в том, почему задала именно его, но что-то внутри убеждало меня, что как раз эти слова сейчас будут правильными.

Темные брови взлетели вверх, к спадающим на лоб волосам, и Прайс не смог скрыть того факта, что услышанное его изрядно удивило. Явно не ожидая подобного поворота событий, мужчина медленно выровнялся, оглядевшись по сторонам, словно пытался найти ответ где-то в комнате, вновь перевел на меня изучающий, испытывающий взгляд, а после, задумавшись на мгновение, привычным жестом пожал плечами, будто не видя смысла отвечать на подобные глупости. Я же, чувствуя, как постепенно исчезает с губ широкая улыбка, отняла ладони от знакомого лица, откинувшись назад и глядя на Дилана с возрастающей тревогой.

Почему за все эти три года мужчина не дал никому знать о том, что с ним все в порядке, что он живой, и что тогда на складе просто произошла чудовищная ошибка? Его друзья, коллеги и родные были уверены в том, что мой напарник погиб, все они были на его похоронах и все они сочли своим долгом выразить мне сочувствие в тот худший период моей жизни, когда я медленно плавилась в огне своего сумасшествия, размазывая по белому кафелю собственной ванной темную кровь. Ни у кого никогда не возникало сомнений в том, что Прайса больше нет, ни у кого никогда не возникало сомнений в том, что он погиб, как герой, спасая нас с пятой жертвой Андерсона, а теперь, спустя столько времени…

Дилан сидел передо мной, вполне реальный, живой и здоровый, и чем дольше я вглядывалась в карие глаза напротив, тем сильнее формировалось в груди желание получить ответ на очень просто вопрос – а как, собственно, все это могло произойти? Крышесносящая радость, не позволяющая мне мыслить здраво в первые мгновения нашей встречи, сейчас немного притупилась, уступая другим чувствам, и какая-то часть меня внезапно решила настойчиво поинтересоваться, как выживший напарник нашел меня на другом конце страны, в городе, в который я прибыла по работе только этим утром, и где уж точно не планировала задерживаться, собираясь раскрыть дело как можно скорее и отправиться обратно в Куантико?

Прайс, от которого три года не было ни слуху, ни духу, появился в моей гостинице в день моего прибытия в Модесто, сознательно проник в комнату до моего прихода, решив устроить сюрприз и понаблюдать, как я от счастья брошусь ему на шею, и чем дольше я об этом думала, тем сильнее все происходящее мне не нравилось. Старая наивная дурочка-Блейк, запрятанная глубоко в сердце, возмущалась и громко кричала, требуя не глупить, искренне радуясь тому, что Дилан, ее Дилан, вернулся, что с ним в порядке, а вот агент ФБР Дэвис в такие совпадения верить отказывалась, ссылаясь на опыт и профессиональное чутье.

Ускользающая деталь, за которую я никак не могла зацепиться все это время, привлекла внимание, заставив посерьезнеть, а голос звучал необыкновенно глухо, когда я поинтересовалась, глядя Прайсу прямо в глаза:

– Чье тело вытащили пожарные с того склада?

Несколько мгновений Дилан продолжал всматриваться в мое лицо, все так же изгибая губы в легкой полуулыбке, будто только что услышал отменную шутку. Он не был напряженным или взволнованным, оставался спокойным и расслабленным, как и в первые мгновения нашей встречи, и я, сверля друга испытывающим взглядом, мысленно обозвала саму себя полнейшей идиоткой, накрутившей в своей голове невесть какие ужасы. В конце концов, это было просто смешно, ведь я знала Прайса, я доверяла ему больше, чем самой себе, и…

Теплые пальцы, щекочущие смуглую кожу под рубашкой, внезапно замерли, разгоняя по телу дрожь, и мне совсем некстати вдруг подумалось, что левая рука бывшего напарника находится слишком близко к спрятанному за поясом пистолету.

– Отрадно видеть, что с нашей последней встречи ты поумнела, детка, – ласковым голосом, словно разговаривая с ребенком, произнес Дилан, наблюдая за тем, как постепенно округляются от ужаса осознания мои глаза, а в следующее мгновение тело подо мной пришло в движение.

Сильный толчок в грудь стал неожиданностью, удержать равновесие не получилось, как бы отчаянно я ни хваталась руками за воздух в попытке поймать только что бывшее под рукой мужское плечо, а щемящее чувство полета прервалось болезненным падением на деревянный пол. Не успев сгруппироваться перед ударом, я судорожно выдохнула, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, резко перевернулась на живот, желая вновь оказаться на ногах, но не успела больше ничего сделать, как нога, обутая в тяжелый ботинок, с силой прошлась по моему телу, отбрасывая меня в сторону.

Удар пришелся аккурат в солнечное сплетение, выбив из легких остатки воздуха, перед глазами на мгновение потемнело, а голова приложилась обо что-то твердое, кажется, о стоящую рядом тумбочку. Настольная лампа опасливо закачалась, заполошно замигав тусклым светом и грозясь вот-вот свалиться прямо на меня, однако устояла на самом краешке тумбочки, издав странное потрескивание. Поднявшийся в черепушке гул приглушить удалось не сразу, мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, и приподнявшись на дрожащих руках, я с возрастающей ненавистью уставилась на Прайса, покинувшего, наконец, чертово кресло.

И то, что я увидела, меня здорово испугало.

Нет, это по-прежнему был Дилан, мой Дилан, которого я прекрасно помнила, которого действительно была рада увидеть сегодня, но вот выражение его лица, исказившее знакомые черты, было мне незнакомо. Жесткая ухмылка, которой я прежде за напарником никогда не замечала, изогнула пухлые губы, обнажая хищный оскал, карие глаза были чуть сощурены, из-за чего от уголков разбегались лучики едва заметных морщинок, и смотрел мужчина необыкновенно холодно, будто бы с насмешкой. Я больше не чувствовала исходящего от него тепла, широкоплечая фигура выражала скрытую угрозу, которую игнорировать не получалось, а взгляд, скользнувший вниз, наткнулся на мой пистолет, зажатый в опущенной левой руке.

Догадка, обжегшая подобно огненной вспышке, пронзила сознание, а пребывающие в хаосе части паззла, наконец, сложились в моей голове до боли идеально.

Схожих деталей между старым и новым дело было слишком много, Хотчнер со Спенсером справедливо считали, что мы должны искать человека, который был либо связан с Андерсоном, либо имел непосредственный доступ к материалам дела, и как никогда оправданными сейчас выглядели действия главы ОПА, велевшего Пенелопе найти информацию на всех тех полицейских, которые в том или ином смысле могли изучить заметки и улики. Я сама думала об этом, сама глупо шутила о том, что никто не может рассказать о деле лучше человека, бывшего непосредственным свидетелем всего происходящего, да только мне и в голову не могло прийти, что на самом деле свидетелей до сих пор оставалось двое.

И оба сейчас находились в одной комнате маленького гостиничного номера, уставившись друг на друга в ожидании, словно бойцы на ринге.

– Какого черта, Прайс? – прорычала я, даже не пытаясь говорить мягко, как делала раньше, и ухмылка мужчины, ставшая еще шире, только вывела меня из себя. – У тебя совсем крыша поехала, что ты творишь?

– Знаешь, когда в Атланте все полетело наперекосяк, я долго думал, почему же Андерсон сумел нас обыграть, – словно и не услышав моих слов, Дилан устало потер шею и неспешно прошелся передо мной со стороны в сторону, кажется, действительно задумавшись над тем, что говорил. Рука с пистолетом по-прежнему была опущена, но обольщаться я не собиралась, чувствуя, как все еще неприятно звенит в голове. – Как так получилось, что один человек смог обхитрить двух офицеров полиции, смог взять обоих в плен и заставить делать то, что он хотел. А потом до меня вдруг дошло, – резко остановившись и оглянувшись через плечо, Прайс уставился на меня так, словно впервые видел, и я, не сдержавшись, невольно поежилась, не представляя, что творилось в голове человека, которого я, оказывается, совершенно не знала. Подойдя ближе, мужчина присел рядом на корточки, рассматривая меня, словно какую-то интересную картинку, и я буквально окаменела, с такой силой сжав зубы, что заныла челюсть. – Знаешь, в чем была наша самая большая проблема, детка? В том, то мы с тобой оказались слишком сильно привязаны друг к другу.

Теплая рука коснулась моего подбородка, приподнимая его вверх, и я, почувствовав накатившую вдруг волну отвращения, резко мотнула головой, пытаясь избавиться от ощущения чужих пальцев на своей коже. Глупая мысль о том, что всего пару минут назад я сама, словно ласковая кошка, подставлялась под нежные прикосновения, была задавлена в зародыше, и за это совершенно не было стыдно. Судя по тому, как хищно сверкнули карие глаза, о каких-то моих мыслях Дилан догадался.

– Я настолько сильно беспокоился о том, что Андерсон может тебе навредить, что позволил командовать собой, позволил обезоружить себя и похитить, и, представляешь, все это я делал добровольно, потому что он сказал, что иначе он перережет тебе глотку.

Прайс говорил хладнокровно, спокойно, будто пересказывал сюжет недавно просмотренного фильма, но почему-то слушать о том, что во время похищения он отчаянно хотел защитить меня от опасности, сейчас было невыносимо. Я и так знала, что виновата, я знала, что из-за меня мы попали в ту чертову ловушку и оказались заложниками психопата, и не было таких слов, которые я бы не сказала самой себе за эти долгие три года, каждый раз находя сотни и сотни причин, чтобы обвинить себя в случившемся, но слышать эти обвинения в голосе Дилана оказалось в миллион раз сложнее.

Сердце неприятно заныло, болезненно надавив на грудную клетку изнутри.

– Он сказал, что покажет мне, насколько я слаб, – продолжил Дилан, словно и не заметив, как потемнело мое лицо. Опустил голову, потерев затылок и шею, после чего уставился на собственные ботинки, словно это было самым интересным зрелищем во всем мире. – Сказал, что пока я не избавлюсь от своей привязанности, никогда не буду по настоящему свободным, как бы ни пытался. Всю ту неделю, которую мы провели в том чертовом подвале, он меня с дерьмом смешивал, он заставлял меня делать такое…

Тихий голос сорвался на рычание, а работающий на полных оборотах мозг зацепился за неловко брошенную в сердцах фразу, которая сначала показалась мне бессмысленной. Дилан смотрел прямо перед собой и не видел, мысленно пребывая где-то совсем далеко, а сильные пальцы, держащие пистолет, сжимались на рукоятке с такой силой, что я почти слышала тихий скрип пластика. Что-то не давало Прайсу покоя, что-то грызло его изнутри до сих пор, спустя такой огромный промежуток времени, и я никак не могла понять, что же его так беспокоит… Чуть нахмурилась, пытаясь собрать воедино все те факты, которые имелись у меня в наличии, попыталась отбросить все то, что было совсем неважно, и вдруг застыла, пораженная молниеносной догадкой.

Я читала заключения патологоанатома по всем четверым убийствам, произошедшим в Модесто, начиная в самой первой жертвы, я помнила строчки, в которых речь шла о том, насколько профессионально и уверенно был нанесен каждый порез и удар, и я помнила маленькую приметку эксперта, в которой говорилось о том, что субъект не колебался ни мгновения. Спенсер выдвигал безумную идею, что наш убийца мог работать с Андерсоном, что мог учиться у него всей этой грязи и безумству, и тогда я просто отмахнулась от друга, прекрасно зная, что убийца из Атланты работал один, но теперь…

Что, если в итоге подражатель появился гораздо раньше, и не сейчас, в Модесто, а тогда, три года назад, в Атланте, во время последнего похищения?

«Он заставлял меня делать такое»…

– Дилан, только не говори мне, что ты… – начала я внезапно севшим от волнения голосом, с возрастающим ужасом глядя на своего бывшего напарника, и буквально захлебнулась на вздохе, когда он бросил на меня короткий, затравленный взгляд. Вопросы отпали сами собой, оставляя лишь волну горячего, искреннего возмущения, захлестнувшего с головой. – Да ты совсем с катушек слетел, чертов ты психопат?! Ты помогал ему издеваться над последней жертвой?! Да ты больной!

– Он сказал, что убьет тебя! – вызверился в ответ Прайс, потеряв всякое терпение, в глазах всколыхнулась искренняя ненависть, а лицо исказилось от бешенства, пробившегося сквозь холодную маску равнодушия. – Сказал, что будет измываться над тобой, если я не сделаю это с той девчонкой! Как я должен был поступить, скажи на милость?!

– Да как хочешь! – заорала я не хуже мужчины, чувствуя, как окончательно срывает все стоп-краны, и даже не пытаясь контролировать свои эмоции. Отшатнулась в сторону, испытав прилив необыкновенного отвращения к человеку, некогда бывшему моим другом, и почувствовала, как сжались кулаки, от чего впились в ладони острые ногти. – Что хочешь, мог делать, но не уподобляться этому психопату! Ты совсем больной, Прайс! Серьезно, плясать под дудку садиста-убийцы?! Других гениальных идей у тебя не было?! И что, так понравилось, что ты продолжить решил? Вошел во вкус, продолжил убивать, возвел Андерсона в ранг учителя? И как, превзойти удалось, падаван чертов?!

Громоподобное рычание, похожее на звериное, ударило по ушам, сильная оплеуха обрушилась на лицо, от чего в голове вновь громко зазвенело, однако в этот раз, почувствовав соленый привкус крови, я не собиралась уступать. Оскалилась, испытывая прилив непонятно откуда взявшейся злобы, мышцы налились силой, превращаясь в гранит, и я, вместо того, чтобы покорно притихнуть на полу, где просидела все это время, оттолкнулась ногами и набросилась на Дилана с отчетливым желанием выцарапать козлу глаза.

Мужчина был больше и сильнее, полагался на грубую силу, и отрицать такое преимущество я даже не пыталась, прекрасно оценивать расклад сил, однако ярость и ненависть, требующие выхода, не позволяли спасовать, глушили страх и оголяли инстинкты, заставляя вспоминать отработанные до автоматизма движения, и ни на что другое кроме своей цели я не обращала внимания. Перед глазами пульсировали алые точки, на губах горчила собственная кровь, а кулаки после первых же нескольких ударов неприятно заныли, но сдаваться я не собиралась, напирая и шипя, как дикая кошка, сорвавшаяся с поводка. Плевать на боль и слабость, я не позволю убийце уйти просто так.

Кажется, Дилан не ожидал того, что я нападу на него, наверняка был уверен, что наличие пистолета в его руках меня остановит, и я в полной мере воспользовалась эффектом неожиданности, сумев даже повалить своего противника на пол. Несколько ударов прошлись по знакомому лицу, стирая ненавистную ухмылку, крепкая рука запуталась в растрепанных волосах, дернув за длинные пряди так сильно, что болезненно хрустнуло в шее, а из глаз брызнули слезы, но вместо того, чтобы остановиться, я только вложила побольше ненависти в удары, чувствуя, как отбойными молотками стучит в висках жгучая обида.

Все это время я винила себя, все это время считала, что мой напарник был героем, пожертвовавшим своей жизнью, чтобы спасти меня, а на деле оказалось, что вместо героя со мной на том складе был убийца. Он добровольно согласился истязать несчастную девушку, прикрываясь заботой обо мне, он добровольно подчинялся Андерсону, прекрасно зная, что он за чудовище, и он сбежал после всего этого, не найдя в себе даже сил, чтобы посмотреть в глаза шефу Портеру и остальным полицейским, чтобы посмотреть в глаза мне и признать свою ошибку! Он три года скрывался, как последний трус, он заставил всех думать, что мертв, не заботясь о том, сколько боли причинил родным и близким, и вместо того, чтобы попытаться все исправить, он, как и Андерсон, начал убивать.

В это оказалось поверить сложнее всего, мозг отказывался воспринимать тот факт, что любимый напарник превратился в того, кого когда-то преследовал и отправлял за решетку, и я до последнего не хотела признаваться самой себе в том, что этого Дилана я совсем не знаю. Это был другой человек, не тот, по кому я проливала все те слезы и из-за которого пыталась покончить с собой, и от этого было больнее всего.

В номере царил полнейший разгром, жуткий грохот бил по ушам, кажется, привлекая внимание соседей, с громким звоном рухнула на пол многострадальная лампа, оставшаяся без абажура, однако на это я не обращала внимания, с трудом уклоняясь от чужих ударов и методично нанося свои. В ограниченном пространстве разбежаться было негде, то и дело под руки попадались предметы меблировки, оставляющие на теле все больше и больше следов, и где-то на краю сознания я понимала, что синяков на мне после этого вечера будет предостаточно. Резко отклонилась в сторону, пропуская пролетевший прямо перед лицом кулак, не глядя, ударила Прайса ногой, отметив, что попала ублюдку прямо в пах, и изо всех сил рванула к отлетевшему в пылу драки пистолету, намереваясь перетянуть перевес на свою сторону. Не то, чтобы я действительно собиралась им воспользоваться, да и вообще сомневалась, что сумею выстрелить в бывшего напарника, пусть теперь и ненавидела его всей душой, однако где-то в груди теплилась надежда на то, что Дилан не станет нарываться на пулю и сдастся.

Подлая подножка, поставленная в последний момент, оказалась мною незамеченной, равновесие предательски покинуло тело, и я, нелепо взмахнув руками, полетела вперед, с ужасом наблюдая за тем, как стремительно приближается ко мне бетонная стена, покрытая обоями в веселенький синий цветочек. Удар о твердый угол пришелся аккурат в голову, рассекая правую бровь, с губ сорвался болезненный вскрик, сдержать который не удалось, и я, чувствуя, как заливает глаза непрерывно бегущая кровь, растянулась в прихожей, до кучи больно прикусив язык клацнувшими от толчка зубами.

Из глаз брызнули слезы, по телу прокатилась горячая волна, а инстинкты буквально взвыли, подсказывая, что позади кто-то есть, и я резко перекатилась в сторону, пропуская тяжелую ногу, которая должна была весьма неучтиво опуститься на мои ребра. Какой-то отдаленный шум донесся с коридора, мне показалось, будто я слышу приближающиеся голоса, однако списала это на непрекращающийся звон в ушах, который никак не хотел стихать.

– Брось, детка, мы оба знаем, что даже будь у тебя в руках пистолет, ты в меня не выстрелишь, – ядовито усмехнулся Дилан, нависая прямо над моим лицом, и я отчаянно захрипела, когда крепкая мужская ладонь сжалась на моей шее, перекрывая доступ воздуха. Пальцы вцепились в мужскую руку, оставляя на ней безобразные алые полосы, в уголках губ запузырилась кровь, которую я отчаянно пыталась откашлять, а чужое горячее дыхание обожгло лицо, заставив поморщиться от отвращения. – В отличии от меня, ты от своих привязанностей избавляться так и не научилась, к тому же, я прекрасно знаю, что к своим напарникам ты имеешь склонность питать слабость, – Прайс подался вперед, касаясь обжигающе-горячими губами моего уха, колючая щетина заколола нежную кожу, и я, не в силах сдержаться, крепко зажмурилась, чувствуя, как колотится сердце. – Видел тебя сегодня в баре с теми двумя агентами. Кто из них тебя трахает?