Текст книги "Исцелить разум, обнажить чувства...(СИ)"

Автор книги: Happy demon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

Присев возле фургона, Дерек сцепил руки в замок, подставляя их, чтобы мне было удобней взбираться наверх, и я, застыв на мгновение, чтобы прикинуть траекторию движения, выпущенной стрелой рванула вперед, услышав, как засвистел в ушах воздух. Пальцы вцепились в выступающий козырек, правая нога нашла опору в виде ладоней друга, и я, изо всех сил оттолкнувшись, буквально взмыла вверх, испытав короткое, но крышесносящее ощущение полета. Оставшийся внизу Хотчнер, уловив момент, изо всех сил загрохотал кулаком в раскуроченную дверь, создавая вибрацию, на которую субъект мог бы среагировать, а спустя секунду мои ребра столкнулись с твердой крышей.

Пальцы тут же заскользили по мокрому металлу, от удара из легких выбило весь воздух, а уже знакомый сухой щелчок вновь надавил на слух, заставив резко перекатиться в сторону. Предупреждающий окрик кого-то из членов команды, кажется, Рида, ворвался в сознание, прогремевший совсем рядом второй выстрел заглушил раскат грома, разорвавшего небо где-то над головой, и что-то громко и непонятно завопил директор цирка, все еще пытающийся нас остановить. Едва удерживая равновесие на скользкой крыше, я с трудом поднялась на ноги, чувствуя себя деревцем на сильном ветру, покачнулась, разведя руки в стороны, и бросилась к узкому квадратному люку, чувствуя, как быстро колотится в грудной клетке сердце.

Волнение пронзило каждую клеточку тела, холодя кончики пальцев, а где-то в груди холодным змеиным комком свернулся страх, но я мысленно дала себе команду не сдаваться, прекрасно зная, что стоит сейчас на кону.

– Блейк, осторожно! – послышался откуда-то снизу требовательный голос наставника, в котором скользнули хорошо знакомые мне нотки, которых я так боялась на экзаменах, это почему-то вызвало кривоватую усмешку и позволило сделать короткий облегченный вздох, а в следующее мгновение я, достигнув люка и мало заботясь о том, что меня может ждать внизу, просто прыгнула.

Невнятная возня и грохот оглушили, мерзко заскрипели дверные петли, и краем сознания я уловила, как заорал кто-то из мужчин на улице, а в коленях что-то болезненно хрупнуло, когда я приземлилась на пол, с трудом удержав себя в вертикальном положении. Рассеянный взгляд тут же запутался в горах яркой цирковой атрибутики и мелких, видимо, дорогих сердцу безделушек. Кучи всякого хлама окружали со всех сторон и давили на сознание, словно бы грозясь вот-вот рухнуть и придавить меня сверху, однако спустя секунду мне удалось сосредоточить свое внимание на квадрате яркого света, оказавшемся напротив.

Уж не знаю, что напугало нашего субъекта больше всего – хаос, устроенный командой, или то, что я свалилась, практически, ему на голову, однако он, вместо того, чтобы продолжать отстреливаться, решил сбежать, толчком распахнув продырявленную выстрелами дверь. Впрочем, на этом его феерический, но короткий побег и закончился, потому что стоило бледному плачущему клоуну оказаться на улице, как тут же он попал в руки только и ожидающему его Хотчу.

С искривленных гримом губ сорвалось испуганное, исступленное мычание, мужчина забился испуганной птицей, путаясь в слишком длинных рукавах своего балахона, но на помощь главе ОПА рванули Дерек со Спенсером, и им пришлось изрядно потрудиться, чтобы скрутить, казалось бы, такого щуплого на вид субъекта. Подоспевшая секундой позже Прентисс ловко перехватила ружье, отбросив его подальше и убедившись, что больше оно никому не угрожает, а Росси, отставший от коллеги, как раз сумел перехватить Торреса, бросившегося на помощь одному из своих.

– Прекратите, вы делаете ему больно! – закричал он, в ужасе наблюдая за тем, как агенты ФБР пытаются удержать извивающегося клоуна, испуганное, отчаянное мычание пробрало до дрожи даже меня, от чего по телу пробежались мурашки, и я, застыв в дверном проеме, сверху вниз смотрела широко распахнутыми глазами на то, как субъекта повалили на землю.

Белоснежные одеяния пачкались в грязи и размокшей земле, грим поплыл и размазался, а на щеках вместо нарисованных теперь блестели настоящие слезы, смешанные с дождем и пылью. Красный нос в процессе потасовки оторвался, оказавшись втоптанным в грязь тяжелыми ботинками Дерека, решительно настроенный Хотчнер перевернул мужчину на живот, заломив ему руки за спину и не позволяя даже трепыхнуться, а Спенсер застыл над ним с пистолетом, зажатым в твердой, недрогнувшей руке. При виде этой картины стало как-то не по себе, и я, прекрасно понимая, что страх перед клоунами все еще никуда не делся, все равно почувствовала что-то схожее с жалостью.

Не то, чтобы я ему сочувствовала…

Но смотреть на измазанное в болоте, залитое слезами лицо было страшно.

– Блейк, Эмили, надо обыскать фургон, – приказал Хотч, на мгновение отвлекшись от своего дела, и я, словно очнувшись, оглянулась через плечо, окинув взглядом захламленное убежище нашего субъекта и даже не представляя, как здесь можно что-то найти. Согласно кивнувшая Прентисс взбежала по ступенькам, проскользнув мимо меня и первой направившись исполнять команду, и я поспешила присоединиться к ней, старательно заставляя себя не слышать того, что происходит на улице. – Рид, ты знаешь язык жестов?..

Что ответил главе ОПА наш гений, я уже не слышала, но почему-то даже не сомневалась, что ответ будет положительным.

В фургоне, не смотря на его маленькие размеры, было свалено невероятное множество барахла, вокруг валялась одежда, цирковой реквизит вроде париков, мячиков, кеглей и прочей ерунды, на столе были разбросаны краски и кисточки, видимо, для нанесения грима, и во всем этом хаосе было очень сложно сориентироваться. Я не думала, что субъект удерживал девочек именно здесь, в конце концов, фургон находился слишком близко к ярмарке, посетители которой могли что-то услышать, однако личные вещи могли подсказать нам, в каком направлении двигаться. Другое дело, что для разбора этого хлама нам бы потребовалась целая вечность, а такую роскошь мы себе позволить не могли.

Рядом сосредоточено выворачивала вещи из шкафов и ящиков Эмили, бросая просмотренное прямо на пол и скользя изучающим взглядом по развешанным на стенах кривым, явно детским рисункам, мое внимание привлек большой стенд, наполовину задернутый какой-то тряпкой, а сдернув ее одним резким движением, я со свистом втянула в себя воздух, испытав смесь ужаса и отвращения. На грубо вырезанном куске дерева метр на метр были приклеены сотни глянцевых фотографий, с каждой из которых мне улыбалась маленькая, радостная девочка, с восторгом обнимающая грустного, неловко склонившегося над ней клоуна. Дети были разные, но относились к одному типажу, я успела заметить и несколько знакомых лиц, изученных прежде в досье, и в горле тут же неприятно запершило, а рука сама собой сжалась в кулак.

– Он фотографировал их… – севшим от охватившего меня бешенства голосом произнесла я, привлекая внимание Прентисс, и женщина в пару широких шагов пересекла фургон, тут же оказавшись рядом. – Черт его дери, он сфотографировал каждую из похищенных девочек… Больной…

– Ублюдок… – кажется, Эмили была в таком же состоянии, как я, скривив губы от отвращения, потянулась за одной из фотографий, на которой я узнала первую похищенную в Ореме жертву, Джули Уолш, тело которой мы все еще не нашли.

Мягкий глянцевый квадратик оказался в руке темноволосой женщины, чуть подрагивающей от охватившего ее напряжения, а я, заметив еще одну фотографию, находившуюся под убранной, резко выдернула ее со стенда, чувствуя, как внутренности скрутило в тугой узел. В отличии от других фотографий, выставленных на всеобщее обозрение, эту явно прятали от любопытных глаз под остальными, и на изображении не было ни яркого шатра, ни многочисленных разноцветных огней цирковой ярмарки, ни улыбчивой маленькой принцессы, доверчиво жмущейся к печальному клоуну, зато было кое-что другое…

Там было лицо крошечной, отчаянно испуганной, плачущей девочки, съежившейся в каком-то темном уголке и размазывающей по щекам крупные слезы. В больших влажных глазах плескался искренний ужас, рот был распахнут в немом, но все равно отчаянном крике, и я задохнулась на вздохе, чувствуя, как дрожат губы. В ушах зазвенело, горло сдавило спазмом, и я не сразу поняла, что горький комок, который мне никак не удавалось проглотить, это не что иное, как громкий, исполненный боли стон, разрывающий изнутри. Мир вокруг исчез, сузился до размеров маленького глянца, зажатого в начавшей дрожать руке, и я не была до конца уверена, как мне удалось удержаться в сознании, ведь мозг не понимал, просто отказывался понимать…

Как вообще такое возможно…

– Что там? – голос Прентисс вывел меня из состояния стазиса, в котором я находилась все это время, с пересохших губ сорвался хрип, заменивший полноценный вздох, и я с трудом заставила себя сфокусировать взгляд на подруге. Уж не знаю, что она увидела на моем лице, но выражение ее собственного тут же неуловимо изменилось, а в глазах полыхнула стужа. – Что там такое?

Ловкие пальцы спешно выхватили у меня фотографию, и я даже сопротивляться не сумела, все еще мысленно пытаясь убедить себя в том, что это только глупый кошмар, и что я сейчас проснусь, а все будет, как прежде, и не будет вокруг всего этого ужаса, этой мерзкой грязи, этого… Эмили коротко, емко выругалась, рассмотрев то, что так поразило меня, невнятная возня, донесшаяся с улицы, пробудила от оцепенения, и я, будто только осознав, что происходит, повернулась к стенду, принявшись срывать все эти делано-радостные, веселые фотографии, скрывающие под собой настоящий кошмар. С каждым сорванным квадратиком глянца перед нашими с Прентисс взглядами вырисовывалась другая картина, жуткая, невыносимая, исполненная ужаса и боли, и никто из нас не мог произнести и слова. Взгляд скользил по испуганным, перекошенным и залитым слезами лицам маленьких, несчастных девочек, внутренности скручивало в тугой узел, а к горлу подкатывала тошнота, и как мне удалось удержать в себе весь выпитый за день кофе, я искренне не понимала.

– Мэри Хилл, – внезапно произнесла Эмили, ткнув пальцем куда-то в ворох сорванных мною фотографий и указав на лежащую поверх остальных, но вместо того, чтобы посмотреть на нее, я начала судорожно искать знакомое лицо среди тех, что все еще остались на стенде.

– Здесь ее нет, – я буквально возненавидела себя, что в голосе всего лишь на мгновение проскользнуло предательское облегчение. – Он фотографирует своих жертв, пока те еще живы, а это значит…

– Девочка все еще где-то спрятана, – согласилась со мной женщина, коротко кивнув, и я, не дожидаясь того, что она может сказать еще, бросилась к распахнутым дверям, слыша за спиной спешную поступь.

Картина на улице была все той же, Хотч с Дереком по-прежнему прижимали обездвиженного клоуна к земле, а тот все еще лепетал что-то невнятное, мычал и тихо стонал, загребая ботинками жидкую грязь. Спенсер, спрятавший пистолет, сидел на корточках у его головы, что-то бормоча себе под нос и пытаясь общаться с помощью жестов, но пока что результатов это не приносило. Немного в стороне от них Росси пришлось задействовать все свое красноречие, чтобы удерживать рвущегося на выручку своему подопечному мистера Торреса, продолжающего упрямо говорить о том, что все это ошибка, и в любой другой момент его искренность и уверенность в собственных словах наверняка бы меня убедили, но только не сейчас.

Перед глазами все еще полыхал украшенный фото, как трофеями, стенд, и жалости у меня больше не было.

– Вы не можете так просто…

– Полюбуйся! – рявкнула я, в несколько быстрых шагов оказавшись рядом и бесцеремонно толкнув явно удивленного моим поведением директора цирка. Оскалившись и едва удерживаясь от того, чтобы не выхватить пистолет и не разрядить его то ли в субъекта, то ли в Торреса, я швырнула последнему прямо в лицо одну из найденных фотографий. – Ошибка? Недоразумение?! А как ты назовешь это?!

Судя по тому, каким ошарашенным выглядел мужчина, широко распахнутыми глазами всматриваясь в блестящий глянец, увиденное стало для него сюрпризом, он беззвучно открывал и закрывал рот, явно не способный подобрать слов, а лицо как-то странно вытягивалось, и в любой другой момент это, наверное, выглядело бы смешно. Сейчас мне смеяться не хотелось, в груди клубилась ярость, и от хмурого выражения лица наставника, успевшего заглянуть мне через плечо и рассмотреть фото, становилось только хуже.

Оглянувшись на остальных членов группы, я заметила, как они вопросительно переглядываются, явно не понимая причин такого нашего поведения, но найти слова, чтобы объяснить все, я просто не могла…

Как-то беспомощно оглянулась на Эмили, переминающуюся с ноги на ногу рядом, а после вновь посмотрела на Торреса, понимая, что увиденное его пробрало.

– Девочка еще жива, – тихо произнесла Прентисс, привлекая его внимание, и циркач тут же вздрогнул, будто от удара. – И если он действительно умеет читать по губам, вам лучше сказать ему то, что заставит его показать, как ее найти.

Уж не знаю, что думал обо всем происходящем мужчина, однако то, что изображение на фотографии его испугало, было видно невооруженным глазом. По-прежнему не в силах выдавить с себя ни слова, мистер Торрес поочередно взглянул на каждого из нас, шумно выдохнул, покосившись на стоящего рядом со мной Росси, а потом, будто бы через силу, перевел взгляд на клоуна. Окончательно измазавшись в земле и болоте, тот как-то странно притих, удерживая голову приподнятой, а его глаза неотрывно вглядывались в перекошенное лицо директора цирка. Я не была уверена, что он до конца понимал, о чем мы говорили, но резко изменившееся отношение к ситуации человека, который до этого пытался его защитить, субъект явно почувствовал, прекратив вырываться и, кажется, даже не обращая внимания на мужчин, находящихся рядом. Он смотрел затравленно, как больной зверь, почти не мигая, потекший грим застыл ручейками бегущих по щекам слез, а размазавшаяся, но все еще различимая печальная гримаса выглядела абсолютно дико, и я всего лишь на мгновение позволила себе отвести взгляд.

Уставилась в холодное серое небо, до боли зажмурившись, чтобы избавиться от жжения в глазах, а после коротко вздрогнула, когда стоящий рядом Торрес тихо, явно прилагая много усилий, заговорил:

– Артур… Ты должен сказать этим людям, где спрятал девочку, слышишь? – голос дрожал и ломался то ли от волнения, то ли от чего-то другого, пальцы с силой сминали фотографию, сжимая ее так крепко, что побелели костяшки пальцев, однако, что поразило меня больше всего, директор цирка все равно пытался говорить мягко, будто с маленьким ребенком, а губы всего на мгновение, но дрогнули в успокаивающей улыбке. – Ты ни в чем не виноват, слышишь? Это не твоя вина, тебе просто нужна помощь. Эти люди помогут тебе, но ты обязан сказать, где девочка. Все будет хорошо, я обещаю тебе. Слышишь, Скотт тебе обещает, ты же знаешь, что Скотт тебе никогда не врет? Я всегда на твоей стороне, Артур.

Поднявшийся ветер трепал волосы и бросал в лицо сорванные с деревьев листья, мокрая, грязная одежда липла к телу и заставляла дрожать, но я даже не шелохнулась, жадно всматриваясь в лицо Артура и пытаясь рассмотреть настоящие эмоции за его плотным гримом. Он был все таким же тихим и молчаливым, по-прежнему смотрел только на мистера Торреса, будто вокруг не было никого другого, а время застыло, и я сама не заметила, как до боли вцепилась в руку стоящего рядом наставника. Агент Росси не сказал мне ни слова, жадно прислушиваясь к разговору, я слышала его хриплое дыхание, срывающееся из приоткрытых губ, и мне просто до безумия хотелось громко, истерически закричать, чтобы услышать хотя бы собственный голос.

Тишина была невыносимой, и она просто сводила с ума.

– Прошу тебя, Артур… – с искренней мольбой произнес Торрес, отчетливо шевеля губами, и клоун, на мгновение прикрыв глаза, завозился на мокрой земле, попытавшись освободить хотя бы одну руку из захвата.

Дождавшись согласного кивка Хотчнера, Дерек медленно отпустил крепко удерживаемую конечность, настороженно косясь на нашего субъекта и готовый в любое мгновение вновь его ухватить, Спенсер чуть отодвинулся, поднявшись на ноги, а Артур, с трудом перевалившись на бок, свободной рукой сделал несколько резких, порывистых жестов, разобрать которые я, к сожалению не смогла. Нахмурилась, покосившись на коллег, которые, кажется, тоже не понимали, что он сейчас сказал, вскользь мазнула взглядом по Риду, который беззвучно что-то прошептал себе под нос, как-то странно оглядевшись по сторонам, а после резко повернулась к Торресу, который в ответ на жесты клоуна судорожно вздохнул.

– Что? Что он сказал?! – спросил, кажется, потерявший всякое терпение Хотчнер, привлекая к себе внимание, и директор цирка только растерянно моргнул, словно до последнего не веря в то, что узнал.

– Она здесь… В пустом фургоне для животных, – мужчина медленно повернулся в сторону и рассеянно махнул рукой. – Когда кто-то из цирковых животных болеет, мы изолируем его от остальных, чтобы…

Получив нужную информацию, дальше я уже не слушала. Мое внимание полностью привлек большой зеленый фургон, стоящий на некотором отдалении от остальных, в висках запульсировала кровь, а в горле вновь возник комок, который проглотить я так и не смогла. Судорожно вздохнула, на мгновение сжав и разжав кулак, будто пытаясь заставить себя поверить в то, что все это происходит на самом деле, а после, очнувшись, изо всех сил рванула прочь.

В ушах засвистел ветер, кажется, кто-то позвал меня по имени, однако на это я уже не обращала внимания, чувствуя, как с каждым метром, приближающим меня к цели, сердце бьется все быстрее и быстрее. Воздуха катастрофически не хватало, кровь шумела где-то в висках, а мышцы буквально превратились в камень и горели огнем, но я не смела останавливаться. Ноги оскальзывались на мокрой траве, холодный воздух бил в лицо, а одежда неприятно прилипла к коже, холодя ее при каждом резком рывке, но все это было абсолютно неважно. Мы были уже совсем близко, мы почти добрались, и сейчас просто не могли проиграть.

Металлическая дверь фургона была заперта на простую щеколду, видимо, никому просто в голову не пришло бы лезть к диким животным, которых здесь запирали на изоляцию, и у меня ушло не больше нескольких секунд на то, чтобы отодвинуть с пазов тяжелый кусок метала. Громкое лязганье ударило по ушам, заскрежетали ржавые петли, заставляя морщиться, но я не обратила на это внимания, фактически, повиснув на чертовой двери, чтобы распахнуть ее во всю ширь. Узкая полоска дневного света, постепенно становясь все больше, скользнула по грязному полу, усыпанному соломой, в нос ударил тяжелый запах мокрой псины, мочи и отходов, а взгляд, жадно шарящий по пространству, наткнулся на прутья большой клетки, отгораживающей почти половину просторного фургона. Дверца клетки была легкомысленно распахнута, видимо, Артур решил, что его жертве все равно некуда деваться, а в самом углу темного помещения, отчаянно щурясь, чтобы рассмотреть хоть что-то, я вдруг увидела маленький темный комочек.

После яркого дневного света разглядеть что-то в кромешной тьме было просто невозможно, и мне пришлось вытащить из заднего кармана свой фонарик. Узкий луч разогнал сумрак, пробежался по сваленной на полу подушке из соломы, а в следующее мгновение я заметила, как миниатюрная фигурка, вжимающаяся в дальний угол, вдруг пошевелилась.

– Мэри? – тихим, севшим от внезапного волнения голосом произнесла я, чувствуя, как отчетливо дрожат руки. Фонарик заходил ходуном, яркий луч света запрыгал по полу, и я, чтобы прочистить горло, тихо кашлянула, кляня себя за слабость. – Мэри, детка, тебе больше не нужно бояться. Меня зовут Блейк, я из полиции, я заберу тебя к маме и папе, слышишь?

Ответом мне стал тихий всхлип, зашуршала сухая солома, словно там, в глубине фургона завозились маленькие, юркие мыши, а после человечек, прячущийся от меня в тени, медленно подался вперед. Яркий свет выхватил из темноты маленькое тельце, одетое в испачканную пылью и грязью пижаму, скользнул по растрепанным спутанным волосам, напоминающим пушистое облако, в которых запутались веточки и соломинки, а после позволил рассмотреть бледное, припухшее от горьких рыданий личико. Огромные испуганные глаза всматривались в темноту, маленькая ручка взмыла вверх, прикрываясь от фонарика, но девочка все равно упрямо смотрела на меня, словно не до конца еще веря, что это не ее похититель.

– Я не обижу тебя, обещаю, – пытаясь говорить как можно мягче, я медленно опустилась на корточки, отодвинув фонарик так, чтобы свет не бил ребенку в глаза, а после осторожно протянула руку. – Ну же, дорогая, не бойся. Теперь все будет хорошо.

Несколько секунд Мэри Хилл не двигалась, все еще пытаясь понять, что происходит, а я даже дышать перестала, боясь напугать эту маленькую девочку, пережившую настоящий кошмар. Откуда-то с улицы слышались шум и голоса, кто-то переговаривался и ходил, однако тишину и темноту затхлого фургона не нарушало ни звука. Ноги в неудобной позе очень скоро затекли и начали ныть, вытянутая рука тоже устала, но я лишь упрямо сцепила зубы, заставляя себя сидеть смирно. Маленький комочек напротив пошевелился, поднявшись на ноги, тихий вздох замер в темноте, повиснув в сбитом воздухе, и я уже открыла было рот, чтобы вновь заговорить с девочкой, как она, всхлипнув вдруг, бросилась ко мне.

Хрупкое, отчаянно дрожащее тельце врезалось в меня, едва не сбив с ног, фонарик, который я не смогла удержать, выпал из рук, укатившись куда-то в сторону, но вместо того, чтобы поймать его, я изо всех сил вцепилась в девочку, повисшую на мне. Руки жадно шарили по содрогающейся спине и сминали мягкую ткань пижамы, зарывались в спутанные светлые волосы, запах которых я так отчаянно вдыхала, крепко зажмурившись и боясь открыть глаза, и так же сильно, как хваталась за меня Мэри, я держалась за нее.

– Я хочу к маме! – отчаянно плакал ребенок, рубашка намокла еще больше от горячих слез, бегущих по детским щечкам водопадом, но я только крепче прижимала девочку к своей груди, не желая отпускать.

– Сейчас поедем, – сорвался с губ тихий шепот, шумный вздох наполнил легкие мягким, каким-то абсолютно детским запахом, перебивающим затхлость соломы, и я, с трудом найдя в себе силы, поднялась с пола, чувствуя, как крепко обхватила меня малышка еще и ногами. – Теперь ты в безопасности.

Бережно, будто фарфоровую статуэтку, я обняла Мэри, а после, даже не оглядываясь, направилась прочь из чертового фургона, изо всех сил прижимая светловолосую головку к своему плечу, чтобы малышка больше не видела темных, мрачных стен.

Остальные члены команды так же успели добраться сюда, и следовало мне только показаться на свету, как я тут же услышала слаженный облегченный вздох, вырвавшийся из груди каждого из присутствующих. Широко улыбнувшаяся Прентисс при нашем появлении спешно отвернулась, пряча в ладонях лицо, подозрительно блеснувшее слезами облегчения, одобрительно покивал старый пройдоха Росси, в излюбленном жесте пригладив свою бородку, а во взгляде Хотчнера, стоящего ближе всех, промелькнуло нечто похожее на гордость.

– Все в порядке? – тихо спросил он, взглянув на меня, и я только дернула уголком губ, попросту неспособная на нечто большее.

– Теперь да.

Взгляд, скользнувший по знакомым лицам, натолкнулся на Дерека, и брови тут же опустились, когда я увидела, как тот крепко держит за локоть Артура. Выглядящий еще более несчастным и несуразным, чем в нашу первую встречу, клоун уже стоял на ногах, на его запястьях блестели наручники, но на это, кажется, мужчина не обращал никакого внимания. Чуть приоткрыв рот и неестественно выровняв спину, он немигающим взглядом смотрел на девочку у меня на руках, и от этого взгляда меня буквально передернуло.

Крепче прижав к себе Мэри, я поспешила отвернуться, испытывая только глубокое, всепоглощающее отвращение.

Нет, больше мне этого ублюдка было совсем не жаль.

– Я помогу тебе, – знакомый голос послышался совсем рядом, заставив вздрогнуть, а повернув голову, я увидела стоящего рядом Спенсера, который приглашающе протягивал мне руку.

Как и остальные, мягко улыбаясь, мужчина словно светился изнутри, теплые ореховые глаза буквально гипнотизировали, и у меня даже не возникло мысли о том, чтобы не принять помощь друга. Как зачарованная, я качнулась к нему, почти не замечая ступеней под ногами, и лишь судорожно вздохнула, когда чужие ладони легли мне на талию и плечо, не позволяя споткнуться и упасть. Сразу стало как-то необыкновенно спокойно, страхи и волнения ушли, и только в тот момент, оказавшись рядом с Ридом, я вдруг поняла, что теперь все действительно закончилось.

Преступник был пойман, Мэри Хилл была жива и здорова, а похищения, так отчаянно пугающие каждый маленький городок, куда приезжало «Феерическое шоу мистера Торреса», теперь прекратились. Детям больше ничего не угрожало, родители, жизнь которых превратилась в кошмар из-за неведения, скоро получат хотя бы слабое утешение и смогут оплакать тех, кого нам спасти не удалось, и странное, горячее чувство, формирующееся где-то глубоко в груди…

Наверное, именно из-за него я и любила свою работу.

– Мы справились, – прошептала я едва слышно, подняв голову и взглянув на Спенсера, а тот, по-прежнему не выпуская меня из объятий, только кивнул в ответ.

– Джей-Джей, – громкий голос Хотчнера, поднесшего к уху телефон, привлек внимание, заставив оглянуться на него. Губы главы ОПА впервые на моей памяти изогнула теплая, искренняя улыбка. – Мы нашли ее…

========== Глава 17 ==========

В ярких вспышках фотокамер лицо Джей-Джей, стоящей за трибуной, буквально светилось, и это было видно невооруженным глазом. Старательно выпрямляя спину и расправив плечи, женщина мягко улыбалась, демонстрируя охочим до новостей журналистам идеальный прикус, рассыпавшиеся по плечам волосы мягкой золотой волной переливались на свету, а строгий брючный костюм только усиливал исходящую от агента уверенность. Джеро была спокойна, представительна, сосредоточена и идеальна, и я, в общем-то, прекрасно понимала, почему именно она сейчас отдувается за весь отдел поведенческого анализа, скромно мнущийся в тени разлапистого декоративного деревца, растущего в огромной кадке посреди полицейского участка.

Никто другой на эту роль просто не подходил.

– Как у нее получается улыбаться так, чтобы это выходило искренне? – категорически не понимала я, сложив руки на груди и подпирая спиной холодную стену. После всех погонь, драк, расследований и пережитого стресса на представительного агента, в отличии от Джей-Джей, я была совсем не похожа, изгвазданные в болоте рубашку и брюки сменили куда более удобные джинсы и худи и, как справедливо заметил Дерек, куда больше я сейчас напоминала студентку. Припухшая после стычки с подозреваемым челюсть, неряшливый хвостик и искусанные губы только усугубляли это впечатление, и, возможно, в любой другой момент я бы почувствовала себя неловко под осуждающим взглядом Хотчнера, но…

Но ничего осуждающего в глазах главы ОПА не было, крышесносящее, безумное ощущение невероятной гордости за проделанную работу никак не отпускало, а губы без моего на то желания изгибала широкая улыбка. Я уже и не помнила, когда в последний раз была в таком поднесенном настроении, мне хотелось то ли громко смеяться, то ли творить какую-то полнейшую ерунду, и приходилось очень стараться, чтобы внутренний вихрь эмоций не пробился наружу. В конце концов, вокруг было слишком много чужих людей и любопытных глаз, а попасть на первые страницы газет совершенно не хотелось.

Пусть этой честью наслаждается Джей-Джей.

– Это часть ее работы, – пожала плечами Прентисс, без особого интереса читая какой-то местный журнал и время от время поглядывая на наручные часы. Судя по всему, женщина, как и остальные агенты, отчаянно хотела вернуться домой, вынужденная задержка не нравилась никому, и меня совсем не удивляло, что Дерек с Росси, стоящие в паре метров от нас, уже полчаса нетерпеливо постукивают носками ботинок по полу, наверняка борясь с желанием просто-напросто похитить блондинку из-за трибуны, забросить ее в Тахо и рвануть в аэропорт. – Ко всему прочему, пусть лучше она расскажет все в интервью, чем они потом наврут с три короба. Ты же знаешь, что они могут придумать.

В ответ я только пожала плечами, не пытаясь даже спорить – в конце концов, старшим коллегам было куда виднее.

После того, как мы вернулись с цирковой ярмарки, события вокруг вертелись, словно в калейдоскопе, и не было ни одной свободной минуты, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Артура Клэйнси, того самого клоуна, который оказался нашим субъектом, Дерек с Хотчнером и Росси поспешили доставить в участок, где весь доблестный свет полиции Орема дожидался его с распростертыми объятиями и гостеприимно распахнутой камерой, следом за ними, упав на хвост агентам, отправился мистер Торрес, оказавшийся дальним родственником нашего подозреваемого, а мы с Ридом и Прентисс отправились к дому Хиллов, чтобы сообщить им радостную новость. Малышка Мэри, ни на мгновение не размыкая объятий, шумно дышала мне в шею, по-прежнему дрожа всем своим хрупким тельцем, а я, изо всех сил прижимая девочку к своей груди, все еще не до конца верила в то, что все действительно закончилось. Почему-то казалось, будто существует какой-то подвох, казалось, что любая ерунда может испортить абсолютно все, и спрятав лицо в мягких светлых волосах, я отчаянно боялась размыкать судорожно сжатые веки, мысленно убеждая себя в том, что теперь все в порядке.

Горячая рука Спенсера, сидящего на сидении рядом и крепко сжимающая мою ладонь, не давала мне окончательно сойти с ума, и я была просто до безумия благодарна другу за его поддержку. Он молчал и не говорил ни слова, время от времени переводил на меня задумчивый взгляд и улыбался каким-то своим мыслям всего лишь уголком губ, и я ни за что бы не призналась в том, что от этой мягкой полуулыбки внутри все как-то странно сжималось. Рид находился ко мне близко-близко, я чувствовала его тепло и мягкий, ненавязчивый запах, проникающий в легкие, и это почему-то успокаивало, расслабляло, заставляло поверить в то, что все будет хорошо.

А потом огромный черный внедорожник, взвизгнув шинами, остановился на подъездной дорожке у знакомого дома.

Я никогда не была чувствительной и сентиментальной, редко демонстрировала свои эмоции остальным, предпочитая все скрывать в себе, но в тот момент, когда я увидела, как мистер и миссис Хилл бегут нам навстречу, и как блестят в их глазах слезы, которых они не стыдились… Как-то неожиданно Мэри оказалась на земле, как-то неожиданно вспорол тишину осеннего хмурого дня искренний, радостный детский смех, и сердце словно сдавила невидимая рука, когда рыдающая женщина обняла своего ребенка, которого уже и не надеялась увидеть живым. Руки дрожали, словно в лихорадке, миссис Хилл сидела прямо на мокрой от дождя траве, цепляясь за дочь, словно за спасательный круг, а ее муж, избавившись от спеси, за которую я так возненавидела его в первую встречу, обнимал их обеих, шепча что-то несуразное, и я впервые в жизни видела, как плачет мужчина.