Текст книги "Три романа Синди Блэка"

Автор книги: Графит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

– Джонатан, в начале занятия мы слушаем музыку все вместе. Прошу в круг.

Ответом был растерянный карий взгляд.

– Квентин сказал, что я могу просто посмотреть…

Но на сей раз могущественное имя Квентина не произвело нужного впечатления.

– Нет никакого смысла в том, чтобы «просто смотреть», – отрезал Синди. – Раз уж ты сюда пришел, начинай учиться. Садись.

– Но…

– Иначе тебе нечего тут делать.

Джонатан бросил на танцора еще один изумленный взгляд, однако опустился на пол между Гро и Люси. Синди включил музыку и неслышно присоединился к остальным.

Прослушивание музыки в начале занятия уже давно стало своеобразным ритуалом. В последнее время Синди стал добавлять в конце занятия пятиминутку импровизации, когда он включал группе любую незнакомую мелодию и предлагал сходу под нее потанцевать, однако до настоящей мастерской импровизации ученики еще не доросли, так что уроки шли по накатанной схеме.

Вся «пятерка» давно привыкла во время прослушивания сосредотачиваться на музыке и только на музыке. На их фоне Джонатан казался глухим. Глаза он не закрывал, постоянно вертел головой, глядя на соседей, и вообще не выглядел заинтересованным процессом. Синди подавил очередной приступ раздражения и напомнил себе, что Джонатан занимается в первый раз, а раньше вся группа выглядела не лучше. «Зато видно, что не зря я их гонял», – вздохнул Синди про себя и решил быть снисходительнее к новичку.

С обсуждением ученики теперь прекрасно справлялись сами, Синди только иногда подкидывал наводящие вопросы. Ему оставалось слушать и потом смотреть, кто как отображает свои видения. Тренировки не прошли даром, даже Гро не ограничивался парой слов и выдавал подробные описания. Люси же, по мнению Синди, давно могла писать художественные миниатюры. Иногда он специально усложнял всем остальным задачу и просил Люси выступить первой. Нужно было иметь определенное мужество и уверенность в себе, чтобы после красочных зарисовок Люси продолжать видеть свое.

– Шелк и снег, – сказала она, на миг задумалась и уверенно кивнула. – Да, шелк и первый снег, его немного, он еще сойдет. Трава под снегом хрустит под ногами. Над прудом туман. И тихо. Очень тихо.

Синди улыбнулся уголками губ. Для него выбранная мелодия тоже была об утренней тишине. Он любил, когда видение учеников совпадало с его собственным, но никогда не давал понять, что представляет то же самое.

Все высказывались по кругу. Когда очередь дошла до Джонатана, Синди уже был готов разъяснять, что от него требуется, но новичок обошелся без подсказки.

– Белый, – сказал он твердо. – С переходом сначала в розовый, а потом в серый, с примесью голубого. Очень легкие цвета, никаких ярких красок. Примесь серого почти везде. Пепельный, жемчужный, пепел розы, слоновая кость, гридеперлевый…

Синди поднял брови. Ассоциации Джонатана его удивили. Вернее, их даже сложно было назвать ассоциациями. Синди вдруг показалось, что перед ним сидит переводчик и перекладывает мелодию с языка звуков на язык цвета, а пользуется при этом словами. Выглядел новичок при этом так, словно делал простую повседневную работу. Остальные смотрели на него во все глаза. Синди надеялся, что у него хотя бы не такой же ошеломленный взгляд.

– Ну что же, – сказал он, откашлявшись. – Прослушивание закончили, переходим к танцу. Разойдитесь по залу…

Ученики разбрелись в разные стороны. Новичок выбрал место ближе к окну. Синди с ужасом сообразил, что должен будет объяснить Джонатану, как надо танцевать гридеперлевый цвет. Для этого не мешало хотя бы знать, как этот самый цвет выглядит, а также выговаривать его название с первого раза.

Музыка снова разлилась по залу. Прежде чем вплотную заняться новичком, Синди оглядел остальных. Вид грациозно изгибающейся Люси вызвал у него прилив гордости. Это была и его победа – сколько они боролись с зажатостью Люси, с ее «внутренней уткой»! Рядом двигался Конрад, нашедший, наконец, «берега». Гро, Влада, Лиу… Синди вспомнил, какими деревянными, малоподвижными, беспокойными были они все на первом занятии и испытал почти что нежность.

В это утро его настроение было на удивление переменчивым.

Теперь можно было сосредоточиться на Джонатане, и Синди занял позицию поудобнее, чтобы новичок не замечал его наблюдений и не зажимался еще больше. Впрочем, Джонатана нельзя было назвать зажатым. Синди не замечал в нем той скованности, которая не позволяет человеку красиво двигаться. Скорее уж он был просто неловким, неуклюжим. Синди Джонатан напоминал мягкую игрушку. И танцор не мог отделаться от ощущения, что новичок не совсем понимает, где он, что делает и зачем, словно не он сам пришел в этот зал, где ничем, кроме танцев, не занимались никогда.

Мелодия закончилась. Синди понял, что гридеперлевого цвета не избежать.

– Побольше легкости, – посоветовал он, поразмыслив. – Ты сам говорил, что видишь исключительно легкие, неяркие цвета. А тебя словно к земле пригибает.

Джонатан покивал. В его глазах Синди читал все то же вежливое недоумение. Синди подавил в зародыше желание спросить: «Какие проблемы?» – и перешел к остальным.

Дальше занятие протекало гладко. Наконец, после маленькой импровизации, Синди поблагодарил всех, отпустил группу и подошел к новичку.

– Как занятие? Понравилось?

– Необычно, – Джонатан потер подбородок. – Признаться, я совсем не этого ожидал.

«Это хорошо или плохо? Вот и пойми, понравился ему урок или ему плеваться хочется!»

– У тебя есть потенциал, – сообщил Синди. – Если хочешь, можешь продолжать заниматься здесь, но вообще-то скоро лето, неизвестно, будем ли мы продолжать занятия, а осенью должна набраться новая группа. Можно будет записаться туда.

«А до осени не раздражай меня своим присутствием».

– Вообще-то я не собирался учиться танцевать, – сообщил Джонатан.

– Тогда зачем ты пришел?! – воскликнул Синди. – Ты сказал, что ты ко мне, от Квентина…

– Ну да. Квентин – хороший друг нашей семьи. Видите ли, я художник. Два года назад закончил Академию и теперь путешествую, ищу сюжеты для картин. Но в последнее время мне не везло, просто черная полоса какая-то. Квентин посоветовал мне прийти сюда, понаблюдать, поискать вдохновения…

– Художник, – тупо повторил Синди.

– Художник.

– Пришел посмотреть и вдохновиться.

– Вроде того.

– А я вытащил тебя в круг и заставил танцевать пепел розы.

– Ну… получается, что так.

Они посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись. Джонатан схватился за живот, Синди запрокинул голову и уперся затылком в стену, трясясь от смеха. Выходивший из зала Лиу обернулся, прищурился и вдруг наградил Джонатана холодным тяжелым взглядом, но ни Синди, ни сам художник этого не заметили.

– Это ужасно, – простонал Синди, смахивая выступившие слезы, – ты должен был мне сказать!

– Я пытался. Ты пригрозил меня выставить.

Хохот грянул по новой, Синди не сразу смог отдышаться.

– Кошмар, – сказал он, когда пришел в себя. – Теперь мне стыдно.

– Ничего, – махнул рукой Джонатан, – на самом деле я получил интересный опыт. Думаю, после этого занятия я смогу кое-что написать.

– Это хорошо. Но все равно получается, что я не дал тебе искать сюжет для картин. Ты бы мог нарисовать Владу. Или Лиу…

– Или тебя, – заметил Джонатан. – Если ты и правда готов помочь, ты мог бы поработать у меня моделью. Не бесплатно, конечно, я понимаю, что ты занятой человек.

– Даже не знаю, – растерялся Синди. – А что от меня нужно?

– Просто приезжать ко мне в студию и позировать. Обещаю не давать тебе совсем заскучать.

– Я подумаю, – Синди все еще чувствовал себя немного виноватым. Кроме того, превратившись из неуклюжего танцора в художника, Джонатан показался ему куда приятнее. Да и деньги не были бы лишними – на свои заработки Синди мог обеспечивать себя всем необходимым, но не более того. Хотя какие деньги у неизвестного художника…

– Номер моего комма есть в справочнике Парнаса. Джонатан Фокс. Перезвони, если ты надумаешь.

– Квентин, вы не могли бы предупреждать, когда отправляете ко мне людей! – бушевал Синди. – И пояснять, кого отправляете – танцора, художника, поэта, пожарника, ассенизатора!

– Не верещи, – поморщился Квентин. – Чем тебя так смутило присутствие Джонатана?

– Тем, что если бы я заранее знал, что он – художник, я бы не заставил его протанцевать весь урок, и мне бы не было потом стыдно!

Разобравшись, Квентин хохотал так, что дрожала стоящая на столе чайная пара.

– Я хотел бы это видеть! Агрессивный Синди Блэк угрозами заставляет бедного художника танцевать рядом со своими верными учениками! Синди, ты никогда не думал о военной карьере с такими задатками командира?

– Теперь подумаю! – Синди явился, пылая возмущением, но теперь сам не мог сдержать улыбки. – Но все-таки предупреждайте о неизвестных художниках в следующий раз, ладно?

– Хорошо, но вряд ли в ближайшее время я найду тебе еще какого-нибудь художника. Я все-таки директор школы, а не психотерапевт. Но у Джонатана на самом деле кризис, и я надеялся, что присутствие на твоем уроке ему поможет.

– И после этого экспериментатор здесь я, да?

– Экспериментатор? А, тебе уже рассказали. Что поделать. Когда мы с тобой делаем одно и то же, у меня это называется проверенной временем программой, а у тебя – экспериментальной методикой. Не обращай внимания, рекламные фокусы в этом случае тебя не касаются.

– Да они вообще меня не касаются, – пожал плечами Синди.

– Не совсем. Кстати, я как раз хотел об этом с тобой поговорить, хорошо, что ты зашел. Ты в курсе, что через месяц в Парнасе пройдет праздник лета?

– С этой минуты в курсе.

– Понятно. Так вот, это одно из самых крупных местных мероприятий. Занимает он два дня, в первый проходят всевозможные представления, во второй – карнавал для всех.

– Вы пойдете?

– На карнавал – нет. Я уже видел их достаточно, чтобы пресытиться, так что проведу день с женой.

Синди закашлялся.

– Ты считаешь, что карнавал не может надоесть? – улыбнулся Квентин.

– Нет, это ваше дело… Я просто не знал, что вы женаты.

– Ничего удивительного, – пожал плечами маэстро. – Я для тебя до сих пор что-то среднее между могущественным джинном и собирающим стадионы артистом. Если второй еще может иметь семью, то у первого на нее нет никаких шансов, а для тебя я скорее джинн, разве нет?

Синди открыл рот, чтобы возразить… и молча его закрыл.

– Я так и думал, – кивнул Квентин и подлил Синди еще чаю. – Это обычное дело. Да ты и сам бы удивился, если бы узнал, как мало от человека видят в тебе твои ученики.

Синди сразу подумал о Лиу Вахарио.

– Так вот, вернемся к нашему празднику. В первый день все приличные творческие объединения Парнаса устраивают показательные выступления, бесплатные уроки, отчетные концерты и прочие развлекательно-завлекательные мероприятия. Мы не исключение. Ты участвуешь. Это раз.

Синди кивнул. При слове «выступления» у него загорелись глаза. Синди вспомнил свои сны: сцена, софиты, скандирующая толпа… Всепоглощающее счастье.

– Далее, участвует твоя группа, – продолжал Квентин. – Это два.

– Не знаю.

– Что значит «не знаю»? Или ты не учитель ученикам своим?

– Квентин, я понятия не имею, как они относятся к выступлению на сцене. Мне всегда было плевать, для чего они учатся. Может, в темноте в запертом бункере танцевать, я не знаю. Если они откажутся, я не смогу их убедить.

– На твоем месте я бы попытался. Синди, хватит тебе ограничиваться одной маленькой группой. Разумеется, осенью мы сделаем новый набор, но постарайся хотя бы облегчить школе задачу! Понимаю, что это не относится к твоей непосредственной работе, но ты не хуже меня знаешь, что невозможно продвинуть что-нибудь без рекламы.

Синди улыбнулся.

– Квентин, разумеется, я им скажу. Просто, если кто-то из них заупрямится, я не виноват. Но вот Лиу Вахарио, например, жаждет подняться на сцену, с ним все должно получиться.

– Лиу Вахарио… – повторил Квентин. – А вот это второй вопрос, который я хотел с тобой обсудить.

– Да? – Синди вдруг подумал, что маэстро вполне может знать и о домогательствах Лиу, и об его отказах. Синди вдруг стало мерзко, словно он проглотил червяка.

– Дело в том, что за минуту до твоего появления тут я получил заявление. Лиу Вахарио просит перевода в мою группу еще до конца учебного года.

– Да? – снова спросил Синди. Он сам удивился, как сумел сказать это так спокойно. Он никогда не считал Лиу своим любимчиком, его хвастовство раздражало, да и его постоянные попытки стать ближе напрягали, но все же… его ученик, хищный альбинос, один из тех, с кем он провозился весь этот год…

Синди и не думал, что уход Лиу отзовется так болезненно. Он вдруг понял, что одним из его страхов с начала работы был именно уход разочаровавшегося ученика. Только Синди не предполагал, что этим учеником окажется Лиу Вахарио.

«А как подкатывал, сволочь», – Синди скривил губы.

– Прежде чем ты назовешь себя бесталанным учителем, – маэстро, как всегда, все читал по его лицу, – подумай, не было ли у Лиу личных причин и нельзя ли этот вопрос решить менее радикально.

– Были, Квентин, – усмехнулся Синди, – скажу честно. Но решить этот вопрос нельзя. То есть, решить так, чтобы все были довольны.

Синди был уверен, что Лиу уходит, оскорбленный его отказом. Однако, если Синди и сомневался, не стоит ли ему все-таки сократить дистанцию между ними, он не собирался подобным способом задерживать ученика у себя в группе.

– А значит, не кисни, – неожиданно жестко велел Квентин. – Нельзя принимать каждого так близко к сердцу. Я понимаю, первая группа, в нее душа вложена, только это не значит, что каждый из твоей пятерки должен быть к тебе пристегнут наручниками! Если ты не собираешься возвращать его, то не надейся, что я не приму его заявление. Приму.

Синди кивнул. Про себя он все же решил, что Квентину говорить легко: у него уже было столько учеников, что одним больше, одним меньше…

– Как ты умудрялся выживать в шоу-бизнесе, если ты такой трепетный? – вздохнул маэстро и подлил Синди чая. – Люди приходят и уходят, это нормальный процесс. Что ты распереживался?

– Меня просто еще никогда не кидали без объяснения причин, – скривился Синди.

– Тогда прекрати себя грызть и поговори с этим Лиу, – велел Квентин. – Честное слово, Синди, если бы ты не был таким талантливым, я бы трижды подумал, прежде чем пустить тебя на сцену! У тебя такое лицо, словно кто-то умер.

– Это умирают иллюзии, – вполголоса сказал Синди. – Квентин, мне пора.

– Иди. Постарайся не утопиться в ванне.

– Я все же не настолько трепетный, – обиделся Синди.

– Шучу. До встречи.

В этот вечер Синди впервые за долгое время напился. Лучше ему не стало, наоборот, стало еще сквернее. Как Синди ни пытался, он не мог понять, почему Лиу Вахарио так внезапно решил покинуть группу. Он не оставлял попыток сблизиться с Синди весь год. Терпение лопнуло? Допустим. Но бросать учебу, так демонстративно уходить к другому преподавателю – зачем?.. Тянуло позвонить и спросить об этом немедленно. В душе у танцора даже шевельнулось сожаление – возможно, не стоило отталкивать Лиу постоянно… Однако Синди в пьяном упрямстве решил, что не будет бегать за человеком, который решил его бросить – неважно в каком качестве – и со следующего занятия он просто сделает вид, что уход Лиу никак на него не повлиял.

Был и еще один аспект, о котором Синди подумал не сразу. С уменьшением группы уменьшался и его заработок, причем уменьшался серьезно. У Синди было всего пять учеников, и, лишившись одного из них, танцор с трудом бы сводил концы с концами до осени. Хотя подработку на лето нужно было искать в любом случае. Но варианты были…

Синди взял комм и через минуту уже набирал номер. На том конце долго не отвечали, пока перед глазами Синди не появилось изображение Джонатана Фокса, растрепанного, часто моргающего.

– Я согласен! – Синди изящно взмахнул рукой, чуть не отправив комм в полет по комнате.

– Я очень рад, – пробормотал Джонатан.

– И к-когда и к-куда приходить?

– А… Э… Послезавтра. Давай послезавтра. Я скину тебе мой адрес. Или созвонимся еще-е-ео-о-оу-эа. Извини. Созвонимся. Потом. Позже.

– Идет, – разрешил Синди. – Кстати, ты оч-чень сы-ты-ранный в этом к-костюме. Бля. Икота. Л-ладно. До связи.

Синди отключился, бросил взгляд на часы и расхохотался. Два часа ночи. Костюм Джонатана был пижамой.

Джонатан назначил встречу на раннее утро. Синди заподозрил в этом месть за ночной звонок и попытался увильнуть, однако художник категорично заявил, что утром лучше всего свет. Мастеру было виднее, и Синди пришлось капитулировать. Кроме того, он признавал, что человек, столь тактично не пославший его, будучи поднятым с постели, имеет право отыграться.

В итоге он был даже рад. Синди редко гулял утром, предпочитая выбираться из дома ближе к полудню, если не было лекций, – а полдень на Гайе приходился на четырнадцать часов. Свежий утренний воздух взбодрил его, в сквере на траве лежала роса, а на улицах было значительно меньше людей, чем в обед и, тем более, вечером. Промоутер компании, торгующей сладостями, сунула ему в руку кусок малиновой жвачки. Синди летел во флаере-кабриолете, болтал ногой, жевал жвачку и чувствовал себя лет на десять. У него было поразительно хорошее настроение для человека, поднятого раньше обычного.

Жвачка оказалась вкусной, так что Синди жевал ее, надувая пузыри, как в детстве, когда звонил в дверь Джонатана. Никто не отвечал. История повторялась, и Синди уже был готов решить, что художник забыл об их встрече или снова спит. Но тут дверь резко распахнулась, от неожиданности Синди дернулся, пузырь лопнул, и перед вышедшим Джонатаном предстала его новая модель с лицом в малиновых ошметках.

– Доброе утро, – в неловкой ситуации Джонатан «проглатывал» звуки, и у него получилось «дбрутро».

– Доброе, – согласился Синди, снимая с кончика носа ярко-розовую пленку. Посмотрел на ошеломленного Джонатана и прыснул. – Тебе не кажется, что мы каждый раз как-то странно разговариваем? И у тебя можно умыться?

– Конечно, проходи, пожалуйста, – спохватился художник. – Ванная направо по коридору.

Синди прошел внутрь. Студия Джонатана оказалась одновременно его квартирой. Синди заметил слева кухню, в которой поднимался пар над кружкой кофе и стояла на столе тарелка с тостами. Танцор, которому из-за раннего подъема не захотелось завтракать дома, сглотнул. Справа на самом деле была ванная, а дверь в комнату прямо по коридору, была прикрыта, но несмотря на это, Синди почувствовал исходящий из-за нее резкий запах. «О боже, растворитель!» – воскликнул Джонатан и устремился к пахучей двери. Синди пожал плечами и пошел умываться.

В ванной царил порядок. Синди, привыкший к тому, что люди творческих профессий, кроме, быть может, Квентина, в быту небрежны, оценил и сверкающую ванну, и зеркало без малейшего пятнышка, и белоснежные полотенца. В этом безупречном окружении его собственная физиономия в пятнах жвачки казалась святотатством.

Умывшись, Синди выглянул в коридор и никого не увидел. Запах из-за двери вроде бы стал слабее, но, может быть, просто обоняние успело притупиться. Синди поколебался и шагнул за дверь.

Синди ожидал увидеть небольшую комнату, вроде той, которая ему служила сейчас гостиной и спальней, с разбирающимся диваном, рабочим столом и постерами или репродукциями на стенах. Он не думал, что студия Джонатана окажется настолько… профессиональной.

Из громадных окон, располагающихся сразу на двух стенах, на него щедро лился утренний свет. Каждый угол комнаты был освещен – а там было что освещать! При желании Синди мог бы танцевать в этой студии, разве что мешал бы стоящий посередине самый настоящий мольберт. Если бы не занятия в Академии, Синди бы и не догадался, что это такое.

– Ты что же, – недоверчиво спросил он, – рисуешь красками?

– Пишу, – мягко поправил его Джонатан. – Я пишу красками, да.

В эпоху графических редакторов и многообразия планшетов с эффектами на любой вкус, использование настоящих красок было причудой и признаком натуры экстравагантной, которую Синди бы и не заподозрил в новом знакомом.

– С ума сойти, – восхитился он.

И в самом деле, на полках на стене стояли разные баночки, тюбики и ящички. Синди подошел поближе, с восторгом рассматривая стакан с самыми настоящими кистями и папки с разными видами бумаги – зачем столько?

– А когда путешествуешь, как? – поинтересовался он. – С собой?

– Ну да, – кивнул Джонатан. – Мольберт складной, а краски занимают не так уж много места. Больше, чем планшет, конечно. Но не люблю я все эти программы и гаджеты. Как-то на них получается без любви…

Синди покивал. Аргумент «без любви» он понимал.

– Может, начнем? – предложил художник. – Пройди, пожалуйста, вон туда.

«Вон там» оказался невысокий белый постамент, достаточного размера, чтобы не только стоять на нем, но и сидеть или лежать. Синди разулся и поднялся на него, вопросительно уставился на Джонатана.

– Ну… и что мне делать?

Джонатан критически осмотрел его фигуру в снопе солнечных лучей и скомандовал:

– Футболку сними.

Синди хмыкнул, повиновался, но про себя решил, что футболкой и ограничится. Позирование ню в его планы не входило, хотя в Анатаре он и соглашался на откровенные фотосессии. Но то было в Анатаре, и он был артистом и тусовщиком, а скромному учителю танцев подобное уже не подходило. Однако Джонатан не собирался его обнажать.

– Теперь повернись спиной. Отлично, теперь поверни голову и посмотри через плечо. Нет, нехорошо. Не на меня смотри, на стену.

Синди послушно выполнил и это, просунув большие пальцы рук за ремень штанов.

– Вот, отлично! – воскликнул Джонатан. – Так и стой.

Синди ожидал, что Джонатан сфотографирует его и отпустит, однако художник не спешил браться за фотоаппарат, вместо этого он взял карандаш.

– Хэй, так ты будешь рисовать прямо так? Без фото?

– Писать. Вообще-то да. И буду очень благодарен, если ты не станешь так вертеться.

– Я думал, все сейчас рисуют с фото, – признался Синди, послушно застывая. – То есть, пишут. Говорить-то мне можно?

– Можно, – разрешил Джонатан. – На самом деле далеко не все используют фото. Писать с объемной модели всегда лучше, чем с двухмерного изображения, каким бы качественным оно ни было. Просто не все находят людей, которые согласны вот так стоять.

– Я их понимаю, – признался Синди, но поспешно добавил, – но я привыкну.

– Я постараюсь, чтобы ты об этом не пожалел. Конечно, я мог бы тебя сфотографировать. Но так шедевра не напишешь…

Идея оказаться на шедевральном полотне Синди понравилась. Если, – добавил он мысленно – ему вообще удастся узнать себя на получившейся картине. Синди понятия не имел, в каком стиле работает Джонатан, и не вздумает ли он изобразить свою модель в виде поперечных полос, например.

Несколько минут стояла тишина. Синди любовался игрой света на стене.

– Как твои дела в школе? – поинтересовался Джонатан. – Не было проблем из-за моего визита?

– Какие могли быть проблемы из-за тебя? – удивился Синди. – Нет, все в порядке. Сейчас школа готовится к празднику лета, так что все бегают и верещат. Но это как раз нормально.

Подготовка к празднику и в самом деле началась. Накануне Квентин собрал всех преподавателей. Синди, надравшийся накануне, очень старался не выделяться. Он так и не понял, удалось ему провести маэстро или нет, но Рэй толкнул его в бок и шепнул:

– По какому поводу гулял?

– Гулял? – Синди сделал удивленное лицо, но провести Рэя не удалось.

– Блэк, не строй из себя девственницу, у тебя в крови алкоголя было больше, чем лейкоцитов с эритроцитами!

– Что, так плохо выгляжу?

– Не. Запах.

– Бля, – шепнул Синди, – я же брызгал этим хваленым освежителем…

– В том-то и дело… Какой кретин по доброй воле зальет в себя эту гадость?

Квентин бросил красноречивый взгляд в их сторону, и оба приятеля поспешили замолчать.

На отчетном концерте планировалось одно общее выступление преподавателей и по одному-два – от учеников каждого из них. На этой фразе Квентин снова посмотрел на Синди, и тот, загнанный в угол похмельем, предпочел промолчать.

Что до концепции выступления учителей, здесь ни у кого не было сомнений. Даже если бы они смогли за месяц сработаться и создать команду, совершенно невозможно было в такие сроки придумать и поставить танец, в котором бы сочетались движения в стиле каждого из них. Синди вообще сомневался, что возможно создать такое выступление, не получив на выходе лютый пестрый кошмар. Так что их танец должен был напоминать дефиле, в котором каждый по очереди блистал на переднем плане, а остальные в это время изображали несложную подтанцовку на фоне.

Потом Синди обсуждал выступление уже с учениками, и вот тут-то ему пришлось взять на себя роль арбитра и разрешать споры. Все четверо – Лиу на следующее занятие уже не явился – согласились выйти на сцену, однако при выборе музыки и общей идеи танца разгорелась такая баталия, что Синди казалось, что еще немного – и вспыхнет зал. Он уже думал плюнуть на регламент и выпросить у Квентина четыре сольных выступления, как буря улеглась, ученики устали спорить, остыли и каким-то чудом сошлись на одном варианте. Дальше дискуссия перешла в конструктивное русло, но после обсуждения костюмов, грима, света и декораций у Синди голова пошла кругом. Время от времени он напоминал, что помимо них выступать будет еще толпа народа, а значит, подогнать декорации полностью под себя не получится. Ученики приходили в себя, но ненадолго. Синди, который был младше всех их, кроме Люси, чувствовал себя умудренным жизнью бронтозавром.

Синди рассказывал все это Джонатану, пока тот колдовал за мольбертом. Самым сложным при этом было не жестикулировать, танцор то и дело спохватывался, что начинает махать руками.

– Ты фанатик, да? – спросил художник. – Как Квентин. Тот точно такой же, когда начинает рассказывать о своей школе и вообще о танцах.

«Нет, – усмехнулся Синди про себя. – Я не как Квентин. Я еще хуже. У Квентина есть хотя бы семья. Жена, которую он любит и пропускает карнавал, чтобы побыть с ней. О которой он ничего не рассказывает прессе. Его личная жизнь не напоказ, но она есть. А у меня сейчас только танцы. Это моя суть, моя кровь, моя душа, моя работа. Если их забрать, от Синди Блэка останется живой труп».

Он ничего этого не сказал вслух.

– Это было бестактно, да? – сказал Джонатан. – Извини.

– Да нет, – пожал плечами Синди. Художник вздохнул, и Синди поспешил замереть снова. – Наверное, я правда фанатик. Но я не умею по-другому. Танцы – единственное, что я делаю хорошо. Если подумать, у меня даже выбора не было. Я не смогу заниматься чем-то еще. Уже пробовал.

– Это здорово, – заметил Джонатан. – Ты твердо знаешь, что должен делать. Не всем так везет. Тебе повезло.

– А тебе? – спросил Синди.

– И мне.

Они снова замолчали. С непривычки Синди быстро устал стоять, тело ныло и требовало движения, а тут еще захотелось есть, так что он был очень рад, когда Джонатан отложил карандаш и сказал, что на сегодня достаточно. Синди с наслаждением потянулся, подставив лицо солнцу, и спрыгнул с постамента.

– Кофе? – предложил Джонатан. – Такой, как у Квентина, у меня не получается, но все равно он вполне приличный.

– Мне любой сойдет, – Синди натянул футболку. – Я вообще не умею его варить, вот и набиваюсь на угощение.

– Тогда проходи на кухню.

Синди попытался посмотреть на будущую картину, но художник закрыл ее спиной.

– Нельзя. Пока не закончу, не покажу – примета плохая.

Вскоре Синди сидел на кухне, развернув стул задом наперед и поставив локти на спинку, а на столе перед ним стояла чашка кофе, бутерброды и вазочка с печеньем. На кухне у Джонатана был такой же идеальный порядок, как и в ванной, но готовить он не умел. Зато кофе у него на самом деле был выше всяких похвал – художник зря скромничал.

– А что, ты часто бываешь у Квентина? – поинтересовался Синди. – Я никогда тебя не видел.

– Нечасто, – Джонатан сел напротив. – Но ты мог меня просто не заметить. Хотя вряд ли мы встречались. Я бы тебя уж точно не забыл.

Синди почувствовал холодок вдоль позвоночника и вдруг снова почувствовал себя полуобнаженным на постаменте. Джонатан тоже явно ощутил что-то подобное, потому что поспешно добавил:

– У меня отличная память на лица.

Синди одним глотком допил кофе и поднялся.

– Мне пора.

– Подожди, – засуетился Джонатан, – мы же так и не обсудили оплату.

Синди совсем забыл, что пришел позировать ради денег. Впрочем, он не смог бы поручиться, что делал это именно ради денег. Он понятия не имел, сколько просить за такой труд. К счастью, в этих вопросах Джонатан был сух, деловит и прекрасно знал почасовые расценки за работу модели. Сумма оказалась приличной, к удивлению Синди, и хотя бы отчасти должна была покрыть убытки от ухода Лиу.

– Не разочаровался? – спросил Джонатан, когда Синди уже стоял на пороге. – Не раздумал?

– Еще чего! – засмеялся Синди. – Я не такой идиот, чтобы отказаться от шанса попасть в шедевр!

«Раз уж других шансов прославиться в искусстве что-то не видать».

Синди ходил позировать Джонатану через день или, если был загружен на работе, раз в три дня. Чем ближе был праздник, тем выше поднимался градус истерии в школе. Одни преподаватели отрабатывали свой номер спокойно, по ходу дела внося изменения – сказывался профессионализм. С учениками, конечно, было сложнее.

– Мне иногда хочется забраться за колонку и сделать вид, что я тоже маленький, несчастненький, творческий человек, да еще и обдолбанный, отъебитесь. А нужно делать вид, что я робот и все знаю! – фыркал Синди, стоя в потоке света в позе, уже ставшей привычной.

– Ты справишься, – улыбался Джонатан. – Ты же их всех любишь, я же вижу. Подготовь их морально, что ли…

– Ну… хм…

– Что?

– Когда Люси вчера опять стала плакаться, что они опозорятся и вообще все плохо, я вскочил и выбежал с воплем: «Мы все умрем!»

– И как?

– Помогло…

Стандартные утешения на «великолепную четверку», которая осталась от «пятерки» и правда уже не действовали, но Синди старался их подбодрить. Свое собственное волнение он старался от них скрывать, хотя причин волноваться у него хватало. Он переживал за всех четверых, таких разных. Индивидуальные занятия были оставлены. Они все вместе придумали танец и разучивали его. Самое сложное было – привыкнуть работать сообща. Если движения каждого в отдельности уже не представляли для учеников большой сложности, то переходы и перестановки давались с трудом. До сих пор они не так много танцевали вместе, да и то не следили за тем, как выглядят их движения для стороннего наблюдателя. Синди отучил их думать о публике, чтобы найти свой собственный стиль и научиться работать с музыкой, однако впереди был концерт, а значит, о зрителях не думать уже не получалось – Синди не требовал невозможного. Кроме того, из-за разности характеров у учеников было совершенно разное восприятие музыки, а поэтому и разные танцы. Синди быстро отмел идею о том, чтобы всем двигаться синхронно. Нужно было, как и преподавателям, показывать каждого отдельно, выводя на передний план одного за другим. У Синди трещала голова, когда он пытался уложить в нее все сразу: кто что делает, как это будет смотреться в совокупности, как сделать красивые перестановки… Как сочетать плавные движения Люси, более четкие и резкие – Влады, спокойную силу Гро и жизнерадостность Конрада. В такие моменты хотелось вознести хвалу небесам за то, что Лиу с его звериной пластикой ушел – Синди понятия не имел, как бы он умудрился вклинить в постановку еще и альбиноса. Сам он, с тех пор как бросил бальные танцы, всегда выступал один и теперь то и дело терялся при постановке группового танца.