Текст книги "Три романа Синди Блэка"

Автор книги: Графит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

– Да ничего не нужно, – с досадой сказал Тим. – Все есть. Денег хватает. Она же не при смерти! Так, нужно пить таблетку раз в день и не прыгать с тарзанки еженедельно, а остальное все можно.

– Уморите вы меня, – проворчал Синди, остывая. – В следующий раз не забывайте меня, убогого!

– И ты, – серьезно попросил Тим, – не забывай.

– Вас забудешь, как же. Все, до связи.

Тим отключился. Синди подошел к краю площадки. Разговор с другом взволновал его. Помимо того, что он переживал за Фредди, неутомимую Фредди, которая оказалась открытой для болезни, как и другие смертные, теперь он еще и не мог не думать о собственной катастрофе. Тим был прекрасным другом, он всегда был рядом, когда нужно, но у него был талант тыкать прямо в открытую рану, не нарочно, с самыми благими намерениями.

Пишут о разрыве, значит… СМИ уже прописали механизм их с Саймоном расставания, хотя они и не выносили скандалы на публику. Синди снова почувствовал, что у него нет личной жизни, и она вряд ли когда-то появится. Любой его поступок мог стать достоянием общественности. Но было что-то обидное и неумолимое в том, что, пока он маялся и не знал, как поступить, журналисты уже все решили за них. Как будто они в момент написания своих статеек стали воплощением судьбы.

Или еще не стали?

Все началось так внезапно, что Синди не сразу сообразил, что происходит. Небо потемнело, воздух загудел, как басовая струна, а потом раздался протяжный заунывный свист. Синди посмотрел в сторону окраин – там поднимались столбы красной пыли, с такого расстояния маленькие и совсем не страшные. И, как всегда, Хара принимала вызов пустыни – над городом поднимались зеленоватые прозрачные щиты. Слишком медленно, как казалось Синди. Но выяснилось, что инженеры знали свое дело, и когда первый порыв ветра швырнул в город песком, колпак твердо стоял на месте.

– Песчаная буря, – раздался механический голос откуда-то снизу, – сохраняйте спокойствие. Защита активирована.

Синди стоял на смотрплощадке, и оказалось, что он ближе всех к небу, кроме, быть может, работников на вышках. Он смотрел, как ударяются в купол песчаные кулаки, и как рассыпаются, стекают вниз красными струями. Иногда ему казалось, что щиты прогибаются под ударами, но они держались, прочные, надежные. Синди вдруг испытал прилив гордости за неизвестных ему людей, которые смогли придумать и построить такую защиту, чтобы сохранить город в пустыне. Он поневоле чувствовал сходство с Харой – это он попал в центр бури, скандалов, сплетен, болезни Фредди, эмоций Саймона и держал щиты, как мог. Если бы Синди обладал более развитым воображением, он бы мог представить, что это его смятение вызвало ураган.

Все закончилось так же внезапно, как и началось. Стихли удары, стало светлеть. Так же неторопливо, как и поднимались, начали опускаться зеленоватые щиты, и в просветах показалось голубое небо. «Выстояли, – все с той же непонятной гордостью подумал Синди, – какие молодцы».

Вместо тьмы бури на город стали опускаться сумерки, и Синди понял, что пора возвращаться.

Когда он вернулся в отель, то обнаружил в номере, который в этот раз делил со Смитом, еще толпу народа. Смит при его появлении вытащил из кармана какие-то таблетки и проглотил две. Пель вскочила на ноги, и оказалось, что она плакала.

– Пель, ты чего? – с изумлением спросил танцор.

Вместо нее ответил Мелкий, который подскочил к Синди и влепил ему подзатыльник. На каблуках Синди был куда выше, поэтому клавишнику пришлось слегка подпрыгнуть.

– Идиот! – начал Мелкий в своей обычной манере. – Ты чем думал?! Ты где был?

– Гулял, – растерянно сказал Синди.

– Гулял он! Все нормальные люди по домам прячутся, а он гуляет! Нам тут уже рассказали. Самая сильная буря за последние двадцать лет! За городом засыпало одиннадцать машин, в том числе автобус с туристами!

– Не поехал же я перед концертом на экскурсию…

– С тебя бы сталось!

Металл из своего угла заметил:

– Связи не было. Мы волновались.

Синди вздохнул. Казалось, он, побывавший ближе всего к буре, испугался меньше всех.

Дверь распахнулась, и вошел Саймон.

– По новостям передали, что… – тут он заметил Синди и замолк. Синди смотрел на него с некоторой опаской.

Саймон подошел и взял его за волосы на затылке, заставляя смотреть в лицо. Синди втянул воздух сквозь зубы – это было больно.

– Вернемся в Анатар – прикую к стене, – пообещал Саймон, оттолкнул Синди, развернулся и вышел.

– Пришел, поорал и ушел, – заметил Металл.

«А что, – подумал Синди, – может, опять облажались господа журналисты. Это мы еще посмотрим, кто, куда, к кому ушел».

Смит поднялся и хлопнул в ладоши.

– Так, раз мы все в сборе, шевелимся скорее! На работу, на работу, гримироваться, срочно!

Синди думал, что из-за бури придется отменять концерт или, по крайней мере, половина зрителей не придет. Однако для жителей Хары бури были привычным, хотя и неприятным явлением. Переждав напор красного песка, они с удовольствием собрались посмотреть на «Черную Луну». Площадка Синди была ниже обычного, и он, в этот раз в напоминающем о языках пламени костюме, различал в толпе отдельные лица.

Может, из-за непривычной близости к сцене, может, из-за обострившегося восприятия Синди вдруг понял, какой у Саймона красивый голос. Он и раньше об этом знал, разумеется, но привык, как человек привыкает ко всему, что его окружает. А теперь вдруг услышал снова. Саймон не умел петь, не выкладываясь полностью, на сцене он был абсолютно честен, и впервые за долгое время Синди проникался не музыкой, как обычно, а голосом. На бархатных нижних нотах у него что-то дрожало не то в груди, не то в животе, он даже испугался однажды, что из-за этой дрожи не сможет танцевать, но нет. Если от облика Саймона можно было избавиться, закрыв глаза, то от голоса деваться было некуда. Синди казалось, что он слушает не только ушами, но и сердцем, кожей, всем своим существом. И зрители, должно быть, чувствовали что-то подобное. На финальной «Вечность моя» публика замерла и молчала даже, когда умолкли последние звуки, и только когда Саймон сделал пару шагов назад, чтобы представить остальную группу, зал взорвался и не утихал, пока «Черная Луна» не сыграла еще три песни.

«Я скажу ему», – думал Синди в гримерной. – «Я скажу ему… что-нибудь. Прямо сейчас. Мы не можем так просто взять и разойтись, это глупо, так не бывает. Я скажу ему, что был дураком. Что разволновался из-за Фредди – она бы не обиделась, она всегда меня защищала… Или просто подойду и обниму его, он же понимает без слов, ему хватит…»

Гример снимал с него краску ужасающе медленно, слой за слоем, и конца этому не виделось. Синди с трудом мог усидеть на месте, желание поговорить жгло его невыносимо, а гример все возился и возился с его лицом.

– Неужели это так сложно – быстро смыть грим?! – не выдержал в итоге Синди. – Нельзя быстрее шевелить руками?!

Гример посмотрел на него неодобрительно и продолжил. Это было настоящей пыткой, и, когда на лице у Синди не осталось краски, он едва не порвал свой костюм, пока быстро сдирал его с себя. Натянув обычную одежду, он выскочил за дверь и с облегчением увидел, что не опоздал – Саймон шел к выходу, и он был один.

– Саймон! – позвал Синди. Певец замедлил шаг, обернулся, Синди сделал шаг навстречу…

– Господин Блик, буквально два слова!

Синди не понял, из какого закоулка выскочила эта девица – высокая, спортивная, с мини-камерой в руках и с нелепым хвостиком на затылке. На лице у нее замерло просительное выражение, которое ужасно ей не подходило.

– Господин Блик, журнал «Люди и музыка», прошу, маленькое интервью!

– Откуда пресса за кулисами? – выплюнул Синди в бешенстве. Пока они стояли в коридоре, из гримерной вышел Металл, от выхода показался Смит с сообщением, что машина готова… Момент был безвозвратно упущен.

Больше удобного случая ему так и не представилось. Оказалось, что билеты у них были заказаны на очень неудобное время, до отлета аэробуса оставалось всего ничего, и все спешно сгребали свои вещи по сумкам, Смит в сотый раз проверял, вовремя ли они будут в порту, в коридоре на кого-то орала Пель, хлопал дверью Мелкий. В порт они, конечно, успели, но поговорить с Саймоном так и не удалось.

Впрочем, Синди показалось, что все может устроиться и без объяснений. Саймон больше не напоминал ни замороженную рыбу, ни буйного сумасшедшего. Уже на борту он подмигнул Синди:

– А неплохо слетали, чудо, а?

Синди кивнул, хотя на самом деле он предпочел бы забыть эти гастроли, как страшный сон. Он осторожно положил голову на плечо Саймона и задремал. Больше всего ему хотелось проснуться уже в их квартире, как будто не было ни этого перелета, ни наркотиков, ни скандалов, ни пьяных выходок.

В Анатаре выяснилось, что Смита срочно ждут в продюсирующей компании, и с ним зачем-то должен ехать и Саймон. Синди скрипнул зубами, но здесь от него ничего не зависело. Он отправился домой. Разобрал вещи, принял душ… и понял, что если будет ждать в пустой квартире, то сойдет с ума. Поэтому он собрался к Фредди.

Он сам не признавался себе, что боялся увидеть Фредди больной – с темными кругами под глазами, бледной, худой, с потускневшим взглядом. Оказалось, что Тим не соврал и ничего страшного с ней не случилось. Фредди была все той же – энергичной, загорелой и деятельной. Она хохотала, когда Синди выпытывал у нее подробности визита к врачу, отмахивалась и заявляла, что кое-кто слишком впечатлительный, а еще кое-кому она лично язык отрежет. У Синди отлегло от сердца. Хотя бы эта проблема была временно решена.

Он вернулся затемно, а Саймона все еще не было. Сумки стояли неразобранными, в квартире было тихо и пусто.

Так уже было однажды – Синди ждал, а Саймон все не шел и не шел. И, словно в циклическом кошмаре или на диске, заевшем на повторе, события развивались по одному сценарию. Саймон открыл дверь, и прихожую наполнил привычный букет запахов – сигарет, алкоголя и одеколона.

И чужих духов.

Синди отшатнулся, как будто его ударили. Ему хотелось зажмуриться, а потом открыть глаза и увидеть другую реальность. Или убедиться что это голограмма, пусть даже и с запахом – разве не могут ученые изобрести пахнущие голограммы? Запах духов, сухой и сладкий, витал в прихожей, и Синди он казался омерзительным.

– Опять?! – вырвалось у него. Он хотел сказать что-то другое, он думал встретить Саймона с радостью, а получилось это бессмысленное «опять».

– Ты о чем? – Саймон поднял брови, будто не понимая вопроса.

– Блик, ты мог бы хоть в этот раз удержаться?! – Синди понимал, что говорит не то и не так, но накопившаяся обида подкатывала к горлу. Его тошнило этой обидой, и сдержать этот процесс было так же сложно, как тошноту.

Саймон выглядел раздраженным.

– Ты можешь сказать по-человечески?! Что не так?

– Что не так? Может, то, что ты в первый же вечер пришел, воняя чьими-то духами?

Саймон внезапно расхохотался. Синди прищурился. Он не понимал причины этого смеха.

– Что смешного?

– Например, ты. Синди, я встречался с продюсером.

Это была такая беспомощная ложь, что Синди оставалось только криво усмехнуться.

– О да. И он подарил тебе одеколон за хорошую работу.

– Почти. Очень настойчивая дама.

Он откровенно посмеивался, и у Синди темнело в глазах. Может, это была аллергия на духи. Он предпочел бы, чтобы это была аллергия.

– Что, теперь ты так повышаешь рейтинг группы? Находчиво. Раньше ты больше голосом, а не членом работал.

Саймон перестал улыбаться. Он успел стянуть плащ и ботинки и шагнул к Синди.

– Ты закончил? Меня уже достали твои истерики.

– А меня достало, что ты трахаешься с кем попало! И что?

– Кажется, я тебе ничего не обещал.

Это было правдой. И одновременно ложью. Синди хотелось сказать, что Саймон врет. Врет, потому что он обещал больше, чем высказал словами – обещал своей тревогой, заботой, ревностью, наконец!

– Я не хочу быть где-то в списке, – упрямо сказал он. – Мне этого мало. Мне надоело. Надоело, что тебе плевать.

Саймон скрестил руки на груди. Глаза у него были злые. И ответ был тоже злым и очень страшным.

– Если тебе уже ничего не нравится, тебя тут никто не держит, – вот что он сказал.

Синди хотелось схватить его за плечи и трясти до потери сознания. Хотелось крикнуть: вот же я, неужели ты забыл, сколько всего у нас было! Вместо этого он вздернул подбородок и скривил губы:

– Да?

У Саймона дернулась щека, но ответил он спокойно.

– Да.

Синди стиснул кулаки.

– Я пойду собирать вещи.

Он уходил с той же сумкой, с которой пришел когда-то, затолкав в нее свое барахло. Наверняка он забыл часть вещей, но он слишком торопился, чтобы проверять, все ли взял. Саймон не присутствовал при этом, но он был за стеной, в соседней комнате, и Синди чувствовал его присутствие так же верно, как если бы видел его через стену.

Синди сам не верил в то, что происходит. Расставание выходило каким-то скомканным, неправдоподобным. Впору было ожидать фейерверка и вопля: «Сюрприиииз!» Но ничего не происходило, только он толкал трясущимися руками в сумку одежду. Он не мог понять до конца, зачем делает это. На кухне курил его любовник, раздраженный, уставший после перелета. Им бы упасть вместе в постель и спать до утра, проснуться вместе, поспорить из-за очереди в ванную, позавтракать в кухне, рассеченной солнечными лучами… Вместо этого он, Синди, собирался уходить. А Саймон вернулся от очередной женщины и сказал, что Синди тут никто не держит.

Никто не держит – значит, никому не нужен.

Он дернул заевший замок сумки и выкатился за дверь, вызвал лифт. У него не хватило сил попрощаться и уйти с гордо поднятой головой. Он просто струсил. Даже не вышло красиво разойтись.

Он вышел из подъезда, хватил ртом холодный ночной воздух и понял, что идти некуда. Кажется, он уже был в подобной ситуации, только тогда у него с собой была сумка поменьше. Получалось, что все, что он накопил за эти годы – пара килограммов шмоток. Негусто. Стоять у подъезда было глупо, и Синди пошел налево. Он заставил себя не оборачиваться и не проверять, смотрит ли Саймон ему вслед из окна. На это ушли остатки его гордости.

Он шел в свете фонарей, иногда его освещали фары пролетающих мимо автомобилей. Синди ощущал мучительную раздвоенность. Одна его половина хотела вернуться назад, броситься Саймону на шею, пообещать что угодно, лишь бы вернуть прошлое и забыть ссору. Другая отчетливо помнила жесткую усмешку, холодный взгляд и слова: «Тебя тут никто не держит».

Никто не держит. Не к кому возвращаться.

Синди понял, что ноги несут его к дому Фредди. Что ж, это был хороший вариант. Прийти, ткнуться лицом в ее колени, помолчать или рассказать все, послушать ее, такую уверенную в завтрашнем дне, такую оптимистичную. Если не поверить, что все будет хорошо, то хотя бы снять часть груза с души и переложить на ее плечи. Фредди умница, она бы что-нибудь придумала…

Синди уронил сумку на землю и выпрямился.

– Нет уж, – сказал он вслух сквозь зубы, – хватит. Сначала родители «что-нибудь придумывали», потом Майк «что-нибудь придумывал», потом Фредди, потом Саймон… Пора уже самому «что-нибудь придумывать», блядь. Иначе так и пробегаю всю жизнь в соплях.

Рядом притормозил автомобиль.

– Такси?

– Да, – сказал Синди и забрался в салон. Пахло табаком. К счастью, слишком крепким, Саймон такой не курил. – В гостиницу.

– В «Люкс»? – предложил таксист, окинув Синди взглядом.

– Нет. На окраину, – велел танцор. И добавил скорее себе, – Кончилось время люксов.

Он провел ночь в дешевом номере гостиницы в спальном районе города. За стеной справа храпели, за стеной слева занимались сексом. Синди не позволил себе выпить ни капли алкоголя, но выкурил всю пачку сигарет. Он бродил по номеру, смотрел воспаленными глазами в ночь, пока небо не стало светлеть и не запели первые птицы. Он чувствовал себя человеком, у которого только что снесло взрывом дом. Все то, что он любовно отстраивал, было разрушено. То, что он принял за катастрофу, оказалось только ее предвестием. И теперь он стоял среди обломков и думал, как жить дальше.

Прежний Синди Блэк умирал. На его место приходил новый Синди, привыкший полагаться только на себя. Он уже чувствовал что-то подобное, когда сбежал в Анатар, но тогда его решение объяснялось импульсом, интуицией, а теперь на одной интуиции прожить было уже нельзя. В душе у него что-то съеживалось и горело, но новый, появившийся этой ночью Синди не позволял себе раскиснуть и удариться в истерику или, тем более, сотворить с собой что-то дурное.

Когда над Анатаром встало солнце, Синди был готов.

Объявить об уходе из группы было проще, чем он думал. Возможно, потому что Саймона поблизости не было. Синди не спрашивал, где он.

Смит что-то растерянно бормотал о причинах, о неустойке, о том, что не надо губить себе карьеру… Пель не менее растерянно спрашивала, как же так. Ее заело, как заводную игрушку, она не могла остановиться.

Мелкий не верил своим ушам. Он смотрел на Синди, расширив и без того большие глаза, а потом сжал губы и отошел к окну, словно его это и не касалось. Синди не ждал от него добрых слов, но такая реакция задела его сильнее, чем он ожидал.

И только Металл повел себя дружелюбно. Он молча подошел к Синди и положил ему на плечо свою лапищу. Он не осуждал, не пытался переубедить. Он понял. В порыве чувств Синди крепко обнял Металла. Они не говорили по душам, не делились друг с другом сокровенным, но именно Металл понял сейчас танцора, и его понимание внезапно оказалось для Синди очень важным. Он, проведший всю ночь с сухими глазами, едва не расплакался, однако дышать стало немного легче. Узел, затянутый в груди, слегка ослаб.

После выплаты неустойки по контракту оказалось, что денег у Синди катастрофически мало. Их еще хватило, чтобы снять относительно приличную комнату, однако нужно было срочно брать себя в руки, чтобы не оказаться на улице без штанов.

Синди это устраивало. Ему хотелось занять свое время чем угодно, лишь бы не оставалось минут для размышлений. Потому что размышления всегда повергали его в отчаяние. Даже когда он расставался с Майком, все было не так плохо. Майк тогда казался Синди обманщиком, человеком, который скрывал от него истинное отношение, монстром в костюме принца. Теперь же Синди не мог утешать себя подобным образом. Саймон был Саймоном, и Синди был собой, и все было честно. Не сошлись. Не получилось. Никто не виноват или виноваты оба. Лучше было работать до изнеможения, но не думать об этом.

Оказалось, что найти работу не так-то просто. Привыкнув, что подобные вопросы решают Саймон и Смит, Синди сперва растерялся. Никто из продюсеров не стремился прибрать к рукам безработного танцора. Синди с трудом выгрызал себе мелкие контракты: съемки в рекламе, в фотосессиях, роли в рекламе – что угодно, позволяющее заработать денег или убить время. Доходы его стремительно падали, но на жизнь еще хватало.

Пару раз к нему забежали друзья, когда Синди сказал, что сменил место жительства. У них хватило такта не расспрашивать и не пытаться слишком рьяно уговаривать его вернуться домой. Только Тим сжал кулаки и пообещал начистить Саймону морду. Бедняга Тим. Для него не имело никакого значения, был ли Саймон Блик звездой или нет. Он обидел друга Тима и должен был быть наказан.

Синди отказался брать у друзей деньги, и тогда они стали приходить к нему с выпивкой и закуской. Фредди притаскивала с собой целые пироги, Тинто приволок пачку чая («ты единственный, кто сможет по-настоящему оценить его со мной»), Тим «забывал» на тумбочке сигареты… Синди раскусил их быстро, но не спорил. Он не мог еще и отвлекаться на споры.

Вокруг него какое-то время вились журналисты, терзали вопросами. Они ради приличия спрашивали его об уходе из группы, о творческих планах, о работе, но за всем этим виделось искреннее, жадное любопытство. Они хотели знать о Саймоне, об их разрыве, если бы Синди сорвался, они бы разобрали их отношения по костям и обсосали каждый хрящ. Синди отделывался общими фразами вроде «не сошлись характерами». Ему не хотелось мстить Саймону таким образом – слишком мелко это бы получилось с его стороны. И уж тем более он не собирался говорить правду: «Мы просто два дебила, которые не смогли договориться!»

И все же были иногда ночи, которые Синди проводил в одиночестве, не занятый ни работой, ни разговорами с друзьями. Этих ночей он боялся больше всего.

Стоило ему лечь и закрыть глаза, как начиналось ОНО. Синди отчетливо слышал шаги, негромкое хмыканье, а потом чувствовал, как его спины касаются сухие ладони, как уверенно скользят вниз, ложатся на ягодицы… Финальной точкой всегда был поцелуй у основания черепа, после него Синди не выдерживал и распахивал глаза, чтобы ничего не обнаружить. Гудели трубы, спорили соседи наверху, лунный луч выхватывал из темноты кусок стены в нелепые цветочки. Синди лежал на скомканных простынях, задыхаясь от эмоций и духоты. Лето в Анатаре выдалось жарким, Синди метался на влажной постели, не в силах уснуть.

Иногда он всерьез боялся сойти с ума.

Синди запретил себе узнавать новости о «Черной Луне» и не поддавался искушению нарушить этот запрет. Он не смотрел клипов, не читал заметок и не ходил на форум. Он не включал радио по комму, чтобы случайно не наткнуться на знакомые песни. И лишь однажды, когда Синди покупал продукты, он услышал в магазине родной голос и не смог уйти. Он простоял всю песню, замерев и глядя куда-то в потолок, и далекий Саймон пел о любви и ненависти, и под веками у Синди откуда-то взялась стеклянная крошка, а иначе с чего бы там вдруг стало так влажно? Он шатался, как пьяный, когда пришел на кассу, и девушка-подросток, чистенькая, серьезная, с умными глазами, спросила, все ли с ним в порядке.

– Нет, – сказал Синди. – От меня ушел любовник. Знаешь, как это паршиво?

Она посмотрела на него с изумлением.

В тот же день на Анатар после недель духоты обрушился ливень, и Синди промок до нитки, когда возвращался в съемную квартиру. Домом она ему так и не стала. Он продрог и был уверен, что заболеет. Уже у себя он скинул туфли, разбросав их по углам. Хозяйка вечно ругала его за неаккуратность, но Синди пропускал ее слова мимо ушей. Он упал на постель, в чем был, и немедленно отключился.

Синди проснулся от стука в дверь. Кто-то ломился к нему так, что еще немного – и щеколда бы не выдержала.

– Иду, иду, – проворчал Синди, неохотно поднялся и поковылял открывать.

За дверью стоял Саймон. С его плаща и шляпы текла вода, волосы потемнели и повисли неаккуратными прядями. Под глазами залегли круги, словно Блик пил неделю без продыху.

– В дом-то пустишь? – равнодушно спросил он, когда Синди застыл на пороге столбом.

– Да! – Синди схватил Саймона за руку и потащил внутрь. – Входи скорее!

Он сам столько раз представлял эту встречу, думал прийти, объяснить, сказать, что больше никогда так не поступит. Представлял, как поднимается на лифте и звонит в дверь – Саймон никогда не спрашивал, кто пришел. Но все это оставалось фантазиями. Достаточно было вспомнить холодный голос и слова «тебя здесь никто не держит», чтобы Синди не бежал через весь город.

Саймон оказался умнее. Он пришел сам, невесть как найдя его в Анатаре. Синди шмыгнул носом и обнял его прямо в мокром плаще. От Саймона не пахло ни одеколоном, ни сигаретами, только дождем.

– Ты пришел, – пробормотал Синди. – Как здорово, что ты пришел…

Саймон обнял его в ответ. Все сильнее и сильнее… Синди показалось, что сейчас хрустнут ребра.

– Мне больно!

– От меня не уходят, – глуховатый голос звучал как будто издалека. – Неужели ты этого не понял?

Синди вскинул голову и закричал – у Саймона было лицо Майка, но вместо глаз на этом лице жутко зияли две черные дыры.

Синди проснулся от своего же крика. В комнате было пусто, на улице грохотал ливень, вода журчала по пластику окон, капли падали в открытую форточку. Никакого Саймона. Никакого Майка.

Внезапный стук заставил Синди вскочить. Сердце бешено колотилось. Однако это был всего лишь сосед, которому не нравились крики в комнате танцора.

Тогда Синди понял, что надо бежать. Бежать, пока эти сны, видения, расспросы, жалость не свели его с ума окончательно.

Бежать! Но куда? И на какие деньги можно было убежать так далеко? Неужели стоило снова скрыться в никуда, сменить фамилию, биографию, возраст?

Для начала не мешало бы подзаработать. Синди включил комм, чтобы посмотреть, нет ли ответа на его письма о работе, и наткнулся на свежую заметку. Квентин Вульф вернулся со своих гастролей на Гайю и собирался продолжать преподавательскую деятельность.

Квентин… Нельзя сказать, что Синди не думал о его предложении. Думал… но боялся. Улететь означало бросить все, что здесь у него было. Друзей, какие-никакие связи, первые достижения, любимый город… Никто его не знал на Гайе, кроме Квентина, никто и не ждал.

– Может, он еще передумал, – пробормотал Синди и послал вызов.

Он уже готов был общаться с автоответчиком, когда экран засветился белым, а потом на нем появилось изображение Квентина Вульфа.

– Синди? – удивился он.

Он был в просторной рубахе с расстегнутым воротом, на столе темного дерева рядом стоял чайник и чашка, над которой вилась струйка пара. За спиной маэстро виднелись какие-то шкафы и стационарный комм – по всей видимости Синди застал его в рабочем кабинете. От обстановки веяло спокойствием и уютом, и Синди вдруг стало стыдно за бардак в комнате, обои в цветочек и грязную кружку.

– Квентин… – Синди понял, что не знает, с чего начать, и решил начать с главного. – Ваше предложение еще в силе?

– Еще в силе, – спокойно ответил маэстро. – Ты надумал? Как же группа и любовник?

– Обстоятельства изменились, – выдавил Синди.

Квентин изучал обстановку в его комнате и самого танцора, похудевшего и наверняка подурневшего.

– Ты сможешь вылететь на Гайю в течение трех недель?

Лучше бы он прямо спросил, есть ли у Синди деньги на перелет. Синди мучительно покраснел и кивнул.

– Смогу.

Через три дня Синди, наскоро собрав вещи и простившись с друзьями, сел на корабль, следующий курсом на Гайю.