Текст книги "Три романа Синди Блэка"

Автор книги: Графит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

Вечер ушел на то, чтобы разобраться в контракте. Синди терпеть не мог деловых документов и ничего в них не понимал, а Квентин, даром что был человеком искусства, прислал ему нечто, написанное зубодробительным языком. Кроме того, мысли танцора все время сбивались, он думал о будущем, о занятиях, которые неожиданно должен был посещать, о разговоре с маэстро и о своих будущих учениках. Кое-как он все же разобрался со своими обязанностями, поставил подпись и отправил контракт обратно Квентину, так и не поняв, сколько он все-таки будет зарабатывать – к постоянной помесячной плате, по меркам Парнаса скромной, должен был добавиться процент от оплаты занятий учениками, но Синди еще не знал расценок школы. В любом случае, других работодателей у него все равно не было, а значит, сомневаться в выборе не приходилось. Да и занятия у самого Вульфа можно было рассматривать как дополнение к заработку.

Возня с контрактом утомила его, от юридических тонкостей заболела голова, и Синди вышел проветриться на балкон. Из окон его номера открывался вид на пруд, но теперь, в темноте, разрезаемой лучами фонарей, этот вид больше не навевал меланхолию – или просто у Синди изменилось настроение. Он посмотрел немного на черную воду и поднял глаза к небесам, рассматривая незнакомые созвездия. Темнело на Гайе быстро – еще недавно на небе стали проявляться первые звезды, а теперь над головой переливался целый океан из них.

– Я на Гайе, – вслух сказал он, словно хотел этими словами утвердить свое положение. – Бля, я в культурной столице галактики. Охуеть.

На этой высокодуховной ноте он закончил наблюдения и вернулся в номер, где послал сообщение Фредди, наскоро стянул с себя одежду, повалился в постель и немедленно отключился. Впервые за последние несколько недель он засыпал без мыслей о Саймоне Блике.

На следующий день выяснилось, что Квентин не шутил и обещаний своих не забывал. Синди просмотрел присланный список литературы и едва не впал в уныние – перечень книг был просто неприличных размеров, и Синди заподозрил, что маэстро не волнуют условности вроде необходимости есть и спать. Отвращение к печатному слову пробуждалось с появлением каждого нового пункта в списке, и Синди предпочел выполнить второе поручение своего уже начальника – записаться в Академию. Даже лекции не пугали его так, как гора литературы.

В Академию он собрался лично, предпочтя переговорам по комму визит не столько из желания убедиться, что все идет, как должно, сколько из любопытства. Он еще не видел центра Парнаса, и теперь, когда первые впечатления от Гайи схлынули, Синди нуждался в новых.

Центр полностью оправдал его ожидания. Никогда прежде Синди не видел настолько разномастной и при этом настолько цельной толпы. Сам не понимая, как это получается, он быстро научился отличать туристов от местных жителей, даже если последние просто шли по своим делам. «Здесь все так или иначе повернуты на искусстве», – вспомнил он слова Квентина. И в самом деле, обыденность Парнаса отличалась от обыденности любого другого города из всех, в которых Синди довелось побывать. Местные привыкли вращаться в этом мире, полном музыки, красок, пестроты афиш и вычурных нарядов, яркости фотовспышек, легкого безумия тех, кто несет в себе то, что принято называть признаками творческой натуры. Синди готов был поклясться, что чувствует запах новых идей от прохожих. В кои-то веки ему захотелось стать своим не в тесной компании, а в толпе, населившей целый город. И что с того, если для этого требовалась учеба.

В Академии клерк в строгом костюме, занимающийся вопросами приема на обучение, смерил Синди равнодушным взглядом, лишь на секунду остановившись на короткой юбке и ярких туфлях. В другое время Синди мог почувствовать себя уязвленным, но к этому моменту он уже видел достаточно, чтобы понимать: одежда другого пола – это слишком мало, чтобы эпатировать местную публику. Здесь, в городе, где процветала свобода самовыражения, пестрые тряпки танцора значили не больше, чем костюм клерка – и у последнего даже было больше шансов привлечь внимание в яркой толпе. Здесь не придавали такого значения одежде, как в Анатаре, – она была всего лишь частью образа, причем не самой значимой, и для успеха нужно было продемонстрировать нечто большее, чем готовность вырядиться во что-то, не вписывающееся в гардероб обывателя. Это одновременно огорчало и восхищало Синди, которому в Анатаре достаточно было только ярко одеться, чтобы привлечь к себе внимание.

Он получил список лекций, которые не были привязаны к определенным дисциплинам и специальностям и были доступны для свободного посещения, на месяц вперед, с предупреждением, что список может меняться и желательно следить за его обновлениями на сайте. Судя по названиям, в Академии можно было узнать о любых направлениях искусства в любой период и в любой изученной местности. Ни в одном вопросе из перечисленных Синди не разбирался досконально и ни к чему не чувствовал особой тяги, поэтому он просто оплатил первые три лекции из списка и получил доступ к той части Академии, которая была открыта только для студентов.

Не успел Синди выйти из Академии, как ему прислал вызов Квентин. Ему хватило одного взгляда на фон, чтобы понять, что часть его поручений уже выполнена.

– Пока ты можешь не приходить на работу, – заявил он.

– Потому что необразованный? – не вытерпел Синди, который и без того сдерживал свой язык весь день накануне.

– Потому что новой группы пока нет, – как ни в чем не бывало пояснил маэстро. Он шел по школьному коридору, и к нему то и дело подходили люди, здоровались, пытались о чем-то спросить. Квентин улыбался, кивал и ссылался на деловой разговор. – Сработавшиеся группы занимаются у своих учителей и вряд ли обрадуются замене.

Синди представил себе, как может встретить его группа, которая «не рада замене», и закивал.

– Так что, пока не наберется достаточно новичков, ты свободен, – продолжал Квентин. – На твоем месте я бы познакомился лучше с Парнасом и разобрался с повседневными заботами – не собираешься же ты постоянно жить в гостинице. Кроме того, надеюсь, что ты не забудешь о нашем разговоре.

– Боюсь, это мне не суждено, – признался Синди. – Ваш список меня пугает.

– Ничего, пока у тебя достаточно времени. Все, до связи. Я вызову тебя, когда придет время приступить к работе… о, добрый день, Валери, рад вас видеть.

Квентин отключился, и Синди счел за лучшее воспользоваться его советом и отправился знакомиться с городом.

Он вернулся в гостиницу уже затемно, иногда пританцовывая, хотя его ноги гудели от усталости. Парнас казался сказкой, видением, выдернутым из чьих-то фантазий и размещенным на Гайе. Музыка здесь неслась из каждого открытого окна, а если заглянуть внутрь, можно было обнаружить все, что угодно – от фотосъемок до инсталляций. Больше того, сами улицы здесь полнились актерами, музыкантами и танцорами. Синди показалось, что он открыл еще один секрет красоты движений Квентина – сцена в Парнасе не ограничивалась площадками внутри зданий, центр города был сценой сам по себе. Пробираясь мимо уличных певцов, живых статуй, торговцев цветами, скрипачей и жонглеров, Синди грыз леденец и не знал, куда смотреть – хотелось видеть и слышать все сразу. Леденец ему сунула торговка сладостями, делающая рекламу своему товару, а выполнен он был в виде гитары. Удивительно, но у Синди не возникло никаких печальных ассоциаций. Здесь, в настоящем, было слишком много всего, чтобы еще и вспоминать прошлое, и оно постепенно отступало, подергивалось дымкой, и боль, еще недавно казавшаяся непрерывной, уходила.

«Кажется, я влюбился, – подумал он, падая на кровать в номере, – все это слишком хорошо, чтобы быть правдой».

Впрочем, пока никакого подвоха ему не удалось обнаружить. Но Синди понимал, что большинство артистов выступали на улице не от хорошей жизни. Такой жесткой конкуренции между представителями творческих профессий, как на Парнасе, стоило еще поискать. И каждый из тех, кто выходил к прохожим и выносил на их суд свой талант, надеялся не столько на скромное поощрение, сколько на то, что их заметит кто-то из воротил шоу-бизнеса и – чем черт не шутит, – предложит контракт. Наверняка уже не одна карьера началась подобным образом, но на десяток талантливых счастливчиков приходилась тысяча тех, кому не повезло. А значит, те, кто выступал перед прохожими, вынуждены были искать работу продавцов, промоутеров, уборщиков и охранников. «Все здесь немного повернуты на искусстве», – о да, Синди имел возможность в этом убедиться.

Сам Синди был застрахован от подобной судьбы. Контракт с Квентином позволял не остаться без куска хлеба, а кроме того, по словам маэстро, защищал от конкуренции. Если Синди и не верил в преподавательский коллектив как в одну дружную семью, он мог хотя бы надеяться, что его несуществующая еще группа будет предоставлена ему одному.

Впрочем, несмотря на все гарантии, Синди находился не в том положении, чтобы сорить деньгами. Поэтому он пролистал объявления о сдаче в аренду квартир и только вздохнул, увидев расценки. Получалось, что если Квентин не наберет новую группу за месяц, Синди останется сесть на диету из воздуха и лепестков цветов, которые росли здесь в каждой подворотне. Но в тот момент Синди не верилось в то, что может стать плохо. Ему казалось, что все свои беды он уже перенес, то и дело окунаясь в них с пятнадцати лет, и теперь судьба смилостивилась над ним и послала на Гайю, в мир цветущих деревьев, светлых домов, уличных песен и танцев и прозрачных леденцов. Личный рай для того, кто о нем мечтал.

Он так и не заставил себя взяться за книги, предложенные Квентином. Вместо этого он позвонил Фредди, но не учел разницу во времени и увидел подругу отчаянно зевающей и в пижаме. Впрочем, попытка извиниться и быстро завершить разговор провалилась.

– Ты уже разбудил меня, придурок, так что не порти мне ночь и выкладывай, как ты устроился.

Синди не нужно было просить дважды. Накопленные за день впечатления требовали рассказа. Он засыпал Фредди описаниями Парнаса, часто ему не хватало слов, и тогда он жестикулировал и бегал кругами по комнате от переизбытка эмоций. Фредди, сонная, растрепанная, слушала его, подперев щеку рукой и мягко улыбаясь. В итоге он выскочил на балкон. За его спиной небо раскрашивалось в разные цвета – где-то шло лазерное шоу.

– Ну что же, – подвела итог Фредди, когда Синди выдохся и припал к стакану с водой, – я рада за тебя. Признаться, теперь я куда спокойнее за тебя, чем еще неделю назад, хотя сейчас ты за тысячи километров. Я вижу, что ты на своем месте.

– Жаль, что ты не можешь увидеть всего.

– Зато я увидела, как ты рассказываешь. Хоть билет на концерт как-нибудь пришли, засранец!

– Фредди… я же учитель танцев теперь. Я не выступаю.

– Ну да, да. Но если что, билет пришли!

– Упрямая коза.

– А как же с тобой иначе. Передай своему Квентину, что я благословляю его периодически тебя пороть.

– Он не «мой».

– Так и знала, что по сути возражений не будет! – расхохоталась Фредди и отключилась.

На следующий день Синди выбрал квартиру. Он с первого взгляда влюбился в ее окна – высокие, наполняющие светом комнаты на заре, в небольшой сквер около дома, где бил небольшой фонтан и разливался пруд, в котором разевали рты неповоротливые золотистые рыбы, и выгибал спину ажурный металлический мост. Единственным недостатком квартиры была удаленность от центра, но Синди сомневался, что сможет снять в центре хотя бы комнату. Кроме того, его все больше радовало равнодушие окружающих к его внешнему виду. Хозяйка, показывающая ему квартиру, только раз скользнула взглядом по его голым ногами и ничего не сказала. Синди был уверен, что до него у нее останавливались самые разные жильцы и, судя по мягкости обращения, он ей казался далеко не худшим вариантом квартиранта.

Пока он улаживал формальности и вносил предоплату, день перевалил за середину, и Синди спохватился, что должен быть на первой из лекций. В Академию он успел как раз вовремя и смешался с толпой таких же слушателей, щеголявших ирокезами и пирсингом, одеждой всех цветов радуги, фантастическими аксессуарами и причудливыми татуировками. Среди них несколько молодых людей в деловых костюмах казались случайными гостями, но вот, один из них достал из нагрудного кармана платок, и тот оказался исписан цитатами из песен популярных групп, а на манжетах второго сверкнули запонки в форме черепов. Синди был счастлив.

Однако счастье его поубавилось с началом занятия. Лектор, высокая статная дама, прекрасно поставленным голосом рассказывала о росписи тканей в разные эпохи. Синди с твердым намерением отнестись к учебе серьезно старался слушать каждое слово, но вскоре к своему неудовольствию понял, что то и дело теряет нить повествования. Он уже открыл было рот, чтобы попросить пояснять непонятные слова, но обратил внимание на поведение остальных слушателей. Все они внимательно смотрели на лектора, многие делали пометки на планшетах. Никому не мешали непонятные термины и странные имена, потому что для всех, кроме Синди, они были понятны и привычны!

Сосед слева, тот самый, с запонками-черепами, с удивлением смотрел, как белокожий Синди медленно заливается густой краской, от щек ко лбу, ушам и шее. Синди казалось, что у него горит даже кончик носа. Никогда раньше он не чувствовал так остро недостаток эрудиции. Подмывало вскочить, выбежать из Академии и признаться, что некоторые вещи не для него, а Квентин ошибся. Как можно черпать вдохновение из источника, к которому не подступиться?!

Но подобный поступок стал бы позорной капитуляций и росписью в собственном бессилии. Синди Блэк, сбежавший из дома в пятнадцать, отвоевавший себе право одеваться, как хочется, и выступать, как чувствуется, не мог себе этого позволить. Он стиснул зубы и пообещал себе этим же вечером взяться за первую книгу из списка Квентина. А пока он заставлял себя вслушиваться в речь лектора, даже тогда, когда понимал с пятого на десятое, и вертел в пальцах один из браслетов. Браслет героически продержался всю лекцию и сломался как раз на финальной фразе.

– Эй, ты в порядке? – окликнул его сосед, когда поток слушателей потянулся из аудитории. – Ты так покраснел…

– Жарко тут, – вежливо улыбнулся Синди. – Не могу привыкнуть к климату.

Вечером, перебравшись в новую квартиру, распахнув окно, в которое ветер заносил свежий запах каких-то очередных цветов, Синди взгромоздился с коммом на подоконник и с мрачной решимостью открыл первую из книг, посвященную искусству древних времен.

Он, велевший себе не заснуть хотя бы на первых десяти страницах, с удивлением обнаружил, что на улице начало темнеть, а он оставил позади не десять и не двадцать страниц, хотя читал всегда медленно. Книга оказалась на удивление увлекательной, хотя относилась скорее к учебной, чем к развлекательной литературе. Но, написанная легким живым языком, она заинтересовала Синди. Тем приятнее было находить в ней знакомые факты – что-то он знал от Майка, что-то Фредди и ее друзей, что-то не выветрилось из его головы со времен школьных занятий. Теперь все эти обрывки знаний постепенно стали складываться в общую картину. Синди даже спросил себя, почему он раньше не посвящал время книгам – и не нашел ответа. Ему не пришло в голову, что никто и никогда не пытался привить ему любовь к чтению. Даже Майку было интереснее блеснуть интеллектом, чем реально научить чему-то Синди, а остальным и вовсе было плевать.

Потекли спокойные дни на Гайе. Синди просыпался, когда комнату заливали солнечные лучи, разминался, завтракал и танцевал или шел гулять. Он гулял до боли в мышцах и с восхищением понимал, что на изучение всех красот Парнаса у него могут уходить недели, а улица, которую он вроде бы осмотрел, на следующий день могла выглядеть совершенно иначе.

Пару раз он даже выступал наравне с теми, кто выходил на улицу в поисках заработка и удачи. После этих выступлений его счет хоть немного, но пополнился, что было очень кстати – лекции и книги требовали денег, а Квентин все еще не звал его на работу. Зато маэстро звонил. Сначала, чтобы узнать, как он устроился, а потом для разговоров словно бы ни о чем. Синди понимал, что Квентин экзаменует его, но не видел смысла протестовать.

Иногда ему становилось одиноко. Кроме Квентина, у него не было знакомых на Гайе – слушатели на лекциях постоянно менялись, на работе он еще никого не знал, и порой на него наваливалась неясная тоска. Особенно по вечерам, когда на улице становилось тихо, только доносился из центра веселый гул – там жизнь по ночам не затихала. Ветер шевелил листву в сквере, светился оранжевым одинокий фонарь на мосту, и Синди казалось, что он чувствует каждый километр, разделяющий его и Анатар. В такие вечера он чаще звонил друзьям, подробно расспрашивал про домашние дела, рассказывал о себе. Фредди и остальные искренне желали ему удачи, и Синди приободрялся, убеждаясь снова, что даже на таком расстоянии у него есть близкие люди, которым он небезразличен.

Пробовал он звонить и Мелкому, но после пары раз отказался от этой затеи. Их разговоры превращались для них обоих в пытку неловкостью. Мелкий слишком любил Саймона, чтобы с легкостью сохранять дружеские отношения с Синди, а Синди было слишком трудно постоянно держать себя в руках, чтобы не спросить: ну как? Как там он? Есть ли в нем хоть немножко, хоть на грамм той тоски, от которой Синди до отлета лез на стену, или он уже давно нашел себе кого-то, чье тело согревает его во сне? Синди перестал звонить. Мелкий не перезванивал.

Иногда, в припадке грусти, Синди ехал в какой-нибудь клуб и проводил ночь там за выпивкой и танцами. Он не искал знакомств. Ему достаточно было ощутить себя частью веселой толпы, дышать в унисон с остальными, двигаться в одном ритме с ними, чувствовать запахи пота, алкоголя и возбуждения. Такое мнимое единение отгоняло от него одиночество.

Время шло, таяли деньги на счете. Синди с восторгом неофита проваливался в миры, которые открывали перед ним книги и лекции, и мерил шагами улицы Парнаса. Он смотрел, слушал, запоминал, кормил птиц в парках и рыб в прудах, поднимался на смотровые площадки, наблюдал за искусством уличных артистов, принимал участие в играх, которые проводились в центре то одним, то другим творческим объединением. Синди загорел, немного похудел и в глазах у него появился нервический блеск от избытка новых впечатлений.

В списке книг, которые предложил ему Квентин, были не только энциклопедии, но и художественная литература. После одного рассказа о ныряльщике, который доставал со дна падающие звезды, Синди долго не мог успокоиться. Он и сам не знал, что так зацепило его в этой сказке, написанной простым и приятным языком, но он долго не мог найти себе места, то и дело возвращаясь к сюжету, к описанию ночного моря, серебристых следов на его поверхности, маленькой лодки, качающейся на волнах в ожидании падения очередной звезды. И наконец, Синди не выдержал, вышел в центр комнаты и начал танцевать. Он танцевал – и чувствовал запах океана, его ладони наполняло серебро, его волосы колыхались в соленой воде. Он стал тем, о ком читал, он беззастенчиво воспользовался образом из книги, и при этом самый строгий судья не обвинил бы его в воровстве.

Закончив и отдышавшись, Синди бросил взгляд на часы и набрал номер Квентина.

– Да?

– Вы были правы, – твердо сказал танцор. – Это и в самом деле бездонный колодец.

– Я рад за тебя, – улыбка маэстро была доброй и самую малость снисходительной. – Кстати, со следующей недели приступает к занятиям новая группа. Пора тебе заняться делом.

Перед первым занятием Синди так волновался, что у него дрожали руки, и чайная чашка в кабинете Квентина едва не стала жертвой этого волнения. Он ознакомился со списком учеников и беззвучно шевелил губами, пытаясь запомнить имена и фамилии, но те словно проваливались в какую-то дыру и не задерживались в памяти.

Гро Гэйсхем. Влада Морон. Люси Секст. Лиу Вахарио. Конрад Салли.

После того, как Квентин сообщил ему новость о новом наборе, Синди три дня не находил себе места. Он пытался продумать программу занятий, составить план, но выходила чушь, за которую, будь Синди на месте учеников, он бы освистал учителя через пять минут.

«Вот сейчас приду я в зал, – пророчил Синди, – и спросит меня Влада Морон: тренер, а как правильно танцевать? И что я скажу? Оно само? Слушай музыку и двигайся? За такие советы Лиу Вахарио – это вообще парень или девушка? – меня оборжет, а этот… как его… Конрад Салли выбьет пинком за дверь. И все они пойдут требовать свои деньги обратно».

– Ты уже близок к обмороку или только к истерике? – поинтересовался маэстро, но Синди было не до шуток.

– Квентин, а вы учились на педагога?

– Нет.

– Нет?!

– А что тебя так удивляет? Ты ведь тоже не учился.

– Но это я…

– Ах да, а это я, Квентин Вульф, великий и ужасный. Если тебя это успокоит, то скажу: когда я начинал, то понятия не имел, как учить всех этих людей, которые вдруг решили меня спросить, как танцевать. Поэтому я просто поступал так, как хотел бы, чтобы поступали со мной, когда я сам учился. Оказалось, что это действует.

Синди кивнул, хотя совет не показался ему полезным. Он вспомнил, как подростком учился сам, по видео, втайне от остальных. Чего ему хотелось в тот момент? Кого бы он хотел видеть рядом? Того, кто сказал бы: а теперь поднимаем левую руку вот так, а теперь поворот?.. Кто предложил бы: давай вдвоем, попробуем вместе?!

Ерунда какая-то.

– Хватит портить своим белым лицом мой кабинет, – велел Квентин. – Марш работать и прекрати трястись, ради всего святого. Ты прекрасно знаешь, что делать, просто сам еще не в курсе. Раздевалка для преподавателей налево по коридору, твой зал 48В. Встань и иди!

Синди вздохнул и пошел переодеваться. До занятия оставались считанные минуты, его ученики – его ученики, какой кошмар, – наверняка уже пришли, так что следовало поторопиться.

«Всего пять человек, скажи спасибо, Блэк, что не пятьдесят, как на семинарах Квентина, тебе еще везет».

Зал 48В оказался в другом конце здания, так что на первое свое занятие Синди опоздал, хотя под конец он уже бежал. Он затормозил у двери с бледной табличкой, пригладил растрепанные волосы, перевел дыхание и открыл дверь.

Помещение было выше всяких похвал, и после Синди смог оценить по достоинству и напольное покрытие, и аппаратуру, и освещение, и зеркала, которые можно было закрыть экранами при необходимости, и размеры – для шестерых это был очень просторный зал. Но в тот момент Синди мог наступить на гвоздь и не заметить. Он смотрел только на собравшихся людей, которые ждали начала урока.

Кого он ожидал увидеть? Светских львов и львиц, выложивших от скуки крупные суммы, чтобы разбавить свой досуг танцами? Избалованных детей богачей, которым было «по приколу» заниматься в школе звезды? Отчаянных тусовщиков, мечтающих блеснуть каким-нибудь «приемчиком» на очередной вечеринке?

Совершенно нормальные, человеческие лица. Высокая брюнетка с руками, явно привыкшими тягать гантели и штангу. На оголенном животе просматривались мышцы пресса. Ее пухленькая русая соседка, застенчиво глядящая на преподавателя. «Несколько чересчур пухленькая, – машинально отметил Синди, – ей может быть неудобно». Мужчина лет тридцати пяти – «как я буду учить человека в полтора раза меня старше?!» – крепкий, жилистый, широкоплечий, с квадратным подбородком. Его вид упорно навевал Синди ассоциации со сколоченным на века грубым комодом или шкафом. Молодой атлет, щеголяющий прекрасной мускулатурой, медальным профилем и великолепным загаром – хоть сейчас в рекламу курорта.

Четверо. Синди поискал глазами пятого и врос в пол, потому что спиной к нему, занятый рассматриванием музыкального центра стоял Саймон Блик. Белые волосы рассыпались по плечам – очень непрактично для урока танцев, очень эффектно. Как всегда.

Синди откашлялся, ученик обернулся, и всякое сходство с Саймоном пропало. Теперь танцор видел, что если бы не неожиданность, он никогда бы не спутал этих двоих. У парня у колонок не хватало для Саймона роста и ширины плеч, был другой разрез глаз, слишком широкие скулы, слегка приплюснутый нос, не имеющий ничего общего с длинным носом Блика, а главное, незнакомец обладал очень белой кожей и красноватыми глазами. Парень был альбиносом.

Синди спохватился, что уже минуту молчит, и улыбнулся.

– Доброе утро! Если вы не знаете, то меня зовут Синди Блэк, и именно со мной в этом зале вы будете учиться танцевать. Я рад видеть здесь всех вас…

«так рад, что чуть не обоссался, пока сюда шел»

– …и предлагаю начать со знакомства.

– Влада Морон, – выступила вперед брюнетка. У нее было энергичное, крепкое, как у мужчины, рукопожатие.

Остальные рук жать не стали.

– Конрад Салли, – расплылся в улыбке атлет. Улыбка была под стать его внешности – до неприличия белозубая и обаятельная.

– Гро Гэйсхем, – кивнул «шкаф».

– Люси Секст, – голос Люси был таким тихим, что приходилось напрягать слух.

Синди повернулся к последнему ученику, который не спешил представляться. «Надеюсь, что он хотя бы не немой».

– Лиу Вахарио, – альбинос тоже улыбнулся, и Синди вдруг понял – Лиу намеренно держал паузу, ждал, когда все внимание обратится к нему. «Позер, – подумал Синди, чувствуя, как внезапно болезненно сжимается сердце и это ощущение отзывается в паху. – И определенно не девушка, да».

– Будем знакомы.

Наступал момент истины. Все формальности остались позади, и теперь Синди должен был каким-то образом учить этих людей, которые доверились его мастерству. Все они чего-то от него ждали. Насколько проще было бы, если бы они хотели изучить какое-то определенное направление!

– Это группа свободного стиля, – сказал Квентин, когда вводил его в курс дела. – Они хотят научиться тому, что умеешь ты. И я, если угодно.

В тот момент Синди был польщен таким сравнением. Теперь оно на него давило.

Он прошел к музыкальному центру.

– Сначала я хочу посмотреть, что вы умеете сейчас. Разойдитесь по залу. Когда я включу музыку, танцуйте, как можете. Все, что угодно.

На лицах Конрада и Влады проявилось недоумение. «А вы что думали, – усмехнулся Синди про себя, – сначала пробежка, разминка, растяжка? Нет уж, если мне приходится кого-то учить, надо хотя бы понять – кого».

Для знакомства он выбрал инструментальную мелодию, не слишком быструю и не слишком медленную. Возможно, стоило сразу задать высокий темп, чтобы посмотреть, на что способны эти пятеро на пределе, но существовало одно препятствие – не только им нужно было танцевать, но и Синди внимательно смотреть, как они это делают, а в беспорядочном мельтешении он боялся ничего не разглядеть.

К завершению мелодии он был в отчаянии. О нет, Синди знал, что к нему придут не профессиональные танцоры, а новички. Но одно дело было знать, а другое – видеть и убеждаться, что свои тела люди перед ним не понимают и пользоваться ими не умеют.

Влада Морон успешно поймала ритм и притоптывала, раскачиваясь вперед и назад, как автомат. Гро Гэйсхем тоже топтался на месте, стиснув кулаки, почти прижав локти к бокам и игнорируя музыку. Люси делала несколько робких шагов, разводила руки… и тут же сжималась, отступала обратно и сутулилась. Синди показалось, что она то и дело пыталась сложить руки на груди. Руки Конрада вертелись, как лопасти вентилятора, он перемещался по всему залу широкими шагами, напоминая смерч в миниатюре. Лиу Вахарио двигался лучше остальных, но он то и дело обрывал движение на середине, морщился, сердился и возвращался к началу, пока мелодия убегала дальше.

В зале повисла тишина, нарушаемая только учащенным дыханием учеников. Все они смотрели на Синди в ожидании его вердикта.

– Еще один танец, – сказал Синди, поворачиваясь к музыкальному центру.

– А разве вы не сделаете никаких замечаний? – конечно, это был Лиу. – Просто потанцевать я и в клубе могу.

– Я объясню, – пообещал Синди. – После.

«Вот только пойму, что с вами не так, и объясню. И понять надо быстро!»

На этот раз он сосредоточил внимание не на телах, а на лицах учеников.

Гро Гэйсхем сделал шажок вперед, еще один… бросил взгляд себе под ноги и снова замер, его руки напоминали негнущиеся деревянные балки. Лиу сморщил лоб и замер посреди движения, поднял глаза к потолку. Люси Секст развела руки в стороны, покосилась на Владу, на Синди и сжалась, плечи опустились.

Стоп!

Синди выключил музыку и хлопнул в ладоши. Он не был уверен в своей правоте, но ему показалось, что он понял. Во всяком случае, версия выглядела правдоподобной, а с чего-то нужно было начинать.

Ученики от его хлопка ничуть не растерялись, застыли, в глазах у них читался вопрос. Теория Синди подтверждалась. Если бы его вот так выдернули из танца…

– Сейчас мы сядем в круг и будем слушать эту же мелодию, – объявил он. – Закрыв глаза. Просто слушать.

Теперь недоумение читалось уже на лицах всех пятерых, но никто не сказал ни слова – уверенный тон Синди подействовал. Все послушно опустились на пол, и Синди снова включил музыку сначала. Ученики добросовестно слушали. Синди наблюдал, как разглаживаются их лица, уходило напряжение – во второй раз он для облегчения наблюдений выбрал спокойный дуэт скрипки и клавишных. «Все вы можете, – думал он, переводя взгляд от одного лица к другому, – все вы слышите, так какого?..»

Когда музыка стихла, он был готов атаковать.

– Люси, – сказал Синди, не давая никому опомниться, – что ты сейчас видела?

Люси заморгала и взглянула на него почти испуганно. Это раздражало – как будто Синди не задал простой вопрос, а предложил ему отдаться прямо здесь на полу! «Отвечай, ну же, это ведь так просто!»

– Море, – наконец, выдавила она. – Я представляла себе море, закат, медуз на берегу… Чаек. И корабль, он белый, но в солнечных лучах кажется золотым. И скалу, которая нависает над волнами.

По мере того, как продвигался рассказ, голос Люси все более креп, и уже не приходилось напряженно прислушиваться, чтобы разобрать ее слова.

– Отлично, – просиял улыбкой Синди. – Конрад?

– Море, – не раздумывая, ответил атлет.

Это было уже интересно.

– Так, – Синди поднял брови. – Тут все видели море, или я не один такой извращенец, что вижу что-то другое?

Молчание было ему ответом, ученики были сбиты с толку и не понимали, чего он добивался. Люси спросила.

– Так море – это неправильный ответ?

Синди захотелось разбежаться и удариться лбом о стену.

– Здесь не бывает неправильных ответов! Бывают только ваши и не ваши. Что-то мне подсказывает, что чужие ответы давать – это ай-яй-яй. А, Конрад?