Текст книги "Три романа Синди Блэка"

Автор книги: Графит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

– О чем и на что?

– Что он хватится и начнет трезвонить, как только выйдет из мрачняка. Если да, то… спляшешь в «Континенте» на столе!

– Идет, – мстительно улыбнулся Синди, – тогда если ты проиграешь, то будешь там кукарекать с барной стойки.

Пари скрепили рукопожатием, и Синди уже представил, как Мелкий будет выставлять себя на посмешище… и понял, что не желает этого. Больше всего ему хотелось проиграть… Мелкий же явно был уверен в своей победе, и от этой уверенности Синди становилось легче. Он был благодарен приятелю уже за саму надежду на какую-то взаимность. Да и сам Мелкий сейчас выглядел куда более приятным собеседником, чем в первую их встречу.

– Я ведь не нравился тебе сначала, верно? – поинтересовался Синди, вспомнив обстоятельства их знакомства.

Мелкий кивнул.

– А почему?

– Ну… ты красивый такой. Яркий.

– И все?

– И все. Мало мне было Саймона…

Синди посмотрел на него – низкорослого, растрепанного, вечного шута при короле-вокалисте – и вроде бы понял.

– Сам дурак.

– Чего?

– Того. Еще меня обзывал! Ты наш форум когда в последний раз просматривал, чудило грешное?

– А в нос не хочешь? Давно, мне некогда.

– Ну так посмотри! Узнаешь много нового. Только не обращай внимания на идиотов, – добавил танцор, припомнив некоторые высказывания, – мне вон пожелали, чтобы меня драли в переулке десять человек.

– А почему не сто?

– Не знаю, наверное, до ста они считать не умеют. Так что ты загляни туда, просветись.

Мелкий ничего не ответил, но перестал глядеть так хмуро.

Они проговорили до глубокой ночи, не затрагивая больше настолько личных вопросов, и приговорили остатки коньяка. Для Синди оказалось новостью, что Мелкий, оказывается, смотрит мультфильмы в свободное время и любит комиксы. Говоря об этом, он хмуро посмотрел на собеседника – не засмеет ли? А еще он был настоящим фанатиком своего дела, влюбленным в музыку не меньше, чем танцор, и когда Мелкий говорил о своем инструменте, о выступлениях, о песнях, то незаметно расправлял плечи, бурно жестикулировал, и, глядя в его горящие глаза, Синди думал, что такого недооценивающего себя придурка еще поискать надо. И самого его потянуло на откровенность, Синди рассказывал об уроках в музыкальной школе, которые ни к чему не привели, о том, как он смотрел выступления Квентина Вульфа и мечтал научиться танцевать, о том, как репетировал втайне от всех… Он ни с кем не делился этими воспоминаниями, а теперь, когда рядом был такой же, как он, – творческий, не пугающийся проб и ошибок, все время желающий большего, танцор разговорился. И, рассказывая о своем прошлом, Синди сам удивлялся – неужели все было так? За тем, что он привык списывать по большей части на талант, вдруг оказалась уйма труда, который танцор привык считать чем-то естественным. Память говорила однозначно: было.

В итоге они легли спать ближе к утру, Мелкий на диване, Синди – на надувном матрасе. Привыкший к суровой обстановке квартиры Фредди, он не испытывал никакого дискомфорта и отказался от великодушного предложения попробовать вдвоем поместиться на одном диване.

Синди разбудил звонок комма в тот момент, когда танцор во сне выходил на поклон после выступления в образе Мерилин почему-то перед жюри конкурса бальных танцев. Он недовольно застонал и, не открывая глаз, принял звонок.

– Где тебя носит? – сердито спросил Саймон.

– А? – глупо отозвался Синди, распахивая глаза. – А… нигде, то есть, я у Мелкого.

– Понятно, – после паузы раздалось в динамике. – Ты домой собираешься?

– Д-да… уже скоро!

Саймон отключился, и Синди резко сел и тут же упал, потому что сдувшийся матрас под ним колыхнулся.

– Б-бля… чего он дергается!

– Это ты дергаешься, а не он, – сонно сказал Мелкий, которого тоже разбудил звонок. – Саймон?

– Саймон. Я побегу, а то он там злой и наверняка похмельный.

– Беги, сестра милосердия, а то кто же ему, болезному, стакан пива поднесет!

Синди не отозвался на подначку, быстро натянул штаны и был таков. Вид у него при этом был такой счастливый, что даже Мелкий не захотел это портить и решил напомнить о пари в следующее их появление в «Континенте».

Синди открыл дверь своим ключом и огляделся. В квартире было тихо, но никакой мрачности, которую он уже наловчился определять, как барометр – давление, не чувствовалось. О вчерашнем приступе саймоновой депрессии говорила лишь пустая бутылка у окна, стакан и полная пепельница. Синди разулся и прошел в спальню.

Саймон еще не вставал и лежал, закутавшись в одеяло и обняв подушку. Казалось, он спал, но когда Синди стал тихо переодеваться в домашнюю одежду, то вскоре обнаружил, что за ним наблюдают.

– Ты что, решил перебраться к Мелкому? – спросил Блик, когда понял, что его маневр раскрыли.

– Перебраться к Мелкому? – недоуменно переспросил Синди. – С чего ты взял?

Саймон нарочито равнодушно пожал плечами, и при виде этого жеста Синди вдруг стало легко и весело. Он прищурился и подошел к кровати.

– А что, ты решил уже от меня избавиться? Ну нет, не надейся, это не так просто! Хоть у Фредди спроси, она подтвердит, что Синди Блэк – это такая зараза, которую из дома хрен выгонишь…

Он мог бы болтать и дальше, но тут Саймон ловко сбил его с ног и повалил на себя. Синди что-то недовольно воскликнул, оцарапавшись щекой об утреннюю щетину певца, но вздохнул и устроился рядом, привычно обнимая любовника одной ногой. Саймон серьезно кивнул и снова прикрыл глаза, явно собираясь досыпать в обстановке, которая в какой-то момент стала уютной и привычной для них обоих. Синди поерзал немного и решил последовать его примеру. Уже засыпая, он подумал, что такой болтун как Саймон становился в некоторые моменты молчуном не хуже Металла. Что ж, полученный только что ответ на заданный вопрос Синди более чем устраивал.

Жизнь понемногу налаживалась. Репетиции, ремонт, интервью, иногда участие в развлекательных программах и съемки в рекламе. Саймон успел стать лицом фирмы, выпускающей мужской парфюм, и его фото сверкали на каждом углу и в каждом журнале.

– Не реклама, а замануха для геев, – прокомментировал это Мелкий.

– Почему для геев?

– Потому что женщинам парфюм не подходит, а любому гетеросексуалу хочется врезать по такой наглой морде из чувства противоречия…

Синди тоже не сидел, сложа руки. Он неустанно искал идеи для выступлений, репетировал и гонял себя до изнеможения. Танцору хотелось доказать всему миру в целом и одному конкретному человеку в отдельности, что способен на большее, чем маячить на заднем плане и появляться в заметках журналистов как постельный мальчик Саймона Блика. Весь мир пока молчал. Что до лидера группы, то он ценил таланты танцора на сцене, на кухне и в постели и никогда этого не скрывал, хотя рассыпаться в похвалах было не в привычках Саймона. Вокалист предпочитал получать комплименты сам – и вот тут-то Синди давал себе волю. Ему никогда не сложно было рассказывать любовнику, как он великолепен, напротив, захоти Блэк сдержаться – и он бы лопнул от переизбытка восхищения. Саймону же его излияния доставляли искреннее удовольствие, тем более что Синди никогда не пытался льстить ради своей выгоды. Мелкий ворчал, что Блэк окончательно испортил характер одной звезды с манией величия, но к нему не прислушивались.

Однажды танцор в составе группы съездил к морю на съемки клипа. Нежась в свободное время на пляже рядом с Саймоном, Синди поймал себя на странном ощущении. Ему казалось, что его только наладившаяся жизнь должна пойти прахом, словно где-то поблизости была спрятана бомба, и с минуты на минуту мог раздаться взрыв. «Все не может быть так хорошо всегда», – подумал Синди, рассеянно вертя в пальцах бокал с минеральной водой и невидящими глазами глядя на плещущегося в воде Мелкого и Смита, натирающегося кремом от загара, – «Все это обязательно закончится».

– Эй, что с тобой? – спросил Саймон. – Ты какой-то странный.

– Нормальный я, – отозвался Синди. – Задумался.

– А, вот почему ты на себя не похож…

– Ах ты!..

Утопить Блика на мелководье не получилось, группа благополучно закончила работу над клипом и вернулась в Анатар. Предчувствия Синди не сбывались, но иногда, уже ночью опустив голову на плечо Саймона, или в перерывах между репетициями, или глядя в зеркало с утра, Синди прислушивался и пытался понять: сколько осталось? Сколько секунд еще промелькнет, прежде чем его жизнь взорвется?

Постепенно публика переставала воспринимать Синди как приложение к любовнику. Все реже в колонках, посвященных творческим событиям и светской жизни Анатара, его называли «сожителем Саймона Блика». Из «спутника звезды» Блэк превращался в «участника «Черной Луны» и «заявившего о себе молодого танцора». Когда Синди впервые предложили дать отдельное интервью, он чуть не умер от переизбытка эмоций. Интервью было маленьким, журналист откровенно любовался остроумием собственных вопросов и реплик, да и издание было захудалое, но Синди был так рад, словно его показали по центральному каналу в прайм-тайм. Он по-прежнему не любил журналистов и не верил им, но маленькая заметка на сайте газеты была первым шагом к известности и признанию зрителей. То, что без рекламы и мелькания в СМИ невозможно пробиться к вершинам, он усвоил быстро.

В составе «Черной Луны» он отыграл еще один концерт – спокойнее, чем первый. На этот раз никто не проваливался под сцену, зрителей собрали меньше, да и такого грандиозного шоу, которое устроила Шарлот в прошлый раз, организовывать не стали. Зато впервые Синди вышел вместе с остальными на поклон, а не пропал в темноте, когда стихла музыка. Он стоял на сцене между Металлом и раскрасневшейся Пель, для которой это был дебют, а внизу, в скрывающей зал темноте, вспарываемой только вспышками камер и редкими лучами прожекторов, люди отбивали ладони, топали, свистели и орали. И снова Синди посетило странное ощущение, как будто напротив него в зале возилось одно громадное многотелое восторженное существо. Это существо могло раздавить танцора, но пока оно любило его и потому возносило вместе с остальными. Когда Синди очнулся и посмотрел на Саймона, то без труда убедился – певец чувствует то же самое. Иногда лидер напоминал Синди вампира, который питался эмоциями зала, но в отличие от мифического кровососа, Саймон отдавал в зал не меньше, выкладываясь на концертах полностью. И уж конечно, он заслуживал и аплодисментов, и известности, и любви зрителей. И теперь, получая отдачу от зала, он выглядел так, что у Синди засосало под ложечкой. Саймон почувствовал этот взгляд, посмотрел на Синди и улыбнулся. «Обычный человек не может быть таким. Его создали в секретной лаборатории, где ученые пытаются получить идеального человека», – это танцор додумывал, уже идя по коридорам в гримерную. Возбуждение медленно оставляло его, и мир постепенно становился прежним.

В гримерке пили за Пель. С лихорадочным румянцем на щеках и растрепанными кудрями она напоминала развращенного ангела. Металл кружил ее по комнате, Пель хохотала и брыкалась. Синди тоже опрокинул в себя бокал игристого и, как всегда, после этого коварного напитка ему захотелось остаться с Саймоном наедине.

– Домой? – спросил он, опустив ладонь на локоть певца. – Отметим…

Слово «домой» ему только недавно стало даваться легко и просто, без желания одернуть себя. В стороне хмыкнул Мелкий, а Саймон вдруг смерил Синди одним из тех странных взглядов, которые он так и не научился разгадывать. В такие моменты лицо Саймона было совершенно непроницаемо, и Синди, как ни старался, не мог понять, о чем же думает его любовник.

– Езжай пока один, – сказал Саймон. – Я буду позже.

Синди привык уже, что с Саймоном никогда нельзя сказать наперед, как именно тот будет действовать, примет он предложение или пошлет собеседника к чертовой матери, но в этот раз Синди покоробило. Все-таки они только что отыграли вместе концерт и отыграли неплохо, и Синди всерьез рассчитывал на приятную ночь вдвоем.

Накрашенные ресницы опустились, танцор медленно выдохнул, не позволяя себе вспышки. Саймона нельзя было шантажировать эмоциями, это Синди понял уже давно – по части эмоций Блик мог еще и дать ему фору. Кроме того… Саймон не сказал «нет». «Буду позже – не значит «иди нахрен», – подумал Синди, натягивая сапоги. – «Подожду…»

Однако ждать пришлось долго. Синди бездумно слонялся по комнатам, вертя в пальцах комм. Саймон не приезжал, задержавшись неведомо где, и его любовник так и бродил, как робот: из гостиной в спальню, из спальни в кухню. Стоило бы прервать это бессмысленное брожение, но у Синди все валилось из рук.

Не то чтобы такого не было раньше – было, но все же после концерта, после того, как зал окатывал их обоих восторгом, разъединение воспринималось болезненнее. «Мы ничего друг другу не должны, кроме как по работе», – напомнил Синди себе, подбрасывая на ладони яблоко раз за разом, даже не думая от него откусить, – «Мы отыграли концерт, и теперь вольны делать, что угодно. Никаких обязанностей, мы просто иногда спим вместе».

Фраза получилась на редкость неубедительной. В последнее время Синди чувствовал себя балансирующим на проволоке, которая впивалась ему в ступни. Можно было соскочить вперед, свести отношения к сексу, а потом отказаться и от него, став просто еще одним участником команды, возможно, другом, как Мелкий или Металл, и жить спокойно, не терзая себя попусту.

И сдохнуть от тоски, глядя, как Саймон ведет к себе домой кого-то еще.

А второй вариант был в сотни, в тысячи раз страшнее. Все равно что падать на спину, не зная, что встретит внизу: мягкий матрас или голый бетон, с которого себя уже не соскрести? Чтобы решиться на это, нужно было довериться Саймону и признать, что Синди привязало к нему нечто большее, чем общая постель и один адрес. Забыть про Майка, выкинуть из головы свои прежние страхи и решиться.

Синди не мог. И продолжал танцевать на проволоке, не решаясь ни назвать их отношения любовью, ни разорвать их.

Саймон так и не пришел, и Синди задремал на диване, уронив на пол так и оставшееся целым яблоко. Он спал без снов и проснулся от мелодичного свиста в прихожей. Медленно поднявшись – тело почему-то было тяжелым и непослушным, словно с похмелья, – Синди прошел на звук и обнаружил, что Саймон уже успел разуться и сбросить плащ и теперь поправлял рубашку.

– Ты где был? – спросил Синди. В голосе прорезалась незнакомая хрипотца. Со сна, что ли…

«Я ведь ждал», – мог бы он добавить, но не добавил.

– У знакомой, – ухмыльнулся Саймон, который выглядел до неприличия бодрым и довольным для раннего утра после концерта. Эту ухмылку Синди знал. И знал, кого Блик обычно подразумевает под «знакомыми». Внезапно оказалось, что сфокусировать взгляд очень трудно, когда ты в ярости, а в ушах шумело, словно Синди нырнул в воду и звуки плохо проходили сквозь ее толщу.

На столике стоял стакан, который, если верить рекламе, долго мог служить семье даже с маленькими детьми и домашними животными, любящими переворачивать и сбрасывать на пол вещи. Выяснилось, что на озверевшего Синди Блэка стакан все-таки не был рассчитан – и он с печальным звоном распался на осколки, пролетев мимо левого уха Саймона и врезавшись в стену.

Саймон в удивлении обернулся, посмотрел на злополучный стакан и перевел взгляд на Синди, который, побледнев и стиснув кулаки, ждал грозы. Удивительно, но на лице Саймона появилась широкая улыбка.

– Блэк, – протянул он, медленно подступая к Синди, – да ты, оказывается, ревнуешь.

Синди в ответ на это нелепейшее предположение подробно разъяснил, куда Саймон может идти со своими глупостями и что делать на месте назначения. Как ни странно, Блик выслушал это молча, но его улыбка становилась все более довольной.

– Некоторые пожелания выполнить не смогу, но остальные учту, – подытожил он, быстрым движением сгребая Синди в охапку.

Синди не собирался сдаваться. Он был зол, взбешен, он почти ненавидел человека рядом, но человека это ни капли не смущало. Насколько Синди накануне хотел видеть Саймона рядом, настолько же сильно он желал теперь разбить его красивое лицо. Вот только драться танцор так и не выучился, и на его попытку ударить Саймона в солнечное сплетение тот удивленно ухнул, а потом быстро скрутил Синди, роняя его все на тот же диван.

– Ты еще красивее, когда злишься, – мягкий голос раздался над самым ухом Синди, в то время как он отчаянно пытался высвободить руку из захвата. – Стоит злить тебя почаще…

На это предложение у Синди не нашлось ничего, кроме пары нецензурных слов. Он вскрикнул, пытаясь освободиться, и удивленно выдохнул, почувствовав поцелуй у основания шеи, неожиданно нежный после жесткого залома руки.

– Скотина!

– Конечно, – согласился Саймон, задирая его футболку.

– Сволочь!

– А то.

– Ублюдок!

– А вот это было грубо, – заметил Саймон, уже добравшийся до его штанов.

Синди бессильно взвыл и уткнулся лицом в подушку. В их отношениях Саймон всегда выходил победителем. И самым паршивым было то, что роль побежденного доставляла Синди удовольствие, иначе он нашел бы способ освободиться более надежный, чем ругательства. И проклятый Саймон об этом явно догадывался, иначе не ткнул бы его так уверенно лицом в диван. Чувствуя, как от издевательски ласковых прикосновений вдоль позвоночника снова побежали мурашки, Синди скрипнул зубами и попытался отпихнуть Саймона пяткой. Весьма слабо отпихнуть, впрочем.

– Лежать, – велел его любовник, прижимая ноги Синди коленом к дивану.

И Синди сдался.

Диван был узкий и неудобный для двоих, но Синди все-таки умудрился заснуть и открыл глаза, когда Саймон, уже успевший привести себя в порядок, одевался. Синди с удовольствием проследил, как рубашка скрыла свежие синяки и располосованное ногтями плечо – он дал волю эмоциям. Впрочем, Синди знал, что и сам походит на дикого кота в полосах и пятнах – засосы и синяки на его коже проступали мгновенно.

– Куда ты собрался в такую рань?

– К знакомой, – ответил Саймон, не оборачиваясь.

Сердце у Синди остановилось и провалилось куда-то в желудок, и он с некоторым удивлением увидел, как его собственная рука поднимает с пола его же футболку, замахивается и хлещет Саймона по спине. Блик обернулся и, увидев его лицо, Синди опустил руку, уже поднятую в новом замахе. В последний раз он попадал под такой взгляд, когда дом Фредди осаждали журналисты, и повторения того дня не желал ни за что.

– Не забывайся, – только и бросил Саймон, поправил рубашку и вышел.

– Ну и пошел ты! – огрызнулся Синди, очнувшийся от действия гипнотического взгляда, но уже хлопнула входная дверь. И сразу же в доме стало до того пусто и холодно, что Синди не выдержал, перекусил и сбежал в ближайший парк.

Анатар всегда действовал на него целительно. Синди был влюблен в его улицы, скверы, здания, мосты и виадуки, иногда ему казалось, что, как герой древних сказок, он берет силу прямо из земли. Засунув руки в карманы куртки, он смотрел на деревья, неохотно сдававшиеся осени, отдававшие ей лист за листом, на все еще радостно зеленеющую траву в алых пятнах поздних бессмертников и желтых кружках опавшей листвы. Воздух был такой прозрачный и чистый, что Синди подумал, что его можно запирать в бутылках, хранить в холодильнике и дышать в изнуряющую летнюю жару. Каждый глоток этого воздуха помогал ему прийти в себя, но мерзкая обида никуда не девалась. Синди чувствовал себя звеном в цепочке любовников и любовниц Саймона – можно было прийти к нему после кого-то, а потом уйти к кому-то, а сам Синди при этом права голоса не получил. Можно было утешиться тем, что и его свободу никто не ограничивал – иди, найди себе кого угодно, но эти мысли облегчения не приносили, а вызывали легкую брезгливость.

«Никаких обязательств», – напомнил он себе, но уже десятки раз повторенная фраза не помогла.

«Брошу его нафиг», – в сердцах подумал Синди. – «Сначала ревность, потом обида, так, глядишь, и до любви дойдет. Спасибо, не надо такого счастья».

Комм завибрировал на запястье, выплюнул стандартную мелодию вызова – звонили с незнакомого номера. Синди поморщился.

– Да?

– Господин Блэк? – голос был усталый и почему-то сочувственный, если Синди правильно различил интонации.

– А кого еще вы хотите найти по моему комму? – огрызнулся танцор, который был не в настроении для разговоров с незнакомцами.

Собеседник помолчал, а потом осторожно сказал.

– Это касается Саймона Блика…

«Он может валить ко всем чертям», – хотел сказать Синди, но окончание фразы заставило его застыть и на время лишиться голоса и слуха.

– …в автокатастрофе. Состояние оценивают как тяжелое… Господин Блэк? Вы меня слышите?

– Где? – выдавил Синди. Звонивший понял правильно.

– В первой травматологии, сейчас идет операция.

Синди очнулся так же резко, как оцепенел, и помчался прочь из сквера. Комм на руке нервно пиликал, сообщая о прерванном вызове, пока Синди не хлопнул по нему ладонью. Из-под ног летели фонтанчики пыли, воздух, еще недавно такой чистый, теперь пах бедой. Где-то в переплетении улиц валялся сейчас искореженный байк Саймона, а его водитель боролся за жизнь на операционном столе.

«Тяжелое состояние – это еще не смерть», – Синди чуть сам не стал жертвой аварии, бросившись под колеса такси. Водитель что-то ворчал. Синди предложил ему втрое больше обычного тарифа. – «Смерть – это уже никакое состояние…»

Такси летело, распугивая более медлительных водителей крякающими сигналами – таксист отрабатывал тройную плату. У Синди мелькнула мысль, что так у него есть шанс попасть на соседний с Саймоном стол, но тут же выбросил эту мысль из головы. Молния не бьет дважды в одно дерево; сегодня в их паре в аварию попал Саймон, значит, с Синди ничего не могло случиться. Он отвернулся от окна и нетерпеливо послал вызов с комма.

– Мелкий, – сказал он, когда на том конце ответили, – Саймон в реанимации. Авария. Первая травма, я туда. Говорят, состояние тяжелое… – тут у Синди сел голос, и Мелкий вклинился в паузу.

– Синди, погоди! С чего ты взял…

Синди понял, что еще немного – и он сорвется в постыдную, мерзкую истерику, может, и не запрещающуюся богеме, но никак не подходящую тому, кто спешит в больницу к близкому человеку. Между беседой с Мелким и общением с врачами он предпочитал врачей – от них хотя бы что-то зависело.

– Первая травматология, – только повторил он и отключил у комма функцию переговоров, оставив Мелкому оповещать Смита, Металла и остальных. Можно было бы назвать это трусостью, но Синди было не до объяснений. Он готовился умолять, расспрашивать докторов, бегать за лекарствами – что угодно, но на разъяснения ситуации его не хватало.

Таксист посмотрел на пассажира с сочувствием.

– В первой хорошие врачи, с понятием. Соберут по кусочкам!

Синди представил, что должно случиться с человеком, чтобы его собирали по кусочкам, и побелел.

Больница напоминала дорогой отель – чистота, сверкающие полы, живые цветы, аквариум в фойе – для успокоения нервов… Глупо – какие рыбы могут успокоить тех, чьи друзья, любимые, родственники при смерти? Синди летел мимо колонн, ваз, декоративных деревьев в горшках и чуть не отбросил чью-то руку, когда его деликатно взяли за локоть.

– Господин Блэк?

Синди обернулся, и спрашивающий чуть не отшатнулся при виде его перекошенного лица.

Остановивший его был в хирургической пижаме и шапочке, под серьезным взглядом зеленых глаз Синди оробел.

– Саймон?..

Врач покачал головой, и Синди понял: все. Он сам не знал, сколько может вместить это короткое слово. Саймон был, а теперь его не было, все стало очень просто и очень страшно, какими только и могут быть настоящий страх и настоящее горе. Элементарно. Примитивно. Был. Скончался. Не будет никогда. Обыкновенные, скучные, ужасающие слова.

Синди даже не успел сказать ему, что любит. Точнее, он и сам не понимал этого раньше, а тут, в окружении ваз, рыб и деревьев, понял, но теперь Саймону до этого не могло быть никакого дела.

– …с вами? Вам плохо? Выпейте немедленно.

– Отведите меня к нему, – попросил Синди.

Он не запомнил дороги – кажется, они куда-то спускались, шли через какие-то переходы, пропускали больных на тихо жужжащих носилках. Синди тупо смотрел в пижамную спину, уговаривая себя: еще шаг, еще другой… Наконец, врач открыл одну из совершенно одинаковых дверей и посторонился, пропуская посетителя вперед.

Почему-то внутри было много людей, и у всех были странные глаза, в которых Синди померещилось ожидание. «Думают, не свалюсь ли с приступом прямо тут», – мысль была вялой и какой-то чужой. – «Блик, сукин ты сын, за тебя боролось столько народу, а ты опять сделал все наперекор и умер». А потом две девушки в халатах посторонились, и Синди увидел Саймона.

Странно, но лицо почти не пострадало – только и остался кровоподтек на губе, как будто вечно ездивший без шлема Саймон даже в смерти постарался остаться красивым. Ниже шеи начиналась простыня, и Синди не хотел думать, что она скрывает: развороченную грудную клетку? рваную рану? разрезанную артерию? Сознание не желало пропускать мысль о том, что человек на столе – тот самый Саймон, который спал с ним утром на диване, а потом натягивал рубашку на исцарапанные им, Синди, плечи. Пошатываясь, как пьяный, Синди пошел к столу – его не удерживали. Он протянул руку к телу – и ничего не почувствовал. Моргнул, попробовал еще раз, уже заранее представляя гладкость мертвенно холодной кожи, мягкость белых пропылившихся волос – пальцы прошли насквозь и уперлись в стол.

– Сюрпри-и-и-и-из!

Синди покачнулся, и внезапно вокруг стало слишком много шума: аплодисменты, щелчки затворов камер, чьи-то возгласы, смех, жизнерадостная до идиотизма музыка. Кто-то сунул в его руку букет, и Синди машинально сжал пальцы. Он стоял посреди комнаты, как дурак, не зная, куда деть руки с охапкой цветов, и пытался понять, что происходит. В окружающей его какофонии он не сразу смог различить обращенные нему слова от того самого врача – врача ли? – который вел его сюда стерильными больничными коридорами.

– С вами все еще программа «Сюрприз» и, я ее ведущий! Господин Блэк… Синди – вы ведь позволите нам так себя называть? – как вы себя чувствуете?

Не дождавшись от Синди, который больше напоминал восковую куклу, чем человека, ответа, ведущий повернулся к невидимой до сей поры камере.

– Наш герой все еще немного растерян и ему нужно время, чтобы прийти в себя. Да, в этот раз мы сыграли на грани фола. Думаю, наши зрители убедились, что розыгрыш вышел убедительным!

– Убедительным, – повторил Синди.

Он сам удивился своему спокойствию. Он успел похоронить Саймона и полюбить его. Нет, не так, сначала полюбить, а потом похоронить. И теперь нужно было его воскресить. Но Синди не чувствовал ни радости, ни злости, ни облегчения. Он просто не способен был осознать, что какие-то чужие, шумные, равнодушные люди могли так виртуозно доводить его до сердечного приступа ради рейтинга своей передачи. Мелькнула мысль, что следующим шагом должно стать уже настоящее убийство – все на радость зрителям.

Ведущий все пытался вытянуть из него какие-то слова, но Синди его не слышал – только смотрел в зеленые глаза, в которых еще недавно плескалось гаденькое притворное сочувствие, и понимал, что еще немного, и он заставит весельчака сожрать букет по лепестку. Представлял, как мерзавец будет давиться, кашлять, отплевываться, задыхаться от резкого запаха, нервно сглатывать цветочную кашицу, – и на душе становилось как-то легче. Что-то такое, должно быть, отразилось у него во взгляде, потому что ведущий сбился и нервно поправил шапочку, стянув ее куда-то на затылок. Шапочка придала ему нелепый ухарский вид.

А может, и не потому он сбился.

– Ну, и что тут, нахуй, происходит?

Шум стих сразу, словно галдящих зрителей накрыли звуконепроницаемым колпаком, и одинокий взрыв какой-то хлопушки с конфетти, выстрелившей в самый неподходящий момент, прозвучал, как оружейная канонада. Все замолчали, словно массовка в момент выхода главного героя.

В дверях стоял Саймон Блик – живой, здоровый и, судя по глазам, злющий. За его спиной маячил Мелкий.

– Что происходит? – повторил Саймон, обведя взглядом толпу. – Почему я даже не могу поехать выпить с другом пива, чтобы не узнать, что я, оказывается, при смерти?! Разбившись на байке, который, кстати, второй день на техобслуживании. Синди?..

«Точно, – вспомнил Синди. – Он же отдал байк в сервис. А я забыл и повелся, как идиот».

Саймон выжидающе смотрел на него, Синди пихнул мешающий букет растерянному ведущему, заехав тому по носу какой-то веткой, и шагнул к любовнику. Подошел, потрогал рубашку, почувствовал напряженные мышцы под тонкой тканью. Синди необходимо было удостовериться, что безумие этого дня не выходит на очередной круг, и перед ним на самом деле Саймон Блик, а не голограмма, копия, подделка – что угодно. Но на ощупь Саймон был настоящим, пахло от него знакомым парфюмом, да и раздражение было неподдельным.

– Нехорошо мы как-то поговорили с утра, – сказал Синди. – Извини.

Все присутствующие смотрели на них, замерев, словно хотели изобразить скульптурную группу «Жертвы гипноза». Ведущий пытался мимикрировать под элемент декора. На лице его читались лихорадочные размышления, как обратить ситуацию на пользу если не передаче, то хотя бы себе самому и не получить от скандальной звезды в зубы.

Саймон понял, что от Синди толку мало, и аккуратно отодвинул его к себе за спину. Там его тут же подхватил под руку Мелкий и сунул ему в кулак какую-то таблетку. Синди бросил ее в рот – сладкая.

То ли лекарство подействовало мгновенно, то ли Синди исчерпал лимит эмоций на день, но за тем, как Саймон стирал в порошок рабочую группу программы «Сюрприз», он наблюдал с отрешенностью ушедшего от мира отшельника. Лидер «Черной Луны» не зря имел репутацию звезды скандальной и вспыльчивой. Облокотившись о косяк, Синди наблюдал, как Саймон во всю силу хорошо поставленного голоса выражает свое мнение о передаче, ее работниках, сценаристах и ведущем в частности. Как ведущий все-таки получает по лицу злополучным букетом – на этом месте Синди думал аплодировать, но ему было лень шевелиться, да и Мелкий все еще висел на его локте, словно Синди тоже мог ринуться в драку. «Мог бы и не волноваться, – подумал Синди, глядя, как достается оператору, решившему заснять весь скандал, – Одного Саймона более чем достаточно».

Синди не слишком волновало, чем закончится эта сцена, что наутро напишут во всех колонках о жизни звезд, как скажется – и скажется ли вообще – этот скандал на репутации группы. Все его мысли в итоге сводились к двум коротким, самым главным словам.

Живой. Целый.

Домой возвращались под монолог Саймона – певец выпустил пар, устроил разнос всем, кто попался под горячую руку, оставил подоспевшему Смиту грозить карой небесной руководству больницы и организаторам розыгрыша и теперь без умолку болтал о чем-то. Синди не вслушивался в слова, реагируя, как животное, на интонации. В такси было тепло, можно было вытянуть усталые ноги, Саймон, живой и невредимый, сидел рядом, изредка запуская пальцы в волосы Синди – этого хватало если не для счастья, то хотя бы для спокойствия после тяжелого дня. Синди, разумеется, знал, что в публичности есть свои минусы, но все-таки не привык к подобным стрессам. Саймону же в этот раз досталось меньше, или просто нервы у него были крепче – во всяком случае, он казался бодрым. Даже чересчур – Синди не мог припомнить за Саймоном стремления активно заботиться о ком-либо, а сейчас рядом с ним танцор поневоле чувствовал себя не то хрустальной вазой, не то тухлым яйцом, настолько бережным было обращение. Дошло до того, что когда Синди захотел курить, через какую-то секунду у его губ оказалась зажженная сигарета.